Робин Гуд (с иллюстрациями)

7. О СТРАДАНИЯХ ОТЦА ТУКА

Отец Тук, тяжело пыхтя, остановился посреди дороги. Пот катился градом по его щекам вперемешку с дождём; от мокрых лохмотьев шёл пар. Ноттингем исчез за поворотом дороги, а впереди только глубокие следы конских копыт цепочкой тянулись вдоль, и каждая ямка спешила заплыть мутной пузырчатой жижей.

– Клянусь святым Кесбертом, – сказал отец Тук, – у проклятого старика четыре ноги, а у меня только две! Но я догнал бы его, если бы не эта пузатая бочка! – Он с ненавистью посмотрел на свой толстый живот. – Хлюпает, как у лошади селезёнка. Ах ты, жирный кабан, только на то и годишься, чтоб перегонять эль и мёд, перегонный котёл! И подпругу-то не сумел подрезать, толком! А уж если Маленький Джон велел задержать гонца, стало быть, дело не шутка.

Подобрав полы плаща, он вздохнул и пустился снова бежать. Дождь поредел и совсем перестал, а толстяк все бежал, с великим трудом перебирая обросшими глиной ногами.

– Стой! – воскликнул он вдруг, вглядываясь в следы на дороге. – А подпруга-то лопнула как-никак! С полчаса уж, наверное, он тут протоптался. Уж теперь я его догоню! Свернул бы он только на Сайлс. А если на Ватлинг? Ищи тогда ветра в поле!

Отец Тук выбрал высокий каштан, у которого низко начинались ветви, обхватил ствол руками и стал карабкаться вверх. Кое-как он добрался до первой ветки и перекинул через неё ногу. Ему долго не удавалось подтянуться так, чтобы навалиться на ветку брюхом, и он раскачивался, вися вниз головой, а ветер пузырём надувал мокрый плащ. Стрелок помянул, по своей привычке, святого Кесберта, а потом и святого Дунстана, и Вольфхэда, и Вульфстана, и сорок угодников, и деву Марию. Видно, дева Мария услыхала его, потому что она помогла ему вскарабкаться на скользкую ветвь. И хотя непристойно святому отцу обнажать свои телеса, прежде чем лезть дальше, фриар Тук сбросил вниз на траву изорванный плащ, показав дроздам и дятлам широкую взмокшую спину, плечи, похожие на добрые окорока, и грудь, изукрашенную хитрой татуировкой: тут были и кресты, и сердце, пробитое стрелой, и рыцарский герб, составленный из чёток, бочки и лука со стрелами. Отдышавшись немного, святой отец полез с ветки на ветку, стараясь ставить ноги поближе к стволу, чтобы не подломился какой-нибудь предательский сук.

Так взбирался он выше и выше, пока верхушка дерева не заходила под его тяжестью, как тонкая былинка. Отсюда он увидел перекрёсток и гонца, подъезжавшего к тому месту, где раздваивалась дорога.

– Святая Мария, пречистая дева, – твердил фриар Тук, раскачиваясь на верхушке каштана, как тяжёлая груша, – пусть свернёт он к Сайлсу, потому что тогда уж наверное остановится на ночь в сторожке у Чёрного Билля! А ну как свернёт на Ватлинг?

Тут счастье оборотилось лицом к толстяку, потому что всадник действительно свернул по пути к Сайлсу. А когда фриар Тук добрался до нижней ветки, он даже вскрикнул от радости: четыре десятка псов вихрем неслись по дороге. Издали казалось, что они и вовсе не касаются земли.

– Осторожно, дьяволы! Дайте мне спрыгнуть, ведь я раздавлю вас! Да что вы за умники! Полегче, полегче, Волк, ты собьёшь меня с ног! Не время теперь целоваться. Уж я знаю, ты меня и в преисподней отыщешь, хитрец. Ха-ха! Посмотрим, какую рожу скорчит сатана, увидя таких провожатых! Полно скакать тебе, Волк, принимайся за дело. А ну догони, возьми!

С этими словами отец Тук ткнул вожака мордой в дорогу.

– Фью-ить, фью-ить, – свистнул он.

И пёс, распластавшись над землёй, понёсся по следу, а за ним и вся стая. В один миг собаки скрылись вдали.

– Ну, теперь я могу не спешить, – облегчённо вздохнул отец Тук.

Он накинул на плечи плащ и зашагал по дороге. Солнце выбилось из-за туч у самого горизонта, посылая вдогонку стрелку длинные, узкие полосы света. Дорожные кочки заиграли золотом; тощая тень, смешно покачиваясь, побежала впереди отца Тука. Отец Тук был ещё в лесу, а тень – на опушке; отец Тук – на опушке, а тень – на лугу; отец Тук – на лугу, а тень побежала уже по медной щетине сжатого ячменя.

Запряжённая четырьмя парами волов, тащилась по полю повозка с камышом.

«Никак, во всей Шотландии не осталось камыша, чтоб навить ещё один такой воз», – подумал отец Тук.

Рядом с возом тащился крестьянин на крошечной лошадёнке. Он сидел боком на её костлявом хребте, босыми пятками выбивая дробь по едва прикрытым шкурой рёбрам. Лицо пахаря было все в морщинах и горело на солнце, как еловая кора.

– Слышь, молодец, не продашь ли своего скакуна? – окликнул крестьянина отец Тук.

Тот удивлённо вытаращил глаза.

– А? Чего? – спросил он, повернувшись к стрелку и приставив к уху ладонь.

– Продай своего коня! – повторил отец Тук погромче.

Крестьянин затряс головой:

– Не продажный.

– Не хочешь продать – подари, – весело сказал отец Тук.

Две золотые монетки заблестели у пахаря в руке; оправившись от удивления, он принялся отбивать поклоны щедрому монаху.

Отец Тук взял лошадь за холку и взгромоздился ей на спину.

– Господи боже! – закряхтел он. – У этой клячи хребет острее меча: чего доброго, разрежет тебя на две половинки! Но! Но! Но! – подгонял своего скакуна отец Тук, корчась и морщась при каждом толчке. – Мне, конечно, простятся все грехи за эту муку. Крестоносцы вот хвалятся, что сарацины в святой земле сажают их на кол. Посидели б они на такой скотине! То-то крестьянин сидел на ней боком.

Он попытался сесть боком и сам. По хребет скакуна становился острее с каждым шагом, и как ни садился святой отец, он не мог избавиться от мучений. Тогда отец Тук скинул с себя лохмотья и покрыл ими спину лошадёнки, точно седлом. Нахлёстывая прутиком злополучную клячу, он доехал до перекрёстка, где дорога сворачивала на Сайлс.

Холодный ветер обдувал голую грудь монаха. У него была теперь только одна забота – подтягивать то и дело сползавшее седло. К ночи он подъехал к сторожке Чёрного Билля. Звонкий лай собак встретил его. А яркая луна осветила весёлую картину: на лужайке перед лесной сторожкой, окружённые тесным кольцом собак, лежали два человека: лесничий Чёрный Билль и гонец сэра Стефена. Они не смели пошевельнуться, потому что при малейшем их движении сорок зубастых пастей поднимали грозный храп. Конь гонца, волоча по земле недоуздок, пощипывал травку в придорожной канаве. Отец Тук не спеша натянул плащ на плечи, потом потрепал вожака по шее.

– Дай тебе бог здоровья, Волк! Смирно, собаки! Лежать!.. Тебе, Чёрный Билль, отдохнуть невредно – небось притомился на королевской службе. А тебя как зовут, старина? Как?.. Эдвард из Дэйрволда? Дай сюда мне письмо шерифа… Нету? Что ж, я даром страдал от самого Ноттингема?

Но письмо, конечно, нашлось, как только все сорок псов по слову монаха вскочили со своих мест и застыли, ожидая дальнейших приказаний. Этой минутой воспользовался Чёрный Билль: в два прыжка он очутился на пороге своей сторожки и захлопнул тяжёлую дубовую дверь, прежде чем псы успели ухватить его за пятки.

– Вот уж неприветливый хозяин! – проворчал отец Тук, пряча в карман трубку пергамента. – Ну да не беда, мы скоро будем в Дэйрволде. Помнится, есть там харчевня «Золотой бык». Там и прочтём шерифову грамоту за кружкой доброго эля… Волк, домой! Домой, щенята!.. Ты, старик, шагай куда хочешь, да смотри не путайся под ногами: попадёшься снова – не пощажу!

Он вскочил на лошадь гонца и погнал её к Дэйрволду.