Роботы утренней зари

55

Бейли был захвачен врасплох. Он не знал, чего ожидать от Амадейро, и не предполагал в себе такого замешательства. Гремионис назвал Амадейро неприветливым. А сейчас Амадейро казался веселым, общительным, даже дружелюбным. Однако, если Амадейро сказал правду, он запросто может положить конец расследованию и безжалостно сделает это, хотя и с сострадательной улыбкой. Что же он из себя представляет? Бейли машинально взглянул на роботов. Вряд ли Дэниел за свою короткую жизнь когда-нибудь встречался с Амадейро, а вот Жискар – наверняка. Бейли сжал губы; следовало заранее спросить Жискара насчет Амадейро, теперь Бейли легче было бы судить, сколько в этом роботехнике настоящего, а сколько умного расчета. Почему на Земле или вне ее, думал Бейли, он не пользовался разумно этими ресурсами роботов? И почему Жискар сам не дал информации… Хотя нет, это неправильно: у Жискара явно не хватает способностей для независимой деятельности такого рода. Он выдает информацию по требованию, но не по собственной инициативе.

Амадейро проследил за быстрым взглядом Бейли и сказал:

– Я, похоже, один против трех. Как видите, здесь нет моих роботов, хотя по зову они тут же явятся, а у вас два робота Фастальфа – старый надежный Жискар и этот чудесной конструкции Дэниел.

– Я вижу, вы их знаете, – сказал Бейли.

– Только по репутации, а физически – я чуть было не сказал – во плоти – вижу их впервые. Правда, Дэниела – вернее, играющего его актера – я видел в фильме.

– Кажется, все и на всех мирах видели этот фильм, – угрюмо сказал Бейли, – и моя жизнь реального и ограниченного индивидуума стала трудной.

– Но не со мной, – сказал Амадейро, широко улыбаясь. – Уверяю вас, я не принимаю всерьез ваше выдуманное изображение. Я согласен, что реальная жизнь вас ограничивает, а раз так – вы не можете позволять себе столь свободно неоправданные обвинения на Авроре.

– Доктор Амадейро, уверяю вас, я не делаю никаких официальных обвинений. Я просто веду расследование и рассматриваю возможности.

– Вы меня не поняли, – с неожиданным жаром сказал Амадейро, – я не порицаю вас. Я уверен, что по земным стандартам вы ведете себя безупречно. Мы страшно дорожим своей репутацией.

– Если так, доктор Амадейро, то клевета по подозрению на доктора Фастальфа со стороны вас и других глобалистов не большее ли зло, чем мои мелкие действия?

– Совершенно справедливо, но я – известный аврорец и имею определенное влияние, а вы – землянин без какого-либо влияния. Конечно, это неправильно, я признаю и жалею об этом, но такова жизнь. Что мы можем сделать? Кроме того, обвинение против Фастальфа может быть поддержано – и будет поддержано, и клевета окажется не клеветой, а правдой. Ваша ошибка в том, что ваши обвинения просто не могут получить поддержки. Я уверен, вы сами согласны, что ни Гремионис, ни доктор Василия Алиена, ни оба вместе не могли покалечить беднягу Джандера.

– Я никого официально не обвинял.

– Может, и нет, но на Авроре не прячьтесь за словом «официально». Очень плохо, что Фастальф не предупредил вас об этом, когда привез вас для этого, боюсь, злополучного расследования.

Бейли дернул уголком рта и подумал, что Фастальф и в самом деле мог бы предупредить его.

– Я буду вызван на разбор дела, или все уже решено?

– Конечно, вас выслушают, прежде чем осудить. Мы на Авроре не варвары. Председатель рассмотрит заявление, которое я собираюсь послать ему вместе с моими предложениями на этот счет. Он, вероятно, поговорит с Фастальфом как близко касающимся этого дела, а затем устроит встречу нас троих, возможно, завтра. Решение должно быть ратифицировано всем Советом. Все будет по закону, уверяю вас.

– Не сомневаюсь, что буква закона будет соблюдена; но что, если Председатель уже составил свое мнение, и что бы я ни сказал, не будет принято, а Совет утвердит заранее принятое решение? Может так быть?

Амадейро не улыбнулся, но, кажется, про себя рассмеялся.

– Вы реалист, мистер Бейли. Я рад этому. Люди, мечтающие о справедливости склонны к разочарованию. – Он снова пристально посмотрел на Дэниела. – Замечательная работа. Какой позор, что Джандер утрачен. Совершенно непростительно со стороны Фастальфа.

– Доктор Фастальф отрицает свою причастность, сэр.

– Еще бы, конечно, отрицает. Не говорит ли он, что я причастен? Или моя причастность – целиком ваша идея?

– У меня такой идеи нет. Я просто хочу опросить вас по этому делу. Что же касается доктора Фастальфа, он не кандидат для ваших обвинений в клевете. Он уверен, что вы непричем, поскольку, по его мнению, у вас не хватает знаний и способностей обездвижить человекоподобного робота.

Бейли сказал это намеренно, но, если он надеялся расшевелить что-то, то потерпел неудачу. Амадейро принял хулу с юмором:

– В этом он прав. Такой способности не найти ни в одном роботехнике – живом или умершем – кроме самого Фастальфа. Он, наверное, так и сказал, наш скромнейший мастер из мастеров?

– Да.

– Тогда что же он, интересно, говорил о случившемся с Джандером?

– Редкое событие. Чистая случайность.

Амадейро захохотал.

– А он рассчитал вероятность такого события?

– Да, Главный роботехник. Но даже самый невероятный случай может произойти, особенно, если были инциденты, усилившие неблагоприятные условия.

– Какие, например?

– Именно это я и надеюсь установить. Поскольку вы уже постарались, чтобы меня выкинули с планеты, вы намерены теперь предупредить любые мои вопросы к вам, или я могу продолжать расследование, пока у меня еще есть время? Прежде чем ответить, доктор Амадейро, пожалуйста, рассматривайте расследование как еще не прекращенное законом, иначе, при слушании дела, будет ли оно завтра или позднее, я могу обвинить вас в отказе отвечать на мои вопросы, если вы намерены сейчас положить конец нашей беседе. Это может повлиять на решение Председателя.

– Нет, дорогой мистер Бейли. Не воображайте, что вы можете хоть как-то повредить мне. Тем не менее, вы можете спрашивать меня, сколько хотите. Я полностью буду содействовать вам, лишь бы порадоваться, видя, как добрейший Фастальф тщетно пытается выбраться из своего неудачного деяния. Я не чрезмерно мстителен, мистер Бейли, но факт, что Джандер был созданием Фастальфа, еще не дает последнему права уничтожать дело своих рук.

– Законным порядком не установлено, что именно он это сделал, так что ваши слова являются, по меньшей мере, потенциальной клеветой. Давайте оставим это и займемся нашим интервью. Мне нужна информация. Я буду задавать вопросы коротко и прямо и, если вы будете отвечать так же, интервью быстро закончится.

– Нет, мистер Бейли, не вы будете ставить условия для интервью. Ваши роботы снабжены записывающим аппаратом.

– Наверное.

– Я точно знаю. У меня здесь тоже есть записывающий аппарат. Не думайте, что вы поведете меня через джунгли коротких ответов к чему-то, что послужит целям Фастальфа. Я буду отвечать по-своему выбору и так, чтобы мой ответ нельзя было истолковать неправильно. – В первый раз за дружелюбной манерой Амадейро показался волк.

– Что ж, хорошо, но если ваши ответы будут намеренно многоречивы и уклончивы, это тоже отразится в записи.

– Очевидно.

– Значит, договорились. Могу я для начала попросить стакан воды?

– Конечно. Жискар, не обслужите ли вы мистера Бейли?

Жискар вышел из ниши. Звон льда в баре на другом конце кабинета – и на письменном столе перед Бейли появился высокий стакан с водой.

– Спасибо, Жискар, – сказал Бейли. – Доктор Амадейро, вы, как я понял, Глава Института Роботехники?

– Да.

– И его основатель?

– Правильно. Как видите, я отвечаю кратко.

– Давно он существует?

– Как понятие – десятилетия. Я набирал единомышленников по крайней мере пятнадцать лет. Разрешение Совета было получено двенадцать лет назад. Строительство началось девять лет назад, а активная работа – шесть лет. В своем настоящем виде Институт существует два года, и планируется его дальнейшее постепенное расширение.

– Почему вы нашли нужным основать Институт?

– Ах, мистер Бейли, ответ будет многословным.

– Как желаете, сэр.

Робот принес на подносе маленькие сэндвичи и мелкое печенье. Бейли попробовал сэндвич и нашел его не то чтобы невкусным, но странным; он с трудом доел его и запил остатками воды. Амадейро следил за ним с легким удовольствием.

– Вы должны понять, что мы, аврорцы, люди необычные. Таковы космониты вообще, но я сейчас говорю об аврорцах в частности. Мы потомки землян – о чем большинство из нас не хочет и вспоминать, – но мы избранные.

– Что это значит, сэр?

– Земляне давно живут на невероятно перенаселенной планете и собраны в еще более скученные города, ставшие, наконец, ульями и муравейниками, которые вы называете Городами с большой буквы. Земляне должны бы оставить Землю и отправиться к другим мирам, пустым и враждебным и построить там новые общества из ничего, общества, полной формой которых они не смогут воспользоваться за свою короткую жизнь. Они умрут, а деревья останутся, так сказать.

– Останется народ необычный.

– Совершенно необычный. Такой народ, который надеется не столько на своих последователей, сколько на недостаток способности видеть перед собой пустоту. Народ, который любит работать для себя и ставить перед собой проблемы, а не собирается в стадо и делит груз таким образом, чтобы часть, падающая на каждого, стала практически ничем. Индивидуалисты, мистер Бейли. Индивидуалисты! И наше общество основано на этом. Все направления, в которых развиваются Внешние миры, подчеркивают нашу индивидуальность. Мы гордимся, что живем как люди на Авроре, а не толпимся, как бараны, на Земле. Не обижайтесь, я пользуюсь сравнением не для того, чтобы унизить Землю; просто это другое общество, которым я отнюдь не восхищен, но которое вы, я думаю, считаете удобным и идеальным.

– Какое это имеет отношение к основанию Института, доктор Амадейро?

– Даже гордый и здоровый индивидуализм имеет свои слабости. Самые великие умы, работая в одиночку, не могут быстро двигаться, если отказываются сообщать о своих открытиях. Какое-то затруднение может задержать ученого на сто лет, в то время как у коллеги есть уже готовое решение. Институт пытается хотя бы на узком поле роботехники создать общность мысли.

– Возможно ли, что частное затруднение, которое вы атакуете – это конструкция человекоподобного робота?

Амадейро заморгал.

– Да, это очевидно, не так ли? Двадцать шесть лет назад новая математическая система Фастальфа, которую он назвал «межсекционный анализ», сделала возможным проектирование человекоподобных роботов, но он держит эту систему при себе. Много лет спустя, когда все сложные технические детали были отработаны, он и доктор Сартон применили теорию к созданию Дэниела. Но все эти детали тоже хранятся в тайне. Многие роботехники нашли это естественным. Они пытались индивидуально обрабатывать детали. А я задумался об Институте, где усилия будут объединены. Нелегко было убедить роботехников в полезности этого плана, убедить Совет дать на него фонды вопреки страшной оппозиции Фастальфа, много лет упорно добиваться, но Институт создан.

– Почему доктор Фастальф противился?

– Во-первых, из самолюбия. Но и у меня его не меньше. У всех нас, естественно, есть самолюбие; оно исходит из индивидуализма. Фастальф считает себя величайшим роботехником истории, а человекоподобного робота – собственным личным достижением. Он не хочет, чтобы это достижение повторила группа роботехников, индивидуально безликих по сравнению с ним. Я думаю, он смотрит на это, как на заговор низших обескровить и обезличить его личную великую победу.

– Вы сказали, что это была причина для оппозиции «во-первых»; значит, были и другие мотивы?

– Он возражал также против объектов пользования, на которые мы планировали поставить человекоподобных роботов.

– Каковы они?

– Ну, ну, не будем наивничать. Доктор Фастальф наверняка говорил вам о глобалистах и их планах заселения Галактики.

– Говорил, и доктор Василия говорила мне о трудностях продвижения у индивидуалистов. Тем не менее, мне хотелось бы услышать вашу точку зрения на этот предмет. Хотите ли вы, чтобы я принял интерпретацию доктора Фастальфа насчет глобалистских планов как беспристрастную и объективную, и вы констатируете это для записи, или предпочитаете описать ваши планы своими словами?

– Вы, похоже, не оставляете мне выбора, мистер Бейли?

– Никакого, доктор Амадейро.

– Ладно. Я – вернее сказать – мы, потому что люди в Институте все согласны в этом – смотрим в будущее и хотим, чтобы человечество открывало все больше и больше новых планет для заселения. Однако, мы не хотим, чтобы процесс самоизбранности уничтожил старые планеты или довел их до умирания, как в случае – простите меня – Земли. Мы не хотим, чтобы новые планеты взяли у нас самое лучшее и оставили отбросы. Вы понимаете?

– Продолжайте, пожалуйста.

– Во всяком ориентированном на роботов обществе, в данном случае нашем, самое легкое решение – послать роботов как поселенцев. Роботы строят общество и планету, а потом мы все, без выбора, можем последовать на новый мир, такой же удобный и приспособленный для нас, как и старый. Мы перейдем туда, так сказать, не покидая дома.

– А не сделают ли роботы мир скорее для себя, чем для людей?

– Именно так и будет, если мы пошлем обычных роботов. Но у нас есть возможность послать человекоподобных роботов, вроде Дэниела, которые, строя мир для себя, автоматически делают его для нас. Но доктор Фастальф возражает. Он видит какую-то добродетель в том, чтобы люди сами кроили новый мир из чужой и враждебной планеты, и не понимает, что такие усилия не только будут стоить множества человеческих жизней, но и дадут мир, подверженный катастрофам и ничуть не похожий на известные нам миры.

– Как Внешние миры сегодня отличаются от Земли и друг от друга?

Амадейро на миг утратил свою жизнерадостность и задумался.

– Да, мистер Бейли, вы затронули важный пункт. Я говорил только об Авроре. Внешние миры и в самом деле все разные, и я недолюбливаю большинство из них. Мне ясно – хотя я, может быть, пристрастен – что Аврора, старейший из них, лучший и самый процветающий. Я не хочу вариантов новых миров, из которых лишь немногие могут быть реально ценными. Я хочу много Аврор, миллионы Аврор, и поэтому хочу, чтобы новые миры были скроены по-аврорски до того, как мы туда попадем. Вот почему мы и называем себя «глобалистами». Мы связаны с этим нашим шаром, а не с другими.

– Вы не видите ценности в вариантах, доктор Амадейро?

– Если варианты одинаково хороши, они могут быть и ценными, но если некоторые – или большая часть – хуже, какую пользу это принесет человечеству?

– Когда вы начнете эту работу?

– Когда у нас будут человекоподобные роботы. У Фастальфа было два, одного он уничтожил, оставив только Дэниела как единственный образец – он бросил быстрый взгляд на Дэниела.

– Когда у вас появятся такие роботы?

– Трудно сказать. Мы еще не догнали доктора Фастальфа.

– Хотя он один, а вас много?

Амадейро чуть заметно передернулся.

– Напрасно тратите свой сарказм. Фастальф был впереди нас с самого начала, потому что Институт был долгое время в эмбриональном состоянии, и мы только два года как начали полную работу. Нам необходимо не только догнать его, но и перегнать. Дэниел – хорошая продукция, но он только прототип и не настолько хорош.

– Значит, ваши роботы должны быть выше маркой, чем Дэниел?

– Они должны быть даже выше человека. Они должны быть обоих полов и иметь эквивалент детей. Нам нужно иметь поколения роботов, чтобы построить на планетах достаточно человеческое общество.

– Мне кажется, я вижу трудности.

– Без сомнения. Их много. А какие трудности вы предвидите?

– Если вы произведете роботов, настолько близких к человеку, что они смогут создать человеческое общество, и если они будут иметь поколения обоих полов, как вы отличите их от людей?

– Это имеет значение?

– Может иметь. Если они будут совсем как люди, они смешаются с человеческим обществом и станут частью человеческих семейных групп… и как отцы-основатели, они не будут пригодны для услуг.

Амадейро засмеялся.

– Такие мысли у вас от привязанности Глэдис Дельмар к Джандеру. Видите ли, я кое-что знаю о вашем интервью с этой женщиной от Гремиониса и доктора Василии. Напомню вам, что Глэдис с Солярии, и ее понятие о муже не соответствуют аврорским.

– Я думал не о ней. Я думал о том, что секс на Авроре широко интерпретируется, и что роботы как секс-партнеры приемлемы и теперь. А если вы реально не отличите робота от человека, то…

– Вопрос в детях; от человека и робота детей не будет.

– Тогда возникает другой вопрос. Роботы будут долгожителями, поскольку постройка общества может продлиться столетиями.

– Они в любом случае будут долгожителями, если они похожи на аврорцев.

– А их дети – тоже долгожители?

Амадейро не ответил. Бейли продолжал:

– Они будут искусственными детьми роботов и никогда не будут взрослыми – у них не будет ни возраста, ни зрелости. Это усилит элемент нечеловечества и поставит под сомнение природу общества.

– Вы проницательны, мистер Бейли, – вздохнул Амадейро. – Мы задумывались над изобретением какой-то схемы, по которой роботы могли бы производить детей, и те росли бы и мужали – по крайней мере, на то время, пока будет построено нужное общество.

– А когда люди приедут, роботы должны восстановить более роботские схемы поведения?

– Вероятно… если понадобится.

– А их производство детей? Наверное лучше, чтобы оно приближалось к человеческому?

– Вероятно.

– Секс, беременность, роды?

– Возможно.

– А если роботы создадут общество столь близкое к человеческому, что их самих нельзя будет отличить от людей, не случится ли так, что роботы будут недовольны приездом людей и станут держаться от них подальше? Не случится ли так, что роботы будут относится к аврорцам, как вы к землянам?

– Мистер Бейли, роботы будут связаны Тремя Законами.

– Три Закона удерживают от нанесения человеку вреда и предписывают повиновение ему.

– Точно.

– А если роботы будут так близки к людям, что станут считать людьми себя, и поставят себя над иммигрантами?

– Мистер Бейли, зачем вам заниматься такими вещами? Это дело далекого будущего. Тогда и будем решать.

– Но возможно, что аврорцы не одобрят ваши планы, когда поймут, что к чему, и примут точку зрения доктора Фастальфа?

– Да? Фастальф думает, что если аврорцы не могут без помощи роботов заселять новые планеты, то этим воспользуются земляне.

– По-моему, это имеет смысл.

– Да, потому что вы землянин. Уверяю вас, аврорцам не понравится, чтобы земляне роем слетелись на новые миры, настроили там ульев, основали бы со своими триллионами и квадрильонами нечто вроде Галактической Империи и свели бы на нет Внешние миры. Незначительность лучше вымирания.

– Но альтернативой являются миры человекоподобных роботов с квази-человеческими обществами, разрешающих настоящим людям быть среди них. Постепенно разовьется Галактическая Империя роботов, она уменьшит Внешние миры в лучшем случае и сведет на нет в худшем. Аврорцы наверняка предпочтут Галактическую Империю людей.

– Почему вы так уверены в этом?

– Мне дает уверенность форма вашего общества. На своем пути на Аврору я слышал, что здесь не делают различия между людьми и роботами. Но это не так. Может, в идеале желательно, чтобы аврорцы льстили себе, что живут справедливо, но этого нет.

– Вы здесь меньше двух дней – и уже можете судить?

– Да, доктор Амадейро. Именно потому, что я здесь чужой, я и вижу ясно. Меня не связывают ни обычаи, ни идеалы. Роботам не разрешено входить в туалеты, и уже одно это различие делает все ясным. Человеку позволено иметь единственное место, где он может быть один. Мы с вами сидим в свое удовольствие, а роботы стоят в нишах; вот вам другое различие. Я думаю, что люди – даже аврорцы – всегда будут желать различия и сохранения своей человечности.

– Поразительно, мистер Бейли.

– Ничего поразительного. Вы проиграете, доктор Амадейро. Даже если вы ухитритесь всучить аврорцам вашу уверенность, что Джандера уничтожил Фастальф, даже если вы ослабите его политическое влияние, даже если вы победите в Совете и народ Авроры одобрит ваш план заселения Галактики роботами – вы только выиграете время. Как только аврорцы поймут смысл вашего плана, они отвернутся от вас. Поэтому лучше бы вам прекратить компанию против доктора Фастальфа и выработать вместе с ним какое-то компромиссное решение, в котором заселение новых миров землянами не представляло бы угрозы Авроре и другим Внешним мирам.

– Поразительно, мистер Бейли, – спокойно повторил Амадейро.

– У вас нет выбора.

Но Амадейро ответил развязно и шутливо:

– Когда я сказал, то ваши замечания поразительны, я имел в виду не смысл ваших утверждений, а тот факт, что вы их высказываете вообще и думаете, что они имеют какую-то ценность.

56

– Мистер Бейли, вы думаете, что открыли секрет? Что я сказал вам нечто, чего наш мир не знает? Что мои планы опасны, но я выбалтываю их всякому приезжему? Вы, вероятно, думали, что в достаточно длинном разговоре я сболтну что-нибудь глупое, чем вы сможете воспользоваться. Будьте уверены, я ничего подобного не сделаю. Мои планы о большом количестве человекоподобных роботов, о семьях роботов и их культуре, возможно более приближенной к человеческой – все записаны и переданы в Совет.

– Широкая общественность тоже знает?

– Вероятно, нет. Широкая публика больше интересуется следующим обедом, следующей гиперволновой программой и космическим футболом, а не тем, что будет в следующем столетии и тысячелетии. Однако, она охотно примет мои планы, как приняли их те интеллектуалы, которые уже знают. Возражающих будет очень мало.

– Вы уверены?

– Конечно. Боюсь, что вы не понимаете интенсивности чувств аврорцев и вообще космонитов по отношению к землянам. Я не разделяю этих чувств и, например, спокойно и легко разговариваю с вами. У меня нет примитивного страха перед инфекцией, мне не кажется, что от вас плохо пахнет. Я не приписываю вам все личные черты, которые считают неприятными, я не считаю, что земляне только и думают, как бы отнять у нас жизнь и имущество, но подавляющее большинство аврорцев имеют такие привычки. Это не обязательно лежит на поверхности – аврорцы будут вежливы с отдельным землянином, который выглядит безвредным, но копни их – и вся их ненависть и подозрительность вылезут наружу. Скажи им, что земляне собираются на новые планеты и первыми захватят Галактику – и все завопят, что Землю надо уничтожить, пока этого не произошло.

– Даже если альтернативой – общество роботов?

– Конечно. Вы не понимаете и наших чувств к роботам. Мы близки к ним. У нас общий с ними дом.

– Нет. Они ваши слуги. Вы чувствуете свое превосходство, и дом общий с ними только до тех пор, пока поддерживается это превосходство. Если бы вам угрожало обратное – что они стали выше вас – вы реагировали бы с ужасом.

– Потому что так реагировали земляне?

– Нет. Вы не пускаете роботов в туалет – это уже симптом.

– Но им нечего там делать. Они ничего не выделяют, а для мытья у них свои приспособления. Они же не полностью человекоподобны. В противном случае различий не было бы.

– Вы боялись бы их еще больше.

– Да? Глупости. Разве вы боитесь Дэниела? Если верить тому фильму – а я, признаться, не очень верю – вы были очень привязаны к нему. Вы и теперь сохраняете эти чувства?

Молчание Бейли было достаточно красноречивым, и Амадейро шел к своей цели.

– Вот и сейчас вас не трогает факт, что Жискар молча стоит в нише, однако, я замечаю, вам неприятно, что там же стоит Дэниел. Он кажется вам слишком человеком по виду, чтобы обращаться с ним как с роботом. Но вы не боитесь его из-за того, что он похож на человека.

– Я землянин. У нас есть роботы, но более простые. По мне вы не можете судить.

– А Глэдис, которая предпочла Джандера людям?

– Она солярианка. По ней тоже нельзя судить.

– А как же судите вы? Вы здесь в гостях. Вот мне вполне ясно, что робот достаточно похож на человека. Вы спросите, не робот ли я сам? Я похож на человека, это достаточное доказательство. В конце концов, нам все равно, кто заселит новые миры – настоящие люди или похожие на людей, если их нельзя отличить от настоящих; главное, чтобы поселенцы были аврорцами, а не землянами.

Уверенность Бейли ослабла. Он сказал без большого убеждения:

– А если вы так и не научитесь конструировать человекоподобных роботов?

– Почему не научимся? Здесь многие заняты этим.

– Много посредственностей не составят одного гения.

– Мы не посредственности. Фастальф найдет выгодным работать с нами.

– Не думаю.

– А я думаю. Когда он лишится власти в Совете, когда наши планы двинутся вперед и он увидит, что не сможет остановить нас, он примкнет к нам.

– Не думаю, чтобы вы победили.

– Вы думаете, что ваше расследование каким-то образом обелит Фастальфа и обвинит меня или еще кого-нибудь?

– Возможно, – в отчаянии сказал Бейли.

Амадейро покачал головой.

– Мой друг, если бы я думал, что вы можете чем-то запятнать мой план, разве я сидел бы здесь и ждал гибели?

– Вы – нет. Вы делаете все возможное, чтобы погубить расследование. Зачем бы вам это, если вы уверены, что я не могу встать вам поперек дороги?

– Ну, вы можете встать мне поперек дороги тем, что деморализуете некоторых работников Института. Опасным вы стать не можете, но надоедливым – да, а я не хочу даже этого. Поэтому я, если смогу, положу конец вашей надоедливости, но сделаю это разумно, даже вежливо. Но если бы вы были действительно опасным…

– Что бы вы сделали тогда, доктор Амадейро?

– Я захватил бы вас и держал взаперти, пока вас не вышлют. Не думаю, что аврорцы стали бы беспокоиться, что я сделаю с землянином.

– Вы пытаетесь запугать меня; не выйдет. Вы прекрасно знаете, что вы и пальцем не тронете меня в присутствии моих роботов.

– А если я вызову сотню роботов?

– Мне не повредит и сотня. Они не отличают землянина от аврорца; я человек и попадаю под действие Трех Законов.

– Они просто обездвижат вас, не нанося вреда, а ваших роботов уничтожат.

– Нет. Жискар слышит вас, и если вы сделаете движение, чтобы созвать своих роботов, он обездвижит вас. И ваши роботы будут беспомощны, даже если и прибегут. Они поймут, что любое действие против меня вызовет вред для вас.

– Вы хотите сказать, что Жискар повредит мне?

– Чтобы защитить от вреда меня? Несомненно. Он убьет вас, если это будет необходимо.

– Этого не может быть.

– Может. Дэниелу и Жискару приказано защищать меня. В этом смысле Первый Закон усилен со всем уменьем доктора Фастальфа специально в отношении меня. Подробностей я не знаю, но совершенно уверен, что это правда. Если мои роботы должны выбирать между вредом для меня и вредом для вас, хоть я и землянин, они с легкостью выберут вред для вас. Я думаю, вы хорошо понимаете, что доктор Фастальф не слишком заботился о вашем благополучии.

Усмешка искривила лицо Амадейро.

– Я уверен, что вы правы во всех отношениях, мистер Бейли, но очень хорошо, что вы об этом сказали. Вы знаете, мой дорогой сэр, что я тоже записал этот разговор. Я с самого начала сказал вам об этом и рад этому. Доктор Фастальф, может быть, сотрет эту часть беседы, но я, будьте уверены, сохраню ее. Из ваших слов ясно, что он вполне готов изобрести способ, как заставить робота повредить мне и даже убить меня, в то время как из этого или любого другого разговора нельзя вывести, что я планирую нанести физический вред ему или даже вам. Кто же из нас негодяй? Вы, я думаю, сами это решите, а сейчас, наверное, самое время закончить наше интервью. – Он встал, улыбаясь, и Бейли машинально встал тоже. – Однако, я хотел сказать еще одну вещь. Она не касается наших маленький разногласий с Фастальфом; это скорее ваша собственная проблема, мистер Бейли.

– А именно?

– Наверное, лучше сказать – земная проблема. Я полагаю, вы так стараетесь спасти беднягу Фастальфа от последствий его глупости, потому что думаете, что это даст вашей планете шанс к экспансии. Не думайте так, мистер Бейли. Вы полностью заблуждаетесь: все шиворот-на-выворот – это вульгарное выражение я нашел в одном вашем историческом романе.

– Я не знаком с этим выражением.

– Я хочу сказать, что у вас обратная ситуация. Когда моя точка зрения победит в Совете – заметьте, я говорю «когда», а не «если» – Земля будет вынуждена остаться в своей планетарной системе, и это будет для ее же пользы. Аврора будет ждать своего распространения и устройства бесконечной империи. Если мы знаем, что Земля – просто Земля и ничего больше – какое нам до нее дело? Имея в своем распоряжении Галактику, нам плевать на землян с их единственной планетой. Мы даже поможем Земле стать более комфортабельной для ее народа.

С другой стороны, мистер Бейли, если аврорцы согласятся с Фастальфом и позволят Земле пересылать переселенческие партии, то очень скоро многие начнут думать, что Земля захватит всю Галактику и возьмет нас в кольцо, где нас ждет загнивание и смерть. И тогда я уже ничего не смогу сделать. Мои дружеские чувства к землянам не смогут противостоять всеобщей аврорской подозрительности и предвзятости, и это будет очень плохо для Земли.

Так что, если вы искренне заботитесь о своем народе, то старайтесь, чтобы Фастальфу не удалось навязать Авроре свой абсолютно неверный план. Вам следовало бы содействовать моему. Подумайте об этом. Уверяю вас, я говорю это из самых дружеских побуждений и искренней симпатии к вам и к вашей планете.

Амадейро широко улыбнулся, как и раньше, но волк уже выступил полностью.

57

Бейли и его роботы вышли вслед за Амадейро и пошли по коридору. Амадейро остановился у неприметной двери и сказал:

– Не хотите ли воспользоваться удобствами перед уходом?

Бейли растерянно нахмурился, потому что не понял, но потом вспомнил старинное слово.

– Один древний генерал, не помню его имени, сказал однажды: «Никогда не упускай случая помочиться».

– Прекрасный совет, – улыбнулся Амадейро. – Такой же хороший, как мой совет вам серьезно подумать над моими словами. Но я вижу, что вы колеблетесь. Не думаете ли вы, что я ставлю вам ловушку? Поверьте, я не варвар. Вы мой гость в этом здании, и уже по одной этой причине вы в безопасности.

Бейли сказал осторожно:

– Я колеблюсь, потому что не уверен, полагается ли мне пользоваться вашими… удобствами, учитывая, что я не аврорец.

– Ерунда, мой дорогой Бейли. Какая у вас альтернатива? Нужды могут быть, вот и пользуйтесь. Пусть это будет символом того, что я не разделяю аврорских предрассудков и желаю добра вам и Земле.

– Вы не сделаете ли еще один шаг?

– В каком смысле?

– Покажите мне, что вы также выше здешних предрассудков против роботов…

– У нас нет предрассудков против роботов, – быстро сказал Амадейро.

Бейли важно кивнул, как бы соглашаясь, и закончил начатую фразу:

– …и позвольте им войти со мной в туалет. Я чувствую себя неуютно без них.

Амадейро был потрясен, но тут же оправился и сказал несколько хмуро:

– Как хотите, мистер Бейли.

– Спасибо. – Бейли открыл дверь. – Жискар войдите, пожалуйста.

Жискар явно заколебался, но вошел без возражений. По жесту Бейли Дэниел шагнул за ним, но, проходя в дверь, взял Бейли за локоть и втащил внутрь.

Бейли вошел с большой неохотой, хотя и чувствовал необходимость. Нет ли тут какого-нибудь неприятного сюрприза?

58

Туалет был пуст. Его не надо было даже обыскивать. Он был меньше, чем в доме Фастальфа.

Дэниел и Жискар молча стояли рядом у двери, как у последнего возможного рубежа.

– Вы можете войти сюда, и вам, Дэниел, вовсе нет нужды молчать, – сказал Бейли. Дэниел был однажды на Земле и знал земное табу на разговоры в туалете.

Дэниел тут же показал это знание, приложив палец к губам.

– Знаю, знаю, но забываю об этом. Если Амадейро мог забыть табу насчет роботов в туалете, то и я могу забыть табу на разговоры здесь.

– Вам не будет это неприятно, партнер Илия? – тихим голосом спросил Дэниел.

– Нисколько. Скажите, Дэниел, вы лучше меня знаете аврорцев, почему Амадейро принял на себя все эти заботы? Он тратил время на разговор со мной, проводил меня, предложил воспользоваться туалетом, чего Василия не сделала. Почему? Из вежливости?

– Многие аврорцы гордятся своей вежливостью. Может, и Амадейро тоже? Он несколько раз подчеркнул, что он не варвар.

– Еще вопрос: как вы думаете, почему он разрешил мне привести сюда вас и Жискара?

– Мне кажется, чтобы уменьшить ваши подозрения насчет возможной ловушки в этом помещении.

– Какое ему дело до моих необоснованных тревог?

– Жест цивилизованного аврорского джентльмена, мне кажется.

Бейли покачал головой.

– Я не считаю его цивилизованным джентльменом. Он ясно показал это, сказав, что если я не брошу расследование, он постарается, чтобы пострадала вся Земля. Это акт цивилизованного джентльмена или невероятно жестокого шантажиста?

– Аврорский джентльмен может позволить себе при необходимости самые сильные угрозы, но только в джентльменской манере.

– Именно так Амадейро и сделал. Значит, джентльмена отличает только манера, а не суть сказанного. Но, может быть, Дэниел, вы как робот не можете критиковать человека?

– Мне это трудно. Но могу я спросить, почему вы просили разрешения ввести в туалет друга Жискара и меня? Мне кажется, вы раньше не верили в опасность для себя, а сейчас решили, что вы в безопасности только в нашем присутствии.

– Нет, ничего подобного. Сейчас я полностью убедился, что опасности для меня нет и не было.

– Однако, у вас были явные подозрения, когда вы вошли сюда. Вы осмотрели помещение.

– Конечно! Я сказал, что для меня опасности нет, но я не говорил, что ее нет вообще.

– Мне кажется, я не вижу разницы.

– Потом поговорим, Дэниел. Я не уверен, что в этом помещении нет «жука». Ну, Дэниел, я готов выйти. Интересно знать, ждет нас Амадейро или поручил кому-нибудь выпроводить нас. В конце концов, он человек занятой и не может тратить на меня целый день. Как вы думаете, Дэниел?

– Логичнее было бы передать нас кому-то другому.

– А по-вашему, Жискар?

– Я согласен с другом Дэниелом, но знаю по опыту, что люди не всегда действуют логично.

– А вот я, – сказал Бейли, – подозреваю, что Амадейро терпеливо ждет нас. Если его что-то тянуло тратить на нас столько времени, то, я думаю, тянущая сила, какова бы она ни была, еще не ослабела.

– Не знаю, что может быть тянущей силой, партнер Илия.

– И я не знаю, – признался Бейли, – и меня это очень беспокоит. Ну, давайте откроем дверь и посмотрим.

59

Амадейро стоял за дверью на том же месте, где Бейли оставил его. Он улыбнулся им, не показав никаких признаков нетерпения. Бейли не мог удержаться и бросил взгляд на Дэниела (как-я-и-говорил). Амадейро сказал:

– Я очень пожалел, мистер Бейли, что вы не оставили Жискара здесь. Я должен был бы знать его в те времена, когда мы с Фастальфом были в лучших отношениях, но почему-то ни разу не видел. Фастальф ведь был когда-то моим учителем.

– Да? Я не знал, – сказал Бейли.

– Откуда же вам знать, если он не говорил, а вы здесь, на Авроре, слишком недавно. Кстати, мне пришло в голову, что вы едва ли сочтете меня гостеприимным, если я не покажу вам Институт.

– Вообще-то я должен…

– Я настаиваю, – сказал Амадейро с повелительной ноткой в голосе. – Вы прибыли на Аврору вчера утром, и я сомневаюсь, что вы пробудете здесь долго. У вас, вероятно, единственный шанс взглянуть на современную лабораторию, где ведутся исследовательские работы по роботехнике. – Он взял Бейли под руку, продолжая говорить. «Болтун», подумал ошеломленный Бейли.

– Вы справили свои нужды и умылись, – продолжал Амадейро. – Возможно, вы пожелаете задать вопросы другим роботехникам и я буду приветствовать это, поскольку решил показать, что не ставлю барьеров на вашем пути на то короткое время, пока вам еще позволено вести расследование. В сущности, вы можете и пообедать с нами.

– Если я могу вмешаться, сэр… – начал Жискар.

– Не можешь, – сказал Амадейро с безошибочной твердостью, и робот замолчал. – Мой дорогой мистер Бейли, я понимаю этих роботов. Кто может знать их лучше, если не считать несчастного Фастальфа, конечно? Я уверен, что Жискар хотел напомнить вам о каком-нибудь обещании или о деле, но это не будет иметь никакого значения, поскольку расследование вот-вот закончится. Давайте забудем всю эту чепуху и на короткое время станет друзьями. Я люблю Землю и ее культуру и особенно интересуюсь прошлым, теми временами, когда там было множество языков и еще не развился стандартный межзвездный. Поздравляю вас, вы прекрасно говорите на стандартном. Вот сюда – он повернул за угол. – Один из многих предрассудков аврорцев – что земляне говорят на непонятном диалекте стандартного, однако, я вас хорошо понимаю. – Он улыбнулся. – Я пытался читать Шекспира – не в подлиннике, конечно, – но перевод оказался удивительно плоским. Я думаю, что это вина переводчика, а не Шекспира. С Диккенсом и Толстым дело обстоит лучше, может, потому что это проза, хотя имена действующих лиц у того и у другого для меня не произносимы. Я хочу сказать, мистер Бейли, что я друг Земли. Я желаю для нее самого лучшего, понимаете? – Он посмотрел на Бейли, и в его блестящих глазах снова промелькнул волк.

Бейли повысил голос, прерывая мягко струящуюся речь Амадейро:

– Боюсь, что не могу больше задерживать вас, доктор Амадейро. У меня дела, а ни к вам, ни к вашим сотрудникам у меня больше нет вопросов… – Бейли сделал паузу, услышав слабый грохот в воздухе, и испуганно взглянул вверх. – Что это?

– Что? – спросил Амадейро. – Я ничего не чувствую. – Он взглянул на роботов, молча идущих позади, и сказал с нажимом: – Ничего!

Бейли понял, что это был эквивалент приказа. Ни один робот теперь не скажет, что слышал грохот – в прямом противоречии человеку, если только сам Бейли не приложит контрдавление, а он не был уверен, что у него хватит умения выступить против профессионалов. Да это и неважно. Он слышал что-то, и он не робот, но говорить об этом не будет.

– По вашим же словам, доктор Амадейро, у меня осталось мало времени. Тем больше оснований мне… – Снова грохот. Громче. – Это я полагаю, именно то, что вы раньше не слышали, а я слышал. Дайте мне уйти, сэр, или я попрошу своих роботов помочь мне.

Амадейро отпустил локоть Бейли.

– Друг мой, вам стоило только сказать. Я провожу вас к ближайшему выходу. Если вы когда-нибудь будете снова на Авроре, хотя мне это кажется совершенно невероятным, заходите, и мы с вами сделаем обход, который я вам обещал.

Они быстро спустились по эскалатору, прошли по коридору и вышли в прихожую, окна которой были совершенно темными. Неужели уже ночь? Нет. Амадейро пробормотал:

– Погода испортилась, вот окна и затемнили. – Он обернулся к Бейли. – Похоже, что дождь. Его предсказывали, а прогнозы иногда сбываются… если они неприятные.

Дверь открылась, и Бейли попятился, задохнувшись. В дверь ворвался холодный ветер, вершины деревьев качались, небо было темно-серым и с него лилась потоками вода; по небу вдруг пронеслась слепяще-яркая вспышка, а затем снова грохот и треск, словно вспышка расколола небо. Бейли повернулся и со стоном бросился назад.