Бейли, вздрогнув, проснулся и с подозрением втянул в себя воздух. Слабый, непонятный запах, который тут же исчез. Рядом с кроватью стоял Дэниел.
– Надеюсь, вы хорошо спали, партнер Илия?
Бейли огляделся. Шторы были еще спущены, но Снаружи явно был день. Жискар разложил одежду, резко отличавшуюся от той, в которой Бейли был вчера.
– Вполне хорошо, Дэниел, – ответил Бейли. – Что разбудило меня?
– В воздухе был распылен антисомнин. Он активизирует пробуждающуюся систему. Мы дали дозу меньше обычной, так как не были уверены в вашей реакции.
– Это вроде пинка в зад, – сказал Бейли. – Который час?
– 07:05 по аврорскому времени. Завтрак будет готов через полчаса.
Бейли встал. Жискар тут же начал сдирать белье с постели.
– Могу я получить вашу пижаму, сэр?
Бейли поколебался, но всего лишь на секунду. Это же просит робот. Он разделся и отдал пижаму Жискару.
Бейли с неудовольствием оглядел себя. Тело человека средних лет, но худших кондиций, чем тело Фастальфа, который почти втрое старше Бейли.
Он машинально поискал шлепанцы, но их не было. Видимо, они считались не нужными: пол был теплый и мягкий. Он вошел в туалет и снова подумал, как выгодно он отличается от земного и как легко привыкнуть к удобствам. Это баловство, подумал он, но надеялся, что земляне, заселив новые миры, не будут цепляться за концепцию общественного туалета. Возможно, подумал он, так и следует определять баловство: то к чему легко привыкаешь.
Он вышел, вымытый и выбритый, и начал одеваться с помощью Жискара.
– Я вижу, Дэниел, что вы с Жискаром все еще ходите за мной по пятам. Разве есть признаки попытки сбить меня с моего пути?
– Пока нет, – ответил Дэниел, – но разумнее мне и Жискару быть с вами все время. На всякий случай.
– А зачем, Дэниел?
– По двум причинам. Во-первых, мы можем помочь вам в любом аспекте аврорской культуры, с которой вы не знакомы; во-вторых, друг Жискар записывает все разговоры, которые вы ведете. Это может вам пригодиться. Вы помните, что во время вашей беседы с доктором Фастальфом и мисс Глэдис друг Жискар и я были в другой комнате…
– Значит, этот разговор не записан?
– Вообще-то записан, но с меньшей точностью: некоторые его части не так ясны, как хотелось бы. Лучше, если бы мы оставались рядом с вами.
– Вы думаете, что мне легче считать вас гидами и записывающими аппаратами, а не стражами? Почему бы не прийти к заключению, что как стражи вы мне вовсе не нужны? Поскольку никаких покушений на меня не было, почему не предположить, что их не будет?
– Нет, партнер Илия, это было бы неосторожно. Доктор Фастальф чувствует, что его враги относятся к вам с великим опасением. Они пытались убедить Председателя не давать доктору Фастальфу разрешения на вызов ваш сюда, и наверняка станут убеждать его отправить вас обратно на Землю как можно скорее.
– При такой мирной оппозиции охрана не нужна.
– Да, сэр, но оппозиция имеет основания бояться, что вы реабилитируете доктора Фастальфа, и может перейти к крайним мерам. В конце концов, вы не аврорец, и запрет насилия на нашей планете будет слабее в вашем случае.
– Я здесь целый день, и не случилось ничего такого. Это заметно уменьшает угрозу. С другой стороны, если я покажу какой-то прогресс, опасность для меня тут же возрастет.
– Логичный вывод, – подумав, сказал Дэниел.
– И следовательно, вы и Жискар будете ходить за мной, куда бы я ни пошел, как раз на тот случай, если я ухитрюсь сделать свою работу чуточку лучше.
Дэниел помолчал.
– Ваша манера говорить несколько сбивает меня с толку, но похоже, что вы правы.
– В таком случае, я готов завтракать, хотя попытка убийства, как альтернатива провала, уменьшает мой аппетит.
Фастальф улыбнулся Бейли через стол.
– Хорошо спали, мистер Бейли?
Бейли очарованно созерцал ломоть ветчины. Его надо было резать ножом. Он был шероховатый. По одному его краю шла скромная полоска сала. Короче говоря, ломоть не был приготовлен. Все равно, что прямо есть свинью.
Была тут и яичница: желток лежал полусферой в центре, а вокруг лежал белок, больше похожий на ромашки, которые Бен показывал Бейли в поле там, на Земле. Умом Бейли понимал, что яйцо как яйцо, с белком и желтком, только приготовленное, но он никогда не видел, чтобы их разделяли перед тем, как есть. Даже на корабле, даже на Солярии подавали яичницу-болтунью. Он взглянул на Фастальфа.
– Простите, вы что-то сказали?
– Хорошо ли вы спали? – терпеливо повторил Фастальф.
– Да, вполне. Наверное, спал бы и сейчас, если бы не антисомнин.
– А, да. Не слишком вежливо будить гостя, но я подумал, что вы захотите начать пораньше.
– Вы совершенно правы. К тому же, я не совсем гость.
Фастальф некоторое время ел молча. Потом спросил:
– Ночью к вам не пришло никакого озарения? Может, вы проснулись с новой перспективой, с новыми мыслями?
Бейли с подозрением покосился на Фастальфа, но лицо того не выражало никакого сарказма.
– Боюсь, что нет, – ответил он. – Я столь же неэффективен, как был и в прошлую ночь. – Он отхлебнул питье и невольно сморщился.
– Простите, – сказал Фастальф, – вы находите питье невкусным?
Бейли хмыкнул и осторожно отхлебнул снова.
– Это обычный кофе, лишенный кофеина, – сказал Фастальф.
– Что-то не похоже на кофе… Простите меня, доктор Фастальф, но у нас с Дэниелом только что был полушутливый разговор насчет опасности для меня – полушутливый, конечно, только с моей стороны, но сейчас я подумал, что мне могли дать это… – он смущенно умолк.
Фастальф поднял брови. Бормоча извинения и улыбаясь, он зачерпнул ложкой немного кофе их чашки Бейли и попробовал.
– Абсолютно нормальный кофе, мистер Бейли. Попытки отравления нет. Но, действительно, популярный во всех мирах кофе готовится по-разному. Известно, что каждый предпочитает кофе собственного мира. Может, вы предпочитаете молоко? Оно более или менее одинаково всюду. Или фруктовый сок? На Авроре соки много лучше, чем на других планетах. Может, воды?
– Я попробую сок, – сказал Бейли, с сомнений глядя на кофе. – Но полагаю, что должен привыкнуть к кофе.
– Ну, зачем же, раз он вам так неприятен, – сказал Фастальф. – Итак – его улыбка стала чуть напряженной, когда он вернулся к прежней теме – ночь и сон не навели вас на полезные мысли?
– К сожалению, нет. Хотя…
– Да?
– У меня впечатление, что перед тем, как уснуть, в состоянии между сном и бодрствованием, было что-то такое.
– А именно?
– Не знаю. Мысль разбудила меня, но не последовала за мной. Я цеплялся за нее, но так и не поймал. Думаю, что в такой вещи нет ничего необычного.
Фастальф задумался.
– Вы в этом уверены?
– Не вполне. Мысль была такой разреженной и исчезла так быстро, что я даже не уверен, была ли она. Но даже если и была, вполне возможно, что она казалась осмысленной только в полусне.
– Но даже и беглая мысль должна была оставить след.
– Я тоже так думаю. В этом случае она вернется. Я верю в это.
– И мы должны ждать?
– А что еще остается?
– Существует такая вещь, как психозонд.
Бейли некоторое время смотрел на Фастальфа.
– Я слышал о нем, но на Земле в полицейской работе им не пользуются.
– Но мы не на Земле, мистер Бейли.
– Это может повредить мозг. Правильно?
– В умелых руках – не обязательно.
– Но возможно, – сказал Бейли. – Насколько мне известно, на Авроре применяют это лишь в крайнем случае. Человек должен быть виноватым в тяжком преступлении или…
– Да, мистер Бейли, но это относится к аврорцам, а вы не аврорец.
– Вы хотите сказать, что с землянином можно обращаться как с нечеловеком?
Фастальф улыбнулся и развел руками.
– Послушайте, мистер Бейли. Вчера вы предлагали решить проблему, поставив Глэдис в ужасное и трагическое положение; я хотел бы знать, пойдете ли вы на то, чтобы рискнуть собой?
Бейли с минуту молчал, а затем сказал изменившимся голосом:
– Вчера я был неправ и признал это. Что же касается этого дела, то нет уверенности, что моя полусонная мысль имела какое-то решение проблемы. Она могла быть чистой фантазией, алогичной бессмыслицей. А могло и вообще не быть никакой мысли. Считаете ли вы разумным ради такой маловероятной цели рискнуть повреждением моего мозга, от которого зависит, как вы сами говорили, решение вашего дела?
Фастальф кивнул.
– Вы красноречиво защищаетесь, но я говорил не всерьез.
– Спасибо.
– Ну, что будем делать сейчас?
– Первым делом я хотел бы еще раз поговорить с Глэдис. Нужно осветить некоторые пункты.
– Вы могли бы сделать это вчера.
– Мог бы, но их больше, чем я мог правильно усвоить вчера, и кое-что от меня ускользнуло. Я следователь, а не неутомимый компьютер.
– Да я сказал не в смысле порицания. Просто мне неприятно, когда Глэдис тревожат зря. Судя по тому, что вы вчера мне говорили, Глэдис в состоянии глубокой депрессии.
– Без сомнения. Но она страстно желает знать, кто убил Джандера. И это вполне понятно. Я уверен, что она захочет помочь мне. И я также хочу поговорить с другой особой.
– С кем?
– С вашей дочерью Василией.
– Это еще зачем?
– Она роботехник. Я хотел бы поговорить не только с вами, но и с другим роботехником.
– Я не желаю этого, мистер Бейли.
Завтрак был окончен, и Бейли встал.
– Доктор Фастальф, еще раз напоминаю вам, что я здесь по вашему приглашению. У меня нет здесь официальной власти для полицейской работы. Я не имею связи с аврорскими властями. Единственный шанс для меня увидеть дно этого злосчастного дела – надежда, что разные люди добровольно захотят сотрудничать со мной и ответить на мои вопросы. Если вы будете останавливать меня в моих поисках, то ясно, что я не сдвинусь с мертвой точки. Это будет плохо для вас и для Земли, поэтому я требую, чтобы вы не вставали мне поперек дороги. Если вы сделаете возможным для меня интервью с теми, с кем я хочу, или хотя бы попытаетесь сделать это возможным, люди на Авроре наверняка увидят в этом признак вашей невиновности. И наоборот, если вы станете препятствовать моему расследованию, не сочтут ли они, что вы виновны и боитесь разоблачения?
Фастальф сказал с плохо скрываемым раздражением:
– Я понимаю это. Но почему обязательно Василия? Есть и другие роботехники.
– Она ваша дочь. Она знает вас. Она может иметь точное мнение насчет вашей возможности уничтожить робота. Поскольку она член Роботехнического Института и на стороне ваших политических врагов, любое ее благоприятное мнение может быть убедительным.
– А если она выскажется против меня?
– Тогда и посмотрим. Так вы попросите ее принять меня?
– Я сделаю вам одолжение, – покорно сказал Фастальф, – но вы напрасно думаете, что я легко уговорю ее встретиться с вами. Она может быть очень занята – или так скажет. А может, ее и нет на Авроре. Может, она не захочет впутываться в это дело. Я объяснял вам вчера, что у нее есть – как она думает – причины относиться ко мне враждебно, поэтому на мою просьбу принять вас она может ответить отказом просто из нерасположения ко мне.
– Но вы все-таки попробуйте, доктор Фастальф.
Фастальф вздохнул.
– Попытаюсь, пока вы будете у Глэдис. Вы, наверное, хотите видеть ее лично? А то я мог бы устроить свидание по трехмерке. Изображение достаточно высокого качества, вы даже не заметите, что это не личное присутствие.
– Я знаю. Но Глэдис солярианка, и у нее неприятные ассоциации с трехмерным изображением. Да и в любом случае, я считаю, личное свидание дает добавочную эффективность. Ситуация настолько деликатна, а затруднений так много, что я хотел бы получить эту добавочную эффективность.
– Ладно, я скажу Глэдис. Только, мистер Бейли…
– Да?
– Вчера вы говорили, что ситуация слишком серьезна, чтобы не обращать внимание на неудобства для Глэдис, поскольку на карту поставлено очень многое.
– Так-то оно так, но поверьте, что я не буду расстраивать ее без надобности.
– Я сейчас говорю не о Глэдис. Я просто предупреждаю вас, что ваша в основном правильная точка зрения должна распространяться и на меня. Я не рассчитываю, что вы будете заботиться о моих удобствах или о моей гордости, если вам повезет встретиться с Василией. Я не знаю результатов, но перенесу любые неприятные последствия этого разговора, и вы не старайтесь щадить меня. Понимаете?
– Честно говоря, доктор Фастальф, у меня никогда не было намерения щадить вас. Если бы мне пришлось выбирать между неприятностями или позором для вас и процветанием вашей политики и моей планеты, я без колебаний опозорил бы вас.
– Прекрасно! Но все это должно распространиться и на вас. Ваши удобства не должны загораживать вам путь.
– Их никто не принимал во внимание, когда меня привезли сюда, не спросив моего мнения.
– Я имел в виду кое-что другое. Если вы, по прошествии разумного времени – не долгого, а разумного – не продвинетесь в решении, мы рассмотрим возможность психозондирования. Это будет наш последний шанс.
– Это может ничего не дать.
– Согласен. Но, как вы недавно сказали по поводу Василии – тогда и посмотрим. – Он повернулся и вышел.
Бейли задумчиво смотрел ему вслед. Теперь ему казалось, что если он продвинется в деле, он окажется перед физическими – репрессалиями неизвестными, но очень опасными; если же он не продвинется – ему грозит психозонд, который едва ли лучше.
– О, дьявол! – пробормотал он.
Путь к Глэдис показался ему короче, чем накануне. День был такой же теплый и приятный, но вид был совсем другим. Солнце светило с другой стороны, и цвета казались другими. Может, растения утром и вечером выглядят по-разному или пахнут по-другому? Наверное, и на Земле так же.
Дэниел и Жискар опять сопровождали его, но шли ближе к нему и казались менее настороженными.
– Здесь всегда такое яркое солнце? – спросил Бейли.
– Нет, – ответил Дэниел. – Это было бы губительным для растений. Сегодня, например, предсказывали днем облачность.
На этот раз Глэдис не встречала их в дверях, но явно ждала. Когда робот провел их в дом, она не встала, только сказала устало:
– Доктор Фастальф сказал мне, что вы придете. Что на этот раз?
На ней было облегающее платье, и было заметно, что под ним ничего нет. Волосы откинуты назад, лицо бледное. Она осунулась со вчерашнего дня и явно мало спала.
Дэниел, памятуя, что было накануне, не вошел в комнату. Жискар же вошел, внимательно осмотрелся и удалился в стенную нишу. В другой нише стоял один из роботов Глэдис.
– Мне очень жаль, Глэдис, – сказал Бейли, – что я опять докучаю вам.
– Я забыла вчера сказать вам, что когда Джандера сожгут, остатки его пойдут на фабрики роботов. Значит, каждый раз, когда я увижу нового робота, я буду думать, много ли в нем атомов Джандера.
– И мы, когда умираем, проходим новый цикл, – сказал Бейли, – и кто знает, сколько и чьих атомов в вас или во мне, и сколько и в ком будут наши в свое время.
– Вы совершенно правы, Илия, и вы напомнили мне, как легко философствовать над чужими несчастьями.
– Это тоже правильно, Глэдис, но я пришел не философствовать. Я должен спрашивать.
– Вам мало вчерашнего? Или вы придумали новые вопросы?
– В какой-то мере – да. Вчера вы говорили, что пока вы жили с Джандером, как жена с мужем, некоторые мужчины предлагали вам себя, и вы отказывали. Вот насчет этого я и должен спросить. Сколько было этих мужчин?
– Я не веду записей. Трое или четверо.
– Кто-нибудь из них настаивал? Возобновлял свои предложения?
Глэдис, до этого отводившая глаза, посмотрела прямо на Бейли.
– Вы спрашивали об этом других?
Бейли покачал головой.
– Я ни с кем не говорил об этом кроме вас. Однако, из вашего вопроса я делаю вывод, что по крайней мере один был настойчивым.
– Один. Сантирикс Гремионис. – Она вздохнула. – У аврорцев такие странные имена, и сам он странный… для аврорца. Я никогда не встречала такого повторяющегося, как он. Он держался всегда вежливо, принимал мой отказ с легкой улыбкой и поклоном, а на следующей неделе, а то и на другой день, как ни в чем не бывало, повторял попытки. Вообще повторять – это несколько невежливо. Порядочный аврорец должен принять отказ до тех пор, пока предполагаемая партнерша не даст ясно понять, что переменила мнение.
– Еще раз спрошу: те, кто предлагали себя, знали о ваших отношениях с Джандером?
– Это не та вещь, о которой я стала бы упоминать в случайном разговоре.
– Ну, ладно, а этот Гремионис, в частности – он знал?
– Я ему не говорила.
– Не увиливайте, Глэдис. Не обязательно было говорить. В противоположность другим, он возобновлял свои предложения. Сколько раз, кстати, он это делал?
– Я не считала. Может, десять раз, может, больше. Не будь он таким приятным человеком в других отношениях, я приказала бы роботам не пускать его в дом.
– Ага, но вы не приказали. Поэтому у него было время сделать многократные предложения. Он приходил к вам. Он мог увидеть Джандера и ваше обращение с ним. Мог он угадать ваши отношения?
– Не думаю. Джандер никогда не появлялся, когда я бывала с человеком.
– По вашим инструкциям?
– Да. Не потому, что я стыдилась этих отношений, а просто не хотела ненужных осложнений. У меня остался какой-то инстинкт интимности секса, чего нет у аврорцев.
– Подумайте все-таки. Не мог ли он догадаться? Влюбленный мужчина…
– Влюбленный? – фыркнула Глэдис. – Что аврорцы знают о любви?
– Хорошо, мужчина, считавший себя влюбленным. Вы не отвечали ему тем же. Чутье и подозрительность отвергнутого любовника могли подсказать ему причину. Он никогда не намекал на Джандера?
– Нет! Нет! Для аврорца неслыханное дело – обсуждать сексуальные предпочтения или привычки человека.
– Не обязательно осуждать. Мог, скажем, комментировать с юмором.
– Нет. Если бы Гремионис сказал хоть слово об этом, я перестала бы принимать его в своем доме. Ничего такого не было. Он был сама вежливость.
– Сколько ему лет?
– Примерно, как и мне – тридцать пять. Может даже, года на два моложе.
– Мальчик, – печально сказал Бейли, – даже моложе меня. Но в этом возрасте… он мог догадываться насчет Джандера, но ничего не сказать. Может, он ревновал?
– Ревновал?
Бейли подумал, что на Авроре и Солярии это слово может иметь мало значения.
– Ну, злился, что вы предпочитаете другого.
– Я знаю значение этого слова, – резко сказала Глэдис. – Я только удивилась, что вы считаете аврорцев способными ревновать. В сексе не ревнуют. В чем-то другом – да, но не в сексе. Но даже если бы он ревновал – что из этого? Что он мог сделать?
– Не мог ли он сказать Джандеру, что близкие отношения с роботом ухудшают ваше положение на Авроре?
– Но это же неправда!
– Джандер мог поверить, если бы ему сказали, что он вредит вам…
– Джандер не поверил бы. Он делал меня счастливой, он был моим мужем, и я ему говорила это.
– Не сомневаюсь, что он верил вам, но его могли заставить поверить в противоположное. И если он попал в непереносимую дилемму Первого Закона…
Лицо Глэдис исказилось.
– Вы повторяете старую сказку о Сьюзен Келвин и робота-телепата, в которую никто старше десяти лет не верит. Этого не может быть. Я с Солярии и знаю о роботах достаточно. Нужны невероятные знания, чтобы связать в роботе узлы Первого Закона. Это мог сделать доктор Фастальф, но никак не Сантирикс Гремионис. Гремионис – стилист. Он работает на людей. Он делает прически, конструирует одежду. Я делаю то же самое, но только для роботов, а Гремионис никогда не занимался роботами. Он ничего не знает о них, умеет только приказывать закрыть окно или сделать еще что-нибудь вроде этого. А вы хотите убедить меня, что смерть Джандера произошла из-за наших с ним отношений?
– Вы могли этого не знать, – сказал Бейли. Он рад был бы прекратить допрос, но не мог. – Что, если Гремионис узнал от доктора Фастальфа, как это сделать…
– Гремионис не знает доктора Фастальфа и ничего не понял бы из его объяснений.
– Ну, вы можете этого не знать. А что касается знакомства с доктором Фастальфом, то ведь Гремионис часто бывал у вас.
– Но доктор Фастальф почти не бывал у меня в доме. Вчера, когда он пришел с вами, он второй раз переступил мой порог. Он боялся быть слишком близко, чтобы я не потянулась к нему – он сам однажды признался. Он таким образом потерял дочь – глупость какая-то. Видите ли, когда живешь несколько столетий, у тебя куча времени, чтобы потерять тысячи вещей. Радуйтесь своей короткой жизни.
И она заплакала.
Бейли беспомощно посмотрел на нее.
– Простите меня, Глэдис. У меня нет больше вопросов. Могу я позвать робота? Может, вам нужно помочь?
Она покачала головой.
– Просто уйдите, – сказала она сдавленным голосом. – Уходите.
Бейли вышел. Жискар шел следом. Когда они вышли из дома, к ним присоединился Дэниел. Бейли почти не заметил этого. Он рассеянно подумал, что начал принимать присутствие роботов как должное, как свою тень, и что скоро будет чувствовать себя без них голым.
Он быстро шел к дому Фастальфа, и мысли его путались. Сначала его желание увидеть Василию было от безнадежности, от отсутствия других объектов для любопытства, теперь же все изменилось. Теперь появился шанс, что он наткнулся на нечто жизненно важное.
Лицо Фастальфа было исчерчено угрюмыми линиями, когда Бейли вернулся.
– Есть какой-нибудь прогресс? – осведомился Фастальф.
– Я исключил одну часть возможности. Кажется.
– Часть возможности? А как вы исключите остальное? И как вы установили возможность?
– Обнаружил, что исключить возможность нельзя, и начал ее устанавливать.
– А если вы обнаружите, что нельзя исключить вторую часть возможности, на которую вы таинственно намекаете?
Бейли пожал плечами.
– Прежде чем обсудить это, я должен повидаться с вашей дочерью.
– Ну, мистер Бейли, я выполнил вашу просьбу и попробовал связаться с ней. Пришлось ее разбудить.
– Вы хотите сказать, что она на ночной стороне планеты? Боюсь, что я глуп и воображаю, что я на Земле. В подземных Городах день и ночь теряют свое значение, и установлено постоянное время.
– Неплохо. Эос – центр роботехники, и очень немногие работники живут в других местах. Василия просто спала, и настроение ее не улучшилось от того, что ее разбудили. Она не пожелала говорить со мной.
– Давайте еще раз.
– Я говорил с ее секретаремистероботом, и неудобно менять сообщение. Василия ясно дала понять, что со мной говорить не будет. По отношению к вам она оказалась более уступчивой. Робот сообщил, что она даст вам пять минут на ее частной трехмерке, если вы вызовете ее – он взглянул на часы – через полчаса. Личной встречи с вами не будет ни в коем случае.
– Условия не подходят, и время тоже. Я должен видеть ее лично и в то время, какое понадобится. Вы объяснили ей важность дела?
– Пытался. Она не согласилась. Она изменит свое решение для кого угодно, только не для меня. Я это знал, и поэтому напустил на нее Жискара.
– Почему Жискара?
– Он ее любимец. Когда она изучала роботехнику в университете, я позволил ей улаживать некоторые мелкие аспекты его программы, а это больше всего сближает человека с роботом – исключая метод Глэдис, разумеется. И Жискар стал как бы Эндрю Мартином.
– Кто это такой?
– Вы не слышали о нем?
– Нет.
– Странно! Все наши древние легенды происходят с Земли, а на Земле их, оказывается, не знают! Эндрю Мартин был робот, который постепенно становился человекоподобным. Конечно, человекоподобные роботы были и до Дэниела, но то были просто игрушки, чуть получше автоматов. Тем не менее, легенды рассказывают потрясающие истории о способностях Эндрю Мартина – явный признак фантастической природы легенд. Там говорилось о женщине, которую обычно звали Маленькая Мисс. И я уверен, что каждая девочка на Авроре мечтала быть Маленькой Мисс и иметь такого робота, как Эндрю Мартин. Василия тоже мечтала – и ее Эндрю Мартеном был Жискар.
– Ну, и что дальше?
– Я попросил ее робота передать ей, что вы придете с Жискаром. Она несколько лет не видела его, и я подумал, что в этом случае она, может быть, согласится встретиться с вами.
– Но не вышло?
– Не вышло.
– Тогда нам надо придумать что-то другое. Должен же быть какой-то способ.
– Может, вы и придумаете, – сказал Фастальф, – за пять минут свидания по трехмерке.
– Что можно сделать за пять минут?
– Не знаю. Но это все же лучше, чем ничего.
Через пятнадцать минут Бейли стоял перед трехмерным экраном, готовый к встрече с Василией. Доктор Фастальф ушел, сказав с кривой улыбкой, что его присутствие только ухудшит дело. Дэниела тоже не было; компанию Бейли составлял только Жискар.
– Трехмерный канал доктора Василии открыт. Вы готовы, сэр? – спросил Жискар.
– Готов, – угрюмо ответил Бейли. Он отказался сесть, думая, что стоя будет выглядеть более импозантным. Хотя… Разве землянин может быть импозантным?
Экран осветился. Появилась женщина. Рука ее опиралась на стол, заваленный чертежами; она явно тоже хотела выглядеть импозантной.
На ней были темно-коричневая юбка-брюки и плотно прилегающая, низко вырезанная безрукавка. Светлые волосы в тугих завитках. Она не походила на своего отца и, конечно, не имела его больших ушей. Видимо, она унаследовала красоту матери. Роста она была небольшого, и Бейли видел, что она удивительно похожа на Глэдис, хотя выражение лица было много холоднее и носило печать властной личности.
– Вы землянин, приехавший решить проблему моего отца? – резко спросила она.
– Да, доктор Фастальф, – тем же тоном ответил Бейли.
– Можете звать меня доктор Василия. Я не хочу, чтобы меня путали с моим отцом.
– Доктор Василия, я должен иметь возможность поговорить с вами лично и на разумный период времени.
– Вы землянин и, значит, источник инфекции.
– Я был обработан медицински и теперь полностью безопасен. Ваш отец был со мной весь день.
– Мой отец называет себя идеалистом и должен время от времени делать глупости, чтобы поддержать свое реноме. Я не стану подражать ему.
– Но вы, наверное, и не желаете ему вреда. А вы повредите ему, если откажетесь увидеться со мной.
– Не тратьте зря время. Я увижу вас только на экране, и прошло уже половина назначенного мною срока. Если вас это не устраивает, можем сразу же закончить.
– Доктор Василия, здесь Жискар, и он хотел бы уговорить вас.
Жискар вошел в поле зрения Василии.
– Доброе утро, Маленькая Мисс.
Василия, казалось, на мгновение смутилась, и тон ее стал мягче.
– Я рада видеть тебя, Жискар, и всегда буду рада, но землянина видеть не хочу, даже по твоему настоянию.
– В таком случае, – сказал Бейли, в отчаянии бросая в бой все свои ресурсы – я вытащу на свет божий дело Сантирикса Гремиониса, не посоветовавшись с вами.
Глаза Василии расширились, рука, лежавшая на столе, сжалась в кулак.
– При чем здесь Гремионис?
– Просто он красивый молодой человек и хорошо знает вас. Мне заняться им, не услышав, что вы можете сказать?
– Я скажу вам прямо сейчас…
– Нет, – громко сказал Бейли, – вы ничего мне не скажете, пока я не встречусь с вами лицом к лицу.
Она скривила рот.
– Ладно, я увижу вас, но не останусь с вами дольше, чем сама назначу, предупреждаю вас. И приводите Жискара.
Связь прервалась резким щелчком, и у Бейли закружилась голова от внезапной смены фона. Он шагнул к стулу и сел. Жискар держал его за локоть.
– Могу ли я помочь вам чем-нибудь, сэр?
– Все в порядке, – сказал Бейли. – Мне просто нужно перевести дух.
Фастальф стоял рядом.
– Простите, что я снова пренебрег обязанностями хозяина: я слушал вас по отводному каналу, который принимает, но не передает. Мне хотелось видеть дочь, хоть она меня и не видит.
– Я понимаю, – сказал Бейли, – и если вы считаете, что должны извиняться, то я вас прощаю.
– А что насчет этого Сантирикса Гремиониса? Мне это имя незнакомо.
– Я услышал его сегодня от Глэдис. Я знаю о нем очень мало, но ухватился за шанс любым способом увидеть вашу дочь. Все было против меня, однако в результате я получил то, чего желал. Как видите, я пользуюсь дедукцией, даже когда имею весьма мало информации, так что вы уж дайте мне спокойно продолжать в том же духе. В дальнейшем вы, пожалуйста, теснее сотрудничайте со мной и не упоминайте больше о психозонде.
Фастальф молчал, и Бейли почувствовал мрачное удовлетворение, что подавил своей волей сначала дочь, а потом отца. Но надолго ли? Этого он не знал.