Род Рагху

Песнь XII УБИЕНИЕ РАВАНЫ

1—2. И наступило время, когда он, насладившийся всеми земными радостями и достигший преклонных лет, приблизился к угасанию, как на заре огонь светильника, в котором кончается масло и фитиль почти догорел. Старость, одетая в седину, словно предчувствуя исходящую от Кайкейи угрозу, стала нашептывать ему, чтобы доверил он свое Царское Счастье Раме.

3—6. Слух о возведении Рамы на царство обрадовал горожан, которые все его любили; как оросительный ров, прорытый, дарует цветение всем деревьям в саду. Но жестокая Кайкейи прервала приготовления к помазанию его, вызвав горькие слезы из очей царя. Гневная, она в ответ на умиротворяющие речи супруга потребовала два обещанных дара — то были словно две змеи, извергнутые из нор ниспосланным Индрою ливнем. Воспользовавшись одним из этих обещаний, она отправила Раму в изгнание на четырнадцать лет, вследствие же другого пожелала Царского Счастья для своего сына — счастья, не принесшего ей ничего, кроме вдовства.

7—9. Рама же сперва со слезами принял бремя царства, возложенное на него отцом, но потом выслушал с радостью повеление уйти в лес. С удивлением люди увидели, что нимало не изменилось выражение его лица, когда сменил он царский наряд из шелка на берестяные одежды отшельника. Не желая, чтобы отец его нарушил свое слово, он покинул дом вместе с Ситой и Лакшманой и вошел в лес Дандака[337], как и в сердце каждого добродетельного человека.

10—12. А царь, страдающий в разлуке с сыном, вспомнил о проклятии, которое навлек на себя по собственной вине. И он счел, что только смертью может искупить свой грех. Когда он умер, царство, из которого изгнан был наследник, должно было стать легкой добычей для врагов, всегда подстерегающих случай, чтобы воспользоваться чужой слабостью. Оставшись без государя, подданные воззвали к Бхарате, гостившему тогда у своего дяди по матери; за ним отправились наследственные советники царя, но не сразу поведали они ему горестную весть.

13—19. Когда же сын Кайкейи услышал о том, как умер его отец, он отвратился не только от матери своей, но и от царской власти. В сопровождении войска он отправился за Рамой; жители святых обителей указали ему путь в лесу, и он пролил слезы, когда завидел деревья, под сенью которых поселились Рама и Лакшмана. В том лесу на горе Читракута[338], где жил Рама, он рассказал ему о кончине их отца и просил его вернуться за Лакшми, Царским Счастьем, коего он еще не вкусил. Сам же Бхарата, приняв власть над землею, когда старший брат ее не принял, счел бы себя преступившим закон — не должен младший брать супругу раньше. Но Рама отказался нарушить веление отца, ушедшего на небо; тогда Бхарата попросил у брата его деревянные сандалии[339], дабы оставались они в его отсутствие покровительствующими божествами царства. На это согласился Рама и отпустил его. Но в Айодхью Бхарата уже не вернулся; пребывая в Нандиграме[340], он стал править царством как наместник старшего брата. Преданный ему и чуждый жажды власти, он поступил так во искупление зла, причиненного его матерью.

20—23. И так же в мире жил с братом и царевной Видехи Рама, питаясь дикими плодами леса; не взирая на юный возраст он соблюдал обет, который потомки Икшваку принимали обычно в старости. Когда случалось ему немного утомиться, он засыпал, бывало, положив голову на колени Сите в тени дерева, которая благодаря его божественной силе не перемещалась. Однажды пернатый сын Индры[341] сверху ринулся на Ситу и разодрал ей грудь когтями, словно из зависти к ее супругу, оставившему на ней следы любовных ласк. Рама, когда его разбудила любимая, пустил тростниковую стрелу в птицу, которая, мечась в воздухе кругами, все же избегла смерти, отделавшись потерей глаза.

24—27. Но Читракута была еще недостаточно далека от столицы, и, опасаясь нового посещения Бхараты, Рама покинул ту местность, где лани, преследующие его тревожным взором, льнули к нему, ища защиты. Он направился на юг, останавливаясь в пути в обителях гостеприимных отшельников, как поворачивает к югу солнце после пребывания среди созвездий поры дождей. И дочь владыки Видехи следовала за ним, словно то была сама Лакшми, Богиня Царского Счастья, плененная его достоинствами невзирая на сопротивление Кайкейи. Благоухание от освященного умащения, дарованного Сите отшельницей Анусуйей, распространялось по лесу, и пчелы слетались к ней, покидая цветы.

28—30. Демон по имени Вирадха, багровый, как тучи на закате, стал на пути Рамы, как недобрая планета на пути Луны. Он выхватил между братьями бывшую деву Митхилы, как засуха похищает дожди между месяцами шравана[342] и бхадрапада[343]. За то оба потомка Солнечного рода сокрушили его насмерть; потом, опасаясь, что зловоние от его трупа отравит местность, они закопали его в землю.

31. По совету Рожденного в горшке Рама поселился в лесу Панчавати[344], где жил, не преступая пределов его, как некогда гора Виндхья осталась в прежнем своем положении по велению того же мудреца.

32—33. Там пришла к Рагхаве младшая сестра Раваны, снедаемая любовной страстью, как приходит к сандаловому дереву страдающая от зноя змея. Открыв происхождение свое, она посваталась к нему прямо в присутствии Ситы; когда женщину одолеет страсть, она забывает о времени, приличном для ее проявления.

34—36. «О дева, у меня уже есть жена, избери моего младшего брата» — так молвил сладострастной могучий Рама. Но и тот отверг ее, раз обратилась она сначала к старшему; тогда она опять прибегла к Раме, как река, мечущаяся между обоими берегами. Пока она сохраняла кротость; но ее привел в ярость смех девы Митхилы — так луна поднимает волны на безмятежном в тихую погоду океане.

37—41. «Смотри, поплатишься ты за эту насмешку надо мною! Знай, ты ведешь себя, как лань, которая вздумала бы оскорбить тигрицу», — молвив так деве Митхилы, в страхе приникшей к своему супругу, Шурпанакха, Когтистая, приняла свой истинный облик, отвечающий ее имени. Лакшмана, внимавший ее речам, вначале сладкогласным, как пение кокилы, а потом ужасающим, как вой шакалицы, распознал ее злобный нрав. С обнаженным мечом он ворвался в хижину и тотчас увеличил уродство демоницы. Она взлетела ввысь и погрозила им оттуда пальцем с изогнутым когтем — твердым, как ствол бамбука, был ее палец, более подобный стрекалу погонщика слонов.

42—43. Достигнув вскоре Джанастханы, она поведала Кхаре[345] и другим, какое оскорбление нанес ей Рама, о новом унижении племени ракшасов, от него исходящем. И демоны выступили в поход против него; но то, что Когтистую с ее изуродованным лицом они выставили во главе войска, было для них дурным предзнаменованием.

44—50. Завидев дерзких, наступающих на него с оружием наготове, Рама поручил Ситу попечению Лакшманы, сам же положился на свой победоносный лук. Сын Дашаратхи был один, демонов же — тысячи, но в начавшейся битве им представилось, что у него столько же воинов, сколько у них. Честно сражающийся, не пощадил потомок Солнца посланного в бой злыми духами Душану, как не потерпел бы он, добродетельный, поношения от злоязычных. На него, Осквернителя, и на Кхару с Триширасом обрушил он поток стрел, слетавших с лука его одна за другой, словно в единое мгновение. Острые стрелы его, пронзив всех троих, остались чисты, выпив только жизнь из них, кровь же выпили стервятники. И вскоре уже никто из этого огромного полчища ракшасов, не поднимался с земли, кроме пляшущих обезглавленных трупов. Все воинство ненавистников богов, вызвавшее на бой Раму, сыплющего ливни стрел, наконец уснуло смертным сном под сенью крыл хищных птиц.

51—56. Все ракшасы были иссечены на части оружием Рагхавы, одна Шурпанакха осталась в живых, чтобы принести горестную весть Раване. Оскорбление, нанесенное сестре, и избиение родичей так разгневали Равану, как если бы Рама попрал ногою все десять его голов. Введя в обман обоих правнуков Рагху с помощью демона, обернувшегося оленем, он похитил Ситу; всего на миг сумел задержать его, напрягая все силы, властитель птиц[346]. Того коршуна нашли братья, когда отправились на поиски Ситы; умирающий, он отдал дань дружбы Дашаратхе. Перед тем как испустить дух, со сломанными крылами, он поведал им связной речью, что деву Митхилы унес Равана; смертельные раны на его теле рассказали о его отваге. Братья, чье горе об умершем родителе пробудилось вновь, почтили его всеми полагающимися обрядами, начиная с погребального костра, как бы они сделали это и для родного отца.

57—65. Следуя совету Кабандхи[347], которого он, убив, избавил от проклятия, Рама подружился с обезьяньим вождем, товарищем по несчастью[348]. Герой сразил Балина и отдал Сугриве давно желанную ему власть, как будто заменил корень в слове. Обезьяны по велению своего царя отправились в разные страны на поиски царевны Видехи, словно разбежавшиеся мысли томящегося по ней Рамы. Сын Ветра[349], получив весть о ней от Сампати[350], пересек океан, как минует мирскую юдоль отрешившийся от желаний. Обыскав Ланку, он нашел дочь Джанаки, охраняемую демоницами, подобную целебному растению среди ядовитых лиан. Обезьяний вождь отдал ей кольцо в знак того, что послан ее супругом, и освежающие слезы радости пролила она, его приняв. Утешив Ситу вестью от возлюбленного супруга, он воспрял духом после победы над Акшей[351], потом на время был взят в плен врагами и наконец поджег Ланку. Достигший успеха в своем предприятии, вождь, вернувшись, показал Раме бриллиант, который тот должен был узнать; словно воплотилось в нем самое сердце Ситы и пришло к нему по своей воле. Прижав его к груди, Рама закрыл глаза от радости, рожденной его прикосновением, словно, не касаясь груди любимой, испытал счастье ее объятий.

66—73. Услышав вести о своей возлюбленной, Рама воспылал таким желанием немедленно соединиться с нею, что великий океан, опоясывающий Ланку, показался ему не более неодолимым, чем крепостной ров. И он выступил ради сокрушения врага в сопровождении ратей обезьян, которые в пути заполонили не только землю, но и самый воздух. Он разбил стан на берегу океана, и туда пришел к нему Вибхишана[352], словно богиня счастья ракшасов вдохнула в него мудрость из любви к гибнущему племени. Рагхава обещал ему власть над бродящими в ночи; средства политики, примененные вовремя, всегда приносят плоды. Он повелел обезьянам построить мост через соленый океан — и подобен был тот мост великому змею Шеше, как будто всплывшему из подземного царства Расатала[353], чтобы стать ложем Вишну. Перейдя океан по этому мосту, он осадил Ланку войсками желтых обезьян, которые словно окружили ее другой золотой стеной. И ужасная битва началась там между обезьянами и ракшасами, и далеко вокруг разнеслись победные клики, обращенные к потомку Солнечного рода и к Пауластье. В той битве древесные стволы ломали железные палицы, камни разбивали молоты, раны от когтей были глубже нанесенных оружием и скалы сокрушали боевых слонов.

74—75. Ситу, лишившуюся сознания при виде обезглавленного Рамы, привела в себя Триджата[354], открывшая ей, что был то обман зрения. Она отринула горе, узнав, что супруг ее жив, но мысль о том, что она осталась жить, после того как поверила в его смерть, наполнила ее стыдом.

76—79. Недолгим, как сон, оказалось смертное забытье, в которое погрузило обоих сыновей Дашаратхи оружие Мегханады[355], — явление Гаруды лишило его силы. Потом Пауластья поразил копьем в грудь Лакшману — и сердце Рамы, хотя оно избежало удара, готово было разорваться от горя. Рану Лакшманы исцелил чудесный корень, принесенный сыном Ветра, и опять он взял на себя долг наставника в науке плача для женщин Ланки, науке, которую преподал он своими стрелами. Он заставил умолкнуть воинственный клич Мегханады, а лук его — исчезнуть с поля боя, как осень лишает тучу грома и блистательного лука Индры.

80—81. Царем обезьян изуродованный, подобно тому как изуродована была сестра его, обрушился на Раму Кумбхакарна[356], словно утес, с которого камнерез срезал красный реальгар. «Так люб был тебе сон твой, и не вовремя разбудил тебя твой брат!» — с этими словами Рама погрузил его в вечный сон.

82—86. И другие ракшасы обрушивались яростно на несметные полчища обезьян, словно тучи пыли, поднявшиеся на поле боя и оседающие на потоки их крови. Вновь вышел из своего дворца на битву Пауластья — он решил, что либо Раваны, либо Рамы лишится сегодня мир. Видя, что Рама сражается пешим, между тем как владыка Ланки нападает на него на колеснице, Индра послал герою свою колесницу, запряженную гнедыми конями. Опершись на руку божественного возничего, Рама взошел на ту победоносную колесницу, знамя на которой развевали ветры, прилетевшие с небесной Ганги. Матали[357] одел его в доспехи великого Индры — стрелы ненавистников богов бессильны были против них, как лепестки лотоса.

87—94. Долго длился бой между Рамой и Раваной, в котором оба успели явить свою отвагу, и не закончился он бесплодно. Уже не окружали младшего брата бога богатств[358] родичи; но так много было у него рук, и голов, и бедер, что по-прежнему казалось — все материнское племя сопровождает его в бою. Высоко ставил Рама врага своего, победившего хранителей стран света, почтившего Шиву жертвоприношением своих голов и подъявшего гору Кайласа. Пауластья же, разъяренный, глубоко вонзил стрелу в его правую руку, трепетавшую в предвестии воссоединения с Ситой. Стрела, пущенная Рамой в ответ, пронзила грудь Раваны и вошла в глубь земли, словно она хотела принести благую весть змеям. И так обменивались они друг с другом ударами оружия, точно речами во время диспута, и все больше каждый жаждал одержать победу в этом бранном споре. Как двое ярых слонов, приблизившиеся к холму с обеих сторон, как бы владеют им совместно, так для обоих воителей удача в бою стала словно бы общей, ибо каждый попеременно являл в нем свою доблесть. И тучи стрел, которые посылали они друг в друга, не давали просыпать на них цветочные дожди богам и асурам, восхищенным — каждый из станов подвигами своего героя.

95—96. Ракшас метнул тогда свою грозную палицу, усаженную железными шипами, — он обрел ее в войне, и она подобна была адскому дереву бога смерти. Стрелами с серповидными наконечниками Рагхава рассек ее на лету и поверг — вместе с надеждами божьих врагов — так же легко, как он срубил бы фиговое дерево.

97—100. И тогда несравненный лучник наложил на тетиву бьющую без промаха стрелу Брахмы — то единственное средство, которое могло извлечь из сердца терзающий его шип тоски по люби-мой. Та стрела с пылающим острием, разделившаяся в воздухе на десять, подобна была телу великого змея с кольцом на клобуке. Должное заклятие было прочитано над нею, и мгновенно он снес ею весь ряд голов Раваны, так что они даже не успели почувствовать боли. И забагровели обрубленные шеи на теле демона, готовом рухнуть, как отражения солнца на заре, раздробившиеся в покрытых рябью водах.

101—102. В смятении духа не сразу уверовали в гибель демона небожители — хотя на глазах у них отсечены были его головы, — в страхе ожидая, не вырастут ли они снова. Но вот на главу противника Пауластьи, которой предстояло вскоре быть увенчанной царской короной, низвергся посланный богами ливень благоухающих цветов, а за ним устремились рои черных пчел, покинувших подобные стенам щеки мировых слонов, мускусом которых отягощены были пчелиные крылья.

103—104. Так выполнил Рагхава возложенное на него богами дело и опустил лук с ослабленной тетивою. Колесничий Индры простился с ним и увел ввысь запряженную тысячей коней колесницу, стяг на которой был иссечен стрелами Раваны, отмеченными его именем. А владыка дома Рагху, забрав свою возлюбленную супругу, очищенную огнем, и возведя своего дорогого друга Вибхишану на трон врага своего, взошел на прекраснейшую из небесных колесниц, которую завоевал своею дланью, и отправился в свою столицу в сопровождении Вибхишану, и сына Солнца, и сына Сумитры.