Родники мужества

Глава шестая. Они сдаются!

Между тем время шло своим чередом, один хмурый осенний день сменялся другим, таким же хмурым и непогожим. Далеко на западе советские войска успешно громили врага уже на его собственной территории, а мы по-прежнему продолжали держать в котле его большую курляндскую группировку войск.

Ее и без того безнадежное положение усугублялось час от часу. Еще в сентябре генерал Шернер доносил в Берлин, что для германских войск в Прибалтике наступил «последний момент», что группа «не в состоянии вести длительное оборонительное сражение и остается одна возможность — уйти». Но гитлеровский генштаб не внял голосу разума. А скорее всего просто уже не мог осуществить организованного отвода зажатых в Прибалтике дивизий.

Прошло еще несколько месяцев. Приближалась весна. И в это время у нас произошли некоторые изменения. В феврале 1945 года по приказу Ставки Верховного Главнокомандования был ликвидирован 1-й Прибалтийский фронт. Три армии из его состава и полевое управление фронта перешли в Восточную Пруссию. Там названные объединения при поддержке танкового корпуса и воздушной армии получили задачу очистить от противника Земландский полуостров. Генерал армии Иван Христофорович Баграмян, назначенный заместителем командующего 3-м Белорусским фронтом, и возглавил действия этой группы войск.

Наша же 51-я армия была, в свою очередь, передана в подчинение Ленинградскому фронту, которым командовал генерал армии Леонид Александрович Говоров.

К этому времени я получил назначение на новую должность начальника политотдела 51-й армии. На этой должности освоился довольно быстро. Помогло то, что все соединения, входившие в армию (так уж получалось), за период боев в Прибалтике поочередно побывали в составе 1-го гвардейского корпуса, где я, как известно, был начпокором. Так что людей я знал хорошо, и они меня тоже. Знакомо мне было и состояние дел во всех соединениях армии.

Сразу скажу, последние месяцы войны были для нас мучительно долгими и какими-то тягостно-тревожными. Ведь мы очень внимательно следили за событиями в Восточной Пруссии, на берлинском направлении и, естественно, испытывали большую неловкость перед теми, кто упорно пробивался к фашистскому логову, участвовал в решающих кровопролитных схватках с врагом. Разумом, конечно, мы понимали, что тоже делаем очень важное и нужное дело — сковываем здесь, в Курляндии, крупную группировку фашистских войск. Но… И сами как бы оказывались на положении скованных. Поэтому-то многие бойцы и командиры откровенно высказывали мысль, что им не довезло. Ведь им, вероятнее всего, так и не удастся пройтись по улицам Берлина.

Такая ситуация довольно часто бывала главной темой наших бесед с членом Военного совета армии генералом В. И. Урановым.

— Похоже, мы отстоим здесь до самого конца войны, — часто говорил он с сожалением. — Если, конечно, фашисты не драпанут из котла морем. — Но, подумав, тут же заключал: — Нет, бежать они не станут.

Беседы эти, как правило, заканчивались у нас анализом партийно-политической работы с людьми, ее особенностей на данном этапе.

— Надо продолжать готовить людей к суровым испытаниям, — рекомендовал мне генерал Уранов. — Ибо не исключено, что нам придется вести боевые действия даже после того, как падет Берлин и фашистская Германия капитулирует. Не известно еще. как поведут себя немецкие генералы здесь. в Курляндии. Сдадутся — хорошо. А вдруг все-таки решат сопротивляться до последнего солдата? Фанатичности им, сами знаете, не занимать. Да и рыльце у всех в пушку…

А пока ежедневно беспокоили противника разведкой боем, засылкой в его тылы наших диверсионных групп. Кстати сказать, болотистая местность в Курляндии, обширные лесные массивы, овраги способствовали проведению этих дерзких вылазок.

Первые группы для засылки в тыл врага готовил помощник начальника политотдела 204-й стрелковой дивизии по комсомолу Василий Макеев. Ему не впервые приходилось иметь дело с подобного рода операциями. Недаром же именно в разведроте этой дивизии было больше всего комсомольцев, награжденных за дерзкие действия в тылу врага.

Не сплоховал Макеев и на этот раз. С его помощью в дивизии было скомплектовано и направлено в тыл врага свыше 20 диверсионных групп. Это была довольно дерзкая затея, и осуществлялась она смелыми бойцами и младшими командирами.

Основу каждой группы составляли опытные войсковые разведчики, уже не раз ходившие в стан врага. Они неоднократно участвовали в засадах, предпринимали глубокие рейды по тылам немецко-фашистских войск, доставляли штабам ценные сведения и «языков». И сейчас, идя на задание, они хорошо понимали, что, возможно, не каждому из них суждено будет возвратиться обратно. Но комсомольцы не испытывали страха. Они были готовы к подвигу.

Предварительно провели тщательную разведку переднего края обороны противника. Определили цели нападения, маршруты выдвижения диверсионных групп, пути их последующего отхода. Организовали взаимодействие со стрелковыми, минометными и артиллерийскими подразделениями.

И вот наступила ночь. Под покровом темноты группы бесшумно двинулись вперед. Их задача на сей раз — выводить из строя вкопанные в землю фашистские танки, уничтожать командные пункты врага, подрывать его склады горючего, боеприпасов, другие важные объекты.

Я тоже, помнится, не выдержал, приехал в эту ночь в 204-ю дивизию. Часа два длилось наше томительное ожидание. Мы все беспокоились, не заблудились ли в темноте смельчаки, не напоролись ли на вражеские посты, вышли ли к намеченным каждой группе целям. И какой же дружный вздох облегчения пронесся по нашим траншеям, когда раздался первый взрыв и в черноту неба взметнулся столб пламени!

Через несколько минут загромыхало и в других местах.

Но вот группы, выполнив задание, вернулись. Как сейчас, вижу взволнованное и радостное лицо комсомольца Константина Матвеева. Этот отважный воин лично уничтожил пять фашистских танков.

Не менее мужественно и умело действовали в ту ночь и другие комсомольцы групп.

В один из дней, когда я находился в 10-м стрелковом корпусе у начальника его политотдела полковника. И. Д. Дробященко, меня неожиданно разыскал адъютант.

— В двадцать ноль-ноль, — доложил он, — вас, товарищ гвардии полковник, вызывает к проводу начальник политуправления фронта генерал Пигурнов.

До командного пункта армии было минут двадцать пять езды. Я распрощался с Дробященко и двинулся в путь. Дорогой терялся в догадках: и зачем это я понадобился Афанасию Петровичу?

Все выяснилось на месте. А. П. Пигурнов телеграфировал: «Вы имеете опыт подготовки и распространения воззваний к немецко-фашистским войскам. Поэтому именно вам высылаются условия капитуляции немецких войск, подписанные Военным советом фронта. Размножьте их в своей типографии в количестве 70 тысяч экземпляров. В течение суток их следует разбросать над расположением противника. Организуйте также передачу этих условий через армейские окопные звуковещательные станции. Вопросы ко мне есть?»

«Вопросов не имею. Все ясно».

«Желаю успеха. До свидания».

Телеграмма была тотчас доложена командарму и члену Военного совета армии, которые, как оказалось, уже были по каким-то каналам проинформированы о ней. Я лишь получил от них указание представить условия капитуляции, как только они поступят в политотдел, и свои предложения по их доведению до личного состава вражеской группировки.

Тут же дежурный по политотделу получил распоряжение вызвать к 24 часам на совещание заместителей начпоарма, начальников политотделов всех пяти, входящих в армию, корпусов.

Разговор на совещании начался с указаний, подготовленных мной во исполнение полученного приказа. В них, в частности, предписывалось: майору Худякову, возглавляющему отделение по работе среди войск противника, подготовить все имеющиеся в армии 8 средних и 3 мощные звуковые станции; разместить их вдоль линии фронта и укрыть от артиллерийского и минометного огня противника; обеспечить каждую станцию запасным расчетом для продолжения передачи в случае выхода из строя основного расчета; передачу начать на следующую ночь в 23 часа; рассчитать одновременность включения всех станций с точностью, обеспечивающей усиление звука и недопущение взаимных помех.

В звуковой передаче вражеским солдатам должно быть сообщено о взятии советскими войсками Берлина, о самоубийстве Гитлера и Геббельса. Информационный обзор передать вслед за условиями капитуляции, предлагаемыми частям и соединениям курляндский группировки врага.

Листовки с этими же условиями в количестве 70 тыс. экземпляров разбросать над вражескими войсками в течение ночи с 7 на 8 мая.

От применения оружия воздержаться.

И тут, помнится, подал реплику полковник Жуков, начальник политотдела 54-го стрелкового корпуса:

— Но если враг не сдается, его уничтожают…

— Это верно, — ответил я. — Но это тогда, когда враг не сдается. Сейчас же главное для нас — склонить его к капитуляции.

На совещании было решено, что станции, установленные в полосе обороны наших корпусов, должны будут работать круглосуточно. В случае их обнаружения предусматривалось перемещение аппаратуры на запасные позиции.

Сообщив собравшимся местонахождение руководящих работников поарма, я закрыл на этом совещание, потребовав донести о готовности к работе ОЗС не позднее 22 часов.

В 23 часа, как и было намечено, началась первая передача. Громкость и отчетливость передаваемого текста были безукоризненны.

Утром передачу повторили. С вражеской стороны вначале раздалось несколько орудийных выстрелов. Но потом огонь прекратился, и воцарилась глубокая тишина. Лишь усиленный динамиками голос передающего нарушал ее.

На другой день передачи продолжались снова и снова. Одновременно в штабах корпусов готовили к посылке парламентеров. Их инструктировали представители политического управления фронта подполковники Макухин, Степанов и майор Шейнис. Группы парламентеров комплектовались из числа курсантов антифашистской школы (была такая школа при политуправлении фронта).

— Действуйте осторожно и осмотрительно, не поддавайтесь на провокации, — говорили им фронтовые политуправленцы. — Хоть, мы и считаем, что осложнений вроде бы и не должно быть, вы все же соблюдайте при переговорах определенный такт. Зачитайте текст ультиматума, разъясните, что война фашистской Германией проиграна, пусть немцы оставляют свои окопы и переходят на нашу сторону…

Где-то после полудня все наши громкоговорящие установки оповестили противника о том, что к немецкой обороне идут советские парламентеры.

— Не стрелять! Не стрелять! — гремело над полем. — Парламентеры доставят вам жизненно важные предложения!

С одной из таких групп пошел сам начальник седьмого отделения политотдела армии майор Худяков. Они вышли как раз в расположение пехотной роты 376-го полка. На КП этого подразделения в полнейшей растерянности сидели лейтенант и дежурный телефонист. Другие немецкие солдаты с любопытством и страхом следили из траншей за каждым движением советских парламентеров. Им тут же были розданы листовки с текстом ультиматума.

— Свяжите меня с командиром полка, — сказал Худяков лейтенанту.

Тот с готовностью подскочил к аппарату и уже через минуту подал советскому майору трубку:

— Командир вас слушает…

— Алло, — произнес в трубку Худяков, одновременно почувствовав на другом конце провода взволнованное дыхание. — Это командир триста семьдесят шестого полка?

— Да…

— С вами говорит представитель советского военного командования. Предлагаю принять условия капитуляции.

Трубка помолчала. Затем, откашлявшись, гитлеровец ответил:

— У меня уже были с этим предложением парламентеры. Правда, немцы. Но я не счел нужным говорить с ними. Не могу принять предложение и сейчас, потому что считаю это дело слишком серьезным. Его надо решать в высоких штабных инстанциях.

— Не понимаю вас, — сказал майор Худяков. — Вы находитесь в безвыходном положении. Какие здесь могут быть еще рассуждения?

— Согласен вести переговоры только с командиром дивизии или корпуса, — упрямо ответил командир 376-го пехотного полка.

— С кем вам вести переговоры — решим мы. А пока думайте…

Кстати, назад Худяков и его группа возвращались не одни. 16 немецких солдат последовали за ними, решив сдаться в плен.

Примерно то же самое происходило на многих других участках фронта.

Много и плодотворно поработали в эти дни и наши друзья-антифашисты — уже знакомый нам уполномоченный национального комитета «Свободная Германия» Петер Ламберц и еще один из его товарищей. Вдвоем они пришли в расположение немецкой пехотной роты и предложили ее командиру сдаться. Тот отказался, ссылаясь на то, что не получал на сей счет никаких указаний сверху.

— А роту вы можете нам собрать? — спросил Ламберц. — Сколько у вас осталось солдат?

— Двадцать шесть…

— Дайте команду, пусть соберутся.

Лейтенант задумался, а затем молча юркнул в блиндаж. Он боялся собрать без указаний комбата роту для парламентеров. И в то же время офицер чувствовал, что он здесь уже не хозяин, что этот антифашист все равно сделает так, как задумал.

И действительно, необычное для немецких солдат ротное собрание состоялось без их командира. Ламберц зачитал условия капитуляции, разъяснил порядок перехода в плен.

— Если не хотите терять времени, — сказал он в заключение, — то я даю вам сопровождающего и — шагом марш к русским.

Вся рота направилась в нашу сторону. А тут и» лейтенант выглянул из своего блиндажа. Затем вылез на бруствер, посмотрел вслед подчиненным и… медленно побрел за своими солдатами.

А Ламберц с товарищем тем временем направились в 8-ю роту этого же полка. Но здесь им путь решительно преградил ротный командир. Прошипел с ненавистью:

— Ваше пребывание здесь нежелательно!

— А нам ваше сопротивление нежелательно, — спокойно ответил Ламберц.

— Да, но мы — солдаты и должны выполнять приказы старших…

— Считайте, что отныне вы будете выполнять то, что предпишет вам советское командование. Армии рейха не существует.

И, оттеснив плечом растерявшегося ротного, антифашисты прошли к немецким солдатам. Те и сами потянулись к ним, желая услышать рассказ посланцев советской стороны. Начали расспрашивать о том, что их ждет в плену. А затем все до единого сдались. И только их командир куда-то скрылся. Вероятно, драпанул под шумок в тыл.

А Ламберц с товарищем отыскали между тем КП батальона и вступили в переговоры с комбатом. Тот оказался гораздо благоразумнее своих ротных и без проволочек согласился принять условия капитуляции. На сборный пункт военнопленных строем направились 118 немецких солдат, 1 капитан, 2 обер-лейтенанта и 1 военврач.

Гораздо труднее проходили переговоры в штабе полка, где вместе с командиром, майором, собрались почти все его заместители и офицеры различных служб. После зачитки Ламберцем текста обращения советского командования в блиндаже воцарилась гнетущая тишина. Лица гитлеровских офицеров застыли в напряженных гримасах. Позже Петер говорил, что это были страшные лица. В них застыли и страх перед возмездием, и безысходность, и тяжкое понимание того, что иного выхода нет — надо сдаваться на милость победителя.

— Капитуляцию не принимаем, — прохрипел наконец командир полка. — Я не могу нарушить офицерского долга…

— В таком случае я напомню вам одно из условий, содержащееся в ультиматуме, — сказал Ламберц. — В нем говорится, что, если командование отказывается капитулировать, немецкие солдаты и офицеры должны сами решить свою судьбу.

— Оставьте нас на минуту, — уже мягче попросил майор. — Мы посоветуемся.

И решение было принято. Штаб полка в количестве 26 человек и остатки его личного состава сдались в плен.

А затем… Затем над вражескими окопами тут и там начали появляться белые флаги, на которые пошли и платки, и портянки, и просто обрывки нательного белья. Поначалу немецкие солдаты довольно робко выбирались из укрытий, боясь огня с нашей стороны. Но выстрелов не было, и они осмелели. Поднимались в полный рост, строились в ротные, батальонные, полковые колонны и шли сдаваться в плен…

В 9 часов утра мой заместитель доложил по телефону:

— В полосе шестьдесят третьего сдались в плен два генерала, около десятка офицеров и сотни две солдат, И все идут, идут…

Я попросил передать трубку командиру корпуса генералу Бакунину.

— Командующий армией, — сказал я ему, — предложил немедленно проделать проходы во всех минных полях и установить указатели на столбах. В проходах должны быть наши посты наблюдения. Пленных под конвоем направлять на сборные пункты.

— А как дела в других корпусах? — спросил генерал.

— Так же, как и у вас…

Едва наши саперы проделали проходы в минных полях и установили указатели, как солдаты бывшей группы армий «Север» пошли к нам нескончаемыми толпами. Происходила поистине массовая сдача в плен. Во многих местах она шла беспорядочно, без соблюдения всех тех условий, которые были изложены в предложении о капитуляции. Немецкие генералы и офицеры не могли навести хоть какой-нибудь порядок. Их уже не слушали. Солдаты просто бросали танки, машины, другую материальную часть и шли сдаваться.

В 11 часов дня я под диктовку генерала Я. Г. Крейзера написал следующее донесение командующему фронтом:

«Вражеские войска, не подчиняясь своим генералам и офицерам, неорганизованно бросают оружие и технические средства и толпами переходят линию фронта, К 10 часам, по неполным данным, перешли 4 генерала, около 50 офицеров и до 3000 солдат. Я приказал генералу Дашевскому предложить сдавшимся генералам и офицерам направиться обратно, с тем чтобы в организованном порядке сдать оружие, боевую технику, склады, а войска привести на сборные пункты в строю. В нанесении по противнику удара средствами бомбардировочной авиации и артиллерии, как то предполагалось, необходимости нет».

Получив донесение нашего командарма, генерал Л. А. Говоров ответил таким распоряжением:

«Назначенный авиационный и артиллерийский удар по врагу в 13.00 отменяю. Войска врага считать пленными. Холодного оружия, машин и адъютантов генералы и высшие офицеры лишаются и размещаются вместе с прочим личным составом вражеских войск».

В тот день член Военного совета армии В. И. Уранов и я выехали навстречу идущим в плен немецким колоннам. Они были поистине нескончаемы. Как свидетельствуют архивные документы, общее число пленных составило 181 тыс. человек, среди них 42 генерала и 838 офицеров. В качестве трофеев нами было взято 325 танков, 224 бронетранспортера, 136 самолетов, 1548 орудий, 557 минометов, 4363 пулемета, 1300 автомашин, 310 радиостанций, 16545 лошадей, а также 57646 винтовок и автоматов, 240 тракторов-тягачей, 1000 различных других машин.

Группа фашистских армий «Север» прекратила свое существование.