Рожденные в завоеваниях

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ

Подобно тени Сечавех ступал по плохо освещенному коридору. Стены вокруг него были сделаны из камня, как и лестница, ведущая сюда, как помещения, двери которых вели из этого коридора. Холодный камень, грубый, серый и влажный из-за подземной влаги. Грибки кучковались на неровных плитах и раъедали раствор между них; запах гниения густо висел в узких проемах, намекая на пытки, которые тут имели место, и на мучения, которые еще предстояло перенести узникам.

Сечавех был напряжен, он всегда был напряжен. Но теперь тревога натянулось как струна, душило само его сердце. Ярость кипела в нем, кипела и лилась через край, пульсировала среди древних стен, затопляя коридоры какофонией гнева.

Он проиграл! Нет, он НЕ ПРОИГРАЛ. Это было непреложно: Сечавех не может проиграть. Другие с их жалким сочувствием, доверчивые к женщинам и недооценивающие своих врагов, своих собственных коллег… Они могут проиграть и увидеть, как планы их рушатся. Но не он. Жизнь показалась выцветшей и бесполезной лишь на миг… Сечавех подавил свою ярость как мог, и пообещал самому себе: «Завтра. Завтра я отомщу!».

Но завтра не будет, и он это знал. Сечавех страстно желал управлять Бракси с того дня, как ступил на эту планету, циничный юноша, со шрамами, незажившими после его унижения на чужой земле. Каждое мгновение с тех пор он проводил или в работе для достижения этой цели, или в мечтах о минуте, когда это наконец станет реальностью. Сечавех объединился с Йирилом потому, что тот пользовался уважением среди кайм’эра, и предложил безжалостность и молодость свою в обмен на то, что Йирил согласиться поддерживать его и направлять. И именно он успокаивал Сечавеха, он обучал юношу плетению интриг в центральном регионе, а позднее он использовал его за дикость и Сечавех ответил ему тем же. Они объединились с Виниром потому, что это казалось разумным политическим шагом в то время. Трое мужчин действовали согласно и могли использовать власть в правительстве, где предполагалось, что ни один человек не станет поддерживать другого. Затем Затар… Сечавех выругался, как только имя это слетело с его губ, выплюнул его, словно ядовитую мерзость. Затар. Он сделал возможным единоличное правление, а затем воссел на троне, в то время как Сечавех, бессильный из-за маленькой неосторожности, вынужден остаться в стороне и наблюдать беспомощно. Затар! Сечавех планировал сбросить его в подходящий момент, чтобы привести Холдинг в состояние хаоса и затем восстановить свое положение. Он использовал Затара в молодости и был готов противостоять его растущей силе; он провел годы, планируя этот шаг, мечтал о нем и был готов к этому.

А затем появилась Венари.

И чума.

И бессилие.

Сечавех зарычал и стукнул кулаком по пластине у обитой сталью двери, которая сама поднялась вверх, чтобы впустить его внутрь. Дал сигнал, чтобы дверь снова опустилась у него за спиной, и оказался заперт в крошечной каменной камере, где пахло гнилью и смертью — и страхом.

«Затар, я тебя уничтожу!» — подумал Сечавех свирепо.

Он осмотрел камеру, наслаждаясь отвратительной атмосферой. Эта камера была одной из самых маленьких, он специально спроектировал ее так, повторив темные помещения иллеанских катакомб. Влажная, вонючая и кроме всего прочего еще и душная, кошмар для страдающего клаустрофобией. Стены давили на жертву, низкий потолок был хитро выложен камнями так, что казалось, будто они плохо укреплены. Может ведь потолок упасть и раздавить беспомощного пленника? Тому, кто не знал деталей проекта, на ум приходил только положительный ответ. Стены точно также создавали ложное впечатление, вверху они словно клонились внутрь и будто чувствовался вес земли над головой, тысячи тонн породы, что вот-вот обрушаться и погребут под собой все.

Сечавех сломил многих людей в этой камере, и ему не требовалось прилагать особые усилия, чтобы сломить их: самого вида камеры было достаточно, если в нее помещали тех, кто давно привык к широким открытым пространствам и бесконечности Пустоты. Теперь в камере содержалась лишь одна пленница — женщина в начальной стадии лихорадки, прикованная цепью к неровной стене. Сечавех остановился перед ней и дотронулся пальцем в перчатке до ее щеки. Женщина дрожала от страха, ее обнаженное тело покрывали мелкие бисеринки пота. В тусклом, неровном свете золотистая кожа женщины казалась серой и морщинистой; ее прекрасные белые волосы спутанными грязными прядями свисали по плечам. Комки грязи и пыль в них напоминали прически азеанских дипломатов, которые обычно посыпали волосы золотистым порошком. Заместитель командира, капитан истребителя, ведущая разведчица… Сечавех не помнил ее точный ранг, но это не имело значения. Ее привезли на Бракси и он сломил женщину, вытягивая секретную информацию из ее извивающегося тела, подобно тому, как выжимал сок из плода сары. Теперь осталась лишь пустая оболочка, чтобы потешиться вдоволь, и Сечавех с наслаждением исследовал ее недостатки.

Женщина посмотрела на него — или сквозь него — глазами, давно потерявшими блеск. Запах страха наполнял ее дыхание. Одна только близость Сечавеха причиняла ей жуткую боль, и он знал это; пододвинулся ближе, прижимая ее к стене своим телом, и улыбнулся, когда стон, полный страданий, вырвался из ее груди. Женщина страдала клаустрофобией; выяснить это не составило большого труда. Теперь Сечавех владел ключом к ее душе — это было нечто подобное Имени, если бы азеанцам давали Имена. Ее страх вначале проявлялся слабо, как легкий дискомфорт, и она без труда с ним справлялась, избегая ситуаций, что разбудили бы ее дремлющую фобию. Но поступая так, она не знала еще Сечавеха.

Глядя в глаза женщине, он увидел последствия своей работы: тонкую грань между ужасом и безумием, на которой балансировала пленница, страстно желая последнего, но страдая в руках у Сечавеха от первого. Если работать осторожно, то она может прожить десятки лет; каких высот может достичь ее фобия, если у Сечавеха будет целая жизнь для работы над нею? Мысль возбудила его и заставила кровь вскипеть в жилах. Когда-то женская плоть могла доставлять ему удовольствие, судороги, агония, когда они кричали, умоляли, умирали. Но теперь удовольствие заключалось в боли и только в ней, Сечавех испытывал голод к неистовой враждебности, видя в нем особое удовлетворение.

Он дотронулся пальцем до век женщины, отмечая ее рефлекторную реакцию. Разве не удивительно, что тело еще пытается защититься от увечий, после того, как душа давно потеряла надежду? Сечавех вскоре вырвет ей глаза и сравнит, как разница между темнотой слепоты и темнотой тюрьмы влияет на ее фобию. Будет ли качественная различие? Воображение только что ослепнувшей сделает невидимую тюрьму более давящей — или наоборотя, снизит эффект черноты, в которую никогда не проникнет луч света? Этот вопрос заставил кровь бурлить сильнееЯ, и Сечавеху стало жарко.

Внезапно женщина вскрикнула и ее глаза округлились от ужаса.

Что касается Затара… Сечавех проклинал это имя, Дом, и больше всего — собственную глупость. Но он еще отомстит! Закон там или нет, но он в конце концов победит. Благодаря собственным слабостям Затар лишится силы и погибнет; Сечавех не зря провел жизнь в изучении человеческих страданий и изучал их не только ради преходящих удовольствий. Он знал, как принести боль Затару, если не удастся лишить его власти; он мог заставить кровоточить сердце Затара, пока трон Бракси не станет для него пустым — пока он сам не попробует тот вид бессильной ярости, которую вынужден терпеть Сечавех.

Он все это спланировал и вскоре план начнет работать. Ньен станет первым ударом: она получит сильный удар, болезненный, возможно даже в открытую. В ней нет крови браксанов и поэтому закон не защищает ее от Смерти по Прихоти. Как типично для Затара, что он воспринимал ее безопасность как должное все эти годы! Какую печаль узнает великий притиера, который снимал перчатки перед женщиной? Он это заслужил, заверил себя Сечавех.

Женщина на полу резко вскрикнула; ее лицо побелело от страха и она извивалась у стены, отчаянно дергая удерживающие ее цепи. Это будет интересное развитие ситуации! Сечавех схватил женщину за подбородок и заставил ее посмотреть себе в глаза. Кровь капала с ее раскрытого в крике рта, оставляя пятна на его перчатке. Внутренние повреждения? Но на какие конвульсии вдохновляет его присутствие! Возбужденный, с любопытством он смотрел на нее — и вдруг быстро отступил назад, когда причина страданий стала очевидной.

— Нет! — прошипел Сечавех, отступая назад настолько, насколько позволяла крошечная камера.

Черная пена выступила на губах женщины и потекла по подбородку, следуя по кровавой тропе. Все тело ее содрогалось, куски черноты стали появляться тут и там на мокром от пота, худом теле.

Черная Смерть.

Первый шок быстро прошел и к Сечавеху вернулся разум. Пока он в безопасности, потому что ее тело приковано цепями, но руки и ноги бьются в судорогах, по мере того, как их съедает изнутри, и он может оказаться в опасном положении. Сечавех быстро двинулся к двери и положил руку на управляющую замком пластину.

Ничего не произошло.

Он нажал снова.

Дверь не шевелилась.

На лбу выступил пот; Сечавех понял, что руки его дрожат. Снова и снова он пытался заставить управляющий дверью механизм работать. Наконец, он подпер плечом дверь и попытался поднять ее — но никакой ручки там не было, не имелось совсем ничего, за что можно было бы ухватиться. Гладкий, тяжелой камень скользил и не поддавался.

Сечавех испугался.

Теперь крики стали оглушительными и в другом месте и в другое время они пронзали бы его душу удовольствием; теперь у него кровь стыла в жилах, руки похолодели, сердце объял холод. Сечавех отступил от женщины настолько, насколько мог, и вытянул перед собой плащ. Еще одна преграда между ним и высшей пыткой для человека. А плащ вообще-то поможет — достаточно ли его? Кричать о помощи бесполезно; кто услышит его голос на фоне диких воплей? И помогут ли, если услышат? Кто-то запечатал дверь за его спиной; такие вещи не происходят случайно. Кто-то, имеющий доступ к системе безопасности Дома и способный организовать срыв работы компьютера…

— Позовите Силне! — приказал Сечавех.

Кусок живой гнили приземлился прямо у его лица и едва-едва не задел плечо. Сечавеха унижала необходимость звать на помощь женщину, но дело было в том, что Силне была единственной в Доме, кто не мог допустить смерти Сечавеха. Если она лишится его поддержки, то останется бездомной, — женщина, которая так провинилась перед Хозяином, не сможет найти нового патрона среди высшего класса. Она не смела перечить ему… и поэтому он ей доверял.

— Силне!

Линия черноты проложила путь по ноге женщины, она извивалась в судорогах, куски ее плоти бомбардировали Сечавеха со всех сторон. Один из них попал ему на плащ, но мужчина быстро его сбросил.

— Скажите Силне, приведите ее сюда! — кричал он в отчаянии.

Его плащ пожирала Черная Смерть; Сечавех в ужасе смотрел, как тот съеживается, словно живой, и содрогнулся от мысли, что тоже самое может случиться с ним самим.

— Компьютер! Позови…

Вверх взлетел еще один кусок гнилостной вонючей субстанции, ударился о Сечавеха и быстро пустил корни в шерстяном рукаве его туники. Если бы Сечавех одевался, следуя иностранной моде, то у него было бы мгновение, чтобы сбросить эту дрянь — при помощи меча или даже ножен, любого металлического или синтетического предмета. Увы, ткань, из которой была сшита его одежда, имела животное происхождение и была богаты протеинами, а поэтому представляли съедобный материал для жуткой Смерти — как и плоть, что находилась под одеждой. Сечавех застонал, когда яд впился ему в руку, попытался в последний раз закричать, прося о помощи, но лишь завыл. А яд поглощал его нервы, жадный до чужой боли.

Сечавех машинально поднял вторую руку — попытаться счистить хоть немного яда с пораженной руки, но остановился. Дотронуться до Черной Смерти означает распространить яд дальше. Как тогда ему спастись? Он заставил себя стоять неподвижно, выдерживая пронзавшие тело раскаленные иглы боли, пока черная грязь не стала капать с пораженных пальцев. «Должен быть способ пережить это!» — лихорадочно думал Сечавех. Азеанцы часто заражаются и не умирают от этого. Какой техникой они пользуются?

Когда новый приступ боли взорвался в предплечье, Сечавех вспомнил.

Он сжал зубы и приготовился, собираясь с силами. Теперь есть надежда… и жуткое очарование, в котором он никогда бы себе не признался, любуясь, как он справляется со смертью, что унесла многих. «Боль и я — старые товарищи…» — подумалось Сечавеху. Он протянул правую руку к жаору, осторожно приложил большой палец к замку. Он был запрограммирован на левую руку, но сработал и в ответ на прикосновение правой — и Сечавех с облегчением вздохнул, когда ножны открылись, хотя слезы затмевали ему взор, пока он доставал клинок из ножен. Ампутация: в этом и заключался секрет. Отрезать конечность, в которой поселился яд, до того, как он успел распространиться. Сечавех рубанул себя по больной руке, прежде чем засомневаться. Это следовало делать быстро. До того, как боль поглотит разум.

Меч — который мог резать настоящий металл и должен был пройти сквозь тело, как масло — отскочил от его руки! Отскочил — и упал на каменный пол, за пределы досягаемости. Сечавех в ужасе уставился на него и закричал — потому что яд вошел в его тело. Бездумный звук, безумный, боль, невыносимая боль… Черная Смерть коснулась его щеки и зацепилась там корнями, поэтому когда Сечавех стал хватать ртом воздух, она начала его душить. Он упал, но не расшибся и в любом случае это было неважно: его пожирало изнутри, словно яд обладал разумом и намеревался доставить человеку максимум страданий. В этом он преуспел.

И затем — верх издевательства — яд остановился перед сердцем. Кипение плоти прекратилось, чернота посерела. Оголенные нервы пели о пытке, в то время как сердце с трудом продолжало биться, борясь за жизнь, которая уже стала хуже смерти. Но сражение давно было проиграно. Кровь выливалась, словно откачиваемая насосом. К мозгу не поступал кислород, он держался за мысль о боли сколько мог, затем медленно стал отступать во тьму.

Лорд, Старейшина и кайм’эра Сечавех, сын Лурата и М’нисы, умер.

Силне ждала в библиотеке, используя доступ Сечавеха к Центральному Компьютеру, чтобы поиграть с финансовыми владениями. Вокруг уже собирались коршуны. Хозяйки браксанов подбирали остатки власти Сечавеха, искали кусочек оставшегося, чтобы прибавить к своей собственности. Через центральную компьютерную систему Силне сражалась с ними, покупая и продавая акции своего бывшего Хозяина с опытом, рожденным многолетней практикой. Пусть Дом Маракса горит желанием получить айяранские шахты, которые теперь лишились Хозяина, — Силне сорвет его планы, как и планы тех Домов, что последуют за ним. Она бросала мелкие кусочки, чтобы усмирить жадных, пока сохраняя при помощи своего опыта большую часть имения, оставшегося без Хозяина.

Силне занималась этим лишь для развлечения. Она ненавидела ожидание. Дом Сечавеха будет отдан чужаку — какому-то лорду из семьи Сутракареннов — и она станет отверженной. Ни одна Хозяйка, потерпевшая крах на службе своему лорду, не сможет остаться наверху браксанской социальной системы. Очень хорошо, Силне уйдет. Но они ее запомнят. Вспомнят, что империю Сечавеха создала она и она поддерживала ее. Вспомнят, что сила и власть, с которыми другим так хотелось объединиться, были и ее заслугой, не только Сечавеха. Безжалостная эффективность и умение, которые делали Сечавеха таким опасным врагом, основывались на десятилетиях работы его Хозяйки и зависели от ее преданности.

Силне вызвала т’саракенские контракты Дома и перевела в другой речевой режим важные пункты, в результате немедленная передача владения станет почти невозможна. Т’саракенский компьютер нашел новые фразы синонимичными старым и принял их; ни одна небисалоанская система не запрограммирована на использование всех сорока двух речевых режимов браксанского языка, и поэтому можно было украдкой вводить легальные изменения, обходя во всем остальном внимательный анализ системы. Силне откинулась на спинку стула и посмотрела на плоды своих рук. Да, неплохо… это удержит виноградники от загребущих рук кайм’эра Ласира достаточно долго. Достаточно долго до раздела имущества…

Она уставилась на дверь, поскольку та вдруг открылась.

— Лорд Турак! — Силне встала, ловко коснувшись пульта управления и погасив экран. Сын Сечавеха вошел и дверь за ним заново закрылась. Библиотека, как они оба знали, была со звукоизоляцией. — Они закончили?

— Мы закончили, — Турак сделал паузу, упиваясь ее замешательством. Как он похож в этом на своего отца! — Кажется, с Хозяином Дома произошел несчастный случай.

— Несчастный случай, — выдохнула Силне. — Значит…

— Останки были изучены и все факты указывают на один и тот же вывод: Сечавех планировал пронаблюдать, как женщина умирает от Черной Смерти и для этой цели заразил ее специально отмеренной дозой Яда, Ждущего Своего Часа. Защищенный личным силовым полем, он зашел в камеру, чтобы понаблюдать за неприятной пыткой. К несчастью — для него — приборы не сработали и Сечавех оказался беззащитен. Яд добрался до него и поразил несколько органов до того, как его действие прекратилось. Так говорят следователи, а кто я такой, чтобы с ними спорить? Сечавех истек кровью.

— Медленно истек… — пробормотала Силне.

— Как похоже на женщину Сечавеха — отметить этот факт! — улыбнулся Турак. — Медленно — да, в сравнении с тем, что случилось бы, если бы яд действовал немного дольше. Я предполагаю, что он страдал. Это тебе нравиться?

— Думаю, ты путаешь меня с моим бывшим Хозяином, лорд Турак, — ее голос был полон презрения.

— Как легко это слово срывается с твоих губ! Бывший Хозяин, в самом деле? А как ты будешь жить без него? Ты его ненавидела, Силне? Может, этого достаточно, чтобы убить? Не беспокойся по этому поводу — теперь, после того, как следствие тебя оправдало! Было трудно подавлять гордость все эти годы, чтобы получить власть, которую ты хотела получить — или ты разделяла его интересы? Кажется, никто точно не знает.

— Не думаю, что это должно быть известно тебе, лорд Турак, — отрезала Силне.

Турак пересек комнату и подошел к Силне, встал за ее спиной, его шепот раздавался над ее левым плечом, пока он рассматривал пустой экран.

— Они даже проверили пояс силого поля — на контакт с ядом — и нашли, что кожаный футляр съеден, как и должно быть. Ты только представь это! Я думаю, что такой человек, как мой отец, проверил бы свое силовое поле перед тем, как подвергать себя таким опасным развлечениям.

— Может, он был слишком погружен в свои мысли, — предположила Силне.

— Может, — Турак положил руки ей на плечи; сильные руки, нетерпеливые и напряженные. — Ножны для жаора, которые нашли при Сечавехе, сделаны из очень искусно обработанной латуни. Я всегда думал, что мой отец больше любит кожу и шелковые украшения — но, с другой стороны, я могу и ошибаться. Определенно такие вещи пострадали бы от контакта с ядом, — Турак заставил Силне посмотреть на него. — Но это ведь не тот меч, который был при нем в момент смерти, не так ли?

Она вырвалась и отошла достаточно далеко, чтобы он больше не мог ее коснуться. И повернулась с каменным лицом.

— Очевидно, кровь Сечавеха передалась тебе, — оценивающе сказала Силне. — Ты — достойный наследник.

— Его кровь и подготовка — а также твоя, — Турак медленно подходил к ней, разглядывая ее фигуру. — Нежная, невинная Хозяйка, — Силне сморщилась от такого оскорбления. — Я хочу получить меч, который ты у него забрала, — потребовал он.

— Зачем? Чтобы сдать меня кайм’эра? Нет, спасибо, Турак.

Турак подошел к ней вплотную и схватил за плечи, Силне сопротивлялась, но не могла вырваться.

— Меч, Силне! — заорал он. — Это мое право!

Она гневно уставилась на него.

— Это единственное доказательство случившегося. Неужели ты думаешь, что я его сохранила? — Легкая улыбка смягчила его гнев.

— Я тебя знаю. Сохранила.

— Еще не родилось представителя племени браксана, который мог бы устоять перед заслуженным трофеем. Ты так рассуждаешь? И я не лучше остальных?

Турак потряс Хозяйку за плечи, на этот раз сильнее.

— Я дал тебе тот яд. Отдай мне меч!

Силне вырвалась — и рассмеялась с издевкой.

— Как пожелаешь, лорд, — покорно сказала она. — Пойдем со мной.

Он последовал за ней молча, в комнату, которая почти во всем напоминала другие — за исключением маленького тайника в одной из стен, Силне открыла его одним движением.

— По нашему уговору Сечавех сюда никогда не заходил. Вот, — она достала жаор. Богатые, покрытые шелком ножны были съедены, корка черного пепла упала с поврежденных краев.

Силне протянула жаор Тураку.

— Тупое лезвие, — Турак коснулся пальцем смертоносного края и откинул его. Глаза лорда гневно горели. — Силовое поле. Ты…

— Я ничего не упустила, лорд Турак. Я не больше, чем ты, горю желанием умереть. Сбой в работе любому следователю покажется разумным, данные Дома подтверждают предполагаемую причину… Я очень, очень осторожна.

— Ты всегда была такой, — подтвердил Турак.

— Спасибо. — затем Силне осмелилась спросить: — А имущество? Его уже разделили?

— Частично. Главный Дом станет моим, — он убрал клинок в ножны и отложил меч в сторону. — И персонал — также.

— Значит, я?..

— Выбор за мной.

Турак подождал, пока неприятная мысль дойдет до сознания Силне.

— Что мне делать с женщиной, предавшей своего Хозяина? — спросил он с сарказмом.

— Я служила ему верой и правдой! — рявкнула Силне. — Я всегда была предана ему — до тех пор, пока он не стал угрожать моему народу. Когда я выяснила, что он строит заговор против притиеры!.. Что я могла поделать?

— Именно то, что ты сделала. С этим я не спорю. Но женщина, которая позволила своему Хозяину умереть… — Турак замолчал, повисла многозначительная пауза. Затем шагнул к Хозяйке и коснулся ее кожи. — Ты воплотила в жизнь мою самую главную мечту. Могу ли я не наградить тебя? Оставайся, если хочешь, и управляй имением. Ты станешь подчиняться моей Хозяйке, но никому кроме. Власти будет немного меньше, чем до этого — а общество, как я думаю, окажется более приятным, — Турак поцеловал ее с вожделением. — Скажи мне да.

Она прошептала:

— Да.

Турак обнял ее и приласкал, и довел до возбуждения, и взял ее; как он мог поступить иначе? Каждый толчок его страсти отправлял его отца все дальше в могилу и, обладая Силне, он сделал свой триумф полным. И она — вдохновленная убийством, желающая нормальных ощущений — она ему подходит, идеальная партнерша на ночь, когда Турак поднялся так высоко. Сила женщин всегда возбуждала его, а насилие будоражило. Как его отец мог не реагировать на Силне? Как он мог быть таким… бесчеловечным?

— Меч, — прошептал Турак поздно ночью.

— Что с ним?

— Острие также затуплено. Почему?

Силне улыбнулась и он увидел, как у нее в глазах загорается огонь.

— Я боялась, что он может убить себя.

— До того, как это закончится…

— Разве ты не догадался?

— Нет, — он засмеялся. — Мне следовало бы догадаться.

— Мы были похожи, — сказала она тихо.

— Ты и мой отец? Или я и …

— Мы все, — Силне выдохнула слова в лицо Тураку и это вновь взволновало его кровь. — Все браксаны. Ты станешь это отрицать?

И он ответил на вопрос со всей страстью.