Рождественский подарок

Первый шаг

Перевод И. Крейниной

Дженни и Дэвид устраивали чудесные рождественские вечеринки. Их всегда назначали на предшествующее празднику воскресенье. Собиралась вся семья — родственники со стороны жены и мужа. На некоторое время к гостям выходил Тимми, но он был с ними недолго — ровно столько, чтобы все успели восхититься прелестным ребенком, но не устали от него. Накрывались длинные фуршетные столы, вдоль которых можно было свободно ходить, так что никто не оказывался зажатой в углу жертвой, вынужденной весь вечер общаться лишь с соседями справа и слева.

Дом был украшен диким остролистом и плющом, специально собранными за городом и сплетенными в венки. Елка выглядела изысканно: со вкусом подобранные ленты, фигурки ангелов и бумажные цветы, скромные игрушки на ветках и декоративные коробочки под ней. При этом все знали, что где-то должно быть припрятано множество красиво упакованных подарков, которые загодя приготовили эти любящие и заботливые супруги — Дэвид и Дженни.

Уже несколько лет, точнее, целых пять рождественских вечеров, повторялась одна и та же сцена: Дженни стояла на своей сверкающей чистотой кухне и слушала восхищенный шепот гостей. Бывшая жена Дэвида ничего подобного не устраивала. Никто не переступал порог этого дома, когда здесь хозяйничала Диана. Она была слишком самовлюбленной и спесивой, чтобы утруждать себя общением с родственниками.

А сейчас Дженни торжествовала. Много недель — нет, месяцев — она строила планы, готовилась, бегала по магазинам. Со стороны все выглядело легко и непринужденно, но сколько было потрачено усилий! Когда она некоторое время назад сказала Дэвиду, что им нужен второй морозильник, он сначала выказал недовольство. Но ведь его не было дома, когда она готовила горы пирожков и закусок! Дэвид не видел, как она трудилась на кухне вечерами: он то задерживался на позднем совещании, то уезжал в командировку. Он вообще был огражден от всей этой суеты. Дженни была полной противоположностью красивой и эгоистичной Дианы. И ее сын Тимми должен был вырасти маленьким ангелом, а не демоном, в которого превратилась дочь Дианы. Конечно, он никогда не станет таким непредсказуемым и деструктивным ребенком, какой оказалась эта Элисон.

Элисон было девять, когда Дженни познакомилась с ней. Это была очень красивая девочка с густыми кудряшками, закрывавшими пол-лица. Она даже не старалась быть вежливой.

— Сколько это стоит? — указала Элисон на новое платье Дженни.

— А зачем тебе это знать? — Такое начало Дженни сразу не понравилось.

— Меня попросили узнать. — Девочка пожала плечами, как бы давая понять, что это не так уж важно.

— Кто? Твоя мать? — Дженни сразу пожалела, что сказала это.

— Да что вы, конечно нет, маме это вообще неинтересно.

Это было произнесено так, что Дженни сразу поняла: Элисон говорит правду. Томной красавице Диане действительно это было безразлично.

— А кто же тогда попросил?

— Девочки в школе. Одна из моих подруг считает, что вы связались с отцом ради денег. — Час от часу не легче.

Когда Элисон было десять, она как-то приехала погостить на выходные. За два дня она перемерила всю одежду Дженни и попробовала всю ее косметику. Это можно было пережить, если бы помада не вывалилась из тюбиков и все блузки не были ею испачканы.

— Девочка просто хотела принарядиться. Все дети ее возраста так делают, — сказал примирительно Дэвид.

Дженни не хотела, чтобы их первая ссора произошла из-за дочери мужа. Она знала, что эту битву ей никогда не выиграть, поэтому выдавила из себя улыбку и запланировала большой поход в химчистку.

Элисон исполнилось одиннадцать, когда родился Тимми.

— Вы что, забыли принять таблетку? — спросила она у мачехи, когда отца не было поблизости.

— Мы хотели ребенка, Элисон. Так же как твои отец с матерью хотели, чтобы у них родилась ты.

— Да? Правда?

Сердце Дженни упало. Действительно, она хотела детей больше, чем Дэвид. И как это чудовище удивительно умеет уколоть ее в самое больное место!

В двенадцать лет Элисон выгнали из школы. Психолог объяснил, что все из-за того, что девочка чувствует себя покинутой: ей кажется, что отец предал ее. Ей надо проводить с ним больше времени. Вообще Дэвид целыми днями был на работе, да и Дженни тоже. Свой небольшой досуг они старались посвятить друг другу и сыну. О, как прекрасны эти часы, проведенные в тихом семейном кругу! У жившей в их доме девушки из Швейцарии, приехавшей изучать английский и одновременно присматривавшей за Тимми, был выходной. Она уходила в свою комнату, и они оставались втроем. Но теперь в эту идиллию вторглась Элисон, приезжавшая надолго: она ныла, зевала, бездельничала и все критиковала.

Когда ей было тринадцать, она их возненавидела и не желала с ними общаться. Вот и отлично! Но тут Дэвид вдруг почувствовал себя отвергнутым.

Дженни работала в издательстве. Как-то в сердцах она пожаловалась коллегам, что понимает, почему выпускается так много книг о взаимоотношениях взрослых с неродными детьми.

— Я прочитала их все. И сама могла бы написать еще штук пять. Но ни в одной из них не говорится, как наладить контакт с кем-то вроде Элисон.

Только девочке исполнилось четырнадцать, как умерла ее мать. Это случилось неожиданно, после заурядной операции. Дэвид поехал в школу-интернат, где она училась.

— Думаю, тебе теперь придется взять меня к себе, — сказала девочка отцу.

Дэвид потом признался, что у него сердце разрывалось при мысли, что его единственная дочь считает себя неким неодушевленным предметом, бандеролью, пересылаемой то в одно, то в другое место. Дженни старалась не думать о печальной участи Дианы, не дожившей до сорока. Та никогда не жила как следует. Мысль об Элисон Дженни тоже задвинула в дальний угол сознания. Она понимала, что приезд падчерицы разрушит семейное благополучие. У этой истории никогда не будет счастливого конца. Мачеха и падчерица никогда не пойдут рука об руку по длинной красивой дороге, удаляясь за горизонт. Они не станут друзьями не разлей вода. Ей, Дженни, придется принести себя в жертву, но она сделает это ради Дэвида и, как ни странно, ради покинувшей этот мир Дианы, к которой она всегда относилась с недоверием и которой всегда боялась. Если бы Дженни пришлось умереть молодой, ей бы хотелось, чтобы какая-нибудь женщина взяла на себя заботы о Тимми и посвятила ему свою жизнь.

В это Рождество она с двойным усердием взялась за подготовку праздника. Иногда она вставала засветло, а когда Дэвид спускался к завтраку, в кухне уже витали заманчивые ароматы, хотя следов беспорядка, сопровождавшего любой кулинарный процесс, не было и в помине.

— Ты моя маленькая веселая затейница, — шепнул он, на ходу сжимая ее в объятиях.

Но Дженни не была веселой, да и маленькой тоже. Она видела себя совсем по-другому. Она была высокой, но не такой гибкой и изящной, как Диана. Она относилась к семье и работе с непробиваемой серьезностью. Да разве может «веселая затейница» организовать по всем правилам такой прием?! Он всегда говорил, что очень любит праздники, что готов помочь с подготовкой, но Диана не хотела этим заниматься. А Дженни делала все безропотно, не допуская в рождественский сезон ни одной ссоры или перепалки.

Элисон приехала на день раньше, чем ожидалось. Дженни пришла с работы и увидела, что половина подноса с пирожками и рулетиками, чудом кулинарного искусства, пуста. Чтобы изготовить каждый, требовалось три минуты, но проглотить его можно было за секунду. Дженни сделала шестьдесят штук, защипывая краешки с чрезвычайным тщанием. Перед уходом она оставила их остывать, чтобы вечером отправить в морозилку. На приготовление содержимого этого подноса ушло три часа ее жизни. Дженни посмотрела на Элисон с нескрываемой ненавистью.

Девочка глянула из-под кудрей:

— А они ничего. Я не знала, что вы не только делаете карьеру, но и занимаетесь домашним хозяйством.

Дженни побелела от ярости. Даже Элисон заметила.

— Я так понимаю, это было не для ужина, да? — сказала она с насмешкой.

Дженни сделала глубокий вдох. Кажется, это советовали все авторы книг о психологии общения с приемными детьми. Она представила, что воздух проникает в самую глубину ее тела и достиг пальцев ног.

— Добро пожаловать домой, Элисон, — произнесла Дженни. — Да, это было не на ужин… совсем не на ужин. Это приготовлено для праздника.

— Праздника?

— Да. Он будет в воскресенье. Придут родственники. У нас такая традиция.

— Я думаю, чтобы что-то стало традицией, должно пройти не три и не четыре года.

— Мы справляем вместе уже шестое Рождество, так что, полагаю, у нас она уже сложилась.

Туфля натерла Дженни ногу. Ей хотелось снять ее и запустить в эту бесчувственную девчонку, да так, чтобы побольнее ранить острым каблуком. Но она понимала, что перед праздником так поступать нельзя. К тому же это неконструктивно. Понятно, что радости грядущий праздник уже не принесет. Надо было хотя бы сохранить самообладание. Она пыталась вспомнить, как это по-умному называется… кажется, «минимизация ущерба»? Дженни никогда толком не знала, что это значит. Может, имеется в виду «спасайся кто может»? На работе она подмечала, что, если заставить себя подумать о чем-то не имеющем отношения к текущей ситуации, сознание отвлекается и человек выходит «из крутого пике», избегая срыва.

Она заметила, что Элисон смотрит на нее с интересом.

— Да, наверное, шесть лет — это уже традиция, — согласилась девочка, как будто стараясь проявить объективность.

В душе Дженни проснулась легкая симпатия к этому подростку, неприязнь и отторжение отступили. Но опыт подсказывал, что до идиллического финала еще очень далеко.

— Кстати, о празднике, — сказала Дженни. — Может, позвать родственников твоей матери?

На лице у Элисон отразилось сомнение.

— Вы хотите пригласить их сюда?

— Да, ведь здесь теперь твой дом. Почему же не пригласить твоих близких? Мы хотим, чтобы это было настоящее семейное торжество, и с удовольствием примем их.

— Зачем?

— Затем же, зачем все люди зовут гостей на Рождество: это знак расположения, желание провести вместе теплый дружеский вечер. — Дженни надеялась, что голос ее не выдаст, но в нем уже звенели металлические нотки. Она чувствовала, что терпению скоро придет конец.

Она отвела взгляд от подноса с пирожками, над которыми трудилась как проклятая. Жалкие раскрошившиеся остатки. Даже то, что не было надкушено, выглядело неаппетитно.

— Люди не за этим устраивают рождественские вечеринки, — заявила Элисон. — Это все для показухи.

Дженни сняла туфли и села за стол. Она потянулась к идеально скрученному рулетику с изысканной начинкой. Он был очень вкусным.

— Ты так думаешь? — обратилась она к падчерице.

— Я не думаю. Я знаю.

Дженни подсчитала в уме: сейчас девочке четырнадцать. Вероятно, она будет жить с ними до восемнадцатилетия. Если, бог даст, Элисон не выгонят и из этой школы, то терпеть ее придется только в каникулы. Четверо летних каникул, четыре Пасхи, четыре Рождества. Тимми придется расти рядом с этой капризной девчонкой. Он будет все понимающим семилетним мальчиком, когда она покинет этот дом. Сидящая за ее столом строптивая особа отравит Дженни четыре года жизни. Она задумалась: «Как бы я поступила, если бы это была рабочая проблема?» Но рационального ответа не было. Если бы Элисон упрямилась и бунтовала открыто, ее можно было бы круто осадить, да и вообще послать отсюда подальше. Дженни прикидывала, не сказать ли прямо этой всем недовольной девице, что вообще-то жизнь не всегда радует нас, как букет фиалок, а иногда и жалит, как крапива. И вообще не все обязаны думать только о том, чтобы ей было хорошо: каждый заботится о своем благополучии. Но нет, Дженни достаточно знала подростков: они не понимают таких увещеваний, у них нет того опыта, которым обладает зрелая женщина. Многие сверстники Элисон просто игнорировали слова взрослых, пожимая плечами: «И что из того?»

Потом Дженни стала думать о дружбе. Ценно ли это для Элисон? Может, предложить ей какой-нибудь смешной и торжественный ритуал — смешать кровь из ранки и дать обет взаимной поддержки при любых обстоятельствах?

Но тут она вспомнила, как девочку характеризовали в школе. Увы, везде отмечали, что все школьные правила и договоренности были ей безразличны. Даже те, которые уважали и соблюдали другие дети. Нет, предлагать ей равенство и братство — безнадежное дело.

Дженни съела пятый пирожок, думая о том, что это соответствует пятнадцати минутам ее предрассветного труда. Скоро придет Дэвид. Он устал и захочет вечером отдохнуть и расслабиться. А она после возвращения домой еще не повидала своего дорогого Тимми!

По всей стране люди сейчас готовились к Рождеству. Да, у некоторых случались неприятности, иногда в семье бывают натянутые отношения… Но ни в одной из них нет Элисон. Это ведь мина замедленного действия. В любой момент в течение четырех лет она может взорваться и в клочья разнести их семейное счастье.

По всей комнате были разбросаны сумки с вещами падчерицы. Надо будет договориться с Дэвидом, чтобы его дочь все свое хозяйство держала в своей комнате. Ах да, комната! В своей комнате! Но ведь она еще не подготовлена!

Эта комната была заполнена коробками и пакетами. Хуже того, там лежала всякая всячина для украшения дома — мешки с еловыми шишками и остролистом. Дженни почувствовала себя виноватой: она не успела все убрать, и теперь ребенок почувствует, что его здесь не ждали. Даже место не расчистили. А ведь Дженни хотела освободить шкаф, принести побольше вешалок для одежды, поставить вазу с небольшим букетом — просто знак внимания, как бы говорящий «С приездом!». Ведь это нельзя было бы счесть дурным вкусом, показухой, или какие там еще ярлыки подростки навешивают на все человеческие поступки.

Все это время Дженни сидела молча и мрачно отметала разные варианты налаживания отношений с приемной дочерью. Элисон, вероятно, обратила внимание, что пауза затянулась. Она проследила за взглядом Дженни, застывшим на ее сумках.

— Думаю, вы хотите, чтобы я убрала это подальше? — Она произнесла это голосом мученика, который встретил особенно неприятного ему палача.

— Я хотела сказать насчет твоей комнаты… — начала Дженни.

— Я буду закрывать дверь, — пробурчала девочка.

— Да нет, я не об этом…

— И кроме того, я не буду громко включать музыку. — Элисон закатила глаза и с этими словами двинулась к двери в свою будущую спальню. — Боже мой, Дженни, что такое? Чего еще мне нельзя делать?

На плечи Дженни навалилась усталость. Казалось, она сейчас заплачет.

— Я просто хотела объяснить, что там… — прошептала она.

Элисон уже открыла дверь. Она стояла на пороге, удивленно озирая все, что было подготовлено для праздника, — все эти игрушки, венки и прочие мелочи для веселой и нарядной рождественской сказки. Она взяла еловую шишку и вдохнула ее запах. Девочка снова и снова обводила глазами комнату, как бы не веря, что все, что она видит, — явь.

— Мы думали, что ты приедешь только завтра, — сказала Дженни извиняющимся тоном.

— Вы собирались украсить мою комнату? — Это было произнесено сдавленным голосом.

— В общем, да. Может, что-то из этого подошло бы… ну, ты понимаешь… — Дженни была озадачена.

— Все это для меня? — Элисон посмотрела вокруг.

Дженни молчала. Там было столько веток и гирлянд, что ими можно было украсить весь трехэтажный дом — а они жили именно в таком большом доме. Даже ребенку, наверное, было бы ясно, что все это предназначено не только для ее комнаты.

И тут она взглянула на светящееся радостью лицо девочки и вдруг поняла — эта высокая, изящная, хоть и угрюмая юная красавица с шапкой непослушных волос, как бы сошедшая с полотен художников-прерафаэлитов, была просто ребенком. Лишившейся матери сиротой, комнату которой впервые в ее жизни кто-то собирался принарядить к празднику.

Издатели часто говорят, что лучшие книги появляются случайно. Так и лучшие решения приходят спонтанно, без долгих раздумий и планирования.

— Да, это все, или почти все, — для тебя. Мы хотели, чтобы комната выглядела нарядной и чтобы тебе приятно было там находиться. Но раз уж ты приехала раньше… может быть…

— Может, мне тоже поучаствовать? — Глаза Элисон искрились от счастья.

Да, Дженни понимала, что все это ненадолго. Впереди трудная дорога, не гладкая и ровная и не залитая волшебным светом, как это бывает в кино. Они не упадут друг другу в объятия. Но первый шаг навстречу сделан. На какое-то время они останутся друзьями. Хотя бы сейчас, перед приемом гостей, и, может, в день Рождества.

Она услышала, что из другой комнаты к ней бежит сын.

— Где ты была, мама? — закричал он. — Почему не зашла ко мне сразу?

Дженни подхватила его на руки.

— Я решила поздороваться с твоей сестрой. Теперь наш дом — это ее дом, — при этом она боялась взглянуть в глаза Элисон.

А та наклонилась и пощекотала кончиком еловой ветки живот Тимми.

— С Рождеством, мой маленький братик! — сказала она.