Рождественский подарок

Нелепая измена

Перевод И. Крейниной

Настала минута, когда Джудит вдруг поняла: муж ей изменяет. Она осознала это внезапно, находясь в людном месте. За три недели до Рождества они всей семьей отправились в супермаркет, Джудит наклонилась к контейнеру с замороженными продуктами, а потом повернулась к Кену, чтобы спросить, какой мусс он предпочитает — лимонный или малиновый. И тут поймала его взгляд. Так он на нее еще никогда не смотрел: стоит, закусив губу, а глаза такие, будто он остро сожалеет о чем-то и всем сердцем желает, чтобы все как-то обошлось. Казалось, невыносимое чувство вины тяготит его душу.

Она не терзалась подозрениями, а была уверена, что это произошло. На секунду голова у нее закружилась, калейдоскоп воспоминаний пришел в движение. А потом события сложились в целостную ясную картину, как будто фотограф настроил видоискатель.

Она испытала такой шок, что уронила упаковку обратно в контейнер и тихо охнула. Кен посмотрел на нее с беспокойством.

— Что случилось? — Глаза его были ласковыми и встревоженными.

— Ничего страшного, просто спазм. — Она попыталась взять себя в руки и выпрямилась, держась за бок и делая вид, что и вправду кольнуло. — Милый, сделай одолжение, положи лимонный мусс в тележку. А я немного посижу. Можешь сам собрать все остальное по списку?

Муж взял ее за локоть, чтобы помочь дойти до стула. Его рука жгла предплечье — ей казалось, что ее ведут на казнь.

Джудит все повторяла себе: спокойно, спокойно, спокойно. Ни в коем случае не говорить ничего сейчас, сначала надо подумать. Она не разрыдается здесь, в супермаркете, на виду у всех этих людей, которые видят ее по вечерам каждую среду. Она не начнет обвинять Кена в предательстве на глазах у заинтересованной публики, состоящей из усталых, отправившихся за покупками по окончании долгого рабочего дня посетителей магазина. Нет, сперва надо все тщательно взвесить.

Из колонок доносилась музыка, «Silent Night»[19]. Повсюду висели гирлянды из остролиста и мишуры.

«Я не дам этому делу ход, пока не пройдет Рождество, — решила Джудит. Она даже повторила это, беззвучно шевеля губами: — Ничего никому пока не скажу. И я, и дети заслужили этот праздник Я позволю ему разрушить нашу жизнь только после того, как минуют каникулы».

В этот супермаркет они приезжали по средам. Джудит превратила еженедельные походы за покупками в веселое времяпровождение. Сначала нужно было собрать в несколько тележек продукты по списку. За выбор дорогих товаров и десертов отвечала Джудит. Потом она шла за бытовой химией, так как, кроме нее, никто не знал, что требуется в хозяйстве.

Томми и Джейн отправлялись за фруктами и овощами. Они все тщательно складывали в пакеты и взвешивали. Джудит заметила: когда они сами выбирают зелень, бобы и прочее, то потом с большим энтузиазмом все это едят. Кен, образцовый муж, приносил хлеб, соки, прихватывал также пару бутылок вина и штук пять бутылок пива. Семья воссоединялась у кассы, затем загружала все в маленькую машинку и отправлялась в боулинг. После этого они съедали по гамбургеру с чипсами и возвращались домой. Муж и дети любили эти среды и ждали их с нетерпением. Подруги Джудит восхищались такой семейной традицией и удивлялись ее виртуозному умению превращать унылую рутину в удовольствие — их домашних поход в магазин никогда не вдохновлял. А Джудит улыбалась и мысленно поздравляла себя. Но, признаться, вообще-то трудностей не возникало: они были счастливы и любили друг друга, поэтому любое совместное занятие доставляло радость.

Она сидела на стуле у кассы, и ее даже слегка покачнуло при мысли, что она так страшно заблуждалась.

Пришли взволнованные дети, чтобы поинтересоваться, почему маме пришлось сесть. Как правило, она носилась вдоль проходов, появляясь то тут, то там. Они уточнили, тот ли взяли стиральный порошок и правильную ли нашли фольгу. Джудит усилием воли придала своему лицу обычное беззаботное выражение. Она понимала, что ее внутреннее смятение может легко прорваться наружу, отразившись в безумном блуждающем взгляде.

— Ничего-ничего, — уверяла она своих, — это невесть откуда взявшийся спазм. Вероятно, неудачно повернулась.

Кен посмотрел на нее с нежностью:

— Наверное, тебе и в боулинге надо спокойно посидеть в сторонке, а то вдруг опять заболит.

В его голосе слышались сочувствие и раскаяние. Он что, всегда говорил таким тоном?

Или только сейчас? Все началось тогда, в Уитсане, двадцать пятого мая. Из ее груди непроизвольно вырвался нервный смешок. В Рождество его измене будет ровно семь месяцев. Интересно, мы за нее выпьем? Тост в честь Кена и его женщины. А ведь Джудит считала ее своей подругой! Она подавила неуместный смех и постаралась вести себя более естественно.

— Все будет в порядке, — уверенно заявила Джудит. — Это просто маленькое недоразумение.

Ей хотелось верить, что она улыбнулась непринужденно, а не скорчила болезненную гримасу, хотя чувствовала себя, словно была на последнем издыхании.

Несколько месяцев назад они отправились на отдых в Уитсан. Идея провести отпуск в пансионате поначалу всех очень воодушевила. Кен страшно устал, у него была нервная работа. Джейн перед пасхальными каникулами отлично сдала экзамены. А Томми взяли в школьную сборную по теннису. Джудит незадолго до отпуска получила повышение: она работала в крупном агентстве недвижимости, и теперь ее назначили ассистентом менеджера. В целом это было весьма незначительное продвижение по службе. Она могла претендовать и на большее. Но на визитке новая должность смотрелась красиво. Не так давно Джудит очень удачно подыскала квартиру для приятной молодой женщины по имени Сильвия. Та работала пиар-менеджером в загородном досуговом центре. Как-то само собой получилось, что Сильвия предложила Джудит с семейством отдохнуть за городом. Она сказала, что и сама будет там и приглядит, чтобы Кену и Джудит был предоставлен самый лучший сервис.

Да, Сильвия вполне справилась с этой задачей.

Джудит и не думала, что ее новая знакомая будет с ними обедать и ужинать почти каждый день. Но выяснилось, что характер у нее легкий и с ней весело. Детям Сильвия тоже нравилась: она договорилась, чтобы Томми дали сыграть гейм с одним из отдыхающих, известным теннисистом, и упросила родителей, чтобы Джейн позволили пойти на дискотеку.

Сильвия подружилась с Джудит и ходила с ней в сауну и в бассейн. Она же настояла, чтобы Кен попробовал поиграть в гольф, о чем он никогда и не думал.

Так проходили дни: Кен махал клюшкой, с азартом отправляя мячи в лунки (ему поначалу показалось, что он освоил дальние удары, но потом, как он сказал, выяснилось, что это всего лишь ближние), Джудит посещала массажистку и делала маски для лица, Джейн выучила несколько новых танцев, а Томми без конца упражнялся на корте. Сильвия порхала между ними, следя, все ли в порядке.

Пару раз Джудит подумала, что та неплохо устроилась: не такая уж обременительная работа — находиться в пансионате по долгу службы. Но потом она решила, что у Сильвии, наверное, сейчас тоже отпуск и она может провести его здесь бесплатно.

В один из дней Сильвия и Кен целый день пропадали на поле для гольфа. Вернулись вечером, раскрасневшиеся и довольные.

— Я тут отдыхаю, как босс, — Кен был весел и смеялся, как мальчишка. — Если я займусь этим всерьез и куплю всю экипировку, а также буду платить за членство в гольф-клубе, это мне влетит в копеечку.

— Но здесь есть и выгода, — возразила Сильвия. — Как вы думаете, почему высокопоставленные государственные лица и руководители компаний так любят гольф? Они таким образом снимают напряжение и экономят на антидепрессантах.

Джудит удивилась, с чего бы это Кен вдруг рассказал ей, что принимал транквилизаторы, чтобы справиться со стрессом на работе.

Вообще в эти месяцы произошло очень много неожиданностей. Каждая сама по себе была не столь уж значима. Но все вместе они сложились в картину, которую Джудит целиком увидела только сейчас.

Она в полуобморочном состоянии пересекла парковку, подошла к машине и принялась перекладывать покупки из тележки в багажник. Джудит двигалась как робот, поднимая и опуская сумки, автоматически ставя бутылки вертикально и обкладывая их мягкими пакетами. Покончив с этим, они дружно пошли по аллее к находящемуся поблизости боулингу. Этим маршрутом они ходили каждую среду. Со стороны — типичная семья приехала прогуляться и отдохнуть. Типичная, но при этом счастливее многих других, как часто замечала Джудит. Так она твердила всегда и вот пятнадцать минут назад впервые усомнилась в этом.

Сильвия прочно вошла в их жизнь… Как же так получилось? На самом деле дверь ей открыла сама Джудит. Она собственными руками подготовила себе ловушку. Да, Джудит иногда по воскресеньям приглашала Сильвию пообедать с ними, ведь женщине, не имеющей семьи, в выходные так одиноко в Лондоне. Если в пятницу вечером к ним собирались зайти друзья «на спагетти», бывало, заодно звали и Сильвию. Она такая общительная и веселая, и другие, казалось, рядом с ней тоже расцветали. Джейн начала рассказывать про школу, хотя обычно сидела молча в углу, свято храня свои девичьи секреты. А Томми вслух размечтался о том, как бы поучаствовать в молодежном теннисном чемпионате.

Кен, уже много лет не сообщавший никаких подробностей о своей офисной жизни, вдруг стал пародировать начальство. Казалось, когда он смеется над ними, то перестает их бояться. Да и сама Джудит с внезапным красноречием рассказала несколько историй о том, как некоторые клиенты ездят смотреть дома, которые заведомо им не по карману. Агенту приходится проявлять чудеса деликатности в общении со знаменитостями, требующими, чтобы им обязательно продемонстрировали все имеющиеся в базе виллы, хотя риелторы знают, что у потенциального покупателя нет ни гроша за душой.

Джудит часто думала, что Сильвия завидует их семейному счастью. Она-то никогда не была замужем. Правда, у нее был продолжительный роман с мужчиной намного старше нее. Она сама призналась в этом Джудит. Эта связь продолжалась десять лет — с двадцати пяти до тридцати пяти лет. Сильвия любила его, но в какой-то момент он от нее устал.

— Я ни за что не останусь рядом с человеком, которому не нужна. Я для этого слишком гордая, — заявила она уверенно.

— Конечно, у вас же не было детей. Это могло заставить тебя терпеть, — мягко возразила Джудит.

Но Сильвия стояла на своем. Нет, ни при каких обстоятельствах она не станет никому навязываться, даже если у нее с мужчиной общие дети. И по отношению к детям это жестоко — заставлять их жить в доме, который покинула любовь.

Джудит не спорила, а предпочла согласиться. Сейчас она вспомнила, что это была лишь одна из обсуждаемых ими наедине тем. Еще они говорили о власти, вкусе и статусе. Для Сильвии все это было очень важно, и она ставила эти далекие от прозаичного быта ценности выше всего.

Но сейчас, сидя в боулинг-клубе и дрожа всем телом от сделанного только что открытия, Джудит поняла: это не были абстрактные разговоры. Сильвия готовила почву для будущего разрыва с новой подругой. Она предупреждала ее, что не стоит удерживать мужчину, если нет любви.

Кен, Джудит и дети переобулись и ждали, пока освободится дорожка. Джудит прислонилась к стене. Оказывается, делать вид, будто все нормально, гораздо труднее, чем ей представлялось вначале. Наверняка щеки у нее горят и все переживания написаны на лице.

Однако только Кен заметил, что ей не по себе.

— Ты мне дай знать, если что-то случилось… Скажем, что-то нехорошее, — попросил он.

— Да, конечно, — солгала она и посмотрела ему прямо в глаза.

Этим большим, добрым карим глазам она всегда доверяла — всю жизнь, с того самого момента двадцать лет назад, когда они только познакомились. Им обоим тогда было по шестнадцать лет. Она верила ему, когда родители с обеих сторон твердили, что они еще слишком молоды, чтобы пожениться. Верила, когда он уехал надолго — фирма послала его учиться. Ей и в голову не могло прийти, что Кен может ее обмануть. И вот пожалуйста, он смотрит на нее с сожалением и болью. Ему неловко, потому что вскоре он собирается сказать ей правду. Вероятно, это произойдет еще до Рождества. Но пока она не даст ему произнести роковые слова. И все будет хорошо. Ну, если не хорошо, то хотя бы лучше, чем могло бы быть.

Это было нелегко: так иногда идешь, стараясь не наступать на стыки тротуарной плитки, а не получается; или мучительно пытаешься удержаться на диете в первые три дня, зная, что после них уже будет намного легче. Почему-то Джудит казалось: если сейчас муж не поставит ее перед фактом, вся измена так и останется каким-то фантастическим событием, не имеющим отношения к реальности.

А еще она знала, что Сильвия захочет, чтобы все вели себя «цивилизованно». О, это одно из ее любимых словечек! Она не желала знаться с теми, кто не умел «цивилизованно» принимать удары судьбы (а ведь нередко их наносят самые близкие люди). Однако не жестоко ли требовать от тех, кто потерял в жизни все, чтобы они держались бодро, как ни в чем не бывало? Сильвия на такие возражения пожимала плечами и говорила, что это в любом случае лучше, чем терзать друг друга.

«Ладно, еще будет время посмотреть, насколько цивилизованно я смогу на все это отреагировать», — уговаривала себя Джудит. Самое главное — избежать объяснений. Будет просто невыносимо слушать, как Кен начнет оправдываться, рассказывая, что в первый раз встретил настоящую любовь. «Нет, дорогой, только не сейчас, когда весь мир готовится встретить Рождество».

Кен коснулся ее руки.

— Дорожка свободна, Джудит. Ты будешь играть?

Он никогда не называл ее Джуди или Джуд, и ей с самого начала это было по душе. Он понимал, что для нее это важно: еще с того раза, когда она, стоя перед ним в школьной форме, назвала свое полное имя. А ему нравилось, когда она звала его Кеном — сокращенно от Кеннет. Он говорил, что так он себя чувствует другом и партнером. Он в отличие от жены никогда не хотел доминировать, руководить. Вероятно, это и сыграло роковую роль: уменьшительное имя, которым она его называла, ее новая должность в агентстве, со стороны казавшаяся столь значительной… Может, ему захотелось быть рядом с менее властной и жесткой женщиной? С кем-то легкомысленным и беззаботным, как Сильвия.

Не исключено, что Сильвия никогда не отказывалась заниматься любовью. А Джудит последнее время так уставала на работе. Вероятно, ее соперница больше интересовалась работой Кена, вдохновляла его на все новое: с ней он с удовольствием пробовал то, чего раньше не делал, к примеру вдруг занялся гольфом. А ведь ему всего через каких-то три-четыре года стукнет сорок…

Или все это бред? Что за старомодные взгляды, как у выжившей из ума пожилой дамы? С другой стороны, может, эти замшелые истины по-прежнему актуальны и брошенным женам стоит о них задуматься? Джудит пожалела, что давно ничем таким не интересовалась. Ей раньше казалось, что в современном мире брак и отношения полов основаны на равенстве. Но теперь уже ни в чем нельзя быть уверенной.

Она кинула мяч как на автопилоте, но кегли упали. Дети обрадовались и захлопали в ладоши. Что она сможет предложить им после того, как их отец покинет семью? Будут ли они приходить сюда по средам? Это будет бесцельное, впустую потраченное время…

— Честно говоря, я уверен, что ты плохо себя чувствуешь, Джудит. Тебе нужно посидеть спокойно. — Он был добр и внимателен, как никогда.

К своему ужасу, Джудит почувствовала, что ее глаза наполнились слезами.

— Я и правда, наверное, немного устала, — призналась она. — Это все работа…

— Я тоже раньше так говорил, — он пристально посмотрел на нее. — Но теперь я просто не позволяю офисным проблемам выбить меня из колеи. Жизнь ведь так коротка!

Во всех его словах ей виделись знаки. Давно, когда Сильвии еще не было и ему неоткуда было черпать силы, неприятности на работе одолевали его, мешали дышать. А теперь он считает, что надо спешить жить — времени так мало. В этом Джудит усматривала предвестие прощания. Он скажет, что полжизни прошло и каждый должен, если представляется возможность, постараться добыть свою долю счастья.

Позже, в ресторане, она наблюдала, как он ерошит волосы Томми и с гордостью улыбается, глядя на Джейн. «Он всегда будет любить их и восхищаться ими, — подумала Джудит. — Даже если я поведу себя “нецивилизованно” и буду препятствовать его свиданиям с ними». И в то же время она знала, что не станет бороться за то, чтобы ограничить его общение с Томми и Джейн. Это было бы нечестно по отношению к детям — они ведь уже взрослые люди: сыну почти двенадцать, дочери четырнадцать. И они, наверное, сами захотят жить с отцом и Сильвией.

В ресторане тоже звучала рождественская музыка. Но сейчас Джудит, всегда любившая Рождество, воспринимала эти звуки как жестокую насмешку.

Все последующие дни она прилагала максимум усилий, чтобы жизнь в доме била ключом и в нем все время были гости. Муж пять раз делал попытки остаться с ней наедине, чтобы поговорить о разводе, но она всякий раз притворялась, что страшно занята. Однажды он даже позвонил ей на работу.

— Я буду недалеко от твоего офиса, Джудит. Может, выпьем кофе или пообедаем вместе?

Не собирался он быть поблизости! И раньше он никогда не делал перерыва на обед.

— Нет, Кен, — ответила она. — После Рождества. Пожалуйста, что бы там ни было, дождись, пока пройдут праздники.

— Вообще-то это не может ждать, — произнес он.

Внутри у нее все похолодело, но она постаралась ответить весело.

— Придется подождать, дорогой. Я абсолютно вымотана, у меня нет сил. Если ты не хочешь, чтобы я совсем потеряла рассудок, давай до окончания праздников не говорить ни на какие серьезные темы. Будем только здороваться и улыбаться друг другу, ладно? — Ее голос звучал странно даже для нее самой.

— Обычно так не бывает у живущих вместе людей, — простодушно заметил Кен.

Джудит знала: он прав. Но она уже слышала в его голосе интонации Сильвии. Это все ее самоуверенность и категоричность. Да, это она, маленькая белокурая Сильвия, во всем придерживающаяся крайностей; слишком гордая и независимая, чтобы оставаться с немолодым мужчиной после того, как тот устал ее любить.

Вдруг Джудит поразилась: оказывается, они уже десять дней не виделись с Сильвией. За последние полгода не было таких перерывов. Раньше и двух дней не проходило, чтобы они не созвонились и не узнавали, все ли у каждой из них в порядке. Боль в последнее время притупилась, но сейчас разгорелась вновь, когда Джудит стала думать о вероломной подруге. Наверное, она решила «уйти со сцены», пока Кен во всем не признается семье и не расчистит дорогу для новой жизни. И тогда они уже все вместе смогут начать изображать цивилизованных людей — вероятно, прямо за рождественским столом.

Чтобы все эти переживания не прорвались наружу, нужны были колоссальная выдержка и изворотливость. Джудит как-то ухитрялась практически не бывать наедине с мужем. Единственным временем, когда они оставались вдвоем, была ночь. Они спали на огромной двуспальной кровати, которую выиграли лет десять назад в какой-то игре, где нужно было сочинить короткое стихотворение о любви.

Иногда, когда Кен приходил в спальню, Джудит притворялась, что уже спит, а потом лежала без сна долгие часы, слушая ровное дыхание мужа и громкое тиканье будильника. Два раза она все же потянулась к нему и обняла сильно и страстно. Он еще не успел проснуться, а они уже занимались любовью. Но после этого поговорить тоже не удалось: Джудит заявила, что хочет полежать в тишине. Кстати, интересно, как он объяснил Сильвии то, что до сих пор не рассказал жене. Может, та уже сочла его безвольным слабаком или решила, что он передумал?

Надежды на то, что вся эта история ей пригрезилась, уже не оставалось. В один из дней Джудит столкнулась с Сильвией в парикмахерской. Она новыми глазами посмотрела на это маленькое симпатичное личико, поймала ее озадаченный взгляд.

— Думаю, нам не о чем сейчас говорить, правда? — сказала Сильвия. — Надо подождать, пока все это цивилизованно завершится.

Джудит была не готова к такому диалогу. Если бы была возможность собраться с мыслями, то она ответила бы нечто вроде: «Ждать придется долго». Но вместо этого с каким-то смешным придыханием выпалила:

— Да уж просто ужас, сколько мороки с этим Рождеством! Мы все с ума посходили. Нельзя же так суетиться! После праздников все утрясется.

— Да, безусловно, — согласилась Сильвия не моргнув глазом.

Джудит чуть не умерла, пока ее стригли. Сердце билось так громко, что, казалось, все в салоне должны были слышать.

И вот настал день Рождества. Дом Кена и Джудит был, пожалуй, украшен красивее всех других на улице. И елка у них оказалась самой нарядной. Открытки были развешаны с гораздо большей выдумкой, чем ранее, даже упаковка каждого подарка была доведена до совершенства. Стол ломился от еды, представлявшей собой фантастическое буйство красок. И сервировка была образцовой. На каждом пирожке красовался аккуратнейший защип, рулетики из бекона, подаваемые к индейке, были строго одинаковой формы и размера, все как на подбор, будто солдаты на параде в честь королевы.

В гости приехали отец Джудит и мать Кена. Все ждали начала застолья: оставалось зажечь расставленные на столе свечи и лампочки на елке.

В какой-то момент Джудит очутилась одна в столовой и загляделась на эту красоту. Она замерла, опершись руками о спинку стула. Это, наверное, последнее подобное Рождество. Без Кена она не будет со всем этим возиться. Дети скоро вырастут и покинут родной дом. У них будет своя жизнь, собственные семьи. Конечно, на некоторые праздники они будут приглашать мать. Они все подготовят и украсят к ее приезду, как сейчас все сделано к приезду их с Кеном родителей. Но ее совместная жизнь с мужем сейчас подходит к концу.

И тут на нее навалилась огромная усталость, накопившаяся за последние три недели, когда она тщетно пыталась убежать от судьбы. У нее не осталось сил даже чтобы вытащить индейку из духовки. И уж точно не было энергии для борьбы. Сейчас он мог объявлять ей все, что угодно. Ужасна была сама суть происходящего — он уходит, оставляет ее. После двадцати лет знакомства и шестнадцати лет брака она потеряет этого доброго, родного и близкого человека. Мысль о грядущем одиночестве причиняла невыносимую боль.

Джудит не заметила, как муж вошел в столовую. Все остальные были в гостиной. Они только что развернули подарки и восхищались ими, обмениваясь впечатлениями. Кен подошел и взял жену за руку.

— Пожалуйста, прекрати бегать от меня, умоляю! Побудь со мной всего две минуты, прошу тебя ради всего того, что у нас было в прошлом.

— Хорошо. — Она произнесла это беззвучно, будто выдохнула.

— Так тяжело…

— Да, я знаю, это нелегко.

— Я понимал, что ты все знаешь. От этого мне было еще горше.

Оказывается, это не так уж страшно. Заветные слова сказаны, но они ранили ее не так больно, как она ожидала. Джудит думала, что больнее всего будет слушать, как он ей это объявит. Она пыталась избежать разговора. Но теперь она знала, что самое страшное — это сам факт его ухода. Вот сейчас она навсегда потеряет дорогого друга и любовь всей своей жизни.

— Все это очень печально, Кен, — сказала она просто и без затей. Не обвиняла, не упрекала. Просто констатировала факт.

— Я поступил так глупо, так эгоистично, так жестоко, — отозвался он. — Не знаю, почему так произошло. Может, потому, что я ни на что не гожусь — в работе не преуспел и главой семьи у меня не получается быть. В общем, от меня мало толку. Вероятно, поэтому я пошел на это.

— Думаю, причины сейчас не имеют значения. — Теперь ей было трудно говорить.

— Ты когда-нибудь сможешь простить меня?

— Вероятно, со временем нам придется цивилизованно уладить этот вопрос. Но сейчас мне очень больно. — Она посмотрела на него с тоской.

— Джудит, я так виноват перед тобой.

— Я просто не желала говорить об этом до Рождества.

— А мне отчаянно хотелось объясниться с тобой до праздника.

— Но мне было жалко портить им Рождество, я хотела, чтобы оно прошло идеально, чтобы потом им было что вспомнить…

— А стоит ли им вообще рассказывать, что произошло? Зачем им знать? — спросил он смиренно.

— Но ведь когда ты уйдешь…

— А что, мне обязательно уходить? — снова спросил Кен.

— Ты не хочешь этого? — Джудит посмотрела на него с недоверием.

— Я уйду, только если ты меня выгонишь. И я пойму, если ты так поступишь. Предполагалось, что мы будем верны друг другу. Ты сдержала обещание, а я нет. Я обманул тебя, как же теперь ты сможешь поверить, если я скажу, что у меня с той женщиной все кончено? И что я ужасно жалею о случившемся и жестоко казню себя за то, что причинил тебе боль этим идиотским поступком?

— Ты не любишь ее? Ты не хочешь уйти к ней? — В ее вопросе звучало искреннее удивление. Казалось, что огонь камина запылал ярче и столовые приборы вдруг заискрились от его всполохов, — она натирала эти серебряные ножи и вилки с таким усердием, что у нее чуть не отвалились руки.

— Я не люблю ее. Но ты-то сможешь продолжать любить меня после моей ужасной измены? После такого проявления слабости и эгоизма?

Его большие карие глаза смотрели на нее печально и виновато. Это был тот же взгляд, который она уловила в магазине три недели назад. Ему стыдно и больно, и все же этот взгляд полон любви и надежды!

— Да, я буду любить тебя, — сказала она. — Конечно, буду.

Она обняла Кена, и усталость тут же прошла. Она прижалась к нему сильнее и стояла так, даже когда двери распахнулись и в комнату вошли сын, дочь, ее отец и свекровь.

Пусть видят. Теперь это неважно. На дворе Рождество — можно делать милые глупости, ведь радость и вера вновь переполняют человеческие сердца.