Рождество сбывшихся надежд

Глава восьмая

Выполнение обязанностей компаньонки на музыкальном вечере стало для Ханны сущей пыткой, поскольку ей пришлось сидеть между Натали и Рэйфом Боуменом

Хор из двух сопрано, баритона и тенора выступал под аккомпанемент фортепьяно, флейты и скрипок. Многим детям постарше позволили сесть на задних рядах. Одетые в свои лучшие наряды, дети сидели, старательно выпрямившись, и изо всех сил пытались не ерзать и не шептаться.

Ханна сухо отметила про себя, что дети вели себя намного приличнее, чем их родители. Среди взрослых постоянно велись оживленные разговоры, особенно в перерывах между выступлениями.

Ей пришлось признать, что Рэйф Боумен обращается с Натали с безупречной учтивостью. Казалось, они были очарованы друг другом. Они обсуждали различия между Нью–Йорком и Лондоном, обнаружили, что любят одну и ту же музыку и книги, и оба оказались заядлыми наездниками. Обращение Боумена с Натали было настолько очаровательным, что если бы Ханна не встречалась с ним раньше, она бы сказала, что он идеальный джентльмен.

Но она–то знала правду.

Кроме того, Ханна понимала, что многих в зале помимо нее интересовали взаимоотношения Боумена и Натали. Прежде всего, конечно, это относилось, к Блэндфордам и родителям Боумена, однако и лорд Уэстклиф время от времени исподтишка, с легкой улыбкой на губах, посматривал на них. Но больше всего ими интересовался лорд Трэверс, со стоическим выражением лица и беспокойством, застывшим в глазах. У Ханны слегка екнуло сердце, когда она поняла, что вот он, тот самый мужчина, которому Натали была действительно небезразлична и который страстно полюбил бы ее, если его хоть немного поощрили. Однако все указывало на то, что она, вероятнее всего, предпочтет ему Боумена.

«Натали, ты вовсе не так мудра, как тебе самой кажется, — подумала она с тоской. — Выбери мужчину, который будет готов всем пожертвовать ради тебя, который будет любить тебя саму, а не то, что он получит, женившись на тебе».

Худшая часть вечера для Ханны началась после завершения концерта, когда большая толпа стала разбредаться по дому. Натали отвела Ханну в сторонку, ее глаза блестели от возбуждения.

— Через несколько минут мы с мистером Боуменом собираемся тайком уйти, — прошептала она. — Мы встретимся наедине на нижней террасе. Поэтому постарайся не попадаться людям на глаза, а если кто–нибудь спросит, где я, придумай какое–нибудь объяснение и…

— Нет, — тихо сказала Ханна, округлив глаза. — Если тебя с ним увидят, будет скандал.

Натали рассмеялась.

— Какая разница? Я, вероятно, все равно выйду за него замуж.

Ханна упрямо качнула головой. Личный опыт общения с Боуменом подсказывал ей, что он, несомненно, в полной мере воспользуется этой ситуацией. И вина за произошедшее ляжет на ее, Ханны, плечи.

— Ты можешь встретиться с ним на нижней террасе, но я пойду с тобой.

Улыбка Натали померкла.

— Теперь ты решила стать бдительной компаньонкой? Нет, я твердо решила, Ханна. Я всегда была к тебе добра, и ты знаешь, что обязана мне. Так что иди, погуляй где–нибудь и не поднимай шума.

— Я хочу защитить тебя от него, — мрачно сказала Ханна. — Потому что, если мистер Боумен скомпрометирует тебя, то у тебя не будет выбора. Тебе придется выйти за него.

— Что ж, я точно не стану соглашаться на помолвку, пока не узнаю, как он целуется. — Глаза Натали сузились. — Не перечь, Ханна. Оставь нас в покое.

Но Ханна настаивала на своем. В результате, пока Натали и Рэйф Боумен разговаривали, она, чувствуя себя глубоко несчастной, стояла на краю нижней террасы. Боумена, казалось, нисколько не волновало присутствие Ханны. Но Натали была в ярости. Она с легкой язвительностью отмечала, что «в присутствии компаньонки нельзя поговорить ни о чем интересном» или что «от некоторых людей очень трудно отвязаться».

Ханна, никогда раньше не подвергавшаяся таким нападкам со стороны Натали, была сбита с толку и обижена. Если Ханна была в долгу у Натали, потому что девушка всегда была добра к ней, то было верно и обратное: Ханна могла сделать жизнь Натали намного менее приятной.

— Мистер Боумен, вы не находите утомительным, — многозначительно произнесла Натали, — что люди хотят идти туда, где им не рады?

Ханна застыла. Все, с нее довольно. Хотя в ее обязанности входило присматривать за Натали и быть ее компаньонкой, она не собиралась выслушивать оскорбления в свой адрес.

Прежде чем Боумен смог что–нибудь ответить, Ханна холодно произнесла:

— Я оставлю вас наедине, как ты того желаешь, Натали. Не сомневаюсь, что мистер Боумен воспользуется этим обстоятельством наилучшим для себя образом. Доброй ночи!

Красная от гнева и досады, она покинула нижнюю террасу. И, поскольку она не могла присоединиться ни к одной из компаний наверху, не вызывая вопросов о местонахождении Натали, ей оставалось либо пойти спать, либо найти какое–нибудь место, где можно будет побыть в одиночестве. Но из–за гнева, бурлящего в жилах, спать совсем не хотелось. Возможно, она найдет какую–нибудь книгу, чтобы отвлечься.

Ханна отправилась в библиотеку, осторожно выглянув из–за дверного косяка, чтобы посмотреть, нет ли кого–нибудь внутри. Там оказалась компания ребятишек, в основном сидевших на полу, а в мягком кресле расположился пожилой мужчина с седыми бакенбардами. В руках он держал небольшую книгу с золотым тиснением и, щурясь, смотрел в нее сквозь очки.

— Читай, дедушка, — воскликнул один из детей, а другой попросил: — Продолжай! Ты же не можешь прерваться на самом интересном!

Старик тяжело вздохнул.

— Когда они начали печать такими мелкими буквами? И почему здесь такое плохое освещение?

Ханна сочувственно улыбнулась и вошла в комнату.

— Могу я помочь, сэр?

— О, да. — Взглянув на нее с благодарностью, немолодой джентльмен поднялся с кресла и протянул ей томик. Это была книга мистера Чарльза Диккенса под названием «Рождественская песнь в прозе». Опубликованная пару лет назад история об искуплении грехов сразу же стала сенсацией и, по слухам, возродила в циничных читателях радость, испытываемую от Рождества и его традиций. — Не могли бы вы немного почитать? — попросил мужчина. — У меня очень устают глаза. Мне бы хотелось посидеть у камина и допить мой тодди[6].

— С удовольствием, сэр. — Взяв книгу, Ханна вопросительно посмотрела на детей. — Можно?

— Да! — закричали они хором.

— Не потеряйте страницу, мисс!

— Появился первый из трех Духов, — подсказал ей один из мальчиков.

Усевшись в кресло, Ханна нашла нужную страницу и начала читать:

«— Кто вы, сэр? — спросил Скрудж. — Не тот ли вы Дух, появление которого было мне предсказано?

— Да, это я.

Голос Духа звучал мягко, даже нежно, и так тихо, словно долетал откуда–то издалека, хотя Дух стоял рядом.

— Кто вы или что вы такое? — спросил Скрудж.

— Я — Святочный Дух Прошлых Лет»[7].

Подняв глаза, Ханна подавила улыбку, увидев зачарованные лица детей, задрожавших от удовольствия, когда она изобразила голос Духа.

Она продолжила чтение, и магия слов мистера Диккенса околдовала их всех, ослабив сомнения и уняв гнев в сердце Ханны. Она вспомнила нечто, о чем совсем позабыла. Рождество — это не просто праздник, Рождество — это состояние души.

***

Конечно, поцеловать леди Натали было бы совсем несложно. Было очевидно, что девушка была решительно настроена склонить его к этому. В основном поэтому Рэйф и не позволил себе такую вольность.

После того, как Ханна ушла с нижней террасы, Натали начала робко оправдываться, сказав, что мужчинам повезло, им не требуется брать с собой повсюду сопровождающего, а это иногда просто сводит с ума. И Рэйф с серьезным видом согласился, что это, действительно, должно быть очень неудобно, однако заметил, что мисс Эплтон показалась ему вполне терпимой компанией.

— О, большую часть времени Ханна просто душка, — ответила Натали. — Она может быть довольно предвзятой, но этого следует ожидать. Она родом из бедной ветви нашей семьи, у нее три незамужних сестры и ни одного брата. Ее мать скончалась. Не хочу показаться самодовольной, но если бы я не сказала отцу, что хочу Ханну себе в компаньонки, ей бы пришлось годами присматривать за своими сестрами. И поскольку на себя она не тратит ни шиллинга и отсылает все свое жалование отцу, я отдаю ей свои старые платья и делюсь всем, что у меня есть.

— Это очень щедро с вашей стороны.

— Вовсе нет, — беспечно сказала она. — Мне нравится видеть ее счастливой. Возможно, я была с ней чересчур резка, но она уж слишком несговорчива.

— Вынужден с вами не согласиться, — ответил Рэйф. — Мисс Эплтон хорошо разбирается в людях.

Натали насмешливо улыбнулась.

— Вы хотите сказать, что она права в вашей оценке? — Она подошла ближе, ее мягкие губки манили его. — В том, что вы собираетесь по максимуму воспользоваться нашим уединением?

— Ненавижу быть предсказуемым, — сказал он с сожалением, его позабавила ее хмурая и недовольная гримаса. — Поэтому… нет. Вероятно, мне следует вернуть вас наверх, пока не пошли сплетни.

— Я не боюсь сплетен, — сказала она, касаясь его руки.

— Значит, вы просто не сделали пока ничего, что было бы достойно осуждения.

— Или просто меня ни разу не поймали, — с притворной застенчивостью произнесла Натали, заставив его рассмеяться.

Умная и хорошенькая леди Натали легко вызывала симпатию. И уложить ее в постель было бы совсем нетрудно. Брак с ней едва ли был слишком высокой ценой за сделку с отцом. Конечно, она немного избалована и обидчива, в этом нет никаких сомнений, однако не сильнее, чем большинство девушек ее положения. Более того, ее красота, связи и воспитание сделали бы ее женой, мужу которой позавидуют другие мужчины.

Направляясь к главному входу, они оказались у открытой двери в библиотеку, где он недавно говорил со своим отцом. Теперь его глазам открылась совсем другая картина.

Теплый свет очага разбрасывал по углам пляшущие тени и наполнял комнату спокойным сиянием. Ханна Эплтон сидела в большом кресле, читая вслух расположившейся вокруг нее компании внимательно слушающих детей.

Старик заснул у очага, его подбородок опустился на широкую грудь. Время от времени он начинал сопеть, когда один озорной мальчишка исподтишка щекотал его подбородок перышком. Однако мальчик скоро прекратил это занятие, увлеченный историей Эбенезера Скруджа, которого посетил Святочный Дух.

Рэйф еще не читал эту популярную книгу, но узнал сюжет по нескольким услышанным строчкам. «Рождественскую песнь в прозе» так часто цитировали и обсуждали, что ее всевозрастающая известность стала для Рэйфа своеобразным препятствием к прочтению. Он посчитал ее карамельно–приторным произведением, не стоящим того, чтобы тратить на нее время.

Однако, глядя на нежное и оживленное лицо Ханны и вслушиваясь в интонации ее голоса, он не мог не увлечься этой историей.

Сопровождаемый Святочным Духом Прошлых Лет Скрудж увидел себя школьником, одиноким и неприкаянным во время каникул, пока за ним не приехала младшая сестра.

«— Ну, да! — воскликнуло дитя, сияя от счастья. — Домой! Совсем! Навсегда! Отец стал такой добрый, совсем не такой, как прежде, и дома теперь как в раю. Вчера вечером, когда я ложилась спать, он вдруг заговорил со мной так ласково, что я не побоялась, — взяла и попросила его еще раз, чтобы он разрешил тебе вернуться домой. И вдруг он сказал: «Да, пускай приедет», и послал меня за тобой…»

Заметив их присутствие в дверном проеме, Ханна ненадолго подняла глаза и послала Натали короткую улыбку. Однако, когда она посмотрела на Рэйфа, выражение ее лица стало несколько настороженным. Вернувшись к книге, она продолжила чтение.

Рэйф ощутил то же самое теплое, возбуждающее любопытство, влечение, которое он чувствовал каждый раз, оказываясь рядом с Ханной. Подвернув под себя ножку в туфельке, она сидела в огромном кресле и выглядела очаровательно взъерошенной. Ему хотелось резвиться с ней, целовать ее, распустить эти блестящие волосы и погрузить в них пальцы.

— Давайте уйдем, — прошептала стоявшая рядом Натали.

Рэйф почувствовал слабый укол раздражения. Натали хотела пойти в другое место и продолжить их недавнюю беседу, флиртовать и, возможно, вкусить взрослых удовольствий, которые были для нее так новы, а ему — чертовски знакомы.

— Давайте немного послушаем, — пробормотал он, входя вместе с ней в комнату.

Натали была слишком умна, чтобы выказывать свое нетерпение.

— Конечно, — ответила она и грациозно опустилась в кресло, пустовавшее у очага. Прислонившись плечом к каминной полке, Рэйф, не отрываясь, смотрел на читавшую Ханну.

Скрудж увидел другие фрагменты своего прошлого, включая веселый домашний бал у мистера и миссис Физзиуиг. Потом последовал достойный сожаления эпизод, когда он спорил с девушкой, которая любила его, но теперь поняла, что его жажда богатства превосходит все остальные желания.

«…Ведь не могу же я поверить, что, став свободным от всяких обязательств, ты взял бы в жены бесприданницу.… Да если бы даже ты на миг изменил себе и остановил свой выбор на такой девушке, как я, разве я не понимаю, как быстро пришли бы вслед за этим раскаяние и сожаление! Нет, я понимаю все. И я освобождаю тебя от твоего слова. Освобождаю по доброй воле — во имя моей любви к тому, кем ты был когда–то…

— Дух! — вскричал Скрудж. — Я не хочу больше ничего видеть. Отведи меня домой».

Рэйф терпеть не мог сентиментальность. Он видел и испытал достаточно, чтобы не поддаваться привлекательности слезливых историй. Однако, пока он стоял и слушал Ханну, он почувствовал, как его охватил необъяснимый жар, не имеющий никакого отношения к потрескивающему в камине огню. Ханна читала святочный рассказ с невинной убежденностью и удовольствием, слишком искренними, чтобы Рэйф мог устоять. Ему хотелось остаться с ней наедине и часами слушать ее тихий, чарующий голос. Хотелось опустить голову ей на колени и почувствовать щекой изгиб ее бедра.

Глядя на Ханну, Рэйф ощутил усиливающееся возбуждение, возрастающую нежность и боль тоски. Ему пришла в голову ужасная мысль: он хотел, чтобы она была дочкой Блэндфорда, а не Натали. Святый Боже, на ней он женился бы без раздумий. Но это было невозможно и несправедливо по отношению к Натали. И, думая об этом, Рэйф почувствовал себя во всех отношениях тем самым негодяем, каким его считала Ханна.

Когда Ханна закончила вторую главу и, смеясь, пообещала громко протестующим детям, что следующим вечером почитает им еще, Рэйф впервые в жизни загадал бескорыстное желание ради кого–то кроме себя… Он пожелал, чтобы Ханна однажды нашла мужчину, который полюбит ее.

***

Похвалив певцов и музыкантов за отличное выступление и проводив компанию дам в салон пить чай, Лилиан вернулась в гостиную. Там все еще находились некоторые из гостей, а также ее муж, стоявший в углу и тихо разговаривавший с Элеанор, леди Китридж.

Пытаясь не обращать внимания на ледяное покалывание в животе, Лилиан подошла к Дейзи, только что закончившей разговаривать с группой детей.

— Привет, родная, — произнесла Лилиан, выдавив улыбку. — Тебе понравилась музыка?

— Да, очень. — Пристально посмотрев на нее, Дейзи прямо спросила: — А что случилось?

— Ничего не случилось. Совсем ничего. А почему ты спрашиваешь?

— Когда ты так улыбаешься, это означает, что либо тебя что–то беспокоит, либо ты во что–то ввязалась.

— Ни во что я не ввязывалась.

Дейзи с беспокойством посмотрела на нее.

— Тогда что случилось?

— Видишь ту женщину, с которой разговаривает Уэстклиф?

— Красивую блондинку с потрясающей фигурой?

— Да, — кисло ответила Лилиан.

Дейзи терпеливо ждала продолжения.

— Мне кажется… — начала Лилиан и с ужасом ощутила, как ее горло сжимается, а на глаза наворачиваются слезы. Ее подозрение было слишком ужасным, чтобы высказать его вслух.

Ее муж заинтересовался другой женщиной.

Безусловно, из этого ничего бы не вышло, потому что Уэстклиф был безупречно честным человеком. Он просто не смог бы обмануть жену, каким бы сильным не было искушение. Лилиан знала, что он всегда будет ей верен, по крайней мере, физически. Но ей было нужно его сердце целиком, и Лилиан захотелось умереть, когда она увидела признаки его влечения к кому–то еще.

С самого начала все говорили, что трудно представить более неподходящую пару, чем граф Уэстклиф и нахальная американская наследница. Однако Лилиан не потребовалось много времени, чтобы понять, что за внешней сдержанностью Маркуса скрывается страстный и нежный мужчина с хорошим чувством юмора. И какая–то часть Маркуса определенно наслаждалась ее непочтительностью и веселым характером. Два года брака превзошли все ожидания и мечты Лилиан.

Но с недавних пор Уэстклиф начал уделять заметное внимание леди Китридж, прекрасной молодой вдове, с которой у них было очень много общего. Она была элегантной, аристократичной, умной и, вдобавок ко всему, завзятой лошадницей, известной тем, что разделяла страсть почившего мужа к разведению лошадей. Лошади из конюшен Китриджей были редкими по красоте потомками лучших арабских скакунов, имели покладистый характер и отличные стати. Леди Китридж идеально подходила Уэстклифу.

Сначала Лилиан не беспокоилась из–за общения мужа с леди Китридж. Женщины всегда вешались на шею Уэстклифу, одному из самых влиятельных людей в Англии. Но потом они вступили в переписку. А вскоре после этого Маркус отправился к ней с визитом, якобы дать совет в каких–то финансовых делах. В конце концов, Лилиан начала испытывать уколы ревности и неуверенность.

— Я… Я никогда не могла до конца поверить, что Маркус принадлежит только мне, — застенчиво призналась она Дейзи. — Он единственный, кроме тебя, человек, который по–настоящему любит меня. Мне все еще кажется чудом, что он захотел меня настолько, чтобы жениться. Но теперь я думаю… я боюсь… что он начал уставать от меня.

Глаза Дейзи стали огромными.

— Ты хочешь сказать, ты считаешь, что он… и леди Китридж…

Взгляд Лилиан затуманился от жгучих слез.

— У них, похоже, много общего, — сказала она.

— Лилиан, это просто безумие, — прошептала Дейзи. — Уэстклиф обожает тебя. Ты мать его ребенка.

— Я не говорю, что мне кажется, будто он мне изменяет, — так же шепотом ответила Лилиан. — Он слишком благороден для этого. Но я не хочу, чтобы ему захотелось это сделать.

— Частота его… ну, супружеских обязанностей… уменьшилась?

Лилиан слегка покраснела, обдумывая ответ на этот вопрос.

— Нет, вовсе нет.

— Что ж, это хорошо. В некоторых романах, что я читала, после того как неверный супруг заводит связь на стороне, он начинает уделять своей жене меньше внимания.

— Что еще говорится в романах?

— Ну, иногда муж–обманщик может начать пользоваться духами с новым запахом или завязывать по–другому галстук.

Лилиан озабоченно нахмурила лоб.

— Я никогда не обращала внимания на его галстук. Придется посмотреть повнимательнее.

— А еще он проявляет неподобающее внимание к распорядку дня своей жены.

— Это не поможет: Уэстклиф проявляет неподобающее внимание к распорядку дня всех окружающих.

— Что насчет новых штучек?

— Каких еще штучек?

Дейзи продолжала говорить шепотом:

— В спальне.

— О, Боже! Это тоже признак неверности? — Лилиан бросила на сестру изумленный взгляд. — Откуда чертовы романисты знают о таких вещах?

— Поговори с ним, — тихо посоветовала Дейзи. — Расскажи о своих страхах. Я уверена, Уэстклиф никогда не сделает ничего, чтобы причинить тебе боль, милая.

— Нарочно — нет, — согласилась Лилиан с вымученной улыбкой. Она посмотрела в окно, за которым была холодная, темная мгла. — Холодает. Надеюсь, на Рождество выпадет снег.