Роковая кукла

13

Мы обнаружили кости в полумиле от входа в ущелье. Здесь оно делало крутой поворот влево, сразу же за поворотом они и лежали. Я ожидал, что мы найдем несколько разбросанных костей, сверкающих белизной на коричневатом пыльном грунте. Но груда костей нам предстала широкой полосой, перегораживающей ущелье от стены до стены и напоминающей продолговатые стога скошенных колосьев.

Это были крупные кости, многие имели фут или даже больше в диаметре, а скалящийся череп, который, словно специально уставился на нас из кучи, должен был принадлежать существу размером не меньше слона. Кости, растрескавшиеся и пористые в местах, где солнце и ветер постепенно вытянули из них кальций, отливали желтизной.

Кроме основной массы костей, лежащих в куче, были отдельные кости, разбросанные по ее краям. Их, видимо, растащили стервятники, которые в тот далекий страшный день, должно быть, слетелись на кровавое пиршество.

Сразу же за нагромождением костей ущелье резко обрывалось. Земляные валы, из которых, как изюм из пирога, то там, то здесь выпирали камни величиной от кулака до огромного валуна, полукругом закрывали низину. Кости находились приблизительно в пятидесяти футах от конца ущелья, а у подножия замыкавшей его насыпи в беспорядке лежало множество камней, скатившихся за долгие века с крутого обрыва.

Само по себе ущелье внушало отчаяние: бесплодная голая земля, столь голая, что не укладывалась в понятие пустыни. Можно было бы сказать, что в природе нет ничего более пустынного и бесплодного, чем данное место, но и это оказалось бы неверным, так как кости привносили дополнительный фактор, расширяющий шкалу измерения этих понятий до беспредела и возводящий картину в степень ужасающей пустынности. Пейзаж вызывал ощущение безысходности, которое, пожалуй, человеческий разум был не в силах выдержать.

Я чувствовал себя отвратительно, почти больным — а нужно было хорошо постараться, чтобы заставить меня ощутить недомогание. В этом месте витало дурное предчувствие, побуждавшее повернуть назад и бежать. Катастрофа, происшедшая здесь сотни лет назад, вселила в ущелье дух проклятия и ужаса, способный смертельно испугать любого.

И вдруг из самых глубин окружавшего нас страха донесся голос.

— Благородные дамы и господа, — пропел он неожиданно громко и бодро, — или те уважаемые создания, которыми вам довелось родиться, взываю к милосердию, прошу вас, вызволите меня из того неловкого и унизительного положения, в котором мне выпало несчастье некогда оказаться.

Найди я вдруг миллион долларов, и то вряд ли был бы более поражен. Этот голос буквально пригвоздил меня к месту, так я был ошарашен.

— Я здесь, возле насыпи, — снова раздался голос, — за грудой камней, которые некогда оказались столь ненадежным укрытием, что не смогли защитить от гибели никого, кроме меня, вашего покорного слуги.

— Это может быть ловушкой, — сказала Сара твердым металлическим голосом. — Лошадки, должно быть, почуяли засаду. Поэтому они и убежали.

— Пожалуйста, — молил напевный голос. — Пожалуйста, не уходите. Сюда приходили другие, и все повернули обратно. Здесь нет ничего, что могло бы испугать вас.

Я сделал шаг или два вперед.

— Не надо, капитан, не надо, — закричала Сара.

— Мы не можем уйти, — сказал я. — Мы никогда себе этого не простим.

Это было совсем не то, что я хотел сказать или сделать. Мне хотелось лишь одного: повернуть назад и бежать. Но словно кто-то другой, спрятавшийся во мне двойник, ответил за меня.

Несмотря ни на что, я пошел вперед, добрался до кучи костей и начал карабкаться на нее. Идти было трудно, кости крошились под ногами и осыпались, но я все же перебрался через них и оказался по другую сторону кучи.

— О, наиблагороднейшее из созданий природы, — пропел голос, — вы проявили сострадание и пришли спасти меня, недостойного и жалкого.

Я перебежал пространство, отделяющее кости от валунов и полез на груду камней, из которой, похоже, и исходил голос. Валуны были довольно крупного размера, больше человеческого роста, и только когда я забрался на вершину нагроможденной из них гряды, я смог увидеть обладателя певучего голоса.

Это была лошадка. В тени камней ее шкура отливала молочной белизной. Она лежала на спине с задранными вверх полозьями. Один ее бок был прижат к валуну, на котором стоял я, другим — меньшим валуном, отвалившимся от груды. Сдавленная двумя огромными глыбами, бедняжка находилась в совершенно безвыходном положении.

— Благодарю вас, благороднейший. Я так признателен. Вы не спасовали. Увидеть вас я не в состоянии, но, полагаясь на свой опыт, я сделал заключение, что вы принадлежите к человеческой расе. Люди — это лучшие из разумных существ. Им присуще сострадание не в меньшей степени, чем доблесть.

В знак признательности мне оставалось только покачать ее полозья.

Зажатая среди камней лошадка была не единственным заслуживающим внимания объектом. Из пыли на меня скалился человеческий череп, кругом были разбросаны кости и куски проржавевшего металла.

— Как давно это случилось? — спросил я. Конечно, это был дурацкий вопрос, имелись гораздо более важные вещи, о которых мне следовало спросить.

— Досточтимый сэр, — ответила лошадка. — Мною потеряно всякое представление о времени. Минуты тянутся, как годы, а годы, как столетия, и мне кажется, что с того момента, когда я в последний раз стоял на своих полозьях, минула вечность. Любой, окажись он на моем месте, да еще вниз головой, утратил бы счет времени. Здесь были другие из моих собратьев, но все они разбежались или погибли. Так что из всей нашей экспедиции остался я один.

— Ладно, — сказал я, — не переживай. Мы вызволим тебя отсюда.

— Не переживать? — послышался напевный голос. — Я слишком долго переживал. Я проводил это нескончаемое время в размышлениях, мечтах, постоянных надеждах и предавался самым невероятным фантазиям, пытаясь представить, что меня ожидает. Я знал, что рано или поздно буду свободен, так как со временем камни разрушатся: ведь материал, из которого я сделан, долговечнее любой породы. Но все же я надеялся, что мне удастся освободиться раньше, благодаря вмешательству существа, исполненного добрых намерений, подобного вам.

Я заметил, что мои попутчики тоже взбираются на груду костей и помахал им рукой.

— Здесь лошадка, — закричал я им, — а также по крайней мере один человеческий череп и разбросанные кости.

Прокричав это, я не особенно задумывался, что же здесь произошло и что послужило причиной гибели людей. Я думал лишь о том, что с помощью спасенной нами лошадки мы уже не будем так беспомощны среди простирающейся вокруг пустыни. Лошадка сможет переносить воду, независимо от того, решим мы продолжать путь или повернем обратно к городу.

Втроем (Свистун стоял в стороне и поддерживал нас одобряющими возгласами) мы с трудом откатили меньший из валунов, которым была зажата лошадка. После этого мы перевернули это бестолковое существо и поставили его на полозья. Лошадка торжественно уставилась на нас тем взглядом, который, по моим наблюдениям, был единственным возможным для роботов ее породы, они вряд ли были спроектированы с расчетом на изменение выражения лица.

— Меня зовут Пэйнт, — пропел голос, — хотя когда-то меня называли Старина Пэйнт, что не доступно моему ничтожному разумению. Мы все были изобретены и изготовлены в одно и то же время, и ни один из нас не был старше другого.

— Были и другие лошадки? — спросила Сара.

— Нас было десять, — ответил Пэйнт. — Девять убежало, а единственной причиной того, что я остался здесь, явились трагические обстоятельства, от которых вы столь великодушно избавили меня. Нас изобрели на далекой планете, название которой мне неведомо, а затем доставили сюда. Следуя по тропе, мы подверглись нападению стаи хищников, результаты которого перед вашими глазами.

— Те, что привезли вас сюда… Те, что изготовили вас, — спросила Сара, — они были такими же, как мы?

— Такими же, как вы, — ответил Пэйнт. — О них нет смысла больше говорить. Они погибли.

— Зачем они сюда приехали? — спросила Сара. — Что они искали?

— Еще одного такого же, как вы, — сказал Пэйнт, — человека, исчезнувшего давно и оставившего много рассказов.

— Лоуренса Арлена Найта?

— Не могу знать, — ответила лошадка. — Они ничего мне об этом не говорили.