Роковой бал

Да поможет мне Господь, во что же я влипла! Боюсь даже вспоминать, как была сердита Ее Величество! Правда, благодаря тому, что она меня отослала, я могу все записать.

Начну с того места, на котором остановилась. Мои соседки-вертихвостки Мэри и леди Сара вернулись поздно, часов в десять. Проиграв весь вечер в карты, они еще долго обсуждали, кто из них неправильно сдавал. Олуэн, горничная, помогла им раздеться. Потом они почистили зубы, легли в свои кровати и выпили разбавленного вина — для крепкого сна, — не прекращая болтать о картах. Кажется, обе они проиграли миссис Чемперноун.

Горничная Олуэн то развешивала их наряды, то чистила, то разглаживала, и так без конца. Мне жутко хотелось ее прогнать, но, наконец, она ушла сама. Вертихвостки уже давно храпели.

Я с нетерпением ждала, пока наступит полночь, и сменится караул в личных покоях королевы. Услышав, как стражники прошли мимо, я выскользнула из кровати, оставив полог задернутым, и стянула с себя ночную рубашку — шерстяные чулки я сбросила уже давно.

Потом прошмыгнула в коридор, вздрагивая от любого шороха и прячась в дверном проеме даже от кошки, прошествовавшей мимо с мышью в зубах.

Сначала надо было пролезть в окно в личный сад королевы. Это мне удалось. Потом надо было пробраться в Большой сад. Ворота были заперты, но я знала, что стражник прячет ключ под камень рядом с воротами, чтобы не потерять. У мусорных куч меня уже поджидали Элли и Мазу.

Элли была в мальчишеской одежде. Ее ей подарила одна прачка, сын которой в прошлом году умер от чумы (я аж вздрогнула, когда она все это рассказала!). Элли припасла комплект и для меня, но я отказалась. Для нее это не опасно: Элли-то переболела чумой в детстве и осталась жива, так что второй раз уже не заразится. А мне лучше не рисковать!

Мазу пожал плечами.

— Это даже лучше! Если нас поймают, миледи, они сразу поймут, что вы — фрейлина королевы!

Но меня это расстроило, потому что какой интерес в приключениях без переодевания?!

— Ну ладно, раз так, — вздохнула я.

А что мне еще оставалось? Хотя перелезать через стену Большого сада в юбке было ужас как неудобно!

Мы перебрались через мусорные кучи, через обвитые сухими стеблями старые подпорки для бобов, и нашли в стене выбоины, но которым было удобно забираться наверх.

Мазу перекинул через стену веревку, и мы оказались по другую сторону Большого сада.

Двор по эту сторону стены окружали дома, в которых жили юные придворные джентльмены. В кустах ежевики валялись пивные бутылки, сломанные роговые кружки, трубки, столы, разбитая лютня, полдюжины стульев, видимо, поучаствовавших в драке, на гвозде, торчавшем из стены, болтался клок чьей-то нижней юбки.

Мы пробрались через мусор и, продравшись сквозь заросли (Мазу что-то сердито бормотал на своем языке, цепляясь за колючки), оказались на аллее, которая вела к нависавшей в темноте мрачной громаде Вестминстерского Аббатства. Потом, скользнув в калитку, направились к часовне Святой Маргариты, где лежало тело сэра Джеральда.

Мазу бесшумно побежал вперед выяснить, спят ли стражники лорда Уорси.

— Да наверняка! — прошептала шедшая вслед за мной Элли. — Они как раз поджидали лорда Уорси с ужина, когда я предложила сбегать в погреб, наполнить их фляжки. Бренди с опиумом — ну не славный ли напиток?

Элли хихикнула.

Появился Мазу, сверкнув зубами в темноте.

— Спят, как дети!

Мы осторожно пробрались мимо стражников — они так мило прикорнули на скамейке, прислонившись друг к другу, — и открыли тяжелую деревянную дверь в часовню.

Рядом с телом, завернутым в саван, горело шесть толстых черных свечей. Стол был накрыт дорогим полотном. Несомненно, ожидался и искусно сделанный гроб, но пока его не было.

Было очень холодно и страшно. Через старинные витражные окна светила луна, отбрасывая на саван голубые и желтые тени. В часовне стоял ужасный запах.

Элли вздрогнула и перекрестилась, а Мазу стиснул амулет, который он всегда носит на шее, и что-то пробормотал на своем языке.

Я сглотнула, шагнула вперед и с бьющимся сердцем приблизилась к трупу. Вонь и впрямь была ужасная, хуже, чем от ночного горшка. И к ней примешивался еще один запах — неприятный и горький, который бил прямо в ноздри. Странно, но от этого запаха мне захотелось плакать, хотя я не могла понять, почему. Конечно, это грустно, когда кто-нибудь умирает, но нельзя сказать, чтобы я уж очень любила сэра Джеральда!

Он лежал на спине — нож они, конечно, вынули. Я задержала дыхание и откинула саван с его лица.

На веках сэра Джеральда лежали монетки. Я убрала их. Глаза у него были наполовину открыты и напоминали желе. Я поднесла свечу поближе, но никакого отражения убийцы в них не увидела. Надо было еще взглянуть на рану, но мне совершенно не хотелось трогать тело, чтобы не навлечь на себя проклятья.

С одной стороны, дух сэра Джеральда должен бы быть доволен, что мы ищем его убийцу, но с другом — сэр Джеральд и при жизни не был большим добряком, так чего ожидать от привидения? И тут в углах его рта я заметила легкий желтый налет.

Я удивленно заморгала, а сердце мое забилось часто-часто. Такой же желтый налет был на губах у мамы, когда она умерла. Теперь я вспомнила и этот горький запах — так пахло у ее гроба. Это был горетрав.

Я застыла на мгновение, пытаясь разобраться. Безумие, конечно, но что, если сэр Джеральд уже был отравлен горетравом, когда его пырнули ножом? Это вполне объясняет отсутствие крови, не так ли? Рана не кровоточила, потому что он был уже мертв!

Вдруг снаружи послышались шаги и голоса. Мы застыли, уставившись друг на друга. Крыльцо заскрипело, потом раздался чей-то сердитый голос. Дверь распахнулась. Кто-то вошел в часовню.

Меня так затошнило, что чуть не вырвало, а ноги подогнулись, как у тряпичной куклы. Элли прижала руки ко рту. Мазу посерел.

Их здорово выпорют, если обнаружат здесь, особенно Мазу. Господи всемилостивый, да они их обоих запорют до смерти! И уволят с королевской службы! И тогда им придется голодать, что бы там Мазу и не говорил о Парижском Саде. А вот если здесь застанут меня…

— Прячьтесь, — прошептала я. — Я все улажу!

Ребята секунду помешкали, потом шустро скользнули под скамейку. Было слышно, как они там устраивались.

Я осталась там, где и стояла, — рядом с телом сэра Джеральда — и начала хныкать. Обычно мне трудно заплакать (не то, что леди Саре и Мэри, они вечно ревут, когда им что-то нужно!), но как только я представила, что всех нас выпорют, а королева отошлет меня от Двора (что еще хуже), слезы появились сами собой. Я им помогала, шмыгая носом, всхлипывая и больно прищипывая кожу над переносицей.

В часовню вошли стражники во главе с лордом Уорси. Вид у них был очень суровый. Но, как я и надеялась, при виде меня, ревущей над телом сэра Джеральда, они застыли в проходе как вкопанные.

Лорд Уорси приблизился, взволнованно и чуточку недоверчиво бормоча:

— Ну, ну, миледи… Отчего же вы не попросили разрешения попрощаться? И зачем пришли сюда ночью? Было бы более разумно появиться днем, в сопровождении… как вам подобает…

— Я… Я хотела побыть с ним наедине, — я сглотнула, стараясь вложить в эту сцену весь свой актерский талант. — Не хотела, чтобы другие указывали на меня своими носовыми платками…

— Но как вы сюда попали? Вам кто-то помог? — голос лорда Уорси прозвучал недовольно.

— Нет, нет! — воскликнула я, замирая при мысли, что он велит осмотреть часовню. — Я пришла сама, хотя и было очень страшно…

Уставившись на тело сэра Джеральда, лорд Уорси молчал. Я стояла рядом, думая, что он мог бы быть со мной и помягче. Он же мой опекун, в конце концов!

— Идемте, миледи, — сказал он, наконец. — Все это очень неподобающе. Без свиты… Так никуда не годится. Я сам провожу вас во Дворец и препоручу заботам миссис Чемперноун.

«О, нет!» — подумала я, опустила голову и заревела — уже по-настоящему.

— Ну, хватит, хватит! — Лорд Уорси крепко взял меня за руку и повел к противоположному выходу часовни. За ним последовали все его люди, таращась на меня так, точно я вдруг превратилась в медведя. Они, верно, не знали, что и думать!

Мы прошли через церковный двор в ворота, выходившие на Кинг-стрит. Потом через ворота Кинг-стрит вошли на территорию Дворца и направились к Верхней галерее.

Там лорд Уорси что-то сказал одному из стражников, и тот ушел, посмеиваясь.

Мы стояли и ждали. Лорд Уорси теребил в кармане носовой платок, а я переминалась с ноги на ногу. На сердце у меня было ох как нехорошо! Я очень надеялась, что Мазу и Элли удалось скрыться из часовни незамеченными. Мне показалось, когда мы шли через двор, сзади кралась какая-то тень, но уверена я не была.

Кажется, прошла целая вечность, и наконец в дверях появилась миссис Чемперноун, в ночной рубашке и с папильотками в волосах. На ее лице одновременно читались недоумение и возмущение. Возможно, если бы эти эмоции относились к кому-нибудь другому, мне бы стадо смешно…

— Что это значит, леди Грейс? — рявкнула она.

Пробормотав нечто нечленораздельное, я уставилась в землю.

— Почему в такое время вы не в постели? Вас застукали с молодым джентльменом? — миссис Чемперноун бросила взгляд на лорда Уорси.

— Нет! — воскликнула я. — Я просто ходила попрощаться…

— Довольно! — отрезала миссис Чемперноун. — Если я захочу послушать, как вы лжете, я сама вас об этом попрошу!

— Миссис Чемперноун, я лично могу подтвердить, что никакого молодого джентльмена не было! — заявил лорд Уорси. — В часовне была только она!

— Странно, — протянула миссис Чемперноун. Потом повернулась к лорду Уорси:

— Благодарю вас, милорд, за спасение нашей леди Грейс от ее неблагоразумия, — при этих словах миссис Чемперноун презрительно улыбнулась.

Я вздохнула.

Лорд Уорси поклонился и в сопровождении своих людей направился в апартаменты, где жил. Миссис Чемперноун присела перед ним в легком реверансе, а когда он удалился, больно схватила меня за руку и потащила наверх.

— Ну, если только я узнаю, что там был джентльмен… — прошипела она.

— Тогда можете собственноручно меня выпороть! — возмущенно воскликнула я, вне себя от того, что меня приравняли к другим вертихвосткам. — Вы что, считаете меня такой же дурочкой, как леди Сара?

— Леди Сару не приводили из часовни Святой Маргариты в три часа ночи! — мрачно заметила миссис Чемперноун.

— Пока не приводили, — пробормотала я, но к счастью, она меня не услышала. — Может это и глупо, но я хотела… попрощаться с сэром Джеральдом, чтобы рядом не шушукались разные дураки. Я сама перелезла через стену, уверяю вас, и в часовне была одна, никаких молодых джентльменов там не было…(не считая Мазу, но он ведь не джентльмен, так что это абсолютная правда!) —…и я не сделала ничего дурного!

— Вы были не в постели, как положено, а там, где вам быть совершенно не положено! — отрезала миссис Чемперноун, как мне показалось, все же слегка смутившись. — Как вы посмели обмануть доверие королевы, как вы могли шляться, как…

Миссис Чемперноун глубоко вздохнула и, видимо, взяла себя в руки.

— Ну, ладно, хватит кричать, как на базаре!

«Поздно, — злорадно подумала я. — Ты уже весь двор перебудила своими воплями, дракониха старая!»

На площадке Верхней галереи миссис Чемперноун вдруг решила, что отправлять меня спать уже поздно, а вести к королеве еще рано, и закрыла в своей гардеробной комнате.

Там было темно и душно, пахло миссис Чемперноун, розовой и лавандовой водой и очень дорогим жасминовым маслом, которое ей привозят с востока, — от него и гардеробной совершенно нечем было дышать. Наверное, миссис Чемперноун надеялась, что я вся изведусь, ожидая утра. Но я так устала, что уселась на коврик, прислонила голову к стене и уснула.

Вот черт, чернила кончились! Надо пойти взять еще.

У леди Сары в столе всегда есть чернила. Вот я у нее и позаимствовала. Все равно не заметит!

Утром меня растолкала ничуть не подобревшая миссис Чемперноун. Завтрака мне не дали, зато сказали, что Ее Величество ожидает меня в приемном зале.

В старом заляпанном с ног до головы костюме для верховой езды я поплелась за миссис Чемперноун, не переставая думать об Элли и Мазу. Только бы им удалось убежать!

В приемном зале королевы уже сидели и вышивали остальные фрейлины, а леди Сара-Ах-какая-я-красавица! — штопала одну из своих нижних юбок.

Королева была не на троне, но на стул, стоявший у окна, была наброшена ткань с гербом, так что встреча могла считаться вполне официальной.

Она поманила меня рукой. Я приблизилась, остановившись в трех шагах, и опустилась перед королевой на колени.

У Ее Величества белая кожа и очень темные глаза. Порой кажется, что они смотрят тебе прямо в душу. И именно туда они смотрели сейчас.

Я опустила глаза, стараясь не чувствовать себя маленькой и ничтожной, и стояла так, на коленях, довольно долго, пока…

— И что же, ради Бога, произошло нынче ночью? — воскликнула королева. — Ты в своем уме, Грейс? Клянусь, я в жизни ничего подобного не слышала!

И так далее и тому подобное, отчаянно ругаясь. Я уж не буду писать, как именно она ругалась, поберегу ее репутацию. По большей части она на разные лады повторяла, что лорд Уорси нашел меня в этой проклятой часовне.

— Так что, леди Грейс? — Королева стиснула ручку кресла. — Как ты это объяснишь?

Я вздохнула, чувствуя себя ужасно уставшей. Шея у меня совершенно занемела. Похоже, Элли и Мазу не поймали, иначе они тоже были бы здесь, в зале. Это меня очень успокоило.

— Мы ждем ответа, — холодно повторила королева.

— Я хотела… э-э… взглянуть на сэра Джеральда в последний раз…

— Зачем?

— Прошу прощения, Ваше Величество. Просто захотелось.

Я вздохнула и подняла на королеву глаза.

— Ты хотя бы молилась? — спросила та.

— Нет, Ваше Величество, не успела. Пришел лорд Уорси.

Королева, похоже, была очень недовольна.

— Лорд Уорси сказал, что в часовне никого больше не было, и что у нас нет повода обвинять тебя в дурных намерениях. Но ты должна беречь свою репутацию, Грейс! Никогда больше так не делай! Подобные поступки не к лицу молодой леди и моей фрейлине.

— Хорошо, Ваше Величество, — еще раз вздохнув, ответила я.

Наконец королева сказала:

— Возвращайся к себе в спальню, Грейс, и оставайся там, пока я за тобой не пришлю. Наверное, это бал Святого Валентина и все, что потом случилось, так на тебя подействовали. Я попрошу доктора Кавендиша проверить, здорова ли ты.

Я стояла, все так же опустив голову, надеясь, что королева не столь сердита, как кажется. И тут Ее Величество наклонилась к моему уху. Я заметила, что фрейлины смотрят на нас во все глаза, но они не расслышали ни единого ее слова.

— Послушай, Грейс, ты ставишь меня в очень неловкое положение. Я не могу прилюдно одобрять столь безумный поступок, — прошептала королева. — Проводя свое расследование, постарайся быть поаккуратнее…

Затем она подозвала миссис Чемперноун и велела ей проводить меня в наши покои.

Вернувшись к себе, я села на кровать, чувствуя огромное облегчение оттого, что заручилась поддержкой Ее Величества. Правда, она, кажется, забыла, что я еще не завтракала. Я слушала, как урчит у меня в желудке, и размышляла над тем, что делать дальше.

Днем горничная принесла мне хлеба с сыром и пива. К этому времени я уже умылась, переоделась в свой третий по счету лучший наряд и села у окна вышивать.

Помню, давно, еще в детстве, когда мама только начала учить меня вышивать, мне это занятие ужасно не понравилось. Образец, который я вышивала, был скучню-ющий! Но понемногу я втянулась, поняла, что на белом льне можно создавать целые картины, «раскрашивая» их цветными нитками.

Солнце почти закатилось, и мне пришлось бросить вышивание — я уже едва различала иголку. Я встала посредине комнаты. Мне было скучно, ужасно скучно, невыносимо скучно, до боли под ребрами! Сейчас я обрадовалась бы даже Мэри и леди Саре! Тут я вспомнила про дневник, зажгла свечу, и стала писать, благо мне никто не мешал.

Но лучше прекратить — кто-то подошел к двери.

Это были Мазу и Элли! Мы обнялись. Мазу качал головой и что-то залопотал на своем языке, но Элли шикнула на него и с беспокойством взглянула мне в лицо.

— Они тебя выпороли? — спросила она. — Небось, задница горит? Я вот тут принесла целебной мази…

— Да нет же, — улыбнувшись, успокоила ее я. — Никто и не думал меня наказывать! Просто отослали к себе, пока королева не позовет.

— Ты что-нибудь увидела в глазах сэра Джеральда? — спросил Мазу.

— В глазах — нет, зато я заметила кое-что другое! Желтый налет на его губах и горький запах напомнили мне… — Я запнулась, ненавидя себя за слабость, — я вспомнила… когда моя… — Я снова запнулась и сглотнула. — От этого яда умерла моя мама. От яда с горьким запахом, оставляющего желтые следы.

— Точно. — пробормотала Элли. — И на ковре в его спальне это желтое было! До того дрянное пятно — и воском не оттиралось, и десятидневная моча его не брала!

Какой только гадостью они не пользуются у себя в прачечной, я иногда поверить не могу! От трудновыводимых пятен помогает, к примеру, побелевшее от времени собачье дерьмо…

— Там, где мама уронила бокал, пришлось заменить часть ковра, — наконец проговорила я. — Они тоже не могли вывести это пятно.

— Но если его отравили, зачем было еще втыкать в него нож? — совершенно справедливо поинтересовался Мазу.

Они оба взглянули на меня.

— Может, чтобы всех запутать? Или для верности? — предположила я.

Других идей ни у кого не было. Я сказала ребятам, что вообще-то ко мне не пускают, так что им лучше уйти. Тогда Элли схватила очень грязную сорочку леди Сары, и они убежали. А я думаю, что…

Я снова прервалась и накрыла дневник подушкой (Надеюсь, все не расплывется! На наволочке уже осталось маленькое чернильное пятно…), потому что пришел мой дядя, доктор Кавендиш.

После маминой смерти я видела папиного брата либо пьяным, либо мучающимся с перепоя, одно из двух. Сейчас он был явно с похмелья — глаза налиты кровью, лицо серое, вид ужасно несчастный.

Дядя кивнул, велел мне присесть на постель, осмотрел мои глаза, уши, рот, приложил ухо к груди и прощупал пульс аж в двенадцати местах!

Потом стал задавать мне вопросы. Некоторые были настолько неприличные, что я на всё отвечала «нет», а дядюшка не знал, что и думать!

— Пожалуй, для бледной немочи ты еще слишком молода… Никаких признаков лихорадки или избытка желчи… — вздохнул он.

— Конечно, ведь я же не больна, — возмутилась я. (Еще не хватало! Ненавижу, когда пускают кровь, ставят клизму… Боже упаси!)

— Тогда что тебя подвигло на такие безумства, Грейс? Если бы ты была легкомысленной дурочкой, вроде леди Сары, я бы не удивился, но мне всегда казалось, что ты девушка здравомыслящая…

Неужели? Вот тоска-то!

— …Мне очень жаль, что ты увидела столь непристойное зрелище — убитого ножом сэра Джеральда, — продолжал дядя, — и еще больше жаль, что это недостойное деяние совершил твой нареченный. Но нельзя позволять происшедшему омрачить твой рассудок…

— Но дядя, его убили вовсе не ножом! — вставила я.

Дядя недоверчиво улыбнулся:

— Почему ты так считаешь, Грейс?

— Там ведь не было крови! А если человека убили ножом, кровь обязательно должна быть!

Дядя уставился на меня недоуменно.

— Не помнишь? Ты же мне сам рассказывал, что сердце — это печка, а легкие — кузнечные меха, и кровь, ты называл ее сангвина, разносит тепло от печки в остальные части тела, то накатывая, то откатывая, точно волны.

— Ну да, — согласился дядя.

— Но у мертвого человека поток крови останавливается, и из новой раны кровь уже не потечет… Я видела рану сэра Джеральда — вокруг нее совсем не было крови! Ты же и сам это видел!

Дядя кивнул.

— Вот поэтому я и пошла в часовню, — затараторила я. — Сначала я хотела заглянуть сэру Джеральду в глаза и увидеть там отражение убийцы. Ничего такого я не увидела, зато заметила еще кое-что…

Мой голос пресекся.

— …У него губы в желтом налете, и еще там стоял этот горький запах…

— Ты хочешь сказать…

Дядя нервно моргнул.

— Грейс, только потому, что твоя мама…

Он полез было за борт дублета, где всегда прячет фляжку, но я слегка коснулась его руки.

Дядя так долго смотрел на меня, что я даже испугалась. Его голос прозвучал очень мягко:

— Прости, девочка, я действительно должен был это заметить…

— Так пойди и посмотри! Как врач, ты бы мог потребовать вскрытия…

— Я хотел, но лорд Уорси не разрешил…

Дядя говорил с трудом.

— Но теперь я действительно пойду и взгляну на тело более внимательно!

Он поцеловал меня в щеку, сам источая горьковатый запах, но совсем иного рода, и заспешил прочь.

Леди Сара и Мэри вернулись. Я чувствовала себя ужасно усталой, наверное, оттого что не выспалась прошлой ночью. Нелегкая это работа — спасать невинных! Бросаю дневник и иду спать!