Одра, делая вид, что смотрит в книгу, исподтишка наблюдала за Финном, который выглядел совершенно довольным, лежа на полотенце и читая.
– Почему ты вздохнула? – неожиданно спросил он и вскинул на нее красивые карие глаза оттенка корицы и имбирного пива, с длинными темными ресницами. – Ты должна отдыхать, наслаждаясь на этом частном пляже солнцем, морем и своей книгой.
– Я так и делаю.
Финн перевернулся на бок.
– Врешь!
Одра пожала плечами и подавила зевок.
– Просто у меня была бессонная ночь.
– Когда работаешь так усердно, как ты, бывает непросто переключиться на отдых.
– Старые привычки, – пробормотала она, стянула футболку через голову и обвязала саронг вокруг талии, чувствуя себя почти обнаженной в своем скромном купальнике, хотя до этого не раз бывала вместе с Финном на пляже. – Не хочу обгореть на солнце, – на ходу придумала Одра объяснение и добавила, взглянув на Финна: – Ты был выведен из строя в течение нескольких месяцев, и все же загар у тебя лучше, чем у меня.
– Да, но из-за травм я был вынужден проводить много времени на террасе своей квартиры на Французской Ривьере, так что загореть мне было совсем не сложно.
Одним плавным движением она поднялась.
– Пойду окунусь.
Когда Финн тоже встал, взгляд Одры скользнул по шраму на его животе, оставшемуся после удаления селезенки.
– Еще болит?
Он покачал головой.
– После операции боль довольно скоро прошла. – Финн подмигнул. – Хотел бы я сказать то же самое о сломанных ребрах.
Она фыркнула от смеха, скинула саронг и направилась к воде.
Финн был благодарен Одре за то, что она не стала задавать дополнительные вопросы о его падении с трамплина. Негативные последствия этого несчастного случая все еще продолжали преследовать Финна, и он не знал, как долго еще сможет с ними мириться.
Он опять ощутил холодный страх – такой же, как тот, что охватил его спустя несколько мгновений после падения, когда лыжи полетели в одну сторону, а сам Финн – в другую, понимая, что сильно искалечился. В тот момент он вдруг ясно осознал, что может погибнуть, и всем своим существом запротестовал против такого исхода.
Финн не хотел умирать. Ему еще столько хотелось успеть сделать. Если бы он был способен говорить сразу после падения, то попросил бы хлопочущих над ним медиков спасти его. Но у него не хватило на это сил, а вскоре он потерял сознание.
Когда Финн пришел в себя после операции, он ощутил неописуемое облегчение и благодарность. Теперь, когда он почти полностью выздоровел, уже не получалось вспомнить, по какой причине ему казалось настолько важным выжить. Более того, куда-то исчезла прежняя тяга к опасным видам спорта. Неужели он утратил смелость и хладнокровие? Вряд ли. Дело не в боязни. Просто он…