Роман с бабочками

Глава 9 Перелетные бабочки

В 1921 году, во второй половине сентября, над участком длиной в 248 миль[10] в районе Сан-Маркоса, штат Техас, в течение восемнадцати дней пролетали бабочки-носатки вида Libytheana carinenta. Они держали курс на юг, к Рио-Гранде. Каждую минуту над контрольной точкой пролетало примерно 25 миллионов особей. Всего в миграции приняло участие до 6 миллиардов бабочек.

У носатки на «лицевой части» головы — длинный придаток; когда взрослая бабочка отдыхает, вытянувшись параллельно ветке, сложенные крылья ужасно похожи на лист, а вытянутый, слегка наклоненный «нос» — на черенок этого листа. Крылья носаток, обитающих в Техасе, с верхней стороны окрашены в бурый или оранжево-бурый цвет. По этому фону разбросаны белые крапинки.

Не бабочка, а какой-то Пиноккио.

В мае 1978 года энтомолог Ларри Гилберт из Техасского университета в Остине имел возможность наблюдать и проанализировать следующий феномен.

Зима и весна на юге Техаса выдались засушливыми, что привело к массовой гибели наездников, паразитирующих на гусеницах носаток. А обильные дожди, выпавшие в мае и июне, вызвали настоящий демографический бум у носаток в следующих двух-трех поколениях. В июле ураган «Амелия» принес новые ливни. В этих условиях кормовые растения носаток — вечнозеленые кустарники каркасы — чувствовали себя превосходно. Но и зеленые в желтую крапинку гусеницы носаток тоже чувствовали себя превосходно. Они объели каркасы догола и окуклились. Когда же из хризалид вышла полумиллиардная популяция бабочек, носатки решили стронуться с места.

Вот что происходит, когда мир слишком благосклонен к бабочкам.

Большинство насекомых-мигрантов составляли молодые самцы. У носаток самцы оплодотворяют самок, едва те выводятся из куколок. Но в этом году в первоначальном ареале у каждой куколки уже дежурили старые самцы. Вот молодые и решили отправиться в путь, надеясь отыскать себе девственных, ни за кого еще не просватанных подруг.

К миграции присоединились и некоторые самки, искавшие благоприятные места для кладки. Но большая часть самок осталась, чтобы воспользоваться беспрецедентной реакцией поврежденных каркасов, — а они, точно весной, украсились новыми листочками. Позднее, когда из яиц вывелось новое поколение гусениц и принялось поглощать эти листья, много каркасов погибло, что на несколько лет сделало невозможным новый демографический взрыв у носаток.

Тем временем миллионы бабочек застилали небо. Их длинные носы рассекали воздух. Бабочки набивались в автомобильные радиаторы. Портили вывешенное на просушку белье. Текли над головами людей, точно мутная летучая река.

В детстве Ларри Гилберт видел на юге Техаса огромные стаи носаток. Они появлялись после того, как на смену засухе приходили летние ливни. Бабочки сотнями набрасывались на перезрелые финики во дворе бабушки Гилберта. С этими миграциями совпадало пробуждение природы: буйно распускались листья и цветы, резко возрастала численность прочих насекомых. «Куда ни глянь, всюду бурлила и благоухала жизнь, — вспоминает Гилберт, — а ведь всего несколькими днями раньше здесь простиралась раскаленная, сухая, бесплодная пустыня».

В 1977 году Гилберту удалось попасть в один крупный заповедник. Там-то он и смог отыскать исток реки из бабочек, пересекавшей шоссе в нескольких милях от заповедника. Тысячи зеленых и бронзовых куколок свисали с каркасов, на которых не оставалось ни одного листочка. Воздух отливал каким-то мерцающим блеском — то были нити, связующие детство и зрелость человека. Физика времени в очередной раз продемонстрировала экстравагантность своих законов.

«Признаюсь, я не верю в мимолетность времени! — писал Набоков в своей автобиографии. — Этот волшебный ковер я научился так складывать, чтобы один узор приходился на другой. Споткнется или нет дорогой посетитель, это его дело. И высшее для меня наслаждение — это наудачу выбранный пейзаж, все равно в какой полосе, тундровой или полынной, или даже среди остатков какого-нибудь старого сосняка у железной дороги между мертвыми в этом контексте Олбани и Скенектеди — словом, любой уголок земли, где я могу быть в обществе бабочек и кормовых их растений. Вот это — блаженство, и за блаженством этим есть нечто не совсем поддающееся определению. Это вроде какой-то мгновенной физической пустоты, куда устремляется, чтобы заполнить ее, все, что я люблю в мире».

Ларри Гилберт сформулировал свои ощущения в более прозаичных выражениях:

— Можете себе представить мою радость: я удовлетворил свое любопытство — выяснил, куда и отчего мигрируют носатки.

Мигрирующие бабочки могут отправляться в путь поодиночке или парами, маленькими или большими группами. Большинство из видов, совершающих перелеты регулярно, обитает в местностях с резкими сезонными перепадами температуры, в местностях, где есть лето и зима, засуха и муссоны. Эти бабочки руководствуются сезонными ритмами. Несколько видов мигрируют в горах: то поднимаются в высокогорья, то спускаются в долины, следуя за зеленью — кормовыми и нектароносными растениями. Бывают и нерегулярные миграции, как у носаток, вызванные демографическим взрывом, скученностью и конкуренцией.

Чаще всего странствующих бабочек замечают, когда они движутся большими стаями. Огромные числа всегда привлекают наше внимание.

Мы любим изобилие. Полмиллиарда! Шесть миллиардов! Мы обожаем все умопомрачительное. Нам приятно щекочет нервы мысль, что мы, люди, — лишь жалкая горстка в мире, населенном преимущественно дикими животными. Словно переносишься в каменный век — но при этом твоей жизни ничто не угрожает.

Репейница — самая распространенная на свете бабочка и встречается практически повсеместно. Репейницы не переносят сильных холодов, и потому зимой часто улетают на юг, а весной и летом — на север: из Африки в Финляндию, из Мексики в Канаду. По оценкам ученых, в этих перелетах участвуют сотни миллионов особей. Летом 1879 года в Европе наблюдалось такое грандиозное переселение репейниц, что его назвали вторжением. То была одна из иррациональных военных кампаний природы.

Несколькими годами позднее один путешественник зафиксировал в своих записках начало миграции репейниц на узкой полосе травы в Судане, на побережье Красного моря:

У репейниц мигрируют и гусеницы. В 1947 году в пустыне на территории Саудовской Аравии один ученый наблюдал армию этих гусениц, которая наступала вместе с молодыми, еще бескрылыми саранчуками (те передвигаются вскачь), пожирая нежные весенние всходы и побеги.

Подобное переселение гусениц случилось и в 1991 году в Калифорнии, когда сложились благоприятные условия для яиц бабочек. Местные энтомологи могли наблюдать за этим природным явлением, едва выйдя за порог собственного дома. К концу мая гусеницы, измученные недоеданием и скученностью, в поисках еды поползли прочь. По сравнению с гусеницами, выросшими поодиночке, они были более активны и нервозны, проявляли склонность к каннибализму и окукливались одновременно. Вышедшие из куколок взрослые особи также вели себя более активно, охотно собирались в стаи. Половые органы у этих взрослых были недоразвиты, зато имелись крупные запасы питательных веществ. Вместо того чтобы начать спариваться, они улетели на север.

Вероятно, дефицит пищи и скученность влияют на поведение и физиологию гусениц репейницы, и после метаморфоза они превращаются во взрослых особей, которые рвутся в путь. Когда мигрирующие взрослые особи начинают питаться нормально, уровень гормонов в их крови повышается, и они приступают к спариванию. Позднейшие поколения этих репейниц могут столкнуться с похолоданием; тогда и эти бабочки снимутся с места.

В первом случае миграция вызывается численностью, во втором — температурой окружающей среды.

Мы смотрим во все глаза. Упиваемся изобилием. Изъясняемся метафорами. Мы жаждем, чтобы бабочки летели ордами и тучами. Грезим о снегопаде из белянок, о россыпях желтушек, похожих на дождь из кукурузных зерен. Наша алчность почти осязаема. Глаза горят. «Миллиард носаток! Шесть миллиардов!»

Но я дитя своей эпохи. О щедрой расточительности природы я знаю лишь понаслышке. Когда-то стаи странствующих голубей заслоняли солнце, и становилось темно, как ночью. Полчища оленей карибу тянулись от горизонта до горизонта. Лососей в реках было столько, что человек мог перейти на другой берег, не замочив ног. Но это не в стиле XXI века. Мы исчисляем наши богатства другими мерками.

Я видела три вещи.

Местность Алаче-дель-Боске в центральных районах штата Нью-Мексико служит «воздушным коридором» для перелетных водных птиц, появляющихся там каждую зиму. Когда встает солнце, десятки тысяч птиц взлетают с глади искусственного озера, издавая самые разнообразные крики: гогот, курлыканье, что-то вроде скрипа колес, — а затем рассыпаются искать корм на окрестных полях. У меня хранится фотография моей девятилетней дочери, наблюдающей это зрелище. Ее волосы собраны в два хвостика. Вряд ли она когда-нибудь вновь отрастит такие длинные волосы. Розовые дали. Небо — точно карта, утыканная флажками. Каждый «флажок» — на самом деле утка, или гусь, или лысуха, или журавль, или крачка.

Река, текущая мимо моего дома в Нью-Мексико, летом пересыхает. Как-то раз — было это в первые годы нашей совместной жизни, задолго до того, как у нас появились дети, — мы с мужем наблюдали, как съеживается час от часу одна большая лужа в русле реки. Вода кишела головастиками. Они ждали, пока лужа испарится. Ждали смерти. Это был живой ковер из трепещущих, толкающихся существ. Мы с мужем не могли отвести глаз от этого зрелища. Подпали под его мрачное очарование. Вот что происходит, когда не можешь стронуться с насиженного места.

Я помню и монархов, что каждый год осенью дремлют в эвкалиптовых рощах близ Тихоокеанского побережья.

По тропинке бежит моя племянница, а за ней гонится моя сестра, чтобы напялить на нее куртку, — в роще холодно, на удивление холодно. Эвкалипты, укутанные пологом из бабочек, беззвучно трепещут. Мы задрали головы. Перешли на шепот. То был собор монархов.

Все три раза я чувствовала себя сказочно богатой. Испытывала необъяснимое воодушевление.

Монархи — самые знаменитые из перелетных бабочек. Миллионами летят они из Канады и с севера США на зимовку за две тысячи миль с лишним, в определенные горные районы Мексики. (Примерно пять процентов монархов, обитающих с западной стороны Континентального водораздела[11], мигрируют на Тихоокеанское побережье.) Весной те же самые бабочки начинают обратный путь на север.

Как и репейницы, монархи не переносят морозов. Бабочки, направляющиеся в Мексику, месяцами добираются до подходящего места зимовки. Требования у них самые строгие: температура лишь в редких случаях может опускаться ниже точки замерзания воды, но все же должна оставаться достаточно низкой, чтобы обмен веществ у бабочек замедлился, энергетические затраты уменьшились и монархи смогли впасть во что-то вроде полуспячки. Для зимовки нужны деревья, на которых можно усесться всей стаей, деревья, растущие в местах, защищенных от снега и ветра. И неподалеку от водоема. В теплые дни монархи ненадолго просыпаются, чтобы немножко полетать, немножко попить и опять впасть в забытье, крепко уцепившись за ветки лиственниц и друг за дружку.

В марте они выходят из спячки. Им хочется спариваться. Они спускаются с гор и летят на северо-восток, высматривая растения семейства молочайных. Они находят их на юге США. Ежегодная колонизация снова началась.

Перед смертью самки откладывают яйца. Монархи, которые выведутся из этих яиц, когда-нибудь продолжат путь на север, где найдут себе пару, отложат яйца и примерно через месяц умрут. Следующее поколение двинется дальше. И так до тех пор, пока последнее поколение не достигнет северной границы областей, где могут жить монархи и молочайные.

К концу лета мир снова окрашивается в цвета монархов. При виде их оранжево-черных крыльев у людей становится светлее на душе. Энтомологи чаще улыбаются. Дети больше смеются.

Те монархи, которые окукливаются и выходят из хризалид в конце лета и в начале осени, не похожи на предыдущие поколения. Похолодание и более короткий световой день повлекли за собой гормональные изменения у гусениц и куколок. Взрослые самцы и самки застревают на стадии неполного полового созревания. Как только повеет настоящим холодом, в них проснется тяга к странствиям — встрепенувшись, как по команде, они всем скопом начинают путь на юг, в земли, которых никогда не видели.

Живут эти бабочки нетипично долго — до девяти месяцев. Этого срока достаточно, чтобы долететь до мест зимовки, продремать там до весны, а весной спариться и начать обратный путь на север. В отличие от своих родителей, эти монархи не любят уединения. Они сбиваются в стаи. По ночам отдыхают, днем спешат на юг, образуя целые тучи. Летят они на высоте тысячи футов от поверхности земли или ниже, за день могут преодолеть около пятидесяти миль. Периодически делают остановки, чтобы кормиться. За время странствия они даже прибавляют в весе.

И каждая особь каким-то образом знает, куда ей лететь. Руководствуясь картой, хранящейся в некоем параллельном измерении, они держат курс на определенные горы Мексики, на определенные склоны, обращенные на юг, на определенные сосны и лиственницы.

Ориентируются они по солнцу. На Среднем Западе США биолог Сандра Перес как-то провела эксперимент: изловила произвольно выбранную группу перелетных монархов и две недели продержала их в лаборатории. Там она воздействовала на их суточные биоритмы, связанные с длительностью «дня» и «ночи» — заставила бабочек жить словно бы в другом временном поясе. Когда монархов выпустили по одному, все они полетели в неверном направлении, руководствуясь не реальным местоположением солнца, а показаниями собственных (показывающих другое поясное время) биологических часов.

В облачные дни монархи полагаются на магнитный компас — крохотные частицы магнитного железняка в тканях своей груди. Когда Сандра и ее коллеги помещали мигрирующих осенних монархов в нормальное магнитное поле, бабочки летели куда следует — на юго-запад, в Мексику. Когда бабочек поместили в магнитное поле, где юг и север поменялись местами, они полетели в обратном направлении, на северо-восток. В камере, где магнитное поле отсутствовало, бабочки разлетелись во всех направлениях.

Как и другие мигрирующие животные, монархи наверняка пользуются и визуальными ориентирами. Обычно бабочки корректируют свой курс с учетом того, что их сносит боковой ветер. При экспериментах на крупных водных бассейнах бабочки корректировали свой курс более эффективно, если могли видеть ориентиры на горизонте. Желтушки и толстоголовки, совершающие перелеты над открытым морем, где ориентиры отсутствуют, стараются, по-видимому, использовать такие подвижные объекты, как облака или барашки волн. Впрочем, это не всегда оказывается успешным.

Большинство бабочек всю жизнь летает весьма незатейливым стилем. Маши себе крыльями и не выпендривайся, вверх-вниз, вверх-вниз, вверх-вниз. Но канадский монарх должен за девять недель с небольшим добраться до мест зимовки в Мексике. Тут как ни маши крыльями, все равно опоздаешь. И потому монархи используют восходящие воздушные потоки, чтобы воспарять и планировать в высоте, как орлы. Вечером они садятся на ночлег, поскольку земля остыла и восходящие потоки отсутствуют. Монархам помогает и ветер, если он дует в нужную сторону. Если же направление ветра их не устраивает, они летят «на бреющем»: у земли ветер не так силен. Или, возможно, делают привал, чтобы отдохнуть, утолить голод и жажду и переждать.

У других видов перелетных бабочек — свои законы и привычки. Многие летят по прямой, целеустремленно, на низкой высоте. По замечанию одного ученого, «даже когда перелетная бабочка заперта на террасе, как в капкане, она бьется о стену, словно вознамерившись снести дом. Она будет держаться однажды избранного курса, вместо того чтобы отступить на пару ярдов[12] или слегка отклониться в сторону». Желтушки фебы, толстоголовки протеи и ванильные перламутровки предпочитают летать в менее подверженном ветрам «пограничном слое» воздуха — в нескольких ярдах от земли. Южные гигантские белянки, мигрирующие вверх и вниз вдоль побережья Флориды, летят колоннами шириной в сорок пять футов, лишь изредка поднимаясь выше двенадцати футов над землей. В ветреные дни они продвигаются под защитой песчаных дюн. В штиль переваливают прямо через дюны. Часто можно видеть, как адмиралы, поодиночке мигрирующие из Северной Европы в теплую Испанию, целеустремленно летят на уровне поясницы человека. Преградите адмиралу дорогу, и он сделает крюк или перелетит препятствие, сориентируется и вновь продолжит полет по прямой.

Монарх на первом месте среди бабочек-путешественниц. А чемпионка по оседлости — хвостатка колорадская, за всю жизнь обычно не удаляющаяся от места, где родилась, дальше нескольких… ярдов. Склонность бабочек к путешествиям зависит в том числе от того, какие кормовые растения они предпочитают. Бабочки-домоседки обычно откладывают яйца на многолетние растения, которые, хочется верить, никуда не денутся, — скажем, на деревья. Бабочки-бродяги предпочитают менее надежные растения — однолетники, сорняки…

У каждой бабочки своя судьба, которую не всегда определяют особенности вида. Некоторые бабочки-мигранты не отправляются в странствие вместе с основной массой своих собратьев. А бабочка, не принадлежащая к виду перелетных, вдруг может сняться с места — если причины достаточно серьезные.

Куда ни глянь, всюду бабочки мигрируют: летят вслед за теплом, бегут от холода, ищут, где сытно, и покидают места, где голодно, странствуют в поисках подруги, более гостеприимной местности, новых возможностей.

Собирай рюкзак — дорога зовет!

А что делают в это время оседлые бабочки?

Зиму они могут провести в спячке. Одни — в виде яиц, другие — в виде гусениц, куколок или уже взрослых бабочек. Есть несколько видов, которые первую зиму проводят на одной стадии развития, а следующую — уже на другой.

При спячке замедляются все жизненные процессы. Выход из яйца, линьки, окукливание, спаривание, формирование яиц — все отложено на потом.

Гусеницы находят себе надежное убежище: под листвой, в траве, у вас в саду. И взрослые особи находят надежное убежище: на дереве, под листвой, у вас в гараже. Иногда они вылетают кормиться.

Кровь густеет: к ней примешивается антифриз, действующий подобно глицерину. Уровень содержания воды в организме снижается. Свободная вода превращается в желатинообразное коллоидное вещество.

В зной или во время засухи бабочки впадают в летнюю спячку, руководствуясь тем же принципом: замри и не шевелись!

Бабочки мигрируют во всех уголках мира, И не только бабочки. Пресноводные угри ежегодно скользят по росистой траве, чтобы добраться до океана. Морские птицы преодолевают по 20 тысяч миль. Омары — примерно в десять раз меньше. Мексиканские бульдоговые летучие мыши пересекают пустыню. Микроскопические плоские черви дважды в день покрывают огромное расстояние — целых восемь дюймов. Группа ученых, исследующих миграции животных, в течение одного месяца (апреля 2002 года) наблюдала за передвижениями американских журавлей, горбатых китов, монархов, колибри, карибу, белоголовых орланов и дроздов.

Плоских червей они как-то проглядели.

Я люблю, когда всего много. Чем больше, тем лучше. Много бабочек — это лучше, чем мало бабочек. Река из бабочек? Замечательно! Миллионы бабочек — сказочный клад! Мне нравится размах, почти небрежный жест щедрой земли, словно бы шепчущей мне на ухо: «Гляди, как я восполняю свои богатства, смотри, как я рожаю, рожаю и рожаю, и в небесах становится темно от птиц, в реках — тесно от рыб, на земле не остается ни одного голого места, а я все не истощаюсь».