Роман с Любовью

Глава 37

Дождь. Третий день дождь. Мелкие капли на стекле и свинцовые тучи, из — за которых мир становился мрачным и неуютным. Так же мрачно и неуютно было на душе у Романа.

Третий день… Третий чертов день Тимуров торчал в этой чертовой гостинице, чего — то ожидая. Господи! Чего? Что он забыл в этом городишке? На что, идиот, надеялся?

Надеялся, поэтому и не выходил никуда, даже еду с выпивкой заказывая в номер. В первый день ждал, что Люба сама к нему придет. На второй — пытался дозвониться до Шелова, но лишь к вечеру по своим каналам узнал, что тот уехал вместе с дочерью, и никто не мог сказать куда. Растворился на просторах необъятной…

И вот третий день подходил к концу. Признаться, Роман еще днем хотел уехать. Лично он все бумаги подписал, и свой экземпляр мог бы получить и по почте. Тем более, при любом раскладе, нарушать сделку Тимуров не собирался.

Деньги — дело наживное, а вот боль в душе, если она там поселилась, не вытравишь ничем. И везде его преследовал образ Любы. То в летнем платье, то в обычных джинсах и видавшей виды футболке, то с зонтом под дождиком…

Роман в очередной раз позвонил в офис Шелова.

— Ждите. С вами свяжутся, — ответила секретарша.

Зараза крашенная! Раньше она была куда как любезнее. Плевать. На все плевать, кроме Любы. Но и вынужденное бездействие его выводило из себя, лишая остатков самообладания. Все, на что хватало Тимурова, это стоять и пялиться в окно, потому что, вернись он к обычной жизни, точно совершил бы много непоправимого.

В дверь постучали, а потом, не дожидаясь позволения, открыли и вошли.

— Вон! — рыкнул Роман. Обслуживающий персонал за эти дни натерпелся от строптивого постояльца, и, скорее всего, работник гостиницы последовал бы его приказу, но…

— Скажу все, что хотела тебе сказать, а потом уйду…

Этот голос Тимуров ни с чьим бы не перепутал. Люба. Пришла.

Он на мгновение замер, глубоко вобрал в себя воздух, потому что сердце отчаянно застучало, а дыхание сбилось, словно Романа со всей силы ударили под дых. Только потом медленно, очень медленно стал поворачиваться к ней, все еще не поверив до конца в то, что голос Любы, голос его «серой мышки» из районной библиотеки не мираж и не слуховая галлюцинация.

Она стояла на пороге. Тоненькая. Строгая. И в то же время ранимая. Прическа волосок к волоску, дорогие туфли, плащ… Нет, и в дизайнерских шмотках она выглядела для него, словно богиня, сошедшая с небес. И все же в простой одежде, простая смертная Люба была ему роднее.

«Только бы все не испортить… Только бы все не испортить и найти те самые, очень нужные слова…» — пульсировала в голове мысль.

И что же он сделал? Как всегда… Облажался по полной!

— Ты? — хрипло спросил Роман.

— Я. А ты еще кого — то ждал? — и вроде спросила довольно просто, даже где — то равнодушно, а сарказм чувствовался.

Раньше Люба такой не была. Раньше ее переполняла нежность, а сейчас… Отчаянье? Жестокость? Желание наказать и сделать больно? Глупенькая, маленькая мышка. У нее бы это отлично получилось даже одним взглядом. Сложно сбить с ног того, кто уже лежит.

— Ждал… — ответил Тимуров и тут же себя обругал. Надо же быть таким идиотом! Что несет? Что мелет? — То есть, я хотел сказать, что я тебя ждал, Люба…

Она повертела в руках черную кожаную папку, глаз на него так и не подняла, но спросила:

— Войти можно?

— Да — да, конечно, — затараторил он. — Присядешь? Заказать чай? Может, кофе?

— Я пришла отдать тебе вот это, — Люба открыла молнию на папке и протянула ее Тимурову.

— Что это? — спросил он, хотя все прекрасно знал. Он сам подписывал все документы, о передаче своего бизнеса Шелову.

— Отцу не нужен твой бизнес, Рома. Он тебя отпускает, — чуть улыбнулась Люба, но глаза… ее глаза по — прежнему остались грустными.

Вот так просто? Отпускает и отдает то, что мог бы взять без суеты и усилий? Шелов? Стареет… Или?.. Где — то в глубине души зажглась надежда. Она засияла так ярко, что Тимуров на миг зажмурился, но все же отважился на мучавший его вопрос:

— А ты? Ты, Люба, меня отпускаешь?

Он вглядывался в ее лицо и ничего… абсолютно ничего там не находил, ни следа былого чувства, только печаль, волнение и еще что — то такое, что он просто не мог себе озвучить, потому что это ранило и фактически убивало его. Люба боялась. Люба. Боялась. Его.

Вдруг она тряхнула головой. Ухоженные, уложенные в прическу локоны подскочили, красиво рассыпавшись по плечам, а ее взгляд стал колючим.

— Сядь, Рома. — И когда он сразу не последовал ее приказу, повторила: — Сядь! И забери у меня, наконец, эту чертову папку! Я устала ее держать.

И… О, боги! Тимуров, как в гипнотическом трансе, выполнил все, что Люба ему сказала.

— Прежде, чем ты кое — что прочитаешь, я отвечу на первую часть твоего вопроса, — продолжила она. — Мне никогда не были нужны твои деньги. Даже когда я в них отчаянно нуждалась. А теперь читай то, что лежит сверху. Ну же, читай!

Тимуров достал нотариальный бланк и пробежался глазами по тексту. «Я, Шелова Любовь Ивановна, находясь в здравом уме и твердой памяти, настоящим заявляю, что отказываюсь от наследства моего отца Шелова Ивана Аристарховича в пользу…». Дальше был напечатан адрес одного из фондов помощи онкологическим больным, но это уже почти не волновало Романа, он ошарашено смотрел на Любу.

— Почему?.. — спросил Тимуров. — Почему ты это сделала?

И «серая мышь» вдруг знакомо улыбнулась. В комнате стало светлее: то ли от ее улыбки, то ли оттого, что тучи, наконец, рассеялись, и выглянуло робкое сибирское солнце. Не важно. Но на душе у Романа потеплело.

— Почему, Люба? — в третий раз повторил свой вопрос он.

— Какой же ты… дурачок, Тимуров, — она покачала головой. — Ты знаешь, что мне не нужны твои деньги, а я нет. Я не отказываюсь от тебя, Рома, слышишь? Хочешь меня? Бери вот так, без всего, а не хочешь…

— Ненормальная… — прорычал он, бросив папку на стол.

Он сгреб девушку в охапку, пересадив к себе на колени, уткнулся носом в ее светлые волосы, вдохнул и, кажется, только тогда стал хоть как — то приходить в себя.

— Глупенькая моя… Маленькая… мышка моя… — шептал он. — Я бы взял тебя даже голую, босую, с улицы…

— Голую? — она завозилась и попыталась отстраниться. — Пусти!

— Люба… — Роман вновь испугался. Черт! В который раз за эти несколько дней! Да у кого же хватит сил вытерпеть все превратности, что приготовила ему судьба?! — Прости… Ляпнул, не подумав!

Тимуров разжал руки, а Люба выпорхнула, словно птичка из силков и встала напротив него. Роман гулко сглотнул, потому что… О, такого взгляда у своей мышки ему еще не приходилось видеть. Тигрица! Не меньше!

И, к своему стыду, он понял, что ему нравятся такие перемены, а такая Люба заводит еще больше, кружит голову, как старый выдержанный коньяк и так же пьянит.

— Голую… — повторила Люба и распахнула плащик.

Черт… Кроме тонкого дорогого белья на этой плутовке больше ничего не было.

— Ну, что же ты, Тимуров, хотел голую — бери! — манила она.

— Сама напросилась! — зарычал Роман, бросаясь к «мышке» и на ходу скидывая с себя пиджак.

Позже уставшие, потные, но счастливые они лежали на смятых простынях. Молчали, потому что только в тишине можно услышать истинное счастье. Первым заговорил Тимуров, шепнув ей:

— Я люблю тебя, «мышка».

Люба улыбнулась, прижалась к нему теснее, и ответила:

— Я первая тебя полюбила, так и знай.

Роман улыбался, как придурок. Как счастливый до кончиков пальцев на ногах придурок! Однако, один вопрос все же не шел у него из головы, ибо бизнесмен в нем никак не мог осознать и принять тех странностей, которые они на пару творили в последнее время.

— Люб…

— М? — лениво откликнулась она.

— Как ты решилась отказаться от всех денег Шелова? Нет, ты не подумай, что я жалею, но мне просто интересно…

— А я и не отказывалась. — Плутовка Шелова хихикнула.

— Как это? А официальный отказ от наследства? — Тимуров недоумевал, но от этой невозможной женщины после распахнутого плаща и хищных плотоядных улыбок уже мог ожидать чего угодно.

— О — о — о-о… — протянула Люба. — Отказ самый что ни на есть настоящий. Отец оставил себе пару миллионов на черный день.

— Пару миллионов? Смеешься? Шелов богат как Крез. Куда бы он дел все остальное?

— Как куда? Подарил своей единственной дочери. Вчера.

Она сказала все это с такой наивностью в голосе, что Роман завис, как сломанный компьютер. И пока его система тестировала файлы, удаляя испорченные, Люба приподнялась на локтях, вгляделась в его лицо, оценивая произведенный ее словами эффект, и расхохоталась.

— Ах ты… Ты… Ты… — задохнулся Тимуров.

— Ну что? Что я?

— Обманщица! Плутовка! — он подмял ее под себя, посмотрел в глаза и выдохнул: — Любимая!.. Но больше тебе не удастся меня удивить, так и знай!

— Точно? — Люба пару раз хлопнула ресницами.

— Совершенно точно, — заявил Роман.

— Я беременна.

В ту минуту он понял, что Любу Шелову очень срочно, просто невыносимо быстро нужно делать Тимуровой, ибо без нее почему — то нет и его. Вот так вот всегда был, а она появилась, и нет Ромки. Пропал. А надо, чтобы был, потому что теперь он уже не один, теперь их даже не двое…

— И не пытайся больше от меня скрыться! — предупредил он и только потом поцеловал ее медленно, сладко, присваивая и даря ей всего себя.