Роспись по телу

39. Гел. Предчувствия. Соблазны. Предвкушения

Валентин ушел на работу. Куда конкретно – Женя Рейс не знала. Но она наконец-то осталась одна. В пустой квартире. У нее была редкая возможность побродить по ней, рассматривая вещи своего нового любовника, поразмышлять над тем, что с ней произошло за последние пару дней. Во-первых, она влюбилась. Отчаянно. Дерзко. В первого встречного. Как обычно. Во-вторых, ей до смерти хотелось поверить этому парню с ясными глазами, что и он тоже любит ее. В-третьих, она переживала за свое предательство по отношению к Земцовой и Гел. Хотя и они тоже хороши. Земцова назначила ей встречу в «Черной лангусте» и не явилась.

Звонок в дверь застал ее врасплох. Кто это мог быть? Мама Валентина? А что, если это тот самый тип, Фиолетовый, – вдруг он приятель Валентина, с которым они на пару отправились искать Гел? Ведь сказал же Валентин про Гел, причем прямо и открыто. А зачем ему Гел, спрашивается? Женя могла бы расспросить его об этом, но не стала. Ей не хотелось разбавлять их нарождающиеся чудесные отношения какими-то подозрениями, связанными с Гел и со всей этой грязной историей. Хотя выяснить, зачем ему понадобилась стриптизерша, все равно придется.

Она подошла к двери и заглянула в глазок.

– Рейс, открой, это я, Гел. Я знаю, что ты одна…

Женя распахнула дверь и оказалась в объятиях Гел.

– Мы одни? Ну вот и отлично. Ужасно рада тебя видеть, подружка! – Гел чуть не задушила ее. – Я видела, что твой красавчик уехал, поэтому и осмелилась позвонить. Он надолго уехал?

– Не знаю… На работу, сказал. Проходи. Здорово, что ты пришла. И даже если Валентин сейчас и вернется, все равно ничего страшного. Я же сказала ему, что у меня здесь есть подруга. Правда, он видел Юлю, но почему у меня должна быть в Москве только одна подруга?

Гел как ураган пронеслась по всем комнатам и вернулась к гостиную, где, немного ошарашенная ее появлением, сидела Женя и курила.

– Он неплохо устроился, этот твой Валентин. Значит, так. Кто он, имя, фамилия, мне нужны подробности. От соседей я узнала, что он живет один, не женат, что у него мать, но приезжает к нему редко.

– Это тебя Юля попросила навести о нем справки?

– Конечно.

– Все правильно.

– Земцова видела, как он выходил из уборной Нади.

– Какой еще Нади? – покраснела Женя.

– А ты уже ревнуешь? Надя – это та самая девушка, что выдавала себя за меня. Стриптизерша. Подрабатывает своим телом, проститутка, словом.

– Ты хочешь сказать, что он…

– Я не знаю. Но то, что он интересовался Гел, это точно. Ты же сама мне по телефону сказала. Тебе удалось выяснить, что он хотел от меня?

– Нет. Пока нет.

– А что он делал в «Черной лангусте»?

– Он сказал, что его меньше всего интересуют обнаженные женские тела, что он собирается выиграть в баре какую-то лотерею.

– Еще одна тайна. Ты мне лучше скажи, Женя, что у вас с ним?

– Роман, – коротко ответила она. – Не знаю, как долго он продлится, но я, кажется, снова влюбилась. И что самое невероятное в этой истории, он, Валентин, тоже меня как будто любит.

– Что значит «как будто»?

– Да потому что мне не верится. Может, у меня самооценка занижена, я не знаю… Понимаешь, если бы он знал точно, что Земцова, с которой он видел меня в баре, – частный детектив, занимающийся делом Бахраха, то я могла бы предположить, что его интерес ко мне вызван лишь этим обстоятельством. Но ведь он меня ни разу не спросил ни о Юле, ни о тебе… Создается впечатление, что он ничего не знает…

– Но Гел-то он ищет. Спрашивается: зачем?

– Может, он видел тебя, когда ты танцевала на сцене?

– Может.

– Тогда это легко проверить. Ты побудь у меня до его прихода, и, вот когда он увидит тебя, мы и посмотрим, как он себя будет вести. Но чует мое сердце, что он не знает тебя в лицо.

– Откуда тебе это известно?

– Ниоткуда. И вообще, Гел, если бы ты знала, как мне тяжело сейчас. Понимаешь, у нас с ним сейчас просто идеальные отношения. Он пылинки с меня сдувает, постоянно клянется в любви и умоляет меня, чтобы я пожила с ним… Он хочет продолжения наших отношений. И хотя я призналась ему…

– Призналась? Так я и знала!

– Да нет… Ты не дослушала. Я призналась ему в том, что у меня проблемы и что меня могут убить…

– Женя, да ты с ума сошла!

– Но ты же не хочешь, чтобы я лгала еще и тебе! Я устала от этой лжи. И меня раздирает дикое желание обо всем рассказать ему. Признаться в том, что я была с Бахрахом!..

– Дура! – Гел стукнула кулаком по столу. – Чтобы я не слышала об этом больше! Безумная! Да разве можно рассказывать мужикам о своем прошлом? Да мало ли у кого что было. Главное – это то, какая ты сейчас и с кем ты. Если ты только расскажешь ему про Бахраха, ты сразу упадешь в его глазах. И даже если допустить, что он тебя действительно любит, в душе он не простит тебя, поверь мне. Мужчины не любят таких душещипательных историй. Больше того, ты не должна ему рассказывать ни про биржу, ни про то, что ты когда-то в чем-то нуждалась.

– Но я и сейчас нуждаюсь. У меня нет работы, у меня нет ничего… Я по сравнению с ним – уж в материальном плане точно! – полное ничтожество.

– Ты глубоко заблуждаешься, подружка. Ты красивая, Рейс, а это в наше время… да и не только в наше – целый капитал. Сама посуди, не будь ты такой красавицей, разве остановил бы на тебе свой выбор Бахрах?

– Думаю, что нет. Да он и сам говорил мне об этом.

– Вот и делай выводы. Знаешь, мне не хочется тебя разочаровывать, но постарайся взглянуть на своего Валентина другими глазами.

– Не понимаю…

– Все-таки что он хочет от тебя?

– Он хочет не от меня, а меня, понимаешь? Он очень нежен со мной, откровенен…

– И в чем же проявляется эта его откровенность?

– Он открыто говорит о своих чувствах, строит планы.

– Ты сказала, что из Саратова?

– Нет. Пока еще нет.

– Он думает, что ты москвичка?

– Я сказала ему, что приехала сюда из другого города. И когда он узнал, что мне что-то или кто-то угрожает, то предложил помочь мне.

– Даже не знаю, что тебе и сказать…

– А что, если он на самом деле любит меня?

– Дай-то бог…

– А как Земцова? Почему она не пришла в бар? Я ждала ее допоздна, пока Валентин не увез меня…

– Послушай, я тебе сейчас все расскажу. И про Земцову, и про Фиолетового… Но сначала, пока твоего друга нет, покажи мне его фотографию, его паспорт. Ведь это очень важно.

Рейс принесла паспорт Валентина, но когда открыла его, то удивлению ее не было предела.

«Валерий Александрович Франк». Но на фотографии был Валентин!

– Женя, или ты в тот вечер много выпила и не запомнила имени твоего любовника, или же он скрывает его от тебя…

– Да как же он может скрывать, если он сам лично показывал мне этот паспорт, когда хотел доказать мне, что ему нечего от меня скрывать, что он москвич, что ему тридцать два года, что он холост и все такое… Другое дело, что в тот момент, когда он показывал мне паспорт, мне было, вероятно, не до этого.

– Околдовал он тебя, что ли?!

– Валерий Франк. Да, околдовал. Мне было не до паспорта и не до фамилии. Я, похоже, совсем с ума сошла.

– Это ничего, не переживай. Думаешь, я в свое время так не влюблялась? Ты хотя бы сейчас имя и фамилию его узнала, а у меня такие романы были… не приведи господи… Но это все лирика. Ты хочешь узнать, кто такой Фиолетовый?

Женя Рейс слушала, затаив дыхание. Теперь, когда она знала, что Земцова не могла приехать в «Черную лангусту» из-за ножевой раны, которую ей нанес Нодень, вся история Бахраха предстала перед ней в еще более мрачном свете. А ведь она расслабилась, потеряла бдительность, рассиропилась и разлимонилась в объятиях мужчины, в то время как Юлю чуть не убили. И кто: друг Бахраха, сбежавший из тюрьмы Нодень!

– Между прочим, в тот вечер, когда ты уехала со своим Франком, Нодень почему-то сказал Юле, что подруга, то есть ты, не вернется… Сейчас-то я понимаю, почему он так сказал и что имел в виду. Просто он, вероятно, видел, как ты уходила с парнем, а потому решил, что ты закружилась, понимаешь? Закружилась-влюбилась, в этом смысле. А Земцова поняла по-своему, будто бы Фиолетовый знал наверняка, что ты не вернешься, как если бы он сам приложил к твоему исчезновению руку.

– Да уж, можно себе представить, как она поволновалась из-за меня. Не знаю, как буду теперь смотреть ей в глаза…

– Она – тоже живой человек. Думаю, поймет. Другое дело, она переживает из-за этого твоего Валентина, то бишь Валерия.

– Она думает, что он работает на пару с Ноденем?

– Ну конечно!

– Да я и сама так думала. Но если бы это было так, зачем же ему было говорить мне там, возле бара, что ищет Гел?

Раздался звон ключей. Гел испуганно взглянула на Рейс.

– Это он, чего ты задрожала? Это он, Валентин…

– Его зовут Валера.

Женя встала и бросилась на звук открываемой двери. Гел из гостиной слышала ее воркующий голос. Она спокойна. А чего это мы с Земцовой так переполошились? Может, все не так уж и страшно, как нам кажется? Или у нас групповая паранойя?

– Вот, это моя подруга… – Женя смутилась и не сразу нашлась, как представить Гел.

– Меня зовут Гел, – вдруг сказала Гел.

– Гел?

Валерий Франк был в костюме, подтянутый, строгий, и выглядел весьма респектабельно – управляющий банком, не меньше.

– Валерий, очень приятно, – он слегка растерянно оглянулся на Женю, после чего как-то неуклюже поцеловал руку Гел. – Какое у вас странное имя.

– Почему же странное? – Гел встала. – Для стриптизерши вполне даже подходящее. Яркое и запоминающееся, не так ли?

– Вы – стриптизерша?

– Да. Вас это шокирует? Женя сказала, что вы разыскивали меня, вот я и пришла.

Рейс, не ожидавшая такого поворота разговора, напряглась.

– Вы хотите сказать, что вы и есть та самая Гел, которая выступала в стрип-баре «Черная лангуста»? – Валерий смотрел на Гел с недоверием.

– Вам станцевать, чтобы вы поверили? – голос Гел звучал твердо, а глаза ее повлажнели от волнения. – Что вам надо от моей подруги, от Жени? Отвечайте! Вам, москвичам, думаете, все позволено? Вы вскружили ей голову, а сами рыскаете по барам в поисках стриптизерши? На кого вы работаете, и кто вы на самом деле? Я еще раз повторяю вопрос: что вам надо от Жени?

– Но почему я должен вам что-то отвечать? Мои отношения с Женей вас не касаются. Вы кто ей?

– Я – подруга. Подруга по несчастью, если можно так выразиться. И пока вы не ответите мне, зачем вы в «Лангусте» искали Гел, я и с места не сдвинусь. Больше того, сейчас сюда, к вам, приедут еще люди, друзья Жени, и тогда вам придется отвечать уже перед всеми…

– Женя, что происходит, кто эта девушка и почему она называет себя Гел? – Валерий вел себя довольно спокойно, и по нему трудно было догадаться, что он взволнован.

– Она называет себя так, потому что она и есть самая настоящая Гел. А вот зачем она тебе, я думаю, ты нам сейчас и расскажешь. Или у тебя от меня есть какие-то тайны?

– Гел… Эта девушка должна была передать мне одно письмо.

– Какое письмо? – побледнела Рейс. – И почему ты назвался Валентином?

– Успокойся, я тебе сейчас все объясню. Ко мне сюда приехал один человек и передал вот это… – Валерий достал из книжного шкафа книгу, откуда выпал ярко-желтый конверт. – Письмо. А в нем черным по белому написано: «Найди Гел в Москве, в стрип-баре „Черная лангуста“». Вот я и отправился на поиски.

– Вы позволите? – Гел внимательно перечитала записку и незаметно сунула в карман.

– Но что это за человек? И почему ты должен кого-то искать в баре? – Женя готова была разрыдаться. Мысль о том, что она провела двое суток с оборотнем, убивала последние надежды на счастье. С каждым произнесенным словом таяли мечты, иллюзии… Ей хотелось умереть.

– Я не знаю этого человека, он не представился. Но он назвал меня правильно по имени и фамилии и вручил конверт. Мне и самому было любопытно, кому это понадобилось отправлять меня в какой-то стрип-бар, чтобы искать там Гел. Я даже не знал, что это женщина. О том, что Гел – очень красивая девушка-стриптизерша, исчезнувшая после смерти хозяина бара Бюшгенса…

– Вы и об этом знаете? – удивилась Гел.

– Ну конечно! Я расспросил бармена, официанток… Бармен оказался негодяем и отправил меня по ложному следу – так я очутился в уборной одной из танцовщиц, которая носит сейчас имя Гел. Я начал расспрашивать ее о письме…

– Но с чего вы взяли, что у нее должно было быть для вас какое-то письмо? – Гел задала правильный вопрос. И от того, как Валерий ответит на него, зависело многое в жизни Рейс. Поэтому она вся сжалась в ожидании.

– Я сначала не знал ничего о письме, – ответил Валерий. – Но эта девушка… Надя… Она, как только услышала, что я ищу Гел, так сразу же набросилась на меня чуть ли не с кулаками. Она кричала на меня и топала ногами… Ей не понравилось, что я ищу настоящую Гел. Вот она-то и сказала мне, что у нее никакого письма нет.

– Ты хочешь сказать, что она до твоего прихода знала о существовании у настоящей Гел письма?

– Конечно! И я подумал тогда, что, вероятно, не я один разыскиваю эту Гел. Вот почему я удивился, когда вы представились этим необычным именем. Вы на самом деле та самая Гел?

– Да. Но только никакого письма ни для вас, ни для кого бы то ни было у меня не было. И тот, кто адресовал вас ко мне, просто решил подшутить либо надо мной (что скорее всего, раз вы были не первый, кто меня разыскивал), либо пошутили над вами… Остается лишь выяснить кто.

– Дурацкая история. Она чуть было не поссорила нас с тобой, – Валерий обнял Женю. – А что касается моего имени, то здесь и вовсе вышло недоразумение… Я с самого начала представился тебе Валерой. Но ты, вероятно, не расслышала и стала называть меня Валентином. Ну а если хорошенько припомнить все, то мы друг друга по имени ни разу и не назвали…

Женя Рейс густо покраснела. Это была правда. Она выразительно посмотрела на Гел. Вот видишь, я же говорила, он не лжет, это всего лишь недоразумение, словно бы говорил ее взгляд. И Гел не оставалось ничего другого, как удалиться.

В подъезде она села прямо на ступеньку и закурила. Она знала, чувствовала, что Жене грозит беда, но объяснить ей это сейчас, подобрать нужные слова не могла. Ей оставалось только одно – вернуться домой и обо всем рассказать Земцовой. Но впереди был целый день, и она подумала о том, что было бы неплохо успеть до вечера разыскать Ольгу Белоконь. Ей не терпелось поскорее разделаться со всеми делами, продать квартиру и начать свою жизнь с нуля. И эта ее жизнь уже будет без компромиссов, в ней будет все ясно и правильно. В сущности, жизнь слишком коротка, чтобы ее разменивать на что-то иллюзорное, призрачное, то, чем она жила до последнего дня…

Сначала она позвонила к себе домой, где ее должна была дожидаться Земцова. Но когда поняла, что в квартире никого нет, то перезвонила ей на сотовый.

– Юля? Это я. Ты можешь сейчас говорить?

– Нет, – отозвалась тихим голосом Земцова, и Гел показалось даже, что она плачет.

– Что-нибудь случилось? Ты не дома, как я понимаю?

– Да. Я в машине.

– У тебя неприятности?

– Пустяки.

Гел подумала, что, если бы ей действительно что-то угрожало, она бы нашла способ подать знак. Неужели она снова попала в лапы к Фиолетовому? Она не представляла, с кем в машине могла оказаться Земцова, а потому перепугалась.

– Ты свободна?

– Да, все в порядке.

– Ты заставляешь меня нервничать…

– Брось. Я с Германом.

– Уф… Ну да ладно, потом все расскажешь. Сначала скажи, могу ли я сама попытаться разыскать эту Белоконь хотя бы в справочном бюро? Или через Интернет? Или же у тебя есть какие-то свои планы на этот счет? Ведь она – следующее звено…

– Я знаю. Поговорим об этом вечером. Надо все обдумать. Ты рвешься в бой?

– Да, ты все правильно поняла. Дело в том, что я только что от Рейс. Я навела справки об этом парне. Его зовут Валерий Франк.

– Разве не Валентин?

– Нет. Они так были увлечены друг другом, что ни разу не назвали друг друга по имени. Во всяком случае, они мне именно так это и представили.

– Ты сама разговаривала с ним? Ты видела его?

– Да. Так получилось, что, опросив соседей и выяснив, что он действительно москвич и давно живет в этой квартире, я решила показаться ему, тем более что он искал меня… то есть Гел. И знаешь, что он мне сказал?

И Гел коротко изложила Земцовой суть своей беседы с Франком.

– Ты хочешь сказать, что и его направили по тому же следу? И что ему принесли… – она не посмела в присутствии находящихся рядом с ней в машине Германа и Харыбина произнести слово «письмо» или «конверт».

– Письмо, – продолжила ее фразу Гел. – Да, представь себе, ему тоже принесли конверт, где черным по белым было написано…

– Я поняла. Вернее, все это лишь осложнило дело. Приезжай домой и не предпринимай ничего самостоятельно. Я прошу тебя.

– Но ты же предприняла…

– Я через четверть часа будут уже дома. Все. Пока… – И вдруг добавила шепотом: – Звони в дверь.

«Звони в дверь». То есть она просила ее не пользоваться своими ключами. А раз так, значит, она сейчас войдет в свою квартиру не как хозяйка. Значит, так и нужно. Ей виднее. И Гел, сгорая от любопытства, поехала домой. Всю дорогу она пыталась догадаться, каким образом Земцовой удалось встретиться с Германом и, главное, куда они могли ехать на машине? Что еще нового приготовила ей Земцова? И только в магазине, куда Гел зашла, чтобы купить немного еды, ей вдруг в голову пришла мысль, что Герман мог сам заявиться на Софийскую набережную, чтобы попытаться встретиться там с настоящей Гел. Проведя ночь в объятиях Нади и наверняка лишившись большей части своих денег, он, чтобы уж довести дело до конца, решил сам, своими глазами увидеть квартиру Гел и убедиться, что она пуста, как ему наверняка рассказал бармен из «Черной лангусты». И вдруг он встречает там – кого? – Земцову! Интересно, что испытала Юля, когда увидела на пороге Германа? Скорее всего, выдумала какую-нибудь историю, чтобы окончательно сбить его с толку… Бедный, незадачливый охотник за чужими сокровищами. Да только где они, эти сокровища, и есть ли на самом деле? И эти желтые конверты – не шутка ли старого маразматика Бахраха? Или же шутка… Романа Георгиевича!

Гел поднялась к себе и позвонила. Она почти не удивилась, увидев на пороге Германа.

– Проходите, пожалуйста, – он жестом пригласил ее войти в ее же собственную квартиру. – Юля сейчас в ванной комнате. Меня предупредили о вашем приходе. Вы ведь Галина?

Отлично, значит, он не знает, что я Гел. Интересно, куда она меня отправила? На тот свет или поближе?

– А вы кто будете?

– Я ей – никто. Так, знакомый. Я сейчас уйду. Просто у нас с ней были кое-какие дела…

Юля, услышав звонок и голоса, накинула махровый халат Гел и вышла в переднюю.

– Галя? Отлично. Ты мне как раз и нужна. У меня сегодня одно мероприятие. Ты уложишь мне волосы? Боюсь, что у меня самой ничего не получится…

– Ты не познакомила меня с этим очаровательным молодым человеком.

– Знакомьтесь: это Герман. Это – Галина, – Юля выглядела очень больной и уставшей. – Герман, вот твои деньги, спасибо, ты сильно меня выручил. Звони, приходи… А сейчас извини, у нас дела…

И она, всучив Герману обещанные за труды деньги – тысячу рублей, – практически выставила его за дверь.

– Я смертельно хочу спать, а еще есть – у меня не было возможности даже пообедать.

– Что это за деньги, ты сказала, что он выручил тебя…

Юля рассказала Гел все, что произошло за те несколько часов, что они не виделись.

– Ты сегодня ужинаешь с Крымовым в «Праге»? Вот это класс!

– Похоже, что только эта новость и произвела на тебя впечатление.

– Еще бы… Сам Крымов, собственной персоной осчастливил нашу грешную столицу. И ты будешь ужинать с ним при свечах в самом шикарном ресторане Москвы. Господи, да я бы пол-жизни отдала за такой ужин.

– Но ведь мы будем ужинать втроем, – напомнила ей Земцова. – Будет еще Харыбин…

– Его присутствие сделает ваш ужин еще более пикантным, если не сказать больше… Сидеть за одним столом с любовником и мужем одновременно и слушать их признания в любви – такое случается не каждый день.

– Ты не знаешь этих людей. Они – страшные эгоисты. И я не удивлюсь, если узнаю, что этот ужин будет посвящен исключительно Михаилу Семеновичу Бахраху.

– Что? Что такое ты говоришь? А при чем здесь Бахрах?

– Бахрах – это кубышка с деньгами. А там, где деньги, там всегда Крымов с Харыбиным. Они чуют денежки за тысячи верст…

– Понимаю. Ты ложись, Юля, а я сейчас принесу тебе что-нибудь поесть. И все равно… – голос Гел доносился уже с кухни. – У тебя сегодня будет необыкновенный вечер. И я, если честно, тебе завидую… белой завистью. Похоже, что только мне сегодня придется провести ночь в полном одиночестве. Рейс будет обниматься со своим оборотнем, ты – флиртовать с Харыбиным и Крымовым, а я… Думаю, что мне, чтобы не помереть от скуки, придется перемыть везде полы, пропылесосить, стереть пыль, вымыть унитаз…

– С унитазом ты, пожалуй, поторопилась, – отозвалась, улыбаясь, Юля. – Да и вообще… Ты права, это несправедливо. А потому мы поступим следующим образом. Поскольку у нас с тобой все равно полно времени до девяти часов, предлагаю тебе тоже заняться своей внешностью и составить мне компанию…

– Не поняла… – Гел, запыхавшаяся, уже стояла перед ней. – Что ты хочешь мне сказать, Земцова?

– Да-да, ты все правильно поняла. Ты тоже поедешь сегодня в «Прагу». Но только одна. И попытаешься соблазнить Крымова.

– Соблазнить, а потом бросить? И ты думаешь, у меня получится?

– Что касается первого, то безусловно. Ты соблазнишь его. А вот насчет того, чтобы бросить его… это уж как получится.

– И ты отдаешь его мне на растерзание?

– Отдаю. И Харыбина в придачу.

– А как же ты?

– А я буду наслаждаться этим зрелищем.

– Ты шутишь?

– Нисколько. Почему-то ни ты, ни Харыбин не верите в то, что я совершенно равнодушна к этим мужчинам. Но это правда.

– Нет. Ты сильно рискуешь, говоря так. Ты увидишь Крымова, и сердце твое забьется…

– У меня сейчас новое сердце, и оно бьется независимо от Крымова. Предлагаю нам сейчас хорошенько выспаться, а потом начнем не спеша собираться… Надеюсь, ты одолжишь мне одно из своих шикарных платьев…

Гел в порыве радости бросилась ей на шею.

– Вот это вечер! Вот это да! Земцова, ты еще лучше, чем я себе это представляла… Только обещай, что не передумаешь. Ты хорошенько все обдумала?

– Я не думала вообще. У меня не было для этого сил… Ну что, спать?

40. Мат

Шубина и на этот раз обыграли в шахматы. Сосед Бахраха Алексей Данилович – человек с фиолетовым пятном во всю щеку – поставил ему очередной мат и крепко пожал ему при этом руку, словно ободряя его.

Они были знакомы уже несколько дней, начиная с той памятной вечеринки, которая, начавшись так весело, закончилась весьма тривиально (Рита, выспавшись, под утро ушла, даже не вспомнив, как она оказалась в чужой постели; Дмитрий же с Лолитой остались жить в квартире Бахраха, фактически и практически приняв наследство покойного Михаила Семеновича). Алексей Данилович оказался на редкость приятным собеседником, умным и чутким, ловящим каждое сказанное слово, а потому Шубину было легко и просто говорить с ним на интересующие его темы, главной из которых был, конечно же, покойный сосед. Поэтому, едва услышав от Шубина, что в день смерти Михаила Семеновича на лестнице кто-то видел человека с родимым пятном на щеке, Алексей Данилович сразу понял, что кто-то из близких Бахраху людей, знакомых с его «меченым» соседом, попытался с помощью неизвестного средства превратиться на нужное ему время в этого самого соседа, по сути, подставляя его таким образом.

– Но зачем было кому-то становиться похожим на вас? – удивился Шубин. – А что, если бы вы оба – с родимыми пятнами – встретились на этой самой лестнице?

– Вероятно, этому человеку было глубоко наплевать, встретит ли он меня на лестнице или нет. Для него главное заключалось в том, чтобы любой посторонний в случае, если его спросят, кого он видел в тот день на лестнице, описал именно человека с родимым пятном на щеке. Другое дело, что ему повезло… В каком смысле? Я несколько дней – включая и день смерти Миши – жил на даче, то есть меня не было в городе. И у меня есть свидетели. Несколько человек, живущих на соседних дачах, могут это подтвердить. Мы проводили там воду, скандалили с землекопами и председателем садоводческого товарищества…

– Но зачем приходил этот человек к Бахраху? Наверняка не в гости, раз подготовился так тщательно и так изуродовал себя… Извините, конечно…

– Да ничего, я уже привык. Судя по тому, что вы мне рассказали, этого человека видели уже после смерти Миши. Получается, что он хотел проникнуть в его дом, быть может, для того, чтобы что-то взять, украсть… Или этот человек, еще не зная о смерти Миши, шел к нему просто с визитом, но не хотел, чтобы его кто-то видел, вернее – узнал.

– Вы хотите сказать, что этого человека никто не должен был узнать?

– Я думаю, так.

Этот разговор происходил между Алексеем Даниловичем и Шубиным ночью, после вечеринки, но имел свое продолжение на сутки позже, когда Игорь узнал от Земцовой о побеге Ноденя.

– Вы могли бы назвать хотя бы несколько человек, которые бывали у Бахраха и были знакомы с вами? – Шубин пришел не с пустыми руками. В пакете у него имелась хорошая дорогая водка, банка маринованных грибов и колбаса. Алексей Данилович очень быстро накрыл на стол, порезал колбасу и разлил водку по рюмкам. Видно было, что старый вдовец обрадовался приходу Шубина. Водка же лишь помогла развязать язык.

– Миша любил женщин, и этим, пожалуй, все сказано. Он тратил на них уйму денег, и ему это доставляло удовольствие. То одной купит шубку, то другой – машину. Это забавляло его. Понятное дело, что и женщины любили такого щедрого любовника. Иногда он приглашал меня к себе, даже когда бывал не один. И я видел этих женщин. Как правило, это были молоденькие девушки. Очень красивые. Не обязательно тощие и длинноногие, как сейчас модно, но красивые. Породистые. У него был хороший вкус. И мы пили вместе, иногда танцевали, но я быстро уходил. Во-первых, у меня характер совершенно другой, и я не могу вот так запросто вступать в связь с малознакомой девушкой, да и возраст мой не позволяет уже выкидывать, знаете ли, такие фортели… Я даже не могу вспомнить, когда я последний раз был с женщиной. С тех пор как умерла моя Ирина, у меня не возникало желания пригласить к себе в дом другую женщину. Но не обо мне речь… Миша. Так вот, он любил женщин, и только я увидел их у него дома. Я бы назвал его общительным, но он мог общаться со своими коллегами и друзьями где угодно, в ресторанах, у кого-то дома, но только не у себя. Он словно ограждал свое жилище от посторонних глаз. И исключение составляли, как я уже говорил, я, женщины и… Саша Нодень.

Он попал в самую точку. Шубин даже вздрогнул.

– Нодень – это его друг, не так ли?

– Так. Да только отношения их в последнее время испортились. Миша стал жаловаться мне, что Нодень копает под него, хочет свернуть ему шею. Это его выражение, Мишино. Понятное дело, что я не лез в их дела, а потому не задавал вопросов. Но я и так понимал, о чем идет речь. У Ноденя были большие планы, он собирался строить нефтеперерабатывающий завод, вкладывать деньги в телевидение. А Мише хотелось просто спокойной жизни. Он тормозил Ноденя. Ведь они были связаны деньгами. Вы понимаете?

– Пока еще нет…

– Нодень зависел от Бахраха. Возможно, его деньги находились у Миши на каких-то подставных счетах или фирмах… Я в этом не разбираюсь. И хотя мне всегда казалось, что между ними пробежала не столько кошка, сколько женщина…

– Женщина?

– Это всего лишь предположение, не обращайте внимания на слова старика. Так вот, мне кажется, что это Миша «помог» Ноденю сесть. Если бы Миша был жив, я бы никогда и никому об этом не сказал. Но он мертв, и когда я только услышал об этом, то крайне удивился, что он умер от кровоизлияния…

– Вы думали, что его убили?

– Разумеется! Такие люди, как правило, не умирают естественной смертью. Возможно, я насмотрелся этих ужасных фильмов, но это мое личное мнение… А тут вдруг – инсульт.

– У вас есть предположения?

– Какие предположения, раз он умер естественной смертью?! Я же говорю вам, что если бы его застрелили, то я бы точно знал, чьих это рук дело.

– Ноденя?

– Конечно! Они были как сиамские близнецы, которые поссорились и не знали, как им теперь оторваться друг от друга.

– И все-таки вы правы, Алексей Данилович.

– В чем?

– Я думаю, что Бахраха убил… Нодень.

– Не понял.

– Косвенным образом. Он сбежал из тюрьмы незадолго до смерти Бахраха. Я думаю, что Михаил Семенович умер, когда услышал его голос по телефону…

– Он сбежал? А что же вы мне раньше ничего не сказали? Я бы не стал рассказывать вам такие вещи… – Алексей Данилович залпом выпил водку и вытер рукой рот. – Ну и дела. Значит, он на свободе? Ну конечно, такой никогда не пропадет и везде всплывет, сколько его ни топи… Он точно на свободе?

Шубин не мог ответить ему на этот вопрос, поскольку не знал, доехал ли Нодень из Москвы до Саратова, во-первых, а во-вторых, успел ли Корнилов, которого Шубин ввел в курс дела, устроить засаду на квартире Кати Уткиной, куда непременно, если верить Земцовой, должен как в ловушку угодить Нодень.

– Пока да. Девушка – свидетельница, которая находилась незадолго до смерти Бахраха в его квартире, утверждает, что позвонила какая-то женщина и спросила Михаила Семеновича. Услышав, что его спрашивает женский голос, Бахрах вроде бы даже улыбнулся и взял трубку, и, лишь услышав что-то, изменился в лице и упал. Умер.

– Нодень мог попросить любую женщину пригласить Михаила Семеновича по телефону, а когда тот взял трубку, сказать ему, что он, к примеру, на свободе… Представьте себе. Человек сбегает из тюрьмы. Что он предпримет в первую очередь?

– Попытается скрыться?

– А вот и нет. Он в первую очередь попытается вернуть себе все, что нажил до тюрьмы. Вы что, книг не читаете? Кино не смотрите?

– Хотите сказать, что он позвонил Бахраху и сказал что-то вроде: я еду к тебе, Миша?

– Уверен в этом на сто процентов.

– Но разве Бахрах не мог подстраховаться на этот случай и после того, как Ноденя посадили по его наводке, уехать из города, из страны?

– Не так-то все просто. У Бахраха есть сын, как вам известно. И он любил его, хотя они почти не общались… Так вот. Сын. Дмитрий. Очень странный парень. Миша сколько раз предлагал ему помириться, делать какие-то общие дела. Но тот – весь в мать. Такой же принципиальный и упрямый как осел.

– Он действительно странный. Если бы вы знали, скольких трудов мне стоило уговорить его хотя бы войти в квартиру отца…

– Миша давно бы укатил куда-нибудь в Америку или во Францию, но он не мог бросить здесь своего единственного сына. Он до самой смерти верил, что ему все же удастся помириться с ним и уговорить его эмигрировать вдвоем. Он признавался мне, что не представляет себе жизни в полном одиночестве в совершенно чужой стране. Он знал немного английский, французский и немецкий, этого требовал его бизнес и его частые поездки за границу, и ему ничего не стоило перебраться туда на постоянное жительство…

– Скажите, – перебил его Игорь, – а он знал о том, что у него не все в порядке со здоровьем?

– Нет. Он не любил врачей, и единственно, что он предпринимал, чтобы как-то продлить свою жизнь и сохранить здоровье, это принимал витамины и обливался холодной водой. Изредка стоял на голове.

– А он не рассказывал вам о том, каким образом он «помог» Ноденю сесть за решетку?

– Нет. Конечно, нет. Но ему это не стоило труда. Достаточно было поделиться кое-какой информацией с представителем прокуратуры, «подарить» тому копии документов, свидетельствующих о незаконных махинациях своего подельщика…

Подельщик! Он все-таки употребил это слово.

– …как Ноденя взяли. Миша нервничал, все боялся, что того не посадят и тогда ему придется перед ним отвечать. Но Сашу, как это ни удивительно при его-то деньгах, посадили! И даже дали семь лет.

– Но Нодень не мог не подстраховаться.

– Думаю, что он сделал все возможное, чтобы доверенные ему люди выкупили его. Однако, может, случайно, а может, и нет, но один из тех, кто принимал участие в его задержании и от кого в дальнейшем зависело довольно многое в части расследования этого громкого дела, внезапно чуть не скончался от инфаркта. Поговаривали, что его отравили и что его свалил на долгое время все же не инфаркт, но кто его знает…

Шубин подумал о том, что Алексей Данилович слишком болтлив для соседа такого человека, как Бахрах. Но он по-стариковски не мог молчать, потому что сосед его был мертв. Теперь, после того, как Алексей Данилович рассказал ему о последних годах жизни Бахраха, Шубин уже не сомневался в том, что Бахрах на самом деле предал Ноденя, своего друга и компаньона. И предал его из-за того, что не хотел больше принимать участие в общих финансовых операциях. Он захотел спокойной жизни, которую, как он считал, он заработал, и Нодень, в свою очередь, почувствовав это и боясь за свой капитал, осевший на счетах фирм-однодневок (а именно эти-то фирмы и плодил с помощью подставных лиц Бахрах), решил забрать свои деньги назад. Вот тогда-то Михаил Семенович и зашевелился. Вероятно, между ними произошел крупный разговор, в результате которого Бахрах сделал свои выводы, другими словами – подписал приговор Ноденю. Он поступил так, руководствуясь исключительно инстинктом самосохранения. В то время как Нодень действовал, подчиняясь законам бизнеса, не терпящего остановки, перерыва. Ведь деньги должны были работать…

В кармане Шубина пропел телефон. Это звонил Корнилов. Он не говорил, а возбужденно лаял в трубку.

– Его взяли, Игорек, взяли. Прямо на лестнице, возле ее квартиры. Но он сопротивлялся, ранил двух моих людей. И знаешь, его с трудом узнали из-за этих дурацких нашлепок на щеке. Кто бы мог подумать, что какие-то резиновые заплаты так сильно меняют внешность! Я тебе благодарен так, что даже не выразить словами…

Корнилов снова был пьян, и Шубин разозлился. Но, с другой стороны, он же сам сейчас сидел за столом и пил водку, закусывая превосходными маринованными опятами.

– Вы не меня благодарите, а Земцову. Это – ее работа.

– А ты не хочешь спросить меня насчет тех отпечатков пальцев?

– Хочу.

– Так вот. Это не его пальчики.

Час от часу не легче… Значит, он был в перчатках, когда навещал Дмитрия в «Охотничьем» ресторане. Но кто же тогда ел вишни?

– Это могут быть отпечатки пальцев женщины… – добавил Корнилов. – Но это мое предположение, поэтому можешь не брать в расчет.

Женщины? А почему бы и нет? Ло? Лолита? Она встречалась с Бахрахом. А что, если она каким-то образом связана была с Ноденем и…

Но, представив себе полупьяное выражение ее опухшего личика, он даже замотал головой, чтобы развеять наваждение. Какая еще Лолита? Глупости! Да если бы она захотела каким-то образом приложить руку к богатству Бахраха, то первое, что она бы предприняла, обитая в ресторане, где работал его сын, то соблазнила бы его и женила на себе. Шубину показалось это настолько логичным, что он удивился, как это ему не пришло в голову раньше.

Шубин поздравил Корнилова с поимкой опасного преступника и, вздохнув, отключил телефон.

– Знаете, мне пора… – сказал он, поднимаясь из-за стола и пожимая руку Алексею Даниловичу.

– Что же вы так быстро уходите?

– Дела. Кстати, Ноденя взяли. Только что.

Алексей Данилович широко раскрытыми глазами смотрел на Шубина, не зная, верить ему или нет.

– Вы шутите? Хотите меня успокоить?

– Нет. Это правда.

– Тогда вы, может, посидите еще со стариком… Глядишь, я вам еще кое-что расскажу?

– О девушках?

Алексей Данилович еще шире раскрыл свои водянистые голубые глаза.

– Вы и об этом знаете?

– Зачем он делал им шрамы?

И тут старый шахматист вспыхнул, смутился.

– Я думал, что этого никто и никогда не узнает.

– Но вы-то каким-то образом узнали.

– Случайно! Совершенно случайно! Однажды я пришел к нему за чаем или кофе, уже не помню. А он был не один… Миша, когда я пришел, пригласил меня выпить с ним. Я видел, что он уже хорошо принял на грудь, хотел еще сказать, что, может, ему на сегодня хватит, но не успел. В эту минуту из ванной вышла девушка. Совершенно голенькая. А на попке у нее, представьте себе, ужасный шрам. Такой рваный, свежий, смазанный чем-то желтым, жирным, какой-то лечебной мазью. Девушка, увидев меня, поспешила скрыться в спальне, а я не выдержал и спросил Мишу, что с ней? Откуда взялся этот жуткий шрам? И знаете, что он мне ответил? Что это его работа! Да, он именно так и сказал! Я его спрашиваю: ты что, мол, садист, что ли, девчонок портишь?! А он мне спокойно заявляет, что им это нравится.

– Вы хотите сказать, что он был извращенцем?

– А какое еще объяснение вы можете этому найти? И я так понял, что все эти шубки, духи и машины он дарил своим девушкам неспроста…

Шубину вдруг захотелось на свежий воздух. Подальше от этого противного старика, любителя посмаковать чужую личную жизнь. Он быстро попрощался и, никак не прокомментировав историю с девушкой со шрамом, ушел.

Он уже понял, что Алексей Данилович знает о шрамах ровно столько, сколько и положено знать соседу, случайно подсмотревшему интимную жизнь Бахраха. Не больше. Что он ничего не знает ни о письмах, ни о рисунках этих шрамов, ни о хирурге – Гамлете.

Нодень пойман, значит, Земцовой уже не грозит встреча с ним.

Бахрах – мертв. Катя Уткина – мертва. Гамлет – мертв. Марина Смирнова – мертва. Кто следующий? Гел? Рейс?

Он сел в машину и поехал в агентство. Оттуда он надеялся дозвониться до квартиры Гел и спокойно поговорить с Земцовой. Но автоответчик преподнес ему такой сюрприз, которого он никак не ожидал. «Юля, возьми трубку». «Это я, птичка. Отзовись». «Земцова, я знаю, что ты меня сейчас слышишь. Возьми трубку». «Я в Москве, остановился у Харыбина. Позвони». «Ты куда делась?» И все это было сказано ненавистным ему голосом Крымова! Игорю не так обидно было бы узнать о том, что Крымов в Париже и в порыве нахлынувших на него ностальгических чувств звонит сюда, в Саратов, своей бывшей пассии. Но он был в Москве, и это известие буквально ошеломило Шубина. Крымов в Москве. Земцова в Москве. А он, Шубин, снова остается в стороне. И Харыбин, этот вездесущий проныра, который непременно разнюхает, что Земцова в Москве… Он вне себя от ярости набрал номер телефона в квартире Гел, где сейчас должна была находиться Земцова. И когда он услышал ее голос, немного успокоился.

– Привет.

– Игорь? – голос у нее был сонный и очень далекий. – Рада тебя слышать. Как дела?

– Ты спишь, что ли?

– Вообще-то да. Мы с Гел отсыпаемся после тяжелого трудового дня. Сегодня я была в морге, беседовала с судебным медиком, который вскрывал Марину Смирнову. Она умерла от передозировки. Никаких следов насильственной смерти. Представляешь, мне удалось даже выкупить ксерокопии результатов вскрытия… Игорь, ты слышишь меня?

– Да, да, слышу. А что дальше?

– Надо найти Ольгу Белоконь, но в этом направлении мы пока еще не действовали. Думаю, что вечером что-нибудь прояснится. Что Фиолетовый?

– Его взяли. Недавно. Мне позвонил Корнилов. Говорит, что теперь не расплатится с тобой.

– Разберемся. Мы – свои люди. Игорь, у тебя какой-то недовольный тон. Что случилось?

– Тебе звонил Крымов. На автоответчике не хватает только ночной серенады.

– Откуда он звонил? Из Парижа?

– Из Москвы.

Он на некоторое время замолчал, давая ей возможность самой выговориться. Но и она, казалось, чего-то ждала.

– Ты знала, что он в Москве?

– Нет. Но сегодня узнала от Харыбина.

– Харыбина? Отлично. Я вижу, тебе там не скучно.

– Ты ревнуешь меня к Дмитрию?

– Да. Сначала к одному, затем к другому.

– Брось. Все это пустое. Сегодня я собираюсь сама использовать Харыбина, поэтому согласилась поужинать с ним… Но я буду не одна, с Гел…

Он слушал и не верил ни единому ее слову. И ничего не мог с собой поделать.

– Игорь, ты меня слышишь? Как Дима другой, который Бахрах? Он пришел в себя после того, как узнал, что стал наследником богатого родителя? Переехал в квартиру?

– Да. Это я привез его сюда. Я рассказывал тебе про вечеринку, помнишь?

– Разве такое забудешь. Он пригласил Лолиту.

– Вот-вот. Теперь Лолита живет у него. Думаю, что они прекрасно проводят время вместе. Ведь у Бахраха в квартире были, оказывается, деньги. Наличные. Я так думаю, что около десяти тысяч долларов. Сдается мне, что эти деньги предназначались для Рейс…

– Я знаю, о чем ты хочешь меня спросить, но в Рыбниковом переулке мы еще не были, а поэтому я не могу тебе сказать, имеет ли Рейс отношение к этой квартире или нет. У нее сейчас любовь. Она влюбилась в одного парня, который, представь себе, тоже ищет Гел. Все как с ума посходили и ищут ее по всей Москве. Вот и Герман сегодня объявился. Нагрянул с самого утра как снег на голову. Игорь, я знаю, о чем ты сейчас думаешь, но я прошу тебя выбросить Крымова и Харыбина из головы. Да, я сама, первая позвонила Харыбину, чтобы попросить его разыскать этого судмедэксперта. Кстати, я не сказала тебе самого главного: он нарисовал мне шрам, который был на теле покойной Марины Смирновой… Ты молчишь? Думаешь о своем? Ну и черт с тобой. Знаешь, я устала оправдываться. Я приехала в Москву по делу и не вижу ничего предосудительного в том, что обратилась за помощью к своему бывшему мужу. Я чуть не отдала богу душу, когда Фиолетовый порезал меня, я потеряла много крови… А ты вместо того, чтобы поддержать меня, дуешься и сопишь в трубку. Не звони мне больше. Я устала и не собираюсь ни перед кем ни в чем оправдываться. Да, я встречусь сегодня с Крымовым в «Праге», но там будут и Харыбин, и Гел. А почему бы и нет?! Если бы ты был в Москве, мы провели бы вечер вместе. Вот, собственно, и все, что я собиралась тебе сказать…

И она положила трубку. Шубин почувствовал, как пылают его щеки. Так грубо и резко Земцова никогда прежде с ним не разговаривала. «Не звони мне больше». Эта фраза просто жгла огнем. Москва. «Прага». Крымов. Харыбин. Гел. Прекрасная компания. И Шубин впервые в жизни заплакал.