Россия и последние войны ХХ века

Однако уже сразу после Февральской революции 1917 года Грозный снова стал крепостью для своих жителей (тогда в подавляющем большинстве русских). Защищаясь от пытающихся овладеть им восставших чеченцев, они вынуждены были окопаться и обнести город проволочными ограждениями, по которым пропускали электрический ток. Тогда предводитель восставших шейх Арсанов приказал поджечь нефтяные факелы вокруг города, которые горели почти два года; и этой картине начала века суждено было повториться в его конце, когда входящие в город российские части увидели восходящие к небу столбы из пламени и копоти.

Предвестие грозных событий, свидетелями которых стало последнее десятилетие ХХ века, чуткое ухо могло уловить и в волнениях, потрясших город в 1958 году, когда началось возвращение депортированных чеченцев на родину и одновременно с ним развернулись акции жестокого насилия против русских. Тогда они, по понятным причинам, не получили большого резонанса, были замяты. И, как это было и со времени пленения Шамиля вплоть до Февральской революции 1917 года, прочность империи создавала иллюзию прочного и окончательного замирения. Однако стоило ей зашататься, Грозный вновь оказался на передовой.

И даже сегодня, уже после второй чеченской кампании, штурм Грозного в ночь на 1 января 1995 года и последовавшие за ним два месяца жестоких боев остаются едва ли не самой трагической, а вместе с тем и самой загадочной страницей странной войны. Точнее - все ее нераспутанные загадки оказались сосредоточены в этом штурме, "грозненском жертвоприношении", как назвал его спецназовец Александр Скобенников ("Солдат удачи", № 5(56), 1999 год). Эти загадки стали следовать одна за другой с первых же часов после начала общевойсковой операции федеральных войск в Чечне 11 декабря 1994 года.

Накануне, 10 декабря, в 22.00 командующий войсками СКВО доложил о готовности группировок федеральных войск к проведению операции, которая и началась на следующее утро. Федеральные войска тремя колоннами (с севера, со стороны Ингушетии и со стороны Дагестана) вошли на территорию Чечни в 7.00 - с опозданием на 2 часа, которое сразу же спутало карты. Предполагалось, что сопредельные с Чечней районы Ингушетии и Дагестана войска пройдут ранним утром, около 5 часов, когда дороги еще безлюдны. Однако необъяснимая задержка с началом движения сразу же привела к столкновению колонн с массами местного населения. К тому же, по всем признакам, в толпу, традиционно идущую и едущую на рынки и по иным своим делам, были заблаговременно внедрены боевики, а это значит, что чеченская сторона была хорошо информирована о времени и маршруте движения военных колонн. В первый же день на подходах к Чечне со стороны Ингушетии и Дагестана были взяты в плен десятки солдат федеральных войск - взяты способом, с которым Российская армия будет сталкиваться далее и в самой Чечне и который не имел бы ни малейших шансов на успех, если бы не предательская невнятность распоряжений российского командования.

Происходило это так: женщины и дети из местных селений обступали и останавливали боевые машины, следующие в походных колоннах, а затем рассредоточенные в толпе боевики разоружали солдат. Последние же не имели четкого приказа на применение оружия и открытие огня на поражение, что уже само по себе, по меньшей мере, странно для армии, начинающей военную кампанию. Между тем странность эта присутствовала и далее, отмечается многими участниками военных действий в Чечне, но до сих пор не получила вразумительного объяснения. Российским солдатам, рассказывает один из них, постоянно приходилось действовать с оглядкой на работников военной прокуратуры, на которых помимо прочих задач был возложен контроль за правильностью применения оружия российскими военными, что не давало последним возможности, особенно вначале, адекватно реагировать на действия боевиков. "Перед тем, как произвести выстрел, солдат думал о том, не займется ли им в последствии военная прокуратура. Право "первого выстрела" принадлежало боевикам, чем они и не преминули воспользоваться".

Уже на первом же этапе движения, еще до подхода к Грозному, машины, перевозившие солдат, колесная бронетехника приводилась в негодное состояние; разворачивались уже и настоящие боевые действия. При этом возникли новые странности. Когда одна из групп спецназа обнаружила чеченские "Грады" (те самые "Грады", о которых потом говорили как о "сюрпризе") с РСЗО, приведенными в состояние боевой готовности и направленными в сторону движения российских войск, об этом, естественно, сообщили командованию.

"Наверху усомнились и выслали еще группу на вертолетах, "доразведать", - рассказывает Александр Скобенников. - Первое сообщение подтвердилось. Запросили "добро" на ликвидацию "Градов". Командование отвечает: "Подождите, вопрос решается". Прилетевшие вертолеты покружили и, не получив команды на открытие огня, развернулись и ушли. Потом в одном из них насчитали двенадцать пробоин. Ну, а "духи" дали залп по колонне наших десантников. Были большие потери, в том числе погибли офицеры штаба ВДВ. Только после этого дали приказ уничтожить "Грады". Однако чеченцы не стали дожидаться, когда их размажут. Отстрелялись и тут же ушли".

Ситуация типичная для странной войны. "..."Подождите, вопрос решается", - это приходилось слышать в Чечне постоянно. Только мы потом ждать-то перестали. Чего пацанов даром гробить. Действовали все чаще и чаще на свой страх и риск..."

"Сюрпризы", подобные описанному, изобиловали на протяжении всего продвижения к Грозному (которое растянулось более чем на две недели), и это тем более удивительно, что, по меньшей мере, с 1 декабря Российская армия вела интенсивную воздушную и наземную разведку. По свидетельству спецназовцев, "все маршруты предстоящего вторжения были изучены нами досконально. Мы знали буквально каждый бугорок, каждый кустик. Знали поименно всех полевых командиров, зоны ответственности их групп, вооружение, численность". Но - "вся информация, собранная нами потом и кровью, оказалась совершенно невостребованной".

Что дудаевцы были хорошо информированы о предстоящих военных действиях и основательно готовились к ним, говорил и генерал-полковник А.Квашнин (позже начальник Генштаба), по словам которого, "группировка дудаевских вооруженных формирований к 21 декабря 1994 года была сосредоточена в 40-45 опорных пунктах, хорошо оборудованных в инженерном отношении, включая завалы, минные заграждения, позиции для стрельбы из танков, БМП и артиллерии" (цит. по В.Н. Новичков, В.Я. Снеговский, А.Г. Соколов, В.Ю. Шварёв, "Российские Вооруженные Силы в чеченском конфликте. Анализ. Итоги. Выводы". Париж. Москва, 1995 год).

По словам П.Грачева, места дислокации бойцов Дудаева, численность которых по предварительным данным МО составляла 10-12 тысяч, были хорошо известны разведке. Не могло не быть известно и то, что в Грозном шла активная подготовка к обороне: сооружались завалы и баррикады, дооборудовались и создавались долговременные огневые точки, минировались подходы к особо важным объектам. Вывозились из города в сельские районы чеченские семьи - женщины и дети, а это явно указывало на то, что город готовится к боевым действиям. При этом выезду русского населения чинились препятствия: его готовились использовать как живой щит. Одновременно формировались отряды ополчения, в места их дислокации направлялись вооружение и боеприпасы. Всем пограничникам было предписано немедленно прибыть к месту прохождения службы, Дудаевым был издан Указ "О придании судам ЧР статуса военно-полевых". Согласно документам, которыми располагало ГРУ ГШ, мобилизация мужчин в армию началась уже летом 1994 года, а это полностью опровергает растиражированную СМИ во время первой чеченской кампании версию спонтанного "народного ответа" на действия Российской армии.

Известно также, что еще до начала операции российских войск правительство Дудаева выступило с экстренным обращением к мировому сообществу, заявив о начале "новой русско-кавказской войны" и заранее возложив всю ответственность за это на Россию. По данным Интерфакса, было также принято решение обратиться со специальным посланием к Клинтону и призвать его приложить все усилия, дабы приостановить развязывание "крупномасштабной кавказской войны", которая, как подчеркивалось, затронет интересы многих государств, в том числе и стран НАТО.

По всем признакам, Дудаев основательно готовился к войне, и это не могло не быть известно российскому командованию. Правда, можно отметить некоторый разнобой в определении численности дудаевских сил. Так, если МО, как уже сказано, давало цифру 10-12 тысяч человек, то, по данным секретаря Совета безопасности О. Лобова, только Грозный обороняли до 15 тысяч бойцов регулярной армии. По его же данным, к началу штурма города в нем находились 2,5 тысячи иностранных наемников, притом профессионалов высокого класса. К середине февраля, по данным ГРУ, их число увеличилось до 5 тысяч и в дальнейшем продолжало расти.

По заявлению руководителя командования группировкой федеральных войск в Чечне (с 01 февраля 1995 года), заместителя министра внутренних дел А. Куликова, после захвата федеральными войсками 25 января личного архива Д. Дудаева он располагает документами, из которых следует, что "армия Чечни по состоянию на 1 января 1994 года представляла собой наиболее крупное вооруженное формирование в Северокавказском регионе" ("Красная звезда", 04 февраля 1995 года).

Наконец, по оперативным данным МВД РФ численность вооруженных сил Чечни на начало конфликта составила 15 тысяч человек регулярной армии и 30-40 тысяч вооруженного ополчения. Кроме того, согласно трофейным документам мобилизационного плана, Д. Дудаев мог при объявлении мобилизации поставить под ружье 300 тысяч человек ("Российские Вооруженные Силы...", соч. цит., с. 38).

Что до ополчения, то оно представляло собою вовсе не оснащенных подручным инструментом или дедовскими двустволками разъяренных крестьян, как следовало из антиармейской пропаганды московских СМИ, а состояло из хорошо обученных, хорошо вооруженных и мобильных отрядов, оснащенных полевыми стационарными и индивидуальными портативными рациями. Местами их постоянного местопребывания в Грозном были подвалы, тщательно подобранные и оборудованные. В обязательном порядке подводилось электропитание (от движков) и, если возможно, то и газ, устанавливались печи и плиты; в этих же подвалах размещались столовые и медсанчасти. Было организовано централизованное снабжение боеприпасами и вооружением - словом, ни о какой импровизации и спонтанности не могло быть и речи.

Что касается вооружений дудаевцев, то они, как явствует из сказанного выше об оставленных в Чечне советских арсеналах, были такими же, как и у Российской армии.

На вооружении чеченцев были танки Т-72, Т-62, БТР-70, САУ2С1, 2С3, противотанковые пушки М-12, РСЗО "Град". В большом количестве использовались также противотанковые гранатометы, противотанковые кумулятивные ракеты и минометы. Имелись также переносные зенитные ракетные комплексы типа "Стрела-2". По некоторым данным, имелись и "Стингеры" (у арабских и афганских моджахедов), хотя в марте 1995 года, когда я была в Грозном, военные отрицали это. Однако и без них вооруженность дудаевской армии была очень велика и ничем не уступала вооруженности объединенной группировки федеральных войск в Чечне.

Равным образом, одинаковой была и подготовка: ведь подавляющее большинство личного состава регулярной армии Чечни и вооруженного ополчения прошло службу в рядах СА, многие имели опыт участия в боевых действиях в Афганистане и в горячих точках на территории СССР.

Особо следует сказать о дудаевских снайперах, ибо их количество и профессионализм уже сами по себе опровергают домыслы о стихийном и "любительском" характере войны со стороны чеченцев. По некоторым данным, 26% ранений военнослужащих федеральных войск в первой чеченской войне пулевые.

Большинство смертей в госпиталях - результат проникающих ранений черепа (от снайперского огня) и грудной клетки от осколков. "По утверждению военных, в боях за Грозный только в 8-м армейском корпусе по состоянию на начало января 1995 г. в звене взвод-рота практически все офицеры были ранены или убиты снайперским огнем" ("Солдат удачи", № 2(29), 1997 год).

Правда, некоторые участники военных действий считают такую оценку роли снайперов преувеличенной, но это - разница в оценках степени явления, но не его сути. Суть же заключается в том, что выдвигающимся в Чечню российским частям готовилась противостоять хорошо подготовленная и многочисленная армия. Вряд ли 30-тысячный российский контингент (такова его первоначальная численность) можно было считать достаточным для быстрого и эффективного решения поставленных задач. Во всяком случае, вскоре А. Квашнин, исходя из состава группировки противника в городе и оценки его оперативных возможностей, заявил, что для штурма Грозного необходимо было иметь в составе группировки российских войск как минимум 50-60 тысяч человек. Тем не менее на штурм были брошены те силы, которые были, и в том состоянии, в котором они находились.

О том же, каково было это состояние, свидетельствует документ, 28 января 1995 года опубликованный "Новой ежедневной газетой". Документ этот представляет собой рапорт одного из высокопоставленных военных, который на основе совместной работы с генералами и офицерами ГШ и СКВО доложил свое мнение о подготовке руководства штабов войск по организации и ведению боевых действий. В нем указывалось, в частности, на недостаточную военную подготовку и обученность личного состава. И речь шла не о каких-нибудь мелочах - хотя, по мнению опытных военных, о таковых и вообще-то с трудом можно говорить в боевых условиях. Но в данном случае речь шла о таких принципиальных вещах, что, читая, отказываешься верить своим глазам.

Вот фрагменты из раздела 111 ("Подготовка войск"):

"...2. Войска не обучены совершению марша, ведению наступательного и оборонительного боя.

...4. Слабые навыки в ведении боевых действий военнослужащими в одиночном порядке и в составе подразделения.

5. Слабые навыки личного состава в ведении огня из личного и группового оружия.

6. Механики-водители и водители имеют слабые навыки в управлении боевой техникой.

7. Наводчики-операторы БМП, наводчики танков не знают правил стрельбы и ведения огня по появляющимся и движущимся целям, неуверенно действуют при вооружении...

...20. Опыт афганской войны не нашел применения при ведении боевых действий".

К этому следует добавить недостаточное, мягко выражаясь, техническое и тыловое обеспечение: нехватку запчастей и ГСМ, а также плохое обеспечение личного состава теплым бельем, рукавицами, подшлемниками, питанием (по 6-8 суток приходилось проводить без горячей еды) и полное отсутствие банно-прачечного обслуживания.

Кроме того, согласно тому же документу:

"1. Своевременно не вскрывались возможные места блокировки колонн на маршрутах выдвижения.

2. Разведывательные подразделения не проводили предварительной разведки маршрутов".

Разведчики говорят иное, - а именно: что вся проделанная ими работа пошла прахом по причинам, которые до сих пор не получили внятного объяснения. Но одна все-таки известна и называется практически всеми. Это недопустимое отсутствие взаимодействия между различными родами войск, атмосфера корпоративного соперничества внутри командования, отсутствие хорошей связи между частями (при том, что у чеченцев, по многочисленным свидетельствам, она была налажена отлично) и подразделениями, что приводило к трагическим последствиям: обстрелам и бомбежкам федеральных войск своими же. Подобный обстрел случился, по рассказу "Монаха"* , во время штурма морпехами площади Минутка, что он объясняет нетрезвым состоянием бойцов одного из артиллерийских дивизионов ("Солдат удачи", № 1, 1999 год). На счет таких обстрелов "по ошибке" некоторые офицеры склонны относить едва ли не больше половины всех потерь Российской армии в первый месяц военных действий в Чечне. А некоторые полагают, что вряд ли здесь можно обойтись лишь словом "ошибка" и что в иных случаях приходится предполагать чье-то прямое предательство и сговор. Это особенно относится к так называемым "гуманитарным коридорам", которые теоретически оставлялись для выхода гражданского населения, но по которым реально беспрепятственно курсировали чеченские связные и боевики.

Однако больше всего вопросов возникает в связи с новогодним штурмом. Нет никаких сомнений в том, что в целом российское командование имело достаточно полное представление о том, что вокруг Грозного в течение 3-х лет были сформированы три линии обороны. Выступая 28 февраля 1995 года на совещании высшего руководства ВС РФ, А.Квашнин так охарактеризовал их:

Внутренняя - радиусом от 1 до 1,5 км - обходила президентский дворец; средняя - на удалении до 1 км от границы внутреннего рубежа - пролегала в северо-западной части города и до 5 км в его юго-западной и юго-восточной частях; внешняя проходила в основном по окраинам города и была вытянута в сторону Долинского.

На внутреннем рубеже вокруг президентского дворца были созданы сплошные узлы сопротивления, основой которых были капитальные каменные строения. Нижние и верхние этажи зданий были приспособлены для ведения огня из стрелкового оружия и противотанковых средств. Вдоль проспектов Орджоникидзе, Победы и улицы Первомайская были созданы подготовленные позиции для ведения огня артиллерией и танками прямой наводкой. С учетом сказанного не может не вызывать удивления упорство, с каким российское командование бросало войска именно на это, так хорошо укрепленное направление - поставив целью непременно овладеть президентским дворцом, словно бы это был Рейхстаг. "...Командование никак не могло придти в себя, - рассказывает участник событий, - реально взвесить обстановку и начать действовать трезво. Сверху была только одна команда: "Вперед, на президентский дворец!" Как будто на этом дворце свет клином сошелся, и он какой-то необыкновенно важный стратегический объект. Уже целый разведбат, выполняя таким образом приказ, положили..."

Но это лишь частность, хотя и трагическая. Главным же остается сам вопрос о внезапном решении штурмовать Грозный и, особенно, так широко использовать при этом танковые соединения, вводимые прямо под боеготовную внутреннюю линию обороны. При этом в авангарде колонн шли элитные части ВДВ на БТРах, словно бы специально подставляемые под огонь. В довершение всего, не было даже карт города и, по свидетельству одного из участников штурма, им приходилось пользоваться простым путеводителем.

Хорошо известно, что боевые действия в городе относятся к высшей категории сложности, а опыт их, - хотя в ходе Великой Отечественной войны Красная армия, начиная со Сталинграда и вплоть до Берлина, накопила его огромный, - с трудом поддается обобщению и передаче: слишком большую роль играют всякий раз специфические конкретные условия. Тем не менее некоторые основополагающие принципы такого рода действий были сформулированы, и в числе их первое место занимает положение (вошедшее даже в армейский Устав) о нецелесообразности штурма городов танковыми войсками и, особенно, ввода танков в город. Задачей танковых войск, как правило, является окружение городов, их блокирование и обеспечение, совместно с другими войсками, действий пехотных частей и подразделений. И уж тем более недопустимо движение растянутой колонной, а именно так входила в Грозный российская бронетехника.

Невозможно предположить, чтобы министр обороны этого не знал. Но если бы даже и не знал, то существовал уже печальный опыт 26 ноября, который сам Грачев прокомментировал весьма высокомерно: "Я не очень интересуюсь тем, что там происходит. Вооруженные Силы там не участвуют. Хотя я смотрю телевидение и слышу, там вроде пленных захватили... Я бы никогда не допустил, чтобы танки вошли в город. Это безграмотность дикая (курсив мой. - К.М.). А во-вторых, если бы воевала армия, то одним парашютно-десантным полком можно было бы в течение двух часов решить все" ("Известия", 29 ноября 1994 года).

И он же, выступая 20 февраля 1995 года на научно-практической конференции на подмосковном полигоне в Кубинке, опровергая обвинения в свой адрес как раз в связи с массированным использованием бронетехники при штурме Грозного, заявил нечто прямо противоположное: "Без действий танков Грозный взять бы не удалось" ("Российские Вооруженные Силы...", цит., с. 55).

Вторым, столь же хрестоматийным, что и недопустимость штурма города танковыми соединениями, является положение о перекрытии всех путей поддержки обороняющихся. Однако и это условие не было выполнено: перекрытие не было сплошным, особенно с юга. По заявлению самих чеченцев, недостатка в вооружениях и боеприпасах в течение декабря-января они не испытывали. Вооружение и боеприпасы поступали к ним с юго-запада в размерах не меньших, чем получала федеральная армия. По некоторым сведениям, снабжение шло через Ингушетию из самой России ("Известия", 21 января 1995 года).

Тем не менее, решение о штурме было принято, как говорилось, с расчетом на фактор внезапности. Однако внезапным оно, по многочисленным свидетельствам, оказалось разве что для федеральных войск, и происхождение его до сих пор остается загадочно-зловещим. При этом версия о том, что оно родилось в ходе празднования дня рождения П. Грачева, еще не самая худшая. Александр Скобенников вспоминает: "Новогодний штурм, если его, конечно, можно назвать штурмом, оказался для нас полной неожиданностью, как, впрочем, и для всех. Есть основания предполагать, что приказ о штурме был дан сверху вопреки очевидной неготовности группировки. Мне также доподлинно известно, что не последние люди в руководстве государством вмешивались в проведение войсковых операций, отдавая распоряжения напрямую, минуя силовых министров" ("Солдат удачи", № 5(56), 1999 год. - Курсив мой - К.М.).

Как указание на то, что приказ о штурме Грачев получил "сверху", можно понять и слова генерал-полковника в отставке Э.Воробьева, по мнению которого, министр обороны, побывав в Моздоке, должен был набраться мужества и сказать Б.Ельцину, что армии нужно время для проведения операции с минимальным количеством жертв. Вызывает вопросы и то, что в тех случаях, когда армия действовала с наибольшим успехом и минимальными жертвами, на нее оказывалось давление с целью принудить изменить этот оправдывающий себя тип действий - словно бы и впрямь требовалось жертвоприношение.

Так было тогда, когда Лев Рохлин, задачей которого было войти в Грозный с Севера по Петропавловскому шоссе, изменил первоначальный план, ибо проведенная им разведка показала, что здесь его части поджидают засады боевиков (а это говорит о том, что для дудаевцев не были тайной ни сроки начала операции, ни маршруты движения войск). Рохлин сымитировал движение по шоссе силами одного батальона, основные же силы корпуса провел "огородами". Именно благодаря этой военной хитрости ему удалось застать врасплох и уничтожить значительную чеченскую группировку, почти без потерь войти в город через аэропорт "Северный" и закрепиться на консервном заводе.

Однако ему пришлось выдержать большое давление "сверху" и даже угрозы "снять погоны", если он не вернется на Петропавловское шоссе, к поджидающим корпус засадам.

Практически все отмечают, что между штурмовавшими Грозный подразделениями практически не было взаимодействия, а радиосвязь из-за царившего в эфире хаоса была фактически парализована - тогда как у противника она работала очень хорошо. Кроме того, на улицах вскоре образовались завалы, так как растянувшиеся длинной вереницей бронетанковые колонны, не имея свободы маневра, расстреливались из окон, ставших бойницами, в упор.

Продвижение войск затруднялось также большим количеством установленных мин; кроме того, боевики эффективно использовали сеть подземных коммуникаций и "наследие гражданской обороны" - бомбоубежища и бункеры, что позволяло им внезапно появляться в тылу продвигающихся колонн, отсекая пехоту от огневого прикрытия. Все это привело к тому, что даже и там, где войскам удалось успешно осуществить первую часть операции и закрепиться на городских объектах, дальнейшие их действия оказались парализованы. Так и произошло с корпусом Льва Рохлина, авангард которого после закрепления на консервном заводе пробился к больничному городку, расположенному неподалеку от президентского дворца. Однако на этом этапе продвижение корпуса было приостановлено, так как и консервный завод, и больничный городок оказались блокированы боевиками, которые взяли под свой контроль также и коммуникации, связывавшие корпус с Толстой-Юртом.

Самая трагическая судьба постигла Майкопскую 131-ю бригаду. Ее действия, наряду с действиями 1-го батальона 81-го мотострелкового полка, были приведены А. Квашниным в качестве примера успешности "фактора внезапности". И те, и другие сумели практически без боя овладеть железнодорожным вокзалом. Он был занят уже к часу дня. Однако затем в течение суток бригада была буквально уничтожена. Из 26 танков, вошедших в город, было подбито 20. Из 120 БМП из города вышло только 18 ("Известия", 14 января 1995 года). Роковую роль сыграло уже отмеченное слабое взаимодействие родов войск. "Бригаде полагалось обеспечить проход внутренних войск, которые должны были чистить город. Но войска следом не пошли. И получилось так, что мы действовали в полном окружении. Тем более, что люди не знали города", - заявил начштаба. Тем не менее остатки разбитой Майкопской бригады оставались в Чечне до конца апреля и позже участвовали во взятии Гудермеса.

Однако, несмотря на тяжелейшие потери при новогоднем штурме, российская армия вовсе не была "разгромлена", как об этом непрерывно вещали СМИ. Проявив традиционные для нее упорство и быструю обучаемость в самых тяжелых боевых условиях, отсеченные в Грозном части уже к концу первой недели сумели перейти к круговой обороне и возродить классическую "сталинградскую" тактику уличных боев с созданием опорных пунктов в многоэтажных зданиях, использованием небольших мобильных штурмовых групп и снайперов. Эффективно и умело стала применяться тяжелая артиллерия, огонь которой - и это очень важно - корректировался непосредственно частями, ведущими уличный бой.

Уже 6 января штурмовые отряды мотострелков и десантников генерала И.Бабичева начали постепенно продвигаться к центру города, а 8 января центр был практически локализован, так как российские снайперы и артиллерия практически почти полностью перекрыли движение по мостам через Сунжу. На этом этапе опять заметно отличился корпус генерала Рохлина, который, после трагедии Майкопской бригады, на какое-то время оставался один на один с основными силами дудаевской армии. Тем не менее ему удалось удержаться, а затем начать продвижение к дворцу. Подвергаясь постоянным контратакам со стороны основных сил Дудаева, 8-й корпус Рохлина, которому были переподчинены также остатки разбитых в новогоднюю ночь частей ударной группировки, по словам самого генерала, "не сдал ни одной занятой позиции, не потерял ни одного пленного, не оставил врагу ни одного трупа" ("Российские Вооруженные Силы...", цит., с. 58).

Группы генералов Рохлина и Бабичева двигались навстречу друг другу, методично перемалывая дудаевскую армию и овладевая центральным районом Грозного. Утром 19 января разведбатальон 20-й Гвардейской Волгоградской дивизии (авангардной и, по оценке экспертов, лучшей части корпуса Рохлина) проник в президентский дворец. ГКО Чечни к этому времени уже перенес свой штаб в резервный пункт; к 6 февраля организованное сопротивление дудаевских боевиков в центральных регионах Грозного было сломлено, а к 21 февраля Грозный был окончательно блокирован со всех направлений.

Тяжелейшая операция, начавшись катастрофой, увенчалась успехом; а захваченные трофейные документы уже тогда позволяли ставить вопрос о чеченском очаге как отнюдь не изолированном явлении и, тем более, не о стихийном порождении "народного бунта".

Напомню, что еще в начале декабря 1994 года, то есть еще до ввода войск, министр иностранных дел "Республики Ичкерия" Шамсутдин Юсеф (иорданец, как и Хаттаб) заявил, что целью руководства республики является освобождение не только Чечни, но и всех (!) северокавказских республик. Это заявление было конкретизацией идей и стратегических проектов, заявленных Дудаевым в апреле 1994 года на прошедшей в Грозном конференции "Народоубийство в СССР: идеология, политика и практика". Это было откровенное судилище над Россией, "все преступления которой с ХVII века и по сегодняшний день", по заключению конференции, должен "рассмотреть и осудить Международный трибунал".

Кроме того, Дудаевым была развита идея возможного создания исламского центра на Кавказе, а также объединения "Кавказского", "Балканского", "Балтийского" и "Среднеазиатского" домов на мировой основе. Это, как и та фаза реализации проекта, при которой мы сегодня присутствуем, с раскачкой Средней Азии и Афганистана, с одной стороны, и усилением угрозы замыкания балтийско-черноморской дуги, с другой, возвращает нас к "Большой Игре". Только внутри нее обретает свое значение и нефтяной фактор, место которого в ряду причин и пружин событий на Кавказе нередко описывалось и до сих пор описывается слишком линейно.

Между тем говорить о стратегическом значении нефтяных месторождений этого региона не приходится: они составляют всего лишь около 0,5% общероссийских запасов (при этом 50% приходится на Ингушетию). Более важное значение имел хорошо развитый Грозненский нефтеперерабатывающий комплекс (здесь, например, производилось около 96% авиационных масел), однако, с разрушением города и фактическим исчезновением социального слоя профессионалов, он также потерял свое значение. Те, кто нагрел на нем руки за счет перекачки сюда тюменской нефти, сделали это в 1992-1994 годы, еще до войны.

Что до проблемы "трубы", то есть маршрута прокладки нефтепровода для перекачки каспийской нефти в Европу, то до второй чеченской кампании она, казалось, действительно могла претендовать на роль одной из главных причин военных действий. Однако тот факт, что вторая чеченская война набрала силу уже после решения вопроса о "трубе" на саммите в Стамбуле, позволяет и это поставить под сомнение. Во всяком случае, все эксперты, предсказывавшие затухание войны после саммита, как говорится, попали пальцем в небо. Напротив, она интенсифицировалась, а общая нестабильность в регионе возросла, что резко уменьшило, но отнюдь не увеличило призрачные шансы России на возвращение заинтересованных протагонистов все-таки к идее северного, или российского маршрута.

Напротив, военные действия в этом регионе сузили, помимо всего прочего, и его обширные транспортные возможности. Через Чечню в широтном направлении следует мощный коридор сухопутных коммуникаций, придающий целостность всей транспортной системе Кавказа. Однако они подверглись массированным и едва ли не целенаправленным разрушениям - бомбардировки не щадили их. Так не работают в регионе, который хотят сделать привлекательным для осуществления международных проектов. И потому, как представляется, гораздо ближе к истине были авторы книги "Российские Вооруженные Силы...", еще в 1995 году высказавшие предположение, что основными факторами, повлиявшими на принятие решения о войне, были: "необходимость установления в нестабильной внутриполитической обстановке жесткого контроля за армией путем ее дискредитации и сокрытие преступных экономических действий высших должностных лиц посредством использования "независимой" Чечни" (соч. цит., с. 171). На такую гипотезу работает и то, что первыми же бомбардировками в Грозном были уничтожены Центральный банк Чечни и Министерство финансов: не исключено, что там хранились нежелательные следы знаменитых авизо.

Однако названные причины не объясняют ни предательской сдачи Грозного в августе 1996 года (о чем далее), ни Хасавюрта, ни, тем более второго издания чеченской войны, со многими повторившимися странностями первой кампании. Повторяясь, они уже начинают складываться в довольно связную и логическую систему действий. А рассматривая их панорамно, мы вдруг обнаруживаем, что все они вели не к усилению, а к ослаблению позиций России в стратегически важном регионе Прикаспия, объявленном Соединенными Штатами зоной своих жизненно важных интересов.

Чечня, с ее малыми запасами пусть и очень высококачественной нефти, тут важна не сама по себе, а как ключ одновременно и к Каспию (через Дагестан), и к Северному Кавказу, и к Закавказью (Грузия). И в оценке этой роли Кавказа и Чечни, а также стратегии США здесь парадоксально сошлись убитый в конце лета 2000 года Юсуп Сосламбеков (особо подчеркнувший в своем последнем интервью роль Березовского в раскачке ситуации) и вице-президент Парламентской комиссии ОБСЕ, член фракции ХДС в бундестаге Вилли Виммер. В статье, опубликованной 8 января 2000 года газетой "Юнге Вельт", он прямо возложил часть ответственности за войну в Чечне на США, стремящиеся, по его словам, стать из "главной сверхдержавы единственной". По его мнению, напрашивается аналогия с Косово, ибо "и в Европе, и на юге Российской Федерации речь идет о преследовании глобально-стратегических целей, связанных с доступом к природным ресурсам".

По мнению Виммера, в целом имеют место крупномасштабные попытки осуществить раскол Российской Федерации на южном направлении, и эта стратегия, отмечает другой депутат бундестага, представитель ПДС Вольфган Гeрке, сильно напоминает начатую англичанами еще в ХIХ веке "Большую Игру" вокруг Каспия и Средней (ныне Центральной) Азии. В годы Второй мировой войны в нее попытались поиграть и немцы, однако разгром под Сталинградом не позволил им развернуться здесь вполне. Проект, однако, остался и ждал своего часа. Похоже, дождался. Ниже, при рассказе о событиях в Дагестане летом-осенью 1999 года, о нем еще будет речь. А сейчас, после этого необходимого отступления, вернемся в только что покоренный Грозный.

* * *

Тогда, в середине марта 1995 года, командующий объединенной группировкой А. Куликов, рассказал нам, небольшой группе депутатов и журналистов, что среди трофейных документов обнаружено и свидетельство согласия США предоставить Чечне займ в размере 10 млн долларов. К сожалению, так и осталось неизвестным, были ли получены эти деньги. Но с политической точки зрения, в контексте "Большой Игры" и неизбывных иллюзий России относительно стратегического партнерства с Соединенными Штатами, в том числе и в деле совместной борьбы с "международным терроризмом", о происхождении и механизмах которого США осведомлены много лучше других, гораздо интереснее сам факт согласия.

Были продемонстрированы также купюры чеченских денег, отпечатанные в одной из западных стран. Это были внешние проявления той же линии контактов, контуры которой обозначились еще летом 1992 года, в ходе визита в Чечню Дианы Роузен, доверенного лица президента Клинтона. На следующий год она опять встретилась с Дудаевым, специально прилетевшим для этого во Францию. Понятно, что не для простой светской беседы. Напомню также, что встречи их происходили уже после того, как газета "Кавказ" угрожала России ядерным терроризмом. А это значит, что на такие пустяки, к огорчению грезящей о партнерстве России, режиссеры "Большой Игры" вовсе не считали нужным обращать внимание. Для них речь шла о вещах куда как более интересных: уже тогда вокруг Чечни-Ичкерии начинал стягиваться тот клубок международных интриг и интересов, которые масштабно и открыто заявили о себе в после-Хасавюртовский период, когда в сентябре 1997 года в Лондоне состоялась презентация Кавказского инвестиционного фонда. Состав его учредителей весьма любопытен: таковыми стали президент закрытого акционерного общества "Кавказский общий рынок" Хож-Ахмед Нухаев (тот самый московский бизнесмен, который у истоков процесса финансировал движение "Барт"), близкий друг Маргарет Тэтчер лорд Алистер Макальпайн, английский бизнесмен, глава компании "Перегрин Инвестментс Холдингc" Фрэнсис Пайк.

В протоколе о намерениях подписи Нухаева и лорда Макальпайна соседствуют с подписью Мaсхадова, речь же в нем идет о масштабных инвестициях не только в нефтяной комплекс Грозного, но также и в производство электроэнергии, транспортные коммуникации (так своевременно разбитые российской авиацией). Речь шла и о создании Транскавказской системы нефтепроводов (ТСН) с ответвлением Грозный-Тбилиси. Этим, видимо, и объясняется состав гостей на праздничном обеде, данном в честь Нухаева семьей одного из крупнейших европейских миллионеров - покойного сэра Голдсмита, лидера консервативной партии в период правления Тэтчер. На обеде присутствовали также соучредители ЗАО "Кавказский общий рынок" Цезарь Шеварднадзе (племянник президента Грузии) и Алтай Хасанов (племянник Гейдара Алиева, президента Азербайджана).

Недоставало еще одного имени - Доди аль-Файеда, погибшего летом 1996 года вместе с принцессой Дианой. Доди - тоже племянник, сын сестры саудовского мультимиллиардера, также участника ЗАО "Кавказский общий рынок", Аднана Хашогги. Хашогги, которого на страницах светской хроники о жизни VIP-персон часто можно было видеть в компании премьеров, королей и президентов, в том числе американских, был довольно близок к гаитянскому диктатору Папе Доку, заирскому Мобуту и филиппинскому Маркосу, а вместе с тем являлся одним из посредников в операциях "Иран-Контрас".

Для нас же особенно интересно то, что в свое время Хашогги занимался разрушительной для СССР игрой цен на нефтяном рынке и что ему Грозный во многом обязан финансовым благополучием во время войны с Москвой (Сергей Кургинян, Мария Мaмиконян, Мария Подкопaeва, "Теория и практика политических игр". - "Россия - ХХI", № 3-4, 1998 год). По некоторым данным, его фонд "Медина" занимался также и нелегальными поставками вооружений в Чечню.

Что до принцессы Дианы, то она поддерживала контакты с пакистанским политиком Имран-Ханом (и при посещении покровительствуемых им госпиталей в Лахоре даже была его личной гостьей), совершавшим заинтересованные поездки в Чечню. При этом Хож-Ахмед Нухаев выражал готовность оплатить ввод в республику ограниченного контингента британского спецназа САС. На этот вектор Чечни должна была указывать также британская военная форма, постоянно носимая Ширвани Басаевым.

Однако не менее интересен и вектор американский. При этом, как и в случае с принцессой Дианой, "крышей" для весьма специфических политических связей послужила благотворительная деятельность* - на сей раз покровительство Нухаеву со стороны кинозвезды Элизабет Тейлор, обладающей связями в политических кругах США. Во всяком случае, в апреле 1997 года в Вашингтоне была зарегистрирована международная торгово-промышленная палата "США-Кавказ", во главе которой и стал Нухаев. Должность вице-президента занял близкий к президенту Бушу Фредерик М. Буш - тот самый, что на инаугурацию президента Клинтона пригласил творца Хасавюрта Александра Лебедя. Группу экспертов возглавил бывший директор Европейского банка реконструкции и развития (ЕБРР) и один из лидеров процесса глобализации Жак Аттали ("Московские новости", № 37, 14-21 сентября 1997 года).

Одновременно Нухаев заявил в телефонном интервью "Московским новостям", что ведет переговоры с ведущими российскими финансовыми группами, что Москва посвящена в планы (проект общего рынка для Кавказа представлен в офисы Анатолия Чубайса и Бориса Немцова) и что в Париже экспертная группа Жака Аттали регулярно информирует российское посольство о своей работе.

Подобные проекты выстраиваются и подобные связи завязываются не в один день. И есть все основания предположить, что уже в те дни, когда Российская армия, тяжко заплатив за первый виток предательства и неразберихи, но уже набрав и опыт, и инерцию наступления, готовилась к дальнейшим операциям, за ее спиной плелись нити интриг, завершившихся Хасавюртом. Когда в марте 1995 года наша группа стояла у президентского дворца на запекшейся, перемешанной с металлом земле, и отчетливо слышен был гул артиллерии, готовящейся к взятию Аргуна, а на всех СПП были развешаны листки с портретом Д. Дудаева ("разыскивается преступник..."), не кто иной, как Р. Абдулатипов, то есть лицо, облеченное высокими государственными полномочиями, вступил в официальную переписку с Дудаевым, именуя его не иначе как "президентом Чеченской республики Ичкерии".

Никто, разумеется, "разыскивать" Дудаева, как и других лидеров ичкерийской независимости, не собирался. Чеченские эмиссары в это время открыто наезжали в Москву, открыто жили здесь, Москва же, как позволяет сделать вывод дальнейший ход событий, в это время прощупывала наиболее выгодный для себя - нет, не с точки зрения общегосударственных интересов, а лишь с позиций узкого круга заинтересованных лиц - способ разыгрывания чеченской карты на международном рынке. В этом - принципиальное отличие чеченской войны конца XX века от классической эпопеи покорения Кавказа, с которой ее так часто и совершенно неоправданно сравнивают. При всей жестокости последней она оставалась ясной и простой по своей сути: Россия, восходящая великая держава, стремилась закрепить свои позиции по всему геополитическому периметру. Причиной покорения горцев, их, по выражению историка, "чересполосных земель Кавказа", при том была необходимость прочной связи с Закавказьем, прежде всего Грузией, тогда считавшейся оплотом России в этом регионе. Поведение России, стало быть, было логично, в этой своей жесткой логике ничем не отличаясь от поведения других великих держав, с которыми Россия, отстаивая свои интересы, не боялась вступать в противоборство.

В 90-х годах ХХ века ситуация сложилась совершенно иная. Россия потеряла Закавказье, при этом сдав и те территории, которые сами предлагали себя ей в качестве опорных. Это особенно касается рвавшейся в Россию Абхазии; отношение же Грузии к России изменилось полярно. Началась стремительная и всесторонняя западная экспансия в этот регион.

В таком новом контексте и с учетом описанных выше связей чеченских лидеров с высокими уровнями мирового истеблишмента нельзя не видеть, что даже и сугубо нефтяная игра Москвы по необходимости крайне сужена в своих возможностях по сравнению с возможностями Запада. С утратой позиций России в Закавказье, на Черном море, на Дунае и в Причерноморье, не говоря уже об общем ее, а особенно экономическом ослаблении, она потеряла способность предлагать свои мегапроекты для всего Прикаспия как целого. В лучшем случае она может работать лишь с его фрагментами; что же касается целого, то здесь она, утратив системный подход и свободу маневра, все больше соскальзывает на путь встраивания в чужие мегапроекты - пусть даже посредством разного рода козней, интриг и подножек на пути их реализации. Конечно, последние всегда имели место в политике и Российской Империи, и СССР, но именно как функциональный, подчиненный элемент. Цель же состояла в том, чтобы, вышибив противника из седла, тотчас же приступить к реализации своих системных замыслов.

Сегодня ситуация принципиально иная. Сегодня у Запада практически полностью развязаны руки для встраивания Прикаспийского нефтяного бассейна (запасы которого, по оценкам заинтересованных лиц, "являются ресурсом для обеспечения энергетических потребностей глобальной экономики в течение первой половины XXI века и более отдаленном будущем") в Большой Средний Восток. Об этой новой геополитической конфигурации речь уже шла в главе "Схождение лавины"; сама же она стала возможна именно после того, как Россия, утратив статус сверхдержавы, потеряла доступ к Персидскому заливу, как и выход в Средиземное море. А такая утрата статуса, в свой черед, явилась следствием основной перестроечной идеологии о вхождение в мировое сообщество на условиях Запада.

Стало быть, сохраняя верность идеологии вхождения в мировое сообщество на условиях Запада, предлагать свой мегапроект для региона, которому Запад придает столь недвусмысленное значение, современная Россия неспособна, помимо всего прочего, даже и морально. И потому любая ее внешнеполитическая, в том числе и нефтяная, игра, игра вокруг пресловутой "трубы", стоившая столько крови, в конечном счете, оборачивается всего лишь торгом, в зависимости от конъюнктурных прихотей которого движутся или останавливаются войска.

Притом торгом не только экономическим, но и политическим. Страна уже могла достаточно ясно видеть связь эскалации или затухания военных действий в Чечне с выборами, и потому нет необходимости подробно аргументировать это положение. Однако весной 1995 года все это еще не обозначилось с такой циничной откровенностью, и армия, окрепшая в тяжелейших испытаниях, вступила во второй этап войны - не подозревая, какой клубок предательских интриг плетется у нее за спиной.

Украденная победа

6 марта федеральные войска, практически не встретив никакого сопротивления, взяли под свой контроль последний оплот дудаевцев* в Грозном - Черноречье, район, расположенный на юге города. И уже к середине марта подавляющая часть войск была выведена из него - контроль за ситуацией был возложен на подразделения МВД. Которые, заметим сразу же, не получили права ввести комендантский час, что, как говорили нам тогда в Грозном, в значительной мере сделало этот контроль, мягко выражаясь, малоэффективным без права останавливать машины, а уж тем более обыскивать их и проверять документы водителей и запоздалых пешеходов.

По мнению многих, уже тогда началось обратное просачивание боевиков. А машин, несмотря на создание нескольких войсковых колец вокруг города, въезжало в Грозный много - по всем признакам, эти кольца не служили для них слишком большим препятствием. Начались первые попытки переговоров, и уже тогда стало ясно, что дудаевцы используют их исключительно как прикрытие для укрепления своих позиций и перегруппировки сил и средств. Однако никаких выводов из этого сделано не было - точнее же, если они были сделаны, то абсолютно губительные для армии, которая тем временем выдвигалась на линию Аргун-Гудермес-Шали, на которой и заняла позиции, примерно на две недели перейдя к окопному противостоянию с противником и предварительному пристреливанию целей.

Вторая линия противостояния проходила на западе, через Самашки-Ассиновскую-Бамут. На первую выдвинулась федеральная группировка "Север", на вторую - группировка "Юг".

Операция по взятию Аргуна началась 20 марта, однако исход операции, по мнению ряда экспертов, был предрешен уже 12 марта, когда десантно-штурмовой батальон 165-го полка морской пехоты скрытно, одним броском завладел ключевой высотой, которую удерживал 10 дней, несмотря на многочисленные атаки. В ночь на 20 марта российские войска в двух направлениях форсировали Аргун, восточный берег которого боевики, несмотря на месячную работу по его укреплению, не сумели сделать неприступным. Развивая успех, морские пехотинцы захватили господствующую в этом районе высоту Гойтен-Корт. Мотострелки 506-го полка обошли город с юга и запада, тогда как с севера к городу вышел сводный полк 106-й воздушно-десантной дивизии, взявший под контроль стратегически важную автомагистраль Ростов-Баку. 21-го марта был введен батальон мотострелкового полка из Уральского военного округа, который к ночи замкнул кольцо окружения вокруг Аргуна. Одновременно две бригады внутренних войск МВД создали внутреннее кольцо, а спустя некоторое время вошли в город.

23 марта операция была завершена, и она по праву может считаться одной из образцовых, о чем, в частности, говорят и малые потери федеральных войск: трое убитых и девять раненых. Был по-настоящему использован фактор внезапности (а это значит, пресечена и утечка информации, настоящий бич российской армии в обеих чеченских кампаниях), и было хорошо, в отличие от Грозного, налажено взаимодействие различных родов войск.

Успех был развит при взятии второго после Грозного города Чечни и крупного железнодорожного узла Гудермес (вечером 30 марта) и Шали (в 14 часов 31 марта), крупного узла автомобильных дорог, которым, по сути, заканчивается чеченская наклонная равнина. Операция по взятию Гудермеса началась сразу же после падения Аргуна, при этом северная и южная группировки федеральных войск действовали совместно. Ими был применен план штурма, неожиданный для противника: боевики ожидали подхода российских частей со стороны так называемых Гудермесских Ворот - прохода в Терском хребте, однако федералы подошли со стороны заболоченной местности, считавшейся практически непроходимой. С ходу были заняты господствующие высоты на Терском хребте, откуда сбить десантников не удалось, несмотря на многочисленные попытки боевиков. При огневой поддержке армии части внутренних войск вошли в город, где бои продолжались в течение всего дня 30 марта.

Надо заметить, однако, что операция по взятию Гудермеса не являет такой ясной и четкой картине, как та, что имела место при взятии Аргуна. Так, хотя город был блокирован и с востока (76-я воздушно-десантная дивизия), и с запада (129-й полк из Ленво и 74-я Сибирская бригада), большая часть боевиков ушла из него еще до начала блокады. Чеченские источники толкуют это как собственную военную хитрость, целью которой было заманить российские части в казавшийся легко доступным город, чтобы затем предпринять попытки их расчленения и окружения.

По сути дела, именно в Гудермесе впервые была применена тактика боевиков, ставшая затем основной. Причем большинство наблюдателей сходится в том, что это была именно продуманная тактика, а не хаотические действия разрозненных и разбитых группировок, как продолжали утверждать официальные лица и во вторую чеченскую кампанию. Есть также данные, говорящие о том, что Дудаев сознательно готовился к этому типу войны и что у него были опытные советники. При практическом отсутствии четкой линии фронта, которая превратилась, по оценке экспертов, в "совокупность несоприкасающихся друг с другом дуг, охватывающих населенные пункты", боевики, при угрозе замыкания этих дуг в кольцо, выходили из окружения и рассредоточивались в ближайших окрестностях. После входа федеральных войск в населенные пункты боевики отсекали части войск друг от друга, старались окружить их и вели огонь на поражение. Артиллерия федеральных войск в таких условиях действовать не могла, и потому эта тактика боевиков оказалась весьма успешной.

Ряд городов и поселков федеральным войскам пришлось окружать и брать под контроль неоднократно. Начальник разведгруппы "Эдельвейс" Александр Березовский вспоминает: "Одна из особенностей этой странной войны, которая доводила нас буквально до бешенства, это то, что одни и те же села мы проходили и зачищали по несколько раз. В конце концов я настолько изучил местность, что мог воевать там с завязанными глазами" ("Солдат удачи", № 12, 1999 год). Легкость, с какой боевикам удавалось и, судя по всему, по сей день удается выходить из окружения, из якобы абсолютно глухих блокад, доныне не получила внятного объяснения.

По мере того, как с падением Аргуна, Гудермеса и Шали военные действия перемещались теперь в горную часть Чечни, то есть собственно Ичкерию, и война утрачивала даже подобие классических черт (четкая линия фронта, определенные контуры противостоящих друг другу группировок и т.д.), значение этой тактики возрастало, и армия теряла возможность использовать опыт, накопленный при взятии Грозного, Аргуна и Гудермеса. Требовались новые формы и способы действий, и в этой связи главный редактор журнала "Солдат удачи" кстати напомнил слова президента США Джона Кеннеди, сказанные им еще в 1962 году: "Война с повстанцами, партизанами, бандформированиями - это другой тип войны, новый по интенсивности и старый по происхождению. Война, где вместо наступления используется просачивание, где победа достигается распылением и истощением сил противника, а не его уничтожением. Она требует новой стратегии и тактики, специальных сил и форм боевых действий".

Ни того, ни другого новая Россия не имела; а ведь ею был накоплен колоссальный опыт такого рода, особенно в ХХ веке. Однако задействовать его она не сумела по причинам, большая часть которых, как это ни покажется странным, лежит в сфере не военной, а идеологической и психологической. В самом деле, смешно и грустно читать такие вот, например, сентенции журналистов: "Да, можно говорить, что к 1859 году, к моменту пленения Шамиля на Северном Кавказе содержалась четверть российской армии и почти половина ее кавалерии и артиллерии, и это факт. Но можно также поговорить и о том, что Советскую власть на всем Кавказе от Ставрополья до Баку устанавливали не более 40 тысяч бойцов весьма относительно регулярной Красной армии плюс, естественно, "пятая" колонна русского большевизма в лице местных сторонников борьбы против эксплуатации человека человеком и за воссоединение с Россией".

Неужели автор этого поучения на страницах "Независимой газеты" не понимает, что путь к использованию опыта действий Красной армии и Советского правительства в 1920-е, как и в 1940-е годы был наглухо перекрыт вследствие обвального разгрома всего этого периода в жизни страны перестроeчной пропагандой? И что сама по себе беспощадная к человеку и пренебрежительная ко всей исторической жизни России либеральная идеология, которой эта пропаганда расчищала путь, не имеет и доли той способности порождать "пятую колонну" стремящихся к России, которой обладали как царская, так и красная империи? Наконец, Красная армия в 1920-е и 1940-е годы действовала в условиях сверхблагоприятного информационно-пропагандистск ого обеспечения, тогда как в спину Российской армии именно из тыла вонзалась "тысяча ножей", именно отсюда ее обдавали потоками поношений, клеветы и глумливого презрения. И это - тогда, когда ей приходилось действовать почти наощупь в условиях, в которых еще не находилась ни одна армия в мире.

Одновременно все отчетливее обозначалась еще одна и, пожалуй, самая зловещая черта этой новой войны: практическое перемешивание боевиков с массой гражданского населения. В той или иной мере присущее любой партизанской войне, здесь оно приобрело совершенно исключительные масштабы - не в последнюю очередь в силу того, что у Российской армии в условиях войны, так и не получившей соответствующего юридического определения, были связаны руки и она не могла вести полноценную проверку жилищ, автотранспорта, документов. Как показал позже один из радиоперехватов, у боевиков возникло даже особое понятие - "положение номер два", под которым подразумевался переход на подпольное положение, с оседанием в населенных пунктах, притом по преимуществу "зачищенных". Уже в апреле-мае 1995 года началось просачивание мелких групп боевиков даже в Грозный и Гудермес под видом беженцев, возвращающихся к своим очагам. О селах и говорить не приходится.

Там же, где зачистки еще не проводились, такое смешение боевиков с гражданским населением, в подобных масштабах не отмечавшееся до сих пор ни в одной из известных партизанских войн, означало, что последнее цинично используется как прикрытие. Но и не только: неизбежное в такой ситуации увеличение числа жертв среди мирного населения позволяло на полную мощь раскручивать маховик информационно-психологической войны против армии.

Эталоном совокупных действий такого рода до сих пор остаются события, развернувшиеся в апреле 1995 года в селе Самашки, и последовавшая за ними оголтелая антиармейская пропаганда.

Занявшая в целом более трех суток, операция по взятию Самашек завершилась 8 апреля после многочасового боя. Три населенных пункта, где дислоцировались крупные силы НВФ - Самашки, Давыденко и Новый Шарой, были полностью очищены от боевиков ("Красная звезда", 11апреля 1995 года). Согласно этим же данным, операция против боевиков началась лишь после того, как из населенных пунктов эвакуировались 450 мирных жителей, в основном женщины и дети. Выход им был разрешен после того, как 7 апреля боевики отвергли предъявленный им ультиматум о сдаче оружия и стало ясно, что бой неизбежен. Тем не менее, несмотря на выход гражданского населения, тяжелая артиллерия при взятии Самашек не применялась и наступающих поддерживали лишь 9 танков. При этом жестокость боя, обнаружение в селе 30 укрепленных пунктов, кинжальный огонь обороняющихся - все говорило о том, что в Самашках действовали профессионалы, а не отчаявшиеся крестьяне, вооруженные чем попало, как станут твердить пресса и правозащитники, впрочем, доходившие даже до отрицания самого факта боя и утверждавшие, что имела место карательная операция, по жестокости сравнимая с Хатынью и Сонгми.

Для расследования обстоятельств дела в Самашки прибыла специальная парламентская комиссия по Чечне во главе с С. Говорухиным, которая подтвердила, что при штурме само село не подвергалось ни бомбардировке, ни артиллерийскому обстрелу. Огонь велся только по прилегающим зеленым массивам, а из 700 домов в Самашках разрушено 50, но не 200, как утверждали местные жители и "Мемориал". Однако эти, последние, показания лично у меня вызывают большие сомнения, так как на слушаниях в Госдуме 29 мая я сама была свидетелем довольно нелепой сцены, когда группа женщин из Самашек, присутствовавшая на слушаниях по итогам работы комиссии Говорухина, внезапно заявила о нескольких десятках (!) детей, будто бы повешенных федералами. Этим заявлением они необычайно смутили депутатов Ковалева и Шабада, ибо в той записи, которая была сделана "Мемориалом" по горячим следам событий, ни о чем подобном не говорилось.

Однако невозможно представить, чтобы жители села тогда забыли - или не заметили - такую "мелочь", как повешенные дети, тем более же десятки их. А потому возникает законное недоверие и к другим подобным свидетельствам. Тем не менее, в Самашках и впрямь произошло что-то странное и действительно погибли мирные жители, в силу чего комиссия пришла к выводу о необходимости продолжить расследование.

На сегодняшний день два факта, по крайней мере, можно считать бесспорными. Первый - это то, что Самашки вовсе не представляли собой идиллическое поселение мирных пейзан, на которых вдруг обрушились "русские варвары". По данным разведки, колонну, которая должна была проследовать через Самашки к Грозному, поджидали здесь не менее 600 хорошо вооруженных боевиков. Во дворах и палисадниках были оборудованы огневые точки, на окраинах - окопы и минные поля, и, по всем признакам, тому, чтобы "не пропустить русских в село", являвшееся опорным для тейпа Джохара Дудаева, придавалось особое значение. Упорно отказывались обеспечить сдачу оружия и старейшины. Тогда для выхода мирного населения был предоставлен коридор, и лишь когда поток беженцев стал иссякать, начался штурм Самашек. Сегодня, с учетом того, что известно из опыта уже двух войн, есть все основания предположить, что часть населения была насильно задержана боевиками в селе - такое практиковалось ими нередко.

Тяжелый бой, в ходе которого с российской стороны погибли 26 и были ранены 90 человек, продолжался почти сутки. В плен было взято около 120 боевиков, погибли около 100. Кроме того, было подбито два российских танка и три бронетранспортера - многовато для "мирного селения", каковым, вопреки всякой очевидности, продолжали именовать Самашки правозащитники из "Мемориала", депутаты Ковалев и Шабaд, психолог Китаев-Смык и многие другие. Само это упорство достаточно говорило о том, что их интересует не истина, а именно возможность использовать некоторые странные, зловещие и до сих пор не проясненные обстоятельства событий в Самашках для раздувания антиармейской кампании. Обстоятельства же такие были; и речь идет о необыкновенной жестокости зачисток, проведенных на ряде улиц, где дома обстреливали из БТРов, забрасывали подвалы и пристройки гранатами, а затем поджигали их из гранатометов. Большую группу задержанных мужчин в возрасте от 15 до 73 лет увезли в неизвестном направлении.

Российские участники штурма категорически отрицают свою причастность к этим действиям ("все это ложь чистейшей воды", - настаивает спецназовец Александр Березовский), чеченцы же утверждают, что в селе работало некое спецподразделение. Уточнить они ничего не могут, они видели лишь людей славянской внешности, одетых в российскую форму, и в этой связи высказывалось даже предположение, что это могли быть украинцы из УНА-УНСО (на этом настаивал в разговоре со мной человек, довольно хорошо знакомый с опытом действий бандеровцев в конце и после Великой Отечественной войны), а также русские перебежчики. Однако нельзя вполне исключать и жестокости российского ОМОНа - ведь сам Александр Березовский в другом месте говорит о "КАМАЗах, полных мальчишескими трупами", которые он видел своими глазами, об МЧСовских рвах, в которых погребались тысячи тел, и вряд ли все эти убитые были боевиками.

Не исключен также вариант провокационного, предательского приказа из российских "верхов", на мысль о чем наводит повторяемость подобных ситуаций, при полной невозможности отыскать концы, а также необъяснимая снисходительность, которую порой проявляла военная прокуратура, столь бдительная в отношении солдатских выстрелов, к предателям и перебежчикам. Так было, например, с бойцами Софринской бригады Константином Лимоновым и Русланом Клочковым, добровольно перешедшими на сторону боевиков и работавшими надзирателями в чеченском лагере для российских военнопленных в Рошни-Чу, который получил имя лагеря смерти. После Хасавюрта чеченцы сами передали их российским правоохранительным органам, которые к этому времени располагали достаточными сведениями относительно обоих. К тому же на допросе Лимонов и Клочков признались в том, что принимали участие в казни 14 контрактников. Однако, по непонятным причинам, они были освобождены и разъехались по домам, получив даже командировочные и денежное содержание за все время своего пребывания у боевиков. По некоторым данным, вскоре они вновь оказались у Хаттаба и находились в рядах боевиков, оборонявших Грозный во время второй чеченской войны ("Солдат удачи", № 3, 2000 год)* .

Как бы то ни было, несмотря на тяжкое моральное испытание травлей, развязанной вокруг событий в Самашках, армия достаточно успешно продолжила свое движение в горные регионы. Вечером 10 апреля с минимальными потерями были взяты села Ачхой-Мартан и Закан-Юрт; правозащитники отнесли это на счет "устрашающего эффекта" Самашек, категорически отказываясь признать боевые качества российского солдата, настойчиво изображаемого завшивленным, запуганным и голодным мальчиком. Боевые качества "мальчиков", однако, как это ни парадоксально, получили весьма высокую оценку из уст жестокого противника - одного из лидеров унсовцев, который подчеркнул, что Ачхой-Мартан брали "шестимесячники" и что, на его взгляд, воевали они лучше боевиков.

Последние, однако, все активнее переходили к диверсионно-террористическ им действиям мелкими группами, которые в ночное время поджигали здания, обстреливали позиции и посты федеральных войск, в том числе в Гудермесе и Грозном, где были обнаружены многочисленные тайники с оружием и боеприпасами. Одновременно, 14-18 апреля, развернулись тяжелейшие бои в районе Бамута, комендант которого, по словам того же унсовца, "сборщика орехов" из Абхазии Богдана Коваленко, "располагал для оплаты наемников суммой миллиарда два российских рублей".

Расположенный в узкой лощине среди лесистых сопок Бамут требовал специально подготовленных горных частей, каковых в Российской армии вообще не было. Между тем к этому времени боевики уже очень хорошо освоили тактику арабских моджахедов, которую морские пехотинцы описывают так: "На штурм горы арабы идут, как правило, группой из 20 человек. С собой - три миномета. Обстрел вершины начинают с трех сторон. Под прикрытием минометов поднимаются по склону. Причем с какой-нибудь соседней высоты их может поддерживать еще и снайпер. К моменту завершения минометного обстрела арабы, кстати, достаточно тренированные бегать по горам, "выныривают" уже перед самым носом у обороняющихся бойцов. И начинается сплошной автоматный огонь. Да такой, что головы не поднять... Если вовремя "не просчитать" их действия, то 15-20 подготовленных наемников могут взять взводный опорный пункт на горе буквально за 30-40 минут, так что с нами воюют не дилетанты".

В районе Бамута боевики действовали мелкими группами по 5-10 человек, при входе федеральных войск в поселок тут же поднимавшихся на окрестные, поросшие густым лесом сопки и ведших оттуда прицельный огонь. 18 апреля федеральные войска предприняли очередную попытку штурма Бамута, но не смогли в нем закрепиться и снова были вынуждены отойти на исходные позиции.

Как бы ни был тяжел опыт Бамута (по оценке А. Куликова, потери внутренних войск в боях за Самашки и Бамут составили половину их общих потерь), он был усвоен, и в дальнейшем, действуя в горной Чечне, войска не шли сразу на лобовой штурм, но старались прежде всего взять под свой контроль все господствующие высоты, обеспечив полную их блокаду. Этой новой тактике предстояло быть примененной в Веденском, Ножай-Юртовском и Шатойском районах, где, по оперативным данным, на 18 апреля в распоряжении Дудаева имелось около 7 тысяч боевиков. Тем не менее к концу апреля федеральные войска, практически уже полностью контролировавшие равнинную часть Чечни, сумели также глубоко вклиниться в горные регионы, оттесняя боевиков в изолированные и невыгодные в военном отношении анклавы. У дудаевцев, по оперативным данным, стала ощущаться нехватка боеприпасов и даже продовольствия* , и стратегическая инициатива полностью перешла к Российской армии. Как раз в это время ей и был нанесен жестокий предательский удар в спину.

* * *

26 апреля Указом № 417 "О дополнительных мероприятиях по нормализации обстановки в Чеченской Республике", подписанным Б.Н. Ельциным, объявлялся мораторий на применение вооруженной силы на территории Чеченской Республики с 00 часов 28 апреля до 00 часов 12 мая 1995 года. Одновременно, была объявлена (без необходимого утверждения парламентом) своего рода амнистия для всех лиц, не причастных к тяжким преступлениям против жизни и здоровья граждан и добровольно сложивших оружие до 12 мая 1995 года.

Сама эта дата вызывает недоумение, как развязывавшая руки боевикам практически на весь срок действия моратория, тогда как у российских солдат руки оказывались связаны. И хотя, комментируя указ, первый заместитель начальника Главного оперативного ГШ ВС РФ генерал-полковник Л. Шевцов подчеркнул, что войскам отдан приказ остановить боевые действия и свое продвижение, но в случае нападения или обстрела боевиков быть готовыми применить оружие, в действительности, по многочисленным свидетельствам, дело обстояло иначе. Перестраховка - а может быть, и предательство нередко вели к тому, что солдаты превращались в живые мишени для боевиков, о чем говорят и потери объединенной группировки федеральных войск за время действия моратория: 38 погибших и 233 раненнх. Официально зарегистрировано свыше 170 случаев нарушения моратория со стороны боевиков, то есть более десяти за день.

Кроме того, за этот же период боевикам удалось скрытно перебросить под Грозный дополнительные силы, и в ночь на 14 мая они начали обстрел города. "Всего за сутки Грозный подвергался огневому налету более 18 раз. Комендатура города вынуждена была практически перейти к осадному положению", - комментируют эксперты.

Кроме того, за это же время боевикам удалось вновь проникнуть в уже занятые федеральными войсками районы и рассредоточиться практически по всей территории Чечни. Это позволило им, с окончанием действия моратория и возобновлением Российской армией боевых действий, атаковать ее с тыла. Но особенно роковым образом это скажется после событий в Буденновске, когда плоды всех тяжких трудов российских солдат оказались в мгновение ока уничтожены словно вынырнувшими повсюду из-под земли боевиками. Во имя чего же была принесена такая жертва?

Главной и очевидной причиной объявления моратория было вошедшее у руководства страны в привычку стремление произвести "хорошее впечатление на Запад", то есть на прибывающие в Москву на празднование 50-летия Победы зарубежные делегации. Однако за кулисами просматривался многоуровневый комплекс корпоративных и частных интересов, в немалой мере связанных с описанным выше формированием проекта "Кавказского общего рынка", который можно считать финансово-экономической конкретизацией дудаевского геополитического проекта "Кавказского общего дома".

Продолжало действовать и нефтяное лобби, потому что если Россия и утратила конкурентоспособность на уровне мегапроектов, то это вовсе не означало утраты интереса отдельными структурами и лицами как к небольшим, но высококачественным запасам чеченской нефти, так и к возможностям грозненского ННЗ, "удивительным" образом оставшегося неповрежденным в ходе жестоких боев и бомбежек зимы 1994-1995 годов.

Забегая несколько вперед, сразу же скажу, что к началу 1998 года доходы от незаконной переработки нефти составляли около 3 млн долларов ежемесячно. "На такие деньги, - справедливо замечает один из исследователей вопроса, - вполне можно содержать хорошо вооруженную армию". Добавим, и обеспечивать себе покровителей на высоких властных этажах, сквозь пальцы смотревших на то, как боевики восстанавливают свои разрушенные ценой солдатской крови арсеналы.

Наконец, можно говорить и о "восстановительном" лобби, то есть о тех бизнес-кругах России, которые были заинтересованы в скорейшем заключении мирных соглашений для того, чтобы начать прокачивать деньги, предназначенные на восстановление - как уже заранее знали многие, временное - разрушенного. Уже в мае 1995 года военные кое-где писали на боевых машинах саркастический лозунг: "Нас в бой толкает "Менатеп"!" Горькая ирония его заключалась в том, что, оказывается, еще до начала войны "Менатеп" был объявлен головным банком по финансированию восстановления народного хозяйства Чеченской республики. "Выходит, - комментировал сообщивший эту информацию корреспондент "Труда", - уже в ту пору, когда боевая российская техника еще дремала в положенных ей местах, московские стратеги уже доподлинно знали, что война будет, Чечню придется восстанавливать" ("Труд-7", 6 августа 1999 года).

При этом средства, ассигнуемые из госбюджета, прокручиваясь в Чечне, сюрреалистским образом смешивались с иностранными ассигнованиями (так, в сентябре 1995 года Дудаев получил 10 млн долларов США из Саудовской Аравии, Руслан Гелаев - 1,5 млн долларов из США), выделяемыми на борьбу против России. Огромные поступления, по информации А. Куликова и российских спецслужб, шли от чеченской диаспоры - разумеется, на те же цели. А фоном для всего была занявшая больше года загадочная игра в "мирные переговоры", в ходе которых армия пядь за пядью утрачивала завоеванное.

В августе 1996 года, с потерей Грозного, процесс, запущенный мораторием, достиг своей цели, а все плоды боевой работы были пущены на ветер. А ведь непосредственно после моратория армия, несмотря на то, что он дал возможность боевикам перегруппироваться и довооружиться, сумела приступить к широкомасштабному оттеснению боевиков в горы. Именно так определил поставленную перед ней задачу исполняющий обязанности командующего Объединенной группировкой федеральных войск в Чечне генерал-полковник М. Егоров - не широкомасштабное наступление, не окружение и уничтожение противника, а плановое и постепенное вытеснение. Поскольку эта же тактика была применена и во второй чеченской кампании, возымев своим следствием тот же результат - растворение боевиков в массе гражданского населения и обратное просачивание в уже очищенные от них районы, то и ее можно отнести на счет многочисленных странностей странной войны.

Путь к триумфу боевиков в августе 1996 года был окончательно открыт походом Шамиля Басаева на Буденновск; месяц же, протекший со дня прекращения действия моратория до дня этой еще небывалой в истории по своим масштабам и жестокости террористической акции, стал периодом достаточно успешных действий армии и накопления ею огромного опыта войны в горах - при отсутствии специальных горнострелковых частей и даже, по заявлению генерала Г. Шпака, полигонов для их подготовки. А ведь воевать приходилось в особо усложненных обстоятельствах, когда боевики, по заявлению командующего группировкой войск МО РФ в Чечне генерал-лейтенанта Г. Трошева, "сознательно превращали населенные пункты в свои укрепленные районы", для чего в домах оборудовались огневые точки, а в села стягивалась тяжелая боевая техника. Только по состоянию на 19 мая в ходе боевых действий федеральные войска уничтожили 74 танка дудаевцев, свыше 110 БТР и БМП, 19 РСЗО "Град", 15 зенитных установок, 146 орудий и почти 500 автомашин. Было захвачено большое количество различного стрелкового оружия и боеприпасов ("Красная звезда", 20 мая 1995 года).

Боевые действия велись одновременно на нескольких направлениях: веденском, шатойском и агиштынском, в районе Орехово, Сержень-Юрта и Шали, юго-западнее Бамута и западнее Ножай-Юрта. Широко применялись обходы и удары в тыл боевиков, блокирование дорог, ведущих к горным селениям. Тяжелые потери несли обе стороны, хотя, с учетом опыта уже двух кампаний, к цифрам потерь боевиков, называемым российским МО, приходится относиться весьма осторожно: сейчас достаточно очевидно, что российское командование не имеет и не имело точных сведений о численности боевиков вообще, иначе называемые цифры не расходились бы на порядки. В какой-то мере такую размытость численности можно считать органичной там, где действует не регулярная армия и где, стало быть, нет списочного состава воюющих; и одно это, не говоря уже о весьма вероятных сознательных подтасовках, дает известное представление о сложности условий, в которых приходилось действовать частям объединенной группировки.

Что касается потерь российской стороны, то хотя они тоже - и не без оснований - ставятся под сомнение (например, Комитетом солдатских матерей), здесь, тем не менее, есть все же такие объективные ориентиры, как списочный состав и статистика госпиталей. И, по официальным данным, потери с российской стороны в иные дни достигали почти нескольких десятков человек; число раненых доходило до ста и более, причем примерно треть из них имела пулевые ранения, что указывало на по-прежнему большую роль снайперов. Тем не менее, несмотря на тяжесть боев, специфику условий, отсутствие специальной горной подготовки, войска действовали весьма успешно и 3 июня овладели стратегически важным пунктом Ведено, где на протяжении нескольких последних месяцев располагались различные структуры военного командования чеченских НВФ: комендатуры, особый отдел, Главный штаб, а также находился дом командующего Южным фронтом Шамиля Басаева.

После падения Ведено чеченская группировка оказалась разрезанной на две - Шатойскую и Ножай-Юртовскую. На этих направления и развернулись последние ожесточенные бои первой чеченской войны. Вечером 11 июня командование федеральными войсками высадило северо-восточнее Шатоя тактический воздушный десант, который перекрыл возможные пути подхода боевиков. К вечеру 13 июня Шатой был полностью блокирован выдвинувшимися к нему подразделениями 324-го и 245-го мотострелковых полков. Боевики, как пишут эксперты, "оставили населенный пункт", и хотя само это "оставление" представляется довольно загадочным (ведь подходы к Шатою, а стало быть и выходы из него были блокированы), Шатой пал, и с его падением, как сообщали официальные инстанции, "завершилась последняя фаза горной войны в Чечне". По словам А. Квашнина, "в горах остались разрозненные группы наемников" эту фразу мы будем затем регулярно слышать и в ходе второй чеченской войны, и она будет так же мало отражать реальное состояние дел, как и тогда, когда, с поднятием 14 июня российского флага на Шатоем, война как таковая казалась оконченной.

А между тем уже в ночь на 17 июня состоялась попытка проникновения в Грозный 800(!) боевиков. Она может считаться предвестником того, что произойдет в марте, а затем в августе 1996-го, и закономерно уже тогда могла вызывать вопросы. Например: каким это образом запертые в горах "разрозненные группировки" сумели продвигаться на Грозный двумя колоннами (с западного и юго-западного направлений)? Почему они были достаточно хорошо вооружены для того, чтобы завязать на окраинах города жестокий бой с подразделениями федеральных сил, которые понесли потери убитыми и ранеными? Наконец - и это, вероятно, самое главное - почему они были "рассеяны", а не уничтожены? "Термин "рассеяны", - отмечают эксперты, - означает, что контроль дальнейшего продвижения этих группировок не осуществляется и не исключены их выходы за административную границу Чечни и проведение новых террористических актов" ("Российские Вооруженные Силы...", соч. цит., с. 93).

Ближайшее будущее подтвердило абсолютную правоту этих слов; и такое "рассеяние" было тем более удивительно и вызывало тем больше вопросов, что состоялось оно уже после того, как 14 июня 1995 года, именно в день поднятия российского флага над Шатоем, состоялась террористическая акция в Буденновске.

Случайность ли, что именно 14 июня 1995 года в Сочи состоялась встреча В. Черномырдина с руководителями Кабардино-Балкарии, Северной Осетии, Дагестана, Ингушетии, Карачаево-Черкессии, ЧР, Адыгеи и Калмыкии, на которой, в ряду прочих, обсуждалась и проблема восстановления народного хозяйства Чечни? И что именно российским премьером в период, когда шла аннигиляция всех результатов работы Российской армии, был подписан ряд важных соглашений по сырью и продаже вооружений? Пожалуй, многовато "случайностей", особенно если учесть, что именно В. Черномырдину принадлежит сомнительная заслуга неслыханной капитуляции России перед лицом вызова терроризма. Капитуляции, открывшей дорогу к "Хасавюрту" и последовавшему за ним периоду еще более интенсивного вращивания Чечни в южную дугу нестабильности.

Остается добавить, что террористическая акция Басаева совпала с совещанием "семерки" в Галифаксе (Канада), на которое и отбыл Ельцин, не посчитавший для себя зазорным оставить страну в то время, когда целый районный город, отстоящий на 150 км от границы Чечни со Ставропольским краем, оказался заложником в руках террористов.

Теперь, по уточненным данным, известно, что их было 97 человек, в том числе 4 женщины. По тем же данным, число жертв составляет 193, а не 144 человека, как до сих пор значится во всех официальных документах. Ранены были 393 человека ("Московский комсомолец", 14 июня 1999 года). Таким образом, картина предстает еще более чудовищной, нежели она рисовалась в дни самого события, - можно говорить о настоящем убое мирных граждан, устроенном боевиками.

По тем же уточненным данным, из общего числа погибших от рук российских военнослужащих при попытке штурма больницы погибли 33 человека, остальные были убиты террористами. И такое уточнение особо важно, так как "пиар"-кампания, развернутая вокруг буденновской акции московским телевидением и прессой (при том, что примечательно, как "демократической", так и большей частью "патриотической"), с необыкновенным рвением "отмывая" басаевцев, практически всю ответственность за столь изобильно пролившуюся в Буденновске безвинную кровь* возложила на военных (МВД, "Альфу", ОМОН неважно, важно, что на тех, кто был на противоположной Басаеву стороне).

Вот это сплетение чудовищных человеческих страданий, вялый отклик на них страны, даже неспособной осознать масштабы брошенного ей вызова, цинизм СМИ, сознательно стимулировавших в обществе реакцию девки, обнимающей своего насильника, а на скрытом плане - клуб "деловых людей", прекрасно осведомленных о том, что касалось целей и механизмов акции, и отмечает неделю, за которой началось превращение одержанной армией победы в ее поражение.

* * *

Итак, 14 июня 1995 года отряд боевиков под руководством Ш. Басаева захватил и разгромил в Буденновске телефонный узел, здание местной администрации, ряд других зданий и - самое главное - райбольницу, в которой в их руках заложниками стали свыше 1000 человек (больные, медперсонал, захваченные в городе мирные жители). Особое - и, конечно, не случайно выбранное измерение этой небывалой по численности массе заложников придавало присутствие в ней большого числа беременных, рожениц и едва появившихся на свет младенцев, так как захваченным оказалось также и родильное отделение.

Тем самым бросался вызов основе жизни всякой нации, ее родовому и семейному началу, защищать которое в смертном бою было долгом каждого мужчины с незапамятных времен. Это прекрасно понимали боевики, для внешнего употребления в качестве главного мотива своих действий выдвинувших месть за убитых чеченских женщин, детей, стариков.

Но этого не поняла Россия, и потому прав молодой писатель Юрий Козлов: "Большего оскорбления народу (в особенности мужской его части) нанести было невозможно. Это было иго в миниатюре. Или эскиз грядущего ига".

По некоторым данным, террористы также ставили своей целью взорвать завод полимерных материалов и вызвать экологическую катастрофу в регионе. Общий ущерб, нанесенный Буденновску налетом, составил 170 млрд рублей. Пассивность общественной реакции и откровенное подыгрывание террористам со стороны СМИ создали благоприятный фон для предъявления боевиками их ультиматума: немедленное прекращение всех боевых действий в Чечне и вывод российских войск, переговоры президента РФ с Джохаром Дудаевым. Заявление президента РФ последовало 15 июня, и хотя, выдержанное в жестком тоне, оно сулило исполнителям акции самые суровые кары, реально Москва уступила. А может быть, и подыграла - если исходить из тогда же получившей хождение и не вполне беспочвенной гипотезы, согласно которой вся акция была плодом неких закулисных договоренностей. Во всяком случае, уже в тот же день, 15 июня 1995 года, на границе Дагестана и Чечни, между станцией Новолакская и селом Зандак, прошла встреча командующего группировкой федеральных сил генерала А. Куликова и одного из видных функционеров российской исполнительной власти в Чечне В. Зорина с Асланом Масхадовым и Ширвани Басаевым - при участии представителей группы содействия ОБСЕ в Грозном Шандора Месароша и Оливье Пелена.

В том, какова могла быть позиция последних, сомневаться не приходилось, а потому уже само по себе их участие в решении столь сложного и трагического для России вопроса указывало и на вектор этого решения. То есть на то, что Россия примет предложенные ей условия капитуляции. А именно: возможность возобновления мирных переговоров, в соответствии с предложением В. Черномырдина. Что до последнего, то многим, вероятно, еще памятны его любезные телефонные беседы с Ш. Басаевым - подчеркну, односторонне любезные, так как Басаев говорил тоном ультиматума, тогда как Черномырдин поражал избыточной доброжелательностью. Между тем ее вовсе не требовалось: даже и в том случае, как пытались уверить нас СМИ и сам премьер, если он уступил под давлением трагических обстоятельств, и тон его, и самый облик должны были говорить о такой вынужденности, безысходности. Однако говорили они о другом: об удовлетворении хорошо прокрученной сделкой. Не хватало только сакраментального: "По рукам!"

17 июня 1995 года в 4.50 была предпринята попытка взять больницу штурмом, которая в 9.00 закончилась неудачей. Что и неудивительно: согласно радиоперехвату ГРУ, боевики были предупреждены о готовящейся операции. Тотчас же после ее провала В. Черномырдин дезавуировал заявление замминистра МВД М. Егорова, согласно которому решение о штурме принималось совместно премьером и министром внутренних дел В. Ериным. Премьер "выразил удивление" заявлением М. Егорова... а мы можем выразить удивление заявлением Виктора Степановича. Ведь президент РФ в Галифаксе сказал, что он в телефонном разговоре с Ериным дал согласие на штурм, и нам предлагают поверить, будто этот разговор президента с министром внутренних дел мог остаться неизвестным главе правительства?

Полно! Но итог всего этого розыгрыша на глазах у страны - розыгрыша, небывало циничного с учетом обстоятельств, в которых он происходил, позволил СМИ с новой яростью обрушиться на силовиков, оказавшихся в положении "крайнего". Вся картина событий была вывернута на телеэкране таким образом, что именно сотрудники спецподразделений* , пытавшиеся освободить заложников, предстали едва ли не главными виновниками кровопролития в Буденновске. Тогда как боевики рисовались эдакими "мстителями Зорро", а жестокий террор, которому они подвергали заложников, массовые убийства, совершенные ими, преступно замалчивались, "зверства" спецназовцев не сходили с экрана.

За всю историю современного терроризма, с его принципиальным отказом от каких-либо попыток увязать свои действия с действиями отдельных конкретных лиц, почитаемых конкретными виновниками того, что террористы считают преступлением** , с его тактикой взятия в заложники и даже уничтожения совершенно неизвестных им людей, он нигде и никогда еще не получал такой сочувственной реабилитации и такой рекламы в СМИ, как это было в дни буденновской трагедии в России.

Тележурналисты буквально смаковали истерические выкрики потерявших себя женщин об "интеллигентных" бандитах, кормивших детей шоколадом***, и подчеркнуто крупным планом давали интервью с "мужчинами", тоже похвально отзывавшимися о своих тюремщиках: они, мол, наказывали только сопротивлявшихся, ну так те сами виноваты, слушаться надо. Страницы печати заполонили вполне дилетантские рассуждения о "стокгольмском синдроме" (болезненной склонности части заложников отождествлять себя с террористами) - словом, всячески давалось понять, что поведение сломленных людей, которых традиционно полагалось разве что жалеть, и даже откровенных трусов, это и есть норма. Только их по определению неадекватным показаниям давалась зеленая улица в прессе и на телеэкране. Нормальная общественная реакция ужаса и сострадания оказалась скомканной, и миру был явлен образ страны, в каком-то почти радостном возбуждении готовой едва ли не обнять басаевцев, с негодованием поглядывая на оплеванных всеми спецназовцев.

Между тем существуют серьезные исследования вопроса, обобщившие опыт поведения людей в подобных ситуациях, в том числе - и особенно - в нацистских лагерях смерти, и они рисуют картину существенно иную. Выводы таковы: около восьми процентов подвергаемых жестокому обращению отвечают на него тем большим сопротивлением, чем больше возрастает давление на них. Они словно пробуждаются как личности. Это те, кого принято именовать героями и мучениками.

На другом полюсе располагаются люди (примерно четверть), заискивающие перед насильниками и даже склонные восхищаться ими; однако по освобождении и они, как правило, быстро возвращаются к норме. И, наконец, между этими двумя крайними типами поведения располагается большинство, примерно половина которого хотя и не проявляет особой доблести, но, однако, и не ломается. Другая заискивает и раболепствует, но из меркантильных соображений, отнюдь не выстраивая позитивного образа своих мучителей.

Так что же за патология поразила жителей Буденновска, что они, как настойчиво внушали телевидение и газеты, едва ли не повально продемонстрировали самый нижний тип поведения? Даже с поправкой на упадок русской "пассионарности" это представляется совершенно невероятным.

Разумеется, люди первого, высшего типа были и в больнице, это ясно из многих эпизодов, рассказываемых заложниками. Но об этом молчали СМИ, а общество не искало, не требовало правды - и вот тут уже действительно была патология. Готовность принять версию о поголовном "стокгольмском синдроме", вялое равнодушие к сообщениям о трогательных объятиях журналистов и депутатов с террористами - и это над еще не остывшими трупами и свежевыкопанными могилами - красноречиво говорила о поврежденности нормальных реакций. Степень этой поврежденности вполне можно было по сравнению оценить несколько позже, при повторении Салманом Радуевым аналогичной акции в Кизляре (Дагестан): здесь поведение дагестанского общества как целого, его бурное негодование воочию показали норму, - но об этом далее.

Второй главной ложью СМИ было в те дни широко тиражировавшееся утверждение, будто нигде в "цивилизованных странах" даже сама идея штурма не обсуждалась бы правительством, обеспокоенным сохранением жизни заложников. Между тем весь накопленный опыт говорит об ином. Уже стала притчей во языцех жесткость Израиля, никогда не шедшего ни на какие переговоры с террористами - даже тогда, когда речь шла о захваченных автобусах со школьниками. Весьма жестко в аналогичных ситуациях действовала и Франция. Секретное распоряжение для подразделений антитеррора ФБР в США дает право не идти ни на какие уступки и уничтожать террористов даже и тогда, если жизни заложников, находящихся в их руках, угрожает опасность.

А полтора года спустя после Буденновска перуанский спецназ с необычайной жестокостью расправился с группой молодых людей из подпольного движения "Тупак Амару", захватившей и в течение четырех месяцев удерживавшей группу заложников в японском посольстве. И при том, что за все время с голов заложников не упал ни один волос, были убиты, причем с чрезвычайной жестокостью, все 14 тупамарос. То, что произошло в Лиме 22 апреля 1997 года, по своей жестокости почти уникально даже и в общей мировой практике антитеррора* . И уже совсем недавно, в 2000 году, тайский спецназ люто расправился с группой несовершеннолетних подростков, почти детей, членов радикально-христианского движения "Армия бога". Захватившие госпиталь c 700 пациентов в таиландском городе Рачабури, они выдвигали требования на редкость скромные по сравнению с тем, чего требовал Басаев. Кроме того, в самом начале противостояния они отпустили сотни заложников, да и по отношению к остальным не проявляли никакой жестокости, не замарав своих рук кровью. Никто из заложников и полицейских не погиб при штурме, а вот раненых подростков добивали контрольным выстрелом в затылок.

Повторяю, оба эти случая - перуанский и тайский - выделяются жестокостью действий полиции, намного превосходившей жестокость террористов, - которой, в прямом смысле слова, и не было. Но в целом международная практика антитеррора имеет именно этот вектор беспощадности к террористам. И целью моего пространного отступления как раз и было самыми общими чертами обрисовать ее, без чего невозможно ни оценить масштабы лжи СМИ, ни понять функциональную роль событий в Буденновске как "архимедова рычага", посредством которого победа армии была стремительно обращена в ее поражение.

Кроме того, только в описанном контексте в полной мере обозначается беспрецедентность всего, что последовало за провалом штурма. Вторая безуспешная попытка его состоялась 17 июня в 23.45, а уже на следующий день в 15.00 В. Черномырдин огласил заявление правительства, в котором, в обмен на освобождение всех заложников, были приняты все условия террористов. А именно: организация пресс-конференции для них, прекращение всех боевых действий в Чечне, переговоры с дудаевцами, амнистия всем без исключения боевикам, личная безопасность террористов и их доставка в Чечню.

В 20.00 федеральными войсками были прекращены все военные действия в Чечне; в 22.30 состоялся телефонный разговор В. Черномырдина с Шамилем Басаевым. А непосредственно после этой беседы произошло нападение дудаевцев на погранзаставу в Дагестане, в ходе которого были захвачены пятеро пограничников (двое из них расстреляны).

Их не заметили, как не заметили и расстрелянных в Буденновске российских летчиков, а между тем cмысл этой акции был абсолютно прозрачен Российской армии да и всей России предъявлялся образ ближайшего будущего, долженствующего наступить вследствие достигнутого "сердечного согласия". Однако даже это не изменило общей атмосферы полной и какой-то радостной солидарности СМИ с террористами - атмосферы, которой они заражали все общество.

Все это позволяло террористам тиранически усложнять и менять свои требования, главным из которых теперь стало предоставление живого щита из 400 человек, которые сопровождали бы их в Чечню. Только на этих условиях они соглашались освободить заложников. В результате сложных переговоров численность заложников-добровольцев была сокращена до 150; кроме них, в автобусы с террористами сели 9 депутатов Государственной Думы и 16 журналистов.

В 16.30 колонна отправилась из Буденновска. Характерно, что сделать это отказались представители западной прессы - международные этические нормы не позволяют подобного смешения с террористами, которые в таком случае получают дополнительное прикрытие. Что до журналистов российских, то они в очередной раз продемонстрировали отсутствие для них даже самого понятия "этические нормы". И это сказалось не только в факте информационного обеспечения террористов, но, в еще большей мере, в стиле, в интонациях какого-то непристойно-карнавального веселья и прощальных дружеских объятиях с боевиками по прибытии их вечером 20 июня в конечный пункт - село Зандак (район Ведено).

Особо следует сказать о роли этого триумфального возвращения басаевцев в качественном изменении всей психологической атмосферы в Чечне. Если до Буденновска публичная солидарность с терроризмом все-таки могла быть скорее исключением, чем правилом, то теперь безнаказанность боевиков и реклама, сделанная им СМИ, буквально обрушила остатки этических норм и в самой республике. Сотни, если не тысячи людей приветствовали Басаева как национального героя, и что теперь могло удержать подростков от стремления идентифицировать себя с ним? Следы детских ног у заложенных на дорогах Чечни фугасов осенью 2000 года, когда новую интенсивность приобрела диверсионная война в Чечне, - следствие в том числе и памятного бравурного автопробега июня 1995 года.

* * *

После него и вплоть до августа 1996 года (с небольшим перерывом в марте, о чем ниже) открывается период затяжных и безрезультатных переговоров. Фоном для них были нарастающая агрессивность населения Чечни в отношении российских военнослужащих и работников местной милиции, требования терских и кубанских казаков о выселении всех кавказцев и особенно чеченцев, проживающих в их регионах без прописки, масштабная перегруппировка дудаевских сил и захват ими практически всех ранее оставленных населенных пунктов. Наконец - практическое превращение российских солдат в живые мишени (вследствие запрета на открытие огня) в сочетании с регулярными заявлениями Басаева о подготовке им очередных терактов. Первое из них прозвучало уже 26 июня, притом по НТВ; Басаев пообещал новую акцию по типу Буденновска с целью оказать давление на российскую сторону, ведущую переговоры с дудаевцами. Две недели спустя последовали угрозы нового свойства: Басаев заявил, что в его распоряжении имеются два контейнера с радиоактивным веществом, семь - с биооружием, пять химбоеприпасов с бинарным отравляющим веществом.

В этой связи стоит вспомнить, сколько иракцев, в том числе и множество детей, поплатились жизнью только за то, что США регулярно предъявляли Багдаду обвинения (недоказанные) в производстве биологического и химического оружия. Казалось бы, угрозы Басаева (пусть пока и нереализованные), которые выводили проблему терроризма на качественно новый уровень опасности, должны были насторожить и общественное мнение Европы как, впрочем, и США. Однако ничего подобного не произошло. Напротив, осенью того же 1995 года Басаеву была предоставлена возможность выступить по первой программе польского национального телевидения с тем же сюжетом. "Он угрожал, - комментировала пресса, - уничтожить все живое в Москве с помощью радиоактивных элементов".

Впрочем, еще раньше, 23 июля, не кто иной, как Джохар Дудаев, выступая по местному ТВ, заявил, что переговоры ничего не дадут и что у него есть оружие, которое может уничтожить одновременно тысячи людей. Тогда же, в июле, Минобороны дважды выступило с заявлением, что дудаевцы под прикрытием переговоров накапливают оружие, готовясь к дальнейшим военным действиям.

И вот, однако же, несмотря на это, 30 июля 1995 года было подписано соглашение, предусматривавшее не только развод федеральных войск и НВФ на четыре километра, обмен пленными, обмен картами минных полей, но также и вывод федеральных войск из Чечни. Здесь предполагалось оставить лишь бригаду внутренних войск и бригаду Вооруженных Сил. В соглашении был также пункт о разоружении НВФ, но его невыполнимость была более чем очевидна.

6 октября 1995 года состоялось покушение на генерала Анатолия Романова, и переговоры были прекращены, так и не дав никакого положительного результата. Не привели к стабилизации и выборы нового главы республики (17 декабря 1995 года), которым стал бывший председатель Верховного Совета ЧИР Доку Завгаев. Сторонники Дудаева выборы не признали; а поскольку Завгаев являлся достаточно сильной политической фигурой, которая могла бы, в случае четко выраженной линии поведения России, ее курса на реальное решение проблемы, а не на его имитацию, действительно обрушить всю стратегию чеченского мятежа и ослабить позиции Дудаева, требовалось резкое обострение ситуации, требовался новый Буденновск.

Им стал дагестанский город Кизляр, где в начале января 1996 года боевики Радуева захватили родильный дом и больницу. Как и в Буденновске, эта акция преследовала крупномасштабные цели, часть из которых обозначилась незамедлительно.

Колонна чеченских боевиков Салмана Радуева около 7 часов утра 10 января выехала из Кизляра в направлении чеченской границы. С собой они увозили заложников, в числе которых - и вот это было новое качество по сравнению с Буденновском - в качестве добровольцев находились и представители местных властей Кизляра. Тем самым населению национальной республики, отреагировавшему на акцию радуевцев на порядок острее, нежели русские отреагировали на Буденновск, Москвой было открыто продемонстрировано, что она не несет никакой ответственности за безопасность и само существование легитимной и лояльной к федеральному центру власти Дагестана. И, думается, не будет преувеличением сказать, что августа 1999 года не было бы, не будь кизлярского января 1996 года.

Поспешившие в Кизляр спецподразделения опоздали (повторение ситуации 11 декабря 1994 года?), вынуждены были на "Икарусах" догонять террористов и, по сути, превратились в их эскорт. В качестве такового они и присутствовали при новой акции террористов: взятии ими в заложники сотрудников Новосибирской патрульно-постовой службы, дежуривших на блокпосту у с. Первомайское. Причем взяты они были без всякого сопротивления с их стороны, что само по себе было неслыханно и вызвало впоследствии немало саркастических комментариев со стороны спецназовцев (см., в частности, "Солдат удачи", № 5(56), 1999 год). Однако ведь и последние сами просто присутствовали при этой позорной акции: так же, как у милиционеров, у них была сбита нормальная реакция и связаны руки.

Ответственность за это полностью несет руководство России, принявшее стратегию отступления перед терроризмом. Блокпосты получили команду беспрепятственно пропускать радуевцев, огня не открывать и террористов не провоцировать. Разумеется, такую же команду получил и блокпост у Первомайского; все дальнейшее логично вытекало из этой исходной команды, позволив Радуеву реализовать объявленную им цель - "показать духовное бессилие российской армии". Несомненным "шагом вперед" по сравнению с Буденновском был и выход населения приграничных чеченских сел на защиту Радуева с оружием в руках: Басаева еще только приветствовали.

Затем последовало почти трехсуточное "топтание" федеральных частей у Первомайского, где банда Радуева усилилась до 350 человек - по некоторым данным, за счет еще на пути в Кизляр оставленной в селе части банды. Ее задачей было подготовить село к обороне; естественно задаться вопросом, откуда Радуеву было известно, что такая оборона понадобится. Относительно ее качества свидетельства участников операции расходятся. Одни говорят о Первомайском как о "хорошо оборудованном в инженерном отношении опорном пункте", где были прекрасно налаженная система огневых точек и укрепленные подземные ходы сообщения. Другие называют село "обычным кавказским кишлаком", в основной своей части состоящим из саманных строений. "Конечно, боевики прорыли окопы и ходы сообщения, но все равно это был не более чем населенный пункт, в кратчайшие сроки подготовленный к обороне".

Но как бы ни оценивался уровень этой обороны, бесспорно, что боевики получили необходимый для подготовки к ней срок, и это столь же непонятно, как и "преследование" террористов на "Икарусах" - словно у армии и МВД совсем не осталось вертолетов. Предположение, что трехдневное стояние федеральных сил у Первомайского было следствием тщательной подготовки операции, вряд ли приемлемо. По общей оценке, она была подготовлена из рук вон плохо и отличалась той же рассогласованностью действий различных родов войск, которая вообще была бичом федеральных сил на протяжении всей чеченской кампании.

Лишь около 15.00 18 января спецподразделения, при поддержке "Града" и гаубиц, овладели Первомайским, но к этому времени основные силы боевиков давно прорвались из села. И этот их "чудесный" отход является самой главной загадкой всей операции, как, впрочем, и обеих войн: точно так же Басаев уйдет из Дагестана, а Гелаев - из дотла разрушенного Комсомольского.

Впрочем, о готовящемся рейде Радуева чеченская оппозиция передала предупреждение в Дагестан, а российской разведке были сообщены даже номера КАМАЗов, на которых боевики должны были миновать блокпосты. И тем не менее, они и тогда беспрепятственно прошли по будто специально расчищенному для них коридору.

Одновременно c событиями военными развивались события политические: неудачная - а еще более того поданная как неудачная, цинично осмеянная СМИ, - операция под Первомайским привела к ослаблению так называемой "партии войны" и усилению "партии мира", которую уместнее было бы называть партией измены. При этом - поразительная согласованность! - она, эта партия, выдвигала те же самые требования и в те же самые сроки, что и "единственная сверхдержава". Так, после событий в Первомайском представитель Белого дома Майкл Маккери впервые во всеуслышание заявил, что решение чеченской проблемы может быть найдено только на переговорах под эгидой ОБСЕ. И этого же - "предоставить широкие полномочия миссии ОБСЕ" потребовала Е. Боннэр в телеграмме, посланной ею Б. Ельцину из больницы.

Такие совместные усилия по интернационализации конфликта и установлению своего рода "опеки" над РФ разворачивались на фоне новых кровопролитных боев в Грозном, часть которого захватили сосредоточившиеся и укрепившиеся в городе группы боевиков. Военнослужащим внутренних войск и милиции в ходе боев 6-9 марта 1996 года пришлось, по сути, вновь отвоевывать чеченскую столицу. И в марте же при президенте РФ была создана рабочая группа по завершению боевых действий и урегулированию ситуации в Чечне (под председательством Э. Паина, члена Президентского совета и политического советника Б. Ельцина), возобновились переговоры в Грозном.

В начале апреля президентом была утверждена представленная рабочей группой программа мирного урегулирования в Чечне и сформирована государственная комиссия по реализации этой программы во главе с В. Черномырдиным. Уже в середине апреля начался вывод части федеральных войск к административным границам Чечни. А в третьей декаде того же месяца произошли два знаменательных события - внешне противоположных друг другу, по сути же представлявших собой элементы единой стратегии Кремля, в преддверии надвигавшихся президентских выборов целенаправленно и напролом шедшего на сдачу армии.

Случайность ли, что тотчас по возобновлении "миротворческой" деятельности В. Черномырдина произошел расстрел боевиками армейской колонны у села Ярышмарды? Погибли около 40 человек, обстоятельства же того, что случилось тогда, 26 апреля 1996 года, у Ярышмарды, необычайно зловещи.

"Судя по тому, какие машины погибли, - рассказывает очевидец, - у духов была четкая информация, что где находится... Мы интересовались, почему помощь пришла так поздно: если бы они пришли на час-полтора пораньше, то в голове колонны кто-нибудь да уцелел бы, а так там до последнего только один БРДМ сопротивлялся, в котором почти всех поубивали.

Как рассказывали потом парни из 324 полка, они доложили, что в ущелье мочат нашу колонну и неплохо бы рвануть на помощь, им ответили, чтобы не дергались, стояли, где стоят. Помощь пришла к нам спустя два с половиной часа, когда уже все было кончено".

Во второй чеченской войне ситуации "Ярышмарды" начнут повторяться с угрожающей регулярностью, так что общественное мнение, не подстегиваемое изменившими свою линию поведения СМИ, перестанет реагировать на них. Но тогда, весной 1996 года, трагическая судьба сожженной колонны была вовсю использована в избирательной кампании Ельцина, которая теперь строилась на ударной теме прекращения непопулярной войны в Чечне. При этом работать приходилось одновременно и на внутреннего, и на внешнего заказчика - то есть на российский электорат и на те уровни международного истеблишмента, которые могли либо поддержать кандидатуру Ельцина, либо отказать ему в этой поддержке.

* * *

Задача была непростой - в особенности в том, что касалось электората: как бы ни было пропитано общественное мнение антиармейской пропагандой СМИ, вряд ли представлялось возможным предложить ему откровенную капитуляцию. С чеченской стороны требовалась символически-значимая жертва, которая позволила бы имитировать "победу". Таковой в ночь с 21 на 22 апреля и стал генерал Дудаев. Он погиб в результате ракетного удара в районе села Гехи-Чу, мотивы же и обстоятельства его гибели до сих пор остаются неясными. Однако многое говорит за то, что он перестал быть нужным и Москве, и раскручивавшим его зарубежным центрам. Если же просочившаяся в прессу информация о каких-то контактах Д. Дудаев с главным соперником Ельцина Г. Зюгановым хоть в какой-то мере соответствует истине, то, разумеется, таких контактов уже самих по себе было достаточно для принятия Кремлем радикального решения.

Главой республики стал "предуготовлявший независимость" З. Яндарбиев, вслед за чем переговоры активизировались. Уже 27 мая, чуть больше месяца спустя гибели Дудаева, в Москву для подписания мирного соглашения прибыла полномочная чеченская делегация во главе с З. Яндарбиевым. А на следующий день Ельцин в сопровождении многочисленной свиты совершил однодневную предвыборную поездку в Грозный, в ходе которой заявил о победе федеральных войск и на броне БТРа подписал указ о прекращении боевых действий. Одновременно им же было объявлено, что вооруженные силы сепаратистов ликвидированы и остались лишь отдельные банды. Это в условиях, когда Главное управление штаба, расположенное в Старопромысловском районе Грозного, еще в мае каждую ночь обстреливалось боевиками.

Тогда же, в мае, и там же, на Старопромысловском шоссе, на фугасе подорвался БТР 101-й бригады ВВ. При взрыве погибли 6 человек. А от группы захваченных в плен боевиков удалось узнать, что им был дан приказ до 10 июня вывезти из Грозного семьи и родственников боевиков, воюющих в горах. Все это никак не указывало на готовность боевиков соблюдать перемирие, а тем более признать себя побежденной стороной.

И уже после блиц-визита Ельцина в Грозный, в начале июня, боевики, с целью срыва сессии Верховного Совета Чечни, установили на центральной площади Шали ЗУ-23-2, подтянули крупные силы, заняли огневые позиции в прилегающих к площади домах и провели антироссийский митинг с участием местных жителей.

Российское командование подняло с аэродрома в Ханкале для разведполета несколько вертолетов, их обстреляли. А ведь соглашение о прекращении огня с 1 июня 1996 года было подписано с чеченской делегацией тотчас по возвращении Ельцина в Москву.

Президентские выборы в РФ, на которых победил Б.Н. Ельцин, отнюдь не создали условий для выполнения этого соглашения. Напротив, окончательному его срыву способствовало обострение внутриполитической ситуации в Чечне, вызванное назначением на тот же день, 16 июня 1996 года, выборов Народного собрания Чечни. Руководство НВФ выступило против этих выборов, угрожая в случае их проведения аннулированием майского соглашения. Москва не уступила, и это дало повод ряду авторов весь дальнейший ход событий, включая падение Грозного 6 августа того же года, отнести исключительно на счет этой неуступчивости федерального Центра. Однако это только внешняя сторона процесса, мало связанная с его скрытой сутью. Суть же такова, что позволяет говорить о наличии за фасадом видимого конфликта реального сговора Центра с руководством боевиков. И, стало быть, ответственность его за все, совершившееся в августе, действительно огромна, однако вовсе не в том смысле, в каком говорят о ней поверхностные или недобросовестные наблюдатели и исследователи.

Так, по меньшей мере удивление вызывает объяснение августовских событий, даваемое Харперской энциклопедией военной истории (Р. Эрнест Дюпюи и Тревор Н. Дюпюи, "Всемирная история войн", 1998 год). По мнению авторов, всему причиной исключительно "беспечность федеральных войск", воспользовавшись которой боевики и совершили нападение на Грозный.

Между тем, по свидетельству участников событий, "информация о том, что боевики планируют проведение акции в городе именно 6 августа, начала поступать из разных источников за две недели до штурма (курсив мой - К.М.). Эта информация была включена в сводку и соответствующим образом зарегистрирована". Об этих сигналах было оперативно доложено в штаб группировки, о них знало правительство России, знало и руководство ФСБ. Были оперативные данные правоохранительных органов и спецслужб, были известны некоторые явочные квартиры боевиков, места тайной закладки оружия и приблизительное время и направление предполагаемого удара боевиков. "Однако в Грозном и его окрестностях, - комментирует обозреватель "Солдата удачи", - продолжали сниматься российские блокпосты, так как сепаратисты обвинили российское руководство в том, что правительство Завгаева держится на российских штыках".

А вот свидетельство другого участника событий. "В конце лета 1996 года в Чечне происходили вещи, чересчур странные даже для этой войны. В июле большая часть войск была выведена из Грозного в Ханкалу и аэропорт "Северный". В городе остались только комендатуры и блокпосты. В комендатурах было по тридцать человек бойцов, на блоках и того меньше. По общей оценке специалистов, это было бы слишком мало даже и для мирного города..."