Ротмистр авиации

17.

Выйдя в три, около получаса он простоял среди колонн у выхода. Ставрова, как всегда, вышла в половине четвертого. Гости уже разъехались, у тротуара, как обычно, скучал одинокий экипаж. Увидела Губарева, нервно кивнула, взяла под руку. Подошла с ним к пролетке, он помог ей сесть, опустился рядом. Ставрова подняла глаза.

— Вы заставляете очень долго ждать.

Возможно, это игра, но нарочно посмотреть так, как она сейчас смотрит, нельзя. В глазах горечь, настоящая горечь.

— Как раз сегодня я хотел с вами поговорить. И поговорить серьезно.

— Разве со мной можно говорить серьезно?

Оставил вопрос без ответа, покачал головой.

— Наверно, мы куда-то поедем? К вам или ко мне?

— Давайте ко мне, если хотите.

— Извозчик, будь любезен, Ростанная, двадцать семь.

— Слушаюсь, барин… Н-но, пошла!

Кобыла легко взяла пролетку, зацокала по брусчатке.

— Откуда вы знаете мой адрес? — серые глаза смотрят настороженно.

— Мне уже приходилось вас подвозить. Когда мы вместе удирали от Десницкого.

Цоканье копыт, вздрагивание пролетки… Улыбнулась растерянно.

— От Десницкого? Не понимаю.

— Пролетка, лихой кучер, его звали Саша. Неужели не помните?

Смотрит в упор, ничего не понимая. Губарев улыбнулся:

— Без бороды человек всегда выглядит по-другому, так ведь? Неужели вы не помните голос? У вас ведь хороший слух?

— Значит, сейчас вы тоже не тот, за кого себя выдаете?

— Тоже.

— Как я понимаю, это и есть серьезный разговор?

— Это и есть… В одном я вас не обманул.

— В чем?

— Я действительно Саша. И тогда был Саша, и сейчас Саша, и всегда буду Саша. Единственное, что я хотел бы получить — надежду, что вы мне когда-нибудь поможете.

— Не понимаю.

— Просто мне действительно может очень понадобиться ваша помощь.

Они свернули на Ростанную. Отвернулась, спросила тихо:

— Это все, что вы хотели мне сказать?

— Не все. Еще одно: я не могу без вас.

Нагнулась, он почувствовал щекой ее волосы, плечом — легкий подбородок. Показалось: они вдвоем медленно плывут сейчас в блеклое петербургское утро, будут плыть бесконечно, остальное не важно.

К себе на Большую Дворянскую он вернулся к семи. Кое-как снял одежду, упал на кровать — и тут же заснул, впервые за долгое время почувствовав себя счастливым.

Выспаться не пришлось. Около восьми задребезжал телефон, он снял трубку:

— Да, слушаю.

— Квартира господина Остермана?

— Да, квартира Остермана.

— Будьте любезны, сегодня в двенадцать вас ждут в банке.

— Хорошо, приду.

Условная фраза: к двенадцати Курново ждет его на конспиративной квартире.