Знакомство с Киёмурой стоило Губареву пятидесяти рублей — он проиграл контровую Танаке. Но зато — получил приглашение разделить ужин с японцами.
За столом Танака представил его Киёмуре Юдзуру. Юдзуру-сан выглядел простолюдином: широкое плоское лицо, закругленный нос, оттопыренные уши. Но, так же как и у Танаки, его манеры были безупречны, он бегло говорил по-русски и по-французски, почти не спотыкаясь на звуке «л», лишь чуть усиливая его. Весь вечер шла беседа на европейский манер, обо всем и ни о чем, с шутками, забавными историями и замечаниями в адрес женщин. В конце застолья, перед тем, как проститься, Танака поднял бокал:
— Князь, спасибо, вечер был замечательный! И все-таки вы страшный человек!
— Вы имеете в виду…
— Я имею в виду тот оборотный в угол в самом начале партии, помните?
— А ваш прямой в конце?
— А первая партия? Кого обыграть? Меня! Меня, Танаку Хироси!
— Боюсь, барон, вы мне просто поддались. Было? Из традиционной японской вежливости.
— Давайте выпьем за вашу русскую вежливость! Прозит!
Губарев поднялся вслед за Киёмурой.
— Прозит! — Он так и не понял, узнал ли его Юдзуру-сан. Надежда на то, что не узнал, была — на Гатчинском аэродроме они почти не встречались.