Роза из клана Коршунов

Даже сквозь прикрытые веки Каринаррия ощутила появление света впереди и значительно спокойнее доползла оставшихся пять ступеней, давая глазам привыкнуть к освещению. Сначала девушка склонила голову и лишь потом открыла глаза, она наивно предполагала, что свет исходит из каких-либо магических светильников, но была почти в тот же момент ослеплена. Светился сам пол. А точнее тонкие змейки-плитки в нём, они рассеивали терракотовый, немного грязный и непривычный свет на метра полтора ввысь и там растворялись мало примечательной красно-коричневой дымкой. От этого узкая платформа, стены и приютившийся на краю пропасти невысокий домик казались густо измазанными кровью. "Венозная", - отметила Каринка, разглядывая свою изрядно покрасневшую руку, и непочтительно хмыкнула. Девушка поднялась на ноги, помассировала затёкшую поясницу, поправила причёску и лишь потом удосужила себя осмотром цели всего этого несуразного путешествия. Хотелось оттянуть эту радость подальше, но других занятий сходу не придумалось. Сказочный, по воспоминаниям из сна, домик оказался куда менее манящим и вычурным. На месте славной уютной беседки, полупрозрачной, лёгкой и ажурной жёстко вросло в стену не слишком большое однотонное сооружение, больше напоминающее ящик с оторванной доской, притом ящик старый, угрюмый и неказистый. В красном же освещении эта конструкция приобретала в придачу неприятное сходство с Императорскими темницами, точнее с одной из их пыточных ям, в которой по рассазам дознавателя к потолку крепились руки преступников, а потом все дружно ждали сезонного подъёма Волчанки. Девушка передёрнулась от воспоминаний о собственном заточении, но уверенно подошла к чёрному и малопривлекательному проёму, уходящему куда-то в непроглядную тьму и не имевшему, казалось, верхних перекладин. Создавалось полное впечатление, что двери как таковой здесь и не существовало, а были лишь две не до конца соединяющиеся плиты. Впрочем, сомневаться в использовании этого проёма не приходилось, поскольку для особо непонятливых внизу из битых черепков шла надпись древними рунами.

- Врата, - с трудом разобрала странное переплетение знакомых и одновременно таких чужих знаков Каринаррия, - лаконично. Сама ни за что бы не догадалась.

- Врата, - заскрипел сзади до боли знакомый голос. Впервые в своей жизни Каринка услышала его извне, а не изнутри собственной головы, и была неприятно поражена его неестественностью, глухотой старого осипшего эха и манерой едва уловимо двоиться. - Время...

Каринка обернулась, скорее инстинктивно, нежели из желания зафиксировать воочию своего давнего мучителя. Голос сам по себе, без назойливого присутствия в её сознании и попыток умерщвления её близких, девушку мало интересовал и не казался чем-то особо опасным, скорее неприятным. Так бывают неприятны люди, чьё присутствие не является необходимым, а отсутствие способно вызвать подозрения и обвинения в убийстве. Но сзади не было даже Рэгметты (знакомой девицы, что обучалась вместе с Каринкой и являла собой образец вездесущего фактора раздражения для хорошо воспитанной дамы). Там, в переплетении светотени, не было ничего, отдалённо напоминающего источник звука. Девушка пожала плечами и спокойно направилась в темноту странного помещения.

-Дур-ра, - раздалось сзади злобное двоящееся шипение, бестелесного голоса, - нас впусти!

- Ну, заходите, - Каринка не была расположена к упрямству в условиях приближенных к концу света, тем более, как она полагала, хуже от пропуска голоса через эти врата уже не станет.

Хуже не стало - стало светлее. Узкое, давящее и неприятное по всем показателям помещение окрасилось в песочные тона, когда в него следом за девушкой втянулись две одинаковые, как зеркальные отражения тени. Они выглядели обычными тенями обычного человека, если бы только при всей своей схожести с очертаниями Каринкиной фигуры не были бы такими подвижными, а в конуре находился хоть малейший, улавливаемый взглядом источник света. Тени расходились в противоположные стороны и неприятно дрожали, словно бились в лихорадке. "У-у-у, - разочарованно подумала девушка, рассматривая зыбкие фигуры, тянувшиеся от её ног на стены, - всё-таки голос был моим индивидуальным сумасшествием, а я на вселенские силы думала. Обидно как-то разговаривать с собой, как с всеобщим Злом, и отвечать, как блюстителю Добра". Увлечённая пляской странных порождений больного ума, а в собственной болезни после таких обнаружений, сомневаться не приходилось, Каринаррия не сразу обратила внимание на небольшую деревянную кафедру в углу помещения. Мебель почти не отличалась по цвету от стен и "вела себя" столь незаметно, что просто казалась выростом пола, словно все усилия её создателей были направлены на то, чтобы полностью стереть из сознания всякого входящего сюда интерес к этому незначительному и весьма убогому агрегату. В случае с Каринкой это не подействовало, потому что больше ничего в помещении не было, а девушка не полагала, что голос Тварителя или её безумия удовлетворится только проходом через Врата. Сама девушка полагала проход лишь этапом для более необходимых поступков и действий. Пол под ногами раскачивался, словно залитый из тугого песочного желе, стоило Каринке приподнять ногу, и мгновенно застывал, если его касались обе ступни. Не желая строить из себя уличного жонглёра, девушка пошаркала в нужном направлении. Тени недовольно заурчали, словно надеялись оторваться от ног своей хозяйки при первом же неудачном движении. Свет двигался следом за юной Корсач, не создавая неудобств и одновременно, наводя на тщеславные мысли о собственной лучезарности.

Вблизи кафедра представляла собой зрелище ещё более жалкое. Конструкция была сбита немного небрежно, в некоторых местах краска уступила место мху, а высота разительно отличалась от общепринятых канонов. На предмете тяжёлого учительского быта лежал тонкий лист пергамента и медленно тлел самым настоящим пламенем, немного ленивым, но вполне естественным. Тени трясшиеся но полу в неком хаотичном приступе, вдруг проявили удивительную синхронность и опрометью бросились к листу, пытаясь жгутами рук коснуться его.

- Время, мало,... мало времени, - скрипели мерзким голосом тени (для сохранности психики Каринка договорилась с совестью, считать голос принадлежащим теням). - Всё гибнет, разрушения. Мы идём. Идём. Мы близко! Всё рухнет, всё подернется прахом. Мы близко, мы так близко. Время...

Каринаррия решительно не могла долго выносить этого голоса вне собственной головы, ощущая нехватку привычной власти над ним, и, очень непочтительно послюнявив палец, прижгла наглый уголёк, вызывавший столько волнений. Ладонь обдало жаром, но почти тут же отпустило. Тени зашлись в истошном визге от её поведения и, увеличившись в размерах, едва ни бросились душить наглую попрательницу обветшалых кусков кожи, но не могли к ней притронуться подобно злополучному листку.

- Книга! Глупая девчонка! Как ты смеешь так обходиться?! Наглый, глупый человек! Что за ужасные выходки?

Привыкшая игнорировать постоянное вмешательство в свою голову, Каринка не обратила внимания на нескончаемый поток угроз и осторожно подняла кусок пергамента, предварительно отряхнув его от лохматых хлопьев пепла. Чем-то исключительно желаемый для шипящих теней, он был слегка тёплым и неприятно мягким, как кусок живой ещё недавно бегавшей кожи.

- Ты коснулась Книги, - почти в унисон завопили тени с долей ярости и странного облегчения. - Ты посмела её коснуться! Это...

- Книги? - Каринаррия без зазрения совести перебила распалившихся обладателей голоса, поскольку перебивать саму себя нормы хорошего тона никак не запрещали. - Та самая книга о "Точке"? Я полагала, она выглядит как-то иначе. Прошу прощения, получается, что я - Читающий?

На её изумление отозвались ехидным хохотом:

- Жалкое человеческое отродье! Только мы - Читающий! Только мы можем Читать Книгу Когда приходит срок!

- Давайте, уважаемая шизофрения, не будем оскорблять друг друга раньше времени, - девушке очень хотелось ругаться последними гроллинскими выражениями, она раньше до последнего надеялась, что в конце пути её ожидает нечто большее, чем очередная нотация постороннего голоса с гипертрофированным эго. - Я ужасно устала от всего происходящего и могу реагировать неадекватно. Например, прямо сейчас уйти и сброситься вниз, не думая о том, зачем вам так понадобилось мое присутствие возле этой Книги.

Тени недовольно заурчали, неразборчиво давясь ругательствами, но приобрели свой изначальный размер и оставили попытки запугивания посредством красноречивых плясок на стенах. Они даже не предполагали, что после общения с сумеречниками это уже совсем не шокирует, а любящую причудливые узоры девушку даже забавляет.

- Так зачем я здесь? Вы же всё время именно этого добивались.

- Мы не добиваемся. Мы - Читающие. Только мы касаемся Книги мира. Книга пребывает в утробе за Вратами, пока не подходит к концу. Когда в ней появляется точка, мы теряем возможность пересечь врата. Мы больше не можем читать.

- Хм, - девушка встряхнула головой и постаралась настроиться на привычную рациональность, хотя заявленная масштабность творящихся событий смутила даже её, привыкшую к легендарным свершениям. - Поправьте меня, если я ошибаюсь. Буду судить по собственным наблюдениям, поэтому за термины не поручусь. Читающие представляют собой э-э-э экстраординарную силу, не имеющую ничего общего с людьми, и занимаются чтением Книги, чья сохранность имеет определённые метафизические коннотации с окружающим пространством. А сам процесс прочтения, скорее всего, представляется, чем-то вроде диалогического акта творения в исполнении двух различных одинаковых начал, что обеспечивают набор естественной вариативности конечного результата. Из-за объёмов текста чтение представляло собой весьма динамичный процесс, возможно за счёт несвязности предложений или отсутствия причинно-следственных связей между отрывками, что обеспечивало нарастание движения. И в момент соприкосновения с точкой послужило толчком к отшвыриванию, извините на фамильярность, этого волчка за пределы хранения ценной реликвии. После чего процесс осуществления вышел из-под вашего контроля. Но сомнительно, что вы заставили меня сюда явиться, для того чтобы рассказать вам мои домыслы.

Голос молчал, определить, кто из теней был его источником представлялось задачей непосильной. Без лишнего движения тени вообще не выдавали своего нечеловеческого происхождения и тем более не собирались выдавать, кем из представителей двух начал являлись.

- Хорошо, - спокойно выдохнула привыкшая к капризам окружающих девушка. - Я упущу моменты, связанные с непредусмотрительностью создателя Книги относительно её объёмов и утечкой информации в виде песни Чибиса, и просто разорву остатки вашего чтива, если Вы будете продолжать в своём тоне!

Вскрик отразился от стенок странной коробки и вырвался наружу, разносясь настоящим воплем в пространстве. Девушка инстинктивно присела закрывая голову драгоценным пергаментом. Не шелохнувшиеся тени только подёрнулись рябью:

- Мой Охотник...

Дальше следовало неразборчивое бормотание. Под угрозой уничтожения книги обладатели скрипучего голоса стали поразительно вежливыми со своей юной гостьей, только что не предлагали ночлега.

- Зачем он вам вообще понадобился? - Каринка справлялась со своими эмоциями на порядок выше необыкновенных Читающих, нервных от хамского обращения с Книгой.

- Я не могли ждать. Я отправили слуг на поиски и облегчение Книги. Я спасали Книгу от ненужных наслоений. Мой Охотник искал Мастера.

Разделение в рядах теней было странным и неприятным. Девушка подавила желание пнуть обнаружившегося Тварителя с его своеобразными представлениями о спасении мира путём уничтожения ряда представителей рода людского и обращения в рабство оставшихся. Насколько она успела насмотреться на ведунов, толика смысла в таких мерах всё же имелась.

- Почему вы решили, что Мастер существует? - склонила голову Каринка, она понимала за кого её приняли и уже пыталась придумать, как можно починить несчастные ошмётки во избежание катастрофы уровня мироздания.

- Мастер - исток и устье всего, - голос стал слащаво заискивающим и снова задвоился. - Мастер и есть точка. С его рождением рождается конец.

Слабая надежда, что где-то в этот момент в потугах корчится рожающая женщина, производя Читающим долгожданного Мастера, неожиданно промелькнула в сознании и быстро угасла. Конец наступил, когда Читающих вышвырнуло из хранилища, тогда же начались разрушение и общее безумие, поэтому не имело смысла уповать на удачу. Старик из видения был прав: она виной происходящему кошмару и только она. Каринаррия почувствовала странное облегчение от осознания этого.

- Давайте сразу проясним роль Мастера во всей этой кутерьме...

- Мастер творит Книгу, Книгу нам на грядущее мира и...

- Я не закончила, - голос её стал властным и подчёркнуто холодным от чего тени вытянулись двумя полосками и замерли. - Творение это весьма запутанный процесс. И, поскольку Читающих всё-таки двое, существует возможность передачи предпочтения кому-то конкретному. Полагаю, если бы я отдала предпочтение кому-то конкретному из вас, или меня доставил бы сюда Охотник, выбора у меня не осталось бы. Я бы Читала? - Каринке снова вспомнился мужчина с макетом и металлическим подобием животного, теперь до неё стала постепенно доходить роль её предшественника, подчинившегося таки одному из Читающих. - Занятно. Чем же объясняется факт, что с появлением точки мир не рассыпался? Здесь даже написано " она касается Книги". Мне продолжить?

- НЕТ! - завизжал голос, переходя на ультразвук, в стене образовалась трещина длиной в человеческий рост. - Нельзя этого делать самостоятельно!

Читать было действительно тяжело: значки рун разбегались по оставшемуся куску со скоростью муравьёв, перелезая даже на обратную сторону. Схватить цельную фразу можно было, лишь мельком и искоса глянув на притихшие руны, пока те не почувствовали внимания. Чем-то её открытие в возможности понимания Книги очень не понравилось Читающим.

- Книга не просто созданное, - уже более спокойным тоном продолжил скрипеть голос, не желая гневить новоявленного Мастера. - В ней всё и ничего. Только мы можем Читать её. В ней нет места для конкретных судеб, они изменчивы, безлики и бессмысленны. И только судьба Мастера записывается в ней прямо, чтобы гарантировать его приход. Мы не можем Читать эту судьбу, хоть можем прочесть её. Только сам Мастер единожды может исправить слово своей судьбы вложенное в Книгу...

- А ты свой шанс упустила, мерзкая девчонка, когда не прибила моего ведуна, - ехидно выбился из общего хора Читающий, названный Тварителем, и тут же за тих, сам удивлённый неожиданным порывом.

Тени замолкли и потянулись друг к другу с не самыми лестными намереньями. В этом абсурде было нечто определённо забавное, только Каринаррия не заинтересовалась банальной дракой Читающих и лишь мысленно отметила, что дважды всё портит из-за сумасшедших порывов к спасению никчемного по сути Владомира. Перед ней было куда более ценное приобретение, не сравнимое даже со спасением близких людей. Этого не было ни у одного из других Мастеров, что нескончаемой вереницей создавали Книги мира, порождая эсхатологическую круговерть. У неё был Выбор.

- Ша! - наследница рода Корсач прикрикнула на великих Читающих, как на сцепившихся дворовых котов. - Я помогу вам, но при одном условии...

Тени замерли в изогнутых разводах речных волн и с долей неприкрытого благоговения и такой же ненависти смотрели на грязную, хрупкую и удивительно умиротворённую девушку.

-... Он должен выжить.

- Невозможно, - заскулил двоящийся голос. - После того, что ты наговорила, он не откажется от тебя, не отдаст. Мастер милостив, он распорядился так, что ты должна стать Императрицей. Этого не исправить. Невозможно...

Девушка презрительно хмыкнула, поражаясь отсутствию фантазии у сильнейших мирозданья:

- Так сделайте другого Императором!

Эпилог

В свежем, немного прохладном утреннем ветерке, вызолоченные восходящими лучами солнца занавеси казались танцующим облаком, громоздким, рыхлым и одновременно удивительно чутким. Немногие полоски света, пробившиеся сквозь их плен, уже окрасили завитки широкого карниза и норовили сползти к краю старомодного гобелена, чтобы вдоволь насытиться игрой с золотыми и серебряными нитями. Основной их задачей было не услада глаз, а маскировка огромного прокопченного буроватого пятна. Во время переворота реакционной аристократии было не до чистоты, а новые хозяева в первые месяцы восстановления спокойствия не стали тратить время на его выведение. Теперь же уродливый след гражданской войны упрямо не поддавался ни одному чистящему веществу. Из окна доносился шелест деревьев и запах цветущей черёмухи, в них проступали уже первые нотки послеобеденной первой в этом сезоне грозы. Каринаррия из рода коршуна глубоко вдохнула сладкий аромат и позволила себе расслабленно откинуться в любимом кресле, походящем на небольшой диванчик, абсурдно придвинутый к круглому чайному столику. Она любила встречать рассвет в своём уютном эркере с корзинкой вчерашних печений и тёплым травяным настоем, но вчера вечером придворный колдун решил продемонстрировать аристократическому собранию новый артефакт передвигающий предметы. Застекление поменять ещё не успели: у Владомира и его не более адекватных учеников понятие вечера растягивалось до глубокой ночи. К бесконечному списку личных врагов господина Айиашта, что давали Службе Безопасности прекрасный тренинг и огромный список из вариантов покушений, добавился молодой граф, едва не лишившийся руки в ходе подобных испытаний. Изящная женщина, с глубокими чёрными глазами, не боялась серьёзно заболеть, но всё же не рисковала сидеть на сквозняке. Ей приходилось довольствоваться высоким окном и видом на спальню. В поблекшем полумраке мраморные разводы пола всегда восхищали её и позволяли отвлечься от излишне серьёзных мыслей, в них был прекрасный повод для воображения.

Каринаррия отложила до следующего рассвета огненные дожди из маленьких крылатых существ с одним глазом и гнутыми рожками. Она всегда предпочитала заниматься работой на рассвете, когда большая часть обитателей дворца мирно спала и не докучала своим назойливым вниманием и более назойливым желанием внимания с её стороны. Книгой она занималась не спеша, растягивала удовольствие в возможности создавать яркие образы и картинки. Она не утруждала себя фиксацией, позволяя книге медленно ткаться в её мыслях из пёстрых аляповатых пятен. Как эти пятна собирать в удобоваримую мозаику мира становилось проблемой Читающих, ей же хотелось просто творить как можно больше, оттягивая неминуемую точку. При этом занятии было замечательно пить что-нибудь тёплое и смотреть на текущие по небу облака. Но занятие это требовало тонкого ощущения момента, и кресло под окном совершенно не подходило Мастеру. Женщина отбросила за спину тяжёлую прядь пёстрых волос и прикрепила не удобную, но обязательную диадему, на случай ранних слуг или происшествий.

Стоило отправиться в гардеробную и подобрать наряд к завтраку, только перейти спальню по диагонали занимало несколько минут и в чудесной утренней неге, делать лишних движений совершенно не хотелось. Практика показывала, что после звука движения дверных створок по внутренней почте обязательно прибудет стопка докладов дотошного и незаменимого в разборе придворных конфликтов Нлуя с графиком работы и списком неотложных дел. Нестареющий советник предпочитал отдыхать после полудня, чтобы за ночь бурной деятельности раскрывать по два-три заговора и заодно делать всё возможное для изматывания Императора ворохом "жизненно важных" решений. Его бодрость и работоспособность вызывали в других советниках профессиональную изжогу, а у Императора периодическую мигрень. Одна надежда, что сегодня из экспедиции прибудет отряд Ероша с новыми вестями с пограничных районов. Этот неугомонный зеленоглазый малец с пугающим шрамом на всё лицо и немного хищными повадками, недавно закончивший курс обучения наравне с вурлоками, уже командовал небольшим отрядом и всё время порывался отправиться на отлов тадо в пустынных территориях после пары дней опеки старого советника. Каринаррия с лёгкой улыбкой вспомнила, как прятала с мужем двоюродного брата от выступления на званном обеде. Нлуй тогда не решился прилюдно ругаться с Императором, чтобы извлечь героя вечера из-под многочисленных юбок молодой правительницы.

За окном раздался звон рассыпающегося садового инвентаря и крики придворного садовника, призывавшего различные кары на голову шелобудного щенка, притащенного Рашем из очередного похода в дикие земли. Женщина обеспокоенно приподнялась с кресла и оглядела кровать. Муж, обычно чуткий до нервозности, на этот раз не отреагировал на внешние раздражители даже обиженным сопением. В отличие от других представителей правящих семейств, он категорически отказывался пользоваться отдельными спальными покоями, поскольку просто не мог засыпать без кошмаров, не видя рядом умиротворённой супруги. В связи с этой вредной, с точки зрения придворного этикета и многочисленных любителей интриг (особенно любительниц), привычкой уже ходили многочисленные забавные истории, которые Владомир, позиционирующий себя свободолюбивым холостяком, начал усердно коллекционировать. Каринаррия облегчённо вздохнула. Ей очень не хотелось лишать своего супруга законных четырёх часов сна, поскольку засыпал Император только под утро и, если бы у него было добрых помощников, спал до полудня. В отличие от своей спутницы, он любил поваляться в пастели подольше.

Подняться с кресла всё-таки пришлось: из разбитого эркера сквозило бесчеловечно. Каринаррия бесшумно проплыла по комнате, присела на край огромной кровати и осторожно поправила одеяло на плече мужа. Тот прилежно улыбнулся в ответ и поглубже зарылся в подушку, не беспокоясь, что снова не сможет без помощи супруги распутать длинные волосы. Спать ему всё равно оставалось недолго: старший сын, нещадно тиранивший весь дворец своими воплями в младенчестве, и теперь не утратил детских привычек и приноровился непременно будить любимого папочку самолично, невообразимым образом обходя незамеченным все посты охранников. Только теперь Лорну было уже шесть и его проявление любви к родителю носило больше разрушительных последствий. Женщина прислушалась к первым робким звукам зарождающегося дня и улыбнулась.

Неожиданно сзади раздался страшный грохот. Каринаррия невозмутимо и по возможности изящно обернулась, попутно поглаживая по щеке подскочившего на шум мужа и заправляя клинок обратно под подушку. Мужчина, доверявший жене и распознававший её присутствие безошибочно, перевернулся на другой бок. В углу, накрывшись оборванной гардиной, сидело нечто грязное лохматое и порядком избитое. Долговязый худой мальчишка с непомерно большими полными тихого ужаса глазами вцепился в опутавшую его ткань и нелепо разевал рот, побаиваясь кричать после демонстрации рефлексов спящего мужчины. Императрица мило улыбнулась и движением кисти заткнула рот своему гостю слегка отсыревшей за ночь булочкой. Паренёк впярил в неё свои странные глаза и послушно принялся жевать, стараясь не показывать, насколько голоден и испуган.

- Здравствуй, Сильен, - тихим голосом проворковала женщина, приподнимая оборванца под мышки. - Пойдём-ка отсюда в мой кабинет. Там сможем поговорить спокойно. Я так рада, что ты появился. Наверное, очень устал за ночь?

Каринаррия доброжелательно осматривала свалившееся на её голову избитое и давно не стриженное чудо, попутно предвкушая истинное удовольствие от составления истории для этого ещё совсем неокрепшего, но уже очень осмотрительного вершителя чужих судеб. Сам Мастер, словно заворожённый, шёл за изысканной женщиной с упоительными чёрными глазами к замаскированной двери, искоса поглядывая на внушительную бледнокожую фигуру с втянувшимися костяными шипами и взъерошенными волосами цвета тёплого молока.