Роза пустыни

Глава восьмая

«Его вопросы весьма конкретны», — подумала Роуз.

Однако отвечать на них прямо она не собиралась.

— Интервью, — нашлась она. Раз уж ей не удалось соблазнить его, может, самое время заняться тем, что у нее всегда прекрасно получалось. — Через день-другой вы станете самой горячей новостью, и так как я здесь, в вашем распоряжении, а вы должны быть со мной, пока не приедет Фэйсал, мы оба можем извлечь пользу из этой ситуации.

— Мы оба? По-моему, вы беспокоитесь только о себе. — Взгляд Хассана, прикованный к лицу Роуз, вдруг медленно скользнул вниз и остановился на распахнутом вороте платья. Пыл его глаз был в тысячи раз сильнее полуденного солнца. — Вы всегда показываете стриптиз во время своих интервью?

Роуз сдержалась, хотя ей хотелось бросить ему в лицо что-нибудь вроде «это зависит от того, у кого я беру интервью». Но это было бы неосмотрительно. Она известная журналистка. Роуз «передовая линия» всегда добивалась своих интервью. Сейчас ей нужен этот мужчина.

— Я вынуждена добиваться вашего внимания, — в конце концов, произнесла она.

— Я очень хорошо к вам отношусь, — сказал Хассан.

В уголке его рта нервно пульсировала маленькая жилка. А, может быть, он просто сдерживал улыбку. Но одного она добилась: он был весь внимание. И теперь ей нужно извлечь из этого максимум пользы.

— Тогда приступим к работе.

— Все уже сделано, — остановил ее Хассан.

— Но я могла бы написать об этом по-другому. Я хочу написать о вас, Хассан аль Рашид. Когда Фэйсал станет эмиром, вы сможете стать его правой рукой. Люди будут помнить вас не как незрелого непокорного юношу, поправшего традиции из-за того, что ему отказали в праве наследования трона, а как нежного брата и верного друга эмира.

— Вы намерены в одиночку восстанавливать мою пошатнувшуюся репутацию? — Роуз почувствовала, как Хассан напрягся. Затем он резко отпустил ее руку и, удивленно подняв бровь, спросил: — Каким образом?

— Для этого понадобится время, терпение и ваше содействие. Вы будете мне помогать?

— Кажется, у меня нет выбора. — Наступила долгая мучительная пауза. У Хассана было такое выражение лица, будто он стоял на краю обрыва.

Бриллианты… Желтые бриллианты. Они так подойдут к ее карим глазам, глазам тигрицы. Сорвать с нее одежды, осыпать драгоценными камнями, привязать к себе жемчужными ожерельями, наслаждаться ее любовью на ложе, осыпанном лепестками роз.

Он так отчаянно желал эту женщину, что едва не лишился сознания. Ему казалось, что он ждал ее всю свою жизнь. Сможет ли он забыть ее и вернуться к прежней жизни, или эта любовь затмит для него весь остальной мир?

— Хассан?

Ее голос, неуверенный и взволнованный, вернул его к реальности. Наваждение исчезло. Пора положить этому конец.

— Простите. Я немного задумался. Как вы считаете, фотографии моей свадьбы понадобятся для статьи?

— Вашей свадьбы?

Роуз улыбнулась. Хассан оставался серьезным. Роуз стало ясно, что он не шутит. Хассан видел, как напряглось ее тело, щеки вспыхнули огнем, огромные черные зрачки, казалось, были обрамлены драгоценными топазами, сияющими на солнце. Разве можно устоять перед ней? Ему хотелось кричать: «Я люблю тебя! Я хочу, чтобы ты всегда была со мной!» Это «всегда» и было проблемой.

Роуз неуверенно переспросила:

— У вас будет свадьба?

— Надим права, — небрежно бросил он. — Я должен остаться здесь с Фэйсалом. В конце концов, у мужчины должны быть сыновья. Я попросил сестру подыскать мне подходящую невесту, скромную девушку, которая не будет мне перечить.

Роуз отдернула руку, которую Хассан все еще сжимал, и, туго стянув распахнутое на груди платье, начала нервно теребить пуговицы. Роскошные рыжие волосы полыхали, как пламя. Хассан смотрел на нее. В эту испепеляющую жару она дрожала, как будто ей было холодно.

— Сыновья? — надменно переспросила она. Хассану хотелось заключить ее в свои объятия и не отпускать, сказать ей, как сильно он ее желает, как сильно он нуждается в ней. Он сдержал себя усилием воли.

— А что произойдет, если у вас родится девочка? — Легкая дрожь в голосе выдавала волнение Роуз. — Вы обменяете ее на мальчика, как непонравившуюся вещь в магазине?

— Нет. Какой смысл? Теперь известно, что пол ребенка определяют отцовские хромосомы.

Действительно, какой смысл?

— Я знаю, что пол ребенка определяют отцовские хромосомы. Однако меня удивляет, что это знаете вы. Обычно мужчины винят своих жен в том, что у них нет сыновей. Ну что ж, надеюсь, ваши хромосомы вас не подведут.

Ее насмешки были невыносимы. Если бы он только мог сказать, что отдал бы все на свете, чтобы иметь таких дочерей, как она. Каждую назвали бы в честь цветка, как и мать. Но он не может жить как европейский мужчина конца двадцатого столетия. Он не был европейским мужчиной. Он был во всех смыслах восточным человеком.

— Все в руках Аллаха, Роуз.

— О, да. Я понимаю. Теперь я понимаю, почему вам все равно, на ком вы женитесь.

Слова Роуз задели Хассана за живое, но он ничем не выдал своих чувст.

— Кто сказал, что это не имеет значения? Семейные узы. Земля. Наследство. Все эти вещи имеют очень большое значение.

— Это настоящее средневековье.

— Партридж тоже так считает. Вы с ним родственные души, — сказал Хассан, и в ту же секунду ему стало не по себе при мысли, что какой-то другой мужчина может подходить ей больше него самого. — Он говорит, что я во весь опор скачу в прошлое.

— Тогда почему он работает на вас?

— Он не работает. Вернее сказать, не будет работать, как только привезет Фэйсала домой. Он возражал против вашего похищения.

— Тогда вы правы, Хассан. Мы с ним прекрасно поладим.

Хассану хотелось сказать, что он не хотел похищать ее, что у него просто не было другого выбора.

Но вместо этого он жестом предложил Роуз присесть.

Роуз опустилась на подушки. Она забыла о том, что не застегнула пуговицы. Платье распахнулось у нее на груди.

Возможно, Хассан заслужил эту муку. Желая отвлечься, он взял немного хлеба, сверху положил кусок баранины, таббуле, салат и предложил этот бутерброд Роуз. Он знал, что она возьмет еду, просто потому что не сможет отказаться. Роуз приняла еду из рук Хассана, но даже не прикоснулась к ней.

Хассан взял такую же еду себе. Он не хотел есть. Ему нужно было чем-то занять руки, иначе он боялся завершить то, что начала Роуз.

Кусок хлеба и неизвестная невеста встали между ним и его сокровенными желаниями.

— Расскажите мне о своей семье. — Роуз отложила хлеб. — Ваша мать любила вашего отца?

— Роуз…

— Я знаю, у нее не было выбора. Но она любила его? — Роуз быстро подняла глаза и посмотрела на Хассана. Она поняла, что он не сводит с нее глаз. Он тут же отвернулся и бросил кусок хлеба дежурившим поблизости скворцам.

— Она знала его? — продолжала настаивать Роуз.

— Нет.

— Совсем не знала? Они даже ни разу не говорили друг с другом?

Хассан видел, что Роуз пытается понять, каково быть замужем за человеком, которому ты досталась в награду. Хассан и сам не очень хорошо представлял, каково ему будет, когда он возьмет в жены совершенно незнакомую девушку.

Что подумает она, когда увидит его? Что она будет чувствовать, когда он прикоснется к ней? Раньше он никогда не думал об этом с точки зрения женщины.

— Моя мать как-то сказала мне, что отец был самым красивым мужчиной из тех, что она видела в своей жизни. У него тоже были рыжие волосы… Это для вашей статьи?

Статьи? Она совсем забыла о ней. Она напишет ее, потому что обещала, но эти сведения вряд ли понадобятся для статьи о человеке, который должен был стать эмиром. Ей просто интересно было это знать. Она хотела знать о нем все.

— Это так, к сведению, — сказала она. — Редакторы выискивают такие детали, читатели обожают их.

— Еще бы.

— Нет… Нет, ни в этом смысле. — Хассан продолжал бросать хлебные крошки птицам. — Людям нравится читать о жизни, не похожей на их собственную. — А жизнь родителей Хассана действительно была исключительной.

— Разве во время интервью вы не пользуетесь диктофоном? Да у вас и блокнота нет?

— Обычно я пользуюсь и тем и другим, но моя сумка осталась в машине. Ваше приглашение оказалось таким неожиданным. — Роуз пожала плечами. — Не беспокойтесь, я пришлю вам черновик, и вы сможете исправить ошибки. Я не стану писать ничего такого, что могло бы смутить ее.

Хассан взглянул на Роуз.

— Кого ее?

— Вашу мать.

— Ах, да. Хотите поговорить с ней лично? Надим устроит вам встречу.

— Надим — самый главный человек в вашей семье?

— Моя младшая сестра Лейла слишком занята воспитанием детей, мать много времени посвящает благотворительности и общественной работе. Надим всегда была не такой, как все. Она потребовала, чтобы ее послали учиться в Англию, затем продолжила изучать медицину в Штатах.

— Ее отец позволил ей уехать?

— Ее мать… наша мать настояла на этом. Мама вместе с отцом была в Шотландии. Он попросил ее поехать вместе с ним, а ему она никогда не отказывала… Мама видела там женщин, которые ведут совсем другой образ жизни.

— И это ей понравилось?

Однако Хассан не подтвердил предположение Роуз.

— Вы можете спросить ее об этом сами, — вежливо предложил он. — Разумеется, Надим предупредили, что ни один мужчина не может жениться на ней, пока она не получит родительское благословение.

— Сомневаюсь, что ее отпустили совсем одну, — сухо заметила Роуз.

Хассан заставил себя улыбнуться.

— Конечно же, нет. Ее сопровождала большая женская свита. Кстати, муж Надим, тоже врач, человек либеральных взглядов. Он даже позволяет ей работать.

— Позволяет ей работать? Позволяет работать?! — Роуз попыталась представить реакцию своей матери на подобное заявление. Да это настоящий шовинизм!

— Что ж, это очень либерально, — язвительно добавила Роуз.

— У него не было выбора. Надим не хотела выходить за него замуж, пока он не согласится. Она руководит женской клиникой в городе. — Хассан снова улыбнулся, на этот раз немного грустно. — Эту клинику не включили в список объектов, показанных вам в Рас аль Хаджаре. Нужды простых женщин никогда не интересовали Абдуллу. — Он бросил птицам остатки ланча. — Расскажите мне о своем муже.

— О Майкле? — Роуз хотелось расспросить его о Надим, о ее клинике, о его собственных приоритетах, а не говорить о себе. — Зачем вам это?

Затем, что он хотел знать.

— Так, к сведению, — ответил он ее же словами.

Ему было интересно узнать, как живут люди, непохожие на него, когда жена — партнер, а не собственность.

— У нас достаточно много времени. Давайте будем задавать друг другу вопросы по очереди. Это справедливо, не так ли? — Молчание Роуз Хассан расценил как согласие. — Так, вы говорите, он разводил лошадей?

— Хассан, по-моему, это я беру у вас интервью.

— Скаковых лошадей?

Наступила пауза, потом Роуз кивнула головой.

— Да, скаковых, — подтвердила она и снова задала свой вопрос. — И все-таки, она любила его? Ваша мать?

Хассан не знал, какие чувства испытывала мать к отцу. Она была его женой. Этим все сказано.

— Любовь придумали европейцы. А нам она не очень нужна.

— Вы так считаете?

— Это факт.

— И, тем не менее, в литературе всегда было много ярких историй о любви… Абеляр и Элоиза, Тристан и Изольда, Ланселот и Гиневра.

— Ромео и Джульетта, — добавил он. — Я бы сказал, что «хэппи энд» — тоже западное изобретение.

— Так значит, я напишу в интервью: «я не знаю»?

— Мы мало что знаем о жизни других людей. — Хассан подвинул к себе подушку и положил ее под локоть. Уютно устроившись на ковре, Роуз лежала совсем близко, до нее можно было дотронуться рукой, и платье у нее на груди было легкомысленно распахнуто. Это мучило Хассана, ему следовало уйти, но разве от Роуз Фентон так просто избавишься? Ему не оставалось ничего, как сосредоточиться на размышлении о высоких материях. — Расскажите мне о своем муже, — повторил он.

— Это слишком долго, — запротестовала Роуз.

— На мой последний вопрос вы ответили всего одним словом. На этот раз вам следует быть разговорчивее, или я начну скучать, — пригрозил ей Хассан.

Роуз налила себе в стакан холодного чая из фляжки, вопросительно взглянула на собеседника, он кивнул, и она наполнила стакан для него. Роуз задумалась. Она крутила в руке холодный стакан, прижимала его к своей горячей щеке. Она не знала, с чего начать.

— Я в то время окончила университет и слонялась без дела. Работать я должна была начать только осенью. Тим попросил меня помочь навести порядок в доме. Он совсем недавно переехал. Однажды ночью я поехала с ним на вызов в конюшню. Там мы с Майклом и повстречались. — Роуз поднесла стакан к губам и выпила немного холодного чая.

— И?

Роуз пожала плечами.

— Мы сразу понравились друг другу. Конечно же, мама решила, что я нашла себе папочку.

— Разумеется, он был намного старше вас.

Роуз скорчила рожицу.

— Его дети были старше меня. Им было двадцать шесть и двадцать четыре. Парочка угрюмых эгоистов. Они так боялись потерять свое наследство, что совершенно не думали о Майкле, о том, что он тоже имеет право на счастье.

— Он был счастлив?

Вопрос был непростительно бестактным. Хассан понимал это, но ничего не мог с собой поделать. Несмотря на богатство и привилегии, которые окружали его всю жизнь, Хассан начал замечать, что ощущение счастья ускользает от него. Простое человеческое счастье, когда, просыпаясь утром, ты радуешься тому, что наступил новый день.

— Надеюсь, — задумчиво ответила Роуз. — Хотя я, должно быть, здорово осложняла его жизнь.

— Вы имеете в виду его детей?

— Детей, бывшую жену, друзей. Никто из них не одобрял наших отношений. Мужчины не скрывали своей зависти, а их жены… Жен охватила паника. Если так поступил Майкл, так же могли поступить и их мужья. В общем, я бросилась к нему на шею самым недостойным образом. — Воспоминания заставили Роуз улыбнуться. Хассан видел, что ей приятно вспоминать о муже, и это задело его за живое. Затем улыбка пропала. — Майкл был настоящим джентльменом. Добрым, великодушным.

«Великодушным». Хассан повторил это слово. Он надеялся, что девушка, которую Надим выберет для него, сможет сказать то же самое о нем.

Хассан взглянул на Роуз, и чувства, которые он с таким трудом только что погасил, вспыхнули с новой силой. Он знал, что великодушия для любви недостаточно. На секунду их глаза встретились, и Хассан понял, что Роуз думает о том же.

— Роуз…

Звук ее имени был искрой, воспламенявшей огонь страсти. Взрыв был неизбежен. Хассан понял это с первого взгляда. Сопротивляться не было смысла.

— Нет…

Это слово вырвалось из глубины ее души. Желание принадлежать ему, быть любимой сжигало ее, как пожар. Всего час назад она готова была, не задумываясь, отдаться ему.

Но не теперь. Он женится. Неважно, что он еще не знает на ком и это его даже не волнует. Теперь все потеряло смысл, любовь превратилась в похоть.

Даже если он сбросит с ее головы шарф, который скрывает роскошные волосы, даже если он прикоснется губами к ее груди и вспыхнувшая страсть сожгет все преграды, Роуз знала: теперь она не должна уступать своим отчаянным желаниям.

— Нет, Хассан… — С болью в душе Роуз произнесла эти слова. Отстранив его руку, она поднялась с ковра. — Позвольте мне уйти. — Поднявшись, Роуз заметила, что платье у нее на груди распахнуто. Как она могла забыть застегнуться?! Хассан, наверняка, подумал, что она намеренно сделала это.

Роуз вдруг стало стыдно. Она не знала, что делать. Прикрыв руками вырез, она бросилась в ледяную воду ручья. Опустила руки в воду и, зачерпнув, стала обливать ею лицо, шею, грудь, плечи до тех пор, пока вся не промокла.

Но это не помогло. Повернувшись, она поняла, почему. У нее за спиной стоял Хассан.

Глаза у Роуз горели, тяжелые влажные пряди прилипали к лицу. Тонкий шелк платья льнул к телу, принимая очертания фигуры. Хассану стало трудно дышать.

Роуз была стройной, гибкой, удивительно красивой молодой женщиной. Она была ему подстать. Они могли быть идеальной парой. Их сыновья выросли бы сильными и храбрыми. Дочери были бы так же красивы, как мать.

Но для того, чтобы обрести все это, он должен покинуть свою страну, жить в мире иных ценностей, смириться с тем, что она будет уезжать от него в самые отдаленные и горячие точки мира. И он не сможет ни помочь ей, ни защитить ее. Он не сможет так жить.

Он не имеет права так жить. Он нужен здесь.

Хассан приблизился к Роуз и обнял ее. Она пыталась сопротивляться, глаза ее стали злыми.

— Нет, Хассан.

Теперь она понимала, что нужно противостоять влечению.

Хассан издал звук, похожий на тот, которым успокаивают норовистых лошадок.

— Я слышу, Роуз. Все хорошо. Я понимаю. Хватит. Вода слишком холодная. Вы можете простудиться.

А, может быть, вода не была холодной. Может, это был холод, который сковал его сердце. Хассан взял Роуз на руки, поднял и вынес из воды. По узкой каменистой тропинке он пронес ее в шатер.

Путь был свободен. Слуги услужливо исчезли из поля зрения. Их не было ни видно, ни слышно.

Это красноречиво говорило о том, что они одобряли выбор хозяина. Старшие слуги заменяли Хассану рано умершего отца. Они учили его всему, чему учили своих собственных сыновей. Их дети были его друзьями.

Слуги проявляли свое уважение к Роуз, относясь к ней как к своей госпоже, «ситти». Они стремились угодить ей.

Для них все было просто. Раз он хочет ее, то должен добиться, и она никогда не должна покидать его дом. У его деда не было с этим никаких проблем. «Если хочешь, возьми ее, — сказал бы он. — Возьми и заботься. Дай ей детей, и она будет довольна».

Несмотря на жару, Роуз дрожала всем телом. Он поставил ее на пол, нашел полотенце. Она взяла его и держала, не понимая, что делать.

— Роуз, пожалуйста, вам нужно снять это платье, — поторопил ее Хассан, а сам стал искать в комоде мягкий кашемировый халат, который его мать подарила отцу на свадьбу. Когда Хассан отвернулся, Роуз попыталась расстегнуть пуговицы на платье, но безуспешно.

— Из-з-вин-н-ите, — стуча зубами, произнесла она. — У меня дрожат руки.

— Тихо, не беспокойтесь. Я сам все сделаю.

— Но…

— Я расстегну.

Но мокрые петли крепко держали пуговицы. Расстегивать их пришлось бы слишком долго. В отчаянии Хассан разорвал платье. Его горячие пальцы прикоснулись к замерзшему телу Роуз. Мокрый шелк тяжело опустился на пол.

Хорошо, что Хассан сам окунулся в ледяную воду и сейчас холодная влажная одежда сдерживала пыл его страсти.

— Наденьте это, — сказал он, накидывая на нее мягкий голубой халат. Хассан обернул халат вокруг Роуз, зная, что через несколько минут она согреется. Ему очень хотелось не разжимать рук, а так и стоять, обняв ее. Но он взял полотенце и вытер ее влажные волосы, затем, откинув покрывало, поднял ее на руки и положил на кровать. Он отдал бы все на свете, чтобы присоединиться к ней. Но… Хассан накрыл Роуз теплым одеялом и подоткнул его вокруг нее. — Я принесу вам выпить чего-нибудь согревающего.

— Хассан… — (Он остановился.) — Простите меня. Я не привыкла задумываться над тем, чего хочу. Я всегда просто добивалась этого. Так у нас было с Майклом. Если он был нужен мне, значит, я была нужна ему. По-другому никогда не было.

Хассан стоял совсем рядом.

— Т-ш-ш, — прошептал он, приложив палец к ее губам. — Молчите. Он был счастливейшим из мужчин. Мужчине, умершему с вашим именем на устах, не о чем жалеть. — Он спохватился и отдернул пальцы, но Роуз успела схватить его за руку и поднесла ее к своему лицу.

— Чье имя будет на ваших устах, Хассан?

Он не мог ничего сказать ей. Не имел права. Роуз понимала это.

— Вы не должны делать этого, Хассан. — Он продолжал молчать. — Вы не можете жениться без любви. Ваша жена полюбит вас…

— Роуз!

Но было уже поздно. Ему нужно было раньше остановить ее. Теперь она была непреклонна.

— Молоденькая девушка полюбит вас, а вы не сможете ответить ей взаимностью. Она будет любить вас, родит вам детей. Вы разобьете ей сердце.

— Сердца не разбиваются, — солгал Хассан. — Она будет довольна своей жизнью.

— Но этого недостаточно.

— Вы хотите, чтобы я проводил ночи в одиночестве? — резко спросил он.

— Я хочу, чтобы вы помнили о своем достоинстве.

О достоинстве? Сейчас он понял, что был полным идиотом, когда решил, что брак — это единственный выход, который может спасти его. На какой-то миг им снова овладело искушение. Но он знал: эта скользкая тропинка приведет его к бесчестию.

— Я помню о своем достоинстве, ситти, — холодно произнес Хассан, — а вот вы забыли о нем.

— Вы так думаете? — вспыхнула от гнева Роуз. — Что ж, я не стану перечить своему господину, но сегодня мы почти квиты.

Гнев душил ее. В голове стучало. Сегодня можно считать, что они квиты. Однако Хассан по-прежнему в долгу перед ней. Надим сказала ей об этом.

Золото, кровь или честь. У нее есть право выбора.

Сегодня для того, чтобы вернуть Хассана в лагерь, она вела себя непривычно для западного человека. А что если ей воспользоваться этим еще раз, чтобы удержать его и положить конец этому безумию с женитьбой? Роуз была почти уверена: Хассан задумал все это только для того, чтобы держать ее на расстоянии.

И вдруг ей в голову пришла мысль о том… Разве Надим не говорила, что он никогда не будет счастлив с женой-арабкой? Разве Надим не сказала, что сделает все, чтобы Хассан женился на ней?

Женился? Она, должно быть, сошла с ума, перегрелась на солнце. Они слишком мало знали друг друга для того, чтобы думать об этом. Но с Майклом они поняли это с самого начала, когда, оторвав взгляд от больной лошади, он посмотрел на Роуз, и тревога на его лице сменилась улыбкой. Тогда Роуз не позволила ни мелочным людям, ни своей матери испортить их отношения.

Хассан тоже думал о свадьбе, иначе зачем ему так отчаянно сопротивляться? Он понял, что она не сможет жить без своей работы, и сделал поспешный вывод, будто она никогда не будет счастлива с ним. Эгоист никогда не задумался бы над этим.

Гнев куда-то пропал.

— Останься со мной, Хассан, — сказала она и сама едва узнала свой голос. Откинувшись на подушки, Роуз прикрыла глаза. — Останься со мной.

— Роуз… пожалуйста… я не могу.

Она была непоколебима.

— Сиди, ты должен.

— Мне нужно переодеться. На мне все мокрое, — схватился он за последнюю соломинку.

— Лучше разденься, а то заболеешь. — Хассан в замешательстве продолжал стоять рядом. Тогда, немного подождав, Роуз добавила: — Справишься, или помочь расстегнуть пуговицы?

— Пуговицы здесь ни причем, — ответил Хассан. — Дело в тебе.

Он сел на обтянутый верблюжьей шкурой табурет и скинул мокрые ботинки, затем подошел к комоду, выдвинул один из ящиков и начал искать там одежду.

Роуз посмотрела на него, сняла кашемировый халат и протянула его Хассану.

— Надень это, — сказала она.

Хассан повернулся и… Он не мог сказать ни слова, во рту пересохло, трудно стало дышать, сердце бешено колотилось. Он не мог даже пошевелиться.

— Чего ты хочешь, Роуз?

— Ты опять спрашиваешь, хотя сам знаешь ответ. — Откинувшись на спину, она легла на подушки, влажные кудри разметались по лицу. Красиво очерченные плечи, кремовый оттенок нежной, как шелк, кожи… Она лежала на белоснежных простынях, ее великолепная шея была достойна самых дорогих жемчужин мира. — Прежде чем думать о женитьбе, ты должен сначала разобраться со мной. Верни мне долг.

— Долг?

— Ты сказал, что я могу получить все, что хочу.

Хассан почувствовал себя побежденным. Он так устал, будто провел пятнадцать раундов подряд на боксерском ринге с соперником-тяжеловесом. Первый раунд состоялся в самолете, когда он впервые посмотрел ей в глаза. Никогда в жизни он не встречал таких глаз. Затем в «лендровере», когда она прикоснулась к его лицу… Уже тогда он почти сдался. А вчера ночью… Что ж, вчера ночью он поцеловал ее, и это была ее окончательная победа. Сегодня он дважды был у ее ног. Вот и сейчас он снова на коленях…

— Я уже говорил. Назови свою цену, свое заветное желание.

— Я хочу…

Что выбрать? Бриллианты или золото? Роуз бросила пушистый халат на пол, протянула руку и прошептала его имя:

— Хассана.

Этот едва уловимый звук… Звук его имени… Нежное прикосновение любви. Этот звук проник ему в сердце, трепетом отозвался во всем теле и пробудил дремавшие желания.

Роуз заглянула ему в душу, и сладкий звук его имени, сорвавшийся с ее губ, пообещал, что вместе они никогда не будут одиноки.

Их пальцы соприкоснулись, медленно переплелись и соединились навеки.