Асуну охватило ощущение стремительного падения в бездонную пропасть.
Потом мир стремительно крутанулся на 90 градусов, и Асуна почувствовала, как что-то прижимается к ее спине. Тут же все пять чувств со щелчком вернулись на место, и все тело Асуны задеревенело.
Веки пару раз дернулись; наконец ей удалось с трудом открыть слезящиеся глаза. Она увидела перед собой потолок своей комнаты.
Наконец со спины пришло знакомое мягкое ощущение собственной постели. Несколько неглубоких вдохов-выдохов – и смятение нервной системы наконец ушло.
Что вообще случилось? Бросок напряжения в сети или какой-то сбой в Амусфере – с этой мыслью Асуна сделала наконец глубокий вдох. Запах тут же показался ей странным – пахло парфюмом, которым она никогда не пользовалась. Она приподнялась, опершись на руку, и тут же ее челюсть отпала.
Рядом с кроватью стояла ее мать с разгневанным выражением лица; в руке она держала серый провод. Это был шнур питания, который должен был быть подключен к Амусфере на голове у Асуны. Вот почему произошло столь аномальное разъединение – Кёко просто выдернула шнур питания. Поняв это, Асуна не сдержала возмущенного возгласа:
– Что… что ты делаешь, мама!
Однако Кёко лишь нахмурила брови и молча посмотрела на северную стену. Проследив за ее взглядом, Асуна увидела встроенные в стену часы – они показывали 6.35.
Невольно Асуна закусила губу; Кёко наконец раскрыла рот.
– Я тебя уже предупреждала месяц назад, когда ты опоздала к ужину, что в следующий раз, когда ты заиграешься, я отключу питание.
Услышав этот холодный голос, словно объявляющий о победе, Асуна машинально едва не заорала на мать. Однако же она, опустив голову, задавила в себе этот импульс, и произнесла тихим, дрожащим голосом:
– …То, что я забыла про время, – моя ошибка. Однако выключать питание было вовсе не обязательно. Если ты меня потрясешь или крикнешь в ухо, я внутри получу сигнал…
– Я так уже делала раньше, но ты ведь только через пять минут после этого открывала глаза?
– Это… ну, отойти, попрощаться, всякое такое…
– Какое попрощаться? Ты ставишь прощания в этой непонятной игре выше настоящих обещаний? Или тебе не жаль труда домработницы, когда пища, которую она с таким усердием готовит, становится холодной?
Другие люди настоящие, даже если это внутри игры; более того, не ты ли, мама, внезапно звонишь по телефону и убегаешь в свой университет, и еда пропадает зря? Такие и еще множество похожих фраз мелькали у Асуны в голове. Однако она вновь опустила голову и сделала протяжный, дрожащий выдох. Изо рта ее вырвалось лишь короткое предложение.
– …Прости. В следующий раз я буду внимательнее.
– Следующего раза не будет. Я ведь говорила уже – в следующий раз, когда ты обо всем позабудешь из-за этой вещи, я ее конфискую. И кроме того…
Кёко, скривив губы, глянула на по-прежнему находящуюся у Асуны на голове Амусферу.
– Я тебя совершенно не понимаю. Разве ты уже не потратила два года своей жизни из-за этой странной машины? Неужели ты не испытываешь отвращения от одного взгляда на нее?
– Это… совсем не то, что нейрошлем.
Пробормотав эти слова, она сняла с головы два металлических кольца. Из происшествия с SAO были извлечены уроки: Амусферу буквально утыкали различными предохранителями – но Асуна сразу же поняла, что объяснять это бесполезно. Более того, даже если железо отличалось – Асуна ведь действительно на два года стала растением из-за VRMMO. Все это время Кёко очень беспокоилась и даже была готова к тому, что ее дочь умрет. Асуна не могла не понимать, почему ее мать так ненавидит эту машину.
Асуна молчала; Кёко глубоко вздохнула и повернулась к двери.
– Пойдем есть. Переоденься и спустись вниз немедленно.
– …Не буду сегодня есть.
Асуне было жаль домработницу Акиё, приготовившую ужин, но есть вдвоем с матерью у нее сейчас не было ни малейшего желания.
– Как хочешь.
Слегка покачав головой, Кёко вышла из комнаты. Как только дверь за ней со щелчком закрылась, Асуна протянула руку к панели управления и включила вентиляцию на полную мощность, чтобы выдуть остатки запаха сильного одеколона матери; но он еще долго лез ей в ноздри и раздражал.
Восторг от знакомства с «Абсолютным Мечом» Юки и ее потрясающими спутниками, предчувствие нового приключения – все это растаяло, как снежок на солнце. Асуна встала, открыла гардероб, достала выцветшие джинсы с дырой на колене и влезла в них. Следом надела плотную хлопчатобумажную кофту с капюшоном и белое пальто. Это были одни из немногих предметов одежды, которые ей подобрала не мать.
Быстро причесавшись, она взяла свой кошелек и мобильник и вышла из комнаты. Спустившись по лестнице в прихожую, она обулась и собиралась уже открыть тяжелую дверь, когда из динамика, вделанного в стену, раздался резкий голос:
«Асуна! Куда ты собралась в такое время?!»
Асуна, однако, не стала отвечать, а быстро повернула дверную ручку, пока мать не заперла дверь дистанционно. Как только она открыла дверь, с обеих сторон выскочили металлические прутья, но Асуна успела выбежать наружу раньше. Сырой, холодный вечерний воздух ударил ей в лицо.
Быстро пройдя по тропинке, она вышла со двора через калитку, расположенную возле главных ворот, и наконец облегченно вздохнула. Выпущенный изо рта воздух собрался перед лицом белым облачком, которое висело какое-то время, пока не рассеялось. Асуна застегнула молнию пальто, сунула руки в карманы и побежала к станции Мияносака линии Сэтагая Токю[7].
Она вовсе не сбегала из дому; хотя она выскочила наружу назло матери, Асуна понимала, что ее поведение – просто детский бунт. И это вызывало в ней тревогу, которая еще усиливала чувство беспомощности в ее сердце.
Приехав в спальный район, утыканный частоколом высоток, Асуна остановилась перед маленькой отдельно стоящей детской площадкой. Сев на металлическую трубу в форме перевернутой буквы «U» при входе, она достала из кармана мобильник.
Провела пальцем по экрану, вызвала из телефонной книги номер Кирито – то есть Кадзуто. Положила палец на кнопку вызова – но, не нажимая, закрыла глаза и опустила голову.
Позвонить Кадзуто, сказать ему, чтобы взял второй шлем и приехал за ней на мотоцикле. Сесть на заднее сиденье его маленького, шумного, но быстрого мотика, крепко обхватить Кадзуто за талию и помчаться вперед – куда угодно – по пустым новогодним улицам. Тогда, конечно же, смятение, царящее сейчас у нее в голове, растворится сразу же, как будто она по-прежнему летит на полной скорости в небе Альвхейма.
Однако если она сейчас увидит Кадзуто, то наверняка не сумеет сдержать эмоций и, плача, расскажет ему все. О том, что ее заставляют перейти в другую школу. О том, что она, возможно, никогда больше не сможет вернуться в ALO. О холодной реальности, которая толкает Асуну в заданном направлении с самого раннего детства, о себе, неспособной противопоставить этому ничего, – иными словами, она расскажет ему все о своей слабой стороне, которую до сих пор скрывала.
Асуна убрала палец от кнопки вызова и тихо нажала кнопку сна. Сжав телефон в руке, она вернула его в карман.
Она хочет быть сильной. Хочет обладать сильной волей, которую ничто не сможет поколебать даже на мгновение. Хочет ни на кого не опираться и идти в направлении, которое выберет для себя сама.
Но в то же время голос внутри нее кричал, что она хочет быть слабой. Хочет не притворяться другим человеком, хочет быть слабой девочкой, которая плачет, когда хочется плакать, которая может просить других обнять ее, защитить ее, помочь ей.
Начал падать снег. Снежинки опускались ей на лицо, тут же таяли и стекали вниз. Асуна подняла глаза и молча наблюдала, как белые точечки падают в бледной сумеречной темноте.