Глава 31

Узнав печать на сургуче, которым была запечатана записка, Майкл Кеньон сжал зубы и, взяв нож для разрезания бумаги, вскрыл ее.

Послание было кратким и ясным: «Майкл, я должен поговорить с тобой наедине. Предлагаю встретиться сегодня в семь часов вечера. Развалины возле Кэрбаха подойдут как нельзя лучше, но я готов встретиться с тобой в любом месте и в любое время, лишь бы поскорее. Эбердэр».

— Черт побери! — взревел Майкл, пробежав глазами строчки, написанные знакомым почерком. Смяв записку в кулаке, он в ярости швырнул ее через весь кабинет.

— Проклятый Эбердэр! Посыльный вежливо осведомился:

— Это ваш ответ, милорд? Гнев Майкла мгновенно угас.

Окунув перо в чернильницу, он написал: «Сегодня в семь вечера, возле Кэрбаха. Встречаемся один на один. Кеньон».

Посыпав послание песком и запечатав его, он передал бумагу посыльному. Тот поклонился и вышел.

Майкл неподвижно смотрел в противоположную стену конторы, чувствуя внутреннее напряжение, которое всегда охватывало его перед битвой. День расплаты наконец-то настал. В глубине души Майкл всегда знал, что не сможет избежать этого поединка, хотя, видит Бог, пытался.

Он посмотрел на стопку нерассмотренных бумаг на письменном столе и отодвинул се прочь. Сейчас невозможно было думать о сроках, датах поставки нового оборудования, которое он заказал для шахты. Остановившись возле стола Майдока, стоящего в соседнем кабинете, он сказал:

— Я ухожу и сегодня уже не вернусь. У вас нет ничего такого, что нам надо обсудить?

Мэйдок откинулся на спинку своего массивного стула и сцепил пальцы на животе.

— Нет, все в порядке.

С легким кивком, выражающим облегчение, Кеньон удалился.

Мэйдок сделал вид, что продолжает работать, однако на самом деле из головы его не выходил визит посыльного от Эбердэра. Весьма любопытный эпизод! Он проследил за тем, как Кеньон сел на своего коня и уехал, выждал для верности еще десять минут, после чего проник в кабинет хозяина — кабинет, который был его собственным на протяжении четырех лет. Поскольку других конторских служащих поблизости не было, Мэйдок не трудился придавать лицу невозмутимое выражение и не скрывал бушующей в нем злобы.

Многие нужные для работы документы хранились в кабинете Кеньона, поэтому никто бы не обратил особого внимания на то, что там находится Мэйдок. Этот факт уже сослужил свою службу — и не раз.

Вспомнив, что, после того как лорд Майкл громко рявкнул «Черт побери!», из его кабинета послышался шелест сминаемой бумаги, а потом бумажный шарик был с силой брошен в стену, Мэйдок обшарил пол и нашел в углу смятую записку. Разгладив листок, он прочитал написанное, потом перечитал, не в силах поверить, что ему привалила такая удача. Это было идеально, просто идеально! Бог явно был на его стороне.


Никлас, как обычно, оказался прав: купание в ванне можно было совместить с весьма интересным занятием. По окончании процесса Клер была чиста, как только что вымытый младенец, и мурлыкала от удовольствия. Потом они с Никласом немного подремали, а затем, проснувшись, съели легкий полдник. Доев свою порцию, она чмокнула мужа в щеку.

— Увидимся после собрания кружка. Кстати, ты случайно не из тех художников, которые отказываются продемонстрировать свои творения, пока они еще не окончены? Или же сегодня вечером я все-таки смогу услышать первые результаты твоих композиторских трудов?

— Я бы предпочел подождать, пока не закончу хотя бы вчерне. — Он посмотрел ей прямо в глаза, потом легонько шлепнул по заду. — Поспеши, а то опоздаешь.

Надев шляпу, Клер вышла из боковой двери и направилась к конюшням, где ее ждал запряженный в коляску пони. Но, объехав дом спереди, она внезапно вспомнила, что собиралась отвезти Оуэну какие-то книги: пройдет еще несколько недель, прежде чем он сможет вернуться на работу, и ему хотелось провести это время с пользой. Хотя они и послали ему домой книги в день своей свадьбы, не исключено, что Оуэн уже прочитал их и ему нужны новые.

Она остановила коляску перед парадным крыльцом и обмотала вожжи вокруг одной из гранитных ваз. Потом, вприпрыжку взбежав по ступенькам, заспешила в библиотеку. Никласа там не было, должно быть, он удалился в свою комнату для музицирования.

Выбрав книги. Клер двинулась к выходу, но тут ее внимание привлек яркий отблеск света на письменном столе мужа.

Побуждаемая любопытством, она подошла ближе и увидела, что лучи солнца отражаются от куска кварца, перевитого серебряными прожилками. Она подняла обломок породы и повертела его в руках. Так вот он, пресловутый образец проволочного серебра, добытый ценой такого смертельного риска и в конце концов так и не понадобившийся! За последние две недели столько всего случилось, что она до сих пор ни разу его не видела. Ну что ж, по крайней мере из него выйдет очень неплохое пресс-папье.

Клер уже собиралась положить обломок руды па место, когда вдруг заметила лежавшую под ним записку. Освободившись от давления, сложенная бумага развернулась, и Клер увидела сделанную черными чернилами размашистую надпись: «Сегодня в семь вечера, возле Кэрбаха. Встречаемся один на один. Кеньон».

Ее парализовал ужас. Нет… Господи, только не это…

Бросив книги на стол. Клер схватила записку. Когда она прочла текст еще раз, ее охватило бешеное негодование. Черт бы побрал Никласа! Едва уверив ее, что не сделает никакой глупости, отправляется прямо в львиное логово! Дуэль, проведенная по всем правилам, займет всего лишь несколько секунд, так что Никлас, возможно, хочет только поговорить с Кеньоном, но как он может доверять лорду Майклу после всего, что случилось? И как она сама могла быть настолько наивной, чтобы так глупо попасться на удочку?

Еще вчера вечером Никлас говорил ей, что при необходимости цыгане умеют ловко врать, — как видно, он отнюдь не утратил этот навык. Должно быть, он послал лорду Майклу записку перед тем, как заняться с ней любовью, а ответ получил перед тем, как пообедать. Чертов осел, упрямый, коварный…

Мысленно осыпая Никласа самыми яростными ругательствами, Клер вихрем пронеслась через весь дом и опять вернулась на конюшни. Увидев главного конюха, она, задыхаясь, спросила:

— Лорд Эбердэр уже выехал?

— Примерно пять минут назад, миледи.

— Оседлай мне лошадь, — приказала она, и, вспомнив, что Ронды у нее больше нет, добавила: — Смирную и послушную. И надень на нее не дамское седло, а мужское.

Главный конюх с сомнением посмотрел на ее скромное опрятное дневное платье, но ничего не сказал и покорно пошел исполнять приказание. Внутренне кипя. Клер мерила шагами площадку перед конюшней; еще никогда в жизни она не испытывала подобного бешенства. Страсть, которую разбудил в ней Никлас, оказывается, могла принимать самые неожиданные обличья. И, конечно, никогда прежде она не испытывала подобного страха. Ей вспомнились все детали их сегодняшних любовных утех, и она вдруг осознала, что в этот раз Никлас был особенно неистов; может быть, таким образом он прощался с ней — на тот случай, если будет убит? При мысли об этом у Клер похолодели руки.

Может взять с собой грума? Но, немного поразмыслив, она решила: нет, не стоит. Это противостояние было не из тех, которые могут разрешить вооруженные вассалы вроде отрядов средневековых рыцарей. В этом случае вмешательство одной-единственной женщины может оказаться куда более действенным и предотвратить насилие. Оба участника дуэли были воспитаны как истые английские джентльмены, и уж она-то не постесняется использовать это обстоятельство в полной мере.

Конюх подвел гнедую кобылу, и Клер вскочила в седло. Ее юбка задралась до колен, обнажив икры, но сейчас приличия заботили се меньше всего. Однако она не забыла о своем впряженном в коляску пони и, взяв в руки поводья, сказала:

— Пожалуйста, уберите мою коляску от парадного входа.

Она мне не понадобится.

Затем Клер галопом выехала с конного двора. Слава Богу, что последние несколько недель она так много ездила верхом, и спасибо Никласу за то, что у него такие хорошо выезженные лошади!

…Кэрбах был маленькой полуразрушенной крепостью, которая стояла на общинном пастбище на полпути между Эбердэром и Брин-Мэнор. Когда-то она была форпостом главного замка Эбердэр, так что путь до нее займет немного времени.

Сколько минут пройдет, прежде чем Клер подъедет достаточно близко, чтобы услышать пистолетный выстрел?

Она скакала по дороге и молилась так горячо, как никогда в жизни.


Кэрбах стоял на вершине холма, и когда-то отсюда открывался вид на всю долину. Но за века, прошедшие с тех пор, как он был форпостом Эбердэра, на Кэрбах надвинулись леса, из его стен то и дело брали тесаный камень для других построек, так что в конце концов от крепости остались только россыпи камней и небольшие участки стены, возвышающиеся в середине солнечной лужайки. Для детей это место было прекрасной площадкой для игр в прятки, а для влюбленных — уединенным уголком, где их свиданиям ничто не помешает.

Проезжая по лесу, Никлас все время настороженно смотрел на деревья, однако нисколько не удивился, увидев, что Майкл уже ждет его на лужайке, прислонившись к низкому обломку стены и спокойно сложив руки па груди. Однако его непринужденная поза совсем не вязалась с его напряженным лицом.

Когда Никлас спешился, Майкл проворчал:

— Ты опоздал.

— Я вижу, часы у тебя так же спешат, как и прежде, — Никлас стреножил своего коня, чтобы тот пасся неподалеку от развалин крепости. — Тебе всегда претила мысль, что ты можешь опоздать куда-нибудь хоть па минуту.

— Я здесь не для того, чтобы ты тратил мое время на пустые воспоминания. Говори: какого черта ты позвал меня сюда?

Никлас не спеша прошел между валяющимися повсюду камнями; свернутый кольцами кнут тихо хлопал его по бедру под полой сюртука. Хотя он решил не брать на встречу с Майклом пистолет, ему все же не хотелось чувствовать себя совершенно беззащитным. Остановившись па расстоянии пятнадцати футов от Майкла, он пояснил:

— У меня были для этого две причины. Главная — это узнать, почему ты вдруг решил меня возненавидеть. Раз ты не затеял вражды с Рэйфом или Люсьеном, я полагаю, в моей личности должно быть что-то особенное.

— Ты полагаешь верно, — поджав губы, ответил Майкл. Поскольку никаких объяснений за сим ответом не последовало, Никлас сказал:

— Единственный мотив, который приходит мне на ум, — это обыкновенное неумение проигрывать. Молодые люди любят соперничать, чтобы показать, что они лучше всех, и мы с тобой часто мерились силами. Когда я проигрывал, то не очень-то горевал, однако для тебя поражение было форменной катастрофой. Наверное, именно в этом и состоит проблема — в том, что я слишком часто побеждал и воспоминания о твоих поражениях травили тебе душу все эти годы?

— Не будь дураком, — огрызнулся Майкл. — Школьное соперничество здесь ни при чем.

Никлас постарался сдержать раздражение; вытащить из Майкла ответ на вопрос всегда было делом нелегким.

— Но что же такого ужасного я сделал, что ты даже не можешь об этом сказать?

На скуле Майкла задергался желвак.

— Если скажу, считай, что жребий брошен: у меня… у меня тогда не будет иного выбора, кроме как убить тебя.

И тут до Никласа дошло, что Майкл Кеньон вовсе не хочет его убивать! Очень интересно…

— Я пришел сюда не затем, чтобы умереть, хотя если ты вынудишь меня, я стану драться. — Никлас откинул назад полу сюртука, чтобы продемонстрировать свернутый кнут па тот случай, если Майкл его не заметил. — Но прежде я должен узнать, ты ли виновен в недавних покушениях на мою жизнь. — Никлас почувствовал короткую вспышку гнева, который так старательно обуздывал. — Невозможно простить то, что опасность каждый раз грозила также и Клер. И я засомневался, действительно ли это твоих рук дело. Неужели ты в самом деле настолько лишился рассудка, что готов убить невинную женщину, лишь бы добраться до меня?

— Я понятия не имею, о чем ты толкуешь.

— Через день после того, как ты вернулся в Пенрит, я ехал по лесу вместе с Клер и кучей ребятишек, когда мою лошадь вдруг зацепила пуля. Клер была уверена, что в меня стрелял ты, но я решил, что это браконьер. Ты слишком хороший стрелок, чтобы промахнуться.

— Ты прав — если бы я захотел выстрелить тебе в спину, я бы не промахнулся. — Майкл нахмурил брови. — Это не мой выстрел. Должно быть, в тебя метил кто-то из других твоих врагов.

— Я не могу припомнить никого, кто мог бы иметь желание убить меня, так что покамест остановлюсь на гипотезе о браконьере. — Голос Никласа стал другим, жестким. — Однако я никак не могу объяснить, почему пять вооруженных человек устроили засаду на меня и Клер возле хижины путника в горах. В полночь они подожгли ее, а потом стали ждать снаружи с ружьями наизготовку и стреляли в нас, когда мы пытались выбраться.

Майкл широко раскрыл глаза, казалось, он был искренне удивлен.

— Но вы оба выбрались оттуда невредимыми?

— Да, но не благодаря тебе.

Никлас сунул руку в карман, чтобы достать серебряную коробочку с визитными карточками, и швырнул се Майклу. Тот сразу же инстинктивно сунул руку под полу сюртука — это движение подтвердило подозрение Никласа, что его прежний друг пришел на встречу вооруженным.

Увидев, что предмет, который бросил ему Никлас, не опасен, Майкл быстро поймал его одной рукой. Узнав плоскую серебряную коробочку, он крикнул:

— Откуда у тебя мой футляр для визитных карточек?! — Он поднял голову, и глаза его вспыхнули от гнева. — Ты опять вторгался в границы моих владений?

— Эта коробочка была найдена рядом с сожженной хижиной, где нас поджидали убийцы, — резко ответил Никлас. — Если бы я предъявил ее в суде, этого было бы достаточно, чтобы тебя повесили. Однако несмотря на столь явную улику, мне все же не верится, что ты способен вести себя так трусливо или что ты нанял бы бандитов, чтобы убрать меня. — Воспоминания о той пуле, которая едва не убила Клер, и о полном опасностей бегстве из горящего дома заставили Никласа потерять самообладание. — Ну так как же? Что ты можешь сказать в свое оправдание?

— Я не обязан давать тебе отчет, Эбердэр, но так и быть, скажу, что ты рассудил верно. Я приложил все силы, чтобы переломить тебе шею в Лондоне, и собирался послать тебе вызов здесь, но чтобы на этот раз дуэль была настоящей. Но ни к каким покушениям и засадам я отношения не имею. — Майкл помахал в воздухе футляром для визитных карточек. — Эту штуку я потерял уже несколько дней назад. Где и когда это произошло, я точно не знаю, потому что часто вообще забываю взять ее с собой. — Он положил коробочку в карман. — Вот чего стоит твоя улика, якобы доказывающая мое коварство. По-видимому, у тебя больше врагов, чем ты думал.

Поняв, что Майкл так и не уловил сути дела, Никлас раздраженно сказал:

— Неужели же ты, чертов ты болван, не можешь уразуметь, что все это значит? Если ты говоришь правду, то в таком случае кто-то пытается убить меня, а вину свалить на тебя. Этот факт не вызывает у тебя беспокойства? А зря.

Майкл был явно потрясен.

— Что за чушь…

— А ты можешь предложить лучшую версию? Тишину нарушил стук лошадиных подков. Никлас обернулся и увидел скачущую среди деревьев Клер; волосы и юбки ее развевались, лицо было искажено страхом. Увидев, что он цел и невредим, она немного успокоилась, но когда взглянула на Майкла, в глазах ее снова отразилась тревога. Оценив юмор ситуации, Никлас обратился к Майклу:

— Надеюсь, ты помнишь, что уже встречался с Клер в Лондоне.

Майкл зло нахмурился.

— Неужели ты не можешь держать свою жену в узде, Эбердэр?

— Из твоих слов с очевидностью следует, что ты никогда не был женат, — сухо заметил Никлас. — Но знаешь, Клер, он прав. Твое вмешательство не нужно и нежелательно.

Сердито глядя на двух мужчин, словно они были непослушными школьниками. Клер соскочила на землю, показав при этом такую часть не прикрытой юбками ноги, что Никласу захотелось немедленно завернуть ее в свой сюртук.

— Мужчины всегда говорят нечто подобное, когда собираются совершить глупость. Надеюсь, что пока я здесь, вы не поубиваете друг друга.

— Не думаю, что смертоубийство неизбежно, — сказал Никлас. — Сейчас главный вопрос состоит в том, кто пытался избавиться от нас с тобой. Майкл отрицает всякую причастность и к выстрелу в лесу, и к нападению на нас в хижине.

— И ты ему веришь? — Она скептически подняла бровь. — Но если это был не лорд Майкл, тогда кто?

— Сейчас вы все узнаете, леди Эбердэр, — послышался голос с противоположного края лужайки.

Все трое обернулись и увидели вышедшего из-за стены Джорджа Мэйдока; глаза его были холодны как лед, а в руках он держал нацеленное на них ружье. Бросив взгляд на Клер, он злобно процедил:

— Я и не рассчитывал, что здесь окажетесь и вы, но не могу сказать, что мне неприятно будет добавить ваш труп к этим двум. Вы всегда были для меня шилом в заднице.

Майкл сделал резкое движение, и Мэйдок тут же повернул ствол ружья в его сторону.

— Не дергайся, Кеньон, а то я пристрелю тебя на месте. Когда Майкл встал неподвижно, Мэйдок удовлетворенно кивнул.

— Мне нравится наблюдать, как ты подчиняешься приказам вместо того, чтобы отдавать их. А теперь руки вверх, все трое. Кстати, известно ли вам, что в армии Най Уилкинс был снайпером? И очень метким. И он не терял связи с некоторыми из своих старых товарищей. Я здорово удивился, когда узнал, что тебе удалось улизнуть от них, Эбердэр, — ты умнее, чем я думал. Ну, конечно, цыгане ведь славятся своей хитростью.

Когда Клер, Никлас и Майкл подняли руки, из укрытия выступил Уилкинс и нацелил свое ружье в Никласа. Сложением шахтер походил на лорда Майкла — он был так же высок и длинноног, и Клер подумала, что, должно быть, именно его они видели возле хижины в ночь, когда их пытались убить.

Глаза Майкла сузились так, что стали похожи на щелки. — Полагаю, именно вы украли футляр для визитных карточек из моего кабинета.

— Да, и там же я нашел сегодня записочку Эбердэра. — В глазах Мэйдока светилось злорадство. — Вы ведь никогда не воспринимали меня всерьез, верно? Я для вас был всего лишь наймит, вышедший из низов. Вы, возможно, воображаете, что я даже не умею пользоваться этим ружьем, но вы не правы — я чертовски хороший стрелок. Я упражнялся, стреляя дичь на вашей земле, пока вы в дальних краях постреливали во французишек. Я чуть не попал в Эбердэра — с такого дальнего расстояния, с какого и армейский снайпер мог бы сплоховать. — Он утробно хохотнул. — Я умнее тебя, Кеньон, и сильнее тебя, и теперь я наконец приберу к рука то, что должно быть моим.

— И что же это? — холодно поинтересовался лорд Майкл.

— Шахта, милорд, шахта. Я вкалывал и потел на пей долгие годы, и она должна принадлежать мне. — Его глаза зло вспыхнули при мысли о совершенной по отношению к нему несправедливости. — Именно я сделал ее такой прибыльной. До того прибыльной, что даже после отсылки тебе приличных сумм, чтобы ты не заподозрил неладное, мне еще оставалось предостаточно. А ты был слишком туп, чтобы заметить, что я тебя обкрадываю.

— Вовсе нет. — Майкл смотрел на управляющего, ни на миг не отводя глаз, словно тигр, изготовившийся к прыжку. — Я знал, что ты воруешь, просто меня не интересовали детали. Я собирался узнать их потом, после того, как решу другие проблемы, вызванные твоим дурным управлением.

На лице Мэйдока мелькнуло выражение злобы. Клер напряглась: может быть, Майкл говорит все это нарочно, пытаясь спровоцировать его?

По-видимому, эта же мысль пришла в голову и Никласу. До сих пор молчавший, он вдруг спокойно сказал:

— Все это очень интересно, но при чем здесь я? У нас с вами была одна короткая ссора, когда я наведался на шахту, но, по-моему, этого недостаточно для того, чтобы хладнокровно убивать меня и мою жену.

— Я презираю вас обоих. Хотя ваша кровь и подпорчена цыганской примесью, но вы все же граф. А кто такая эта набожная сучка, как не вышедшая из грязи деревенская девчонка? Ни у вас, ни у нее нет моего ума, моего честолюбия, однако вы оба, не приложив к этому никаких усилий, купаетесь в богатстве. — Мэйдок глумливо ухмыльнулся. — Но в одном вы правы — вас я ненавижу не так сильно, как Кеньона. Вот поэтому-то я и решил подарить вам легкую смерть, оставив неопровержимые улики, доказывающие, что в ней повинен Кеньон.

Он снова нагло осклабился.

— Ох, как же мне хотелось увидеть, как благородный лорд Майкл Кеньон предстанет перед судом и будет казнен за убийство! Говорят, что повешение — мучительная казнь, но уверен, что публичное унижение было бы вдвое мучительнее. Ты так старался показать, что ты здесь хозяин, и где бы все это закончилось? На эшафоте!

Увидев, как исказилось лицо Майкла, Клер подумала, что Мэйдок очень хорошо понимает натуру своей жертвы, однако когда Майкл ответил, в голосе его прозвучала ирония:

— Как жаль, что вы лишились такого прекрасного развлечения.

Мэйдок пожал плечами.

— Одна из составляющих ума — это гибкость. Поскольку мне не удалось убить Эбердэра и свалить вину на тебя, Кеньон, теперь я просто-напросто пристрелю вас обоих. Твоя ненависть к Эбердэру широко известна, так что все подумают, что вы застрелили друг друга, а эта настырная леди угодила в перекрестный огонь. Жаль, конечно, станут говорить в Пенрите, что все так вышло, но чего еще ждать от цыгана и полоумного военного, свихнувшегося на полях сражений?

Лицо Мэйдока приняло еще более издевательское выражение.

— А когда осядет пыль, вдруг откуда ни возьмись отыщется ловко подделанное дополнение к вашему завещанно. Из него будет следовать, что в награду за верную службу вы отписываете мне ваше шахтное дело, Брин-Мэнор и еще пять тысяч фунтов стерлингов. Я достаточно умен, чтобы не пытаться завладеть всем вашим состоянием — это вызвало бы подозрения у вашей семьи. Нет, я удовольствуюсь шахтой, поместьем и небольшой суммой наличными. Когда вы оба умрете, я стану самым могущественным человеком в долине.

Он чрезвычайно кичился своим умом, и Клер подумала: а нельзя ли использовать эту его слабость против него? Потребность в похвальбе уже заставила его излишне затянуть всю эту жуткую сцену; любой здравомыслящий человек на его месте пристрелил бы их всех без лишних слов. К тому же он совершал ту же самую ошибку, в которой только что обвинил Майкла, — недооценивал своих противников.

Но тут Клер бросила взгляд на Уилкинса, и ее забрезжившая было надежда разом угасла. Уилкинс совсем не походил на человека, которого можно отвлечь от его смертоносной задачи. Клер почувствовала, что еще немного — и ее охватит панический ужас. Она верила в загробную жизнь и считала, что ее душа сейчас готова предстать перед Создателем. Однако, хотя смерть и не страшила ее, она еще не хотела умирать; лишь бы не теперь, когда они с Никласом только что нашли друг друга!..

— Спасибо за то, что ответили на мои вопросы, — сказал Никлас с подчеркнутой вежливостью. — Мне было бы очень неприятно отправляться на тот свет в неведении. — Он устремил на Майкла пристальный взгляд. — Тебе следовало действовать быстрее, Майкл. Теперь ты упустил свой шанс убить меня собственноручно.

Возможно, Клер это только почудилось, но похоже, Никлас и Майкл что-то говорили друг другу глазами. Сердце у нее екнуло; хотя и Никлас, и Майкл умели драться, они были не вооружены. Что могли они сделать голыми руками против двух нацеленных на них ружей?

Внезапно она с леденящей душу ясностью поняла: нет смысла смиренно ждать, когда их всех перестреляют. Никлас и Майкл наверняка думают то же самое. В любой момент они могут броситься на вооруженных головорезов и, возможно, погибнуть, потому что слабая надежда все-таки лучше, чем никакой, а умереть в бою достойнее, чем покорно ждать, когда тебя убьют.

Клер лихорадочно обдумывала ситуацию. Их, мишеней, трое, а ружей всего два, и оба однозарядные. Если оба ружья выстрелят, то начнется рукопашная схватка, а в таком состязании она уж точно сделала бы ставку на «Падших ангелов».

Поскольку Клер была женщиной, Мэйдок и Уилкинс не обращали на нее особого внимания. Ближе всего к ней был Уилкинс; если она бросится на него, то ему придется повернуть ствол ружья в ее сторону, и это даст Никласу и Майклу те решающие секунды, которые им так нужны.

Злорадный голос Мэйдока прервал стремительный ход ее мыслей.

— Читайте молитвы, если верите, что от них есть толк. Уилкинс, возьми на себя Эбердера и его жену. Кеньона я прикончу сам, он мой.

Прежде чем Клер успела осуществить свой нелепый план, Никлас сказал:

— Подождите. Уверен, вы сочтете меня сентиментальным дураком, но перед смертью мне бы хотелось поцеловать жену — на прощание.

Мэйдок с проснувшимся интересом оглядел Клер, как будто увидел ее в первый раз.

— А знаешь, ты превратилась в весьма аппетитную бабенку. Говорят, что в глубине души все дочки проповедников — шлюхи. Уж ты-то точно такая, иначе не развела бы ноги перед цыганом. Уилкинс, погоди убивать се. Мы сможем с ней малость позабавиться, после того, как прикончим мужчин. — Он кивнул Никласу. — Ладно, давай целуй ее. И постарайся получше, чтобы как следует разогреть се для нас.

В глазах Никласа вспыхнула убийственная ярость. У Клер замерло сердце: если он сейчас кинется на Мэйдока, он обречен. Она закусила губу, чтобы не закричать, взглядом умоляя мужа сдержаться.

Никлас, скрипнув зубами, умудрился обуздать свой гнев, и вплотную подошел к Клер. Когда он заговорил, голос его звучал тихо, но от этого в словах было не меньше силы:

— Я люблю тебя, Клер. Жаль, что я не сказал тебе этого раньше.

Она была так потрясена, что чуть было не прослушала то, что он прошептал, когда наклонился, чтобы поцеловать ее:

— Когда я толкну тебя на землю, откатись вон за ту стену, а потом беги со всех ног.

Стало быть, подумала она, они оба мыслили в одинаковом направлении: подойдя, чтобы поцеловать Клер, Никлас тем самым приблизился к Уилкинсу, и теперь их объятия могли отвлечь головореза так же, как отвлекла бы ее безумная атака. Зная, что одно неверное движение может расстроить его план. Клер только кивнула в знак согласия, хотя не имела ни малейшего намерения и впрямь убегать со всех ног. Вслух она сказала:

— Я люблю тебя, Никлас. И если тебе не дано попасть в рай, я пойду с тобой туда, куда пойдешь ты. Клянусь, я говорю правду.

В его глазах она увидела нестерпимую боль и поняла, что такая же боль отражается в ее взгляде. Каков бы ни был его замысел, все шансы против них, и этот поцелуй мог стать последним в их жизни.

Их губы слились… Клер казалось невозможным, что через минуту она уже может быть мертва и ее окровавленное тело… А Никлас… Никлас…

Ее пальцы непроизвольно впились в его плечи, но она заставила себя ослабить хватку, чтобы ему было удобно и, главное, быстро толкнуть ее на землю.

Даже сквозь охватившую ее отчаянную жажду спасения Клер чувствовала на себе жадные взгляды убийц. Именно такого случая — ослабления их бдительности — и ждал Майкл. Внезапно он бросился в сторону от направленного на него ружья Мэйдока.

В то же мгновение с криком «Давай!» Никлас оттолкнул от себя Клер. Пока она падала, он прыгнул в противоположную сторону, прямо на Ная Уилкинса. Застигнутый врасплох, головорез потерял несколько драгоценных секунд, пытаясь прицелиться в свою жертву. Но прежде чем он успел это сделать, кнут Никласа словно по волшебству оказался у него в руке и развернулся в воздухе, как длинная черная змея. Смело атакуя, Никлас приблизился к убийце настолько, что кончик его излюбленного оружия мог обвиться вокруг ружья Уилкинса. Кнут дернул ствол ружья вниз, не давая шахтеру целиться. Уилкинс тут же яростно рванул оружие на себя, стараясь освободить его, чтобы выстрелить.

Тут Клер увидела, что Майкл вовсе не безоружен: у него оказался пистолет. Они с Мэйдоком прицелились друг в друга, и два выстрела одновременно разорвали тишину леса.

Крик Мэйдока перешел в отвратительное бульканье, когда пуля прошила ему горло. Майкл упал на траву. Клер была уверена, что он тоже ранен и, возможно, смертельно. Но сейчас ей было недосуг заниматься Майклом, поскольку как раз в это время между Никласом и Уилкинсом происходило нечто, похожее на яростное перетягивание каната. Никлас пытался вырвать ружье у негодяя, а тот держался за него изо всех сил. Недолго думая. Клер вскочила на ноги и бросилась к ним.

Кнут, обвивавший гладкий ствол ружья, вдруг соскользнул, и Никлас потерял равновесие. Он покачнулся и упал на колено. Уилкинс попятился, оказавшись вне пределов досягаемости кнута, и прицелился; его маленькие глазки дьявольски блеснули. Никлас попытался увернуться, но неудобное положение не позволяло ему действовать достаточно быстро, чтобы уклониться от выстрела Уилкинса.

Подгоняемая паникой, Клер ринулась вперед в отчаянной попытке остановить пулю. Ее ладонь ударила по стволу в то самое мгновение, когда ружье оглушительно выстрелило. От страшного удара вся левая часть ее тела онемела, ее развернуло и с силой бросило на траву. Упав, Клер лежала неподвижно, слишком оглушенная, чтобы пошевелиться.

— Клер! — закричал Никлас. С обезумевшим лицом он бросился рядом с ней на колени и приподнял ее голову. — Клер!

Она посмотрела поверх его плеча и увидела, что Уилкинс с невероятной быстротой перезаряжает ружье.

Когда убийца вскинул оружие. Клер попыталась предупредить Никласа, но не смогла вымолвить ни слова.

Грянул еще один выстрел; на сей раз он прозвучал тише и резче, чем выстрел из ружья. На груди Уилкинса расплылось алое пятно, и он рухнул на землю.

Его ружье, крутясь, описало дугу и тоже рухнуло на землю. Клер повернула голову и увидела Майкла — он лежал на животе, сжав руками пистолет, из ствола которого поднималась тонкая струйка дыма. Стало быть, он не только остался жив, но еще и спас жизнь Никласу. Вот чудеса! В самом деле, неисповедимы пути Господни…

На Клер нашло какое-то оцепенение, она все еще не вполне уразумела, что схватка, длившаяся всего несколько секунд, закончилась смертью двух людей. Майкл, похоже, не пострадал — он легко поднялся на ноги; у самой же Клер тело так онемело, что она до сих пор не могла понять, ранена она или же просто оглушена.

Когда Никлас разорвал ее левый рукав, руку ей пронзила острая боль, и Клер застонала. Быстро осмотрев рану, он с облегчением сказал:

— Пуля прошла через мягкие ткани руки над предплечьем. Тебе, должно быть, ужасно больно, но кость, слава Богу, не задета. Ты скоро поправишься, Клер. Даже сейчас рана не очень кровоточит. — Он сдернул с шеи галстук и туго перевязал ее руку.

Онемение постепенно начало проходить. Никлас оказался прав — рука ужасно болела; всякий, кто снисходительно говорил: «Ерунда, задеты только мягкие ткани», — сам, наверное, никогда не страдал от подобной раны. Однако, надо признаться, эта боль была все же не сильнее, чем та, когда Клер сломала лодыжку.

Никлас оттащил жену на несколько футов в сторону, чтобы она могла сесть, прислонясь к стене. После того как Клер была удобно устроена, он свирепо заорал:

— Какого черта ты сделала такую глупость?! Ведь тебя же могли убить!

Она ответила ему слабой улыбкой.

— А почему ты ничего не предпринял, чтобы помешать Уилкинсу перезарядить ружье?

— Я знал, что Майкл возьмет его на себя. А когда до меня дошло, что ты ранена… — Его голос пресекся.

— Ты рисковал своей жизнью из-за меня, любимый. Разве я не могла сделать то же самое для тебя? — проговорила Клер с нежной улыбкой.

Лицо Никласа подергивалось от невысказанных чувств, но прежде чем он обрел дар речи, послышался голос Майкла:

— Леди Эбердэр не очень пострадала? Никлас сделал глубокий вдох, и лицо его наконец разгладилось.

— Да, с ней все в порядке благодаря тебе. — И он прикоснулся к волосам Клер все еще дрожащими пальцами.

— Тогда встань, Эбердэр, и отойди от своей жены, — сурово произнес Майкл. — Пришло время уладить то дело, которое привело нас сюда, и я не хочу, чтобы она пострадала.

Тон Майкла был таков, что, даже несмотря на всецело овладевшее им беспокойство за Клер, Никлас ясно понял: он не шутит. Мгновенно насторожившись, он встал. Силуэт Майкла четко вырисовывался на фоне заходящего солнца; в руке он держал пистолет.

И пистолет этот был нацелен прямо Никласу в сердце.

Загрузка...