Рубиновое кольцо

Глава 26

Когда Уокер вернулся в дом, он увидел Фейт, стоявшую прислонившись к перилам галереи второго этажа. Солнце позднего утра лилось на землю и на воду, окрашивая все бледным мерцанием золота. Солнечный свет в точности повторял цвет ее волос и слез, только что пролившихся и еще висевших на ресницах.

– Иди сюда, моя сладкая. – Он раскрыл руки и обнял ее. Ее руки обняли его так уверенно, словно вместе они провели уже несколько лет. Эта пугающая непринужденность должна была ее насторожить, но она напомнила себе, что на сей раз знает, что это за игра и какой в ней счет. Уокер честный мужчина. Он не искал большего, чем секс. Но он сейчас с ней, и он ей нужен.

– Это были тяжелые для тебя дни, Фейт, – сказал он. Она кивнула, уткнувшись ему в грудь, а потом вздохнула.

– Я не из-за этого плачу.

– А из-за чего?

– Только что звонили Арчер и Ханна.

Уокер отстранился и посмотрел ей в глаза.

– Что-то случилось дома?

– Нет. Ничего, все очень хорошо. – Слезы блестели на ее глазах и ресницах. Фейт улыбнулась Уокеру. – У них будет ребенок.

Хотя Уокер покачал головой, его улыбка казалась горькой.

– Всегда знал, что этот парень молодчина, – протянул он.

– Это мужская точка зрения. Но ведь вынашивает младенца и рожает его женщина. Все, что он должен делать, – только помогать…

– И охранять от всего. Для него это самое ценное.

Фейт наклонила голову набок и стала изучать его лицо, причем довольно долго.

– Ты серьезный.

– А как же.

– Уокер, ты же не убежденный холостяк?

– Что это значит?

– Ладно, скажи мне вот что. К примеру, ты столкнулся с двумя противниками: один из них мужчина, который хочет поскандалить, а другой – женщина, защищающая своих детей. Чью сторону ты примешь?

Он прижался подбородком к ее голове, вдохнул слабый запах гардений и аромат солнца, и ему захотелось, чтобы жизнь была иной.

– Некоторые женщины не такие, – сказал он. Его холодный тон стал предостережением для нее. Фейт вспомнила, что его собственная мать отказалась защищать своих детей от пьяного дружка. Подумав об этом, Фейт прикусила губу.

– Большинство женщин, к счастью, не похожи на твою мать, – сказала Фейт. – Кто, ты думаешь, охранял детей, когда мужчины уходили на охоту или в крестовые походы? Что Онор, Лианн и Ханна сделали бы с тем, кто угрожал бы их детям?

Уокер почти готов был улыбнуться.

– Лианн отдубасила бы любого, кто дотронулся бы до ее близнецов. Онор и Ханна помогли бы ей.

– Ей бы не понадобилось. Она постоянно тренируется на Кайле. Она даже Арчера кидает время от времени.

Уокер тихо засмеялся:

– Она шустрая малышка. И быстро соображает. Удивительно, простил бы Кайл меня когда-нибудь, если бы узнал, что я видел ее голой, когда она отвлекала охранников?

– На твоем месте я бы об этом не упоминала.

– Сладкая моя, я намного хитрее, чем кажусь.

– Тогда почему ты боишься детей?

Он отступил от нее.

– Кто тебе сказал?

– Ты. Ты приносишь детям игрушки, возишься с ними, но несколько дней назад Арчер почти под дулом пистолета заставил тебя взять Саммер на руки. Почему?

– Я не привык к таким беспомощным существам. Они заставляют меня нервничать.

– Беспомощные. Бедные. Иждивенцы. Вот как ты видишь семью! Ни смеха, ни любви, ни радости разделить обязанности. Это грустно.

Уокер пожал плечами.

– Такова жизнь.

– Твоя жизнь. Твой выбор.

Уокер сжался от неожиданной внутренней боли, как будто кишки его скрутились в тугой узел.

– Я сказал тебе вчера вечером, Фейт: не смотри на меня с этой точки зрения. Все, что я могу дать тебе, – это секс.

– Можешь, хочешь – в итоге нет никакой разницы. – Она посмотрела на него и улыбнулась, стараясь, чтобы улыбка ее была искренней. – Не волнуйся, мой сладкий, я не набрасываю эскиз кандалов для тебя в своих мечтах. Я знаю, что ты не хочешь большего, кроме того, что между нами есть. И я не жалуюсь. Я не знала, что это может быть настолько хорошо. – Она уткнулась ему лицом в грудь, потом носом в открытый ворот рубашки. – Интересно, кто у них будет – мальчик, девочка или близнецы?

Освободившись, Уокер переменил тему разговора.

– Боже, спаси нас. Близнецы – это ад о четырех ногах.

– Я бы не сказала, что Онор и я настолько плохи. Джастин и Лоу – вот где ужас.

– Вот как? Что ж, может, и твои братья поверят в это со временем.

Фейт засмеялась, потом вспомнила, о чем Арчер говорил по телефону.

– Если уж речь зашла о братьях, то Арчер хочет, чтобы ты ему позвонил. Он говорил что-то о вторичной торговле.

Уокер надеялся, что она не почувствовала, как адреналин хлынул в его кровь. «Вторичной торговлей» Арчер называл русскую мафию.

– Ты сказала Арчеру насчет вчерашнего ограбления? – спросил Уокер.

Она вздохнула:

– Мне не хотелось его расстраивать, он был настолько счастлив, что станет отцом.

– Я ему скажу. Он привык от меня узнавать всякие гадости. Почему бы тебе не лечь и не поспать? Ты мало спала.

– Как и ты.

Уокер улыбнулся:

– Я пытаюсь не думать об этом, моя сладкая. – Он коснулся губами ее шеи. – Если я буду об этом думать, то Арчер не дождется звонка, а ты нисколько не отдохнешь.

– Обещания, обещания.

– Ты когда-нибудь слышала про корешки билетов, по которым можно прийти на стадион, если игру перенесли из-за дождя?

– Да.

– Я даю тебе все билеты.

Через полчаса Уокер еще раз попытался дозвониться до Арчера. Фейт же открыла свой блокнот для эскизов, но через пятнадцать минут убрала его. Ей нужно увидеть что-то новое, чтобы в голове родился новый образ. Старый дом слишком погружен во время и в эмоции. Ей трудно внутренне расслабиться.

Она чувствовала, что за ней наблюдают.

– Не будь смешной, – пробормотала она. – Никого здесь нет, кроме Уокера.

Она надела кроссовки и приготовилась пойти погулять. Когда в Сиэтле Фейт чувствовала потребность в новых ощущениях, она выбиралась в парк или на побережье. Можно и здесь попытаться сделать то же самое.

Войдя в гостиную, она махнула Уокеру и направилась в холл.

– Куда ты… – сказал Уокер, но ему пришлось оборвать свою фразу, как только в трубке раздался нетерпеливый голос Арчера. – Тебя пора клонировать, мальчик. Можно состариться, пытаясь до тебя дозвониться.

Фейт пообещала себе прогулку по берегу. Теперь самое подходящее время. Сейчас она никому не нужна. По крайней мере она надеялась на это. Мел выглядела слишком напряженной и бледной. Еще бы, пережить ограбление за два дня до свадьбы.

Фейт даже рада была оказаться в одиночестве. Очевидно, Мел и Джефф отдыхали, а Дэвиса, как и Тиги, не было весь день.

Фейт нравилось это. Ей важно место, а не люди. Она пошла по тропе мимо шаткого причала и прохудившихся яликов, через кусты, мимо песчаной трясины. Дальше дорожка терялась в плотном песке, но Фейт теперь уже могла уловить нежное дыхание океана и приглушенные крики морских птиц. Она была почти у цели.

Фейт забралась на песчаный холмик. Линия морской травы сливалась с линией прилива, отмеченной маленьким языком чистого песка. Холмик у нее под ногами рассыпался, и Фейт пошла к берегу. Приливы и отливы смешали песок с ракушками. Пляж был шириной в пятьдесят футов. Вода была удивительного бледно-синего цвета. Волны чуть выше лодыжек ритмично набегали на темный от воды песок. Вода очаровывала Фейт. Она захотела ощутить ее прикосновение. Как только вода обняла ноги Фейт, она почувствовала, как неприятности прошлых дней улетучиваются.

Несколькими ярдами выше, там, где дома сливаются в стену из стекла и бетона вдоль линии воды, сидел наблюдатель. Он устроился насколько мог близко, чтобы оставаться незамеченным. Учитывая, что команда ФБР засела в кустах между домами и особняком, наблюдатель решил больше не приближаться, чтобы не быть арестованным.

У ФБР, как и у него, были приборы ночного видения.

Но днем он пользовался обычным биноклем, к тому же это не привлекало внимания местных жителей. Здесь много людей, наблюдающих за птицами.

Фейт с тревогой огляделась вокруг. Ее не покидало чувство, что за ней наблюдают. Это нарушало покой, в который она было поверила. Но берег казался ей совершенно пустынным. Она вглядывалась в даль: песок тянулся миля за милей, но вдалеке она увидела силуэты людей, которые, вероятно, гуляли.

Может быть, поэтому ей казалось, что за ней наблюдают. Руби-Байю производил впечатление глухого местечка, но цивилизация подошла вплотную к границе поместья.

Солнце удивительно сильно жгло плечи Фейт, когда она шла в противоположную от домов сторону. Вода и солнце успокаивали ее. Она слишком долго просидела в Сиэтле. Тони всегда хотел, чтобы она была под рукой, а график его поездок был непредсказуемым. Никогда больше она не согласится на такие отношения, где нет обоюдного уважения и понимания. Она знала теперь, что такое взаимное уважение.

Острый край ракушки поранил ногу Фейт, напоминая, что надо смотреть, куда наступаешь.

Она наклонилась и подняла осколок раковины. Спиральный рисунок ее напоминал изящную крошечную галактику в бесконечном космосе песка. Большая часть раковины была сломана – слишком долго ее кувыркали морские шторма. Внутри ракушки она была перламутровой и напоминала восход солнца.

В голове Фейт начал рождаться эскиз новой вещи. Она посмотрела на блестящий фрагмент и положила раковину в карман джинсов. Она шла по кромке воды и искала глазами осколки диковинных раковин. От их безупречной красоты захватывало дух; казалось, что тысячи крошечных балерин грациозно танцуют под музыку, которую слышат только они.

Фейт не могла описать это изящество словами, но она представляла, как выразит его в эскизе.

– Я знала, что они заманят тебя, – неожиданно для Фейт сказал мягкий тихий женский голос.

Сердце ее заколотилось с удвоенной силой, когда она почувствовала, как кто-то коснулся ее волос. Фейт вскочила на ноги и обернулась. За спиной была Тига Монтегю.

– Господи, – проговорила Фейт, прижимая руку к сердцу. – Как же вы меня напугали!

Тига улыбнулась. Ее седеющие светлые волосы раздувал слабый ветерок, и они колыхались, как туман над полуночным болотом. Глаза ее увлажнились, и в них отразилось безграничное небо.

– Тебе нечего бояться, – сказала Тига, прикасаясь по-матерински к щеке Фейт. – Ты ведь знаешь, что я никогда ничего плохого не сделаю моей драгоценной маленькой девочке.

Фейт открыла рот, чтобы сказать о том, что она вовсе не её драгоценный ребенок. Потом вспомнила совет Мел: «Обращайся с ней как с любимой кошкой. Если она захочет поговорить с тобой, выслушай ее».

– Конечно, вы не сделаете мне ничего плохого, – спокойным тоном подтвердила Фейт. – Просто я думала, что одна здесь.

– Глупое, милое дитя. – Загоревшие и шершавые от соленой воды руки снова погладили Фейт по волосам. – Мы никогда не бываем одни. Твоего прадеда повесили вон там. – Она указала на старый дуб, стоящий у дороги к дому. – Ты можешь услышать, как он кричит при луне. Она ему не нравится.

Фейт не знала, что сказать. Тига не обращала на это внимания.

– Вон там, – продолжала она, указывая на болото с черной водой, – утонула девочка. По крайней мере люди так считают. Ей было тринадцать, она отправилась ловить устриц. Ночью при лунном свете ты услышишь ее голос. Она кричит, как птица: «Отпусти меня, пожалуйста, отпусти меня, пожалуйста, отпусти меня!»

Фейт казалось, что у нее на затылке поднялись волосы.

– Она все еще там, – сказала Тига. – Не знаю, почему она кричит. Они говорят, что лучше утонуть, чем быть повешенным.

– Они?

– Да. Духи. Ты слышишь их?

– Нет. – Фейт пожала плечами. Улыбка Тига стала такой грустной, что слезы обожгли глаза Фейт.

– Ты слышишь их, моя девочка. Ты одна из них. Как и я.

Уверенность, с которой Тига это говорила, потрясла Фейт до глубины души. Она попыталась подумать о Тиге как о любимой кошке, но у нее ничего не получилось. Ни у одной кошки нет таких мудрых глаз.

– Иногда они носят рубины, – прошептала Тига ей на ухо. – Ты сама знаешь.

– Знаю? – переспросила Фейт.

– Холодное золото и красные слезы души, вправленные в него.

Фейт оставила все попытки представить себе болтливую кошку. Происходящее расстраивало ее больше, чем просто человеческое безумие. Под этим безумием была… боль. Она чувствовала боль Тиги так же ясно, как темноту ночи.

– Длинная рубиновая веревка сжигает ненависть, сжигает и надежду, – бормотала Тига, впиваясь в Фейт взглядом. – Души висят на золотой веревке, они не плачут, не могут вздохнуть, они мертвые, они повешенные. Король всех… или даже королева… с кулачком младенца. Господи, она красная, такая холодная, такая старая, окруженная слезами ангелов, белыми, как кровь, слезами ангелов по моему мертвому младенцу. Говорят мне: «Найди остальную часть двора королевы… Их тринадцать… Тринадцать душ, пламя надежды…» – С потрясающей быстротой и силой пальцы Тиги сошлись вокруг запястья Фейт. – Ты должна принести мне их, моя драгоценная. Это принадлежит благословенному ларцу.

Фейт ничего другого не оставалось, как сказать:

– Конечно, я все найду. Вы пойдете со мной домой?

Пальцы Тиги медленно отпустили ее руку. Она посмотрела на море, потом на солнце, потом на болото, будто возвращаясь к реальности. Когда ее взгляд остановился на Фейт, она удивленно заморгала.

– Привет, – сказала Тига как ни в чем не бывало. – Что ты тут делаешь? Ты пришла поиграть со мной? Мне жаль, но я не могу. – Тига рассеянно улыбнулась и пошла к болоту. Она шагала широко, уверенно, как молодая, здоровая девушка. И быстро исчезла из виду.

Фейт с облегчением выдохнула. Жаль, что слова Тиги были полным бредом, но с какой уверенностью она их произносила, думала она. Фейт вовсе и не собиралась понимать мир повешенных душ, но в сознании ее промелькнуло обручальное кольцо Мел, кроваво-красные рубины в золоте.