Рука-хлыст

Глава 2 Девушка на пристани

На следующее утро я встал в шесть часов, уселся на подоконник своего номера в «Альбионе» и принялся наблюдать за входом на пристань. Там было не так уж много народу. До девяти часов я не видел никаких девушек, и тем более таких, которые бы подходили под описание Кэтрин Саксманн.

Утром позвонил Уилкинс:

— Есть что-нибудь интересное?

— Они звонили и спрашивали вас. Хотели узнать, где вы.

— И что вы сказали?

— Что вы, вероятно, уехали на скачки.

— Хорошо.

— Вы находите, что это хорошо?

— По-моему, да. Как человек может выложить сотню фунтов за такую простую работу? Где есть сто, там найдется и больше. Вспомните управляющего банком.

— Вы так наивны во всем, что касается людей и денег.

Я не смог придумать ответ на подобное замечание, поэтому повесил трубку, вышел на улицу и обошел несколько кафе-баров.

Затем перед ленчем полчаса провел в аквариуме и несколько минут смотрел на состязание гигантских морских угрей. После ленча вздремнул и оставшуюся часть дня провел не занимаясь ничем особенным. Такова одна из особенностей моей профессии, благодаря которой вы ни за что не стопчете ноги.

Она появилась на следующее утро, в полдевятого. Она шла по пирсу со стороны Хова. Утро было свежим, с пролива дул ветер.

Было время прилива, и волны накатывались на галечный пляж.

Девушка шла с непокрытой головой, и ее длинные распущенные светлые волосы развевались вокруг шеи. Руки она держала в карманах распахнутого пальто. Я следил за ней в бинокль, пока она не прошла через турникет пирса, а затем двинулся вслед.

Я был одет достаточно модно для этой местности — обеспеченный молодой человек на каникулах, прогуливающийся в поисках компании.

Я нашел ее на дальнем конце пирса, за павильоном, где, перекинув через заграждения удочки, стояли любители утренней рыбалки. Лески утопали в желто-зеленой пене, а на концах удочек болтались маленькие колокольчики, и рыбаки ждали, что они зазвонят, чтобы в тот момент, когда треска, или лещ, или камбала, или еще какая-нибудь рыба схватит наживку, подсечь ее. Рядом, на пирсе, в беспорядке валялись корзинки, жестянки и неопрятная одежда, и никто не произносил ни слова.

Девушка облокотилась на ограждение, глядя на столб дыма, поднимавшегося от далекого судна на горизонте. Я тоже облокотился на ограждение в двух ярдах от нее и стал смотреть на дым. Затем зажег сигарету и, повернувшись вполоборота, наблюдал за человеком, который собирался закинуть удочку.

Девушка не обращала на меня никакого внимания. Она была крупной, но не чрезмерно. Приятный профиль, широкий, крупный рот, кожа — золотисто-коричневая, такая, что мне захотелось протянуть руку и дотронуться до нее кончиками пальцев.

Мысленно я представил ее облаченной в различную одежду: купальник, старый мешковатый свитер, брюки, а затем лежащей на кровати с наполовину прикрытыми глазами. И во всех случаях поставил ей высший балл. Я понял, что очень разочаруюсь, если это окажется не Кэтрин Саксманн.

Рыбак забросил удочку — раздался такой звук, словно разрывали ткань. Девушка повернула голову и посмотрела на падающую леску. Я перестал видеть ее лицо, но зато моим глазам предстала ее крепкая, длинная шея. Когда она обернулась, я стоял уже в футе от нее.

Я жестом указал в сторону воды:

— Довольно ловко, да?

Она кивнула, посмотрела на меня, и я увидел ее фиолетовые или, скорее, темно-синие глаза. Она смотрела на меня оценивающе, и я сделал то, что сделал бы на моем месте любой молодой человек. Несколько нервозным движением поправил узел своего галстука.

— Мой отец просто помешан на рыбалке.

Я знал, как нужно привлечь внимание человека. Я учился этому несколько лет в Уэстоне-супер-Мечте и тому подобных местах. Если это не сработает, вы пропали. Говорите побольше слов, держитесь твердо и спокойно, ведь вам придется согреть ту холодную и осторожную пустоту, которой всегда окружен незнакомец, даже в том случае, когда ни он, ни она не хотят оставаться таковыми.

— Но не на такой, конечно. Он удит на муху. Форель поднимается по Дартмуру. Это не очень-то крупная рыба, но тут дело в спортивном интересе.

Разговор о ловле рыбы на муху был полезен, потому что позволял, хотя и весьма условно, отнести собеседника к той или иной категории. Уилкинс, например, действительно верила, что тот, кто бездарно ловит рыбу, и сам бездарен.

— Дартмур?

Я сумел привлечь ее внимание, но думаю, все дело было в том, что каждый раз, выходя на пирс, она хотела, чтобы это случилось. Она произнесла всего одно слово, но в нем четко был заметен иностранный акцент, что придало ему очарование.

— Да. Девон. Печь, дикие пони, иногда олени. И все эти реки, где он ловил рыбу. Он обычно проводил там выходные, когда я был мальчиком. Но сейчас мне больше по душе Брайтон. Вы здесь на каникулах?

— Нет, я тут работаю.

Она улыбнулась. У нее был большой мягкий рот с полными губами, пожалуй, на каком-либо ином лице он показался бы слишком большим.

— Жаль, — сказал я, с легкостью меняя тему. — Такая красивая девушка, как вы, не должна работать. Попросите недельный отпуск, и я вам гарантирую, что вы напрочь забудете о работе и тому подобных вещах. Возьмите старую машину, поезжайте куда-нибудь, хорошенько повеселитесь и отдохните. Не пожалеете.

Внутренне я вздохнул, подумав о том, что все же существуют люди, которые действительно могут так поступить. Например, я сам, причем не так давно.

— Старую машину?

— Ну, на самом деле не такую уж старую. «Ягуар». Кремового цвета. Самый подходящий цвет к этой одежде.

На ней было зеленое платье, и я кивком указал на него, опустив глаза до уровня ее груди. Я почувствовал, как мою кожу за ушами начало покалывать. Прежде я не испытывал ничего подобного, к тому же это было совершенно неуместно, ведь я был, так сказать, на работе.

Она издала короткий смешок, вероятно чтобы не мешать рыболовам, и весело сказала:

— Вы пытаетесь познакомиться со мной?

Ну и чутье. Впрочем, подобное развитие событий не могло повредить делу, и я ответил:

— Точно. Если стоять и молчать, то так и останешься один.

Я достал портсигар, черный, кожаный, от Данхилла, и зажигалку «Орифлейм». Я нарочно сделал вид, что никак не могу зажечь ее сигарету, чтобы ее голова склонилась над моими руками на несколько секунд дольше. Мимо пролетела чайка, издав насмешливый крик. Я почувствовал аромат духов и ощутил секундное прикосновение руки, когда Кэтрин придержала зажигалку. Она выпустила облачко дыма, которое мгновенно унесло ветром, и посмотрела на меня своими темно-синими глазами.

— Вы забавный.

В последнем слове очень отчетливо послышался акцент, и оно прозвучало фальшиво.

— Давайте где-нибудь пообедаем, — предложил я. — Отправимся куда-нибудь за город. Найдем хорошее местечко. Может быть, потанцуем. Меня зовут Рекс Карвер.

— Сейчас слишком поздно. Мне пора на работу.

— А вечером? — настаивал я. — Я заеду за вами. Только скажите куда.

Девушка резко выпрямилась, будто собравшись уйти, и мне на миг показалось, что она сейчас сбежит, улыбнувшись и бросив мне на прощанье туманный взгляд, но она сказала:

— В полседьмого.

— Где?

— У входа в отель «Шип».

— Я буду там. — И прежде чем она ушла, спросил:

— Я не знаю вашего имени.

— Кэтрин.

— Красивое имя. А дальше?

Она улыбнулась:

— Просто Кэтрин. Разве этого не достаточно, по крайней мере, пока?

— Конечно. Могу я проводить вас?

— Нет.

Она отвернулась и направилась вокруг павильона; ее «нет» прозвучало весьма отчетливо. Я облокотился о заграждение, глядя, как она идет. Мой взгляд был лишь наполовину взглядом профессионала, а наполовину взглядом самого обычного самоуверенного молодого человека на каникулах, имеющего кремовый «ягуар» и карманы, набитые деньгами.

В двух ярдах от меня один из рыболовов достал из пластмассового ящика сандвич с сыром и, впившись в него зубами, посмотрел на меня.

— Не рановато ли для таких дел?

— Ранняя пташка по зернышку клюет, — ответил я.

Я двинулся прочь, обогнул павильон, а затем прошел вниз вдоль пирса. Справившись с искушением сделать «быструю фотографию», твердо прошел мимо кафе, ларька с открытками, у которого толпились мужчины с опухшими от пива лицами и толстозадые женщины, и все это время, как бы ненарочно, он держался от меня в пятидесяти ярдах. Молодой человек, который стоял у дальнего конца павильона с рыболовами, видел мою встречу с Кэтрин Саксманн.

У него были светло-каштановые волосы с торчащими из-за ушей вихрами — длинными, чуть ли не до плеч; одет в черную кожаную куртку; руки в карманах, лишь большие пальцы наружу; обтягивающие черные джинсы и остроносые ботинки. Его губы беспрестанно двигались, словно он нашептывал сам себе что-то нелицеприятное, а глаза были посажены так близко, что портили его симпатичное лицо.

Дойдя до «Альбиона», я остановился у главного входа и стал ждать. Он прошествовал мимо отеля, ни на миг не прекращая за что-то мысленно выговаривать самому себе.

Она пришла в четверть седьмого.

Я выехал на дорогу, ведущую к Льюису, и мы сидели, не произнося ни слова. Это молчание не беспокоило меня. Ктонибудь и мог бы сказать «привет, красотка» и тем самым поддержать разговор, не давая ему увянуть до тех пор, пока лед не будет растоплен. Но в этом нет ничего хорошего. Сейчас или потом, но после первого шага вам наконец надоест молчать и вы посмотрите трезвым взглядом и решите «за» или «против». Я не знал, какое решение приняла она, мое же было «за». Мне нравилось в ней все, начиная от макушки и кончая пятками. Я вел «ягуар» без всякого ухарства, держа скорость в пятьдесят пять миль, и одна половина моего существа была настроена держаться по-настоящему честно.

Когда на горизонте появились очертания Льюисской тюрьмы — серое судно, выброшенное на высокий риф, она спросила:

— Куда вы меня везете?

— Я подумал, что мы выпьем в «Белом олене», а затем пообедаем.

— Звучит заманчиво.

Я припарковал машину на судебном дворе. Как-то мне пришлось давать здесь свидетельские показания таможне и акцизному управлению по делу о контрабанде. Какой-то джентльмен остановился в нескольких сотнях ярдов и принялся совершать регулярный моцион, дыша свежим вечерним воздухом.

Она выпила два больших стакана мартини, а затем мы взяли копченую семгу и «морской язык»; потом она выпила большой стакан неаполитанского со льдом, а я в это время ждал кофе и допивал остатки «Ле Монтраче» пятьдесят восьмого года — это было одно из самых дорогих бургундских вин, которые здесь предлагались. Но, в конце концов, я тратил деньги Стебелсона.

За едой мы расслабились, стали вести себя более естественно, и она смеялась, когда я рассказал несколько смешных случаев.

Она сказала, что работает в магазине одежды «Бутик Барбара», а я сказал, что работаю в банке «Бритиш лайнен».

Допив вино, она решила, что ей стоит сходить припудрить нос. Я встал и передал ей сумочку, лежащую на столе. Она весила намного больше, чем обычные дамские сумочки, и, когда Кэтрин вышла, я посмотрел ей вслед, все еще чувствуя тяжесть сумки на своей ладони.

Когда она вернулась, я, глядя на нее, вспомнил картину, которую видел однажды в галерее Тейта, когда я заскочил туда, чтобы спастись от дождя. Это было изображение богини охоты Дианы или что-то в этом роде. Кэтрин казалась прекрасной.

Найдется не так уж много девушек, о которых можно сказать то же самое. Хорошенькая, раскованная, привлекательная, умная, неотразимая, убийственно красивая — только эти определения подходили ко всем им. Но Кэтрин была единственной, кого я назвал бы прекрасной.

Когда мы сели в машину, она откинулась на спинку кресла, вытянула руки и сказала:

— А сейчас отвези меня туда, где побольше свежего воздуха.

И откуда видно на много миль весь мир.

Я подумал о том же самом. Мы проехали Льюис, свернули вправо и двинулись по дороге к Поулгейту. Несколько миль дорога вела наверх, к холмам. Пятьсот пятьдесят футов над уровнем моря, и вот в наши лица дует ночной бриз с пролива и у нас под ногами раскинулось все южное побережье:

Брайтон, Ньюхэвен, Сифорд и Истбурн — россыпь драгоценных камней, мерцающих в море. Мы вдыхали запах майорана и нагретой травы. Несколько судов, плывущих в тумане, казались уродливыми призраками. Мы вышли из машины, прошли несколько ярдов и, облокотившись на ворота у дороги, стали смотреть на звезды. Они представляли собой изумительное зрелище, просто дух захватывало. Я слышал, как Кэтрин глубоко вздохнула, и почувствовал, как ее плечо лишь слегка коснулось моего. Я посмотрел на звезды еще несколько секунд, послушал, как судно в тумане покашляло, точно старик, а над головой с треском пролетел майский жук.

Затем я повернулся к Кэтрин, положил руки ей на плечи и посмотрел в ее глаза. Я собирался заговорить первым, но она опередила меня:

— Я тебе нравлюсь?

— Да, — ответил я.

— И ты мне нравишься. Ты мне очень нравишься.

Я прижался своими губами к ее губам и обнял ее, а она обвила мою шею. Мы стояли так довольно долго, а затем она медленно сделала шаг назад, держа мою руку, и мы спустились к машине.

Я открыл заднюю дверцу, она скользнула внутрь, забилась в дальний угол и, вытянув руки, привлекла меня к себе. Я пролез вслед за ней, взял ее руки, и она вздрогнула, но не так, как тогда, когда мы первый раз поцеловались, — она перестала быть сдержанной и стала страстной, задыхающейся от желания.

Поэтому не было ничего удивительного в том, что я не услышал его появления. Должно быть, он ехал на малой скорости, а затем остановил мотоцикл в нескольких ярдах. Я обнял Кэтрин, а она смотрела на меня, и ее рот был слегка приоткрыт; я дотронулся до ее щеки, шепча ее имя и радуясь первой вспышке страсти.

Вдруг позади открылась дверца, и он сказал:

— Выходи.

Утром я видел, как он беззвучно твердил сам себе какие-то гневные, горькие слова. Теперь услышал его голос. Это был низкий голос, и в нем звучали резкие нотки. Я не торопился повиноваться ему, поэтому он нырнул внутрь, ухватил меня за воротник куртки и вытащил наружу. Я упал на влажную от росы траву, а затем ощутил на своем правом боку носок его ботинка.

Отступив назад, он наблюдал, как я шумно пытаюсь вдохнуть воздуху. Он не подозревал, что я не просто пытаюсь отдышаться. Я тянул время, чтобы как следует рассмотреть его и решить, что же мне делать. В руке он держал за ремешок мотоциклетный шлем. Его кожаная куртка была распахнута, а джинсы заправлены в черные ботинки для верховой езды, настолько хорошо начищенные, что они отражали свет звезд.

Он постоял, а затем сказал:

— Ты — жалкий сопляк с дурацкой машиной...

Кэтрин вышла из машины и стояла, облокотись на нее, переводя взгляд с него на меня, глаза ее яростно горели, да и выражение лица было таким же: яростным и гневным.

Я не спеша поднялся на ноги, стянул с себя куртку и, не отводя от него взгляда, бросил ее Кэтрин. Он усмехнулся, и от этого его глаза показались посаженными еще ближе, но я видел лишь кончик языка, которым он облизнул верхнюю губу. Я понял, что он встревожился. Думаю, ему не понравилось то, как я спокойно поднялся с земли и снял с себя куртку.

Я дал ему подойти. Он бросил шлем мне в лицо и двинулся на меня, целясь одной рукой мне в горло и размахивая другой.

Я ухватил его за запястье и резко дернул его руку. Он перекатился через меня, и я дернул его за руку так, чтобы он еще долго помнил о своем плечевом суставе. Когда он ударился о землю, я развернулся и (стиль Миггса) ударил его точно в то место, куда он ударил меня. Ему это не понравилось, но он быстро вскочил, вцепился в мою рубашку и обхватил меня руками, пытаясь поднять и бросить. Он был силен, но не владел техникой.

Я ударил его головой в лицо, а коленом двинул ему между ног.

Когда он отпрянул и споткнулся, я врезал ему еще пару раз — по подбородку и чуть повыше сердца.

Это его и добило. Он лежал на земле, пытаясь, очевидно, понять, что произошло. Я стоял над ним и ждал, когда его дыхание станет ровным.

Затем сказал:

— Ты выбрал не сопляка. У тебя есть две минуты на то, чтобы дойти до своей тарахтелки и смыться.

Я подошел к машине и взял у Кэтрин куртку. Потом зажег сигарету, а он все еще лежал на земле, издавая такие же хриплые звуки, что и суда, идущие в тумане.

— Твое время истекло, — сказал я.

Он поднялся и, не произнося ни слова, отправился к мотоциклу, видневшемуся в туманной дымке. Проходя мимо, он глянул сначала на меня, а затем перевел взгляд на Кэтрин, но она смотрела не на него, а на меня.

Через несколько минут я услышал шум мотоциклетного двигателя; вспыхнули фары, подрагивающие в тумане, а затем он выехал на дорогу.

Кэтрин подошла ко мне, глаза ее по-прежнему яростно сверкали.

— Тебе понравилось? — спросил я.

— Wunderbar[1].

Я отбросил сигарету в сторону. Она придвинулась ко мне вплотную, и через шелковую ткань рубашки я ощутил на своих плечах прикосновение ее рук, а ее рот казался мягким, бархатистым водоворотом. Но та магия, что настигла меня в машине и готова была сбить с ног, уже исчезла. Она была где-то недалеко, но сейчас я не чувствовал ее столь же ясно, как раньше.

Если бы это было не так, я бы не слышал пофыркивающих судов или кричащего в темноте кроншнепа или, когда мы оба сотрясались от дрожи, вызванной не холодом тумана, я бы не открыл переднюю дверцу машины и не помог ей сесть на соседнее с водительским сиденье.

Я зажег новую сигарету и еще одну — для нее; мои руки больше не дрожали.

— Wo gehen Sie hin?[2] — спросила Кэтрин.

— В трактир, выпьем по пинте пива. И говори по-английски.

Она засмеялась, открыла сумочку и, ища пудреницу, вывалила ее содержимое себе на колени. Пистолет. Она и не пыталась скрыть от меня то, что предстало моим глазам, и я почувствовал себя так, словно мы оба стали членами какой-то тайной ложи. Я взял пистолет в руки и спросил:

— Откуда он у тебя?

Это был автоматический пистолет итальянской марки «беретта». Свет, лившийся с приборной доски, не давал мне возможности сказать точно, какого он был калибра, 6-го или 8-го.

— Я купила его в Брайтоне у одного человека.

— Зачем?

На секунду Кэтрин перестала пудрить нос и сделала гримасу. Мне хотелось поцеловать ее, но я решил дождаться ответа.

— Потому что я в чужой стране. Для защиты.

— Если этот парень один из твоих друзей, то пистолет, может, тебе и понадобится.

— Или ему.

Она засмеялась, принялась складывать вещи в сумочку и забрала у меня пистолет.

— У тебя есть разрешение?

— А разве оно нужно?

— Ну, тебе, черт возьми, виднее. Кто это был?

— Дино. Один знакомый. После обеда он подкарауливал меня возле отеля.

— И ты молчала?

— Но твоя машина очень быстрая. Я думала, мы отвяжемся от него. Он жутко ревнивый.

— И у него есть на это причины?

Она посмотрела на меня; взгляд ее был колючим, и мне показалось, что она тщательно обдумывает, рассердиться ей или нет. Затем Кэтрин улыбнулась:

— Нет.

Я готов был расцеловать ее и знал, что она ждет этого. Но я лишь завел машину, и мы съехали по склону холма, затем отыскали в деревне трактир под названием «Уэст Файл», и без всякого удивления обнаружил, что в выпивке она могла бы тягаться с завсегдатаями этого заведения.

Я отвез Кэтрин домой около полуночи. Она жила на маленькой улочке возле вокзала, и, когда мы стояли в дверях и прощались, я слышал радио, оравшее в доме.

Лежа в постели, я открыл аварийную бутылку и плотно приложился, раздумывая над случившимся и удивляясь тому, каким я был дураком или каким мог бы стать. Дино, возможно, действовал по собственному усмотрению. Но Кэтрин знала, что он был там, и не предупредила меня. Тот факт, что меня смогли запросто вытащить с заднего сиденья автомобиля, нисколько не смутил ее. В любом случае ее это устраивало и в любом случае взволновало. Я договорился, что встречу ее вечером у отеля «Шип».