Руководство ЦРУ по контрразведывательным допросам

A. Пояснения по назначению документа

Данное руководство не может научить кого-либо быть или стать хорошим дознавателем. В лучшем случае оно может помочь читателям избежать характерных ошибок плохих дознавателей.

Его цель — дать рекомендации по ведению допросов по методике KUBARK, и особенно по ведению контрразведывательных допросов сопротивляющихся источников. Задуманная как пособие для дознавателей и других непосредственно заинтересованных лиц, она в значительной степени основана на опубликованных результатах обширных исследований, в том числе научных изысканий, проведенных специалистами в тесно связанных с вопросом областях.

В допросе нет ничего таинственного. Он состоит не более чем из получения необходимой информации путем ответов на вопросы. Как и в случае со всеми ремесленниками, некоторые дознаватели более искусны, чем другие, и некоторое их превосходство может быть врожденным. Но грамотный допрос все же основывается на знании предмета и на некоторых общих принципах, в основном психологических, которые несложно понять. Успех хороших дознавателей во многом зависит от того, насколько — осознанно или нет — они используют эти принципы, а также процессы и техники, вытекающие из них. Знание предмета и основных принципов само по себе не приведет к успешному допросу, но позволит избежать ошибок, характерных для плохого допроса. Таким образом, цель книги состоит не в том, чтобы научить читателя быть хорошим дознавателем, а в том, чтобы рассказать ему, чему он должен научиться, чтобы стать хорошим дознавателем.

Допрос сопротивляющегося источника, являющегося сотрудником или агентом разведки Орбиты [вероятно, собирательное название просоветских государств — прим.пер.], службы безопасности или подпольной коммунистической организации, — одна из самых сложных профессиональных задач. Как правило, шансы все еще в пользу дознавателя, но они резко снижаются благодаря подготовке, опыту, терпению и твердости допрашиваемого. В таких обстоятельствах дознавателю нужна любая помощь, которую он может получить. И главным источником помощи сегодня являются научные открытия. Спецслужба, способная применить соответствующие, современные знания для решения своих проблем, имеет огромные преимущества перед службой, ведущей свое тайное дело в стиле XVIII века. Верно, что американские психологи уделяли несколько больше внимания коммунистическим методам допроса, в частности «промыванию мозгов», чем американским. Тем не менее они провели научные исследования по многим вопросам, тесно связанным с допросами: влияние ослабленности и изоляции, полиграф, реакция на боль и страх, гипноз и повышенная внушаемость, наркотическое опьянение и т. д. Эта работа настолько важна и актуальна, что уже невозможно существенно обсуждать тему допроса без обращения к психологическим исследованиям, проведенным в последнее десятилетие. По этой причине одной из основных целей данного исследования является акцентирование внимания на соответствующих научных результатах, касающихся КР допроса. Были предприняты все усилия, чтобы изложить и интерпретировать эти результаты на нашем собственном языке, вместо терминологии, используемой психологами.

Данное исследование ни в коем случае не сводится к изложению и интерпретации результатов психологических исследований. Подход психологов, как правило, манипулятивный, то есть они предлагают методы навязывания контроля или изменений допрашиваемому извне. За исключением коммунистических рамок, они уделяли меньше внимания созданию внутреннего контроля — т. е. преобразованию источника данных, чтобы добиться добровольного сотрудничества. Если даже не принимать во внимание моральные соображения, навязывание внешних методов манипулирования людьми сопряжено с серьезным риском последующих судебных исков, негативной огласки или других попыток нанести ответный удар.

B. Пояснения по организации документа

В данном исследовании мы переходим от общей темы допроса как такового (части I, II, III, IV, V и VI) к планированию контрразведывательного допроса (часть VII) и к допросу сопротивляющихся источников (части VIII, IX и X). Определения, юридические соображения и обсуждение допрашивающих и источников, а также раздел VI о скрининге и других предварительных мероприятиях относятся ко всем видам допросов.

Как только установлено, что источник, вероятно, является объектом контрразведки (другими словами, вероятно, является сотрудником иностранной разведки или службы безопасности, коммунистом или частью любой другой группы, занимающейся тайной деятельностью, направленной против национальной безопасности), планируется и соответствующим образом проводится допрос. Техники КР допроса рассматриваются в порядке возрастания интенсивности по мере того, как усиливается внимание к сопротивлению источника. Последний раздел, посвященный «что делать и чего не делать», представляет собой возврат к более широкому взгляду на начальные части; он помещен в виде контрольного списка последним исключительно для удобства.

A. Типы источников: Разведывательные категории

С точки зрения разведывательной службы, категории лиц, которые чаще всего предоставляют полезную информацию в ответ на опрашивание, — это путешественники; репатрианты; перебежчики, беглецы и беженцы; перемещенные источники; агенты, включая провокаторов, двойных агентов и агентов проникновения; а также мошенники и фабриканты.

1. Путешественников обычно подвергают интервью, дебрифингу или опросу с применением техник выпытывания. Если их допрашивают, то причина в том, что известно или предполагается, что они относятся к одной из следующих категорий.

2. Репатриантов иногда допрашивают, хотя чаще используются другие техники. Собственные интересы правительства принимающей страны часто диктуют проведение допроса сотрудничающей службой, а не KUBARKом. Если допрос проводит KUBARK, предпринимаются следующие предварительные шаги:

a. Проверка записей, включая заметки местные и Штаб-квартиры.

b. Проверка bona fides.

c. Определение вида и уровня доступа репатрианта в период нахождения вне пределов своей страны.

d. Предварительное просчитывание мотивации (включая политическую ориентацию), надежности и возможностей в качестве наблюдателя и репортера.

e. Определение всех разведывательных или коммунистических связей, будь то со службой или партией собственной страны репатрианта, страны задержания или другой. Необходимы полные подробности.

3. Перебежчики, беглецы и беженцы обычно допрашиваются достаточно долго, чтобы можно было хотя бы предварительно проверить их bona fides. Опыт послевоенных лет показал, что советские перебежчики 1) почти никогда не перебегают исключительно или главным образом из-за побуждения со стороны западных служб, 2) обычно покидают СССР по личным, а не идеологическим причинам, и 3) часто являются агентами RIS [очевидно, Russian “Illegal” Spies, русские «нелегальные» разведчики]. Как правило, советские люди, ищущие убежища на Западе, получают статус перебежчиков из-за их ценности как источников информации. [^b13                    ] их обычно отправляют в центр перебежчиков для подробного использования. С сателлитными [из других стран соц.содружества?] беглецами и беженцами обращаются как с перебежчиками только в том случае, если они обладают повышенными знаниями и могут удовлетворить установленные потребности разведки. [^b13                                                                                                                                                                                                                                                                                                        ]

Все анализы потока перебежчиков-беженцев показали, что службы Орбиты хорошо осведомлены о преимуществах этого канала как средства внедрения своих агентов в целевые страны. Даже отток венгров после восстания 1956 года был использован AVH^X. Поэтому важно помнить, что bona fides перебежчиков, как правило, не может быть окончательно установлена только на основании [поверхностных] допросов. [^b13                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                          ] Затраты времени и денег не позволяют проводить интенсивные контрразведывательные допросы всех подозреваемых перебежчиков и беженцев, но в отдельных случаях не существует разумной альтернативы.

4. Перемещенные источники, направленные в KUBARK другой службой для допроса, обычно достаточно хорошо изученные передающей службой, так что на них было заведено досье. По возможности, KUBARK должен получить копию досье или его полный информационный эквивалент до принятия под свою опеку.

5. C агентами чаще проводят дебрифинг, чем допрашивают. Если оперативные события вызывают сомнения в безопасности агента или операции KUBARK, рекомендуется, чтобы ответственный офицер использовал [^b13                                                              ] как аналитический инструмент. Если после этого установлено или сильно подозревается, что агент относится к одной из следующих категорий, обычно следует дальнейшее расследование и, в конечном счете, допрос.

a. Провокатор. Многие агенты-провокаторы – это прибывшие [walk-ins], представляющиеся беглецами, беженцами или перебежчиками, чтобы проникнуть в эмигрантские группы, разведку ODYOKE^X или другие цели, предписанные враждебными службами. Хотя изобличения настоящими беженцами и другие доказательства информации, полученной из документов, от местных чиновников и из подобных источников, могут привести к разоблачению, обнаружение провокации часто зависит от квалифицированного допроса. Предварительной проверке bona fides беженцев посвящен один из последующих разделов данного руководства. Однако результаты предварительной проверки часто оказываются недостаточными, и необходимым условием для признания и полного разоблачения часто является подробный допрос. После этого провокатор может быть допрошен для получения оперативной и позитивной разведывательной, а также и контрразведывательной информации, при условии, что его статус будет должным образом учтен во время допроса и позже, при подготовке отчетов.

b. Двойной агент (ДА). Допрос ДА часто проводится после определения или сильного подозрения, что ДА «дает преимущество» службе противника. Как и в случае с допросом провокаторов, тщательное предварительное расследование принесет внушительные дивиденды, когда начнется опрашивание. Фактически, основной принцип допроса заключается в том, что дознаватель должен иметь в своем распоряжении, прежде чем начать допрос, как можно больше относящейся к делу информации, которую можно собрать без ведома предполагаемого допрашиваемого. Сотрудникам KUBARK, планирующим допрос подозреваемого двойного агента, будет полезно ознакомиться с [^b13                                                            ]

c. Агент проникновения. Цель агента проникновения — присоединиться к намеченной группе. [^b13                                                                                                                                                                                                                                                      ] Хотя основной целью допроса является получение информации, сопротивляющийся источник, которого «сломали», не должен игнорироваться как личность, когда его выжимают досуха. Все хорошие дознаватели избегают методов принуждения, когда необходимую информацию можно получить без них. Другими словами, физическое или психологическое принуждение контрпродуктивно, если оно применяется к источнику, чье добровольное сотрудничество можно получить без давления. Если принуждение должно быть использовано и успешно, временным эффектом для враждебного агента проникновения, ДА или провокатора будет создание вакуума в его лояльности. Скорее всего, он будет чувствовать себя истощенным и апатичным. Если дознаватель (или его служба) восстановит самооценку источника в этот момент, предоставив приемлемое обоснование для обращения к антикоммунистическим убеждениям, источник будет склоняться к добровольному сотрудничеству. Но если его принудили к разглашению информации с помощью давления, превозмогшего его сопротивление (например, наркотического опьянения или гипноза), и если его мотивы игнорируются после того, как информация добыта, он, скорее всего, вернется к роли антагониста и попытается доставить нам неприятности любыми доступными ему средствами. Более подробно эта тема рассматривается в части IX данного руководства.

d. Мошенники и фальсификаторы [swindlers and fabricators] обычно допрашиваются с профилактическими целями, а не для получения контрразведывательной информации. Цель допроса — предотвратить или свести на нет ущерб, нанесенный KUBARK, другим службам ODYOKE или сотрудничающим службам. Мошенники и фальсификаторы мало что могут сообщить из КР информации, но, как известно, умело тянут время. Их допрос обычно нерезультативен, а если затягивается, то и вовсе не оправдывается. Профессиональный торговец-разносчик, имеющий несколько контактов в разведслужбе, может оказаться исключением; но обычно он отдает предпочтение местной службе безопасности, потому что иначе он не сможет действовать безнаказанно.

B. Типы источников: Категории личностей

Количество систем, разработанных для классификации людей, велико, и большинство из них имеют сомнительную ценность. В трактатах по допросам изложены различные категориальные схемы. Чаще всего пропагандируются две типологии: психолого-эмоциональная и географическо-культурная. Приверженцы первой утверждают, что базовые эмоционально-психологические паттерны не сильно меняются в зависимости от времени, места или культуры. Вторая школа утверждает существование национального характера и субнациональных категорий, и руководства по проведению допросов, основанные на этом принципе, рекомендуют подходы, адаптированные к географическим культурам.

Совершенно верно, что источник допроса не может быть понят в вакууме, в отрыве от социального контекста. Не менее верно и то, что некоторые из самых вопиющих ошибок в допросе (и других оперативных процессах) были допущены в результате игнорирования биографии источника. Более того, эмоционально-психологические схематизации иногда представляют нетипичные крайности, а не типы людей, с которыми обычно сталкиваются дознаватели. Такие типологии вызывают разногласия даже среди профессиональных психиатров и психологов. Дознаватели, которые принимают их и отмечают у допрашиваемого одну или две характеристики «типа А», могут ошибочно отнести его к категории А и предположить наличие остальных черт.

С другой стороны, существуют обоснованные возражения против принятия культурно-географических категорий для целей допроса (какими бы обоснованными они ни были как концепции KUCAGE^X). Ловушки, связанные с незнанием отличительной культуры источника, «получили в последние годы столь большое внимание, что несколько затушевывают другую... тенденцию считать людей из других культур более отличными от себя, чем они есть на самом деле. Дознаватель находится в наибольшей безопасности, когда он может действовать, исходя из предположения, что все люди будут реагировать существенно одинаково на одно и то же используемое им воздействие. Население большинства стран все больше разделяет скорее мировоззрение своих современников в других странах, чем своих собственных национальных прародителей. Кроме того, в каждом крупном промышленно развитом государстве формируются классы социальные и по роду занятий, общие для всех таких государств.»(3)

Идеальным решением было бы отказаться от всякой классификации. В принципе, все схемы обозначения людей сами по себе неверны; применяемые произвольно, они всегда приводят к искажениям. Каждый дознаватель знает, что реальное понимание человека стоит гораздо больше, чем доскональное знание той или иной ограниченной клеточки, в которую его определили. И для целей допроса отношения, в которых он отличается от абстрактного типа, могут быть более значимыми, чем те, в которых он соответствует.

Однако KUBARK не располагает ни временем, ни персоналом, чтобы исследовать глубины индивидуальности каждого источника. На начальных этапах допроса или при быстром допросе мы вынуждены в некоторой степени использовать упрощенную классификацию, невзирая на искажения. Как и другие вспомогательные средства допроса, схема категорий полезна только в том случае, если признать ее тем, чем она является — набором ярлыков, которые облегчают общение, но не являются тем же самым, что и обозначаемые таким образом люди. Если допрашиваемый постоянно лжет, дознаватель может назвать его «патологическим лжецом». И все же такие люди могут обладать контрразведывательной (или иной) информацией, вполне равной по ценности той, что хранится в других источниках, и дознаватель, скорее всего, доберется до нее [, если он] человек, который не довольствуется навешиванием ярлыков, но интересуется не только тем, почему объект лжет и о чем он лжет.

Итак, с учетом всех этих оговорок, а также с учетом того, что те, кто находит эти психоэмоциональные категории прагматически ценными, должны их использовать, а те, кто не находит, должны оставить их в покое, ниже описаны девять типов. Категории основаны на том факте, что прошлое человека всегда отражается, пусть и смутно, в его нынешней этике и поведении. Старые собаки могут выучить новые трюки, но не новые способы их освоения. Люди меняются, но то, что кажется новым поведением или новой психологической моделью, обычно является лишь вариантом старой темы.

Представленная здесь система классификации не объявляется полной; некоторые допрашиваемые не вписываются ни в одну из групп. Как и все другие типологии, эта система страдает от перекрывающегося дублирования, так что некоторые допрашиваемые будут демонстрировать характеристики более чем одной группы. Прежде всего, дознаватель должен помнить, что обнаружение некоторых характеристик группы в одном источнике не дает оснований для немедленного вывода о принадлежности источника к этой группе, и что даже правильная маркировка не является эквивалентом понимания людей, а лишь несколько помогает понять их.

Девять основных групп в рамках психоэмоциональной классификации, принятых для данного пособия, следующие.

1. Ригидная личность [orderly-obstinate character, дословно организованно-упрямая]. Людям этой категории свойственны экономичность, упорядоченность и холодность; часто они довольно интеллектуальны. В их поведении нет импульсивности. Они склонны все логически обдумывать и действовать обдуманно. Они часто принимают решения очень медленно. Они гораздо реже идут на реальные личные жертвы ради дела, чем используют их как временное средство для получения постоянной личной выгоды. Они скрытны и не склонны сообщать кому-либо о своих планах и заговорах, которые часто касаются свержения той или иной формы власти. Они также упрямы, хотя могут притворяться, что сотрудничают, или даже верить, что сотрудничают. Они затаивают обиды.

Ригидная личность считает себя выше других людей. Иногда его чувство превосходства переплетается с неким магическим мышлением, включающим в себя всевозможные суеверия и фантазии о контроле над окружающей средой. У него даже может быть своя собственная система морали. Иногда он удовлетворяет свое чувство тайного превосходства, провоцируя несправедливое обращение. Характерно, что он также старается сохранить возможность отступления, избегая каких-либо реальных обязательств. Он сильно озабочен — и всегда был — своей личной собственностью. Обычно он прижимистый человек, который экономит на всем, обладает сильным чувством правомерности, пунктуален и опрятен. Его деньги и другая собственность имеют для него персонифицированное качество; они являются частью его самого. Он часто носит с собой с собой блестящие монеты, сувениры, связку ключей и другие предметы, имеющие для него фактическую или символическую ценность.

Обычно ригидный тип в детстве проходил опыт активного бунтарства, упорно делая прямо противоположное тому, что ему говорили делать. Повзрослев, он, возможно, научился маскировать свое сопротивление и стал пассивно-агрессивным, но его решимость делать по-своему осталась неизменной. Он просто научился действовать косвенно, если это необходимо. Глубокий страх и ненависть к руководству, сохраняющиеся с детства, часто хорошо скрыты. Например, такой человек может легко и быстро признаться на допросе даже в тех действиях, которых он не совершал, чтобы сбить дознавателя со следа в поисках важного открытия (или, что бывает реже, из-за чувства вины).

Дознаватель, имеющий дело с ригидной личностью, должен избегать роли враждебных властей. Угрозы и угрожающие жесты, битье по столу, пресечение уклонений или лжи и любая подобная властная тактика лишь пробудят в таком субъекте его старые тревоги и привычные защитные механизмы. Чтобы добиться взаимопонимания, дознаватель должен быть дружелюбным. Возможно, будет полезно, если комната и сам дознаватель будут выглядеть исключительно опрятно. Ригидные допрашиваемые часто собирают монеты или другие предметы в качестве хобби; время, потраченное на то, чтобы поделиться своими интересами, может частично растопить лед. Установление раппорта чрезвычайно важно при работе с этим типом. «Такие личности, характеризующиеся низкой оригинальностью, авторитарными тенденциями, низкой мотивацией достижения, условностями и социальной зависимостью, относятся к типам, которые, по оценкам, подвержены манипуляциям на допросе.»(3)

2. Оптимистичная личность [optimistic character]. Этот тип источника почти постоянно радостно беспечен [happy-go-lucky], импульсивен, непоследователен и несамостоятелен. Кажется, что он постоянно наслаждается состоянием благополучия. Он может быть щедрым до предела, давая другим так, как хочет, чтобы давали ему. Он может стать алкоголиком или наркоманом. Он не способен выдерживать сильное давление; на брошенный вызов он реагирует не увеличением усилий, а скорее бегством, чтобы избежать конфликта. Его убежденность в том, что «все образуется», что «все будет хорошо», основана на потребности избежать собственной ответственности за происходящее и положиться на благосклонность судьбы.

В раннем возрасте такой человек, как правило, получал слишком много послаблений. Иногда он является самым младшим членом большой семьи, ребенком женщины средних лет (так называемый «ребенок перемены жизни»). Если в позднем детстве его постигло сильное разочарование, он может быть мелочным, мстительным и постоянно требовательным.

В качестве источников информации для допроса оптимистичные характеры лучше всего реагируют на доброжелательный, родительский подход. Если они скрытны, с ними часто можно эффективно справиться с помощью техники Матта-и-Джеффа, которая будет обсуждаться далее в тексте. Тактика давления или враждебность заставят их замкнуться в себе, в то время как успокаивающее поведение их выманит. Они склонны добиваться обещаний, чтобы представить дознавателя в роли защитника и решателя проблем; важно, чтобы дознаватель не давал конкретных обещаний, которые не могут быть выполнены, потому что оптимист, обратившийся ко мстительности, может доставить немало хлопот.

3. Алчная, требовательная личность [greedy, demanding character]. Такой человек прилипает к другим, как пиявка, и навязчиво цепляется. Хотя он крайне зависим и пассивен, он постоянно требует, чтобы другие заботились о нем и удовлетворяли его желания. Если он считает себя обиженным, то не ищет возмещения ущерба собственными силами, а пытается убедить другого взяться за дубины в его защиту — «пусть ты и он сразятся». Его лояльность может меняться всякий раз, когда он чувствует, что выбранный им спонсор подвел его. Перебежчики этого типа обижаются на то, что их желания не были удовлетворены в родной стране, но вскоре они чувствуют себя столь же обделенными во второй стране и точно так же ополчаются против ее правительства или представителей. Алчный и требовательный характер подвержен довольно частым депрессиям. Он может направить желание отомстить внутрь, на самого себя; в крайних случаях это может привести к самоубийству.

Алчная и требовательная личность часто страдает от раннего лишения заботы о нем или безопасности. Став взрослым, он продолжает искать замену родителям, которые будут заботиться о нем так, как, по его мнению, не заботились его родные.

Дознаватель, имеющий дело с алчным и требовательным характером, должен быть осторожен чтобы не осаживать его, иначе раппорт будет разрушен. С другой стороны, дознаватель не должен соглашаться с требованиями, которые не могут или не должны быть выполнены. Тон понимающего отца или старшего брата, скорее всего, заставит испытуемого откликнуться. Если он предъявляет непомерные требования, то незначительная поблажка может послужить вполне удовлетворительной заменой, потому что требование возникает не из конкретной нужды, а как выражение потребности субъекта в безопасности. Он, скорее всего, сочтет обнадеживающим любое проявление заботы о его благополучии.

При работе с этим типом — и в значительной мере при работе с любым из перечисленных здесь типов — дознаватель должен осознавать пределы и подводные камни рационального убеждения. Если он пытается склонить к сотрудничеству, апеллируя к логике, ему следует сначала определить, основано ли сопротивление источника на логике. Взывание будет неэффективным, если сопротивление полностью или в основном эмоциональное, а не рациональное. Эмоциональное сопротивление можно ослабить только с помощью эмоциональных манипуляций.

4. Тревожная, эгоцентричная личность [anxious, self-centered character]. Хотя этот человек пуглив, он ведет постоянную борьбу за то, чтобы скрыть свои страхи. Часто это сорвиголова, который компенсирует свою тревожность, делая вид, что опасности не существует. Он может быть каскадером или цирковым артистом, который «доказывает» себя перед толпой. Он также может быть Дон Жуаном. Он склонен к хвастовству и часто лжет, жаждая одобрения или похвалы. Как солдат или офицер он может быть награжден за храбрость; но если это так, его товарищи могут заподозрить, что его подвиги были вызваны удовольствием подвергать себя опасности и предвкушением наград, одобрения и аплодисментов. Тревожный, эгоцентричный характер обычно очень тщеславен и в равной степени чувствителен.

Люди с такими чертами характера на самом деле необычайно боязливы. Причины сильной скрытой тревоги слишком сложны и тонки, чтобы обсуждать их в рамках данной работы.

Для дознавателя возможность, которую дает скрытая тревога для успешного манипулирования источником, важнее причин. Его желание произвести впечатление обычно быстро становится очевидным. Скорее всего, он будет многословен. Если игнорировать или высмеивать его хвастовство или прервать его требованием перейти к делу, это, скорее всего, вызовет у него негодование и остановит поток информации. Игра на его тщеславии, особенно восхваление его смелости, обычно бывает успешной тактикой при умелом использовании. Тревожные, эгоцентричные допрашиваемые, которые скрывают важные факты, такие как контакт с враждебной службой, более вероятно раскроются, если им дать понять, что правда не будет использована им во вред, а также если дознаватель подчеркнет бездушие и глупость противника, пославшего столь доблестного человека на столь плохо подготовленную миссию.

Мало что можно получить и много потерять, разоблачая не относящуюся к делу ложь от такого рода источников. На грубую ложь о смелых поступках, сексуальном мастерстве или других «доказательствах» мужества и мужественности лучше всего отвечать молчанием или дружелюбными, но неконкретными ответами, если они не отнимают много времени. Если предполагается оперативное использование, вербовку иногда можно осуществить с помощью таких вопросов, как «Интересно, не согласились бы вы взять на себя опасную миссию?»

5. Личность с комплексом вины [the guilt-ridden character]. У этого типа людей сильная и жестокая, несообразная совесть. Кажется, что вся его жизнь посвящена тому, постоянному переживанию чувства вины. Иногда он, кажется, полон решимости искупить свою вину, а иногда настаивает на том, что во всем, что произошло, виноват кто-то другой. В любом случае он постоянно ищет какие-то доказательства или внешние признаки того, что вина других больше, чем его собственная. Часто он полностью поглощен попытками доказать, что с ним поступили несправедливо. Фактически, он может спровоцировать несправедливое обращение, чтобы успокоить свою совесть с помощью наказания. К этому классу относятся компульсивные игроки, которые не находят истинного удовольствия в выигрыше, но находят облегчение в проигрыше. Подобным образом действуют люди, которые ложно признаются в совершении преступлений. Иногда такие люди действительно совершают преступления, чтобы признаться и понести наказание. Мазохисты также относятся к этой категории.

Причинами большинства комплексов вины являются реальные или вымышленные обиды, нанесенные родителям или другим людям, которых, по мнению субъекта, он должен был любить и почитать. В детстве таких людей могли часто ругать или наказывать. Или же они были «образцовыми» детьми, которые подавляли все естественные враждебные чувства.

Виноватого типа трудно допрашивать. Он может «признаться» во враждебной подпольной деятельности или других интересующих KUBARK действиях, в которых он не участвовал. Обвинения, выдвинутые против него дознавателем, скорее всего, спровоцируют такие ложные признания. Или же он может молчать, когда его обвиняют, наслаждаясь «наказанием». Он — плохой объект для LCFLUTTER^X. Сложности работы с допрашиваемыми с комплексом вины так широко варьируются от случая к случаю, что практически невозможно перечислить разумные общие принципы. Возможно, лучший совет заключается в том, чтобы дознаватель, предупрежденный информацией скрининга (см. часть VI) или обнаруживший чрезмерную озабоченность субъекта моральными суждениями, рассматривал как подозрительную и субъективную любую информацию, предоставленную допрашиваемым по любому вопросу, который его волнует с точки зрения морали. Лица с сильным чувством вины могут прекратить сопротивление и сотрудничать, если их каким-либо образом наказать, поскольку наказание приносит им удовлетворение.

6. Личность с неврозом успеха [character wrecked by success] тесно связана с личностью, подверженной чувству вины. Такой человек не может допустить успеха и идет по жизни, терпя неудачи в критические моменты. Он часто подвержен несчастным случаям. Как правило, за ним длинная история подаваемых надежд и почти завершенных важных дел или достижений, но не доведенных до конца. Личность, которая не выносит успеха, наслаждается своими амбициями до тех пор, пока они остаются фантазиями, но так или иначе гарантирует, что в реальности они не будут реализованы. Знакомые часто чувствуют, что его успех не за горами, но что-то всегда мешает. На самом деле это что-то — чувство вины, подобное описанному выше. У человека, избегающего успеха, есть совесть, которая запрещает ему получать удовольствие от достижений и признания. Он часто проецирует свое чувство вины и считает, что во всех его неудачах виноват кто-то другой. У него может быть сильная потребность страдать, он может стремиться к опасности или ранению.

В качестве допрашиваемых эти люди, которые «не терпят процветания», не представляют особой проблемы, если только допрос не затрагивает их чувство вины или причины их прошлых неудач. Тогда в результате будут получены субъективные искажения, а не факты. Успешный дознаватель будет изолировать эту область ненадежности.

7. Шизоидная или эксцентричная личность [schizoid or strange character] большую часть времени живет в мире фантазий. Иногда кажется, что он не в состоянии отличить реальность от придуманного им самим мира. Реальный мир кажется ему пустым и бессмысленным, в отличие от таинственно значимого мира, который он создал. Он крайне нетерпим к любым разочарованиям, возникающим во внешнем мире, и справляется с ними, уходя во внутреннюю сферу. У него нет реальной привязанности к другим людям, хотя он может придавать им символическое и личное значение или ценность.

Во взрослых, принадлежащих к этой категории, могут вырасти дети, воспитанные в семьях, лишенных обычной ласки и внимания, в детских домах или государственных коммунах. Получив отказ в ранних попытках привязаться к другому, они теряют доверие к привязанностям и уходят в себя. Любая связь с группой или страной будет ненадежной и, как правило, преходящей. В то же время шизоидный персонаж нуждается во внешнем одобрении. Хотя он уходит от реальности, он не хочет чувствовать себя покинутым.

В роли допрашиваемого шизоидный персонаж, скорее всего, будет охотно лгать, чтобы получить одобрение. Он будет говорить дознавателю то, что, по его мнению, тот хочет услышать, чтобы получить награду в виде улыбки на лице дознавателя. Поскольку он не всегда способен отличить факт от фантазии, он может не осознавать, что лжет. Желание получить одобрение дает дознавателю рычаг управления. В то время как обвинения во лжи или другие признаки неуважения провоцируют уход от ситуации, выудить правду из шизоидного субъекта может оказаться несложно, если он убежден, что не добьется благосклонности, если будет говорить неправду, или не навлечет на себя неблагосклонности, если будет говорить правду.

Как и страдающий чувством вины, шизоидный тип может оказаться ненадежным объектом для тестирования с помощью LCFLUTTER^X, поскольку его внутренние потребности заставляют его путать факты с фантазиями.

Он также может стать ненадежным агентом из-за своей неспособности работать с фактами и формировать реальные отношения.

8. Эготист [exception] считает, что мир ему страшно задолжал. Ему кажется, что он пострадал от грубой несправедливости, обычно в раннем возрасте, и должен расплатиться. Иногда несправедливость совершалась безлично, по воле судьбы: физическое уродство, крайне болезненная болезнь или операция в детстве, ранняя потеря одного из родителей или обоих. Чувствуя, что эти несчастья были незаслуженными, эготисты рассматривают их как несправедливость, которую кто-то или что-то должно исправить. Поэтому они требуют для себя привилегий, не дозволенных другим. Когда их требования игнорируются или отвергаются, эготисты начинают бунтовать, как это часто бывает у подростков. Они убеждены, что справедливость их требований очевидна для всех и что любой отказ в их удовлетворении является преднамеренным злом.

При допросе эготисты, скорее всего, будут требовать денег, помощи в переселении и других услуг — требования, совершенно несоразмерные с ценностью их вклада. Любые двусмысленные ответы на такие требования будут истолкованы как молчаливое согласие. Из всех рассмотренных здесь типов эготист наиболее вероятно понесет в газеты или суд обвинения в несправедливости по отношению к нему со стороны KUBARK.

Лучшая общая линия поведения с теми, кто считает себя исключительным, — внимательно выслушивать (в пределах разумных сроков) их претензии и не брать на себя обязательств, которые не могут быть выполнены в полном объеме. Перебежчики из враждебных спецслужб, двойники, провокаторы и другие лица, имевшие более чем случайный контакт с китайско-советской службой, могут, если они относятся к этой категории, оказаться необычайно отзывчивыми на предположения дознавателя, что с ними несправедливо обошлись в другой службе. При планируемом оперативном использовании таких лиц следует учитывать тот факт, что у них нет чувства преданности общему делу и они могут обидеться на начальство.

9. Средняя или нормальная личность [average or normal character] не является человеком, полностью лишенным характеристик других типов. На самом деле он может время от времени демонстрировать большинство или все из них. Но ни одна из них не доминирует постоянно; проявляющиеся у среднего человека такие качества, как упрямство, нереалистичный оптимизм, тревожность и другие, не являются преобладающими или властвующими, за исключением относительно коротких промежутков времени. Более того, его реакции на окружающий мир в большей степени зависят от событий в этом мире и в меньшей степени являются продуктом жестких, субъективных шаблонов, чем в случае с другими рассмотренными типами.

C. Другие подсказки

[^b13                                    ] обсуждает в некоторых аспектах [^b13          ] психологических характеристик добровольных и недобровольных ДА. Эта информация будет полезна всем тем, кто собирается допрашивать двойного агента.

Настоящий перебежчик (в отличие от враждебного агента в личине перебежчика), скорее всего, имеет в прошлом опыт противостояния власти. Печально, но факт: перебежчики, покинувшие родину из-за того, что не смогли поладить с непосредственным или высшим начальством, скорее всего, восстанут против власти и в новой обстановке (этот факт обычно играет важную роль при повторном перебегании). Поэтому перебежчики, скорее всего, будут встречаться в рядах ригидных, алчных и требовательных, шизоидов и эготистов.

Эксперименты и статистические анализы, проведенные в Университете Миннесоты, касались взаимосвязи между тревожностью и аффилиативными тенденциями (желанием быть с другими людьми), с одной стороны, и порядке старшинства (рангом в последовательности рождения) — с другой. Некоторые из полученных результатов, хотя и носят предварительный и спекулятивный характер, имеют определенное значение для опроса. (30). Как указано в библиографии, исследователи пришли к выводу, что изоляция обычно вызывает тревогу, что тревога усиливает желание быть с другими людьми, разделяющими тот же страх, и что единственные дети и первенцы более тревожны и менее готовы или способны переносить боль, чем дети, родившиеся позже. Другие применимые гипотезы заключаются в том, что страх усиливает аффилиативные потребности у первенцев и единственных детей гораздо сильнее, чем у поздних. Эти различия более выражены у людей из малых семей, чем у тех, кто вырос в больших семьях. Наконец, единственные дети гораздо чаще держатся и сохраняют самообладание в ситуациях, вызывающих тревогу, чем первенцы, которые чаще пытаются отступить. По остальным основным параметрам — интенсивности тревоги и эмоциональной потребности в аффилиации — значимых различий между «первенцами» и «единственными» обнаружено не было.

Из этого следует, что определение «порядка старшинства» испытуемого перед началом допроса может быть полезным для дознавателя. Однако следует сделать два предостережения. Первое заключается в том, что полученные результаты на данном этапе являются лишь предварительными гипотезами. Второе — даже если они окажутся точными для больших групп, эти данные подобны данным актуарных таблиц; они не имеют конкретной прогностической ценности для отдельных людей.

A. Скрининг

Центры приема перебежчиков и некоторые крупные станции имеют возможность проводить предварительный психологический скрининг [просеивание] до начала допроса. Цель скрининга — заранее предоставить дознавателю информацию о типе и характеристиках допрашиваемого. Рекомендуется проводить скрининг, когда это позволяют персонал и условия, за исключением случаев, когда есть достаточная уверенность в том, что допрос будет маловажным или что допрашиваемый будет полностью готов к сотрудничеству.

Скрининг должен проводиться интервьюерами, а не дознавателями; или, по крайней мере, испытуемые не должны проходить скрининг у тех же сотрудников KUBARK, которые впоследствии будут их допрашивать.

[^b13                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                      ]

Другие вспомогательные психологические тесты лучше всего проводить с помощью квалифицированного психолога. Тесты, проведенные на американских военнопленных, возвращенных под юрисдикцию США в Корее во время Большого и Малого обменов [Big and Little Switch], показывают, что потенциальные допрашиваемые, которые демонстрируют нормальную эмоциональную реакцию на тест Роршаха и другие тесты, скорее всего, будут сотрудничать на допросах, чем те, чьи ответы указывают на их апатичность, эмоциональную замкнутость или безжизненность. Крайне сопротивляющиеся, однако, имеют общие характеристики реагирования с коллаборационистами; они различаются по характеру и интенсивности мотивации, а не эмоций. «Анализ записей объективных тестов и биографической информации по выборке из 759 репатриантов Большого Обмена показал, что люди, которые сотрудничали, отличались от тех, кто не сотрудничал, следующим образом: коллаборационисты были старше, закончили больше классов школы, набрали больше баллов по тестам интеллекта, проводимым после репатриации, дольше служили в армии до плена и набрали больше баллов по шкале психопатических отклонений [Psychopathic Deviate Scale] — pd... Однако 5 процентов из нонколлаборационистской выборки, которые активно сопротивлялись — которые либо были награждены армией, либо считались китайцами «реакционерами» — отличались от остальной группы точно тем же образом, что и группа коллаборационистов, и не могли быть отличены от этой группы ни по одной переменной, кроме возраста; сопротивлявшиеся были старше коллаборационистов.» (33)

Даже грубая предварительная оценка, если она верна, может стать благом для дознавателя, поскольку позволит ему с самого начала применить в целом разумную тактику — тактику, адаптированную к личности источника. Доктор Молони высказал мнение, которое мы можем использовать в качестве примера, что AVH^X удалось получить от кардинала Миндсенти то, что она хотела, потому что венгерская служба адаптировала свои методы допроса к его личности. «Нет никаких сомнений в том, что увлеченность Миндсенти концепцией обретения безопасности и могущества через вручение себя величайшей силе из всех — его идее Бога — предрасполагала его к реакции, вызванной его опытом общения с коммунистической разведкой. Для него капитуляция личностной системы перед авторитарной системой была естественной, как и сам принцип мученичества.» (28)

Задача скрининга облегчается тем, что сотрудник-скринер заинтересован в испытуемом субъекте, а не в информации, которой он может обладать. Большинство людей — даже многие агенты-провокаторы, обученные излагать легенду, — будут с некоторой свободой рассказывать о событиях детства и семейных отношениях. И даже провокатор, который подменяет своего настоящего отца вымышленным человеком, раскроет некоторые свои чувства к отцу во время рассказа о воображаемом заместителе. Если скринер научился располагать потенциального собеседника к себе, прощупывать его в каждом случае, то он вряд ли сочтет непринужденную беседу о себе опасной.

Скринер заинтересован в том, чтобы заставить субъекта говорить о себе. Как только беседа началась, скринер должен постараться не прерывать ее вопросами, жестами или другими прерываниями до тех пор, пока не будет получено достаточно информации, позволяющей приблизительно определить тип. Скорее всего, испытуемый будет говорить свободно, если манера поведения скринера будет дружелюбной и терпеливой. Выражение его лица не должно показывать особого интереса к какому-либо высказыванию; он должен казаться просто сочувствующим и понимающим. Через некоторое время большинство людей, начавших рассказывать о себе, возвращаются к ранним впечатлениям, так что, просто слушая и время от времени делая спокойные, ободряющие замечания, скринер может узнать очень многое. Например, обычные вопросы о школьных учителях, работодателях и лидерах групп приведут к тому, что испытуемый расскажет о своих чувствах к родителям, начальству и другим эмоционально значимым для него людям благодаря ассоциативным связям в его сознании.

Очень полезно, если скринер может вообразить себя на месте испытуемого. Чем больше скринер знает о родном регионе и культурном окружении испытуемого, тем меньше вероятность того, что он встревожит его нелепым замечанием. Такие комментарии, как «Должно быть, это было тяжелое время для вас и вашей семьи», «Да, я понимаю, почему вы были рассержены» или «Звучит захватывающе», достаточно безобидны, чтобы не отвлекать испытуемого, и в то же время служат достаточным доказательством сочувственного интереса. Принятие стороны испытуемого против его врагов служит той же цели, а такие комментарии, как «Это было несправедливо, они не имели права так с вами обращаться», помогут наладить контакт и стимулируют дальнейшие откровения.

Важно, чтобы в процессе обследования были замечены грубые отклонения от нормы. Люди, страдающие тяжелыми психическими заболеваниями, будут демонстрировать серьезные искажения, бред или галлюцинации и, как правило, давать причудливые объяснения своему поведению. Прекращение проверки или незамедлительное направление психически больных к профессиональным специалистам сэкономит время и деньги.

Вторая и прямо относящаяся к делу цель скрининга — позволить обоснованно предположить возможное отношение источника к допросу. Оценка того, будет ли допрашиваемый сотрудничать или упорствовать, очень важна для планирования, поскольку при работе с этими двумя типами используются совершенно разные методы.

На станциях или базах, где нет возможности проводить скрининг в формальном смысле, все же стоит предварить любой важный допрос интервью с источником, которое проводится кем-то, кроме дознавателя, и призвано предоставить максимум оценочной информации до начала допроса.

Если только не требуется шоковый эффект, переход от скринингового интервью к ситуации допроса не должен быть резким. При первой встрече с допрашиваемым обычно полезно, чтобы дознаватель провел некоторое время в спокойном, дружеском общении, которое было характерно для скринингового интервью. Даже если у дознавателя теперь есть плоды отборочного просеивания, грубая классификация по типам, ему нужно понять испытуемого в его собственных терминах. Если он сразу же проявит агрессию, то навяжет первой сессии допроса (и в меньшей степени — последующим сессиям) слишком произвольную модель поведения. Как сказал один эксперт: «Тот, кто работает без учета отчуждающей [disjunctive] силы тревоги в человеческих отношениях, никогда не научится проводить интервью«». (34)

B. Другие предварительные процедуры

[^b13                                                                                                              ] Предварительная обработка других типов источников информации для допроса обычно менее сложна. Для данной цели достаточно перечислить следующие принципы:

1. Вся имеющаяся соответствующая информация должна быть собрана и изучена до планирования и тем более проведения самого допроса. Унция расследования может стоить фунта вопросов.

2. Как можно скорее следует провести различие между источниками, которые будут направлены в центр приема перебежчиков или другое место, организованное и оборудованное для допросов, и теми, чей допрос которых будет завершен на базе или станции, с которой впервые был установлен контакт.

3. Предлагаемая процедура предварительного просчитывания прибывших лиц остается той же самой, независимо от того, будет ли прибывший направлен в центр приема перебежчиков или нет. Если источник будет переведен в центр, будет полезно, если предварительное просчитывание bona fides поступит в центр раньше чем он. Предварительная проверка bona fides на станции или базе, которая первой вступает в контакт с прибывшим, обсуждается в [^b3              ] . Ключевые моменты повторяются здесь для удобства. Эти предварительные проверки призваны дополнить техническую экспертизу документов, вопросы по существу о заявленной родине или роде занятий и другие стандартные запросы. Следующие вопросы, если они будут заданы, должны быть заданы как можно скорее после первого контакта, пока человек еще находится в состоянии стресса и не успел привыкнуть к распорядку дня.

a. Прибывшего можно попросить назвать всех родственников и друзей в том районе или даже в той стране, где впервые запрашивается убежище PBPRIME. Следует быстро двигаться по следу. Агентам-провокаторам иногда дают указание «дезертировать» в районы их последующего действия, и друзья или родственники, уже находящиеся там, могут оказаться враждебными объектами.

b. Во время первого интервью дознаватель должен быть начеку при встрече фраз или понятий, характерных для разведывательной или КР деятельности, и должен фиксировать такие зацепки, независимо от того, планируется ли допрос на месте или передача их в центр допроса для последующего использования.

c. Если возможно, следует использовать LCFLUTTER^X. Если это невозможно, проходящему может быть предложено пройти такое тестирование позднее. Отказы должны быть зафиксированы, равно как и указания на то, что вошедший был проинструктирован о методике другой службой. Следует отметить как способ, так и характер реакции посетителя на предложение.

d. Если в результате LCFLUTTER, скрининговой проверки, расследования или любых других методов будет установлена разведывательная предыстория, необходимо получить следующую минимальную информацию:

1) [^b13                                                                                              ]

2) [^b13                                                                                              ]

3) [^b13                                                                                              ]

4) [^b13                                                                                                                                                            ]

5) [^b13                                                                                              ]

6) [^b13                                                                                              ]

7) [^b13                                                                                              ]

e. [^b13                                                                                                                                                                                                                                          ]

f. [^b13                                                                                                                                                                                                                                          ]

g. [^b13                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                        ]

h. [^b13                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                  ]

i. [^b13                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                      ]

j. [^b13                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                    ]

4. [^b13                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                ]

5. Заслуживают изучения все документы, имеющие отношение к планируемому допросу. Документы из стран Блока или те, которые являются в каком-либо отношении необычными или незнакомыми, обычно направляются в соответствующий полевой или штаб-квартирный компонент для технического анализа.

6. Если в ходе проверки или любого другого этапа, предшествующего допросу, выясняется, что источник уже допрашивался ранее, этот факт должен быть доведен до сведения дознавателя. Агенты, например, привыкли к тому, что их допрашивают многократно и профессионально. Так же как и люди, которые неоднократно подвергались арестам. Люди, прошедшие практическую подготовку к допросам, становятся искушенными субъектами, способными заметить неуверенность, очевидные уловки и другие слабые места.

C. Резюме

Скрининговый отбор и другие предварительные процедуры помогут дознавателю — и его базе, станции или центру — решить, может ли предполагаемый источник 1) скорее всего обладать полезными контрразведывательными данными из-за связи с иностранной службой или коммунистической партией и 2) скорее всего сотрудничать добровольно или нет. Вооружившись этими оценками и любыми сведениями о личности источника, полученными в результате скрининга, дознаватель готов к планированию.

A. Сущность контрразведывательного допроса

Долгосрочная цель КР допроса состоит в том, чтобы получить от источника всю полезную контрразведывательную информацию, которой он располагает. Краткосрочная цель состоит в том, чтобы заручиться его сотрудничеством в достижении этой цели или, если он сопротивляется, уничтожить его способность к сопротивлению и заменить ее отношением сотрудничества. Техники, используемые для того, чтобы свести на нет сопротивление, заставить подчиниться и в конечном итоге добиться добровольного сотрудничества, рассматриваются в части VIII данного руководства.

Нет двух одинаковых допросов. Каждый допрос в значительной степени зависит от личности источника и дознавателя, поскольку допрос — это глубоко межличностный процесс. Вся цель скрининга и основная цель первого этапа допроса — выяснить сильные и слабые стороны объекта. Только когда они установлены и поняты, становится возможным реалистичное планирование.

Планирование КР допроса сопротивляющегося источника требует понимания (формализованного или нет) динамики признания. Здесь уместно исследование Горовица о природе признания. Он начинает с вопроса о том, почему вообще происходят признания. «Почему, встречаясь с обвинением, не делать всегда вид, что ничего не случилось? Почему человек приговаривает сам себя через признание, когда в худшем случае в отсутствие признания он останется как минимум в том же положении (а возможно, и в лучшем)...?» Он отвечает, что признания, полученные без принуждения, обычно являются результатом следующих условий:

1. Человек явно или косвенно обвиняется и чувствует себя обвиняемым.

2. В результате его психологическая свобода — степень, в которой он чувствует себя способным делать то, что хочет, — ограничивается. Это чувство не обязательно должно соответствовать заключению под стражу или какой-либо другой внешней реальности.

3. Обвиняемый чувствует себя обороняющимся, поскольку находится на зыбкой почве. Он не знает, как много известно обвинителю. В результате у обвиняемого «нет формулы правильного поведения, нет роли, если хотите, которую он мог бы использовать в этой ситуации».

4. Он воспринимает обвинителя как представителя власти. Если он не считает, что полномочия обвинителя намного превышают его собственные, он вряд ли будет чувствовать себя скованным, и станет защищаться. Если же он «воспринимает, что обвинение подкреплено „реальными“ доказательствами, соотношение внешних и собственных сил увеличивается, и психологическое положение человека становится более шатким». Интересно отметить, что в таких ситуациях обвиняемый склонен к чрезмерной или преувеличенной реакции, к враждебности и эмоциональной демонстрации; к сознанию собственной правоты, встречным обвинениям, защите...»

5. Он должен верить, что отрезан от дружественных или поддерживающих его сил. Если это так, то он сам становится единственным источником своего «спасения».

6. «Еще одно условие, которое, скорее всего, является необходимым, хотя и недостаточным для признания, — это то, что обвиняемый чувствует себя виноватым. Возможно, причина в том, что чувство вины способствует самобичеванию [self-hostility]». Должно быть также ясно, что если человек не чувствует вины, он не является виновным в своем собственном сознании и не признается в поступке, который другие могут считать злым или неправильным, а он, по сути, считает правильным. Признание в таком случае может быть сделано только под принуждением, даже если все остальные условия, упомянутые ранее, преобладают.»

7. Обвиняемого, наконец, подталкивают на путь признания настолько далеко, что ему легче идти дальше, чем повернуть назад. Он воспринимает признание как единственный способ выйти из затруднительного положения и обрести свободу. (15)

Горовиц был процитирован и подытожен довольно подробно, поскольку считается, что все вышесказанное — это в основном здравое описание процессов, которые вызывают признание у источников, чье сопротивление изначально не сильно, кто ранее не сталкивался с задержанием и допросами и не был обучен вражеской разведкой или службой безопасности методам сопротивления. Например, начинающий или недовольный коммунист или агент может быть доведен до признания и сотрудничества без применения каких-либо внешних принудительных сил, кроме самой ситуации допроса, посредством вышеописанной последовательности субъективных событий.

Важно понимать, что допрос, и как ситуация и как процесс, сам по себе оказывает значительное внешнее давление на допрашиваемого, если не дать ему привыкнуть к нему. Некоторые психологи прослеживают этот эффект обратно вплоть до инфантильных отношений. Меерло, например, утверждает, что любые вербальные отношения в той или иной степени повторяют паттерн ранних вербальных отношений между ребенком и родителем. (27) Допрашиваемый, в частности, скорее всего, будет воспринимать дознавателя как родителя или родителя-символ, объект подозрений и сопротивления или покорного принятия. Если дознаватель не знает об этом бессознательном процессе, результатом может стать запутанная битва подспудных установок, в которой произносимые слова часто являются лишь прикрытием для посторонней борьбы, ведущейся на более низких уровнях обеих личностей. С другой стороны, дознавателю, который понимает эти факты и знает, как обратить их в свою пользу, возможно, не придется прибегать к какому-либо давлению, кроме того, которое непосредственно вытекает из условий и функций допроса.

Очевидно, что многие сопротивляющиеся субъекты контрразведывательного допроса не могут быть приведены к сотрудничеству или даже к уступкам просто в силу давления, которое они генерируют внутри себя или из-за неусиленного воздействия ситуации допроса. Тогда возникает необходимость в манипулятивных техниках — все еще ориентированных на человека, но воздействующих на него извне. Основополагающая гипотеза данного руководства заключается в том, что эти техники, которые могут быть успешными даже с очень сопротивляющимися источниками, по сути, являются методами, вызывающими регрессию личности на тот более ранний и слабый уровень, который необходим для подавления сопротивления и привития зависимости. Все техники, используемые для преодоления препятствий на пути допроса, весь спектр от простой изоляции до гипноза и наркотического опьянения, по сути, являются способами ускорения процесса регрессии. По мере того как допрашиваемый скатывается от зрелости к более инфантильному состоянию, его усвоенные или структурированные черты личности исчезают в обратном хронологическом порядке, так что первыми уходят самые недавно приобретенные характеристики — те, на которые допрашиваемый опирается в своей защите. Как отмечают Гилл и Бренман, регрессия — это, по сути, потеря автономии. (13)

Еще одним ключом к успешному допросу сопротивляющегося источника является предоставление приемлемой рационализации для покладистости. По мере регрессии почти все сопротивляющиеся ощущают растущее внутреннее напряжение, возникающее из-за желания одновременно скрыть и разгласить. Чтобы избавиться от нарастающего напряжения, источник может ухватиться за любую сохраняющую лицо причину для подчинения — любое объяснение, которое успокоит как его собственную совесть, так и возможный гнев бывших начальников и соратников, если его вернут под контроль коммунистов. Задача дознавателя — предоставить правильное объяснение в нужное время. Здесь также важно понимать допрашиваемого; правильная рационализация должна быть оправданием или причиной, которая соответствует личности источника.

Процесс допроса — это континуум [т.е. непрерывная и связная среда], и все, что в нем происходит, влияет на все последующие события. Континуальный процесс, будучи межличностным, необратим. Поэтому неправильно начинать контрразведывательный допрос опытным путем, намереваясь отказываться от бесплодных подходов от одного за другим, пока случайно не будет найден здравый метод. Неудачи дознавателя, его болезненные отступления из глухих тупиков укрепляют уверенность источника и повышают его способность к сопротивлению. Пока дознаватель пытается выведать у объекта факты, которые должны были быть установлены до начала допроса, объект все больше и больше узнает о дознавателе.

B. План допроса

Планирование допроса важнее, чем конкретные детали плана. Поскольку нет двух одинаковых допросов, невозможно спланировать допрос от А до Я во всех его деталях с самого начала. Но его можно и нужно планировать от А до Е или от А до М. Вероятность неудачи при неспланированном КР допросе неприемлемо высока. Еще хуже то, что подход «переть-невзирая» может разрушить перспективы успеха, даже если впоследствии будут использованы разумные методы.

Разведывательная категория, к которой принадлежит объект, хотя и не является определяющей для целей планирования, все же имеет определенное значение. План допроса путешественника отличается от плана допроса других категорий, поскольку время, отведенное на допрос, часто бывает коротким. Соответственно, проверка его bona fides часто бывает менее тщательной. Обычно его считают достаточно надежным, если установлена его личность и отсутствие других разведывательных связей, если проверка документов не обнаружила порочащей информации, если в его рассказе о своей биографии нет пропусков или расхождений, свидетельствующих о значительном утаивании, если он не пытается выявить информацию об опрашивающем или его кураторе и если он охотно предоставляет подробную информацию, которая выглядит надежной или установлено, что это так.

[^b13                                              ]

[^b13                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                        ]

Перебежчики обычно могут быть допрошены в одностороннем порядке [т.е. только ЦРУ без участия спецслужбы государства, на территории которого происходят допросы], по крайней мере, в течение некоторого времени. Давление с целью присоединиться [к допросу] обычно исходит не от иностранной службы, а от разведывательного компонента ODYOKE^X. Время, отведенное на одностороннюю проверку и разработку, должно быть рассчитано с самого начала, с учетом прав и интересов других членов разведывательного сообщества. Наиболее важным фактом, который следует иметь в виду при планировании допросов советских перебежчиков, является то, что определенный процент из них оказался контролируемыми агентами; оценки этого процента достигали до [^b13              ] в течение нескольких лет после 1955 года. (22)

Отсутствие у KUBARK исполнительных полномочий особенно существенно, если речь идет о допросе подозреваемого агента или любого другого субъекта, от которого ожидается сопротивление. Как правило, трудно добиться успеха в КР допросе сопротивляющегося источника, если только допрашивающая служба не может контролировать объект и его окружение в течение столь долгого времени, как это окажет себя необходимым [^b13                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                        ]

[^b13                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                        ]

Как уже упоминалось ранее, агенты и сотрудники враждебных служб часто получают информацию об отсутствии у KUBARK полицейских полномочий. Такие источники могут потребовать немедленного освобождения в случае задержания для одностороннего допроса. Если требование будет отклонено, они могут впоследствии подать иск о незаконном задержании. Перевод в центр допроса не должен использоваться как автоматическое решение. План допроса на станции или базе должен учитывать юридические соображения, проблемы размещения и охраны субъектов, подвергаемых одностороннему допросу, а также разочарование, которое может возникнуть в результате траты большого количества времени и квалифицированной рабочей силы на непокорный источник. В противном случае станция или база может слишком сильно надавить, пытаясь добиться быстрых результатов, уступить давлению и отпустить допрашиваемого, от которого не удалось получить разъяснений.

C. Отдельные вопросы

До начала вопросов дознаватель должен четко представлять себе, что он хочет узнать, почему он считает, что источник располагает информацией, насколько она важна и как ее лучше всего получить. Любая неясность здесь или задавание вопросов в предположении, что цель будет определена после начала допроса, почти наверняка приведет к бесцельности и провалу в конце. Если конкретные цели не могут быть четко определены, необходимо провести дополнительное расследование, прежде чем приступать к опрашиванию.

Делается оценка рода и интенсивности предполагаемого сопротивления. Полезно заранее выяснить, не будет ли желаемая информация угрожать интересам допрашиваемого или наносить ему ущерб. Если да, то дознаватель должен подумать, можно ли получить ту же информацию или ее подтверждение из другого источника. Незамедлительный допрос подозреваемого, располагая неубедительной фактической основой, как правило, приводит к потере времени, а не к его экономии. С другой стороны, если необходимая информация не затрагивает чувствительных точек по мнению субъекта, обычно предпочтительнее просто попросить ее, чем пытаться обманом добиться от него показаний и тем самым создавая ненужную битву умов.

Предварительный психологический анализ субъекта облегчает решение вопроса о том, будет ли он скорее всего сопротивляться, и если да, то будет ли его сопротивление результатом страха, что его личным интересам будет нанесен ущерб, или результатом нежелания сотрудничать, свойственного ригидному и родственным им типам. Выбор методов, которые будут использоваться для преодоления сопротивления, также определяется характеристиками допрашиваемого.

Помещение, в котором будет проводиться допрос, должно быть свободно от отвлекающих факторов. Цвет стен, потолка, ковров и мебели не должен бросаться в глаза. Картины должны отсутствовать или быть тусклыми. Наличие письменного стола зависит не от удобства дознавателя, а от предполагаемой реакции субъекта на коннотацию превосходства и официальности. Возможно, предпочтительнее будет простой стол. Мягкое кресло для допрашиваемого иногда предпочтительнее деревянного стула с прямой спинкой, поскольку, если его заставляют долго стоять или иным образом лишают физического комфорта, контраст усиливается, что приводит к дезориентации. В некоторых трактатах по допросам подчеркивается важность организации освещения таким образом, чтобы его источник находился позади дознавателя и бил прямо в лицо субъекту. В данном случае это прямолинейное правило также нереально. На сотрудничающий источник освещение оказывает тормозящее воздействие, а на утаивающий — может сделать его более упрямым.

Как и все остальные детали, эта зависит от личности допрашиваемого.

Хорошее планирование позволит избежать прерываний. Если комната используется не только для допросов, но и для других целей, на ней следует повесить табличку «Не беспокоить» или ее аналог. Эффект от того, что кто-то забрел в комнату, забыв ручку или желая пригласить дознавателя на ленч, может оказаться губительным. По той же причине в комнате не должно быть телефона: он обязательно зазвонит в самый неподходящий момент. Более того, это видимая связь с внешним миром; ее присутствие позволяет субъекту чувствовать себя менее отрезанным и более способным к сопротивлению.

Специальная комната для допросов предлагает идеальные условия для фотографирования допрашиваемого без его ведома, спрятав камеру за картиной или в другом месте.

Если в качестве места для допроса будет использоваться новая конспиративная квартира, его следует тщательно изучить, чтобы убедиться, что можно манипулировать общей обстановкой по своему усмотрению. Например, следует заранее узнать силу электрического тока, чтобы в случае необходимости запасти под рукой трансформаторы или другие модифицирующие устройства.

Обычно предусматриваются приспособления для записи допроса, или перенос их в другую комнату, или то и другое. Большинство опытных дознавателей не любят делать пометок. Необремененность этой рутиной позволяет им сосредоточиться на том, что говорят источники, как они это говорят и что еще они делают, пока говорят или слушают. Другая причина отказа от ведения ручных записей заключается в том, что это отвлекает и иногда беспокоит допрашиваемого. В ходе нескольких сессий, проведенных без пометок, допрашиваемый может впасть в комфортную иллюзию, что он говорит не для протокола. Еще одно преимущество записи — возможность ее последующего воспроизведения. На некоторых субъектов шок от того, что они неожиданно слышат свои голоса, действует нервирующе. Также запись предотвращает последующее увиливание или отрицание показаний. Кассеты также можно редактировать и склеивать, что дает эффективные результаты, если вмешательство можно скрыть. Например, если в деле участвуют двое подозреваемых, и В просто сказали, что А признался в их совместной лживости, он может верить, что это заявление — ложь и что дознаватели просто вернулись к своим старым трюкам. Но если он услышит записанное на пленку признание А или запись А, отредактированную так, чтобы она звучала как признание, результат может быть совершенно иным. Запись также является ценным учебным пособием для дознавателей, которые с ее помощью могут разобрать свои ошибки и свои наиболее эффективные приемы. Исключительно поучительные допросы или их отдельные фрагменты могут быть использованы для обучения других.

Если есть возможность, следует использовать аудиоаппаратуру для трансляции хода допроса в другое помещение, используемое в качестве пункта прослушивания. Основное преимущество трансляции заключается в том, что она позволяет ответственному за допрос отметить важные моменты и наметить дальнейшую стратегию, заменить одного дознавателя на другого, правильно выбрать время для драматического прерывания и т. д. Полезно также установить за спиной допрашиваемого небольшую лампочку-мигалку или организовать какой-либо другой способ сигнализировать дознавателю без ведома источника, что допрашивающий должен покинуть комнату для консультации или что собирается войти кто-то другой.

Субъекты обычно опрашиваются раздельно. Разделение позволяет использовать ряд приемов, которые в противном случае были бы невозможны. Кроме того, оно усиливает у источника ощущение, что он отрезан от дружеской помощи. Сведение двух или более подозреваемых друг другу с целью добиться обвинений или признаний особенно опасно, если этому не предшествовали отдельные допросы, которые вызвали у одного из них признание или, по крайней мере, значительные показания, касающиеся обоих. Техники раздельного допроса связанных источников обсуждаются в части IX.

Количество дознавателей, используемых для одного допроса, варьируется от одного человека до большой команды. Размер группы зависит от нескольких соображений, в первую очередь от важности дела и интенсивности сопротивления источника. Хотя большинство сеансов включают одного дознавателя и одного допрашиваемого, некоторые из описанных далее техник требуют присутствия двух, трех или четырех допрашивающих. Команда из двух человек, в частности, подвержена непреднамеренным антипатиям и конфликтам не входящих в предусмотренное распределение ролей. Планирование и последующее поведение должны устранять такие противотоки до их возникновения, особенно потому, что источник будет стремиться обратить их в свою пользу.

Члены команды, которые не задействованы в других делах, могут быть с максимальной пользой использованы в пункте прослушивания. Неопытные дознаватели найдут, что прослушивание допроса во время его проведения может быть весьма познавательным.

Как только начинается допрос, дознаватель вынужден действовать на двух уровнях. Он пытается делать две, казалось бы, противоречивые вещи одновременно: установить раппорт с субъектом, но оставаться по сути отстраненным наблюдателем. Или же он может проецировать себя на сопротивляющегося допрашиваемого как мощного и зловещего (чтобы искоренить сопротивление и создать необходимые условия для раппорта), оставаясь при этом совершенно безучастным на глубинном уровне, отмечая значимость реакций субъекта и эффективность своего собственного выступления. Плохие дознаватели часто путают это двухуровневое функционирование с ролевой игрой, но между ними есть радикальная разница. Дознаватель, который просто притворяется, что испытывает определенные эмоции или придерживается определенного отношения к источнику, скорее всего, будет неубедителен; источник быстро почувствует обман. Даже дети очень скоро чувствуют такое притворство. Чтобы быть убедительным, сочувствие или гнев должны быть искренними; но чтобы быть полезным, они не должны мешать более глубокому уровню точного, незатронутого наблюдения. Двухуровневое функционирование не является сложным или даже необычным; большинство людей временами выступают в роли и исполнителя, и наблюдателя, если только их эмоции не вовлечены в ситуацию настолько глубоко, что критическая способность распадается. Благодаря опыту дознаватель становится искусным в этом дуализме. Дознаватель, обнаруживший, что он эмоционально вовлечен и больше не способен на беспристрастную объективность, должен сообщить об этих фактах, чтобы можно было произвести замену. Несмотря на все усилия планирования по подбору дознавателя, чей возраст, образование, навыки, личность и опыт делают его лучшим выбором для задачи, иногда случается так, что и дознаватель, и допрашиваемый чувствуют при первой встрече притяжение или антипатию, которые настолько сильны, что быстро возникает необходимость смены дознавателя. Ни один дознаватель не должен отказываться уведомить своего начальника, если эмоциональная вовлеченность становится очевидной. Не сама реакция, а неспособность сообщить о ней будет свидетельствовать о недостатке профессионализма.

Другие причины смены дознавателя следует предвидеть и избегать с самого начала. В первой части допроса отношения между дознавателем и изначально не склонным к сотрудничеству источником важнее, чем полученная информация; когда эти отношения разрушаются при смене дознавателя, заменяющему его лицу приходится начинать практически с нуля. Фактически, он начинает с препятствий, потому что воздействие допроса сделает источник более эффективной сестрой. Поэтому база, станция или центр не должны назначать главным дознавателем человека, чья доступность закончится до предполагаемого завершения дела.

Перед началом допроса необходимо рассчитать количество времени, которое может потребоваться и которым могут располагать как дознаватель, так и допрашиваемый. Если допрашиваемый не будет находиться под стражей, выясняется заранее его обычный график работы, чтобы не пришлось освобождать его в критический момент из-за того, что у него назначена встреча или он должен идти на работу.

Поскольку вытягивание информации из упрямящегося субъекта — не самое легкое занятие, допрос следует начинать только после того, как будут собраны все относящиеся к делу факты, доступные как в открытом доступе, так и от сотрудничающих источников.

Сессии допросов сопротивляющегося источника, находящегося под стражей, не должны проводиться по неизменному расписанию. Способность к сопротивлению снижается из-за дезориентации. Испытуемого можно оставить в покое на несколько дней; его могут вернуть в камеру, дать поспать пять минут и снова привести на допрос, который проводится так, как будто прошло восемь часов. Принцип заключается в том, что сеансы должны быть спланированы таким образом, чтобы нарушить ощущение хронологической последовательности у источника.

Окончание допроса должно быть спланировано до того, как начнется допрос. Виды задаваемых вопросов, используемые методы и даже поставленные цели могут зависеть от того, что произойдет в конце. Например, если допрашиваемый будет передан службе принимающей [у себя KUBARK] стороны, то, как правило, важно свести к минимуму количество информации о KUBARK и ее методах, которую он может сообщить. Если же он будет отпущен в местную экономику, возможно — занесен в черный список предполагаемых враждебных агентов, но не подвергнут последующему контрразведывательному наблюдению, важно избежать безрезультатного финала, который предупредил допрашиваемого о наших сомнениях, но не закончился ничем. Самые плохие допросы — это те, которые уходят в безрезультатную пустоту.

Следует также заранее продумать ряд практических деталей завершения. Будут ли источнику возвращены документы и будут ли они в готовности вовремя? Следует ли ему заплатить? Если он является фальсификатором или враждебным агентом, сфотографирован ли он и сняты ли с него отпечатки пальцев? Необходимы ли или желательны ли последующие контакты и оговорены ли условия повторного контакта? Получен ли отказ от претензий?

Как уже отмечалось в начале этого раздела, успешный допрос источника, оказывающего сильное сопротивление, обычно включает в себя два ключевых процесса: расчетливую регрессию допрашиваемого и предоставление приемлемой рационализации. Если эти два шага были предприняты, становится очень важно закрепить новую податливость с помощью обращения. Другими словами, субъект, который в конце концов разгласил искомую информацию и которому была предоставлена причина для разглашения, которая спасает его самолюбие, совесть или и то, и другое, часто будет в настроении сделать последний шаг — принять ценности дознавателя и действовать с ним сообща.

Теперь если предусматривается оперативное использование [источника], обращение становится настоятельной задачей. Но даже и если источник не представляет никакой ценности после того, как его информационный фонд был извлечен, дополнительное время, проведенное с ним, чтобы заменить его новое ощущение пустоты новыми ценностями, может стать хорошей страховкой. Всем некоммунистическим службам время от времени досаждают недовольные допрашиваемые, которые выдвигают требования и угрожают или предпринимают враждебные действия, если эти требования не удовлетворяются. В частности, перебежчики, поскольку они часто враждебно относятся к любой власти, создают проблемы, угрожая или подавая иски в местные суды, организуя публикацию описаний из мести или обращаясь в местную полицию. Бывший допрашиваемый с особой вероятностью может стать будущим нарушителем порядка, если во время допроса он подвергался принуждению, навязанному извне. Время, потраченное после окончания допроса на укрепление чувства принятия источником миросозерцания дознавателя, может оказаться лишь малой толикой времени, необходимого для того, чтобы погасить его попытки отомстить. Более того, обращение может создать полезный и долговременный актив. (См. также замечания в разделе VIII В 4.)

A. Общие замечания

Термин «непринудительный» использован выше для обозначения методов допроса, которые не основаны на принуждении несговорчивого субъекта путем применения превосходящей силы, исходящей извне его самого. Однако допрос без принуждения не проводится без давления. Напротив, цель состоит в том, чтобы оказать максимальное давление или, по крайней мере, столько, сколько необходимо, чтобы побудить подчиниться. Разница в том, что давление создается внутри допрашиваемого. Его сопротивление ослабевает, его стремление уступить укрепляется, пока в конце концов он не победит себя.

Манипулировать субъектом психологически, пока он не станет покладистым, не применяя внешних методов принуждения к подчинению, кажется сложнее, чем есть на самом деле. Изначально преимущество находится за дознавателем. С самого начала он знает об источнике гораздо больше, чем источник знает о нем. И он может создать и усилить эффект всезнания различными способами. Например, он может показать допрашиваемому толстую папку с его собственным именем. Даже если в папке нет почти ничего, кроме чистых листов бумаги, атмосфера осведомленности, с которой дознаватель упоминает биографию объекта, может убедить некоторые источники в том, что все известно и сопротивление бесполезно.

Если допрашиваемый находится под стражей, дознаватель может манипулировать его окружением. Просто прервав все другие контакты с людьми, «дознаватель монополизирует социальное окружение источника».(3) Он осуществляет полномочия всемогущего родителя, определяя, когда источник будет отправлен спать, когда и что он будет есть, будет ли он вознагражден за хорошее поведение или наказан за плохое. Дознаватель может и делает так, что мир субъекта не только не похож на тот, к которому он привык, но и сам по себе странный — мир, в котором привычные схемы времени, пространства и сенсорного восприятия оказываются низвергнутыми. Он может резко изменить обстановку. Например, источник, который вообще отказывается говорить, может быть помещен на некоторое время в неприятную одиночную камеру. Затем дружелюбная душа угощает его неожиданной прогулкой по лесу. Испытывая облегчение и прилив сил, испытуемый обычно не может не реагировать на безобидные комментарии о погоде и цветах. Они расширяются до воспоминаний, и вскоре создается прецедент словесного обмена. Этот прием эффективно использовали и немцы, и китайцы.

Дознаватель также выбирает эмоциональный ключ или ключи, в которых будет проходить допрос или любая его часть.

Благодаря этим и другим преимуществам «...опытные и решительные дознаватели почти всегда добиваются успеха в выпытывании некоторой информации от своих источников... При допросе военнопленных обычно приводится цифра от 95 до 100 процентов источников, которые отказываются от правила „только имя, звание, номер“ или других заповедей молчания...» (3)

B. Структура допроса

C. Техники непринудительного допроса сопротивляющихся источников

Если источник сопротивляется во время скрининга или во время начальной или разведывательной фаз допроса, можно применить непринудительные методы подавления сопротивления и усиления тенденции к уступкам и сотрудничеству. Хотя эти методы представлены здесь в примерном порядке возрастания давления, не следует думать, что каждый из них должен быть испробован до тех пор, пока ключ не подойдет к замку. Напротив, большая часть мастерства и успеха опытного дознавателя заключается в его умении подобрать метод к источнику. Использование безуспешных техник само по себе усиливает волю и способность допрашиваемого к сопротивлению.

Этот принцип также влияет на решение о применении методов принуждения и определяет выбор этих методов. Если, по мнению дознавателя, полностью сопротивляющийся источник обладает достаточными навыками и решимостью, чтобы противостоять любому непринудительному методу или комбинации методов, лучше полностью их избежать.

Эффективность большинства непринудительных методов зависит от их устрашающего воздействия. Ситуация допроса сама по себе вызывает тревогу у большинства людей, сталкивающихся с ней впервые. Задача состоит в том, чтобы усилить этот эффект, радикально нарушить привычные эмоциональные и психологические ассоциации субъекта. Когда эта цель достигнута, сопротивление серьезно ослабевает. Существует интервал — который может быть очень коротким — приостановленной анимации, своего рода психологический шок или паралич. Он вызывается травматическим или субтравматическим опытом, который как бы взрывает привычный для субъекта мир, а также его представление о себе в этом мире. Опытные дознаватели распознают этот эффект, когда он проявляется, и знают, что в этот момент источник гораздо более открыт для внушения и гораздо охотнее подчиняется, чем непосредственно перед тем, как испытать шок.

Еще один эффект, который часто вызывают непринудительные (а также принудительные) методы, — это пробуждение в допрашиваемом чувства вины. У большинства людей в их эмоциональной топографии есть зоны вины, и дознаватель часто может наметить эти зоны, просто отмечая отказы следовать определенным линиям вопросов. Имеет ли чувство вины реальные или воображаемые причины, не влияет на результат усиления чувства вины. Заставляя человека чувствовать себя все более и более виноватым, вы обычно усиливаете и его тревогу, и его стремление к сотрудничеству как к средству спасения.

Короче говоря, последующие приемы должны соответствовать личности допрашиваемого, а их эффективность повышается при удачном выборе времени и быстром использовании момента шока. (Некоторые из следующих пунктов взяты из книги Шихана) (32)

Иногда информация, необходимая от упирающегося допрашиваемого, может быть получена из добровольного источника. Дознаватель должен решить, является ли признание важным для его цели, или же его целью в действительности является информация, которой наряду с несговорчивым источником так же могут обладать другие. Предпринимать труд по извлечению правды от несговорчивого допрашиваемого следует только в том случае, если ту же информацию не проще получить в другом месте или если оперативные соображения требуют самооговора.

Допрашиваемого, который утаивает информацию, не имеющую серьезных последствий для него самого, иногда можно убедить говорить, указав на то, что до сих пор вся информация по его делу поступала от иных, нежели он сам, людей. Дознаватель хочет быть справедливым. Он признает, что некоторые из доносчиков могли быть предвзятыми или злонамеренными. В любом случае, если допрашиваемый не восстановит баланс, факты будут искажены. Источник обязан быть уверенным, что допрашиваемый услышит обе стороны истории.

Дознаватель, который уже знает часть истории, объясняет источнику, что цель допроса — не получение информации; дознаватель и так все знает. Его настоящая цель — проверить искренность (надежность, честь и т. д.) источника. Затем дознаватель задает несколько вопросов, ответы на которые ему известны. Если допрашиваемый лжет, ему твердо и беспристрастно сообщают, что он солгал. Умело манипулируя известным, дознаватель может убедить наивного субъекта, что все его секреты раскрыты и дальнейшее сопротивление будет не только бессмысленным, но и опасным. Если эта техника не срабатывает очень быстро, от нее нужно отказаться, пока допрашиваемый не узнал истинные границы знаний дознавателя.

Содержание под стражей делает возможным ряд уловок. Один из них, подсадка информатора в качестве сокамерника источника, настолько хорошо известен, особенно в коммунистических странах, что его полезность если не уничтожена, то снижена. Менее известен трюк с подсаживанием в камеру двух информаторов. Один из них, А, время от времени пытается выпытать у источника немного информации; Б молчит. В нужный момент, во время отсутствия А, Б предупреждает источник, чтобы тот ничего не рассказывал А, потому что Б подозревает его в том, что тот является подброшенным властями информатором. Подозрения против одного сокамерника иногда можно разрушить, если он покажет источнику «найденный» им скрытый микрофон и предложит разговаривать только шепотом в другом конце комнаты.

Предоставление допрашиваемому возможности получать тщательно отбираемые письма из дома может способствовать достижению желаемого дознавателем эффекта. Разрешение источнику писать письма, особенно если его можно заставить поверить, что они будут тайно вывезены без ведома властей, может дать информацию, которую трудно получить путем прямого допроса.

Если другие обвиняют допрашиваемого в шпионаже в пользу враждебной службы или в другой деятельности, которую он отрицает, возникает соблазн провести очную ставку упирающегося источника с его обвинителем или обвинителями. Но у быстрой конфронтации есть два недостатка: она, скорее всего, усилит упрямство отрицателей, а также испортит возможность использовать более тонкие методы.

Один из них — поместить допрашиваемого во внешний [проходной] кабинет и провести во внутренний кабинет [к следователю] мимо него обвинителя, которого он знает лично, или, по сути, любого человека, даже дружественного источнику и не сотрудничающего с дознавателями, — который, как считается, знает что-то о том, что скрывает допрашиваемый. Также необходимо, чтобы допрашиваемый знал или подозревал, что свидетель может обладать компрометирующей информацией. Свидетель проходит мимо допрашиваемого; им не разрешается разговаривать друг с другом. Охранник и стенографистка остаются с допрашиваемым во внешнем кабинете. Примерно через час дознаватель, который допрашивал допрашиваемого на прошлых сессиях, открывает дверь и просит стенографистку войти со стенографическим блокнотом и карандашами. Через некоторое время она снова появляется и набирает материал из блокнота, делая несколько копий. Она делает паузу, указывает на допрашиваемого и спрашивает охранника, как как пишется его имя.

Она также может напрямую спросить у допрашиваемого, как правильно пишется улица, тюрьма, фамилия сотрудника коммунистической разведки или любой другой фактор, тесно связанный с деятельностью, в которой его обвиняют. Она уносит законченную работу во внутренний кабинет, возвращается и по телефону просит прийти кого-нибудь в качестве законного свидетеля. Появляется еще один человек и заходит во внутренний кабинет. Возможно, в начале процесса человека, играющего роль информатора, выпустили через черный ход, а если он готов сотрудничать, то может продолжить свою роль. В любом случае из внутреннего кабинета выходит пара дознавателей, с «информатором» или без него. В отличие от своего прежнего поведения, сейчас они расслаблены и улыбаются. Главный дознаватель говорит охраннику: «Ладно, Том, отведи его обратно. Он нам больше не нужен». Даже если допрашиваемый настаивает на том, чтобы рассказать свою версию истории, ему говорят, чтобы он расслабился, потому что дознаватель займется им завтра или послезавтра.

Заседание со свидетелем может быть записано. Если свидетель изобличит допрашиваемого, проблем не возникает. Если нет, то дознаватель пытается выпытать у него о враждебном агенте, недавно осужденном в суде или известном свидетелю по другим делам. Во время следующего допроса источника часть записанных на пленку обличений может быть воспроизведена ему при необходимости. Или же высказывания свидетеля об известном шпионе, отредактированные при необходимости, могут быть воспроизведены так, чтобы убедить допрашиваемого, что объектом этих высказываний является он сам.

Сотрудничающих свидетелей можно натренировать на преувеличения, чтобы при воспроизведении записи для допрашиваемого или организации очной ставки источник — например, предполагаемый курьер — обнаружил, что свидетель преувеличивает его значимость. Свидетель утверждает, что допрашиваемый лишь случайно выступил как курьер, а на самом деле он глава банды похитителей RIS. Дознаватель притворяется изумленным и говорит в диктофон: «Я думал, что он всего лишь курьер, и если бы он сказал нам правду, я планировал отпустить его. Но все гораздо серьезнее. На основании подобных обвинений я должен буду передать его в местную полицию для суда». Услышав эти замечания, допрашиваемый может признаться в меньшей вине, чтобы избежать более сурового наказания. Если же он продолжит упираться, дознаватель может встать на его сторону, заявив: «Знаете, я вовсе не убежден, что такой-то и такой-то рассказал все начистоту. Мне лично кажется, что он сильно преувеличивал. Так ли это? Какова истинная история?»

Если два или более допрашиваемых подозреваются в совместном соучастии в действиях, направленных против безопасности США, их следует немедленно разделить. Если позволяет время, может быть хорошей идеей (в зависимости от психологического просчитывания обоих) отложить допрос примерно на неделю. На любые тревожные расспросы обоих можно отвечать знающей ухмылкой и каким-нибудь ответом типа: «»Мы займемся вами в свое время. Сейчас торопиться некуда». Если документы, свидетели или другие источники дают информацию о допрашиваемом А, можно сделать такие замечания: «Б говорит, что именно в Смоленске вы донесли в тайную полицию на такого-то и такого-то. Это правда? Это было в 1937 году?» помогают создать в сознании А впечатление, что Б дает показания.

Если дознаватель полностью уверен в фактах дела, но не может добиться признания ни от А, ни от Б, можно подготовить письменное признание и воспроизвести на нем подпись А. (Полезно, если Б может узнать подпись А, но не обязательно.) Признание содержит основные факты, но они искажены; признание показывает, что А пытается переложить всю ответственность на Б. Отредактированные магнитофонные записи, которые звучат так, как будто А обличает Б, также могут быть использованы для этой цели, отдельно или в сочетании с письменным «признанием». Если А чувствует себя немного плохо или подавленно, его можно провести мимо окна или иным способом показать Б, не создавая возможности для разговора; Б, скорее всего, истолкует сгорбленный вид А как свидетельство признания и доноса. (Важно, чтобы во всех подобных уловках А был слабее эмоционально и психологически). Затем Б читает (или слышит) «признание» А. Если Б упорствует в утаивании, дознаватель должен незамедлительно отослать, сказав, что подписанного А признания достаточно для данной цели и что не имеет значения, подтвердит его Б или нет. На следующей сессии с Б дознаватель выбирает какой-нибудь незначительный вопрос, не наносящий существенного ущерба Б, но тем не менее преувеличенный, и говорит: «Я не уверен, что А был действительно справедлив к вам. Не хотите ли вы рассказать мне свою версию этой истории?» Если Б поддается на эту приманку, дознаватель переходит к более значимым вопросам.

Также может быть использован прием «внешний и внутренний кабинет». [Источника] А, более слабого, проводят во внутренний кабинет, оставляя дверь слегка приоткрытой или приоткрывая фрамугу. Впоследствии охранник приводит Б во внешний кабинет и ставит его так, чтобы он мог слышать, хотя и не слишком отчетливо. Дознаватель начинает обычный допрос А, говоря довольно тихо и побуждая А следовать его примеру. Затем другой человек во внутреннем кабинете, действующий по предварительной договоренности, тихо выводит А через другую дверь. Любые звуки, связанные с уходом, перекрываются дознавателем, который гремит пепельницей или передвигает стол или большое кресло. Как только вторая дверь снова закрывается и А оказывается вне пределов слышимости, дознаватель возобновляет свой допрос. Его голос становится все громче и злее. Он говорит А, чтобы тот говорил громче, что он его почти не слышит. Он становится все более грубым, достигает кульминации, а затем произносит, «Ну, так-то лучше. Почему ты сразу не сказал об этом?» Остальная часть монолога направлена на то, чтобы создать у Б впечатление, что А теперь начал говорить правду. Вдруг в дверном проеме появляется дознаватель и, увидев Б и охранника, приходит в ярость. «Ты, придурок!» — говорит он охраннику, — «Что ты здесь делаешь?». Он пресекает попытки охранника объяснить свою ошибку, крича: «Уберите его отсюда! Я займусь тобой позже!»

Когда, по мнению дознавателя, Б достаточно убедился, что А сломался и рассказал свою историю, он может сказать Б: «Теперь, когда А признался нам, я хотел бы отпустить его. Но мне не хочется отпускать одного из вас раньше другого; вы должны выйти на свободу одновременно. Похоже, А очень зол на вас — считает, что вы втянули его в эту историю. Он даже может вернуться к вашему советскому куратору и сказать, что вы не вернулись, потому что согласились остаться здесь и работать на нас. Не лучше ли будет для вас, если я освобожу вас обоих вместе? Не лучше ли рассказать мне свою версию событий?»

Может быть полезно указать враждебному агенту на то, что история прикрытия была плохо придумана, что другая служба не выполнила задание, что для другой службы типично игнорировать благополучие своих агентов. Дознаватель может персонифицировать эту подачу, говоря о том, что он был впечатлен храбростью и интеллектом агента. Он внушает агенту мысль о том, что дознаватель, а не его бывшая служба, представляет собой настоящего друга, который понимает его и будет заботиться о его благополучии.

Самой распространенной техникой совместного допроса является схема «Матт и Джефф»: [Mutt-and-Jeff, типичная пара сильно несовпадающих фигурой и характерами людей из американских газетных комиксов 1910х-1980х (аналоги — Пат и Паташон, Тарапунька и Штепсель и т.п.); прием широко известен как пара «добрый» следователь и «злой» следователь]: жестокий, злой, властный тип противопоставляется дружелюбному, спокойному типу. Этот прием лучше всего работает с женщинами, подростками и робкими мужчинами. Если дознаватель, который вел основную часть допроса до этого момента, установил определенный раппорт, он должен играть дружелюбную роль. Если раппорт отсутствует, и особенно если возник антагонизм, главный дознаватель может взять на себя другую роль. Злобный дознаватель с самого начала говорит громко, и если допрашиваемый не дает понять, что теперь он готов рассказать свою историю, злой дознаватель криком заглушает его ответы и обрывает его. Он стучит по столу. Спокойный дознаватель не должен безучастно наблюдать за этим зрелищем, а должен дать тонкие намеки на то, что он тоже в какой-то степени боится своего коллеги. Гневный дознаватель обвиняет испытуемого в других проступках, любых, особенно отвратительных или унизительных.

Он дает понять, что лично считает допрашиваемого самым мерзким человеком на земле. Во время его тирады дружелюбный и спокойный дознаватель вмешивается в разговор, чтобы сказать: «Подожди-ка, Джим. Успокойся». Злой дознаватель кричит в ответ: «Заткнись! Этим делом занимаюсь я. Я и не таких поганцев уже ломал, сломаю и этого». Он выражает свое отвращение, сплевывая на пол, зажимает нос или делает любой другой грубый жест. Наконец, покраснев и рассвирепев, он говорит: «»Я собираюсь сделать перерыв, сделаю пару глотков чего покрепче. Но я вернусь в два — и тебе, бездельник, лучше быть готовым к разговору». Когда за ним захлопывается дверь, второй дознаватель говорит допрашиваемому, как ему жаль, как он ненавидит работать с такими людьми, но у него нет выбора, как бы он хотел, чтобы такие грубияны замолчали и дали человеку честный шанс рассказать свою версию истории, и т. д. и т. п.

Дознаватель, работающий в одиночку, также может использовать технику Матта и Джеффа. После нескольких напряженных и враждебных сеансов допрашиваемый переводится в другую или отремонтированную комнату с удобной мебелью, сигаретами и т. д. Дознаватель приглашает его сесть и выражает сожаление, что прежнее упрямство источника вынудило дознавателя прибегнуть к такой тактике. Теперь все будет по-другому. Дознаватель разговаривает как мужчина с мужчиной. Один американский военнопленный, допрашиваемый враждебной службой, которая использовала такой подход, так описал результат: «Ну, я вошел внутрь, и там был человек, офицер... --Он попросил меня сесть и был очень дружелюбен... Это было очень потрясающе. Я, ну, я почти чувствовал, что у меня там сидит друг. Мне приходилось время от времени останавливаться и осознавать, что этот человек не был моим другом... Я также чувствовал, что не могу быть грубым с ним... Мне было гораздо труднее... ну, я почти чувствовал, что на мне лежит такая же ответственность за то, чтобы поговорить с ним, рассуждать и здраво судить, как на мне лежит ответственность за то, чтобы поговорить с вами прямо сейчас».(18)

Другая совместная техника предполагает, что оба допрашиваемых играют дружеские роли. Но если главный дознаватель искренен, то манера и голос второго дознавателя создают впечатление, что он просто притворяется сочувствующим, чтобы заманить допрашиваемого в ловушку. Он вставляет несколько вопросов с подвохом из разряда «Когда вы перестали бить свою жену?». Ответственный дознаватель предупреждает своего коллегу, чтобы тот прекратил. Когда тот повторяет тактику, главный дознаватель говорит с легкой ноткой гнева: «Мы здесь не для того, чтобы заманивать людей в ловушку, а для того, чтобы докопаться до истины. Я предлагаю вам уйти. Я сам разберусь с этим.»

Обычно непродуктивно выставлять обоих допрашивающих во враждебной роли.

Если упорствующий субъект говорит более чем на одном языке, лучше допрашивать его на том языке, с которым он меньше всего знаком, пока целью допроса является получение признания. После того как допрашиваемый признается во враждебных намерениях или действиях, переход на более знакомый язык облегчит последующие действия.

Резкий переход на другой язык может обмануть сопротивляющегося источника. Например, если допрашиваемый выдержал шквал вопросов на немецком или корейском, внезапный переход к вопросу «Кто ваш куратор?» на русском может спровоцировать ответ, прежде чем источник успеет остановиться.

Дознаватель, вполне владеющий используемым языком, может, тем не менее, прибегнуть к услугам переводчика, если допрашиваемый не знает языка, на котором будут говорить дознаватель и переводчик, а также не знает, что дознаватель владеет его родным языком. Основное преимущество здесь заключается в том, что двойное прослушивание помогает дознавателю более внимательно следить за голосом, выражением лица, жестами и другими показателями. Этот гамбит, очевидно, не подходит для любой формы быстрого допроса, и в любом случае его недостатком является то, что после каждого вопроса допрашиваемый имеет возможность собраться. Его следует использовать только с переводчиком, прошедшим обучение этой технике.

Очень важно, чтобы дознаватель, не пользующийся услугами переводчика, хорошо владел языком, выбранным для использования. Если это не так, если грамматические ошибки или сильный акцент омрачают его речь, сопротивляющийся источник, как правило, будет чувствовать себя уверенно. Почти все люди привыкли соотносить умение говорить с интеллектом, образованием, социальным статусом и т. д. Ошибки или неправильное произношение также позволяют допрашиваемому не понять или притвориться непонимающим и таким образом выиграть время. Он также может прибегнуть к многосложным фразам, осознав ограниченность словарного запаса допросчика.

[иными словами, умник и простак; Б.Спиноза — философ XVII в.; Мортимер Снерд — тупой персонаж-кукла известного американского чревовещателя] Если есть основания подозревать, что утаивающий источник обладает полезной контрразведывательной информацией, но не имеет доступа к верхним эшелонам целевой организации, к уровню политики и командования, то продолжительный допрос на темы высокого полета, о которых источник ничего не знает, может проложить путь к добыче информации на более низких уровнях. Допрашиваемого спрашивают о политике КГБ, например, об отношении службы к своему правительству, об организации связи и т. д. и т. п. На его жалобы, что он ничего не знает о таких вопросах, отвечают категорическим отказом: он знает, он должен знать, что даже самые глупые люди на его посту знают. Коммунистические дознаватели, использовавшие эту тактику против американских военнопленных, совмещали ее с наказанием за ответы «не знаю», обычно заставляя пленного стоять на месте, пока он не даст какой-нибудь положительный ответ. После того как этот процесс продолжался достаточно долго, пленному задавали вопрос, на который он действительно знал ответ. Многие американцы отмечали «...огромное чувство облегчения, которое испытываешь, когда он наконец спрашивает тебя о чем-то, на что ты можешь ответить». Один из них сказал: «Я понимаю, сейчас это кажется странным, но я был положительно благодарен им, когда они переходили к теме, о которой я что-то знал». (3)

Предполагается, что успешно скрывающего информацию источника можно обманом заставить подчиниться, если заставить его поверить, что он имеет дело с оппозицией. Успех уловки зависит от успешной имитации оппозиции. Оперативный сотрудник, ранее не встречавшийся источнику и владеющий соответствующим языком, беседует с ним при таких обстоятельствах, что последний убеждается, что имеет дело с оппозицией. Источнику объясняют [the source is debriefed], что он рассказал американцам и чего не рассказал. Трюк скорее удастся, если допрашиваемый не находился в заключении, но инсценированный «побег», организованный подсадной уткой [stool-pigeon, также «стукач»], может достичь той же цели. Обычно этот трюк настолько сложен и рискован, что использовать его не рекомендуется.

Цель техники «Алиса в стране чудес» или техники запутывания — сбить с толку ожидания и устоявшиеся реакции допрашиваемого. Он привык к миру, который имеет определенный смысл, по крайней мере для него: мир непрерывности и логики, предсказуемый мир. Он цепляется за этот мир, чтобы укрепить свою идентичность и способность к сопротивлению.

Техника замешательства призвана не только стереть привычное, но и заменить его диковатым [weird]. Хотя этот метод может применять один дознаватель, он лучше приспособлен для использования двумя или тремя. Когда испытуемый входит в комнату, первый дознаватель задает двусмысленный вопрос, который кажется простым, но по сути является бессмыслицей. Независимо от того, пытается ли допрашиваемый ответить или нет, далее вступает второй дознаватель (прерывая любую попытку ответа) с совершенно несвязанным и столь же нелогичным вопросом. Иногда два или более вопросов задаются одновременно. Высота, тон и громкость голоса дознавателя не имеют отношения к сути вопросов. Не допускается выстраивание схемы вопросов и ответов, да и сами вопросы логически не связаны друг с другом. В этой странной атмосфере допрашиваемый обнаруживает, что образцы речи и мышления, которые он привык считать нормальными, сменились жуткой бессмысленностью. Допрашиваемый может начать смеяться или отказаться воспринимать ситуацию всерьез. Но по мере того как процесс продолжается, день за днем, если это необходимо, испытуемый начинает пытаться осмыслить ситуацию, которая становится психически невыносимой. Теперь он, скорее всего, сделает значительные признания или даже выложит всю свою историю, лишь бы остановить поток чепухи, который на него обрушивается. Эта техника может быть особенно эффективна с ригидным типом.

Существует ряд непринудительных техник, позволяющих вызвать регрессию. Все они зависят от контроля дознавателя над обстановкой и, как всегда, от правильного подбора метода к источнику. Некоторые допрашиваемые могут быть подавлены с помощью постоянных манипуляций со временем, замедляя и ускоряя часы, подавая еду в странное время — через десять минут или десять часов после последнего приема пищи. День и ночь смешиваются. Сессии допросов также не отличаются друг от друга, субъект может быть возвращен для повторного допроса через несколько минут после того, как его оставили на ночь.

Половинчатые попытки сотрудничать могут быть проигнорированы, и, наоборот, за отказ от сотрудничества он может быть вознагражден. (Например, успешно сопротивляющийся источник может прийти в растерянность, если ему дать какое-то вознаграждение за «ценный вклад», который он внес). Техника «Алиса в стране чудес» может усилить эффект. Два или более дознавателя, допрашивая в команде и по очереди (и тщательно перемешивая время обоих методов), могут задавать вопросы, которые делают невозможным для допрашиваемого дать разумные, значимые ответы. Субъект, оторванный от знакомого ему мира, пытается в какой-то мере воссоздать его в новой и незнакомой обстановке. Он может пытаться следить за временем, жить в знакомом прошлом, цепляться за старые понятия лояльности, устанавливать — с одним или несколькими дознавателеми — межличностные отношения, напоминающие те, что были у него ранее с другими людьми, и строить другие мосты обратно к известному. Пресечение его попыток сделать это, скорее всего, будет загонять его все глубже и глубже в себя, пока он больше не сможет контролировать свои реакции как взрослый человек.

Для вызова регрессии также используется техника плацебо. Допрашиваемому дают плацебо (безвредную сахарную таблетку). Позже ему говорят, что он принял наркотик, сыворотку правды, которая заставит его захотеть говорить, а также не позволит ему лгать. Желание испытуемого найти оправдание подчинению, которое является его единственным выходом из тяжелого положения, может заставить его поверить в то, что его накачали наркотиками и что никто не сможет обвинить его в том, что он теперь расскажет свою историю. Готтшелк замечает: «Люди, находящиеся в состоянии повышенного стресса, с большей вероятностью реагируют на плацебо.»(7)

Орн обсуждает расширение концепции плацебо при объяснении того, что он называет техникой «волшебной комнаты». «Как пример ... можно привести заключенного, которому под гипнозом внушили, что его рука становится теплой. Однако, в этом случае рука заключенного действительно становится теплой, и эта проблема легко решается с помощью скрытого диатермического аппарата. Или можно внушить. ...что... сигарета будет горькой на вкус. И в этом случае ему можно дать сигарету, приготовленную так, чтобы она имела легкий, но ощутимый горький вкус.» Обсуждая состояния повышенной внушаемости (которые, однако, не являются состояниями транса), Орн говорит: «И гипноз, и некоторые гипноидные состояния, вызванные наркотиками, широко рассматриваются как ситуации, когда человек больше не является хозяином своей судьбы и, следовательно, не отвечает за свои действия. Поэтому кажется возможным, что гипнотическая ситуация, в отличие от самого гипноза, может быть использована для того, чтобы избавить человека от чувства ответственности за свои действия и таким образом подтолкнуть его к раскрытию информации.»(7)

Другими словами, психологически незрелый источник или тот, кто подвергся регрессии, может принять намек или внушение, что его накачали наркотиками, загипнотизировали или иным образом сделали неспособным к сопротивлению, даже если на каком-то уровне он осознает, что это внушение не соответствует действительности, из-за сильного желания избежать стресса ситуации путем капитуляции. Эти методы дают источнику рационализацию, в которой он нуждается.

Независимо от того, возникает ли регрессия спонтанно во время задержания или допроса, и вызывается ли она принудительными или непринудительными методами, не следует позволять ей продолжаться дольше того момента, который необходим для достижения податливости. Жесткие методы регрессии лучше всего применять в присутствии психиатра, чтобы впоследствии гарантировать полную обратимость. Как только появляется возможность, дознаватель предлагает испытуемому выход, сохраняющую лицо причину, по которой он может выйти из его мучительной дилеммы, уступив. Теперь дознаватель берет на себя отцовскую роль. Неважно, будет ли оправданием то, что другие уже признались («все остальные мальчики делают это»), что у допрашиваемого есть шанс искупить свою вину («в душе ты действительно хороший мальчик»), или что он не может помочь себе («они заставили тебя это сделать»), — эффективная рационализация, за которую ухватится источник, скорее всего, будет элементарной. Это взрослая версия детских оправданий.

Полиграф можно использовать не только для оценки правдивости. Например, он может использоваться в качестве вспомогательного средства при проверке уровня владения собеседником языками или его искушенности в вопросах разведки, для быстрого скрининга с целью определения широких областей знаний, а также в качестве вспомогательного средства при психологическом просчитывании источников. Однако его основная функция в контрразведывательном допросе заключается в предоставлении дополнительного средства проверки на обман или сокрытие информации.

Сопротивляющийся источник, подозреваемый в связях с враждебной тайной организацией, должен быть проверен полиграфически, по меньшей мере, один раз. Может потребоваться несколько обследований. Не следует, как правило, использовать полиграф лишь в качестве крайней меры. Более надежные показания будут получены, если прибор будет использован до того, как на испытуемого будет оказано сильное давление, независимо от того, является ли это давление принудительным или нет. Достаточно информации для этой цели обычно можно получить после скрининга и одного или двух допросов.

Несмотря на то, что полиграф является ценным помощником, ни один дознаватель не должен считать, что можно переложить на прибор свою ответственность. «Полиграф не претендует на стопроцентную надежность. Результаты тестирования могут быть столь же разнообразны, как и сами испытуемые, а интерпретация графиков не сводится к простому определению того, реагировал или не реагировал испытуемый. Многие диаграммы вполне определенны, но некоторые указывают лишь на вероятность, и от двух до пяти процентов случаев тестирования в итоге классифицируются как неубедительные, а критические области остаются неразрешенными.»(9)

Наилучшие результаты достигаются, когда КР дознаватель и оператор полиграфа работают в тесном сотрудничестве, создавая опору для проведения технизированного допроса. Оператору необходима вся имеющаяся информация о личности источника, а также об оперативном контексте и причинах подозрений. Дознаватель, в свою очередь, может более эффективно сотрудничать и более точно вписывать результаты допроса с техническими средствами в общую картину своих выводов, если он имеет базовое представление об инструменте и его работе.

Нижеследующее обсуждение основано на работе Р. К. Дэвиса «Физиологические реакции как средство оценки информации».(7) Несмотря на возможные усовершенствования, широко используемый сегодня прибор измеряет дыхание, систолическое артериальное давление и гальваническую реакцию кожи (GSR). «Одним из недостатков использования дыхания в качестве индикатора, — говорит Дэвис, — является его подверженность волевому контролю. Более того, если источник знает, что «изменения в дыхании нарушат все физиологические переменные, контролируемые вегетативным отделом нервной системы, и, возможно, даже некоторые другие, то для распознавания лжи физиологическими методами требуется определенное сотрудничество или определенная степень неведения». В целом, «...дыхание во время обмана более поверхностное и медленное, чем во время правдивого рассказа. ...торможение дыхания кажется скорее характерным для предвосхищения стимула».

Измерение систолического артериального давления позволяет получить данные о явлении, которое обычно не поддается волевому контролю. Давление «...обычно повышается на несколько миллиметров ртутного столба в ответ на вопрос, независимо от того, правдиво на него отвечают или нет. Есть данные, что повышение обычно больше, когда (испытуемый) лжет». Однако распознавание между правдой и ложью на основе как дыхания, так и кровяного давления «... является слабым (почти нулевым) в начале периода сидячего положения [sitting] и улучшается до высокого уровня позже.»

Гальваническая кожная реакция — одна из наиболее легко вызываемых реакций, но восстановление после нее происходит медленно, и «...при обычном обследовании следующий вопрос, скорее всего, будет задан до того, как восстановление завершится. Отчасти из-за этого в GSR наблюдается тенденция к адаптации; при повторении стимулов каждые несколько минут реакция становится меньше при прочих равных условиях.»

Дэвис рассматривает три теории, касающиеся полиграфа. Теория условной реакции гласит, что испытуемый реагирует на вопросы, затрагивающие чувствительные зоны, независимо от того, говорит он правду или нет. Эксперименты не подтвердили эту теорию. Теория конфликта предполагает, что, когда испытуемый оказывается между привычным стремлением говорить правду и сильным желанием не разглашать определенный набор фактов, происходят значительные физиологические расстройства. Дэвис предполагает, что если эта концепция и верна, то только в случае интенсивного конфликта. Теория угрозы наказания утверждает, что ложь сопровождается сильной физиологической реакцией, поскольку субъект боится последствий неудачи при обмане. «В обычных понятиях можно сказать, что ему не удается обмануть оператора машины по той самой причине, что он боится, что у него ничего не получится. „Страх“ был бы той самой обнаруженной реакцией.» Эта третья теория более распространена, чем две другие. Дознавателям следует обратить внимание на вывод, что сопротивляющийся источник, который не боится, что обнаружение лжи приведет к наказанию, которого он боится, согласно этой теории, не будет выдавать значимых реакций.

Достоверность графологических методов для анализа личности сопротивляющихся допрашиваемых не установлена. Есть некоторые свидетельства того, что графология является полезной помощью в раннем выявлении рака и некоторых психических заболеваний. Если дознаватель или его подразделение решит провести анализ почерка источника, образцы должны быть переданы в Штаб-квартиру как можно скорее, поскольку анализ полезнее для предварительного просчитывания источника, чем для последующего допроса. Преимущество графологии в том, что это один из немногих методов, не требующих помощи или даже осведомленности допрашиваемого. Как и в случае с любым другим вспомогательным средством, дознаватель волен сам определять, дает ли ему анализ новые и достоверные сведения, подтверждает ли он другие наблюдения, или он не полезен, или он вводит в заблуждение.

A. Ограничения

Цель этой части руководства — представить основную информацию о методах принуждения, доступных для использования в ситуации допроса. Крайне важно, чтобы это обсуждение не было неверно истолковано как разрешение на применение принуждения по собственному усмотрению. Как было отмечено ранее, такого всеобъемлющего разрешения не существует. Для допроса иностранного гражданина против его воли необходимо получить предварительное разрешение Штаб-квартиры на уровне KUDOVE^X при наличии любого из следующих обстоятельств: 1) если будут наноситься телесные повреждения; 2) если для побуждения к податливости будут использованы медицинские, химические или электрические методы или материалы; или 3) если задержание является на местном уровне незаконным и может быть отслежена причастность KUBARK, за исключением случаев крайней оперативной срочности, требующих немедленного задержания, ретроактивное разрешение Штаб-квартиры может быть оперативно запрошено приоритетной каблограммой.

Как по этическим, так и по прагматическим соображениям ни один дознаватель не может брать на себя одностороннюю ответственность за использование методов принуждения. Сокрытие от руководителей намерения прибегнуть к принуждению или его несанкционированного применения не защищает их. Оно ставит их, и KUBARK [в целом], под непродуманную угрозу.

B. Теория принуждения

Принудительные процедуры призваны не только использовать внутренние конфликты сопротивляющегося источника и побудить его к борьбе с самим собой, но и привлечь превосходящую внешнюю силу оказать давление на субъекта. Непринудительные методы вряд ли преуспеют, если их выбор и применение не зиждятся на точном психологическом просчитывании источника. Напротив, один и тот же метод принуждения может преуспеть в отношении людей, которые довольно сильно не похожи друг на друга. Однако вероятность успеха резко возрастает, если техника принуждения соответствует личности источника. Люди по-разному реагируют даже на такие, казалось бы, неизбирательные стимулы, как наркотики. Кроме того, не стоит тратить время и энергию на оказание сильного давления методом тыка [on a hit-or-miss basis], если можно обойтись одним нажатием на психологическую яремную вену.

Все методы принуждения направлены на то, чтобы вызвать регрессию. Как отмечает Хинкл в книге «Физиологическое состояние допрашиваемого, как оно влияет на работу мозга»(7), результатом внешнего давления достаточной интенсивности является потеря тех защитных сил, которые цивилизованный человек приобрел совсем недавно: «...способность осуществлять высшую творческую деятельность, встречать новыe, бросающие вызов и сложныe ситуации, иметь дело с напряженными межличностными отношениями и справляться с повторяющимися разочарованиями. Относительно невысокие гомеостатические нарушения, усталость, боль, потеря сна или тревога могут нарушить эти функции». В результате «большинство людей, подвергающихся принудительным процедурам, заговорят и, как правило, откроют некоторую информацию, которую они могли бы не раскрыть в противном случае».

Одной из субъективных реакций, часто вызываемых принуждением, является чувство вины. Мельтцер отмечает: «Во время некоторых длительных допросов дознаватель может, в силу своей роли единственного поставщика удовлетворения и наказания, занять место и значение родительской фигуры в чувствах и мышлении заключенного. Хотя может возникнуть сильная ненависть к дознавателю, нередко развиваются и теплые чувства. Эта амбивалентность [двойственность] является основой для реакции вины, и если дознаватель подпитывает эти чувства, вина может быть достаточно сильной, чтобы повлиять на поведение заключенного... Чувство вины повышает вероятность подчинения...» (7).

Фарбер говорит, что реакция на принуждение обычно содержит «...по крайней мере три важных элемента: бессилие, зависимость и страх». Заключенные «...имеют пониженную жизнеспособность, беспомощно зависят от своих тюремщиков в плане удовлетворения своих основных потребностей и испытывают эмоциональные и мотивационные реакции, связанные с сильным страхом и тревогой»... Среди американских военнопленных, подвергавшихся давлению со стороны китайских коммунистов, синдром DDD [debility, dependency, and dread syndrome —синдром бессилия, зависимости и страха] в его развернутой форме представлял собой состояние дискомфорта, которое было практически невыносимым.» (11). Однако если состояние слабости-зависимости-страха неоправданно затягивается, арестованный может погрузиться в оборонительную апатию, из которой его трудно пробудить.

Психологи и другие специалисты, пишущие о физическом или психологическом принуждении, часто возражают, что под достаточным давлением испытуемые обычно уступают, но их способность вспоминать и точно передавать информацию так же ослабевает, как и воля к сопротивлению. Это прагматичное возражение относится к контрразведывательному допросу в той же мере, что и к любому другому. Но есть одно существенное отличие. Признание является необходимой прелюдией к КР допросу источника, до сих пор не отвечавшего или скрывавшего информацию. И применение методов принуждения редко или никогда не запутает допрашиваемого настолько, что он не будет знать, является ли его собственное признание истинным или ложным. Ему не нужно полностью владеть всеми своими способностями к сопротивлению и различения, чтобы знать, шпион он или нет. Только субъекты, достигшие такого состояния, когда они находятся в состоянии галлюцинаций, могут сделать ложное признание, которому они верят. Как только получено истинное признание, применяются классические меры предосторожности. Давление снимается, по крайней мере, настолько, чтобы субъект мог предоставить контрразведывательную информацию как можно точнее. На самом деле, облегчение, предоставляемое субъекту в этот момент, четко вписывается в план допроса. Ему говорят, что измененное обращение — это награда за правдивость и свидетельство того, что дружеское обращение будет продолжаться до тех пор, пока он сотрудничает.

Глубокое моральное возражение против применения давления до тех пор, пока не наступит необратимый психологический ущерб, уже высказано. Оценка обоснованности других этических аргументов в пользу принуждения выходит за рамки данного документа. Однако совершенно ясно, что контролируемое принудительное манипулирование допрашиваемым может нарушить его способность делать тонкие различия, но не повлияет на его способность правильно отвечать на такие грубые вопросы, как «Вы советский агент? Какое у вас сейчас задание? Кто ваш нынешний оперативный куратор?».

Когда дознаватель чувствует, что сопротивление испытуемого колеблется, что его желание уступить становится сильнее, чем желание продолжать сопротивление, наступает время предоставить ему приемлемую рационализацию: спасающую лицо причину или оправдание для подчинения. У начинающих дознавателей может возникнуть соблазн триумфально воспринять первоначальную уступку и персонифицировать победу. От такого искушения следует немедленно отказаться. Допрос — это не игра, в которую играют два человека, один из которых должен стать победителем, а другой — проигравшим. Это просто метод получения верной и полезной информации. Поэтому дознаватель должен усилить желание испытуемого прекратить борьбу, показав ему, каким образом тот может это сделать, не отказываясь от принципов, самозащиты или других первоначальных причин сопротивления. Если вместо того, чтобы в нужный момент предоставить правильное обоснование, дознаватель злорадно воспользуется тем, что субъект колеблется, сопротивление снова отвердеет.

Ниже перечислены основные принудительные техники допросов: арест, задержание, лишение сенсорных стимулов с помощью одиночного заключения или аналогичных методов, угрозы и страх, ослабление, боль, повышенная внушаемость и гипноз, наркотическое опьянение и индуцированная регрессия. В этом разделе также рассматриваются вопросы выявления симулирования у допрашиваемых и предоставления им соответствующих обоснований для капитуляции и сотрудничества.

C. Арест

Стиль и время ареста могут внести существенный вклад в достижение целей дознавателя. «К чему мы стремимся, так это к тому, чтобы способ ареста обеспечивал, по возможности, внезапность и максимальный психический дискомфорт, чтобы вывести подозреваемого из равновесия и лишить его инициативы. Поэтому арестовывать его следует в тот момент, когда он меньше всего этого ожидает и когда его психическая и физическая сопротивляемость минимальна. Идеальное время для ареста — раннее утро, потому что тогда достигается неожиданность, а сопротивление человека как физиологическое, так и психологическое находится на самом низком уровне... Если человека нельзя арестовать в ранние часы... то следующее лучшее время — вечер...

Затем, что касается характера ареста, очень важно, чтобы арестовывающие стороны ... вели себя так, чтобы произвести впечатление на подозреваемого своей эффективностью ... Если подозреваемый — увидит трех или четырех плохо одетых, плохо экипированных, неряшливых полицейских, он скорее всего оправится от первоначального шока и подумает, что попал в руки людей, которых ему легко удастся перехитрить. Если же его грубо разбудит группа задержания, состоящая из особенно крупных, особенно умных, особенно хорошо экипированных, особенно эффективных полицейских, он, скорее всего, впадет в глубокую депрессию и будет беспокоиться о своем будущем.» (1)

D. Содержание под стражей [detention]

Если при взаимодействии с сотрудничающей службой или в одностороннем порядке были приняты меры по заключению под стражу сопротивляющегося источника, обстоятельства задержания организуются таким образом, чтобы усилить в субъекте чувство оторванности от известного и обнадеживающего и погружения в незнакомое. Обычно у него сразу же отбирают его собственную одежду, поскольку привычная одежда усиливает идентичность и, следовательно, способность к сопротивлению. (В тюрьмах по той же причине коротко стригут и переодевают в тюремную униформу) Если допрашиваемый особенно горд или аккуратен, может оказаться полезным выдать ему одежду на один-два размера больше и не снабжать ремнем, так что он должен подтягивать штаны.

Смысл в том, что чувство идентичности человека зависит от постоянства его окружения, привычек, внешнего вида, действий, отношений с другими людьми и т. д. Содержание под стражей позволяет дознавателю разорвать эти связи и вернуть допрашиваемого к его собственным внутренним ресурсам, не получающим поддержки.

Мало что достигается, если заключение просто заменит одну рутину другой. Заключенные, ведущие монотонную жизнь без разнообразия, «...перестают заботиться о своей речи, одежде и чистоте. Они становятся отупевшими, апатичными и подавленными.» (7) Апатия может быть очень эффективной защитой от допроса. Контроль над окружением источника позволяет дознавателю определять его диету, режим сна и другие основные параметры. Разрегулировав их, чтобы субъект оказался дезориентирован, можно с большой вероятностью вызвать у него чувство страха и беспомощности. Хинкл отмечает: «Люди, которые попадают в тюрьму с настроением предчувствия, опасения и беспомощности, обычно справляются хуже, чем те, кто попадает туда с уверенностью и убежденностью в том, что они смогут справиться со всем, что им может встретиться ... Некоторые люди, которые боятся потерять сон или не хотят его терять, вскоре становятся жертвой потери сна.» (7)

Вкратце, заключенного не следует обеспечивать рутиной, к которой он мог бы приспособиться и из которой он мог бы извлечь некоторое утешение — или хотя бы чувство собственной идентичности. Все читали о заключенных, которые неохотно покидали свои камеры после длительного заключения. Мало что известно о продолжительности заключения, рассчитанной на то, чтобы субъект перешел от тревоги, соединенной с желанием сенсорных стимулов и человеческого общения, к пассивному, апатичному принятию изоляции и предельному удовольствию от этого негативного состояния. Несомненно, скорость изменений почти полностью определяется психологическими особенностями человека. В любом случае, желательно не переставать нервировать субъекта постоянными нарушениями шаблонов.

По этой причине полезно выяснить, бывал ли допрашиваемый в тюрьме раньше, как часто, при каких обстоятельствах, на какой срок и подвергался ли он ранее допросам. Знакомство с заключением и даже с изоляцией снижает эффект.

E. Лишение сенсорных стимулов

Основной эффект ареста и содержания под стражей, и особенно одиночного заключения, заключается в лишении субъекта многих или большинства зрелищ, звуков, вкусов, запахов и тактильных ощущений, к которым он привык. Джон К. Лилли изучил восемнадцать автобиографических рассказов полярных исследователей и моряков-одиночек. Он обнаружил, что «...изоляция сама по себе действует на большинство людей как мощный стресс ... Во всех случаях, когда люди пережили изоляцию в море или полярную ночь, именно первое воздействие вызывало наибольший страх и, следовательно, наибольший риск развития симптомов; предыдущий опыт является мощным подспорьем для преодоления [стресса], несмотря на симптомы.» «Симптомы, которые чаще всего возникают в результате изоляции, — это суеверие, сильная любовь к любому живому существу, восприятие неодушевленных предметов как живых, галлюцинации и бред». (26)

Очевидная причина этих эффектов заключается в том, что человек, отрезанный от внешних стимулов, обращает свое сознание внутрь, на себя, а затем проецирует содержимое собственного бессознательного наружу, так что он наделяет безликое окружение своими собственными атрибутами, страхами и забытыми воспоминаниями. Лилли отмечает: «Очевидно, что внутренние факторы в сознании имеют тенденцию проецироваться вовне, что часть активности разума, которая обычно связана с реальностью, теперь становится свободной и превращается в фантазию и, в конечном счете, в галлюцинацию и бред.»

В ряде экспериментов, проведенных в Макгиллском университете, Национальном институте психического здоровья и других учреждениях, предпринимались попытки максимально приблизиться к устранению сенсорных стимулов или к маскировке оставшихся стимулов, главным образом звуков, перекрывая их более сильным, но полностью однообразным фоном. Результаты этих экспериментов мало применимы к допросу, поскольку обстановки разнятся. Некоторые результаты указывают на гипотезы, которые, по-видимому, имеют отношение к допросам, но условия, подобные условиям содержания под стражей в целях контрразведывательного допроса, в экспериментах не дублировались.

В Национальном институте психического здоровья двое испытуемых были «... подвешены так, что тело и вся голова, кроме макушки, погружалась в резервуар с медленно текущей водой температурой 34.5°C (94.5°F)...» Оба испытуемых надевали маски, закрывающие всю голову, но позволяющие дышать и ничего больше. Уровень шума был крайне низким; испытуемый слышал только собственное дыхание и слабый шум воды из трубопровода. Ни один из испытуемых не находился в резервуаре дольше трех часов. Оба быстро перешли от нормально направленного мышления через напряжение, вызванное неудовлетворенным голодом по сенсорным стимулам и концентрацией на немногих доступных ощущениях, к частным грезам и фантазиям и в конце концов к визуальным образам, несколько напоминающим галлюцинации. [Описание ощущений испытуемого в аналогичных испытаниях можно также найти в художественной литературе, например, в рассказе Ст.Лема «Условный рефлекс»] «В наших экспериментах мы заметили, что после погружения день как бы начинается заново, то есть субъект чувствует себя так, как будто он заново встал с постели; этот эффект сохраняется, и субъект обнаруживает, что он не успевает за часами в течение всего остального дня.»

Доктора Векслер, Мендельсон, Эйдерман и Соломон провели несколько похожий эксперимент на семнадцати платных добровольцах. Этих испытуемых «...поместили в вентилируемый бак [tank-type respirator] со специально изготовленным матрасом... Вентиляционные отверстия бака были откры, так что испытуемый дышал самостоятельно. Его руки и ноги были заключены в удобные, но жесткие цилиндры, препятствующие движению и тактильному контакту. Испытуемый лежал на спине и не мог видеть ни одной части своего тела. Мотор респиратора работал постоянно, создавая тупой, повторяющийся слуховой раздражитель. В комнате не было естественного света, а искусственное освещение было минимальным и постоянным.» (42) Хотя установленный срок составлял 36 часов, и хотя все физические потребности были удовлетворены, только шестеро из 17 полностью его завершили. Остальные одиннадцать вскоре попросили об освобождении. Четверо из них прекратили эксперимент из-за тревоги и паники, семеро — из-за физического дискомфорта. Полученные результаты подтвердили ранее сделанные выводы о том, что 1) лишение сенсорных стимулов вызывает стресс; 2) стресс становится невыносимым для большинства испытуемых; 3) у испытуемых растет потребность в физических и социальных стимулах; и 4) некоторые испытуемые постепенно теряют связь с реальностью, сосредотачиваются внутри себя и вызывают бред, галлюцинации и другие патологические эффекты.

Резюмируя некоторые научные данные о сенсорной и перцептивной депривации, Кубзански предлагает следующие наблюдения:

«Три исследования показывают, что чем более хорошо приспособлен или „нормален“ субъект, тем сильнее на него влияет лишение сенсорных стимулов. Невротические и психотические субъекты либо сравнительно не затронуты лишением, либо демонстрируют снижение тревожности, галлюцинаций и т.д.» (7)

Эти выводы позволяют предположить — но ни в коем случае не доказывают — следующие теории об одиночном заключении и изоляции:

1. Чем полнее место заключения исключает сенсорные стимулы, тем быстрее и глубже будет воздействие на допрашиваемого. Результаты, достигнутые только после нескольких недель или месяцев заключения в обычной камере, могут быть повторены за несколько часов или дней в камере, где нет света (или слабое искусственное освещение, которое никогда не меняется), которая звукоизолирована, в которой устранены запахи и т. д. Еще более эффективна среда, которую можно контролировать, например, резервуар с водой или аппарат искусственного дыхания.

2. Ранним эффектом такой среды является тревога. Как скоро она появится и насколько сильной будет, зависит от психологических особенностей человека.

3. Дознаватель может извлечь пользу из тревоги субъекта. Когда дознаватель становится связан в сознании испытуемого с вознаграждением в виде уменьшения тревоги, человеческого контакта и значимой деятельности и, таким образом, с облегчением растущего дискомфорта, дознаватель принимает на себя благожелательную роль. (7)

4. Лишение стимулов вызывает регрессию, лишая сознание субъекта контакта с внешним миром и тем самым заставляя его замыкаться на себе. В то же время расчетливое предоставление стимулов во время допроса заставляет регрессирующего субъекта воспринимать дознавателя как отцовскую фигуру. В результате, как правило, усиливается тенденция субъекта к подчинению.

F. Угрозы и страх

Угроза принуждения обычно ослабляет или уничтожает сопротивление более эффективно, чем само принуждение. Например, угроза причинить боль может вызвать страх, более разрушительный, чем непосредственное ощущение боли. На самом деле большинство людей недооценивают свою способность противостоять боли. Тот же принцип действует и в отношении других страхов: при достаточно длительном сохранении сильный страх перед чем-то неопределенным или неизвестным вызывает регрессию, в то время как материализация страха, применение какой-либо формы наказания, скорее всего, принесет облегчение. Субъект обнаруживает, что он может держаться, и его сопротивление укрепляется. «В общем случае прямая физическая жестокость вызывает лишь обиду, враждебность и дальнейшее неповиновение». (18)

Эффективность угрозы зависит не только от того, каким человеком является допрашиваемый и верит ли он в то, что его дознаватель может и будет выполнять угрозу, но и от причин, побудивших дознавателя угрожать. Если дознаватель угрожает, потому что он зол, допрашиваемый часто чувствует страх неудачи, лежащий в основе гнева, и укрепляется в своей решимости сопротивляться. Угрозы, высказанные холодно, более эффективны, чем те, что выкрикиваются в ярости. Особенно важно, чтобы угроза не прозвучала в ответ на проявления враждебности со стороны допрашиваемого. Если их проигнорировать, они могут вызвать чувство вины, в то время как ответные угрозы облегчают переживания допрашиваемого.

Еще одна причина, по которой угрозы вызывают подчинение, не вызываемое насилием, заключается в том, что угроза дает допрашиваемому время для подчинения. Того, что сопротивляющийся источник будет подвергнут напряжению страха, недостаточно; он также должен найти приемлемый путь к отступлению. Бидерман отмечает: «Здесь может быть вовлечен не только стыд или чувство вины за поражение в столкновении с дознавателем, но и более фундаментальная заповедь защищать свою самоавтономию или „волю“... Простой способ защиты от угрозы для „я“, связанной с ожиданием того, что его заставят подчиниться, — это, конечно же, подчиниться „сознательно“ или „добровольно“... В той мере, в какой вышеизложенная интерпретация верна, чем сильнее мотивирован допрашиваемый на сопротивление, тем сильнее давление к раннему подчинению со стороны таких тревог, поскольку тем сильнее угроза самооценке, связанная с размышлениями о возможности быть „вынужденным“ подчиниться...» (6) Вкратце, угроза, как и все другие методы принуждения, наиболее эффективна, когда она используется таким образом, чтобы способствовать регрессии, и когда к ней добавляется предлагаемый выход из дилеммы, рационализация, приемлемая для допрашиваемого.

Угроза смерти часто оказывалась хуже, чем бесполезной. Она «занимает самое высокое место в законе в качестве средства защиты, но во многих ситуациях допроса она является крайне неэффективной угрозой. Многие заключенные отказывались уступать перед лицом таких угроз, но впоследствии были „сломлены“ другими процедурами». (3) Основная причина заключается в том, что крайняя угроза, скорее всего, вызовет полную безнадежность, если допрашиваемый не верит, что это уловка; он чувствует, что он с той же вероятностью приговорен после уступок,как и ранее. Угроза смерти также неэффективна, когда используется против твердолобых типов, которые понимают, что заставить их замолчать навсегда — значит нанести поражение цели дознавателя. Если угроза будет распознана как блеф, она не только провалится, но и подготовит почву для провала последующих принудительных уловок, используемых дознавателем.

G. Обессиливание

О научных исследованиях влияния слабости [debility, ослабление, спад возможностей] на способность допрашиваемого к сопротивлению пока ничего не известно. На протяжении веков дознаватели использовали различные методы вызывания физической слабости: длительное ограничение свободы; продолжительные нагрузки; экстремальные температуры, холод или влажность; лишение или резкое сокращение пищи или сна. По-видимому, предполагается, что снижение физиологической сопротивляемости источника снизит его психологическую способность к противостоянию. Однако если бы это предположение было верным, то можно было бы ожидать, что те субъекты, которые физически слабее всего в начале допроса, быстрее всего капитулируют, что не подтверждается опытом. Имеющиеся данные свидетельствуют о том, что сопротивление ослабевает в основном под воздействием психологического, а не физического давления. Угроза ослабления здоровья — например, кратковременное лишение пищи — может вызвать гораздо большее беспокойство, чем длительный голод, который через некоторое время приведет к апатии и, возможно, к бредовым идеям или галлюцинациям. Короче говоря, представляется вероятным, что техники вызывания слабости становятся контрпродуктивными уже на ранней стадии. За дискомфортом, напряжением и беспокойным поиском путей выхода следуют симптомы абстиненции, отказ от внешних стимулов и вялая невосприимчивость [unresponsiveness].

Еще одно возражение против преднамеренного вызывания слабости заключается в том, что длительные нагрузки, потеря сна и т. д. сами становятся шаблонами, к которым субъект приспосабливается через апатию. Дознаватель должен использовать свою власть над физическим окружением сопротивляющегося субъекта, чтобы нарушить шаблоны реагирования, а не создавать их. Питание и сон, предоставляемые нерегулярно, в большем или меньшем количестве, чем положено, смены, происходящие без видимых временных рамок, обычно дезориентируют допрашиваемого и ослабляют его волю к сопротивлению более эффективно, чем длительные лишения, приводящие к слабости.

H. Боль

Всем известно, что люди по-разному реагируют на боль. Причина, по-видимому, не в физическом различии интенсивности самого ощущения. Лоуренс Э. Хинкл замечает: «Ощущение боли кажется примерно одинаковым у всех людей, то есть у всех людей примерно одинаковый порог, при котором они начинают чувствовать боль, и когда к ним применяются тщательно отобранные стимулы, их оценки тяжести примерно одинаковы... И все же ...когда люди очень сильно мотивированы... они, как известно, выполняют довольно сложные задачи, испытывая при этом сильнейшую боль». Он также утверждает: «В целом, похоже, что какова бы ни была роль конституциональных задатков в определении реакции на боль, они являются гораздо менее важным фактором, чем отношение человека, который испытывает боль.» (7)

Широкий диапазон индивидуальных реакций на боль может быть частично объяснен в терминах предыдущего опыта [early conditioning]. Человек, чьи первые встречи с болью были пугающими и интенсивными, может быть более агрессивно настроен на ее последующее причинение, чем тот, чей первоначальный опыт был мягким. А может быть и наоборот: человек, чье детство познакомило его с болью, может бояться ее меньше и реагировать на нее слабее, чем тот, чье страдание усиливается страхом перед неизвестностью. Определяющим фактором остается личность.

Было высказано правдоподобное предположение, что если боль, причиняемая человеку извне, может сфокусировать или усилить его волю к сопротивлению, то болью, которую он, как ему кажется, причиняет себе сам, его сопротивление, скорее всего, будет ослаблено. «В простой ситуации пытки борьба идет между человеком и его мучителем (...и он часто может выстоять). Когда человеку велят стоять навытяжку в течение длительного времени, в дело вступает дополнительный фактор. Непосредственным источником боли становится не дознаватель, а сама жертва. Мотивационная сила человека, скорее всего, исчерпает себя в этом внутреннем столкновении... . Пока субъект стоит, он приписывает своему похитителю силу сделать с ним что-то худшее, но на самом деле не происходит демонстрации способности дознавателя сделать это.» (4)

Допрашиваемые, которые утаивают, но испытывают чувство вины и тайное желание уступить, скорее всего, станут несговорчивыми, если их заставить терпеть боль. Причина в том, что тогда они могут интерпретировать боль как наказание и, следовательно, как искупление. Есть также люди, которым нравится боль и ее предвкушение, и они будут скрывать информацию (которую в противном случае могли бы разгласить), если у них есть основания ожидать, что утаивание приведет к наказанию, которого они хотят. Люди, обладающие значительными моральными или интеллектуальными качествами, часто находят в боли, причиняемой другими, подтверждение убежденности в том, что они находятся в руках нижестоящих, и их решимость не подчиняться укрепляется.

Сильная боль вполне может привести к ложным признаниям, придуманным как средство спасения от страдания. В результате возникает отнимающая много времени задержка, пока проводится расследование и доказывается, что признания не соответствуют действительности. Во время этой передышки допрашиваемый может взять себя в руки. Он даже может использовать это время, чтобы придумать новые, более сложные «»признания«», опровержение которых займет еще больше времени. KUBARK особенно уязвим для такой тактики, потому что допрос ведется ради получения информации, а не в полицейских целях.

Если допрашиваемому причиняют боль на поздних этапах допроса и после того, как другие тактические приемы не дали результатов, он почти наверняка придет к выводу, что дознаватель впал в отчаяние. Тогда он может решить, что если сможет выстоять в этой последней атаке, то выиграет борьбу и обретет свободу. И, скорее всего, он окажется прав. С допрашиваемыми, которые выдержали боль, сложнее справиться другими методами. Эффект заключается не в подавлении субъекта, а в восстановлении его уверенности и зрелости.

I. Повышенная внушаемость и гипноз

В последние годы психологи и другие специалисты выдвинули ряд своих идей под видом доказанных принципов. Среди них — категорические утверждения о том, что человека нельзя загипнотизировать против его воли; что в состоянии гипноза его нельзя побудить разгласить информацию, которую он настоятельно хочет скрыть; и что в трансе или при постгипнотическом внушении он не предпримет действий, против которых в обычных условиях у него были бы серьезные моральные или этические возражения.

Если бы эти и другие утверждения оказались верными, гипноз не представлял бы особой ценности для дознавателя.

Но несмотря на то, что гипноз является объектом научного исследования уже очень давно, ни одна из этих теорий до сих пор не была проверена должным образом. Каждая из них противоречит некоторым фактическим наблюдениям. В любом случае, руководство по ведению допроса не может и не должно содержать пространных рассуждений о гипнозе. Оперативник, ведущий дело, или дознаватель должен знать о субъекте достаточно, чтобы понять, при каких обстоятельствах гипноз может быть полезным инструментом, и чтобы он мог соответствующим образом обратиться за помощью к эксперту.

Оперативный персонал, включая дознавателей, которые случайно имеют некоторый непрофессиональный опыт или навыки в гипнозе, не должны сами использовать гипнотические техники для допроса или других оперативных целей. Такая позиция объясняется двумя причинами. Первая заключается в том, что гипноз, используемый в качестве оперативного инструмента специалистом, не являющимся психологом, психиатром или медиком с ученой степенью, может нанести необратимый психологический ущерб. Непрофессиональный врач не знает достаточно, чтобы безопасно использовать эту технику. Вторая причина заключается в том, что неудачная попытка загипнотизировать субъекта для целей допроса или успешная попытка, не обеспеченная постгипнотической амнезией или другой защитой, может легко привести к громкой и позорной огласке или судебным обвинениям.

Гипноз часто называют состоянием повышенной внушаемости, но эта фраза есть скорее описание, чем определение. Мертон М. Гилл и Маргарет Бренман утверждают: «Психоаналитическая теория гипноза явно подразумевает, хотя и не говорит прямо, что гипноз — это форма регрессии». И они добавляют: «...индукция гипноза — это процесс подведения к регрессии, а гипнотическое состояние — это уже состоявшаяся регрессия». (13) Предполагается, что дознаватель найдет это определение наиболее полезным. Проблема преодоления сопротивления несговорчивого допрашиваемого — это, по сути, проблема вызывания регрессии до уровня, на котором сопротивление больше не может быть поддержано. Гипноз — это один из способов регрессирования людей.

Мартин Т. Орн довольно обстоятельно написал о гипнозе и допросах. Почти все его выводы предположительно негативны. Разбирая роль, которую играет воля или отношение допрашиваемого, Орн говорит: «Хотя решающий эксперимент еще не был проведен, нет практически никаких доказательств того, что можно вызвать транс против желания человека». Он добавляет: «...фактическое возникновение состояния транса связано с желанием субъекта войти в гипноз». И еще он замечает, «...войдет или не войдет субъект в транс, зависит от его отношений с гипнотизером, а не от технической процедуры наведения транса». Эти взгляды, вероятно, отражают точку зрения многих психологов, но они не являются окончательными. Как позже отмечает сам Орн, допрашиваемому «...можно дать гипнотический препарат с соответствующими вербальными предложениями поговорить на заданную тему.

В конце концов, будет дано достаточное количество препарата, чтобы вызвать кратковременную потерю сознания. Когда субъект очнется, дознаватель сможет прочитать из своих „записей“ гипнотического интервью информацию, которую он предположительно ему сообщил...» (Орн ранее отмечал, что эта техника требует, чтобы дознаватель обладал значительной информацией о субъекте без его ведома). «Можно легко увидеть, как этот ...маневр ... облегчит выпытывание информации в ходе последующих интервью«». (7) Методы наведения транса на сопротивляющихся субъектов путем предварительного введения так называемых «бесшумных» наркотиков (наркотиков, о которых субъекту неизвестно, что он их принял) или с помощью других нестандартных методов индукции все еще находятся в стадии изучения. Пока не будет известно больше фактов, вопрос о том, можно ли загипнотизировать сопротивляющегося человека насильно, должен считаться не получившим ответа.

Орн также считает, что даже если сопротивляющийся может быть загипнотизирован, его сопротивление не прекращается. Он постулирует, что «...только у редких допрашиваемых может быть достигнут достаточно глубокий транс, чтобы даже попытаться побудить субъекта обсудить материал, который он не желает обсуждать в состоянии бодрствования. Какого рода информация может быть получена в этих редких случаях, остается вопросом без ответа». Он добавляет, что сомнительно, чтобы субъекта в трансе можно было заставить раскрыть информацию, которую он хотел бы сохранить. Но и здесь Орн кажется слишком осторожным или пессимистичным. Когда допрашиваемый находится в гипнотическом трансе, его понимание реальности становится предметом манипуляций. Например, дознаватель KUBARK может сказать подозреваемому в двойной работе агенту, находящемуся в трансе, что допрос ведет КГБ, и таким образом перевернуть всю систему координат. Другими словами, Орн, вероятно, прав, считая, что большинство непокорных субъектов будут продолжать эффективное сопротивление до тех пор, пока система отсчета не будет нарушена. Но как только субъекта обманут, заставив поверить, что он разговаривает с другом, а не с врагом, или что разглашение правды — лучший способ достичь собственных целей, его сопротивление сменится сотрудничеством. Ценность гипнотического транса заключается не в том, что он позволяет дознавателю навязать свою волю, а в том, что его можно использовать для убеждения допрашиваемого в том, что у него нет веских причин не идти навстречу.

Третье возражение, выдвинутое Орном и другими, заключается в том, что материал, выпытанный во время транса, не является надежным. Орн говорит: «...было показано, что точность такой информации. ... не будет гарантирована, поскольку субъекты в гипнозе вполне способны лгать». И снова замечание верно: ни один известный манипулятивный метод не гарантирует правдивости. Но если гипноз используется не как непосредственный инструмент для выведывания правды, а скорее как способ заставить испытуемого захотеть присоединиться к дознавателям, возражение исчезает.

Гипноз обладает одним преимуществом, не присущим другим техникам и средствам допроса: постгипнотическим внушением. При благоприятных обстоятельствах можно ввести сопротивляющемуся источнику «бесшумный» наркотик, убедить его, пока наркотик действует, что он погружается в гипнотический транс, ввести его в настоящий гипноз, когда сознание возвращается, изменить его систему координат так, чтобы причины сопротивления стали причинами сотрудничества, допросить его и завершить сеанс внушением, что, когда он выйдет из транса, он ничего не будет помнить о том, что произошло.

Этот краткий обзор возможных способов применения гипноза при допросе сопротивляющихся источников не преследует никакой цели, кроме как напомнить оперативному персоналу, что этот метод может дать ответ на проблему, не решаемую иным способом. Повторимся: гипноз совершенно определенно не относится к вещам, выполняемым «на коленке». Поэтому дознаватель, база или центр, рассматривающие возможность его использования, должны предусмотреть время, достаточное не только для получения обязательного разрешения Штаб-квартиры, но и для того, чтобы выделить время на путешествие и инструктаж эксперта.

J. Наркотическое опьянение

Как угроза боли может более эффективно побудить к подчинению, чем ее причинение, так и ошибочная уверенность допрашиваемого в том, что его накачали наркотиками, может сделать его более полезным объектом допроса, чем под наркотиками. Луис А. Готтшалк приводит данные группы исследований, согласно которым «от 30 до 50 процентов людей являются плацебо-реактными, то есть реагируют симптоматическим облегчением на прием инертного вещества». (7) Кроме того, в ситуации допроса эффективность плацебо может быть повышена благодаря его способности умиротворять совесть. Основным источником сопротивления субъекта признанию или разглашению информации может быть гордость, патриотизм, личная преданность начальству или страх перед возмездием, если он будет возвращен в их руки. В таких обстоятельствах его естественное желание избежать стресса, выполняя желания дознавателя, может стать решающим, если ему будет предоставлено приемлемое обоснование для подчинения. «Меня накачали наркотиками» — одно из лучших оправданий.

Наркотики не в большей степени являются решающим ответом на чаяния дознавателя, чем полиграф, гипноз или другие вспомогательные средства. Исследования и отчеты, «касающиеся достоверности материалов, полученных от неохотно идущих на контакт информаторов… указывают на то, что не существует препарата, способного заставить каждого из информаторов сообщить всю имеющуюся у него информацию. Не только закоренелый преступник-психопат может лгать под воздействием наркотиков, действие которых проверялось, но и относительно нормальный и хорошо адаптированный человек может успешно скрывать фактические данные». (3) Готтшалк подкрепляет последнее наблюдение, упоминая эксперимент с наркотиками, который показал, что «более нормальные, хорошо интегрированные личности могут лгать лучше, чем страдающие от чувства вины невротические субъекты.» (7)

Тем не менее, наркотики могут быть эффективны в преодолении сопротивления, не преодолеваемого другими методами. Как уже отмечалось, так называемый «бесшумный» наркотик» (фармакологически сильное вещество, которое дается человеку, не знающему о его приеме) может сделать возможным введение в гипнотический транс ранее несогласного субъекта. Готтшалк говорит: «Разумный выбор препарата с минимальными побочными эффектами, его соответствие личности субъекта, тщательный подбор дозировки и разумный тайминг ... делают бесшумное введение несравненным союзником для гипнотизера, стремящегося создать самоисполняющиеся и неотвратимые внушения. ...Действие наркотика должно оказаться ... неотразимым для субъекта, поскольку воспринимаемые ощущения возникают исключительно внутри него самого.» (7)

Особенно важна упоминание о соответствие наркотика личности допрашиваемого. Действие большинства наркотиков в большей степени зависит от личности допрашиваемого, чем от физических характеристик самих наркотиков. Если получено разрешение штаб-квартиры и для введения препарата находится под рукой врач, одной из важнейших функций дознавателя является предоставление врачу полного и точного описания психологического склада допрашиваемого, чтобы облегчить наилучший выбор препарата.

Люди, обремененные чувством стыда или вины, скорее всего, освободятся от него под воздействием наркотика, особенно если эти чувства были усилены дознавателем. Как и плацебо, наркотик служит отличной рационализацией беспомощности для допрашиваемого, который хочет сдаться, но до сих пор не мог нарушить свои собственные ценности или лояльность.

Как и другие средства принуждения, наркотики могут влиять на содержание информации, которую выдает допрашиваемый. Готтшалк отмечает, что некоторые наркотики «могут вызывать психотические проявления, такие как галлюцинации, иллюзии, бред или дезориентацию», так что «полученный словесный материал не всегда можно считать достоверным». (7) По этой причине наркотики (и другие вспомогательные средства, рассматриваемые в этом разделе) не следует использовать на постоянной основе для облегчения допроса, который следует за капитуляцией. Их функция — вызвать капитуляцию, помочь перейти от сопротивления к сотрудничеству. Как только этот переход произошел, от принудительных методов следует отказаться как по моральным соображениям, так и потому, что они не нужны и даже контрпродуктивны.

В данном обсуждении не приводится список препаратов, которые использовались для допросов, и не обсуждаются их свойства, поскольку это медицинские вопросы, относящиеся к компетенции врача, а не следователя.

K. Обнаружение притворства

Выявление притворства, очевидно, не является методом допроса, принудительного или иного. Однако история допросов пестрит историями о людях, которые пытались, часто успешно, избежать растущего давления допроса, симулируя физическое или психическое заболевание. Дознаватели KUBARK могут столкнуться с мнимыми больными или утратившими здравый смысл допрашиваемыми в такое время и в таком месте, что призвать медицинскую или иную профессиональную консультацию будет сложно или практически невозможно. Поскольку несколько советов могут помочь дознавателю отличить симулирующего от действительно больного, а также потому, что иногда при принудительном допросе возникают и симулирование, и болезнь, здесь мы кратко обсудим эту тему.

Большинство людей, симулирующих психическое или физическое заболевание, не знают о нем достаточно, чтобы обмануть хорошо осведомленных людей. Малкольм Л. Мельтцер говорит: «Выявление симуляции в значительной степени зависит от неумения симулянта адекватно понять характеристики роли, которую он симулирует... Часто он выдает симптомы, которые встречаются крайне редко и существуют в основном в воображении обывателя. Одним из таких симптомов является бред неправильной идентификации, характеризующийся... ...верой в то, что он является некой могущественной или исторической личностью. Этот симптом очень необычен для истинного психоза, но используется рядом симулянтов. При шизофрении начало, как правило, протекает постепенно, бредовые идеи не возникают за ночь; при симулируемых расстройствах начало обычно быстрое, и бредовые идеи могут быть уже наготове. Симулируемый психоз часто содержит множество противоречивых и непоследовательных симптомов, редко сосуществующих вместе. Притворщик склонен впадать в крайности при изображении своих симптомов; он преувеличивает, излишне драматизирует, гримасничает, кричит, ведет себя слишком причудливо и привлекает к себе внимание другими способами...

«Еще одна характерная черта симулянта — он обычно стремится уклониться от обследования или оттянуть его». Исследование поведения испытуемых на детекторе лжи, например, показало, что люди, с позднее „доказанной виной“, демонстрировали определенное сходство в поведении. Виновные с неохотой проходили тест и пытались различными способами отложить или оттянуть его. Они часто проявляли сильное беспокойство и иногда враждебно относились к тесту и обследователю. Иногда они использовали тактики уклонения, например вздыхали, зевали, двигались, что мешало обследователю вести запись. Перед обследованием они считали необходимым объяснить, почему их ответы могут ввести обследователя в заблуждение, заставив его думать, что они лгут. Таким образом, процедура назначения подозреваемого фальсификатора на детектор лжи может вызвать поведение, которое усилит подозрение в мошенничестве». (7)

Мельтцер также отмечает, что притворщики, не являющиеся профессиональными психологами, обычно могут быть разоблачены с помощью тестов Роршаха.

Важным элементом в притворстве является умонастроение обследующего. Человек, притворяющийся сумасшедшим, пробуждает в профессиональном эксперте не только подозрение, но и желание разоблачить обман, в то время как здоровый человек, который притворяется, что скрывает психическое заболевание, и дает выразиться лишь незначительному симптому или двум, с гораздо большей вероятностью вызовет у эксперта желание выявить скрытую болезнь.

Мельтцер отмечает, что симулированный мутизм и амнезию обычно можно отличить от истинных состояний с помощью наркологического анализа. Причина, однако, обратна распространенному заблуждению. Под воздействием соответствующих наркотиков человек, злоупотребляющий наркотиками, будет упорно молчать или не помнить, в то время как симптомы у истинно заболевшего человека временно исчезнут. Другой технический прием — притвориться, что обман воспринят всерьез, выразить сугубую озабоченность и сказать «пациенту», что единственное средство от его болезни — серия электрошоковых процедур или фронтальная лоботомия.

L. Заключение

Краткое резюме вышесказанного может помочь свести воедино основные концепции допроса с применением принуждения:

1. Основными методами принуждения являются арест, содержание под стражей, лишение сенсорных стимулов, угрозы и страх, ослабление, боль, повышенная внушаемость и гипноз, а также наркотики.

2. Если необходимо использовать одну из принудительных методик, или две или более вместе, они должны быть выбраны с учетом их воздействия на индивидуума и тщательно подобраны в соответствии с его личностью.

3. Обычный эффект принуждения — регрессия. Зрелая защита взрослого допрашиваемого рушится, и он становится все более похожим на ребенка. В процессе регрессии субъект может испытывать чувство вины, и обычно полезно его усилить.

4. Когда регрессия зашла настолько далеко, что желание субъекта уступить начинает перевешивать его сопротивление, дознаватель должен предложить ему спасительную рационализацию. Как и в случае с техникой принуждения, рационализация должна быть тщательно подобрана, чтобы соответствовать личности субъекта.

5. Давление насилия должно быть ослаблено или снято после получения согласия, чтобы не препятствовать добровольному сотрудничеству допрашиваемого.

Не было упомянуто то, что часто является последним шагом в допросе, проводимом коммунистической службой: попытка обращения. С точки зрения Запада, цель допроса — получение информации; как только достигнута достаточная степень сотрудничества, позволяющая дознавателю получить доступ к искомой информации, его, как правило, не волнуют взгляды источника. Однако при некоторых обстоятельствах такое прагматичное безразличие может оказаться недальновидным. Если допрашиваемый остается полувраждебным или раскаивается после успешного завершения допроса, для завершения его обращения (и, возможно, для создания долговременного актива) может потребоваться меньше времени, чем для того, чтобы справиться с его антагонизмом, если он просто выжат и забыт.