Не прошло и месяца, как Пикин уже упаковывал вещи. Он решил съезжать налегке, оставив новым хозяевам квартиры мебель и телевизор за символическую сумму. Багажа получилось две больших спортивных сумки. Собрав оставшийся мусор, Пикин направился на улицу. Проходя мимо почтовых ящиков, он краем глаза заметил, что на его ящике появилась неразборчивая надпись мелом. «Да, надо напоследок проверить ящик и не забыть оставить от него ключи», — мелькнуло в его голове.
На обратном пути он подошёл к почтовому ящику и замер, как приговорённый к расстрелу после команды «пли»: его тело пронзили миллионы мурашек, а сверху ударили кувалдой: на дверце ящика розовым мелом было написано «бобер».
Шок быстро прошёл, и Пикин лихорадочно стал размышлять: «Эту кличку придумала ему Таня, но у неё шансов выжить не было. Значит, кто-то знал его кличку. Это мог быть человек, близкий Тане. Это или её мама, или Базунов. Не дозвонились — телефон отключён, не застали дома — много бегал с оформлением продажи квартиры, не услышал звонка в дверь — сплю под снотворным». Пикин открыл ящик. Там лежал обрывок газеты размером с ладонь. Войдя в квартиру, Пикин закрыл двери на все замки, остро почувствовав возвращение тревоги, гложущей его уже долгие дни. Он поднёс клочок газеты к лампе и увидел проколы под буквами — крайне примитивный способ тайнописи, но эффективный в полевых условиях. Послание сообщало: «Фин вокз под распис 14». Первое, что пришло в голову Пикина, это мысль о его ликвидации. Коль они не могут достать его по телефону, чтобы он «вышел в окно», то дадут команду прыгнуть под электричку. А чтобы заманить наверняка, кольнули в самое больное — в память о Тане. «В тоже время, — размышлял Пикин, глядя на догорающий клочок послания, — это может быть и Танина мама, и Базунов. Ну что может произойти? Подойдёт человек и назовёт код самоликвидации! Так я могу тупо одеть наушники и слушать на всей громкости плеер и ни черта не услышу. А если он попросит снять наушники, я дам ему в морду и убегу…».
При входе в вокзал стоял сносно одетый пьяница с протянутой рукой, обращаясь к проходящим: «Добрый человек, дай копеечку на опохмелочку! Добрый человек, дай копеечку на опохмелочку!..».
В наушниках у Пикина гремел Высоцкий. Ровно в два часа он был под расписанием, — от бессонной ночи ломило всё тело. За полчаса ожидания никто не проявил к нему интереса, и Пикин с облегчением двинулся за багажом. Именно сегодня он решил покинуть город, последний раз испытав судьбу. На Витебском вокзале в камере хранения уже лежали его вещи, а на теле был пояс с деньгами за квартиру. С переклеенной фотографией в чужом паспорте, который Пикин выбирал у работника морга, роясь в коробке с сотней паспортов «невостребованных покойников», он направлялся в Псковскую область. Там он приглядел недалеко от границы с Латвией заброшенную деревушку из семи домов. Самый добротный дом был из трёх комнат с хорошей баней, построенной из сухостоя. Сын хозяина просил три тысячи долларов. Остальные дома, можно было скупить по триста-пятьсот долларов за штуку. Наладить хозяйство для полного самообеспечения не составляло труда. Пикин мечтал об одиночестве, которое дало бы ему возможность начать писать книгу, «которую приговорят к сожжению».
Идя по перрону, он почувствовал, что кто-то слегка потянул его за сумку. Он обернулся. Это было она… Таня!
— Здесь многие обнимаются и плачут. Мы можем сделать то же самое, — сдерживая слёзы, сказала Таня и бросилась на шею остолбеневшего Пикина.
— Я сейчас умру от счастья, если я уже не умер, — шептал он ей на ухо, вдыхая запах её волос и тела.
— Мы сейчас дойдём до конца платформы и через пути выйдем на улицу, поймаем машину и поедем ко мне на квартиру, — обжигая дыханием, прошептала она Пикину и, крепко взяв его за руку, повела за собой.
В машине они держали друг друга за руки и молчали, боясь дать волю чувствам.
Таня снимала однокомнатную квартиру в «корабле» на окраине города.
— Тут будь спокоен. Всё снято на фальшивый паспорт. Узнать меня в жгучей брюнетке с тонкими бровями и похудевшей на двенадцать кило под силу только маме.
— Господи, я только сейчас увидел, как ты изменилась. Почему ты так мучила меня, почему не дала знать раньше?
— Успокойся, милый, сейчас мы сядем за стол. Я уже всё приготовила, даже твою любимую курицу с печёной картошкой. И я всё тебе расскажу и объясню. Но обещай, что за столом мы будем говорить только о еде и любви. Мне очень хочется сегодня побыть хозяйкой-бобрихой, — Таня широко улыбнулась, её острый подбородок дрогнул, и по щекам потекли крупные слёзы счастья.
Пикин смотрел на свои сумки и с ужасом представлял, что ещё день, и они никогда бы не увиделись…
Они лежали на диване, не отрывая взгляда от лиц. Пикин, увидел маленький шрам на правой брови Тани и стал его нежно гладить.
— Это прыжок с моста, — сказала Таня, целуя его пальцы.
— Теперь я хочу узнать всё о твоём воскрешении, не считая того, что мне рассказал Базунов.
— Всё до появления погони, правда. Я знала, что после моего сообщения о хвосте следующим звонком будет команда на самоликвидацию. Поэтому после звонка только сказала «да» и положила телефон в сторону, чтобы не слышать.
— Откуда ты знала о кодировании на самоликвидацию?
— Мне рассказала мама. На её глазах человек, с которым она работала в Системе, после звонка по телефону встал из-за стола, выбил стулом стекло в окне и выпрыгнул. Она сказала, что он действовал, как лунатик. Люди, кончающие самоубийством в личном эмоциональном порыве, так себя не ведут. Она поспрашивала, и ей дали понять, что все, кто работает на Систему, могут в любой момент «выйти в окно». Я понимала, что у них единственный способ меня гарантированно убрать в сложившихся обстоятельствах, это съезд с моста. За мостом пост ГАИ, там бы меня и взяли.
Как говорил мой наставник: «Все наши инструкции написаны кровью». Если по пути следования есть водные объекты, то инструкцией предписывается брать в машину спасательный жилет. Я только и успела его накинуть, не застёгивая. Когда машина погрузилась в воду, я глотнула воздуха в воздушном пузыре под крышей и, разбив рукояткой ножа лобовое стекло, выплыла. Течение сильное; я поймала берег, наверное, только через километр. Дальше всё как учили по выживанию…
Пикин держал её руку и не верил реальности. Он целовал кончики её пальцев, впиваясь губами в её ногти до боли.
— Я нашёл твой тайник.
— Я знаю. Я за ним приходила. Но как ты о нём узнал?
— Сон.
— Какой сон?
— Мне приснилась черёмуха. Та, которую посадила ты. Во сне, стоя возле неё, ты сказала «Мои тайны здесь».
— И ты поверил сну?
— Мне с детства снились пророческие сны, и они сбывались.
— Нет, наверное, когда мы были в саду, я как-то себя выдала. Да, точно, когда я позволила себе бокал фантастически вкусного крымского вина. Я помню, как обнимала свою черёмуху и что-то говорила. Всё-таки я баба.
— Не знаю, может, это криптомнезия проявилась во сне. Но я чуть с ума не сошел, когда сон сбылся. Ты извини, я взял из тайника пять тысяч долларов.
— Хорошо, что не все. Для меня этот тайник был последней надеждой на выживание.
— Но скажи, зачем твоим тайником интересовался Базунов. Неужели ему были нужны твои двадцать тысяч баксов?
— Конечно, нет. Им нужна была снайперская винтовка, сделанная по спецзаказу. Она Системе обошлась в «Мерседес». Дело даже не в цене, а в уникальных возможностях этой винтовки и пуль. Пуля после выхода из ствола живёт три минуты, затем рассыпается в порошок, не оставляя экспертам никаких шансов на идентификацию. Эта винтовка предназначалась для ликвидации крупных фигур. Мне её дали на освоение за месяц до провала.
— И где она?
— Яйца в одной корзине не хранят. Пусть эта тайна останется моей. Лучше скажи, а почему ты не забрал все деньги из тайника?
— Не смог. Я взял что мне было необходимо на жизнь. Если бы я взял все деньги, то оборвал бы последнюю связь с тобой. Там был твой настоящий паспорт и фальшивый. Я очень хотел вырвать фото, но тоже не смог. Может, душа ведала, что ты жива.
— Я не давала о себе знать, потому что понимала — меня активно ищут. Жила у одной одинокой бабы в деревне. Сказала, что скрываюсь от злобного мужа и прочее. Жила на проданные украшения. Потом через три месяца поехала к тайнику. Увидела сгоревший дом и всё поняла. Почему-то сразу решила, что тайник нашёл ты. Забрала деньги, фальшивый паспорт и сняла квартиру. Ещё три месяца собирала информацию, познакомилась с девицей. У неё любовник в уголовном розыске работает. Так узнала, что криминал и менты нашли общий язык против Системы.
— Я нигде не мог выловить хоть намёка на исчезновение Системы.
— Ты — мужчина, у вас другая логика по сбору информации.
— Тебе удалось хоть что-то узнать о судьбе Системы?
— Пока нет, я даже на маму выйти не могу.
— Но почему так долго не выходила на меня?
— Никого не хотела подставлять, тем более тебя. Я ведь и поехала к тебе только когда узнала, что Системе объявили войну.
— Ещё день, и я бы исчез в псковской глуши.
— Как говорят философы, «Случай — псевдоним Бога». Значит, суждено нам было встретиться, любимый. Хотя, если честно, если бы я увидела, что ты живёшь с другой женщиной, я бы о себе не дала знать.
— Ты что, следила за мной?
— Извини, но я побывала в твоей квартире. Во-первых, я хотела убедиться, что ты не перекинулся к врагам, ну, и, во-вторых, есть ли у тебя женщина?
— Ты коварный и страшный человек, солнышко. Я начинаю тебя бояться. Но так как я превосхожу тебя в весовой категории, меня это немного успокаивает, — Пикин обнял Таню. — Ты тощая, как топ-модель, тебя надо срочно откармливать. Всё, едем в деревню, заводим корову и кур, набираемся здоровья и в бой.
— Нет, любимый, никаких боёв.
— А что будем делать дальше?
— У меня нет зла на Систему. Но возвращаться в неё я не хочу. Я своё отслужила.
— Ты многих убила?
— Не убила, а ликвидировала, как ликвидируют врагов, напавших на Родину.
— Извини, это глупый вопрос, — Пикин не хотел задавать этот вопрос, но у него всплыл в памяти большой список заказных убийств, который дал ему почитать Базунов.
— Я понимаю, откуда у тебя этот вопрос. Я видела тот список, который ты читал в машине. Там моих не было.
— Почему?
— Не всё попадает в милицейские сводки. Иногда убитый подаётся как «скоропостижно скончавшийся» с разными вариантами болезней.
— Ещё раз извини, я больше не буду трогать эту тему.
— Вот и хорошо. Давай будем считать, что я, как солдат, прошла свою войну.
— Ты изменилась. Вернее изменились твои глаза, они стали бездонными.
— Я заглянула смерти в глаза, вот и вышибло дно у моих. Давай спать. Я от волнения перед нашей встречей не спала всю ночь.
Таня заснула мгновенно, как путник на привале после долгого перехода. Пикин положил её ладонь на свои глаза и погрузился в раздумье о будущем.
После утреннего семейного совета за чаем было решено покидать город.
— Я и сама чувствую, что надо съезжать. Давай по твоему плану, в глушь, в псковщину. Нужна пауза для размышлений и верного решения.
— Ты у меня умница, ты не только хозяйственная бобриха, но и мудрая совунья. Но давай сделаем так. Я поеду один, оформлю покупку, налажу быт и приеду за тобой. Хоть ты у меня и прошла путь спартанца, но я не хочу везти тебя в холодный и необустроенный дом. На улице не май, а март.
Два месяца спустя…
Таня закончила мыть окна, любуясь отражением майского солнца в чистом стекле.
— Даже не верится, что у нас свой дом и никого рядом. Я обожаю тишину и не любою гостей.
— На два дома ещё нет документов и вряд ли будут: там наследники алкоголики конченные. Я им дал по сто долларов. Как бы снял в аренду. Но всё равно мы буржуи, у нас пять домов в собственности, — сказал Андрей, оценивая объём работы в запущенном саду, — столько яблок мы не съедим.
— Мы из них будем делать яблочный сок и варенье, зима длинная.
— Я слышу голос настоящей бобрихи.
— Да, я девушка очень хозяйственная, так что летом пузо греть не придётся.
— Надо бы обзавестись транспортом.
— Я видела объявление на вокзале о продаже ГАЗ-69. Лучше для наших дорог и не придумать.
— Добро, завтра пойдём за продуктами, заодно и посмотрим «козла». Ружьё я уже купил у бывшего хозяина, хорошая вертикалка двенадцатого калибра. Мне он ещё предлагал «мелкашку», я отказался. Лучше купим тебе тоже ружьё, тут с этим не проблема.
— Нет, дорогой, мне лучше «мелкашку». Ты даже не представляешь её возможности, особенно с оптикой.
— Не проблема, завтра купим. Я пойду, повожусь с газом, наверное, придётся покупать новый баллон.
— Иди, любимый бобер, повозись. Мне нравится, когда ты такой хозяйственный, — Таня посмотрела на сломанные ногти. — Да уж. От маникюра придётся отказаться.
— Что ты сказала?
— Говорю, что от светских приёмов пока воздержимся.
— Ничего, дом добротный, наладим жизнь, обзаведёмся друзьями.
— Нет, когда мы наладим жизнь, обзаведёмся детьми.
— Я согласен. Готов приступить к исполнению.
— Ты вчера пил вино. Перед изготовлением детишек полгода никакого спиртного.
— Без проблем, с завтрашнего дня в нашем имении вводится «сухой закон»…
Раз в неделю Андрей скупал всю прессу в привокзальном киоске, и они с Таней устраивали «День чтения».
— Смотри, вот объявление «ООО «Система» объявляет набор альпинистов промышленных…». Это наши почти через год молчания дают о себе знать. Это же объявление я слышал на разных радиостанциях.
— Почему ты в этом уверен?
— Вспомни, как нам рассказывали о методах подачи сигналов «для своих». 24 июня День рождения масонства. Газета вышла 24 июня!
— Ну причём тут Система и масонство?
— Это очень похоже на Базунова. Это своего рода ответ от посвящённых. Нужно позвонить, а лучше съездить.
— А если они решили убрать всех, кто знал о Системе? Или враги Системы нащупали приманку? Курят бамбук и ждут мудрых лохов.
— О том, чтобы ты себя проявляла, и речи быть не может. Но мне надо, я обязан. У меня целый дипломат жень-шеня для Базунова.
— Это не для Базунова, а для создания эликсира — такого допинга, который предназначается для бойцов, идущих на спецоперации. Дикий жень-шень большая ценность, но не жизненно важная.
— Но мне было дано поручение, и я его должен выполнить. Иначе, что обо мне будет думать Николай Евгеньевич?
— Я вижу, Андрюша, что ты готов рискнуть нашим счастьем ради каких-то своих представлений о долге. Ты ничего уже не должен. Ты полгода ждал известий от них, они молчали. Если тебе так неймётся, оставь дипломат в камере хранения, позвони им и назови код.
— Хорошо, так и сделаю, но мне всё равно сначала нужно убедиться, что это наша Система.
— Купи мобильный с рук, позвони. Помни, что место звонка с мобильного определяется с точность до одного метра. Когда переговоришь, мобильный утопи.
— Я могу и с таксофона.
— С таксофонов не стоит, у большинства вмонтированы видеокамеры.
— Откуда ты всё это знаешь?
— Ликвидаторы проходили спецкурс.
— Я полагаюсь на твой опыт, всё сделаю, как скажешь.
За окном моросил дождь, на подоконнике лунный свет сталкивался с тусклым домашним светом, льющемся от ночника. На большой кровати лежали два любящих человека с закрытыми глазами. Каждый делал вид, что уснул…
Двенадцать часов в поезде, и Пикин на Витебском вокзале. Дипломат с жень-шенем в камере. Мобильный купил с рук на Сенной.
— Передайте, пожалуйста, Николаю Евгеньевичу, что для него посылка с Дальнего Востока, — на другом конце повисла пауза. Пикину даже послышалось, что его фраза отдалённо прозвучала вновь.
— Где можно забрать посылку? — спросил тот же женский голос.
— В камере хранения на Витебском вокзале.
— Вы там будете или назовёте ячейку?
Пикин задумался, ответ терпеливо ждали.
— В зависимости от того, кто придёт.
— Мы вас поняли. Через полчаса с вами встретятся.
Пикин осмотрелся, увидел возле строительных лесов бочку из-под краски, наполненную водой, и незаметно бросил в неё мобильный.
Он встал так, чтобы видеть входящих в вокзал под большим углом. Для массировки он заранее купил очки с обычными стёклами. Спортивную шапочку натянул до бровей, под нижнюю губу положил кусок шланга от медицинской капельницы.
Это был Базунов. Он подошёл к газетному ларьку, оглядывая зал. Его взгляд споткнулся на Пикине, но он его не узнал. Базунов купил газету, ещё раз огляделся и сел читать. Пикин решил перестраховаться. По вокзалу бродили полуголодные беспризорные мальчишки. Пикин высмотрел старшего, ему было лет десять.
— Вон видишь, дядька в шляпе в сером плаще. Передай ему записку, но незаметно, просто, проходя мимо, урони возле него.
— Он-то мужик толковый? Поймёт, что малява для него? — шмыгая носом, спросил бывалый ребёнок.
— Он толковый, поймёт.
— Деньги вперёд.
— Возьми, но я буду смотреть.
— Чё тебе смотреть, небось, не в карман лезть заставляешь, дело-то плёвое, сделаю.
Базунов поднял записку. В ней Пикин приглашал его пройти в конец третьей платформы через десять минут. Расчёт Пикина был прост: платформа длинная, поездов возле неё сейчас нет, любой «хвост» будет виден.
Базунов подходил к концу платформы, покачивая головой.
— Заставляешь старика в дальние походы ходить.
— Сами виноваты, я вас искал.
Базунов протянул руку и как бы был готов обняться, но Пикин, взяв руку, остался неподвижен. Базунов выпрямился, на лице появилась обида.
— Ты прости, Андрей. Тут такие дела были. В общем, мы с трудом выжили.
— Вы меня специально на Дальний Восток отправили?
— Если честно, то да. Ты после смерти Тани мог только глупости натворить в этой ситуации, а требовались нервы и выдержка.
— Я в трубке слышал повторение своего голоса?
— Мы установили систему определения голоса. У нас есть образцы голоса всех членов Системы. Компьютер сравнивает, даёт данные не только на определение, но и на психо-эмоциональное состояние человека.
— Вы, как всегда, на уровне, — с иронией сказал Пикин.
— Почему «вы», а не «мы»?
— Я, Николай Евгеньевич, даже не знаю сейчас, куда себя относить. Ведь вы можете меня и убрать как слабое звено.
— У нас, Андрей, сейчас не та ситуация, чтобы разбрасываться людьми. Если ты сумел на нас выйти, значит, с головой и нервами у тебя всё в порядке. Да и убирать я бы тебя не позволил.
— Чтобы я вам поверил, расскажите, что произошло.
— Врать нечего. Мы сильно беспокоили криминал и воров от власти. Вот и сумели они свести против нас и уголовников, и милицию. Пришлось отступать, неся потери.
— И что, удалось окопаться, коль дали объявление?
— Нет, договорились.
— С кем?
— И с уголовниками, и с ментами.
— Как?
— Они тоже хотят жить. Мы дали им понять, что когда у нас кончатся бойцы, мы выбросим всю компрометирующую информацию, которая снесёт и нас, и их.
— Вы верите в эту договорённость?
— Конечно, нет. Но нам нужна передышка. Мы растеряли четверть людей, которые легли на дно, вот и пришлось давать объявление. Война скоро вспыхнет вновь.
— Что вы хотите от меня?
— Дать тебе персональное задание с учётом твоих способностей.
— А именно?
— Ты должен наладить выпуск газеты с определённой тематикой, в меру оппозиционной, в меру националистической. В общем, твои взгляды без радикализма.
— И зачем это надо Системе?
— Нам нужны люди. Люди соответствующих взглядов и убеждений. Вспомни Ленина: «Газета не только коллективный пропагандист и коллективный агитатор, но также и коллективный организатор». У газеты появится читатель, авторы, сторонники. Газета будет давать объявления о созданных нами спортивных секциях, интеллектуальных клубах. Всё это будет освещено идеологией газеты. А знающие люди будут подбирать кадры для Системы.
— Условия Системы?
— Условия просты. Подбираешь редакцию, согласно своим взглядам. Печатаешь, кого хочешь, но иногда мы будем давать тексты объявлений и некоторые статьи. В первый год оказываем полное финансирование. На второй год только половину. На третий, платим только за место.
— Жёстко. У Системы плохо с деньгами?
— Тут дело не в деньгах. Если газету поставить на полное финансирование, она ожиреет и отупеет. Будете бороться за читателя, будете в тонусе.
— Мудро. Я согласен. Но у меня условие: Система не лезет в мою личную жизнь, вообще не приближается.
— Это выполнимое условие. Ты доказал свою преданность. За жень-шень спасибо, теперь нам его не достать. Канал потерян, наши сборщики в тайге наткнулись на китайских браконьеров. Наших было двое, их десять. Так что пространство сужается. Да, и самое главное, в знак полного доверия. Все коды на самоликвидацию уничтожены.
— Зачем? — с удивлением спросил Пикин, почувствовав, как его сердце выпустили из цепких лап.
— Мы не могли так рисковать в условиях войны. Точнее, мой друг, отвечающий за коды Людвиг Иванович, принял решение сам. Он уничтожил всю базу кодов и сам покончил жизнь самоубийством, чтобы исключить любые шансы на их восстановление. Интуиция его не подвела. На него вышли, но он уже был в морге. Таких людей больше нет. — Лицо Базунова резко постарело. Пикин увидел усталого старика, которого стало жалко.
— Как танина мама?
— Тело Тани так и не нашли. Мама пережила инфаркт. Вернулась на прежнее место работы. Я её отговаривал, но она говорит, что работа единственное, что даёт ей желание жить. От Системы она отошла.
Они пожали руки, почувствовав, что стали чужими.
Татьяна села в машину, закинув пакет с продуктами на заднее сидение газика. Внезапно перед машиной, наперерез встала БМВ с тонированными стёклами. Из машины вышел кавказец лет тридцати, поблёскивая толстой золотой цепью и тёмными очками. В зубах он держал сигару, от дыма которой морщился и оголял золотые зубы. Татьяну всегда умиляло желание кавказцев походить на итальянских мафиози. Она повернула ключ, газик уверенно заурчал.
— Извэни, красавица. Ми с друзьям, хатим посидэт в кафе у друга, состав кампашку.
— Извини, джигит, но не могу, — Таня уже поняла, что ситуация не простая. На вокзальном пятачке было пусто с точки зрения того, кто бы мог за неё заступиться. Наверняка эти кавказцы уже купили здесь и милицию, и запугали местных мужиков.
— Нэт, красавица, я тэбя так нэ отпущу, — он стряхнул пепел сигары на капот газика. Под кожаной жилеткой просматривалась кобура.
— Я вижу, джигит ходит с оружием, значит, умеет им владеть.
— Обижаешь жэнщина, можэшь паплатиться.
— Не кипятись, давай пари. Вон видишь, на крыше той развалюхи флюгер в виде птицы? Если ты попадёшь птице в голову, я поеду с тобой, если нет, то нет.
— Ты хитрая. Тут и снайпэр нэ попадёт.
— Ну, а если я попаду, ты меня отпустишь?
— Ха, выходы, братва, — внезапно повеселевший кавказец крикнул в машину. Вышли ещё три кавказца, скаля зубы. — Вот перэд братьями клянусь, мамой клянусь, если ты пападёшь в птицу, тэбя никто палец не тронет, а я тэбэ этот пистолэт подарю. Но если ты промажэшь, ты будэшь сэгодня со мной.
Он что-то сказал на своем языке, и его спутники достали пистолеты.
— Ты боишься меня, джигит? — Таня с нетерпением ждала момента, когда пистолет окажется в её руках.
— А ты нэ мэнтовка?
— Нет!
— Тогда дэржи, — он достал «Макаров», вытащил обойму и оставил в ней один патрон. — Остальные палучишь, кагда пападёшь. Снайпэр, ха-ха!
Таня взяла «Макаров», осмотрела его. Ствол был новенький, пах ещё заводской смазкой. Кавказцы смотрели на неё с ухмылкой, но один навёл на неё пистолет.
— Скажи своему брату, чтобы не наводил на меня ствол.
— Извэни, красавица, но аткуда мнэ знать, что у тэбя в головке, русски жэнщин нэ прэдсказуемы. Стрэляй, я дал слово, исполню, но исполнышь и…
Кавказец ещё не успел закончить фразу, прогремел выстрел. Птица на флюгере крутилась без головы.
Кавказцы внезапно посуровели и начали что-то говорить на своём языке.
— Ладно, красавица, я нэ знаю, откуда ты, кто ты. Но своё слово я дэржу, — он бросил оставшиеся патроны на сидение УАЗика. — Если ты волный стрэлок, нужна будэт работа за хороший дэнги, спроси Тарлана в кафэ «У Джафара».
Они рванули с места, сжигая шины. Татьяна быстро собрала патроны и зарядила пистолет. «Теперь можете приезжать вшестером», — сказал она вслух, пряча пистолет под курточкой.
Через десять минут должен был подойти поезд из Питера, в котором по договорённости должен был вернуться Андрей. Чтобы убедиться, что за ним нет хвоста, Андрей должен был побродить, а Таня понаблюдать.
— Садись, кажется всё чисто, — сказала Таня, открывая дверцу.
— Домой, шеф! — сказал Андрей, поцеловал Таню и достал из-за пазухи подвядшую розу. — С Питера вёз.
— Рассказывай.
— Видел Базунова. Он предложил работу на Систему.
— У меня тоже плохая новость. Пристали конкретные хачики. Я выкрутилась, но выдала себя, точнее свои снайперские способности. Вот, пистолет подарили. Таня всё подробно рассказала.
Войдя в дом, Пикин долго молчал.
— Ты, что молчишь, решил поругаться?
— Почему ты назвала мою работу на Систему плохой новостью? Вот твоя новость действительно плохая, эти кавказцы тебя в покое не оставят.
— Во-первых, я не верю, что Система оставит нас в покое. Во-вторых, у меня не было выбора с кавказцами. Я должна была принять их условия?! — крикнула Таня и заплакала.
— Извини. Я не прав. Но насчёт Системы ты тоже не права. У меня будет своё дело, которое мне нравится. И коды на самоликвидацию уничтожены. Система перестраивается в новых условиях.
— Ты им веришь? К тому же, убрать человека можно и другим способом.
— Если бы было нужно, убрали бы на месте встречи. У Системы сейчас нет лишних людей. Я верю Базунову.
— Я поверю только маме. Нам нужно с ней встретиться. Ты завтра поедешь к ней на работу, как раз будет пятница. Привезешь её сюда. Всё равно она должна знать, что я жива. У неё был инфаркт. Я не переживу, если с ней, что-то случится.
— От счастья тоже умирают. Я когда тебя увидел, чуть не распался на молекулы.
— Вот и подумай, как её подготовить к новости…
Маму Тани звали Натальей Игнатьевной. Пикин топтался возле её кабинета с табличкой «хореограф». Она шла, глядя в пол. На её лице появились морщины, у корней волос просматривалась седина.
— Андрей! Что вы тут делаете?
— Я жду вас.
— Зачем? Не стоит вам здесь появляться, уходите, — она посмотрела на Пикина погасшими глазами.
— Я подожду вас на улице, в сквере. У меня для вас письмо.
— Хорошо, я скоро буду, хотя ничего не понимаю.
Она села на скамейку. Андрей решил, что будет лучше, если о воскрешении своей дочери, она прочтёт сама, увидя её почерк.
— «Мама, я жива». Это что, Андрей? — она побледнела и заплакала.
Наталья Игнатьевна долго рылась в сумочке, пока не нашла баночку с таблетками.
— Андрюша, купите в ларьке воды. Если я не приму эти таблетки, мне с этой скамейки уже не встать.
Они взяли такси и сразу поехали на вокзал.
— Господи, если бы был самолёт, я бы полетела на нём.
— Там нет аэродрома.
— Там есть, Андрюша, военный аэродром, насколько я поняла ваше местоположение. От вас в километрах двадцати. А давайте мы с вами заедем в Генштаб. У меня есть там один генерал, который может нам помочь с воздушным транспортом.
Наталья Игнатьевна вышла сияющая и с генералом.
— Андрюша, рассчитайтесь за такси, мы полетим. Я вас представила как сына моей сестры. Нам нужно срочно в Псков. У вашей мамы и моей сестры срочная операция. У неё редкая группа крови, которая по наследству досталась мне. Я ничего лучше не придумала. Нас сейчас отвезут на аэродром, часа через два у них — транспортный борт. Я на десять часов раньше увижу своё солнышко.
— А что это за генерал?
— Это один из замов командующего округом. У меня учится его внучка. Через месяц будет решаться, кто поедет во Францию с гастролями. Его внучка уже едет…
Самолёт потряхивало. Наталья Игнатьевна крепко держала Андрея за руку.
— Вы знаете, я панически боюсь летать самолётами.
— Честно говоря, и я себя чувствую не уютно.
— Скажите, а Базунов знает о Тане?
— Нет.
— И не говорите пока. Я сама сообщу ему. Он чувствует себя виновным в её гибели и это его убивает. Я ему верю…
Таня сначала услышала, затем увидела, как к дому подъехал бронетранспортер, чихая чёрным дымом. Из него вышли Андрей и мама.
Таня босиком выбежала на улицу.
— Ну, мамуля! Ты превзошла мои ожидания.
— Дай я тебя обниму, доченька, счастье моё…
Тане и Андрею так и не суждено будет узнать, как приезд бронетранспортёра повлиял на их судьбу.
После встречи с кавказцами и снайперским выстрелом за Таней установили слежку. Найти девушку на «козле» в районном центре не проблема.
— Тарлан, к девице-стрелку приезжал бэтэр из псковской дивизии ВДВ, — отчитался местный участковый.
— Я так и думал, што эта дэвка нэ простая. Жал, у мэня бил на её виды.
— Ты оставь её, с ВДВ лучше не бодаться.
— Ты, мэнт, мэня нэ учи. Я на гэмор лэзть нэ буду. С дэвизиями нэ воюем, пока. Дальшэ увидэм, хохол…