Русскія народныя сказки

II. Лгунъ Микула.

Пошелъ одинъ мужикъ, Микула по бѣлу-свѣту лгать. Идетъ онъ. Навстрѣчу ему попадается другой мужикъ.

— Куда идешь? спрашиваетъ Микулу.

— Лгать иду!

— Пойдемъ вмѣстѣ!

— Пойдемъ!

Пошли; долго ли, мало ли шли, — вдругъ Микула останавливается.

— Гляди, кричитъ, — лисица побѣжала!

Товарищъ его смотритъ по сторонамъ.

— Гдѣ, гдѣ?

— Ну, братъ, говоритъ Микула, — не пойду съ тобой: не годишься мнѣ въ полыгатые![1].

Пошелъ Микула дальше одинъ; немного пройдя, встрѣчаетъ другого мужика.

— Куда идешь? спрашиваетъ его мужикъ.

— А лгать, братъ, иду!

— Пойдемъ вмѣстѣ!

— Пойдемъ!

Пошли; долго ли, мало ли шли, — вдругъ Микула останавливается.

— Гляди, кричитъ, — лисица побѣжала!

А товарищъ его посмотрѣлъ въ другую сторону, да и говоритъ:

— А вотъ тамъ, гляди, такъ двѣ лисицы!

Обрадовался Микула.

— Ну, братъ, вотъ ты годишься мнѣ въ полыгатые! Пойдемъ.

Пошли; шли, шли, пока темно стало, и попросились въ деревнѣ ночевать, Микула въ одну избу, а его товарищъ — въ другую.

Вошелъ Микула въ избу, сѣлъ на лавку. А на полу капуста разложена была. Посмотрѣлъ Микула на эту капусту да и говоритъ хозяевамъ:

— Что это, братцы, у васъ такое?

— Какъ что! развѣ не видишь, — капуста!

— Капуста! какая жъ это, братцы, капуста; развѣ такая она бываетъ?

— Ну, а какая жъ?

Подбоченился Микула и говоритъ:

— Вотъ у насъ капуста — четыре человѣка на одномъ листѣ черезъ рѣку переплываютъ!

Ахнули хозяева.

— Что ты говоришь такое, нетто можетъ быть такая капуста?!

— Хотите, — вѣрьте, хотите, — нѣтъ, а я правду говорю.

— Не можетъ быть! кричатъ хозяева: — спорить будемъ, что нѣтъ такой капусты!

— Ну, давайте, заложимся[2], коли такъ, говоритъ Макула, — на сто рублей. Хотите?

— Давай, заложимся, говорятъ, — а только какъ же мы узнаемъ, правду ты говоришь, аль нѣтъ? Кто насъ разсудитъ?

— Э, пустое! махнулъ Микула рукой, — вотъ тамъ въ сосѣдней избѣ мой землякъ ночуетъ: подите, спросите его!

Заложились; хозяева положили на столъ сто рублей, и Микула положилъ. Пошли спрашивать земляка:

— Скажи, братецъ, пожалуйста, — правда, у васъ такая капуста, что четыре человѣка на одномъ листѣ черезъ рѣку переплываютъ?

А Микулинъ товарищъ отвѣчаетъ:

— Нѣтъ, чтобъ четыре человѣка на листѣ рѣку переплывали, — этого, признаться, не видалъ, лгать не стану, а вотъ что баню въ листѣ перевозили, — это видѣлъ!

Развели хозяева руками и отдали Микулѣ сто рублей.

На утро Микула со своимъ товарищемъ пошли дальше. Шли, шли, пока темно стало, и опять попросились въ деревнѣ ночевать, Микула въ одну избу, а его товарищъ — въ другую.

Вотъ вошелъ Микула въ избу, поздоровался съ хозяевами, раздѣлся и сѣлъ на лавку. По полу въ избѣ курица съ цыплятами ходитъ. Посмотрѣлъ этакъ на курицу Микула, да и спрашиваетъ:

— А это что, добрые люди, у васъ такое?

— Какъ что, милый человѣкъ? Курица! Что ты, курицы не узналъ? Аль не видывалъ куръ никогда?

— Гмъ, курица! Нешто это курица! усмѣхнулся Микула. — Нешто такія куры бываютъ?

— А какія жъ, милый человѣкъ? Чего тебѣ? Курица, какъ курица!

— Нѣтъ, это не курица; вотъ у насъ куры, — такъ съ неба звѣзды хватаютъ!

Ахнули хозяева.

— Не можетъ быть! говорятъ.

— Давайте, заложимся, коли не вѣрите! говоритъ Микула.

— Давай; какъ хочешь, спорить будемъ, что не могутъ быть такія куры! Давай, заложимся, а только кто насъ разсудитъ, кто узнаетъ, — правду ты говоришь, аль нѣтъ?

— Пустяки! отвѣтилъ Микула имъ, — вотъ тутъ рядомъ въ избѣ мой землякъ ночуетъ: подите, спросите у него!

Заложились на сто рублей и пошли къ земляку спрашивать:

— Скажи, добрый человѣкъ, пожалуйста, — правда, что у васъ такія куры, что съ неба звѣзды хватаютъ?

А Никулинъ товарищъ говоритъ:

— Нѣтъ, правду вамъ сказать, не видѣлъ я, чтобы куры съ неба звѣзды хватали, а вотъ что мѣсяцъ клевали на крышѣ на гумнѣ, — такъ это видѣлъ!

Развели хозяева руками и отдали Микулѣ сто рублей.

На утро пошли дальше Микула со своимъ товарищемъ. Шли, шли, пока стало темно. Попросились ночевать, Микула опять въ одну избу, а его товарищъ — въ другую.

Вошелъ Микула въ избу, не здороваясь съ хозяевами, не раздѣваясь, посмотрѣлъ этакъ по угламъ да и говоритъ:

— А что это у васъ, братцы, неужто изба?

— Изба, изба, батюшка, а что? Чѣмъ тебѣ наша изба не понравилась? спрашиваютъ хозяева.

— Какая жъ это, братцы, изба? говоритъ Микула, — такихъ избъ не бываетъ!

— Что ты! Изба, какъ изба! Какую жъ тебѣ еще надо?

— Бросьте! отвѣчаетъ Микула, — это не изба; вотъ у насъ изба: въ одномъ углу — покойникъ, въ другомъ углу — свадьба, въ третьемъ — веселье, пѣсни поютъ, пляшутъ, въ четвертомъ — горе большое, плачутъ! И все это въ одной избѣ! Вотъ это изба!

Ахнули хозяева.

— Что ты, что ты! Быть не можетъ! На что хочешь спорить будемъ, что такихъ избъ нѣтъ!

— Давайте, заложимся, говоритъ Минула, — на сто рублей. Идетъ?

— Идетъ, отвѣчаютъ хозяева, — а только кто жъ насъ разсудитъ?

— А вотъ, махнулъ рукою Микула, — тутъ рядомъ въ избѣ землякъ мой ночуетъ: спросите у него, правду-ль я говорю!

Заложились и пошли къ земляку, спрашиваютъ его. Микулинъ товарищъ и говоритъ:

— Нѣтъ, не видывалъ, признаться сказать, чтобъ въ одномъ углу покойникъ былъ, въ другомъ — свадьба, въ третьемъ — веселье, а въ четвертомъ — горе; а вотъ видѣлъ, какъ лѣсъ везли на избу: такъ макушка мимо деревни около Рождества прошла, а комель еще только въ Великомъ посту показался!

Развели хозяева руками, заплатили Микулѣ сто рублей.

На утро Микула съ товарищемъ отправились дальше. Долго они ходили по бѣлу свѣту, лгали да собирали деньги, пока не нарвались на умныхъ людей, которые навсегда отбили у нихъ охоту лгать.

Съ кривдой весь свѣтъ пройдешь, да назадъ не воротишься.