Русские - покорители славян

Под восточными источниками в целом тут будем понимать не только арабские, но и персидские, и прочие, чью национальную принадлежность установить не то что трудно, но просто — нет нужды. Мусульманский мир тогда, как и сейчас, состоял из многих народов, объединяемых религией и общим литературным языком — арабским.

Вот сочинения, написанные по-арабски, мы и попробуем сейчас отследить.

А начнём просто — с текстов. Без всяких учёных разборок по поводу того, кто писал текст, когда, кто у кого содрал, кто что додумал. Для этого есть специальные работы, число им — легион, все интересующиеся могут их найти даже не в библиотеках академических, а уже — путём пошлого гугления.

Нам же это здесь не важно — хотя там, где понадобится, мы на соответствующие научные комментарии ещё как обратим внимание. Но пока нам важнее просто информемы. Как мы сейчас убедимся, с помощью их анализа можно добыть реальной информации не меньше, нежели даже обладая машиною времени.

Поэтому разделим текст на две части. На одной стороне будут высказывания древних авторов, на другой — те информемы, которые из них можно почерпнуть.

Итак, приступим.

1.2.1. Географическое положение

Предварительные выводы: русы разделены по меньшей мере на три разных географических и политических региона; часть русов проживает в Хазарин; часть русов базируется на Таманский полуостров и реку Тамань.

Кстати, невозможно не отдать дань вековечным попытках точной географической локализации Куявы, Славии и Артании. Иначе как это? Иначе уважать не будут!

Куйаба находится ближе всего к Волжской Булгарии и практически всеми идентифицируется как Киев. Сложнее со Славией. Ее идентифицируют с Новгородом. Но вообще-то по транспортно-географической логике от Новгорода как раз ближе к Булгару, если идти через волоки и по Волге.

А уж Арсания (или Артания) вызывает яростные споры. Мысль о том, что это — Ростов, можно сразу отвергнуть — это географически ближе всего к Булгару. Чёрные соболя и олово в качестве экспортных товаров показывают на некие, с одной стороны, чащобно-лесные пространства, с другой — на какие-то горы. Можно ли это как-то более точно локализовать — вопрос по-прежнему открытый.

Но больше всего смущает наличие «царей» в этих землях. Если вспомнить, в какое время составлял свой труд Ибн Хуакаль — 950-970-е годы, — то это время единоличного правления на Руси князя Святослава.

Правда, появление в следующем эпизоде русской истории некоего явно хорошо сидящего Рогволода в Полоцке, показывает, что правление Святослава могло быть далеко не столь единоличным, как то хочет внушить нам летопись.

А с другой стороны, и сам Святослав в это время как раз разделил Русь — свою её часть — между сыновьями. В Куябе сидел Ярополк. В Славии — неизвестно кто, некий полузаконный бастард, потому у Славии царь не упомянут. А Арсания, по логике — Древлянская земля под управлением Олега.

Могли ли тамошние русы убивать всех иностранцев? Да почему бы и нет! Лес же!

Но беда в том, что никакой столицы Арсы мы в древлянской земле не находим. Искоростень же переделать в Арсанию-Артанию… Кажется, даже профессиональные историки до такого не дошли.

Тогда, возможно, Славия и Арсания — земли, к Руси собственно не относящиеся? Здесь можно только строить предположения. Славия, которая дальше от Булгара — это может быть и земля западных славян. К тому же про неё единственную автор не говорит как про землю, управляемую царём, — так что самая удаленная группа русов вполне может оказаться набором враждебных друг другу прибалтийских славянских племен. Но вот царь в Арсе не локализуется, и в этом случае ни одна другая славянская земля под описание автора не подходит. Разве что она… не славянская! А… скандинавская!

Тут сходится всё. Леса с горами, где есть и соболя, и олово? — есть! Русы? — так они вроде бы отсюда и пошли! Враждебные к иностранцам? — ну ещё бы: по тем временам лишь отойди в сторонку от торгового вика — вмиг в рабах или трупах окажешься! Есть и название похожее: на карте Идриси XII века примерно между zueda (Швеция) и norfega (Норвегия), чуть левее находится местечко под названием hars. Вот вам и арсания, и ар-русия, да и та самая, возможно, столь искомая скандинавская русь! А ну-ка заглянем, где у нас помещает эту русь Нестор? — да там же: после шведов, норманнов и готов — но перед данами, коих он по старинке величает англами!

1.2.2. Социальное устройство

1.2.3. Правосудие

Здесь не нужна даже табличка. Всё просто: вора вешают за шею. Оскорблённому отдают половину имущества оскорбителя.

За верность пропорции я, честно говоря, не поставил бы и мява своего кота, но сам принцип существовал и вполне прозрачно характеризует уровень общественного развития.

Примечательно лишь одно сравнение — когда речь идёт о судебном поединке. Вот тут любопытно сравнить:

Собственно, нечего добавить. Кроме того, что когда говорят о царе русов, в виду имеют хакана-кагана. Ну а какого такого «русского» кагана какого «русского» каганата изображают арабы, вполне внятно видно из эпизода с четырьмястами то ли воинов, то ли девственниц, неустанно сажающих своего босса на лошадь, чтобы свозить его на горшок…

Но во всяком случае, к подлинной Руси такой «русский» каган точно не имеет никакого отношения…

1.2.4. Экономика

1.2.6.Война и вооружения

И, наконец, есть длинный рассказ арабского путешественника Ибн-Фадлана, который особенно ценен для истории благодаря тому обстоятельству, что Фадлан лично видел русов и даже участвовал в их похоронном обряде.

А ещё этот рассказ замечателен тем, что из него делают подчас самые противоположные умозаключения. И всё только по одной причине — по неумению работать с текстом именно как с источником информации. А потому часто либо сшивают весь текст вместе, хотя он информационно состоит явно из разных кусков, либо, наоборот, произвольно выхватывают из него куски и компонуют в угоду собственным идейным воззрениям. В основном именно для поддержки последних столь ценными показаниями, как свидетельство очевидца.

Мы же не будем верить ничему. В том числе и очевидцу, который, как известно, и врёт как… очевидец. Мы будем верить только той информации, что сможем сами вычленить из текста, после чего и её подвергнем беспристрастному анализу. По очень простому принципу: «Так бывает?»

Начнём с того, что отмстим: вся информация явно распадается на три куска. Первый, хотя и начинается со слов «Я видел русов», на деле описывает их обычаи неким отстранённым образом, в общем. Что очень хороню иллюстрируется несовершенным образом действия в употребляемых глагольных формах: «умываются», «сочетаются», «сморкаются».

Вторая часть — рассказ очевидца. Не только потому, что «я прибыл к реке», «я говорил», «я видел». Но и потому, что они — «принесли», «держали», «пили».

И, наконец, третья часть выделана под описание русов с, так сказать, птичьего полёта — их социального устройства, юриспруденции, взаимоотношений с миром и властью. Каковое описание до цинготной кислоты похоже на подобные описания других арабских авторов.

А потому и рассмотрим мы эти три части отдельно.

Вот первая:

А вот пошла вторая часть. Она разительно отличается от первой: здесь действуют не некие теоретические русы с их странными обычаями, а конкретные люди, обычаи которых можно наблюдать. И наблюдения эти, повторюсь, совершенно конкретны: они делали то-то и то-то, а я видел это.

Мне не раз говорили, что они делают со своими главарями при [их] смерти дела, из которых самое меньшее — сожжение, так что мне всё время очень хотелось познакомиться с этим, пока не дошла до меня [весть] о смерти одного выдающегося мужа из их числа. Итак, они положили его в его могиле и покрыли её над ним настилом на десять дней, пока не закончат кройки его одежд и их сшивания.

Великоват срок. Однако мы ещё увидим, для чего на самом деле понадобились эти десять дней.

А именно: если [это] бедный человек из их числа, то делают маленький корабль, кладут его в него и сжигают его [корабль]. Что же касается богатого, то собирают то, что у него имеется, и делят это на три трети, причем [одна] треть — для его семьи, [одна] треть на то, чтобы на неё скроить для него одежды, и [одна] треть, чтобы на неё приготовить набиз, который они пьют до дня, когда его девушка убьёт сама себя и будет сожжена вместе со своим господином. Они, злоупотребляя набизом, пьют его ночью и днём, [так что] иной из них умрёт, держа кубок в руке.

Набиз — это мусульманский напиток, приготовляемый из фиников и изюма путём замачивания и кипячения. Иными словами, аналог пиву. Кое, надо полагать, русы и пили. И в этом случае оно, конечно, бывает, что от пьянства умирают, но насчёт пущенной на пропой трети имущества руса, у которого, скажем, жена носит три монисто, — как-то не верится. Особенно при тогдашней глубокой дешевизне глубоко натурального продукта… Тут переводчик явно похихикал над любопытным арабом.

Они в те десять дней пьют и сочетаются [с женщинами] и играют на сазе. А та девушка, которая сожжёт сама себя с ним, в эти десять дней пьёт и веселится, украшает свою голову и саму себя разного рода украшениями и платьями и, так нарядившись, отдаётся людям.

Если умрёт главарь, то его семья скажет его девушкам и его отрокам: «Кто из вас умрёт вместе с ним?» Говорит кто-либо из них: «Я». И если он сказал это, то [это] уже обязательно, — ему уже нельзя обратиться вспять. И если бы он захотел этого, то этого не допустили бы. Большинство из тех, кто это делает, — девушки. И вот когда умер тот муж, о котором я упомянул раньше, то сказали его девушкам: «Кто умрёт вместе с ним?» И сказала одна из них: «Я». Итак, её поручили двум девушкам, чтобы они охраняли её и были бы с нею, куда бы она ни пошла, настолько, что они иногда [даже] мыли ей ноги своими руками. И они [родственники] принялись за его дело, — за кройку для него одежд и устройство того, что ему нужно. А девушка каждый день пила и пела, веселясь, радуясь будущему.

Информация, в общем, цельная, но по не очень чистой логике её представления видно, что первый абзац представляет собою снова внешнее — возможно, последующее — комментирование.

Когда же наступил день, в который должны были сжечь его и девушку, я прибыл к реке, на которой [находился] его корабль, — и вот он уже вытащен [на берег] и для него поставлены четыре устоя из дерева хаданга и из другого дерева [халанджа], и вокруг них поставлено также нечто вроде больших помостов из дерева. Потом [корабль] был протащен, пока не был помещён на это деревянное сооружение. И они стали его охранять, ходить взад и вперед и говорить речью, для меня непонятной. А он [умерший] был ещё в своей могиле, [так как] они [ещё] не вынимали его.

В середину этого корабля они ставят шалаш из дерева и покрывают этот шалаш разного рода «кумачами». Потом они принесли скамью, поместили её на корабле, покрыли её стёгаными матрацами и византийской парчой, и подушки — византийская парча. И пришла женщина-старуха, которую называют ангел смерти, и разостлала на скамье упомянутые нами выше постилки. Это она руководит его обшиванием и его устройством и она [же] убивает девушек. И я увидел, что она старуха-богатырка, здоровенная, мрачная.

Вот тут и становится понятно, с какой стати так долго шили некие погребальные одеяния. Разумеется, русы не возили с собою в торговые экспедиции старух-похоронщиц, как мы не возим с собою в командировки своих похоронных агентов. Вероятнее всего, в эти десять дней какой-то кораблик сбегал в то место, которое можно назвать базой русов, и привёз агентессу оттуда. Судя по сроку, за это время от Булгара гонец мог доплыть до Тимерёва или Сарского.

Когда же они прибыли к его могиле, они удалили землю с дерева [настила], удалили дерево и извлекли его в покрывале, в котором он умер. И я увидел, что он уже почернел от холода этой страны. Ещё прежде они поместили с ним в могиле набиз, [какой-то] плод и лютню. Теперь они вынули всё это. И вот он не завонял, и в нем ничего не изменилось, кроме его цвета.

Тут очень похоже на известную технологию выдерживания тела в мёде, чтобы оно не успело разложиться.

Тогда они надели на него шаровары, гетры, сапоги, куртку, парчовый хафтан —

— ага, вспомним второй абзац этого же сочинения, где говорится, что русы не носят «хафтанов»! — те самые противоречия в информемах, которые и говорят, что текст носит составной характер, и над ним как бы и несколько авторов не потрудились… —

— с пуговицами из золота, надели ему на голову шапку из парчи, соболью, и понесли его, пока не внесли его в находившийся на корабле шалаш, посадили его на стёганый матрац, подперли его подушками и принесли набиз, плод, разного рода цветы и ароматические растения и положили это вместе с ним. И принесли хлеба, мяса и луку и оставили это перед ним. И принесли собаку, рассекли её пополам и бросили её в корабль. Потом принесли всё его оружие и положили его рядом с ним. Потом взяли двух лошадей и гоняли их до тех пор, пока они не вспотели. Потом рассекли их мечами и бросили их мясо в корабле. Потом привели двух коров, также рассекли их и бросили их в нём. Потом доставили петуха и курицу, убили их и оставили в нём.

А парень-το побогаче был, нежели даже тот хёвдинг из Шелковиц, о котором шла речь в разделе про археологические источники! Там всё же только одну лошадь с ним на тот свет отправили. Но главное — что писание очевидца соответствует тому, что мы видим при археологическом отображении захоронения знатного руса скандинавского происхождения!

Собирается много мужчин и женщин, играют на сазах, и каждый из родственников умершего ставит шалаш поодаль от его шалаша. А девушка, которая хотела быть убитой, разукрасившись, отправляется к шалашам родственников умершего, ходя туда и сюда, входит в каждый из их шалашей, причём с ней сочетается хозяин шалаша и говорит ей громким голосом: «Скажи своему тосподину: «Право же, я совершил это из любви и дружбы к тебе»». И таким же образом, по мере того как она проходит до конца [все] шалаши, также [все] остальные с ней сочетаются.

Когда же они с этим делом покончат, то, разделив пополам собаку, бросают её внутрь корабля, а также отрезав голову петуху, бросают [его и его голову] справа и слева от корабля.

Петухи — это тоже знакомо. Греки описывают, как русы постоянно приносят в жертву петухов. Ну, например:

На этом острове они совершают свои жертвоприношения, так как там стоит громадный дуб: приносят в жертву живых петухов, укрепляют они и стрелы вокруг [дуба], а другие — кусочки хлеба, мясо и что имеет каждый, как велит их обычай.

Бросают они и жребий о петухах: или зарезать их, или съесть, или отпустить их живыми.

Но вернёмся к похоронам знатного руса:

Когда же пришло время спуска солнца, в пятницу, привели девушку к чему-то, сделанному ими ещё раньше наподобие обвязки ворот. Она поставила свои ноги на ладони мужей, поднялась над этой обвязкой [смотря поверх неё вниз], и произнесла [какие-то] слова на своем языке, после чего её опустили. Потом подняли её во второй раз, причем она совершила подобное же действие, [как] и в первый раз. Потом её опустили и подняли в третий раз, причем она совершила то же своё действие, что и в первые два раза. Потом ей подали курицу, — она отрезала ей голову и швырнула её [голову]. Они [же] взяли эту курицу и бросили её в корабль. Итак, я спросил переводчика о её действиях, и он сказал: «Она сказала в первый раз, когда её подняли: «Вот я вижу своего отца и свою мать», — и сказала во второй раз: «Вот все мои умершие родственники, сидящие», — и сказала в третий раз: «Вот я вижу своего господина, сидящим в саду, а сад красив, зелен, и с ним мужи и отроки, и вот он зовёт меня, — так ведите же меня к нему».

Итак, они прошли с ней в направлении к кораблю. И она сняла два браслета, бывшие на ней, и отдала их оба той женщине-старухе, называемой ангел смерти, которая её убьёт. И она сняла два бывших на ней ножных кольца и дала их оба тем двум девушкам, которые [всё время] служили ей, а они обе — дочери женщины, известной под названием ангел смерти.

После этого та группа [людей], которые перед тем уже сочетались с девушкой, делают свои руки устланной дорогой для девушки, чтобы девушка, поставив ноги на ладони их рук, прошла на корабль. Но они [ещё] не ввели её в шалаш. Пришли мужи, [неся] с собою щиты и палки, а ей подали кубком набиз. Она же запела над ним и выпила его. И сказал мне переводчик, что она этим прощается со своими подругами. Потом ей был подан другой кубок, она же взяла его и долго тянула песню, в то время как старуха торопила её выпить его и войти в палатку, в которой [находился] её господин.

И я увидел, что она растерялась, захотела войти в шалаш, но всунула свою голову между ним и кораблем.

Не очень понятно, но это именно такая деталь, которая говорит о подлинности информации, передаваемой свидетелем. Девушка, естественно, раньше не умирала, потому растерялась, да и вдруг нахлынувший страх смерти содействовал растерянности.

Тогда старуха схватила её голову и всунула её [голову] в шалаш и вошла вместе с ней, а мужи начали ударять палками по щитам, чтобы не был слышен звук её крика, вследствие чего обеспокоились бы другие девушки и перестали бы стремиться к смерти вместе со своими господами. Затем вошли в шалаш шесть мужей из [числа] родственников её мужа и все [до одного] сочетались с девушкой в присутствии умершего. Затем, как только они покончили с осуществлением [своих] прав любви, уложили её рядом с её господином. Двое схватили обе её ноги, двое обе её руки, пришла старуха, называемая ангел смерти, наложила ей на шею верёвку с расходящимися концами и дала её двум [мужам], чтобы они её тянули, и приступила [к делу], имея [в руке] огромный кинжал с широким лезвием. Итак, она начала втыкать его между её ребрами и вынимать его, в то время как оба мужа душили её верёвкой, пока она не умерла.

Потом явился ближайший родственник умершего, взял палку и зажёг её у огня. Потом он пошёл, пятясь задом, — затылком к кораблю, а лицом к людям, [держа] зажжённую палку в одной руке, а другую свою руку на заднем проходе, будучи голым, — чтобы зажечь сложенное дерево, [бывшее] под кораблём. Потом явились люди с деревом [для растопки] и дровами. У каждого из них была палка, конец которой он зажёг. Затем [он] бросает её в это [сложенное под кораблем] дерево. И берётся огонь за дрова, потом за корабль, потом за шалаш, и мужа, и девушку, и [за] всё, что в нём [находится]. Потом подул ветер, большой, ужасающий, и усилилось пламя огня и разгоралось это пылание.

Далее снова передаётся деталь, свидетельствующая о непосредственном наблюдении автором происходящего:

Был рядом со мной некий муж из русов. И вот я услышал, что он разговаривает с бывшим со мной переводчиком. Я спросил его о том, что он ему сказал. Он сказал: «Право же, он говорит: «Вы, арабы, глупы». Я же спросил его об этом. Он сказал: «Действительно, вы берёте самого любимого вами из людей и самого уважаемого вами и оставляете его в прахе, и едят его насекомые и черви, а мы сжигаем его во мгновение ока, так что он немедленно и тотчас входит в рай». Потом он засмеялся чрезмерным смехом. Я же спросил об этом, а он сказал: «По любви господа его к нему, [вот] он послал ветер, так что он [ветер] возьмёт его в течение часа». И в самом деле, не прошло и часа, как корабль, и дрова, и девушка, и господин превратились в золу, потом в [мельчайший] пепел.

Потом они соорудили на месте этого корабля, который они [когда-то] вытащили из реки, нечто вроде круглого холма и водрузили в середине его большое бревно маданга, написали на нём имя [этого] мужа и имя царя русое и удалились.

Казалось бы, всё. Но дальше наш автор совершает головокружительный кульбит, резко переходя к совершенно другой теме. А для связки добавляются слова —

— он сказал —

— производя впечатление, что рассказывает всё тот же рус. Будто тому делать нечего, как немедленно после похорон поведать путешествующему арабу о нижеследующем:

Он сказал: Один из обычаев царя русое тот, что вместе с ним в его очень высоком замке постоянно находятся четыреста мужей из числа богатырей, его сподвижников, причём находящиеся у него надёжные люди из их числа умирают при его смерти и бывают убиты из-за него.

С каждым из них [имеется] девушка, которая служит ему, моет ему голову и приготовляет ему то, что он ест и пьёт, и другая девушка, [которой] он пользуется как наложницей в присутствии царя.

Эти четыреста [мужей] сидят, а ночью спят у подножия его ложа А ложе его огромно и инкрустировано драгоценными самоцветами. И с ним сидят на этом ложе сорок девушек для его постели Иногда он пользуется как наложницей одной из них в присутствии своих подвижников, о которых мы [выше] упомянули. И этот поступок они не считают постыдным. Он не спускается со своего ложа, так что если он захочет удовлетворить некую потребность, то удовлетворит её в таз, а если он захочет поехать верхом, то он подведёт свою лошадь к ложу таким образом, что сядет на неё верхом с него, а если [он захочет] сойти [с лошади], то он подведёт свою лошадь настолько [близко], чтобы сойти со своей лошади на него. И он не имеет никакого другого дела, кроме как сочетаться [с девушками], пить и предаваться развлечениям.

Согласимся, странный царь для русов, известных своими мореходными пристрастиями. Но ещё страннее — манера изложения: мы вновь видим не личную передачу впечатлений, а нечто обезличенно-книжное. Вроде как из этнографического справочника.

Впрочем, следующая фраза всё расставляет по местам:

У него есть заместитель, который командует войсками, нападает на врагов и замещает его у его подданных.

Это, оказывается, не более и не менее как описание быта и нравов… хазарского руководства! Ну вот же:

У хакана власть номинальная, его только почитают и преклоняются перед ним при представлении., хотя хакан выше царя, но его самого назначает царь.

По словам Ибн-Русте, —

— царь не даёт отчета никому, кто бы стоял выше его, сам распоряжается получаемыми податями и в походы свои ходит со своими войсками.

И, как мы уже читали в описании хазарии, царю же подчинялась и армия, а также он собирал подати.

Вот, собственно, и всё. Недоумение, связанное с тем, что ни другие описания, ни археология, ни сам характер занятий русов никаким образом не подтверждают вышеприведённого описания их дворцовых нравов, разрешается самым простым и убедительным способом! Да, речь идёт действительно о царе русов. Но только тех, что принадлежали к Хазарскому каганату, были его покорённой или вассальной частью, для которых хазарский каган был естественным их главою…

Вот тебе и очевидец…

Хотя и не соврал ведь тот автор, который дополнил его сообщение. Вот только информемы надо понимать правильно — как неделимые атомы информации, а не как обоснования для собственных идеологических доктрин.

1.2.8. Арабская вязь путаницы

И вот если с такой точки зрения подходить к анализу текстов, показывающих представление арабских авторов о русах, то что мы из них увидим? Путаница на путанице и путаницей погоняет. Цена этим свидетельствам крайне невысока в силу их легендарности, баснословности и при этом компилятивности. Иными словами, восточные авторы чаще всего некритически списывали друг у друга самые фантастические утверждения.

Древние авторы вообще любили переписывать предшественников, придавая тем самым больше авторитета своему труду. А арабы в этом отличались в особенности. Но, как и все, переписывая — что-то добавляли. И в итоге все уже так намешано, что чему-то верить никак невозможно. Поэтому и понять арабов тяжело — и не только в языковом, лингвистическом смысле. Просто неясно, что же там на самом деле лежит внизу, в основе этих рассказов, из этих лавовых остатков.

Отрывки из географических сочинений арабов я и вовсе приводить не буду. Чтобы сразу понять им цену, достаточно просмотреть несколько кусочков из одного (!) сочинения — «Худад ал-Аллам». Уже этого хватит, чтобы понять: лучше в этих хитросплетениях и не разбираться. Ибо трудно разобраться в том, в чём явно не разбирались сами авторы:

Слово об области русов и её городах: это область, к востоку от которой гора печенегов, к югу от неё река Рута, к западу от неё — славяне, к северу от неё безлюдные земли севера и это область большая.

Гора степных печенегов — что это? Урал? Карпаты? Где ещё горы в степи? К югу от области русов река — Дон? Ока? Северской Донец? Бесконечно много вариантов. К западу — славяне. Какие? Западные? Восточные? Безлюдные области севера — что это опять?

Если бы мы не знали, где примерно располагалась Древняя Русь, определить это было бы положительно невозможно!

И ещё гора есть незначительная между крайними пределами русов и началом пределов кимаков; её длина пять дней пути.

Длина горы? Даже если бы знать, кто такие кимаки — где находится возвышенность протяжённостью 150–200 км? Пусть 300, если допустить, что люди тогда преодолевали расстояния побольше, чем суворовские солдаты. Покажите нам такую гору в Восточной Европе!

Есть ещё река Рус, вытекающая из страны славян, которая течёт на восток, пока не приходит в пределы русое. Затем она проходит по пределам Уртаб, Салаб, Куйафа, которые являются городами русое, и по пределам кипчаков, затем поворачивает и течёт к югу к пределам печенегов, впадает в реку Итиль.

Река, вытекающая из страны славян, — которая страна, как мы имели повод убедиться, начинается для арабов где-то в Рязанской области, — это может быть только Ока. Затем Ока проходит, в частности, через Киев, после чего течёт по степям кипчаков-половцев, доходит до пределов печенегов, которые с половцами вместе не жили, ибо были оными истреблены, и, наконец, впадает в Волгу.

В Волгу впадает опять-таки Ока — но где это она течёт по половецким степям? Или это Дон? Но Доп не впадает в Волгу…

Другая река Рута, которая течёт от горы, расположенной на пограничье между Печенегами, Мадьярами и Русью. Затем она входит в пределы Руси и течёт к славянам. Затем достигает города Хурдаба, принадлежащего славянам, и используется на их поля и луга.

Гора между этими тремя достойными народами — только Карпаты. Река Рута начинается на Карпатах, течёт, надо полагать, на восток, — раз входит в пределы Руси.

Не знаю такой реки. Южный Буг? Припять? Где это они текут через Русь, чтобы попасть к славянам? То есть текут-то они текут, но к какому такому Хурдабу — по контексту ясно, что городу не русскому — они притекают?

Как видим, географические представления восточных авторов не просто неверны. Они неверны многажды: если кто-то и записал что-то со слов путешественников, к тому же частично или неправильно их поняв, — то уж за ним-то снова идёт шлейф повторов, дополнительно искажающих даже тот смысл, что имелся в сочинении изначально. Отсюда и многочисленные города на небольшом болотистом острове, который к тому же делится на три страны, отсюда реки, устья которых — начинаются! — в устьях других рек, отсюда моря, рукавами впадающие в другие моря.

В общем, подобные изыски не охарактеризуешь лучше, нежели это сделал замечательнейший аналитик в древнерусской теме Константин Егоров:

Восточные авторы являют собой удивительное явление. Уж триста лет, как венгры не кочуют у Дона, а живут в своём христианском королевстве на Дунае, уж лет сто пятьдесят, как только ковыль да полынь на месте хазарских городов, а арабские и персидские географы всё переписывают, что от хазар до угров два дня пути. Их мир как остывшая вулканическая лава давно потухшего вулкана — слои то чинно лежат друг на друге, а то перемешиваются в совершенно невообразимом порядке. Но именно их рассказы есть прямое описание земли и обычаев восточных славян, а заодно и варягов, в отличие от скандинавских саг, где сведения случайны и присутствуют лишь постольку поскольку. Надо только не переоценивать одно и не недооценивать другое, и контролировать каждое известие всей совокупностью имеющейся информации.

А главное, что нам, в общем, эта география и не нужна. Мы и так знаем, что русы населяли пространство между Ладогою и Киевом, и между Ярославлем и Киевом же. Раз уж на оном пространстве государство Русь было построено. Главное — что «страны» славян и «пределы» русов тут различаются, что означает одно: для восточных авторов русы — не славяне, ни географически, ни, так сказать, организационно.

Ну а прежде чем обозначить окончательные выводы, остаётся лишь разобрать одну важную гипотезу, для обоснования которой как раз очень прочно пытаются опереться именно на арабских авторов. Это гипотеза о не скандинавском, а западнославянском происхождении русов.

Первым делом нужно разобраться с одним то ли лукавством, то ли добросовестным заблуждением тех, кто утверждает, будто для арабских авторов русы и славяне — одно и то же.

Собственно, такое утверждение у арабов действительно есть:

ар-Рус — одна из разновидностей славян.

Написал об этом некто ибн-Хордадбех — один из самых ранних авторов по этой теме — приблизительно 820–912 годы жизни.

Но прежде, чем разбираться с этой фразой, давайте определимся с ключевым понятием. Которое и без того само собою влезло в наш разбор в форме слова «ранний». Ибо где ранний, там, соответственно, и поздний — и там, соответственно, существует такая важная историческая категория как время. То есть некая физическая субстанция, в теле которой то ли происходят сами, то ли самим временем вызываются различные изменения. Изменения всего — от физических тел до взаимоотношений между народами.

Иными словами, высказывания арабов о нашем предмете нельзя анализировать вне временного контекста. А как только допускаешь в рассмотрение этот контекст, то вдруг обнаруживаешь, что славяне появляются в визире восточной политологии гораздо раньше, нежели ибн-Хордадбех соединяет Их с русами!

Считается, что наиболее раннее упоминание «златокудрых саклабов» содержится в поэме ал-Лхталя, написанной около 700 года. Она дошла до нас, конечно, в позднейшей передаче, но само известие и его эпоха хорошо корреллируются между собой. Λ именно: и славяне, и арабы примерно в это время должны были познакомиться друг с другом на территории Хазарии в ходе начальной арабской экспансии. Которая столкнулась с экспансией хазарской — которая, в свою очередь, простиралась, в частности, и до славянских земель — вытичей, радимичей и северян. Как минимум.

Заметим, что поэт не говорит ничего о русах.

Затем о славянах говорит ал-Джарми — опять-таки в контексте достаточно реалистичном. Об этом авторе рассказывает в X веке ал-Масуди: будто тот был в плену в Византии и был выкуплен в 845 году, и будто у ал-Джарми было сочинение про соседей византийцев. Масуди пишет:

…про тех, кто с ними соседит из государств бурджан, аваров, булгар, славян, хазар и других.

Свидетельство Масуди о сочинении Джарми не вызывает сомнения у профессиональных историков, поскольку на это сочинение было ещё несколько ссылок у арабских авторов.

Заметим снова: никаких русов нет. Есть только славяне. Если бы славяне были русами, то понятие «русы» нельзя было бы не упомянуть в этом списке. Значит, либо русов в качестве самостоятельных соседей Византии ещё не было, либо славяне — не русы. Вернее, и то, и то: русов византийцы действительно не знали до приснопамятного нападения тех на Константинополь в 860 году, зато хорошо знали славян и только потому никак не могли считать их не ведомыми для себя руссами.

Да, но это пока не отрицает гипотезы, что русы — западные славяне. О которых византийцы занли мало, либо не знали вовсе.

Пусть так, хотя это и крайне сомнительно после всей той бурной истории, что византийцы пережили из-за славян. Как раз-таки западных — будущих чехов, словаков, моравов и так далее. Но в любом случае получается, что и арабы знали славян, но не знали русов вплоть до X века. И, кстати, арабы, которые знали о некоем славянском народе «валинана», тем самым расписывались и в том, что знали и западных славян. Ибо волыняне, дулебы и будущие чехи со словаками в VII веке представляли ещё не разорванный массив единой пражско-корчакской культуры. А как я показал в одной из предыдущих глав, одно из арабских описаний прямо базируется на торговом маршруте вдоль Дуная.

Итак: в одно и то же время и арабы, и византийцы знают славян, но не знают русов.

Чтобы не путаться в различных авторах, которые частенько переписывали данные друг у друга, приведем эти упоминания в некой событийной последовательности, взяв её из книги «Древняя Русь в свете зарубежных источников».

VI–VII века — первые упоминания о «сакалиба». Персидский принц Джамасба бежит в середине VI века через Дербент к хазарам и славянам.

Первая половина VIII века: упоминания славян связаны с описанием арабо-хазарских войн.

Середина IX века — снова славяне в контексте арабских войн в Закавказье.

Я не говорю о том, имеется ли под этими упоминаниями историческое соответствие. Это — тема другого и, учитывая небрежность арабов, долгого расследования. Но факт есть факт — здесь никаких русов нет. Первое смутное упоминание о них появляется в X веке, когда один из царей с Кавказа направил посла к царю русов.

Но вот тут меня и уличат в ошибке. Ведь упоминания о русах у арабов и персов тоже встречаются в рассказах о событиях VI–VII веков!

Вот, например. Та же середина VI века: русы, согласно арабскому автору, — враждебный арабам северный народ, союзный хазарам.

Вот только упомянуты русы в том же контексте (рядом с именем Хосрова I Ануширвана), что прежде славяне. Но если о славянах писал ат-Табари (839–923), когда о государстве Русь речи ещё не было, то о русах — ас-Саалиби (961 —1038), когда на землях славян оное государство не только мощно высилось, но и вовсю давало о себе знать окрестным интеллектуалам-писакам.

То же касается и следующего примера.

Середина VII века: упоминается необходимость охранять Дербентский проход от варварских народов. Вот только у ат-Табари эти народы поименно не названы, а у Балами, писавшем в 960-х, славных Святославовых годах, по свежим следам нашествий русов на Каспий, среди этих народов оказываются русы.

Так что никакой ошибки нет. Есть только примеры того, как в рукописях позднейших авторов русы совмещаются со славянами. И по одному простому признаку: живут они на славянских землях. И живут тогда, когда Русь действительно была уже этнически вполне славянским государством, в котором русская верхушка уже вполне стала именно русскою — а не верхушкой из русов. При, естественно, подавляющем по численности славянском населении.

Если же говорить о достоверных упоминаниях о тождестве славян и русов, то тут самое время вернуться к упомянутому уже ибн Хордадбеху. Ибо именно он действительно является самым ранним автором, писавшим на эту тему. И автором тем более цетшм, что основную часть своей жизни провёл в области Джибал, около южного побережья Каспия на границе с нынешним Азербайджаном. То есть был ближе всех к тем народам, о которых рассказывал.

Считается, что о русах он писал самое позднее в 840-х годах. И именно у него содержится наиболее «чистое» свидетельство, что —

— ар-Рус — одна из разновидностей славян.

Кроме того, он говорит, что переводчиками для русов служат славяне-евнухи, и что русы называют себя христианами.

Однако в этой «чистоте» и таятся основные вопросы.

Начнем с самого простого.

Если русы — одна из разновидностей славян, то для чего им нужны славянские слуги-переводчики? Или это славяне, знающие по-русски?

Нет, можно предположить, что речь идёт о местных славянах-евнухах — рабах мусульман. Правда, фраза —

переводчиками у них —

— у них! —

— славянские евнухи, —

— кажется, не допускает двойных толкований. Но мы их допустим: восточный всё-таки автор.

Однако уже у младшего современника ибн-Хордадбеха — ибн-ал-Факиха — тот же рассказ о русских купцах уже не содержит упоминания о русах. И повествует лишь о славянских купцах. Таким образом, получается противоречие — не первое и не последнее. Ибо к 903 году, когда, как считается, автор составил свой труд, русы явно не полностью контролировали славянские земли. Особенно те, которые, как мы точно знаем, находились в составе Хазарского каганата. И поэтому кто бы ни торговал с арабами, — а я и не собираюсь исключать того, что с ними могли торговать славянские купцы, — приравнивать одних к другим было никак невозможно. Так что либо ибн-Хордадбех что-то напутал, либо же, что вернее, был «изящно» дополнен кем-то из переписчиков-толкователей.

Но главное: это тем не менее действительно самое серьёзное свидетельство того, что русы могли быть западными славянами. Особенно в этом убеждает наличие клада в Ральсвике на Рюгене, где собрано большое количество арабских дирхемов как раз середины IX века. Однако и здесь не все однозначно: похожие клады первого периода обращения арабского серебра расположены и на территории будущей Древней Руси — и аккурат в тех местах, где локализуются мощные скандинавские артефакты и погребения — у Ростова, у Чернигова, у Гнёздова и проч.

Так что здесь, скорее всего, имеет место проявление той самой циркумбалтийской общности — чьи интернациональные представители оставили свои клады по всей территории своей торговой и боевой деятельности.

Однако при всех этих обстоятельствах известие ибн-Хордадбсха всё равно остаётся единственным, где можно уловить пусть сомнительное, но тождество между славянами и русами. Дальше только хуже — мы видим постоянное противопоставление этих двух пародов в арабских источниках.

Ибн Русте в труде 903–913 годов разделяет славян и русов — причем на разные государства. Болес того, русы, предводительствуемые хаканом (само по себе восточное понятие, едва ли применимое к вождям что скандинавов, что западных славян), нападают на славян, подъезжают к ним на кораблях, высаживаются, забирают их в плен, везут в Хазарап и Булкар и там их продают. Они не имеют пашен, а питаются лишь тем, что привозят из земли славян. И все это происходит на непонятном фоне непонятного болотистого острова русов, с которого они все эти непотребства и совершают.

Совершенно очевидно, что здесь смешаны несколько различных свидетельств и описаний. Русы, предводительствуемые «царём, называемым хаканом» — блестящая аллюзия с известием Бертинских анналов, где присутствуют шведы. Но у шведов не было хаканов, а титул этот выдаст восточную локализацию этого «острова» — то есть такую, где титул хакана употребим и, главное, титулатурно понятен. Но никаких болотистых островов диаметром в три дня пути на востоке, вблизи хазар или булгар, мы не знаем.

Далее идёт совершенно адекватное описание типичного норманнского нападения на береговых жителей. Словно взято из Ксантснских ахшалов. И оно свидетельствует не только о том, что русы — не «вид славян», — но и показывает их враждебно-агрессивные настроения в отношении последних.

То, что русы везут славян продавать к хазарам или булгарам, показывает, что локализованы они где-то поблизости от Волги, и уж вряд ли в районе Эльбы.

А далее мы видим почти классическое описание полюдья, как у Константина Багрянородного: русы не сеют, не пашут, а забирают необходимое у славян и тем торгуют. Это — описание оккупационной власти…

Что из всего этого следует? Прежде всего — что русы не славяне, и земли русов — не земли славян. Что русы являются агрессорами в отношении славян и не считают их равными себе, поскольку смело и без зазрения совести обращают их в рабство и торгуют ими. А в некоторых местах они уже установили режим, при котором имеют возможность возмещать свои материальные потребности прямым обложением славян данью.

Таким образом, мы видим типичнейшую картину начального завоевания русами будущих русских земель, как её нам описывают летописи и византийский император. И эта картина в любом случае противоречит легенде о призвании «родного» славянского князя из ободритов, который должен править землей по закону и покону. Закона у русов для славян нет.

Следующее свидетельство о русах — из 920-х годов от Ибн Фадлана. Этот автор видел русов непосредственно, говорил с ними, видел их обряды. И в одежде, и в вооружении, и в обычаях у этих русов ничего нет общего со славянами, насколько мы знаем это по источникам. Впрочем, по мнению некоторых вполне уважаемых исследователей, черты славянской и финской культуры у них всё же присутствуют. Но это и понятно: русы к этому времени уже полвека живут на славяно-финских землях даже по чисто летописным свидетельствам и почти двести лет — по археологическим (если считать от Ладоги).

А затем снова начинается смешение. Всё более явное с течением времени. Ибн-Йакуба, например, в 960-х годах относит русов (как, впрочем, и печенегов с хазарами) к народам, говорившим по-славянски, так как они уже смешались со славянами. И так ведь оно и есть: это же времена уже великого русского князя Святослава! Когда славянизация бывшей руси зашла достаточно далеко.

Следующий автор — Ибн Хаукаль — уже (в 950–970 годах) не упоминает славян на территории Руси. Для него уже существуют лишь три группы русов. Судя по тому, что каждый раз упоминается отдельный правитель, речь идёт о трех княжествах русов — Куйабе, ас-Славийе и ал-Арсанийе.

Ал-Масуди до 956 года упоминает раздельно славян и русов на службе у хазар. Но то у хазар. То есть в хазарии. Зато в 912 году на Каспий у него направляются только русы. И вообще — у арабов плавают по морям в основном русы и почти никогда — славяне. Если же это случается — как при нападении на Андалузию, то тот же Ибн Хаукаль снова отделяет корабли русов от кораблей славян.

Неизвестный автор «Худуд ал-Алам» поминает около 982 года славян и русов раздельно — в той же оппозиции, что и болгар, печенегов, хазар, алан и прочих. И эта традиция поддерживается примерно до XI–XII веков, когда русы в представлении арабов окончательно замещают славян.

Таким образом, из анализа арабских сообщений о русах и славянах можно сделать несколько выводов:

1. Нигде русы не идентифицируются с западными славянами.

2. Русы вообще редко идентифицируются со славянами и в основном у поздних переписчиков и интерпретаторов.

3. Когда русы совмещаются со славянами у древних арабских авторов, это вызывает множество новых загадок.

4. Славяне в целом предшествовали русам на восточноевропейском прострапсстве.

5. Отношения между славянами и русами в восприятии арабов переживали несколько этапов:

— вражды и агрессии со стороны русов,

— оккупации русами славян,

— союза между русами и славянами,

— постепенного слияния в обычаях и обрядах,

— переноса названия русов на славян.

Итак:

В целом же остаётся сделать следующие выводы по совокупности анализа:

1. И западные, и восточные авторы в целом отделяют славян от русое.

2. Если верить нашей собственной русской летописной идентификации русое с варягами, то русы являются норманнами-скандинавами, опять-таки отделяемыми от западных славян.

3. Судя по комплексу археологических и летописных источников, земли восточных славян захватили в 860-х годах скандинавы, которые назывались или были кем-то названы русью.

4. Судя по арабским источникам, в дальнейшем происходило постепенное слияние русое и славян, в результате которого и возник впоследствии русский народ — народ, принадлежащий русом, происходящий от русое, подчинённый русом. Словом, притяжательно-прилагательный по отношению к русам.

Русский.

1.3.1. Страх и ужас

Византийцы познакомились с русами при весьма драматических обстоятельствах.

Народ незаметный, народ, не бравшийся в расчёт, народ, причисляемый к рабам, безвестный — но получивший имя от похода на нас, неприметный — но ставший значительным, низменный и беспомощный — но взошедший на вершину блеска и богатства; народ, поселившийся где-то далеко от нас, варварский, кочующий, имеющий дерзость оружия, беспечный, неуправляемый, без военачальника, такою толпой, столь стремительно нахлынул будто морская волна на наши пределы и будто полевой зверь объел, как солому или ниву, населяющих эту землю, — о кара, обрушившаяся на нас по попущению! — не щадя ни человека, ни скота, не стесняясь немощи женского пола, не смущаясь нежностью младенцев, не стыдясь седин стариков, не смягчаясь ничем из того, что обычно смущает людей, даже дошедших до озверения, но дерзая пронзать мечом всякий возраст и всякую природу. Можно было видеть младенцев, отторгаемых ими от сосцов и молока, а заодно и от жизни, и их бесхитростный гроб — о горе! — скалы, о которые они разбивались; матерей, рыдающих от горя и закалываемых рядом с новорожденными, судорожно испускающими последний вздох…

…Не только человеческую природу настигло их зверство, но и всех бессловесных животных, быков, лошадей, птиц и прочих, попавшихся на пути, пронзала свирепость их; бык лежал рядом с человеком, и дитя и лошадь имели могилу под одной крышей, и женщины и птицы обагрялись кровью друг друга. Все наполнилось мёртвыми телами: в реках течение превратилось в кровь; фонтаны и водоёмы — одни нельзя было различить, так как скважины их были выровнены трупами, другие являли лишь смутные следы прежнего устройства, а находившееся вокруг них заполняло оставшееся; трупы разлагались на полях, завалили дороги, рощи сделались от них более одичавшими и заброшенными, чем чащобы и пустыри, пещеры были завалены ими, а горы и холмы, ущелья и пропасти ничуть не отличались от переполненных городских кладбищ. Так навалилось сокрушение страдания, и чума войны, носясь повсюду на крыльях наших грехов, разила и уничтожала все, оказавшееся на пути.

Это из послания Фотия, константинопольского патриарха, лично пережившего эти события. А означали они нападение неких дотоле не известных грекам русов на саму столицу Византийской империи в 860 году.

Словно вторит этому описанию русский летописец:

В лѣто 6415. Иде Олегъ на Грѣкы, Игоря оставивъ Кыевѣ. Поя же множьство варягь, и словѣнъ, и чюди, и кривичи, и мерю, и поляны, и сѣвсро, и деревляны, и радимичи, и хорваты, и дулѣбы, и тиверци, яже суть толковины; си вси звахуться Великая скуфь. И сь сѣми всеми поиде Олегъ на конѣхъ и в кораблях, и бѣ числомь кораблий 2000. И приде къ Цесарюграду, и грѣци замкоша Судъ, а городь затвориша. И вылѣзе Олегъ на берегъ, и повелѣ восмъ изъволочити корабля на берегъ, и повоева около города, и много убийство створи грѣком, и полаты миогы разбита, а церькви пожьгоша, А ихъже имяху полоняникы, овѣхъ посѣкаху, другыя же мучаху, иныя же растрѣляху, а другыя въ море вметаша, и ина многа зла творяху русь греком, елико же ратнии творять.

Ещё раз со стороны Фотия:

Горе мне, что вижу народ жестокий и дикий безнаказанно обступившим город и грабящим пригороды, всё губящим, все уничтожающим — поля, жилища, стада, скот, жён, детей, стариков, юношей — все предающим мечу, не слушая никаких воплей, никого не щадя. Погибель всеобщая! Как саранча на ниву и как ржа на виноградник, точнее — как вихрь, или буря, или ураган, или не знаю что еще, обрушившись на нашу землю, он погубил целые поколения жителей. Блаженны те, кто пал жертвой кровавой руки варвара, ибо, погибнув, они тем скорее избежали переживания охвативших нас отчаянных бедствий; если бы отошедшие от всего этого [в мир иной] могли чувствовать, и они вместе со мною оплакивали бы ещё остающихся, которые, наполнившись теми горестями, от которых непрерывно страдают, никак не избавятся от них и там, где ищут смерть, не находят её. Ибо гораздо предпочтительнее один раз умереть, чем постоянно ожидать смерти, непрестанно оплакивая страдания ближних и сокрушаясь душою.

Вообще… поэт! Сколько раз ни перечитываю, всегда дрожь где-то внутри возникает. Мрачно так… но величественно. Представляю, какое впечатление это производило на слушателей, только что переживших нашествие!..

Но вернувшись к скрипучему языку истории, выделим из всего этого словесного роскошества информемы.

Как видим, Фотий относит напавших варваров к народу, пришедшему с севера. И ещё раз подтверждает:

…выполз народ с севера…

Далее по пунктам:

1. Парод незаметный —

— то есть дотоле в касающейся Византии международной политике участия не принимавший.

2. Народ, не бравшийся в расчёт —

— то есть такой, что и захоти поучаствовать, на него бы посмотрели как на парвеню.

3. Народ, причисляемый к рабам —

— то есть находившийся в чьём-то подчинении, в чьём-то услужении.

4. Низменный и беспомощный —

— то есть не обладающий чем-то похожим на государственное устройство Византии.

5. Народ, поселившийся где-то далеко от нас —

— то есть не находящийся среди соседей Византии.

6. Варварский, кочующий, имеющий дерзость оружия, беспечный, неуправляемый, без военачальника —

— то есть представляющий собою что? — да набор банд! Вооружённые силы, не управляемые центрально, не управляемые военно, бесконтрольно шляющиеся по неким территориям — банды. Даже не их сообщество.

Ну а выводы из этого напрашиваются настолько очевидные, что я даже не буду тратить на них место.

Разве что ещё раз напомню сварливо, что Фотий уж точно не может так говорить о славянах, которых византийцы прекрасно знали.

И ещё одно обстоятельство открылось: эти бандиты — мореплаватели. Во всяком случае, они имеют достаточно кораблей и достаточно опыта морского дела, чтобы в ту эпоху в основном каботажного плавания незаметно для противника и его осведомителей пересечь далеко не узенькое Чёрное море и внезапно обрушиться на город с моря.

А вот византийского флота не было. Он в это время воевал с арабами в Средиземноморье. Откуда русы могли знать об этом важнейшем для их успеха обстоятельстве?

Кстати, как указывают комментаторы, позднее в Византии —

— высоко ценили русских моряков: среди 50 тысяч участников грандиозной морской экспедиции против арабов, задуманной Львом VI спустя 50 лет после описываемых здесь событий, отряд из 700 росов упомянут особо, причем платили им по 10 1/3 номисмы на человека, что более чем вчетверо превышало жалованье византийских моряков-кивирреотов (1 номисму условно можно соотнести со стоимостью 150 кг зерна, пары овец или участка в 10 соток).

Армии в городе тоже не было. И она воевала с арабами:

Где ныне василевс христолюбивый? Где войска? Где оружие, машины, полководческие советы и приготовления? Разве не нашествие других варваров перенесло и отвлекло на себя все это?

Кстати, а даже и без противодействующего флота — как обрушиться?

Со стороны суши Константинополь укреплён очень сильно — об этом уже говорилось. Со стороны Мраморного моря — можно убедиться даже сегодня — тоже весьма и весьма. А вот со стороны залива Золотой Рог город защищён лишь слабенькою стеною, едва ли пс декоративного характера. Ещё бы — с этой стороны он практически открытый порт, который от всех врагов надёжно закрывается громадной цепью, натягиваемой поперёк входа в залив.

Так откуда такая паника у населения? Не по причине ли того, что русы каким-то образом прорвались именно в Золотой Рог?

Да, это я на корабли на колёсах великого князя Олега намекаю, если кто не понял. Набег, который никто не заметил из греков, но который так вкусно описан в русской летописи. Не в 860-м ли году на самом деле перетащили русы свои корабли волоком мимо цепи прямо в поддых городу? —

— И повелѣ Олегъ восмъ своим колеса изъдѣлати и въетавити корабля на колеса. И бывало покосну вѣтру, успяша паруси с поля, и идяше къ городу.

Правда, знакомый нам по первой книге очень интересный историк Николай Филин указывает, что —

— в Золотой Рог вряд ли входили. Русские суда прорвались в Суд (Пропонтиду), что открывало столичную область грабежам. В Золотой Рог суда был смысл тащить, если планировался штурм города (в 1204 г. башни, метательные машины, лестницы с кораблей). Такой осадной техники русь того времени не имела, да и 8000 чел. было недостаточно. Автор легенды XI века отождествил Суд «Хроногрофа» с известным ему заливом Золотой Рог и додумал, как туда можно было попасть…

Весьма дельное замечание, но я привожу его здесь объективности ради. Па самом деле подробности переправки русами судов в залив, отражённые в летописи, слишком живописны, чтобы быть просто выдуманными. Я даже полагаю, что и щит был, прибитый к воротам. Это тоже должно было получиться само собой: буйных варваров в город не пустили, но как-то своё торжество они обозначить должны были. Во всяком случае — должны были хотеть.

Ну а дальше Господь, как водится, сжалился. Богородица помогла:

Как только, оставшись безо всякой помощи и лишившись поддержки человеческой, мы воспряли душами, возложив упования на Мать Слова и Бога нашего, подвигая Её уговорить Сына, Её — умилостивить прегрешения, Её право откровенной речи призывая во спасение, Её покров обрести стеною неприступною, Её умоляя сокрушить дерзость варваров, Её — развеять их надменность, Её — дать защиту отчаявшемуся народу, заступиться за собственное стадо; и пронося Её облачение, дабы отбросить осаждающих и охранить осаждённых, я и весь город со мною усердно предавались мольбам о помощи и творили молебен, на что по несказанному человеколюбию склонилось Божество, вняв откровенному Материнскому обращению, и отвратился гнев, и помиловал Господь достояние Своё. Истинно облачение Матери Божьей это пресвятое одеяние! Оно окружило стены — и по неизречённому слову враги показали спины; город облачился в него — и как по команде распался вражеский лагерь; обрядился им — и противники лишились тех надежд, в которых витали. Ибо как только облачение Девы обошло стены, варвары, отказавшись от осады, снялись с лагеря, и мы были искуплены от предстоящего плена и удостоились нежданного спасения.

Откровенно говоря, преступно впитанные в пионерской организации им. В. И. Ленина богоборческие инстинкты заставляют меня лишь усмехнуться подобному представлению о спасительной силе облачения Матери Божьей. Ибо далеко не факт, что византийцы располагали именно им. Реликвия, конечно, реликвией, но ещё в Средние века народ посмеивался над невероятным количеством гвоздей с Креста Господня. Реликвия, обретённая через триста лет после события, обращает мой ум всё же к более материалистическим объяснениям снятия осады и ухода варваров.

Вспомним:

Не только человеческую природу настигло их зверство, но и всех бессловесных животных…

Это, простите, уже не набег «за зипунами». Это необъяснимо бескрайнее зверство, так впечатлившее греков, может объясняться только одним: русы пришли с тем, что называется тотальной войною. С войною на уничтожение.

А вот что могло их подвигнуть на такое?

Только два объяснения могут здесь быть более или менее обоснованны.

Первое: русы сами но себе были зверовидны и жестоки. Кстати, история их проделок в каспийских походах, о чём пойдёт речь ниже, подтверждает такое умозаключение. И второе: что русы — напомню, неорганизованные банды, по словам Фотия — вели тотальную войну на уничтожение но заказу третьей силы. Которая и выделила военных инструкторов, способных направлять русскую вольницу на нужные ей цели. И которая смогла информировать русов, что императорская армия ушла на войну с арабами, и столица страны — беззащитна.

И ещё: это сила, которая расплатилась за набег восточным серебром:

Вторая волна восточного серебра поступила после 860 (862) г. Монета византийского императора Михаила III (842–856), возможно, связана с участием варягов в походе Аскольда на Константинополь, —

— пишет уважаемый историк Г. С. Лебедев, рассказывая о кладах в шведском городе-торжище Бирка.

Лично у меня нет сомнений, что за сила могла обладать всею этой стратегическою информацией и заплатить русам за набег (а также скупить добычу) восточным серебром.

Этой силою могла быть только Хазария. Ниже я постараюсь показать это более наглядно, а пока вернёмся к драматическим событиям вокруг Константинополя.

Иоанн Диакон, рубеж X–XI вв.:

В это время народ норманнов (Normannorum gentes) на трехстах шестидесяти кораблях осмелился приблизиться к Константинополю. Но так как они никоим образом не могли нанести ущерб неприступному городу, они дерзко опустошили окрестности, перебив там большое множество народу, и так с триумфом возвратились восвояси.

Никита Пафлагон, 1 пол. X в.:

В это время запятнанный убийством более, чем кто-либо из скифов, народ, называемый Рос, по Эвксинскому понту прийдя к Стенону и разорив все селения, все монастыри, теперь уже совершал набеги на находящиеся вблизи Византия (т. е. Константинополя) острова, грабя все [драгоценные] сосуды и сокровища, а захватив людей, всех их убивал. Кроме того, в варварском порыве учинив набеги на патриаршие монастыри, они в гневе захватывали всё, что ни находили, и схватив там двадцать два благороднейших жителя, на одной корме корабля всех перерубили секирами.

Краткая императорская хроника, кон. IX в.:

Михаил, сын Феофила, [правил] со своей матерью Феодорой четыре года и один — десять лет, и с Василием — один год четыре месяца. В его царствование 18 июня в 8-й индикт, в лето 6368 [860], на 5-й год его правления пришли Росы на двухстах кораблях, которые предстательством всеславнейшей Богородицы были повержены христианами, полностью побеждены и уничтожены.

Продолжатель Феофана, X в.:

Потом набег росов (это скифское племя, необузданное и жестокое), которые опустошили ромейские земли, сам Понт Евксинский предали огню и оцепили город (Михаил в то время воевал с исмаилитами). Впрочем, насытившись гневом Божиим, они вернулись домой — правивший тогда церковью Фотий молил Бога об этом…

Наконец, русы ушли. Почему? Даже если ромейский император срочно замирился с арабами, — за три дня армию вернуть он не успевал никак. Значит, русы ушли сами. И снова: почему?

Некоторые историки упоминают якобы случившийся после погружения Покрова Богородицы в море шторм, который уничтожил много кораблей русов, из-за чего те и вынуждены были прервать свой поход. Однако эту версию не подтверждает сам Фотий в своих обращениях сразу после нашествия. Он лишь восклицает:

Неожиданным оказалось нашествие врагов — нечаянным явилось и отступление их; безмерным негодование — но выше разумения и милость; невыразим был страх перед ними — презренными стали они в бегстве; Божий гнев они имели причиною для набега на нас — Божье человеколюбие нашли мы теснящим их, отражающим их натиск.

Вот за это треков и не любили — за наглость сверх меры. Только что спаслись Божьим промыслом от смертельной опасности — и уже обзывают уходящих врагов презренными.

1.3.2. Страх, ужас и награда

Между тем, по сообщениям из параллельных источников, русы отступили, обременённые богатой добычей. Например, в одном из писем папы Николая I византийскому императору Михаилу III есть упоминание о разграблении окрестностей Константинополя язычниками:

Умертвили множество людей, сожгли церкви святых в окрестностях Константинополя почти до самых стен его.

После чего язычники ушли, —

— избежав всякой мести (nulla fit ultio).

Иоанн Диакон также говорит о том, что русы —

— вернулись с триумфом (triumpho ad propriam regressa est).

Возможно, было так? —

Видѣвше же гpѣцѣ, убояшася, и ркоша; выславше ко Ольгови: «Не погубляй город, имемься по дань, якоже хощеши». И устави Олегь вои, и вынесоша ему брашна и вино, и не прия его — бѣ бо устроено съ отравою. И убояшася гpѣцѣ и ркоша: «Нгьсть се Олегь, но святым Дмитрий, посланъ на ны от Бога».

После чего грозного воителя удовлетворили даром, достойным его:

И заповѣда Олегь дань даяти на 2000 кораблий, по 12 гривпѣ на человѣка, а в корабли по 40 мужь.

. . .

И подняла русь паруса из наволок… И вернулся Олег в Киев, неся золото, и паволоки, и плоды, и вино, и всякое узорочье.

Тут, кстати, и объяснение волне восточного серебра в Бирке. Это не только оплата за набег. Та наверняка была относительно мала — как заповедовал лондонский беженец Березовский, зачем покупать фирму, когда можно купить её руководство. В общем — вождям-князьям этих бандитов по толике. Для них весомой, для заказчика малой. А остальная рванина бандитская пускай на добычу рассчитывает. Которую у неё потом скупят, как оно всегда во время войн бывает.

Скупит кто-то, расплачивающийся восточными дирхемами…

Правда, про 2 тысячи кораблей — явная ошибка или патриотическое преувеличение нашего Нестора: более близкие к событиям источники указывают 200 или 360 судов. Но даже при такой поправке добыча оказывается огромной.

Переведём это на паши понятия.

Паволока — это шелковая ткань. Точнее, ткань из множества шелковых тканей:

Паволока бо испестрена многими шолкы и красно лице являетъ…

— говорил первый русский политзаключенный Даниил Заточник, сравнивая её со своим князем-господином:

тако и ты, княжс, многими людми честенъ и славенъ по всѣмъ странам.

Ткани эти, как рассказывают, отличались также пестротой красок и применением орнаментальных узоров, из различно оформленных розеток, звёзд, крестов и подобных мотивов.

На что это похоже? Посмотрим описание современных тканых материалов. Вот одно — практически совпадает:

…шёлковая, шерстяная или льняная ткань из блестящей пряжи, тканая переплетением, делающим возможным сложный образец. В местах, где утковые нити свободно лежат над основными, возникают блестящие поверхности, там, где они сплетаются, возникают матовые поверхности.

Что это? Правильно, атлас.

Атласные паруса пошили себе русы.

Паволока — добыча очень ценная. Захват, приобретение её постоянно регистрировалось в летописях, хозяйственных актах и даже в литературных произведениях. Как в «Слове о полку Игореве» —

— помчаша красныя дѣвкы Половецкыя, а съ ними злато, и паволокы, и драгыя оксамиты.

Причём паволоки сохраняют свою смысловую качественность веками:

907 г.: И приде Олегъ к Киеву, неся злато, и паволоки, и овощи, и вина, и всякое узорочье.

944 г.: А самъ (Игорь) вземъ у грекъ злато и паволоки и на вся воя, и възратися въепять.

969 г.:Рече Святославъ…: «…хочю жити в Переяславци на Дунаи, яко то есть середа земли моей, яко ту вся благая сходятся: оть Грекъ злато, поволоки, вина и овощеве разноличныя».

1164 г.: И присла царь дары многы Ростиславу: оксамоты и паволокы, и вся узорочь разноличная.

Наконец, паволока — ткань очень дорогая. Потому что очень дорог был шёлк. Ещё с античных времён приравнивался к опасной роскоши. В римскую эпоху, например, считалось, что —

— фунт шёлка стоил фунт золота, —

— и со временем стоимость эта не уменьшалась. Проблема обострилась настолько, что в 16 году н. э. римские сенаторы даже издали закон, запрещавший ношение шёлковых одежд.

Отцов отечества можно было понять. Риму от основателей, от первых его царей-священников-идеологов (тогда эти посты совмещались), от великого Нумы Помпилия, второго царя римского, было заповедано жить в бедности и скромности. Был Нума боговидцем — или слыл таковым, неважно, — а потому передал завет римлянам: хотите миром править — не стяжайте. Точнее, стяжайте — только власть и славу. Но не богатство. Потому настоящий римлянин должен тогу носить домотканую, есть из посуды керамической, скромной, камнями драгоценными и золотом себя не украшать. На том стоит и стоять будет земля Римская!

Вся беда в том, что подобные вещи заповедовать легко. Выполнять же те заветы — сложно. И римляне постепенно разбаловались. Стали себе позволять. И — пошло насмарку всё римское величие. Начались бунты, восстания, гражданские войны.

То Гракхи за свои идеалы республику на грань гражданской войны поставят, то Марий с Суллой стенка на стенку идут, такой террор устраивая, что парком Ежов лауреатом конкурса на лучшего детского воспитателя покажется. То Спартак кровавым лемехом по Италии пройдется. Раз, и другой, и третий, с юга на север, и с севера на юг. Спартака усмирили — но там Цезарь в силу вошёл, начал Рубиконы переходить. Бились-бились с Цезарем, лучшего полководца потеряли, Помпея. Не успели успокоиться — зарезали и Цезаря. И снова круг гражданских войн — который уже?

Ладно, всё кончается, и эта война кончилась. Утопили флот Антония, его самого то ли ликвидировали, то ли он самоликвидировался. Клеопатра — тоже. Харакири себе посредством змеи сделала. Можно сесть, пот утереть. Пет! Новые беды подоспели.

То легионы Красса в далёкой Парфии подчистую вырезали. Вернее, не подчистую — пленных парфяне как раз в живых оставили и на китайскую границу служить отправили. Аж на Памир. Но для Рима Красс и легионы его пропали. То через несколько лет уже германцы подсуропили — разбили аж три легиона в Тевтобургском лесу. Полгода носил траур богоподобный Октавиан Август, долго ещё кричал: «Вар, верни мне мои легионы!» Но злосчастный борец с международным терроризмом Квинтилий Вар утешить своего императора уже не мог по крайне объективной причине…

Не диво, что заскучали сенаторы доблестные от такой жизни. Приуныли. Обратились, как водится и доныне, к духовным истокам. Вспомнили заветы Нумы-боговидца. Запретили мотовство и изнеженность. И их символ — шёлк.

Правда, помогло это мало. Вернее, сперва помогло, хотя и не сразу — сперва Тиберий, Калигула, Клавдий и Нерон перебеситься должны были, «шёлковое» наследие изжить. Но затем Римская империя очень даже поднялась и стала тем колоссом, который стоит в нашей памяти и сегодня.

Позднее, правда, всё равно колосс рухнул. Но четыреста лет ещё простоял. Не всякое европейское государство существует так долго.

Ну а Византия, как уцелевшая половинка Римской империи, унаследовала и римское отношение к шёлку. Любили первые красавицы и богачи Второго Рима носить вещи из тончайшего муслина! Тем более что и вечные тогдашние спутники человека блохи от шёлка бежали.

Ну а для всех прочих цены на шёлк были неподъёмными.

Можно определить, какими были эти цены.

Выдающийся русский историк и археолог Г. С. Лебедев приводит такие цифры — от 10 до 50 солидов. Много это или мало? Можно понять в сравнении.

Та же «Повесть временных лет» приводит договор русских с византийцами. А в нём есть такой кусок:

945 г.: Ти тогда взимають отнасъ цѣну свою, яко же уставлено есть преже, 2 паволоцѣ за чалядинъ.

Значит, за одного раба — два куска ткани. Неясно, правда, какой длины, но вряд ли речь шла о десятках метров. Человеческая раса очень консервативна в измерениях. Поэтому, скорее всего, имелось в виду то, что ещё в советские времена называлось отрезом: кусок ткани, достаточный для пошива костюма или платья. Костюмы тогда, правда, были не чета нынешним, так что длину отреза мы можем смело увеличить в два раза. Не два метра, а четыре. Что нас вдруг приводит к установленному наукой факту: 10 локтей роскошной восточной ткани — той же паволоки, по сути, — стоили до 600 дирхемов.

В общем, для русов князя Игоря два костюма приравнены были к одному рабу.

А сколько стоил раб? А раб в Византии, согласно тому же Г. С. Лебедеву, стоил примерно 300 дирхемов. То есть… стоп! Получается, в Константинополе один костюм стоил двух рабов.

Не исключено, кстати, что такой обменный курс и был установлен на поле боя. Как мы помним, русы проблемам гуманизма уделяли катастрофически мало внимания:

…А кого захватили — одних распинали, в других же, перед собой их ставя, стреляли, хватали, связывали назад руки и вбивали железные гвозди в головы…

Так что естественно, что при таких делах византийцы рады были одного своего, попавшего в рабство к варварам, и за две паволоки обратно выкупить. А там и в договоры вошло…

Таким образом, паволока наша будет стоить 150 дирхемов. Много это или мало?

Одна корова — снова приведем данные Г. С. Лебедева — стоила 48 дирхемов. Овца или свинья — 16. То есть одна паволока — 3 коровы. Или 9 овец.

А можно ли как-то сравнить с нынешними ценами? Привести, скажем, к единому неизменному знаменателю — золоту. Попробуем.

Начнём, однако, с серебра — потом объясню, почему. Подсчитано, что годовое содержание воина-профессионала — викинга ли, руса ли, арабского ли конника — составляло 10–12 марок серебром. Или 80 дирхемов в месяц (содержание того самого аббасидского конника). То есть приравняв марку к 80 дирхемам, мы сильно не ошибёмся. Во всяком случае, в порядке цен — точно. А марка — это чуть больше 200 граммов серебра. И получается, что наша паволока в четыре квадратных метра при цене в 150 дирхемов, т. е. 1,875 марки, эквивалентна 380 граммам серебра. Иначе говоря — 37,5 дирхема за квадратный метр.

Далее мы имеем примерный обменный курс дирхема к византийскому солиду: 800 к 50. То есть 16 дирхемов в одном солиде. Или 0,2 марки. Или около 40 граммов серебра.

Но что более важно, солид — это образец для первой древнерусской монеты — золотника (или златника). Такие стал лить легендарный Владимир Красное Солнышко. Правда, восемьдесят лет спустя после описываемых событий, но это не принципиально. А тогдашний солид-золотник — это 4,2 грамма золота. И, следовательно, отрез-костюмчик наш из паволоки стоимостью в 150 дирхемов или 9,375 солида «весил» 39,375 грамма золота. Чуть больше, чем весит нынешняя единица измерения этого благородного металла, тройская унция, равная 31,10348 грамма. По цене на 30 августа 2010 года в 1237,58 долл./унция цена отреза паволоки составит 1566,7 доллара США. 391,67 доллара за квадратный метр.

Площадь паруса корабля викингов составляла, в зависимости от класса, 85 —105 квадратных метров. А площадь парусов новгородских судов — более поздних, правда, но это тоже неважно — была 80 кв. метров. Вот и возьмём эту цифру — мы можем позволить себе быть щедрыми и брать по нижнему пределу.

Итак, «подняла русь паруса из паволок». Ага, по 20 отрезов на корабль. Больше чем по 31 тысячи долларов на мачтах висело. По автомобилю типа «Форд-Мондео».

То есть удалые бойцы не отказали себе ни в чём. Императоры византийские шелка на приёмы торжественные надевают, на шелку вся трансконтинентальная торговля между Китаем и Европой держится — ах да, и благосостояние самой Византии как страны-производителя и страны-транзитёра! А мы их на паруса пустим! Гуляй, рус, однова живём!

Представляю, какие у греков-византийцев глаза были!

А какой удар по самолюбию и национальной гордости! Ведь лучшие шелка и парчу не только запрещалось экспортировать. Их поставляли только к императорскому двору. А вывоз за границу дозволялся исключительно в виде даров монархам и равным по статусу иностранным особам.

А тут вонючие варвары! Да на паруса! Да в количествах, душу рвущих!

Между прочим, как раз к началу X века из-за кровопролитной войны в Китае в эпоху Тан, подорвавшей местное хозяйство, поток шёлка практически иссяк. Конечно, Византия года примерно с 553–555 производила шёлк и сама — и тем не менее, тем не менее… Точнее, тем более: цены-το обязаны были только вырасти…

Собственно, тут появляется ещё одно измерение цены шёлка. В данном случае за него было заплачено не менее чем спасением души. Ибо, как говорят византийские хронисты, в ходе спецоперации, когда в Константинополь впервые были доставлены грены тутового шелкопряда, эти коконы шелковичных червей выкрали у китайцев монахи-несторианцы. И это на самом деле серьёзно. Ведь монахи отправились в Поднебесную проповедовать, нести свет Божий, спасать души. А вместо этого подло и преступно обокрали хозяев!

Надо полагать, в аду души тех монахов до сих пор прокаливают основательно. Мы-то можем в это не верить. Мы люди просвещённые, в большинстве — нынешние или бывшие атеисты. Да и каноническая версия ада нам кажется сродни детским страшилкам, коими пугают друг друга выпускники детского сада. Но разговор не о нас. О монахах VI века. Они-то в это верили! Для них ад был вполне себе реальным понятием!

И… переступили. А тут эти зверолюди с севера подняли шёлковые паруса на грот-бом-брам-реи, принайтовали булинями к бонам, вбитым в гнёзда на палубах, и пошли себе ходко в свою Гиперборею!

Ну, с грот-бом-брам-реями я лишку дал, винюсь. Очень уж красива эта парусная лексика. Одна была мачта на норманнских драккарах. И один рей. Но принцип именно таков: привязывали парус к рею, поднимали, а нижнюю часть крепили к бону. Что позволяло идти в достаточно крутой бейдевинд — до 5,5–6 румбов к ветру.

На атласных шелках…

1.3.3. Страх, ужас, награда и цена

А теперь подсчитаем эту добычу.

Итак, летопись сообщает, сколько русы этого серебра понахватали:

по 12 гривпѣ на человѣка, а в корабли по 40 мужь.

Летопись, как мы знаем, может и ошибаться. Но, по подсчётам Г. С. Лебедева, за время своей экспансии с 793 по 1066 год скандинавы мирным или военным путём получили 7 млн марок серебра. Или по полмарки на душу населения — и мирного, и не очень. И одним из заметных приливов этого богатства стала волна, пришедшая после набега русов на Константинополь. А потому мы можем на сей раз без особой натяжки допустить, что летописец не сильно преувеличил размеры византийского «откупного».

200 кораблей по 40 человек. 8000 воинов. Каждому по 12 гривен. 96 тысяч гривен. 19 200 кг серебра. 480 000 солидов. 2 тонны 16 кг в золотом эквиваленте. А в долларовом?

В одной тройской унции — 7,4 солида. То есть 64 864,86 унций. При сегодняшней цене за унцию это составит…

80 миллионов 275 тысяч 459 долларов!

Не считая того, что было взято для городов.

Плюс 200 судов с 20 отрезами паволок на мачте у каждого — 4000 отрезов или 16 000 кв. метров. По 392 доллара за метр. 6 млн 272 тыс. долларов в одних только парусах.

Обратите внимание на подтверждающее данные расчёты соответствие психологическое. Хмельные от успеха воины, увозящие почти по 11 тысяч долларов на брата, могут себе позволить извести по 700 у.е. просто на красивые паруса.

Вот тут я бы предложил на минутку остановиться.

И примерно представить себе, что надо знать и уметь для того, чтобы напасть на Константинополь. Иными словами, какими боевыми искусствами должны были владеть русы, чтобы взять на себя такую задачу. И что потребовалось бы, чтобы этому обучиться.

Начнём со стратегического положения столицы Византии.

Это город, стоящий на полуострове, практически с трёх сторон прикрытом водными преградами. Окруженный фортификационными сооружениями:

Стена протянулась от Пропонтиды до залива Золотой Рог, имея на своем правом (северном) фланге непроходимое прибрежное болото лиманного типа.

По берегу залива Золотой Рог прибрежная стена также была продлена приблизительно от Платейских ворот до болота, достигнув общей длины 5600 метров. Стала иметь НО башен (17 — проездных). Высота стен достигает до 10 метров. Высота башен — около 10–14 метров. Морские стены имеют две боевые площадки: верхнюю и нижнюю. На побережье Пропонтиды новый участок морских стен прикрыл южную часть района Эксакионий (от проездной башни Эмилия), ставший городским. Общая длина Пропонтидского участка стен достигла 8460 метров. Количество башен увеличилось до 188 (13 — проездных), высота стен колеблется от 12 до 15 метров. Чуть позже были возведены стены на пристанях Пропонтиды общей длиной 1080 метров. Протяженность сухопутных стен составила около 5630 метров. Имеет 96 башен закрытого типа, являющихся в плане квадратными, шестиугольными, либо восьмиугольными. Высота их колеблется от 17,37 метра до 18,29 метра. Растояние между башнями, по краям кладки, составляет от 53,34 до 55,17 метра. Высота стен между башнями — до 18 метров, а ее толщина достигает 5 метров.

Одним словом, «колоссаль»! И это только так называемые «Стены Феодосия», сооруженные ещё в 423 году!

А если посмотреть на фортификацию в разрезе, это — ров, широкий и глубокий. Около 20 метров шириной. По внутренней стороне рва был зубчатый бруствер. Затем предполье, шириной 13–15 метров. Это называлось Периволос. Затем малая стена. Высота 7 метров и башни на расстоянии 16–30 метров друг от друга. Затем ты, если преодолеешь, оказываешься в предполье перед второй, основной стеной. Это Паратихион, шириной 15–20 метров. То есть ты оказываешься в жалком промежутке, где войскам развернуться невозможно, но зато тебя бьют, как куропатку на верёвочке. Λ затем следуют основные стены. Высотой в те самые 18 метров. Шестиэтажный дом. И башни располагаются так, чтобы прикрыть промежутки между башнями первой стены.

Через вход в залив Золотой Рог была протянута большая цепь. Поскольку здесь базировался греческий флот, то стены с этого направления можно было лишь прикрывать небольшими наблюдательными отрядами. Стены со стороны Мраморного моря тоже могли не внушать опасений — сильное течение и мели препятствовали тому, чтобы вражеский флот мог высадить здесь на берег сколько-нибудь значимую штурмовую силу.

Так что неудивительно, что за всю полуторатысячелстнюю историю Константинополя лишь двум армиям удалось взять город штурмом. Западным крестоносцам и туркам. Причём первым помогли подлость и предательство, а также политические разногласия (да что говорить — резня помогла на верхушке власти!) среди византийцев. А вторым артиллерия и невероятное численное превосходство — сто тысяч против максимум десяти.

Но и в том, и в другом случае это были серьёзные профессиональные армии своего времени. С серьёзными профессиональными бойцами.

Вот, собственно, мы и подошли к первому выводу. Чтобы пойти на такое дело, армия должна была состоять не из крестьянского ополчения с топорами и косами, а из обученных военному делу воинов. Обученных с детства. Вооружённых по последнему слову своего времени.

Что такое — подобный боец?

Сравнить по нынешнему времени — наш профессиональный боксёр. Или мастер боевых искусств. Тоже профессиональный. Соответственно, требования по физической подготовке весьма высоки — нужно продержаться как минимум три минуты боя подряд. Высоки требования и по технике — «пробой» в защите тут будет означать нокаут с немедленным выбытием к богам. Высоки требования к организации — тренироваться необходимо минимум раз в день и минимум часа три.

И — отличие от нынешних времён — необходимо быть весьма обеспеченным человеком. Ибо для боя тебе понадобятся не трусы и перчатки. А щит, меч или секира, шлем, какое-то подобие панциря. Хотя бы кожаная куртка с нашитыми металлическими бляхами.

При этом достаточно лишь привести уже упоминавшийся ранее масштаб цены на меч: одна марка серебра = одна рабыня = четыре копья = 2 коровы.

Я детство своё провёл в деревне. Две коровы — это более чем крепкое хозяйство. Это даже сегодня. Ибо корова, естественно, не сама по себе. Её же не зарежешь с частотою раз в полгода-год, чтобы поесть мяса. Значит, рядом с нею должны быть ещё свиньи — штуки три минимум. Относительная стоимость именно такова: 1 к 3.

Для тех же целей козу желательно иметь. Корма почти не просит, а для оперативного обслуживания семьи — самое то: и молочко, и шерсть, и мясо.

Λ к этому необходимо требуется — лошадка. Как без неё прокормить хозяйство, которое в состоянии содержать две коровы со всем полагающимся им сеном, выгулами и выпасами? Возить как?

А к такому хозяйству уже и люди нужны. Или своя семья, или холопы. Мужика по меньшей мере три — иначе на две коровы и лошадь не накосить. А с каждым — по бабе. А бабы имеют способность рожать. Каждый год. Значит, мелочи голопузой целый двор — а всех кормить надо. Но хоть за птицей эта мелочь ходит. А куда ж без птицы!

Собака — само собой. Пара кошек. Те — ладно, хоть заботы не требуют. А собаку — корми.

Под это всё хозяйство нам необходим дом. Оставим в стороне славян, которые жили в землянках 4 на 4. Представим, что этот дом необходим нам. Значит, комнатка папе-маме нужна? Спальня? А как же! Гостиная-зала? А то! Мальчишкам хоть комнатка? Да. Девчонкам? Тоже. Печка, чтобы грела все четыре комнаты и кухню? — и где без неё! — но она сама размером с хорошую клеть. Да! Кухня! Хочешь не хочешь, но зимой ты на веранде не наготовишься. Надо тепло. Кстати, веранда. Или сени, неважно. В общем, что-то, где снимаются валенки и малахаи. И отсекается лютость мороза.

Что у нас получается в итоге?

Получается у нас крепкий русский пятистенок. С необходимою инфраструктурой. Огородом, садом, хлевом, полем под картошку, правдами и неправдами выбитым из колхоза. Полузахваченные — плюс! — территории вокруг. Вроде и не твои, но и никто на них не заходит, ибо там у тебя что-то лежит. Или посеяно. А ещё бы прудик прикопать, потому как не одни куры у тебя в птице ходят. Да и внукам побрызгаться — как не порадеть!

Повторюсь. Это ж я не просто так деревню описываю. Это я говорю про то, как выглядела бы цена тогдашнего меча, переложи её на наши реальности!

А ведь тогда народ жил, как мы уже видели, в землянках и полуземлянках. Деления на комнаты не было, ибо площадь 4 на 4 или 5 на 6 при одной печке-каменке на комнаты не делится. И скот тут же зимовал. В суровую зиму. Да и скота того было не так. Если сам в землянке 4 на 4 живёшь, хлев 6 на 6 не построишь.

И что это значит? А значит это очень простую вещь. Если даже в приложении к нашим временам тогдашний меч возможен как результат труда крепкого деревенского хозяйства, то в те времена он как бы и целого хутора не стоил. А то и деревеньки…

В общем, по нашим российским меркам, обладателя меча можно смело приравнять к дворянину.

Разумеется, таких среди воинов было меньшинство. Основная масса была вооружена секирами. И тем не менее сами находки мечей в определённых местах могут многое сказать о том, где концентрировались те богатые воинские люди, которые в силу своего воспитания и подготовки и могли помыслить о штурме царьградской твердыни.

1.3.4. Послы без агреманов

Если быть скрупулёзным, то познакомились византийцы с неким посольством русов ещё в 839 году. Но то ли дипломаты те были неопытные и не произвели впечатления на руководство империи, то ли представляли кого-то ещё, отчего в Константинополе никто и не собирался идентифицировать их в качестве русов.

Речь идёт об известии из так называемых Вертинских анналов — летописного свода Сен-Бертенского монастыря, охватывающего историю государства франков с 830 до 882 г.

Вот эта запись:

Misit etiam cum eis quosdam, qui se, id est gentem suam, Rhos vocari dicebant, quos rex illorum chacanus vocabulo ad se amicitiae, sicut asserebant, causa direxerat, petens per memoratam epistolam, quatenus benignitate imp er at oris redeundifacultatem atque auxilium per imperium suum toto habere possent, quoniam itinera, per quae ad ilium Constantinopolim venerant, inter barbaras et nimiae feritatis gentes inmanissimas habuerant, quibus eos, ne forte periculum inciderent, redire noluit. Quorum adventus causam imperator diligentius investigans, comperit, eos gentis esse Sueonum. Exploratores potius regni illius nostrique quam amicitiae petitores ratus, penes se eo usque retinendos iudicavit, quoad veraciter invenin posset… /1/

Переводят его обычно так:

«Он также послал с ними тех самых, кто себя, то есть свой народ, называли Рос, которых их король, прозванием каган, отправил ранее ради того, чтобы они объявили о дружбе к нему [Феофилу], прося посредством упомянутого письма, поскольку они могли [это] получить благосклонностью императора, возможность вернуться, а также помощь через всю его власть. Он [Феофил] не захотел, чтобы они возвращались теми [путями] и попали бы в сильную опасность, потому что пути, по которым они шли к нему в Константинополь, они проделывали среди варваров, очень жестоких и страшных народов. Очень тщательно исследовав причину их прихода, император [Людовик] узнал, что они из народа свеонов [шведов] (букв. — их народ есть шведский). Как считается, скорее разведчики, чем просители дружбы того королевства и нашего, он приказал удерживать их у себя до тех пор, пока смог бы это истинно открыть». /575/

Страница летописей с сообщением о русах (Цит. по: IV)

В общем, это, конечно, пища для желчного пузыря любого владеющего русским языком как родным. Но отдадим дань точности. Тем более что и я хочу основную фразу сообщения —

qui se, id est gentem suam, Rhos vocari dicebant —

— перевести иначе — и тоже не очень согласуясь с правилами русской стилистики. Точность важнее.

В моём понимании буквальный, подстрочный перевод мог бы звучать так:

1. qui se — которые себя…

2. id est — то есть («i.e.» — аналог нашему «т. е.»)

3. gentem suam — народ (племя, род) свой.

4. Rhos — «рос», это понятно.

5. vocari — называться. Именно в неопределённой форме.

6. dicebant — называли. Именно в имперфекте — незавершённое действие.

То есть получается глупость: называться называли.

Однако любопытно, что у слова dicere есть ещё насколько значений:

назначать, изрекать, принимать, произносить, утверждать.

А это даёт несколько неожиданное измерение устойчивому обороту со словом dicebant:

…которые утверждали, что их, то есть их народ, называли Рос.

Вариант:

Росами называться произносили —

— т. е. по-русски, —

— … которые произносили название своего народа как Рос.

Совсем иначе звучит, не так ли? Уже не — «себя называли Росами», а — «их называют Росами».

И получается, что в Ингельгейм прибыли люди, которые разделяют своё самоназвание — оставшееся для нас неизвестным — и обозначение себя сторонними субъектами.

При этом важно, что сами эти послы — этнические шведы. С которыми у франков отношения давно и сильно испорчены. Ибо нелегко сохранить добрые чувствао по отношению к людям, которые постоянно нападают на твою страну:

834 — «в славнейшее селение Дуурстеде вторглись язычники и опустошили его с чудовищной жестокостью…»

835 — «язычники снова вторглись в земли Фризии, и немалое количество [христиан] было убито язычниками. И они снова разграбили Дуурстеде».

837 — «язычники опустошили Вальхерен и увели с собой многих женщин, захваченных там вместе с неисчислимыми богатствами различного рода».

Много нежных слов накопилось у франков к норманнам! И к шведам, в частности.

Но в данном случае этнические шведы утверждают, что представляют иной род или народ. Который надо называть росами и который, по логике, не является шведским.

Давайте разберёмся в этом парадоксе.

Итак, в документе среди прочего сообщается о посольстве от византийского императора Феофила к императору Людовику Благочестивому. Оно прибыло в тогдашнюю столицу франков Ингельхейм 18 мая 839 года. Отметим это: это означает, что посольство выехало из Константинополя как минимум за месяц до того — то есть сразу после окончания зимы и вскрытия Дуная ото льда. Ну и весенние шторма на Чёрном море делегация явно пережидала.

Это важно. Это означает, что неких два человека до того прожили в Византии всю зиму, но памяти о себе как о самостоятельных фигурах не оставили.

Два этих человека добрались с византийским посольством до франков. Причина, по которой греки взяли их с собою, гуманна: Феофил просил Людовика помочь им вернуться на родину, поскольку прямой путь для них закрыт некими «варварами, очень жестокими и страшными народами».

Обратим внимание и на это: император не представляет императору своих протеже по государственной принадлежности. Хотя все возможности у него для этого есть.

Это тоже важно. Появление неких персонажей в переписке между главами государства всегда означает нечто большее, нежели в переписке простых граждан. Особенно, когда проявляет контекст просьбы. Это означает, что один глава государства готов оказаться должным другому главе ради интересов третьих лиц. Придирчиво говоря, отдаёт другому главе часть своего суверенитета. Почему Феофил это сделал?

Ответ прост: ему было важно сохранить добрые отношения с тем или теми, кто отправил к нему послов. То есть ради политических выгод у третьей стороны можно позволить себе завести моральный долг перед франками.

Кто же этот контагент императора?

И вот тут любопытна вторая часть фразы:

quos rex illorum chacanus vocabulo —

— «кого король тех, хакан именуемый…»

Король, именуемый хаканом (каганом) по тем временам — только каган Хазарии.

Есть, правда, точка зрения, что это не должность, а имя. Скандинавское имя Хакон. Не исключаю. И… исключаю. В свете того, о чём говорилось выше: ни с каким скандинавским государством (которых, собственно, и не было в подлинном значении этого слова) отношения Византии не стоили того, чтобы ссориться с франками. И уж точно император не стал бы просить за тех, с кем франки жестоко и изнурительно воюют.

Добавлю: вопросы титулартуры в тогдашнем мире стояли очень серьезно, даже остро. Князь Даниил Галицкий полжизни — и какой жизни! — короны королевской добивался. А тут некая группка презренных норманнов величает своего конунга в лохматых портках аж каганом? Да тем послам нос задранный тут же укоротили бы вместе с головой — и вся недолга!

Итак, каган. Λ каган — это Хазария. А что у нас с Хазарией?

А с Хазарией у нас вот что:

…хаган и пех Хазарии, отправив послов к этому василевсу Феофилу, просили воздвигнуть для них крепость Саркел. Василеве, склоняясь к их просьбе, послал им ранее названного спафарокандидата Петрону [по прозванию Каматира] с хеландиями из царских судов и хеландии катепана Пафлагонии. И так сей Петрона, достигнув Херсонеса, оставил хеландии в Херсоне; посадив людей на транспортные корабли, он отправился к месту на реке Танаис, в котором должен был строить крепость. Поскольку же на месте не было подходящих для строительства крепости камней, соорудив печи и обжёгши в них кирпич, он сделал из них здание крепости, изготовив известь из мелких речных ракушек.

Крепость строится в 834–837 годах. И снова — чуточку дипломатического протокола. Строительство было одобрено византийским императором Феофаном, положительно откликнувшимся на просьбу хазарского кагана. То есть решение принимается на столь высоком уровне, что можно говорить как бы и не о союзе…

В эти же годы — 836–839 — Византия получает Херсонес, что без добровольного или вынужденного согласия Хазарии было бы едва ли возможно. В эти же годы возникают серьезные трения между Византией и Дунайской Болгарией. Болгарский хан Персиан, зная, что византийцев бьют в Малой Азии, в 837 году напал на имперские владения в Македонии и захватил несколько крепостей.

В эти же годы… нет, именно в 839-м! — отмечается «отлив» в поступлении восточного серебра в шведскую же Бирку.

В эти же годы — чуть позже — у нас сгорает Ладога. Возможно, в результате набега шведского же конунга. Но приток серебра в Швецию не возобновляется. Значит, дело не в Ладоге, а где-то дальше. А дальше — это, собственно, Булгар и… Хазария. Каганат Хазария.

В эти же годы — 840–850 — происходит вспышка норманнской экспансии в Европе. Одна из очевидных причин — серебряный «голод» из-за пресечения восточного транзита.

Какая масса совпадений! Которые все концентрируются вокруг одного очевидного предположения: кто-то сел на горло восточному транзиту. То есть — Хазарии. И — на другом его конце — норманнам. А в свете того, что послам путь обратно к своему хакану преградили некие «дикари», становится понятно, что Хазария оказалась в состоянии войны с какими-то степными варварами.

Какими?

Снова взглянем на те же годы.

В эти же годы — чуть раньше — оказывается без восточного серебра Поднепровье. Которое явно входило в сферу влияния Хазарии. Ещё эти же годы — глухие отзвуки каких-то столкновений хазар с кем-то в Среднем Поднепровье.

И наконец! В эти же годы венгры, подталкиваемые новыми волнами степных кочевников, занимают Причерноморье.

До того они жили на окраине каганата и, судя по следам в языке, — в близком соседстве со славянами. Прародиной венгров считается территория примерно нынешней Башкирии, но в последней четверти VIII века они появляются в хазарских степях. Здесь они находились с хазарами в многообразных, но в целом лояльных отношениях. Воевали вместе, хазарский каган даже знатную хазарку отдал в жёны венгерскому вождю. Есть предположения, что хазары именно венгров подряжали на сбор дани с подвластных славянских племён. Что, в общем, было бы логично и функционально в свете долгого соседства или даже сожительства ветров со славянами именьковской культуры на Волге.

Но в эти же — опять 830-е! — годы в Волго-Донское междуречье вторгаются печенега — та самая новая волна степных кочевников. И, по закону Степи, на самом деле очень маленькой, когда её делят несколько кочевых и скотоводческих народов, — по закону Степи печенега стали немедленно резаться с венграми.

Но это пока — более дальняя тема. Нас же пока интересует то, что в 830-х годах Хазарии приходилось довольно туго и что в этих обстоятельствах она пошла на сближение с Византией. В рамках которого, с очевидностью, и совершили свой вояж сначала в Константинополь, а затем и к франкам послы-русы. Послы кагана. И заявление их о дружбе от кагана к императору Феофилу было принято и благосклонно (написал же он письмо-рекомендацию!).

Между тем тогдашняя Византия — это для её собственного населения и для окружающего мира та самая Римская империя, что известна нам по учебникам. Все понимают, конечно, что это не империя Цезаря и Траяна, это сё половинка. По ещё относительно недавно — в 500-х годах эта половинка едва-едва не восстановила Империю в границах Траяна. Причем и сам восстановитель — император Φлавий Пётр Саввáтий Юстиниан, цезарь Аламанский, Готский, Франкский, Германский, Антский, Аланский, Вандальский, Африканский — считал себя вправе это делать, и его противники это право признавали. То, что они не соглашались с самим восстановлением Империи за свой счёт — вопрос иной. Но никакие готы, владевшие тогда Римом, вовсе не претендовали на имперский статус.

На оный претендовали — и завоевали — франки. Правда, на 250 лет позже Юстиниана, при не менее талантливом государственном деятеле Карле Великом. Но как бы то ни было, в тогдашней Ойкумене существовали две примерно равные империи.

Так что же это за третья сторона такая, из-за отношений с которой один могучий центр тогдашнего мира просит об участии другой могучий центр тогдашнего мира?

В первую очередь напрашивается одно непременное условие: эта третья страна не враждебна той, к которой обращаются за помощью. Во вторую — что добрые отношения того, кто просит, с третьей страною не повредят интересам того, кого просят.

И вот теперь давайте представим, что в 1970-е годы Генеральный секретарь ЦК КПСС и Председатель Президиума Верховного Совета СССР просит Президента США об услуге по отношению к неким послам некой третьей страны, которые не могут добраться до родины из-за того, что путь им перекрыли, скажем, сомалийские повстанцы…

Собственно, на этом можно считать законченным разговор, будто ингельхеймские русы представляли некое собственно государство, некий Русский каганат. Не пошёл бы глава Римской империи на такой дипломатический афронт ради каких-то злых варваров на далёком для него севере. Никакие отношения с этой мелочью не стоили бы для него риска подрыва отношений с Франкской империею! А то, что это — именно мелочь для Византии, доказывается тем простым фактом, что всего через двадцать один год, в 860 году осадившие Константинополь русы были охарактеризованы как варварское племя, которое было —

незаметно, незначительно и вплоть до самого к нам вторжения неведомо…

Это как? Государство, ради возвращения послов которого на родину император Феофан поставил на кон свой личный авторитет и добрые отношения между двумя ведущими империями тогдашнего мира, на самом деле было неведомо в его же собственной стране?

Причем неведомо не кому-нибудь, а главе Вселенской православной церкви, патриарху Фотию! Никита Сергеевич Хрущев установил дипломатические отношения с Республикой Куба, а главный идеолог страны, член Президиума ЦК КПСС Михаил Андреевич Суслов ничего про это не знает?

Вот, например, то, о чём мы уже говорили в предыдущей книге, но что как раз и является прекрасной иллюстрацией того, как даже большой учёный подчас теряет нить здравого смысла за нагромождением кабинетных построений.

Выдающийся русский археолог В. В. Седов высказал мысль, что русы с их неведомым каганатом — это волынцевская культура.

Её этногенез сам исследователь расшифровывает так:

Ареал этой культуры распространялся на всё Днепровское левобережье. В регионе Киева волынцевские памятники известны и в правобережье (между нижними течениями рек Роси и Тетерева). На северо-востоке племена волынцевской культуры постепенно расселялись также в бассейне Среднего Дона и на Верхней Оке. Корни волынцевской культуры обнаруживаются в Среднем Поволжье, где в IV–VII вв. существовала именъковская культура, формирование которой было обусловлено миграцией большой группы населения из Черняховского ареала в связи с гуннским нашествием. В конце VII в. в результате расселения в Среднем Поволжье кочевых орд болгар основная масса славян именьковской культуры вынуждена была оставить эти земли и возвратиться в Поднепровье, где и сложилась волынцевская культура.

При этом интересно, что в этой своей работе учёный никак не пытается идентифицировать «волынцевцев» с каким-либо известным племенем. Указывается лишь на его славянскую принадлежность.

Могут ли это быть русы? Нет. И мешает связать русов с волынцевцами-северянами даже не весь корпус сведений о русах, что содержится в других источниках, а несколько крайне объективных и очевидных обстоятельств.

Например, упоминание о нападении русов на Амастриду.

Случилось оно, как то следует из документа под названием, «Житие Св. Георгия из Амастриды», в период между 820 и 842 годом. Там русы из Пропонтиды добрались до Амастриды, чтобы ограбить могилу святого. За что тот им отомстил. Но дело не в этой истории. А в том, что речь в данном отрывке идёт не о локальном набеге, а о серьёзной войне.

Пропондита — это Мраморное море. Амастрида — это провинция Пафлагония, она располагалась на южном берегу Чёрного моря примерно напротив Крыма, там, где сейчас стоит Синоп. Следовательно, описанное нападение с точки зрения стратегической представляет собой театр военных действий глубиной 200–300 км. Что автоматически означает 10 —15-дневные боевые действия, даже если бы русы, или кто там понимается под этим именем, просто делали пешие марши, не вступая в соприкосновение с противником. Если то были морские переходы, принципиально это картины тоже не меняет — когда на собранном точно по параметрам корабля викингов судне в 1893 году прошли от Норвегии до Ньюфаундленда, средняя скорость составляла 8,5 км/час, то есть 4,7 узла. Это под парусом и без остановок.

С точки зрения оперативной описанная картина предусматривает прохождение флота русов мимо Константинополя и по Босфору — иначе как попасть из Мраморного моря в Чёрное? Что, в свою очередь, означает, что каким-то образом из состава противодействующих сил должен был быть исключён византийский флот. Кроме того, и византийская армия должна находиться где-то достаточно далеко, чтобы в течение двух недель не успеть к району боевых действий. А вот русская армия, со своей стороны, должна была насчитывать достаточно бойцов, чтобы безусловно нейтрализовать фемное ополчение. Если считать по средним показателям в три турмы от фемы, в три банда в турме и три гекатонтархии в банде, то в той же Вифинии противостоять русам могло до 3000 воинов, не считая милиции. Что опять же нас приводит к выводу, что на Амастриду если и напала какая-то отдельная банда русов, то была опа уж во всяком случае частью большой армии большого похода.

А теперь вернёмся к волынцевским русам В. В. Седова. Живут они, условно, в районе Сум — Харькова — Курска — Белгорода — Липецка. Лесостепь, дубравы, хмельные полыни по холмам, овраги, болота и крутящие хула-хуп задорные речки. Живут «русы» хорошо: согласно тому же В. Седову и другой известной исследовательницы М. Гимбутас, —

землянки, некоторые квадратной формы, 6 × 6 метров. В северо-восточном углу находился открытый очаг, построенный из пористой местной глины. У дома была плоская крыша, труба отсутствовала. В деревнях обнаружены железные ножи для плугов, серпы и точильные камни…В могилах встречаются стеклянные и постовые бусины, браслеты с утолщёнными концами, железные ножи и кольца.

…Население волынцевских ироменских поселений выращивало скот, лошадей, коз, овец и свиней, ловило рыбу в близлежащих реках. От диких пчёл получали мёд и воск. В доме, раскопанном в городище Вишнёвая гора, обнаружен сосуд, внутри которого находится деревянная чаша, наполненная желтоватым веществом. Химический анализ показал, что это мёд и воск.

Хорошо развивались ремёсла. Изделия из железа не отличаются от периода Киевской Руси, но кроме них встречаются медные, серебряные и золотые вещи. В кладах обнаружены разнообразные ювелирные изделия, часто искусно сделанные.

Надо думать, эти вот добрые любители меда собрались в дружину массою не менее 3 тысяч копий, сплавились к Чёрному морю, переплыли его и обрушились на Римскую империю, побили народа немерено и вернулись обратно?

Любопытно также, как должны были быть вооружены те русы, что оставили столь яркое впечатление на наследников великой Римской империи.

Так вот, судя по результатам раскопок, у волынцевских «русов» внятного вооружения… вообще не находится!

Как пишет в своей профессиональной археологической работе по холодному оружию Днепровского Левобережья X–XI вв. А. В. Зорин, —

— Клинковое оружие на северянской территории представлено редкими образцами мечей, сабель и палашей.

Или такое имеется наблюдение —

— Крайне редкие находки мечей на Днепровском Левобережье…

Любопытно окончание этой фразы:

…объясняются, помимо иных причин, ещё и тем влиянием, что оказывали хазары на своих данников в том числе и в области вооружения.

Исследователю оружия достаточно этого, а нам интересно как раз другое:

…на своих данников…

Собственно, материал А. В. Зорина «Русы и северяне: из истории военного противостояния» неопровержимо доказывает: оружие северян — в основном хазарского типа и «заточено» под задачи конницы:

Довольно полно представить комплекс вооружения славян мы можем только на примере северян Битицы, где найдена сабля салтовского типа с наплывом вместо перекрестья, кистень, булава, небольшой железный щит, боевые топоры, наконечники стрел, копий и особенно много дротиков. Судя по находкам снаряжения коня, только часть северянских воинов были пешими, другую, очевидно, небольшую, часть, как и в аланском войске? составляла легкая конница, —

— пишут в статье «Вооружение и военное дело Хазарского каганата» А. В. Комар и О. В. Сухобоков. Казалось бы, неплохо. Есть что вбить в голову хитрому греку! Но!

Беда в том, что Битицкое городище погибло в результате военного разлома в первой половине IX века. И после этого на северянской территории более нигде не прослеживается столь крупных центров, которые могли бы выступать как средоточие дружины и княжеской власти. Об этом же печально говорит и В. В. Седов:

Определить, где была столица Русского каганата, пока не представляется возможным. Не исключено, что таковая в этом зарождающемся государстве еще не сформировалась…

Да нет, сформировалась. Только была, оказывается, настолько плотно под властью хазар, что даже погибла в ходе знаменитой гражданской войны в каганате после принятия там иудаизма ханом Обадией. И с тех пор у волынцевцев-северян столицы не было…

А значит, не было её «заказчиков» — князя, дружины, государственной и торговой элиты. Что, в общем, свидетельствует об одном: после 830-х годов волынцевско-северская цивилизация входила в состав стороннего государства. Которому элита и служила — и естественно, поближе к тем местам, где эту службу заметят и оценят. То есть к столице.

Ну и, совершенно очевидно, — и археология это подтверждает — что таким сторонним государством могла быть только Хазария. И мы можем констатировать, что «Русский каганат» в годы нападения русов на Византию не был не только каганатом, но и не имел даже призрачной автономии, которую даёт собственный племенной центр.

Ну и главное.

Русы приходили под Константинополь на кораблях. А ведь флот, даже из однодеревок — это не шутка. Даже если допустить, что однодеревка — это действительно всего лишь долбёнка из распиленного вдоль ствола дерева. 360 долбёнок — а греки утверждают, что именно столько кораблей русов штурмовали их столицу — это, как ни крути, флот. А флот в перерывах между молотьбой ячменя и просеиванием проса не построишь. И в землянку шесть на шесть не спрячешь. Строительство флота необходимо означает необходимость лесопильни + деревосушилки, от осадков укрытой, + обрабатывающего производства + логистики + рабочей силы + питания + обслуги + жилья + охраны + финансов + порта. И самое главное — власти, чтобы всё это организовать, контролировать, направлять и держать в кулаке. И где это всё у «Русского каганата» северян? Даже у Англии в это время флота нет! У франков флота нет! Всего 150 кораблей штурмуют Париж и берут его — так Рагнар Мохнатые Штаны до сих пор в героях фильмов ходит. А тут такая мощь — откуда? Где её выковали? В речке, которую запросто перелетит яблочный огрызок, брошенный мальчишкой в приятеля на другом берегу? Ну и где следы соответствующей военно-морской базы на берегах северских рек?

Да о чём говорить, если полвека спустя эти грозные славянские пенители морей настолько забудут своё шкиперское умение, что русы — опять русы! — впарят им паруса из кисейного шёлка, которые немедленно разорвёт ветер!

Так что не будем искать кошку в клетке тигра. Или её там не было, или он её всё равно съел. Масштабная флотская инфраструктура существовала тогда только в Византии и в Скандинавии. Ну, если брать Средиземное море — то ещё у арабов. В остальной Европе флоты были так себе, даже у англичан. И отличались инфраструктуры одна от другой только тем, что византийская была централизованной, а скандинавская — разбитая по всяким хуторам и поместьям. Отсюда — и разный способ комплектования флота. У византийцев он стоит по портам и военно-морским базам, а у скандинавов корабль — личная принадлежность хевдинга или сильного бонда. Потому один подчиняется приказам друпгария флота, а второй собирается в каком-нибудь избранном вике на призыв-приглашение очередного ярла или конунга — искателя добычи и приключений.

Нам, собственно, современник со слов прямого свидетеля описал, как собирается флот второго рода:

[Да будет известно], что приходящие из внешней Росии в Константинополь моноксилы являются одни из Немогарда, в котором сидел Сфендослав, сын Ингора, архонта Росии, а другие из крепости Милиниски, из Телиуцы, Чернигоги и из Вусеграда. Итак, все они спускаются рекою Днепр и сходятся в крепости Киоава, называемой Самватас. Славяне же, их пактиоты, а именно: кривитеины, лендзанины и прочие Славинии — рубят в своих горах моноксилы во время зимы и, снарядив их, с наступлением весны, когда растает лед, вводят в находящиеся по соседству водоемы. Так как эти [водоемы] впадают в реку Днепр, то и они из тамошних [мест] входят в эту самую реку и отправляются в Киову. Их вытаскивают для [оснастки] и продают росам, росы же, купив одни эти долбёнки и разобрав свои старые моноксилы, переносят с тех на эти весла, уключины и прочее убранство… снаряжают их. И в июне месяце, двигаясь по реке Днепр, они спускаются в Витичеву, которая является крепостью-пактиотом росов, и, собравшись там в течение двух-трех дней, пока соединятся все моноксилы, тогда отправляются в путь и спускаются по названной реке Днепр.

Мы знаем, что рассказан этот эпизод непосредственным свидетелем и участником акции. А записан не кем иным, как императором Византийским Константином Багрянородным. И не в качестве заметки для журнала «Вокруг света», а вставлен в руководство сыну по управлению империей.

Но, собственно, и без столь серьёзной «крыши» достаточно внимательно прочитать эту информацию, чтобы увидеть:

1. Производство судов по государственному заказу,

2. Организацию производства и ответственность за него на уровне глав регионов,

3. Отработанный график производства, логистическую схему,

4. Наличие центральной верфи и доков для переоснастки кораблей,

5. Наличие военно-морской базы, где происходит сколачивание флота.

Не говоря уже о финансах и договорной дисциплине.

И это всё — на Тихой Сосне, откуда до моря ещё плыть и плыть через чужие земли, города и крепости?

Вот и всё, собственно, с «русским каганатом» у «волынцевцев».

Всё огромное многотомье на эту тему, все эти постыдные диссертации убиваются несколькими простыми вопросами, исходящими из элементарного здравого смысла.

Нет, конечно, ни о каком новообразованном варварском государстве в таком контексте речи идти не может.

Следовательно, русские шведы представляли какое-то другое государство. Повторюсь: известное и достаточно мощное, чтобы император Римской империи принимал участие в судьбе его послов.

А вспомнив предыдущую главу и арабские источники —

— У них есть царь, называемый хакан русов… Русы… составляют войско царя и его прислугу, Один из обычаев царя русое тот, что вместе с ним в его очень высоком замке постоянно находятся четыреста мужей из числа богатырей, его сподвижников, причем находящиеся у него надёжные люди из их числа умирают при его смерти и бывают убиты из-за него. Ион не имеет никакого другого дела, кроме как сочетаться [с девушками], пить и предаваться развлечениям. У него есть заместитель, который командует войсками, нападает на врагов и замещает его у его подданных —

— мы, собственно, с такою же очевидностью поймём, что речь идет о быте и нравах именно хазарского кагана, в охране которого служат русы. Позже и в другом месте — в Византии — таких же людей будут называть варягами. И круг замкнулся. Те же русы, коих мы знаем на северо-западе будущей Руси в качестве натурализовавшихся выходцев из Скандинавии, во дворе хазарского кагана служат в качестве варягов. То есть таких же выходцев из Скандинавии, но поступивших на службу.

Л ведь служба варяжская, как мы знаем из тех же древнерусских и древнескандинавских источников, — ох, какой разной предстаёт! Здесь и привычные наёмные отряды, которые, как в «Саге об Эймунде», и воюют, и князя охраняют, и при нужде чужого князя уберут. Здесь и служба в качестве лейб-гвардии князя. Здесь и выделение территорий в лен в обмен на их защиту, как это было с Ладогой при Ярославе Мудром. В условиях, когда необходимость отделять русов — хозяев неких территорий — и варягов как число служебно-наёмных скандинавов была у византийцев, имевших дело и с теми, и с другими, но не у арабов, видевших только одну ипостась — внешних пришельцев то с товаром, то с мечом, — в этих условиях немудрено, что на востоке не особенно и разбирались в тонкостях различий между варягами и русами. Да, собственно, и понятие варягов им было неизвестно, ибо и возникло оно в Византии.

1.3.5. Посол с агреманом

Но вернёмся к событиям 860 года. Через несколько лет история с нападением русов на Константинополь получила неожиданное продолжение.

В конце 860-х годов некто Константин Философ — тот самый Константин-Кирилл, что славянская азбука и культура, едет в Хазарию. С двумя задачами.

Первая — установить мир с каганом. В контексте событий точнее будет сказать — восстановить, ибо хазары в то время с греками не воевали. На греков только что нападали русы.

Но, судя по тому, что один из ведущих академиков империи едет мириться именно в Хазарию, византийцы за что-то чувствовали свою вину — раз, а русы служили хазарам — два. Помните? —

— Народ незаметный, народ, не бравшийся в расчёт, народ, причисляемый к рабам, безвестный…

Скорее всего, греки поддержали венгров в их войне с хазарами. А те, соответственно, отправили на Константинополь русских диверсантов.

Обменялись, так сказать, ударами шпаги. А теперь настало время мириться — и тем, и другим досаждали арабы.

Второй задачей Константина стало — отреагировать правильным образом на странный, на первый взгляд, призыв. Его сделало некое посольство «от хазар», которые хотели найти правую религиозную концепцию:

Мы исперва Бога знаем и кланяемся ему на Восток. Но, держась стыдных обычаев, иудеи привлекают нас в свою веру, а сарацины с своей стороны, предлагая нам мир и дары, уверяют нас, что их вера наилучшая. Живя с вами — греками, в мире и дружбе, зная, что вы великий народ и царство от Бога держите, обращаемся к вам и просим вашего совета. Пошлите нам мужа книжного. И, если вы переспорите иудеев и сарацин, мы примем вашу веру.

На всяческие эпитеты и определения внимания обращать, как обычно, не будем. Люди тогда были пристрастные, да и источник — «Паннонские жития св. братьев Константина и Мефодия» — излишней объективностью не страдает. Зато зададимся вопросом: что это за хазары такие, чтобы обращаться с такою просьбою аж к византийскому императору? У них что — веры нет? Или они язычники?

Да нет, не язычники. Уже больше полувека прошло с начала реформ Обадии и официального принятия Хазарией иудаизма.

Иудаизм, как известно, крайне веротерпим. К иудеям. Все остальные религии он считает практически безбожием. Хотя и делает скидку так называемым «авраамическим» — христианству и исламу. А с врагами израилевыми — известное дело —

И предали заклятию все, что в городе, и мужей и жён, и молодых и старых, и волов, и овец, и ослов, всё истребили мечом. (Нав 6:20)

Вплоть до ослов безбожных, в общем.

Так могли ли иудейские правители Хазарии послать к императору христианскому делегацию со словами о своих «стыдных обычаях»?

Нет, конечно.

Оное же соображение касается и «сарацин». Уж чего-чего, а принцип «всё истребить мечом», что не в рамках «истинной веры», Мухаммед взял из Торы полностью. Разве что опять-таки с послаблениями для «авраамических» религий или, в мусульманских понятиях, «религий Книги».

Таким образом, правильного учения взыскал кто-то ещё, кому досаждали прозелиты и той, и другой религий. Судя по логике жизни, какие-то язычники, на которых с двух сторон оказывали давление иудеи и мусульмане.

Кто это? Какие-нибудь «чёрные» хазары? Кочевники? Аланы? Болгары?

Нет. Во-первых, никакие кочевники к таковому призыву просто не готовы ментально. Даже если они вообще знают, кто такой император византийский и во что он верует, — то к организации посольства они едва ли способны. Их слишком много, и они слишком разные. На кошевом сходе они за него проголосуют, что ли? Максимум, что можно допустить — некая элита некоего кочевничьсго прайда послала делегатов к грекам. Но… к самому императору? А тот сразу отправил в степь своего тогдашнего Ломоносова?

Не верится. Это явно должна была быть сила, ромеям известная. И известная не с лучшей стороны — чтобы ради обращения её в безопасную единоверческую силу не лишним было бы послать к ним даже академика.

Во-вторых, это не болгары и не аланы. Те частично были уже или изгнаны из империи, или загнаны в неё так, что и не дёргаются. А большею частью вовсе переселены в степи, где образовали общность, ныне известную под именем салтово-маяцкой археологической культуры.

В-третьих, это вообще не поддаштые каганата. Ибо никакие сарацины по отношению к таковым прозелитическую политику вести не могли. По той простой причине, что были очень серьёзно вырезаны совсем недавно, в 854 году, в рамках всекаганатской кампании гонений на мусульман. А уж чтобы в Хазарию приходили мусульмане извне да так досаждали подданным кагана, что они от злости захотели принять христианство, — это уж вовсе представить себе невозможно.

Словом, это кто-то, стоящий в относительной свободе от каганата, хотя и остающийся в рамках империи. Вассал, яснее говоря.

Вот что рассказывает об этой миссии средневековый автор Гавдерик:

…Философ отправился в путь и, прибыв к тому народу, к которому был послан (ad gentem illam, ad quam missus fuerat, veniens), при содействии Искупителя всех Бога, проповедью и убедительностью своего красноречия отвратил от заблуждений всех тех, кого пленило неправоверие как сарацин, так и иудеев (…convertit omnes illos ab erroribus, quos tarn de Saracenorum, quam de Judeorum perfidie retinebat). Утверждённые в кафолической вере и наставленные, они с великой радостью благодарили Всемогущего Бога и Его служителя Константина Философа. Сверх того, они послали императору письмо, благодаря его, что он постарался обратить их к истинной и кафолической вере и утверждая, что они за это всегда останутся вернейшими подданными его власти (affirmantes se ob cam rem imperio ejus eempersubditos et fidelissimos de cetero velle manere).

Это, конечно, красивости и вообще пропаганда, но деталь очень иллюстративная. Объявить себя подданными византийского императора подданные хазарского кагана никак не могли. Это — государственная измена. С последующим испытанием на прочность анальных мышц. На колу.

А вот некие вассалы по договору… Что ж, они могут выбирать нового сюзерена, ежели прежний стал превышать установленные в договоре правовые нормы. Как бы то ни было, принципиально здесь одно обстоятельство. Константин зачем-то поехал диспутировать о вере в Хазарию. Где, казалось бы, давно уже господствовал иудаизм. И потому лезть туда с евангельскими проповедями было по меньшей мере бессмысленно.

Не означает ли это, что Константин поехал убеждать в правоте веры Христовой какой-то другой народ, находившийся тогда в составе Хазарского каганата?

Какой же?

Давайте внимательно вглядимся в ещё одну историю, связанную с этой поездкой.

Оказывается, Кирилл по пути в Хазарию останавливался в Херсонесе. Там он —

— …абие научился жидовстей беседе и книгам… преложив осмь частей грамматики, и оттого получив разумение… Самаринян некой ту живеаше. И, приходя к нему, стязаше ся с ним и принесе книги самарянския и показа ему. И испрошь я у него, философ затвори ся в храмине и на молитву ся преложи. И от Бога разум прием, чести начат книгы без порока. Видев же самарянин, възъпи великим гласом и рече: воинстину, иже в Христа веруют, вскоре Дух Святый приемлют и благодать. Сыну же его абие крьщьшоу ся и сам ся крьсти по нем.

Это странный эпизод. Ведь если трезво подумать, то и кроткому грамотному самаритянину откуда в Херсонесе взяться? Их к данному времени всего-то несколько сотен оставалось! Особенно после двух восстаний против Византии же. А их письменность? Это же каляки-маляки какие-то, а не буквы! Нет, Кирилл, возможно, и гений, — но за вечер-другой древнеарамейского, да ещё диалектного, точно не изучить. Особенно в условиях продекларированного незнания дотоле нашим лингвистом «жидовстей беседы». Которую, кстати, он вообще-то должен был знать. Хотя бы как человек, прошедший обучение у лучших учителей Константинополя, а затем ставший священником-иереем и хартофилаксом. То есть хранителем библиотеки при соборе Святой Софии. Это было естественно для такого человека — ведь иврит наряду с латынью и греческим считался одним из священных языков церкви.

Но дальше идёт важный и принципиальный кусок:

И обрет же ту Евангелие и Псалтирь роушькими письмены писано, и человека обрет глаголюща тою беседою, И беседовав с ним и силу речи npieм, своей беседе прикладаа различии письмен, гласнаа и согласнаа, и к Богу молитву дрьжа, и вьскоре начат чести и сказовати. И дивляху ся ему, Бога хваляще.

Что это за «роушькие письмена»? Нынешние, наши, славянские?

Хотя… Согласимся, было бы странно, если бы создатель славянской письменности ознакомился с оною ещё до своего вклада в её появление…

Но это не единственный червь сомнения.

Отметим: Константин-Кирилл — родом из Солуни. Которая ныне Салоники. То есть из мест славянских. Даже точнее — славяно-болгарских. Все обозреватели признают единогласно, что славянский язык он знал, не мог не знать. Во-первых, Солунь тогда была двуязычной, ибо фактически входила в сферу притяжения сильной тогда Болгарии ханов Крума и Омуртага. Во-вторых, многие источники вообще говорят о болгарской этнической принадлежности создателей славянской письменности. Болес того: собственно, изобретённый ими церковнославянский язык базируется на болгарском (в смысле, славянском болгарском).

Кроме того, повторюсь, славян Византия хорошо знала. К IX веку она не только пережила их натиск, не только провела с ними безмерное количество войн и войнушек, но и вынуждена была уступить им громадные собственные территории для расселения. Побережье Адриатики, Балканы, Эллада, Крит, значительные пространства в Малой Азии, даже участки в Сирии заселены ими. Если бы «роушькие письмена» были славянскими, образованный византийский книжник их узнал бы немедленно. После чего, естественно, ни к чему было уже создавать славянскую азбуку. Да и где, скажите, найдётся такой вменяемый учёный, который станет изобретать то, что уже кем-то создано? Он же не пиарщик в найме у владельцев этих неведомых «русских письмен», чтобы продвигать их продукцию в Болгарии, Моравии и среди прочих славян. Так что вновь любители безбрежного славянства оказываются не в ладу с логикой, когда заявляют, что Кирилл с Мефодием, дескать, лишь переписали то, что им открыл неведомый великий славянский грамотей в Крыму.

Точно так же Кирилл узнал бы письмена, если бы они были арабскими, тюркскими, латинскими и так далее. Эти языки неизбежно были ему знакомы, даже если бы он не умел на них говорить.

А отсюда — простое следствие. Раз этот выдающийся лингвист не сразу освоил русскую речь, а вынужден был применить приёмы лингвистической и грамматической аналитики, как в случае с языком еврейским, и молитву к Богу, как при изучении самаритянского диалекта, — следовательно, он не знал русского языка. В результате Константину Философу пришлось отдельно изучать «роушькие письмена», пользуясь текстами, знакомыми ему на родном языке.

Иными словами, русский язык — не греческий и не славянский. Во всяком случае, во времена Кирилла — иначе ему незачем было бы ломиться в открытую дверь и изобретать письменность, которая уже существовала.

Кого же не знала империя в IX веке?

Того или тех, с кем она не соприкасалась или соприкасалась мало.

Кто же это?

Это не франки и не другие пароды варварских германских королевств. Франки, готы, бургунды, лангобарды — с ними империя имела вполне знаменитые войны и вполне нормальные дипломатические отношения. Опа даже утверждала их королей и императоров. В какой-то мере это были «свои» народы.

А вот чужими и незнакомыми для Византии могли быть только пароды, жившие по ту сторону древнего римского лимеса. К тому же народы, с точки зрения Империи, не государственные — с кем она не вела дело. Исключая, понятное дело, хазар, венгров, печенегов — ибо с ними она дела вела.

А за этим исключением остаются для неё чужими и неизвестными только балты, финны и —

— и русы.

Ещё раз прочтём:

И обрет же ту Евангелие и Псалтирь роушькими письмены писано, и человека обрет глаголюща тою беседою.

Любой профессионал информационной деятельности знает: привлечение некоего понятия в текст, с этим понятием не связанный, — всегда не случайно. Поэтому «русский» здесь — очевидный отблеск истинной миссии Константина.

А вот ещё отблеск. В ходе беседы о мире и вере философ просит кагана:

«Дай мне сколько имеешь здесь пленников. Это мне больше всех даров», —

— после чего 200 пленников ему и отдали.

Откуда они здесь? И кто их ранее пленил? Ведь хазарский каган с греками не воевал. А вот русы…

1.3.6. Посол с агреманом и Евангелием

Да, а еще Кирилл «200 чадий» крестил. Неизвестно, правда, кто были эти «чадии». По тот же Фотий всего 7 лет спустя после нападения русов на Константинополь в своём послании восточным патриархам говорит следующее:

…даже для многих многократно знаменитый и всех оставляющий позади в свирепости и кровопролитии, тот самый так называемый народ Рос — те, кто, поработив живших окрест них и оттого чрезмерно возгордившись, подняли руки на саму Ромейскую державу! Но ныне, однако, и они переменили языческую и безбожную веру, в которой пребывали прежде, на чистую и неподдельную религию христиан… поставив в положение подданных и гостеприимцев вместо недавнего против нас грабежа и великого дерзновения. И при этом столь воспламенило их страстное стремление и рвение к вере… что приняли они у себя епископа и пастыря и с великим усердием и старанием встречают христианские обряды.

В византийском «Жизнеописании императора Василия» середины X в. приводится даже сообщение о направлении в 70-х годах IX века на Русь греческого архиепископа патриархом Игнатием.

Вот как это выглядело, судя по данным Продолжателя Феофана:

Щедрыми раздачами золота, серебра и шелковых одеяний он склонил к соглашению неодолимый и безбожный народ росов, заключил с ними мирные договоры, убедил приобщиться к спасительному крещению и уговорил принять рукоположенного патриархом Игнатием архиепископа, который, явившись в их страну, стал любезен народу таким деянием.

Однажды князь этого племени собрал сходку их подданных и воссел впереди со своими старейшинами, кои более других по многолетней привычке были преданы суеверию, и стал рассуждать с ними о христианской и исконной вере. Позвали туда и иерея, только что к ним явившегося, и спросили его, что он им возвестит и чему собирается наставлять. А тот, протягивая священную книгу божественного Евангелия, возвестил им некоторые из чудес Спасителя и Бога нашего и поведал по Ветхому завету о чудотворных Божьих деяниях.

На это росы тут же ответили: «Если сами не узрим подобного, а особенно того, что рассказываешь ты о трёх отроках и печи, не поверим тебе и не откроем ушей речам твоим». А он, веря в истину Рекшего: «Если что попросите во имя моё, то сделаю» и «Верующий в меня, дела, которые творю я, и он сотворит и больше сих сотворит, когда оное должно свершиться не напоказ, а для спасения душ», сказал им: «Хотя и нельзя искушать Господа Бога, но если от души решили вы обратиться к Богу, просите, что хотите, и все полностью ради веры вашей совершит Бог, пусть мы жалки и ничтожны».

И попросили они бросить в разложенный ими костёр саму книгу веры христианской, божественное и святое Евангелие, и если останется она невредимой и неопалённой, то обратятся к Богу, им возглашаемому. После этих слов поднял иерей глаза и руки к Богу и рёк: «Прославь имя твоё, Иисус Христос, Бог наш в глазах всего этого племени», — и тут же метнул в пламя костра книгу святого Евангелия. Прошло немало времени, и когда погасло пламя, нашли святой том невредимым и нетронутым, никакого зла и ущерба от огня не потерпевшим, так что даже кисти запоров книги не попортились и не изменились. Увидели это варвары, поразились величию чуда и уже без сомнений приступили к крещению.

Не будем обсуждать физическую возможность подобного чуда. Важно отметить византийскую традицию описания данного процесса: русов очаровывало лишь чудо, на нём они ломались и превращались в агнцев. И в этой связи любопытны ещё несколько чудес, явленных в ту же $поху.

Вот, например, что рассказывает агиографический памятник «Житие Стефана Сурожского»:

По смерти же святаго мало лѣтъ миноу, прiиде рать великароусскаа изъ Новаграда князь Бравлинъ силенъ зѣло, плѣни отъ Корсоупя идо Корча, съ многою силою прiиде к Соурожу, за 10 дьiни бишася злѣ межоу себе. И по 10 дьнiй вниде Бравлинъ, силою изломивъ желѣзнаа врата, и вниде въ градъ, и земъ мечь свой. И вниде въ церковь въ святую Софiю, и разбивъ двери и вниде идѣже гробь святаго, а на rpoбѣ царьское одѣало и жемчюгь, и злато, и камень драгый, и кандила злата, и съсудовъ златыхъ много, все пограбиша. И в томъ часѣ разболкся, обратися лице его назадъ, и лежа пѣны точаше, възпи глаголя: «Великъ человѣкъ свять есть, ижезде, и оудари мя по лицу, и обратися лице мое назадъ». И рече князь боляромъ своимъ: «Обратите все назадъ, что осте взяли». Они же възвратиша все, и хотѣша и князя пояти оттуду. Князь же възпи, глаголя: «Не дѣите мене да лежу, изламати бо мя хощеть единъ старъ свять моужь, притисну мя, и душа ми изити хощеть». И рече имъ: «Скоро выженѣте рать изъ града сего, да не възметь ничтоже рать». И излѣзе изъ града, и еще не въетаняше, дондеже пакы рече князь боляромъ: «Сiи възвратите все, елико пограбихомъ священный съсоуды церковный и Корсоуни и в Керчи и вездѣ. И принесите cѣмo все, и положите на гробѣ Стсфановѣ». Они же възвратиша все, и ничтоже ceбѣ на оставиша, но все принссоша и положиша при гробѣ святаго Стефана. И пакы въ ужасѣ, рече святый Стефанъ къ князю: «Аще не крестишися въ церкви моей, не възвратишися и не изыдеши отсюдоу». И възпи князь глаголя: «Да прiидоуть попове и крестят мя, аще въстану и лице мое обратится, крещуся». I прiидоша полове, и Филареть архiепископъ, и молитву сътвориша надъ княземъ. И крестиша его въ имя Отца и Сына и Святаго Духа. И обратися лице его пакы. Крестиша же ся и боляре вси, но еще шiа его боляше. Попове же рекоша князю: «Обещайся Богоу, елико отъ Корсуня до Корча что еси взялъ плѣнникы моужи и жены и дѣти, повели възвратити вся». Тогда князь повелѣ всѣмъ своимъ вся отпустиша кождо въ своясiи. За недѣлю же не изиде изъ церкви, донелиже даръ даде великъ святомоу Стефану, иградъ, и люди, и поповъ почтивъ отьиде. Ито слышавше инiи ратнiи и не cмѣaxy наити, аще ли кто наидяше, то посрамленъ отхождааше.

Суть дела понятна, а обстоятельства таковы.

Стефан Сурожский был епископом Сугдси, которая в древнерусской традиции называлась Сурожем, а ныне это наш симпатичный город Судак. Считается, что он родился в 700–710 годах. В уже пожилом возрасте участвовал в VII Вселенском (или 2-м Никейском) соборе, где «отменялось» иконоборчество. Последнее важно, ибо само «Житие» посвящено в основном как раз тому, как стойко Стефан боролся за иконы и за их почитание.

Умер святой около 787–790 гг., после чего его мощи поместили на алтаре храма Св. Софии в Суроже.

По мнению первого публикатора и исследователя этого текста В. Г. Василевского, начальное житие было создано практически тогда же — на рубеже VIII–IX вв. Следовательно, нападение Бравлина можно датировать временем от 790-го до максимум 800 года.

И вот тут мы попадаем в первую ловушку: никакого Новгорода тогда не существовало даже в проекте. Следовательно, речь идёт о каком-то другом городе. Под ним многие исследователи понимают Неаполь Крымский, бывшую столицу бывших скифов, чьи развалины сегодня находятся возле Симферополя. Но это утешение для бедных энтузиастов. Ибо Неаполя Скифского УЖЕ не существовало — его разрушили готы ещё в III веке.

Вторая ловушка заключается в том, что имя Бравлин до сих пор так и не получило надёжной этимологизации. Строго говоря, нам неизвестно, кто это такой, и в истории он больше никогда не всплывает. За исключением, правда, одного смутного намёка:

Иже и преже Рюрикова пришествия в словенскую землю, не худа бяша держава словенского языка; воинствоваху бо и тогда на многие страны, на Селунский град и на Херсон и на прочих тамо, якоже свидетельствует нечто мало от части в чудесах великомученика Дмитрия и святого архиепископа Стефана Сурожского.

Прозвучал сей намёк в так называемой «Степенной книге» XVI века, то сеть того времени, когда царь Иоанн IV Грозный начал обосновывать древность своего рода и его восхождение еще к римским цезарям. Прелюбопытно в этой связи, что и русская редакция «Жития Стефана Сурожского» возникает… ага, в XVI веке! Правда, подразумевается, что в основе рассказа лежит текст XV века, но принципиально это дела не меняет. Дедушка Иоанна Грозного, тоже Иоанн Грозный, только по номеру на единичку мспыпий, сам активно занимался созданием не только повой империи, но и сё истории. Это ведь при нём вместе с племянницей последнего византийского императора Константина XI Палеолога, ставшей в ноябре 1472 года женой великого князя, Русь заодно перехватила и идеологическое наследство Византийской империи. Двуглавый орёл, «Третий Рим», звание царя вместо великого князя — это всё тогда. Болес чем вероятно, что тогда же на Русь попало и «Житие Стефана Сурожского». В греческом оригинале.

В котором… — догадаетесь?

Да. В греческом оригинале никакого князя Бравлина не упоминается..

Наконец, третья ловушка находится в самом тексте. Болезненные приключения лишённого законной добычи Бравлина очень сильно напоминают другие. Которые, по забавному совпадению, устраивает другому русскому вождю другой святой покойник — Георгий Амастридский…

Это был в высшей степени благочестивый человек, который родился около 750–760 гг., а скончал дни свои примерно в 802–807 гг. Сын уже престарелых родителей, он весьма прилежно учился, затем некоторое время подвизался в отшельничестве в пещере на вершине Лфиосирикийской горы. Когда подвижническая слава его стала велика, он был избран епископом Амастриды. Приэтом говорят, послы от города, услышав первоначальный отказ от такой чести, насильно вытащили святого из пещеры и увезли занимать кафедру.

Там он совершил много достойных дел. В частности, спас город от захвата арабами, когда с молитвой обошел городские стены и обеспечил их неприступность. И этот эпизод тоже важен, ибо опять мучительно напоминает нечто подобное…

А уже после мирной кончины заслуженного святого на его город напали некие «росы»:

Было нашествие варваров, росов — народа, как все знают, в высшей степени дикого и грубого, не носящего в себе никаких следов человеколюбия. Зверские нравами, бесчеловечные делами, обнаруживая свою кровожадность уже одним своим видом, ни в чём другом, что свойственно людям, не находя такого удовольствия, как в смертоубийстве, они — этот губительный и на деле, и по имени народ, — начав разорение от Пропонтиды и посетив прочее побережье, достигнул наконец и до отечества святого, посекая нещадно всякий пол и всякий возраст, не жалея старцев, не оставляя без внимания младенцев, но противу всех одинаково вооружая смертоубийственную руку и спеша везде пронести гибель, сколько на это у них было силы. Храмы ниспровергаются, святыни оскверняются: на месте их алтари, беззаконные возлияния и жертвы, то древнее таврическое избиение иностранцев, у них сохраняющее силу. Убийство девиц, мужей и жён; и не было никого помогающего, никого, готового противостоять…

А вот далее и происходит нечто, до боли напоминающее страдания несчастного Бравлина. Согласно «Житию», росы тоже попытались вскрыть гроб святого. Правда, на сей раз у главного богохульника не лицо перевернулось, а руки отнялись. Ошарашенные таким нарушением законов природы варвары запаниковали, но тут местный христианин посоветовал им обратиться к христианскому богу. И как только росы почтили оного, их руки обрели подвижность.

Почему беспомощностью врагов не воспользовались ромеи, дабы порубить их тут же в капусту, не сообщается.

Во всяком случае, заканчивается всё миром и благоволением:

Варвар, поражённый этим, обещал всё сделать как можно скорее. Дав вольность и свободу христианам, он поручил им и ходатайство перед Богом и пред святым. И вот устраивается щедрое возжжение светильников, и всенощное стояние, и песнопение; варвары освобождаются от божественного гнева, устраивается некоторое примирение и сделка их с христианами, и они уже более не оскорбляли святыни, не попирали божественных жертвенников, уже не отнимали более нечестивыми руками божественных сокровищ, уже не оскверняли храмы кровью. Один гроб был достаточно силён для того, чтобы обличить безумие варваров, прекратить смертоубийство, остановить зверство, привести [людей], более свирепых, чем волки, к кротости овец и заставить тех, которые поклонялись рощам и лугам, уважать Божественные храмы. Видишь ли силу гроба, поборовшего силу целого народа?

Текст приводится снова по В. Г. Васильевскому. Этот учёный —

— пришёл к выводу, что автором памятника был известный агиограф диакон Игнатий (770/780 — после 845 гг.).

А это, в свою очередь, позволяет датировать инцидент в Амастридской церкви периодом с 810 по 842 год.

Впрочем, не все исследователи с этим согласны. И смущают их примерно такие же детали, что проявляли себя в предыдущем житии. Некоторые сомневаются в авторстве Игнатия. Другие обращают внимание на странность композиции — эпизод с росами приведён уже после основного рассказа о жизни и чудесах св. Георгия. Третьи, как и я, видят слишком много сходства с другими литературными памятниками — например, с обращениями патриарха Фотия, которые будут приведены чуть ниже. Наконец, четвёртые указывают на то, что упоминание росов в «Житии Георгия Амастридского» является изолированным явлением в грекоязычной литературе вплоть до 860 годов и прямо противоречит посылу Фотия, что росы были «незнамениты» и едва ли не жалки до своего знаменитого нападения на Константинополь. Ну, вот, например, эта оппозция:

росов — народа, как все знают, в высшей степени дикого и грубого, не носящего в себе никаких следов человеколюбия. Зверские нравами, бесчеловечные делами, обнаруживая свою кровожадность уже одним своим видом, ни в чём другом, что свойственно людям, не находя такого удовольствия, как в смертоубийстве, они — этот губительный и на деле, и по имени народ, —

— и:

Народ незаметный, народ, не бравшийся в расчёт, народ, причисляемый к рабам, безвестный — но получивший имя от похода на нас, неприметный — но ставший значительным, низменный и беспомощный — но взошедший на вершину блеска и богатства…

Очевидные смысловые противоречия. Причем диаметральные настолько, что кто-то один явно должен врать. Фотий — вряд ли: он, вообще говоря, был свидетелем нашествия. Игнатий? А зачем ему возвеличивать некий неизвестный народ хотя бы и в зверствах? Фотий не знал, что русы нападали на Амастриду? И никто из переживших его ему не рассказал? Не рассказал и о чуде — тоже?

Напомню: описанное нападение означало боевые действия на огромном пространстве в течение не менее чем месяца. То есть не о локальном набеге, а о серьёзной войне.

Кроме того, описанная картина предусматривает прохождение флота русов мимо Константинополя и по Босфору — иначе как попасть из Мраморного моря в Чёрное? А это, в свою очередь, означает, что каким-то образом из состава противодействующих сил должен был быть исключён византийский флот. К тому же и византийская армия должна находиться где-то достаточно далеко, чтобы в течение двух-трёх недель не успеть к району боевых действий.

Таким образом, после такой интервенции и таких жертв, как оно описано в «Житии Георгия Амастридского», о русах не могли вспоминать как о «народе незаметном, народе, не бравшемся в расчёт».

Ничего себе незаметность — месяц безнаказанно разорять Римскую империю! И уж, конечно, случись такая война до 860 года, Фотий никак не мог бы назвать народ, се устроивший, «получившим имя от похода на нас», имея в виду поход 860 года.

Зато как раз такие условия сложились именно во время нападения русов на Константинополь в 860 году…

Словом, когда исследователи приводят доводы, что данный кусок — позднейшая вставка в источник, в целом аутентичный и современный описываемым событиям, — я склонен разделить это мнение. Даже более экспрессивно: никакого нападения на Амастриду не было, а отнявшиеся руки и полное благодарных слёз с обеих сторон примирение — лишь попытка добавить святому святости. Для чего был взят материал из более поздних событий.

Итак, что же мы можем заключить из сведений, полученных от византийцев, если опустить всякую лирику о зверствах и физиологические чудеса?

А получим мы вот что.

Русы — народ морской и воинственный. Но без единого начальника, то есть являющий собою конгломерат относительно самостоятельных банд во главе с «полевыми командирами».

В то же время русы делятся на «племена», у которых есть князья и старейшины. А главное — территориальная привязка, некое постоянное место пребывания, куда можно было направить и переговорщиков, и крестителей.

Что же это за место?

1.3.7. Место, где не горят Евангелия

Судя но тому, как принято вести боевые действия и как подсказывает история военного дела, русы должны были собирать флот для нападения на Константинополь в 860 году… где?

Очевидно, возле устий рек, которые текут к морю из глубин таинственной Скифии.

Таких, куда можно приплыть из потенциально русами населяемых земель, только одно — Днепро-Бугский лиман.

Разговоры о сборе флота в Киеве — гиль: не было ещё Киева. Или была на его месте хазарская же фортеция. По той же причине — не было русов там в данном времени — нет смысла рассматривать устье Днестра.

Но сборы флота в районе лиманов — заведомый провал операции: там постоянно торчат рыбаки из византийского Херсонеса, так что никакой внезапности получиться не могло бы. А внезапность была — иначе император не ушёл бы на войну на востоке, оставив столицу.

Дон впадает в Азовское море. Значит, тоже не подходит. А Кубань… Она уже не из русских мест течёт.

Не из русских?

Русы имеют в своей земле серебряный рудник, подобный серебряному же руднику, находящемуся в горе Банджгира, в земле Хорасана.

Это ал-Масуди пишет. У него вообще много красочных сведений о русах. Не всегда они понятны, не всегда логичны. Но данный отрывок позволяет достаточно надёжно локализовать землю русов по наличию серебряного рудника. Ибо серебряных рудников много не было, а на территориях, которые мы хотя бы теоретически можем отнести к тем, где бытовали русы (т. е. на Восточно-Русской равнине), — нет вовсе. Кроме одного. И не на равнине. Замечательно, что из всех возможных районов локализации русов серебряные рудники в их времена наличествовали только на Кавказе:

Главным образом по cѣв. его склону въ областяхъ Кубанской (Худесское мѣсторождение) и Терской (Садонскiй рудникъ)…

Специально взял «Энциклопедически словарь» Брокгауза и Ефрона, дабы не искажать картину позднейшими советскими геологическими открытиями.

Садопский рудник мы трогать не будем — это район Владикавказа, далековато от любых разумных локализаций руси. А вот Худссский — это Карачаево-Черкессия, аккурат верховья Кубани. Конечно, это тоже не территория руси, как мы привыкли понимать слово «территория» ныне. Но в том подвижном мире, где —

— никто кроме них (Русов) не плавает по нему —

— территория считалась того, кто был в состоянии до нее добраться и пользоваться. При нужде давая в репу иным претендентам. Хотя бы и местным. И русы, которые по рекам ходить умели, а дрались вообще лучше всех, это себе позволить могли. Так что, в общем, резьба Рсдсди князем Мстиславом имела не только молодеческий, но и сугубо экономический характер. А также давние исторические традиции.

Так что дорожка (голубая) — прямая (то есть как раз наоборот, с изгибами-излучинами, по это неважно): по Русской реке, по коей никто больше не плавает, до её верховьев, где есть принадлежащий русам серебряный рудник. Но только дорожка эта прямо и безальтернативно требует помещения русов на реку Кубань. А значит, на тот самый Таманский полуостров-остров, на котором Кубань даст множество прелестных заводей, где так славно устроить базу для флотилии.

А теперь есть смысл процитировать отрывок полностью:

В верховьях хазарской реки есть устье, соединяющееся с рукавом моря Найтас, которое есть Русское море; никто кроме них (Русов) не плавает по нему, и они живут на одном из его берегов. Они образуют великий народ, не покоряющийся ни царю, ни закону; между ними находятся купцы, имеющие сношения с областью Бургар. Русы имеют в своей земле серебряный рудник, подобный серебряному же руднику, находящемуся в горе Банджгира, в земле Хорасана.

Что Хазарская река (как считают, Волга, но с куда большим основанием ею может быть Терек) где-то соединяется с некою рекою (опять же многие считают, что это Дон, что просто глупо) — это у арабов дежурное место. Люди стороны света путали, что уж там. Но вот всё остальное в их описаниях указывает на то, что Русская река, она же рукав моря Найтас, — это та самая наша Кубань. И значит, Остров русов — это таки Тамань. И русы живут тут на берегу моря, по которому и плавают. И плавают в том числе в земли болгар, под которыми мы можем понимать и волжских, и дунайских, и тем более кавказских, подданных Хазарии. Ибо Масуди их добросовестно путал. И на данный момент (момент создания информации, попавшей к Масуди) у русов этих нет ни царя, ни государства. То есть находятся они в некоей стадии вольного пиратства — то ли в силу ослабления рядом лежащей Хазарии, то ли в результате какого-нибудь восстания — например, того же пресловутого Х-л-гу. Но это опционально — мало ли периодов безвластия и межвластия может случаться в местах, где множество пиратов имеют хорошие убежища, внеконкурентный флот и месторождение серебра под боком…

Что же, значит, в качестве потенциально русской морской базы могла служить Тамань? Тмутаракань тогдашняя?

И тут сам собою просится на анализ знаменитый тезис восточных авторов о том, что русы живут на некоем своём «острове русов». Что это такое может быть?

Что же касается ар-Русийи, то она находится на острове, окружённом озером. Остров, на котором они (русы) живут, протяжённостью в три дня пути, покрыт лесами и болотами, нездоров и сыр до того, что стоит только человеку ступить ногой на землю, как последняя трясётся из-за обилия в ней влаги.

Так написано в сочинении Ибн-Русте, одного из важнейших арабских авторов для темы истории Древней Руси, под названием «Дорогие ценности».

Ему вторят другие восточные авторы:

Русь находится на острове, окружённом озером. Остров размером в три перехода, покрыт лесами и болотами, нездоров и сыр. В то же время у них много городов, и живут они привольно.

Остров не большой и не маленький, с болотистой почвой и гнилым воздухом…

Место то лесистое и труднодоступное, и никогда ни один человек не достигал того места…

И так далее. Можно сказать — с перепевами, ибо у древних арабских авторов было принято «заимствовать» сведения друг у друга, добавляя к ним что-то своё по ходу дела. Или уточнённое, актуализированное при общении с кем-то, кто более полно знает о предмете.

Кроме того, арабы в своих сочинениях о неведомых землях любили опираться на античные источники — было очень авторитетно тогда сослаться на мнение древнего автора. По отношению к ним — древнего. Как у нас на мните какого-нибудь академика. В общем, желание опереться на былые авторитеты для поддержания авторитета собственных умозрений было распространено.

Этим очень часто объясняется противоречивость сведений из арабских источников, с чем мы уже встречались и ещё встретимся. Вот как здесь:

размером в три перехода —

— и —

— у них много городов, и живут они привольно.

Три перехода — это километров 90. Не маловато ли для привольной жизни во многих городах? Не коррелируется ли это с известиями из «Худуд ал-Алам», географического трактата 982 года неизвестного персоязычного автора, и из второго рассказа Ибн Ийаса, в которых никакого острова для русов нет?

Или другой пример. У процитированного Ибн Русте (и в другой, тоже самой ранней редакции Мутаххара ал-Мукаддаси) остров русов помещается посреди озера. А в текстах более поздних авторов мы уже видим море. И даже замечаем, как и когда это произошло: ещё один автор, Ал-Марвази, дал оба варианта. Видно, не мог выбрать…

Наконец, и само слово «остров» даётся в таком варианте, который, что называется, позволяет выбирать: «джазира» может толковаться и как остров, и как полуостров, и даже как междуречье.

Впрочем, последнее как раз и открывает нам путь к расшифровке этого загадочного топонима…

Ещё один ключ нам даёт время.

По заключению исследователей (А. Я. Гаркави, которое, кажется, никто не опроверг), Ибн-Русте писал свой текст в 930-х годах. Правда, многие его сведения, в частности, о славянах и руссах, как считается, восходят ко второй половине IX века. Но это важно для историков, которым важны именно сведения, — а для любого аналитика очевидно, что автор, выпуская в свет свой текст, всегда стремится дать в нём наиболее свежую информацию.

Таким образом, нижняя граница для появления «острова русов» — 930-е годы. Всё, что писалось далее — те самые «перепевы» и актуализация информации, благодаря которым, в частности, в источниках и появилось «море».

Где же мог находиться этот самый остров русов?

Опять же не будем привлекать долгую историю его поисков историками. В ней есть много замечательных, спорных, а подчас и забавных страниц, но нам сейчас это неинтересно. Ибо мы ответ уже знаем. Остров русов, очевидно, находится там же, где… сами русы.

По поводу же местонахождения русов мы можем говорить уверенно. Это прежде всего сама Русь. В 930-е годы это территория от Ладоги до Киева и от Волыни до Волги в районе нынешнего Ярославля. Военная же активность русов распространяется до Константинополя, Азербайджана, Польши и Карелии.

Никакого острова в три перехода диаметром эта локализация, очевидно, не даст.

Тогда у нас есть второй вариант. Он исходит от весьма обоснованного исторически, лингвистически и археологически предположения, что русы есть люди скандинавского происхождения. Возможно, их остров — это Скандинавия и есть? Тем более что арабы прекрасно знали труды Птолемея, а этот знаменитый античный географ так и писал, что на просторах северного океана —

— расположен остров по имени Скандза.

Ему вторили римский географ I в. н. э. Помпоний Мела и уже известный нам певец готской истории Иордан. Остров этот они помещают в Коданский залив, который сегодня идентифицируют с Гданьским. Иными словами, оба автора верно указывают на Балтику.

Могли ли, однако, арабы иметь в виду Скандинавию? Лично я долгое время думал именно так. Птолемея они уважали, про заполярную Лапландию, недоступную древним географам, но на деле превращающую остров Скапдзу в Скандинавский полуостров, они не ведали, да и универсальное слово «джазира» — что означает, в частности, «полуостров» — вполне корректирует их ошибку, если это было ошибкою.

Однако есть значительные минусы и у этого предположения. Скандинавия ни в коем случае не производит впечатления болотистой местности. Уже подплывая к ней, ты видишь обилие камня — от островков в шхерах до могучих скал в обрамлении фьордов. Три дня пути — тоже маловато: если уж арабские авторы знали от кого-то про болота и леса, то оный кто-то уж точно ведал, что Скандинавия значительно обширнее площадью, нежели место, которое можно форсировать в три перехода. Во всяком случае, слова —

— не большой и не маленький —

— к могучей Скандинавии никак не подходят.

Где же у нас ещё могут быть русы, чтобы в месте той их локализации попытаться отыскать их «остров»?

Снова на помощь приходят восточные авторы. Один из них, ал-Идриси, описывая рукав реки Атила, говорит, что он впадает в Чёрное море:

Один её рукав (кием) течет до города Матраха и впадает в море между ним и городом Русийа.

Ну, с передовыми воззрениями на географию, согласно которым один из рукавов реки Волга впадает в Чёрное море, мы сейчас спорить не будем. Впадает и впадает, вольно ему. А вот какая-то Русийа в пространстве между Волгою и Чёрным морем весьма интересна. Особенно если принять во внимание, что море как раз в те времена звали аккурат «Русским».

В этом же выдающемся своём сочинении — «Нузхат ал-муш-так» — ал-Идриси довольно точно даёт расстояние до этой неизвестной Русийи:

…от него —

— имеется в виду Трапезунд —

— до устья реки Дану (Дунай), пересекая море на лодке, девять дней морского плавания. От Атрабзунда, пересекая море, [до] Русийа пять дней морского плавания.

Если промерить соответствующие расстояния, то мы обнаружим, что от Трабзона до устья Дуная 955 км. Взяв циркуль и отмерив половину этого расстояния, мы найдем на другом конце радиуса Синоп на южном берегу моря, где адмирал Нахимов славно разгромил турецкий флот. Но на Русийю это достопамятное место явно не походит. Зато на северном берегу лежит местность, в которую некогда бежали после поражения русские корабли. На неё указывает византийский император Иоанн Цимисхий, урезонивая распоясавшегося князя Святослава:

Полагаю, что ты не забыл о поражении отца твоего Ингоря, который, презрев клятвенный договор, приплыл к столице нашей с огромным войском на 10 тысячах судов, а к Киммерийскому Боспору прибыл едва лишь с десятком лодок.

Да. Киммерийский Боспор — это нынешний Керченский пролив. Имешю до него пять дней плавания от Трабзона — 476 км против 955. И именно на азиатском его берегу нам известно из истории и твердо локализуется древнерусское Тмутараканское княжество.

Да, по при чем тут «остров»? Таманский полуостров всегда был полуостровом…

Однако не будем торопиться.

Вот, скажем, знаменитый наш создатель первой русской летописи преподобный Никон, спасаясь от преследований великого князя Изяслава Ярославича, бежит в Тмутаракань. Там он, желая отойти в уединение, и поселился, после чего —

— …возросло то место и образовался там славный монастырь, во всем подобный Печерскому.

Опять же — нам пока не важно, где образовался тот самый монастырь. Главное, что место под него Никон нашёл, —

— дойдя до острова…

Троп? Переносный смысл? Описка?

Может быть. Но вернёмся-ка мы к тому самому городу Матарха, чье имя тут уже прозвучало. Двух мнений по его поводу у историков нет: это та самая генуэзская Матрега, до того — монгольская Матрика, до того — русская Тмутаракань, до того — хазарская и византийская Таматарха. Ныне — станица Тамань. А в самом начале — античное поселение Гермонасса, принадлежавшее Боспорскому царству.

И что же у нас пишут об этом месте античные авторы?

Вот что говорит знаменитый Страбон:

Сейчас за Корокондамой —

— это тогда деревня, расположенная у выхода из Керченского пролива в районе мыса Тузла —

— морской путь идёт на восток. В ста восьмидесяти стадиях от неё находится Синдский порт и город, затем в четырёхстах — так называемые Ваты, селенье с гаванью.

180 стадиев — это от 28 до 33 км. В зависимости от длины того стадия, который имел в виду Страбон. Ибо, как мы уже видели на примере Геродота, данные меры длины могли быть разной… э-э, длины. Даже основных — две: в 157 или в 185 метров.

Впрочем, у нас ещё будет повод проверить эти данные по другим источникам. Пока же они приводят нас к устью так называемого Кизилташского лимана, который представляет собою, собственно, затопленное устье реки Кубань. Коя во времена Страбона впадала в Чёрное море.

Впрочем, впадала она в него и вплоть до начала XX века, когда река —

— не доходя 8 км до начала Ахтанизовского лимана, делилась на две части:

— Переволока — впадающая в Ахтанизовский лиман,

— старая Кубань (Джига, ныне Кубанка) впадающая в Кизилташский лиман.

Переволока же появилась в 1819 году, когда —

— жители станиц Стар. Ахтанизовской и Темрюкской прорыли в этом направлении канал, чтобы опреснить Ахтанизовский лиман, который соединили с Курчанским, у Темрюка, искусственным гирлом. Равнина перед Азовским морем ниже, чем перед Чёрным морем, потому основной скат Кубанской воды пошёл в Азовское море. Оба лимана опреснились. Джигинский, впадающий в Чёрное море, не существует. Тамань из острова стала полуостровом.

При этом —

— вода устремилась по прокопам. Ахтанизовский лиман стал пресным, течение на Курчанском гирле усилилось. Это гирло имело несколько островов. Так как прокоп не поддерживался, то он за несколько десятилетий обмелел. К1830 г. ни Переволоки, ни Темрюкского гирла уже не было.

Ахтанизовский лиман стал замкнутым озером. Десятилетием позже русла были прочищены вновь, и к 1864 г. вода в лимане стала пресной. В 1871 г. был вырыт Петрушин канал, направивший воду Кубани в Курчанский лиман. Все боковые ерики были забиты, и река расчищена от большого количества накопившихся в ней карчей.

С этого времени началось интенсивное уменьшение стока Кубани в Чёрное море через Бугазский рукав (от 67 % в 1858 г. до 1 % в 1893 г.) И соответственное увеличение её стока в Ахта-низовский лиман через Переволоку.

Соответственно Бугазское гирло сузилось с 0,5 км (1833 г.) до 50 м (1865).

Пометим:

из острова стала полуостровом.

Практически на наших глазах!

А тот же Страбон указывает, что при нём Тамань вовсе была архипелагом из пяти островов.

Почти современник древнего географа, некий Псевдо-Скимн, тоже свидетельствует: Синдская гавань, как и Гермонасса и Фанагория, находится на острове:

Затем следуют Гермонасса, Фанагория, которую, как говорят, основали некогда теосцы, и гавань Синдская, населенная эллинами, пришедшими из ближних местностей. Эти города расположены на острове, занимающем большое пространство ровной земли по Меотиде вплоть до Боспора; остров этот недоступен, с одной стороны, вследствие болот, речек и топей, находящихся на противоположной стороне (от моря), а с другой — благодаря морю и озеру.

А? Один в один с Ибн-Русте! Тут тебе и остров, и болота, и недоступность. В одном только разница — у араба в качестве населения острова фигурируют русы. Что ж, для времени создания его труда так оно, похоже, и было. Коли Игорь в 941 году бежал от «греческого огня» к Керченскому проливу, то надо полагать, у него там уже была своя, русская, база. Ибо «берегового права» в те времена никто ещё не отменял, и несчастный лишенец на десятке кораблей становился бы заслуженной добычей жителей побережья. Если они, конечно, не были своими подданными…

«Островом» Тамань оставалась и позже. Как пишет один из весьма информированных в местной истории авторов со ссылкой на генуэзского ученого Висконти, —

в XIV веке река Кубань совсем не разрезала своими рукавами Тамань, т. е. это был монолитный остров, а Кубань впадала в Чёрное море через Кизилташский и Бугазский лиманы. Благодаря этому, суда из Чёрного моря попадали в Азовский рукав, а затем и в Азовское море, минуя Керченский пролив, — этим путём пользовались греки и генуэзцы.

Итак, то, что Таманский полуостров был — и главное, виделся! — древним автором как остров, можно считать установленным. Но вот был ли он «русским»? Тмутараканское княжество — понятно, но ведь арабы речь ведут вообще о русах.

Чтобы увидеть, какое место последние занимали в географических представлениях восточных авторов, предлагаю вновь обратиться к одному из самых старательных и систематических из них — к ал-Идриси. Вот что он говорит в своих описаниях морских путей:

От Карсуна (Херсонес) до Джалита (Ялта) тридцать миль; это город, [принадлежащий] к стране ал-Куманийа. От Джалита до города Гурзуби (Гурзуф) двенадцать миль; это многолюдный город, [расположенный] на берегу моря. От него до города Бартанити (Партенит) десять миль; это небольшой цветущий город, где строят корабли. От него до города Лабада (Ламбат) восемь миль; это прекрасный город. От него до Шалу ста (Алушта) десять миль; это красивый большой город, [расположенный] на море. От него до города Султатийа (Судак) по морю двадцать миль, а от города Султа-тийа до города] Бут(а)р двадцать миль. От Бут(а) р до устья реки Русийа двадцать миль. От устья реки Русийа до (города) Матраха двадцать миль.

Далее ал-Идриси говорит подробнее, когда описывает путь в противоположном направлении — от Трабзона:

От него до города Матрика, название которого передаётся [также, как]Матраха, сто миль плавания… От города Матраха до города Русийа двадцать семь миль… [Город] ар-Русийа [стоит] на большой реке, текущей к нему с горы Кукайа. От города ар-Русийа до города Бутар двадцать миль. Мы уже упоминали ар-Русийа и Бутар ранее.

Трудности здесь с идентификацией и локализацией города Бутар. Как пишет И. Г. Коновалова в своей чудесной книге «Восточная Европа в сочинении ал-Идриси», —

— город Бутар (другие чтения: Б.р.т. р, Б.р.б. р), исходя из расстояния в 20 миль до Судака, локализуют в Феодосии, хотя тем самым не снимается вопрос о происхождении самого названия Бутар… По предположению В. М. Бейлиса, название Бутар могло являться искажением наименования «Босфор», так как рукописи допускают чтение Бусур.

Правда, сама исследовательница присоединяется к тем, кто сопоставляет Бутар с Феодосией, но тут с нею тяжело согласиться. Во-первых, Феодосию все — и арабы в том числе — прекрасно знали как Кафу (Каффу). Перепутать было бы трудно, ибо Кафа была не просто известна — легендарна своим невольничьим рынком. И арабы на нём были весьма деятельными дилерами.

Во-вторых, эта пресловутая Русская река появляется в очень интересном месте. Ибо если плыть, как то следует из маршрутника, вдоль берега от Херсонеса через Судак до Тамани, то река Русийа… повисает в воздухе. Ибо чем бы ни был город Бутар, лежащий, по логике, в двадцати милях к востоку от Судака, река между ним и Таманью может быть только одна — Керченский пролив.

Впрочем, даже и этого быть не может. Не только потому, что Керченский пролив реку мало напоминает — а тем более такую, которая течёт с горы, — а тем более для людей, привычных к пересечению морей вообще и Черного моря, в частности. Но и потому, что мили, которыми оперирует ал-Идриси, составляют, как мы увидим из расчета чуть ниже, 0,74 от византийских миль. Λ те мы знаем: в X веке так называемая византийская миля составляла, согласно данным немецкого исследователя Э. Шильбаха (Schilbach Е. Byzantinische Metrologie. Milnchen, 1970), 1574 м 16 см. То есть от Судака до Бутара 14,8 византийских мили, что даст нам 23,3 км. Где расположено по-своему замечательное место Коктебель. Вот только рядом с ним лежит Карадаг, а его в ту седую старину считали далеко не замечательным пунктом. Напротив: его побаивались не только корабелы, но и все разумные люди. Ибо легенды о тайных святилищах тавров на долгие века пережили своих создателей. Λ тавры в Крыму оставили по себе такую славу, что никому не хотелось проверять, действуют ли ещё их заклятия или нет, и насколько подобрели с тех пор неприкаянные души принесённых ими в жертву.

Но, в общем, главное даже не в этом. Λ в том, что при такой локализации наша Русская река оказывается даже не Керченским проливом, а… Золотым пляжем возле посёлка городского типа Приморский.

Видимо, чтобы разрешить эти противоречия, И. Г. Коновалова, вслед за рядом авторов, приходит к выводу, что речь идёт о реке Дон, которая, дескать, и выливалась в Чёрное море через Керченский пролив, а Азовское море считалось как бы большим донским лиманом. Хорошо. Но тогда с какой такой горы начинает Дон свой путь? И какие двадцать миль могут отделять Матарху — то есть Тамань, не просто лежащую на берегу Керченского пролива, но прямо-таки подмываемую им — от этого самого пролива?

В общем, версия больших учёных, конечно же, звучит просто наивно. И вопиет лишь об отчаянии исследователей. Отчего-то решивших неистово поверить в истинность сведений в одном месте книги, прекрасно видя ложность информации в другом её месте. Как с тем же рукавом Волги, впадающим в Каспийское море.

И это при том, что сама же И. Г. Коновалова меланхолически замечает:

однако и в этом случае расстояние от Судака до Боспора (Корчева) примерно втрое больше указанного.

Да ошибся попросту ал-Идриси или кто-то из его позднейших «соавторов»! Что совершенно неоспоримо доказывается сопоставлением двух отрывков его же собственного текста. Ибо если плыть от Трабзона, то, по его словам, сначала будет Матарха, затем Русийа, а затем Бутар. И в этом случае наша Русская река омывает уже Керчь, а Бутар располагается на Узунларской косе.

Чтобы увидеть, где древний автор допустил промашку, обратимся к ещё одному авторитетному источнику. Самому византийскому императору Константину Багрянородному.

В своём труде, предназначенном не для того, чтобы морочить головы позднейшим историкам, а чтобы научить сына обращаться с вверенной в его руки Империей, он даёт следующее —

— землеописание от Фессалоники до реки Дунай и крепости Белград, до Туркии и Пачинакии, до хазарской крепости Саркел, до России и до Некропил, находящихся на море Понт, близ реки Днепр, до Херсона вместе с Боспором, в которых находятся крепости Климатов; затем — до озера Меотида, называемого из-за его величины также морем, вплоть до крепости по имени Таматарха, а к сему и до Зихии, Папагии, Касахии, Алании и Авасгии — вплоть до крепости Сатириуполь…Из Меотидского озера выходит пролив по названию Бурлик и течет к морю Понт; на проливе стоит Боспор, а против Боспора находится так называемая крепость Таматарха. Ширина этой переправы через пролив 18 миль. На середине этих 18 миль имеется крупный низменный островок по имени Атех. За Таматархой, в 18 или 20 милях, есть река по названию Укрух, разделяющая Зихию и Таматарху, а от Укруха до реки Никопсис, на которой находится крепость, одноименная река, простирается страна Зихия. Ее протяженность 300 миль…

Зихия — это? иначе говоря, Чсрксссия. Таматарха в этом контексте тоже получается названием области или страны. То есть это — Тмутараканскос княжество. Поскольку Константин, как считается, написал свою инструкцию годах в 948–950, то мы видим одновременно и продолжение существования той самой русской базы, куда бежал разбитый князь Игорь, и свидетельство того, что данная база пользовалась полным суверенитетом. И хотя император не говорит, что суверенитет этот был русским, по самой логике предыдущих и последующих событий мы другого заключения сделать не можем.

А теперь к обещанным ранее вычислениям расстояний. Возможно, Багрянородный мерил расстояние в римских милях (1480 м), но это менее вероятно, а главное — большой разницы не даст. И, в общем, в византийских милях до «реки под названием Укрух» выходит по прямой 31,5 километра. В каковой местности мы находим Кизилташский лиман, через который (и Кубанский), собственно, река Кубань и изливалась в Чёрное море!

И вот тут самое время вернуться к ал-Идриси. У него от Таматархи до города Русийа на берегу одноимённой реки 27 миль. Простенькая дробь, и мы находим расстояние до города Бутар — 22 км. И видим мы на положешюм месте город Анапу. Который в античное время именовался Горгиппией и был крупным портовым центром, основашпям в IV в. до н. э. и названным в честь представителя царского рода Спартокидов Горгиппа. И —

эта локализация подтверждается эпиграфическими находками: надписями на мраморных плитах, где фигурируют народ горишшгаский и наместник Горгиппии, клеймами с названием города, а также горгиппийскими монетами.

Вот и получается, что достаточно лишь поменять ал-Идрисины куски с Бутаром местами, как всё, простите за каламбур, становится по местам: от Трабзона первым встречается Бутар, затем, как и положено, Русийа, а за нею — Матарха. И с противоположной стороны если плыть, то и Матарха на берегу пролива, и город Бутар стоит себе, где и стоял, — за городом Русийа и одноимённой рекою.

Но Горгиппия и Бутар — явно не похожие названия. Да, верно. Но время… К тому же на помощь спешит вездесущий Страбон:

Сейчас за Корокондамой морской путь идет на восток. В ста восьмидесяти стадиях от нее находится Синдский порт и город, затем в четырехстах — так называемые Ваты, селенье с гаванью.

180 стадиев мы уже переводили в километры. 400 стадиев — это от 63 до 74 км. Измерим по карте — да, как раз от Корокондамы-Тузлы до Горгипии-Анапы! Ну а расстояние от Баты в греческом до Бутара в арабском пусть оценят лингвисты. Впрочем, уверен, что большим оно не будет…

Осталось выяснить последнее — что же это за город Русийа в устье одноимённой реки и какова его история. Поможет нам в этом тот же Синдский порт или Синдская гавань, что нередко упоминается в древних черноморских лоциях-путеописаниях — их ещё называют периплами. Это название звучит у Арриана, у Псевдо-Скилака, уже упоминавшихся Псевдо-Скимна, Страбона, Птолемея. И нахождение её, судя по нашим со Страбоном расчётам, должно быть где-то возле устья Кизилташского лимана. Сегодня здесь располагается станица Благовещенская. Только ведь, как писал один знающий данную местность человек, здесь —

— и сегодня населённый пункт размещается не там, где хочется, а там, где позволяет местность.

И точно — здесь же —

— издавна известно довольно крупное городище Бугаз.

Не оно ли и есть та самая —

— гавань Синдская, населённая эллинами, пришедшими из ближних местностей, —

— а?

Расчёты из уже цитировавшегося здесь источника, похоже, подтверждают это предположение:

Синдская гавань расположена у Птолемея под координатами 65°30′ —47º50′, а деревня Синда — 66° — 48°. Один градус широты у этого географа равен 500 стадиям, а один градус долготы на нужной нам широте — 334 стадиям, стадий же содержит 185 м. Произведя соответствующие подсчеты, мы получим, что расстояние между рассматриваемыми пунктами равно примерно 186 стадиям, или 34 км. Эта цифра полностью соответствует отрезку пути от Горгиппии до Бугазского городища. Таким образом, имеющиеся данные дают достаточно оснований для отождествления Синдской гавани Псевдо-Скимна, Страбона, Птолемея и других авторов с Бугазским городищем.

А Русийа? А что Русийа? Географически, если верить ал-Идриси, она локализуется здесь же. Поскольку же местность, как уже говорилось, диктует свои правила, то можно быть почти уверенным, что после затухания или даже ликвидации Синдской гавани в ходе одного из многочисленных здесь конфликтов новое поселение должно было зародиться на его же месте. Или очень рядом.

Но было ли оно именно — Русийа?

Для ответа на этот вопрос необходимо вспомнить историю не очень везучего, но на диво упрямого и цепкого русского князя — Олега Святославича. Или «Гориславича», как его ославил автор «Слова о полку Игореве».

Прав или неправ он был в своей борьбе, нам пока не важно, да и будет ещё у нас об этом речь. Важно, что на одном из извивов его судьбы был князь предательски схвачен половцами и затем отправлен отчего-то в Византию. Пленником. По каковому поводу и остаётся предположить, что за похищением видны уши Империи, которой активный и боевитый русский архонт был весьма неудобен по соседству с Херсонесом Крымским. Тем паче, что с врагом Олега Всеволодом Ярославовичем (кстати, захватившим в 1079 году Тмутаракань) у императора Никифора III Вотаниата были союзнические отношения, а византийский чиновник уже был замешан в отравлении прежнего хозяина Тмутаракани князя Ростислава.

Правда, в мае 1081 года Никифор был свергнут Алексеем I Комнином, после чего Олег вернулся в Тмутаракань — и, похоже, уже союзником нового императора.

Последнее — важно. Ибо после возвращения в 1083 году в Тмутаракань Олег стал пользоваться печатями, которые с очевидностью напоминали тип печатей провинциальных наместников византийских императоров. И что ещё более характерно, после 1094 года, когда Олег вернул себе Черниговское княжество и ушёл из Тмутаракани, последняя больше в русских летописях не упоминается. Зато на протяжении всего XII века Таматарха упоминается в византийских источниках как принадлежность империи. Например, —

— в 40-х годах Иоанн Цец писал о «стране матархов» как части империи, а Мануил I в 1166 г, титулуется в том числе и «государем зихийским и хазарским» — во многих источниках окрестности Таматархи упоминаются как часть Зихии.

Так вот, важно, что было написано на печатях Олега. А стояло там вот что:

Господи, помоги Михаилу, архонту Матархи, Зихии и всей Хазарии.

Под именем Михаил князь был крещён.

Иными словами, город Русийа находился где-то в его владениях. То есть стоять на реке Русийа или на реке Укрух, разделяющей Тмутаракань и Чсркессию, ему ничто не мешало.

Но есть и более точное указание.

Во время то ли плена, то ли ссылки, то ли гостевания в Византии князь Олег женился. На знатной гречанке по имени Феофания Музалон. И затем взял её с собою в Тмутаракань. И её там тоже упоминали в официальных актах. С интересной очень добавочкою к званию:

Господи, помоги твоей рабе Феофано, архонтиссе России, Музалониссе

Какой такой России, сразу выдвигается вопрос? Руси? Нет, там свой верховный «архонт» был. Великий князь Киевский. А вот правительнице города Русийа в Тмутараканском княжестве звание архоптиссы очень даже подходит. Тем более что править она могла вполне самостоятельно: известно, что Олег достаточно быстро женился на дочери половецкого хана Осолука. Не исключено также, что город Россия вообще был изначально отдан греческой жене в вено, и после нового брака Олега она так и осталась в нём уже не соправительницею, а полноправной правительницей. Что, кстати, весьма и весьма должно было облегчить переход всей Тмутаракани под византийский контроль после того, как Олег ускакал в свой Чернигов.

Кстати, именно город Россия — вкупе с Таматархою — и упоминался в договоре 1169 года между византийским императором Мануилом и генуэзцами о свободной торговле.

В общем, вот они, искомые русские города на острове, занимающем небольшое место на планете. И «город Русийа» в устье одноимённой реки следует, вероятно, поискать на месте Бугазского городища. И река Укрух, если не с идентификацией, то с переводом названия которой мучаются историки, оказывается в таком случае искажённым через тюркское, иудейское (от хазар) или иное туземное посредство названием «одноимённой» Русской реки. Какой-нибудь Ук-Рус!

То есть Кубани.

А если Тмутаракань была русской в 940-х годах и позже — что ей мешало служить русам в 860-х? Традиции тогда чтили.

Помешать могли только хазары. Но как раз здесь мы видим ту массу вроде бы по отдельности мало значимых деталей, которая в интеграле даёт вполне прозрачную картину.

Итак, победители и опустошители греков отчего-то привозят в шведскую Бирку — куда, естественно, должна была вернуться значительная масса русов, ещё не имевших своего государства на Восточно-Европейской равнине, а значит, представлявших собою таких же перекати-поле, какими мы знаем викингов, — так вот, эти русы привозят в Бирку восточное серебро. Не ромейское, как, казалось бы, положено людям, ограбившим центр Византии. Восточное. То есть добычу скупил кто-то, имевший дирхемы. Других объяснений я не вижу.

Кирилл-Константин едет беседовать о вере и вызволять пленников к каким-то людям, которые располагаются в Хазарии, но не вписаны в хазарскую государственность, политику и официальную идеологию. Туда же — но уже точно к русам — едет проповедник с асбестовым Евангелием. Причём добивается успеха. Сам патриарх Константинопольский с восторгом о крещении русов поминает. И ещё одно «причём»: причём, что характерно, митрополия греческой церкви создаётся не в Киеве, а опять-таки в районе Тамани!

С точки зрения стратегической, есть только одно место, где можно незаметно для ромеев собрать флот — таманские плавни и лиманы.

Русы служат в ближней гвардии хазарского кагана, но всё же имеют свою территорию, от которой шлют послов, докладывающих на допросе, что таки да, служат они кагану. Но есть у них свои князья и старейшины. И что характерно, земля эта может быть блокирована злыми стенными варварами.

И — в строку — свидетельство, которое мы уже рассматривали:

Рассказывают также, что Рус и Хазар были от одной матери и отца. Затем Рус вырос и, так как не имел места, которое ему пришлось бы по душе, написал письмо Хазару и попросил у того часть его страны, чтобы там обосноваться. Рус искал и нашёл место себе.

И в итоге получается, что по крайней мерс одна из Русей является вассалом Хазарии. Её лепная территория — Тамань, «Остров русов». Её долг перед сюзереном — воевать в его интересах. Как, впрочем, и везде.

Что же, за подтверждением или опровержением этих тезисов есть смысл обратиться к самим хазарам.

1.4.1. Некто Х-л-гу

Хазарских источников о русах очень мало. Но они крайне ценны тем, что частично заполняют лакуны, оставленные в нашей летописи. Не то что они как-то сильно переворачивают изложенное Нестором, — нет, они дополняют те пустоты русской истории, которые либо оставлял летописец, либо судорожно заполнял хоть какими-то преданиями, связанными с первыми отечественными правителями.

Сразу пометим: во всех хазарских источниках русы для авторов — просто русы. Никто не пытается их как-то дополнительно идентифицировать, пояснить, на манер Нестора, кто такие и откуда взялись. Русы для хазар — данность знакомая. Они есть и путать их не с кем.

Ни со славянами, которых хазары знали достаточно хорошо: они облагали их данью. Ни с аланами, которые частично составляли один из составных элементов хазарского каганата. Ни с представителями полюбившейся нашим патриотам салтово-маяцкой культуры, которыми были, собственно, те же аланы и булгары, которых итильские правители спустили с гор и разместили в Подонье.

В общем, хазары знали всех. И коли русы оставались для них просто русами, а не частью какого-то другого народа — стало быть, так и было. Не входили русы ни в какой другой этнос.

Одним из важных хазарских источников о русах является письмо анонимного автора. Это так называемое «письмо из каирской Генизы». Оно хранится в Кембридже и потому называется часто «Кембриджским документом».

Письмо написано на иврите. Его автор представляется подданным Иосифа, правившего тогда Хазарией. Слово «подданный» в данном случае обозначает не просто некоего гражданина, а приближённого к царю.

В письме, датировка которого соответствует примерно 950 году, говорится о войне русов с Хазарией:

Роман [византийский император] [злодей послал] также большие дары Х-л-гу, царю Ру сии, и подстрекнул его на его (собственную) беду, И пришёл он ночью к городу С-м-к-раю [Самкерц] и взял его воровским способом, потому что не было там начальника […] И стало это известно Бул-ш-ци, то есть досточтимому Песаху […] И оттуда он пошёл войною на Х-л-гу и воевал… месяцев, и Бог подчинил его Песаху. И нашёл он… добычу, которую тот захватил из С-м-к-рая.

И говорит он: «Роман подбил меня на это». И сказал ему Песах: «Если так, то иди на Романа и воюй с ним, как ты воевал со мной, и я отступлю от тебя. А иначе я здесь умру или (же) буду жить до тех пор, пока не отомщу за себя».

И пошёл тот против воли и воевал Против Кустантины [Константинополя] на море четыре месяца. И пали там богатыри его, потому что македоняне осилили [его] огнём. И бежал он, и постыдился вернуться в свою страну, а пошёл морем в Персию, и пал там он и весь стан его.

Много существует толкований и самого письма, и личности неудачливого Х-л-гу, и привязки войны с Византией ко времени, и идентификации похода в Персию. Мы к ним еще вернемся, а пока пойдём своим родным, освоенным путем — выделим информемы.

Кто там злодей и посылал ли дары — это лирика. Факты же, затронутые в письме, таковы:

— живет ромейский император Роман, и в его время живёт некто Х-л-гу;

— Х-л-гу является правителем Руси;

— Х-л-гу воюет с Хазарией;

— Х-л-гу воюет с Византией, причём та применяет «греческий огонь». На беду от которого ссылается и русская летопись, описывая, правда, неудачу князя — отметим — Игоря;

— Х-л-гу погибает, причём хазары знают это наверняка, и знают, где это случилось.

Давайте расшифруем эти информемы.

Итак, по наущению византийского императора Романа он нападает на хазарский город С-м-к-ра, или иначе Самкерц. Под ним большинством историков принято понимать Тмутаракань. Некоторые, правда, отстаивают версию, что это Керчь, но сам хазарский властитель Иосиф называет отдельно —

— С-м-к-р-ц — Самкерц —

— и —

— К-р-ц — Керчь.

Примечательно совпадение основы обоих названий. Это заставляет подозревать, что «с-м» — какая-то приставка, обозначающая отношение Самкерца к Керчи. К сожалению, прямых значении (скажем, «напротив-Керчи», «через-пролив-от-Керчи») в тюркском или на иврите я не нашёл, но подозрения о связи этих двух городов из-за такой похожести названий это не снимает. А такая связь указывает опять-таки только на соседнюю Тамань.

Далее. ЗлодейРоман — Роман! Лакапин (Ρωμανός А Λακαπήνος) — существовал. И правил империей с 920 по 944 год. По месту службы характеризуется явным живчиком — то ли унаследовал свойства отца, прозванного «Невыносимым», то ли обстоятельства требовали вертеться, дабы живу остаться.

Пока император Константин VII — наш любимый, хотя и не слишком законный Багрянородный — был мал, и вокруг него каруселила чехарда регентов, Роман добрался до поста великого гетериарха, то есть командовал иностранной наёмной гвардией. Затем выдал свою дочь за императора, затем выслал мать императора в монастырь, затем заставил самого императора назначить себя кесарем. Что это означало в теории, не понимал, похоже, никто, потому что Константина от царства тоже никто не отстранял. Но на практике все быстро уловили, что сначала реальным императором будет сам Роман, затем три его сына, а уж потом, если доживёт — законный незаконный наследник. То есть Багрянородный.

И, в общем, долгое время это никого не подвигало на экстатические акции протеста. Ибо Багрянородный действительно был сыном от четвёртого, не освящённого церковью брака предыдущего императора Льва VI, а Роман — так совпало — был на расправу весьма лют. Причём, судя по всему, явно понимал, в чём сила враждебной аристократии, а потому провёл немало реформ, которые на деле ограничивали её власть над крестьянством. Так что выступать против него за туманные перспективы наследника никто не жаждал.

Роман много воевал и часто успешно. Но прямых столкновений его с Хазарией не зафиксировано. У императора было по горло дел на Востоке, где его полководцы успешно громили арабов, отодвинув границу до Тигра и Евфрата, — и теперь эту границу надо было защищать.

В общем, ему положительно нечего было делить с хазарами, а захват некоего Самкерца на краю Барбарикума едва ли мог вдохновлять правителя, отбившего больше 1000 крепостей у арабов и персов.

1.4.2. Некто Ингор

И тут — первое несоответствие.

Именно при нем, при Романс, однако, русы совершили один или два похода на Царьград, закончившиеся подписанием договора, под которым стояла подпись Лакапина:

Равно другаго свѣщания, бывшаго при цесаре Романѣ, и Костянтинѣ, и Стефанѣ, христолюбивыхъ владыкъ. Мы от рода рускаго слы и гостье… —

— и так далее.

Но под ним стоит и подпись русского князя. По имени Игорь.

Кто же правил Русью на самом деле?

Нападение Игоря — и нападение неудачное — фиксируется в других источниках. Весьма подробно о нём пишет Лиутпранд Кремонский, посол итальянского короля Беренгария в Византию в 949 году:

В северных краях есть некий народ, который греки по его внешнему виду называют RousioV, русиос, мы же по их месту жительства зовём «норманнами». Ведь на тевтонском языке «норд» означает «север», а «ман» — «человек»; отсюда — «норманны», то есть «северные люди». Королём этого народа был [тогда] Ингер; собрав более тысячи судов, он пришёл к Константинополю. Император Роман, услышав об этом, весьма встревожился, ибо отправил свой флот против сарацин и для защиты островов. Проведя в размышлениях немало бессонных ночей, — Ингер в это время опустошал морское побережье, — Роман узнал, что в его распоряжении есть-ещё 15 полуразрушенных хеландий, которые народ оставил [дома]. из-за их ветхости. Услышав об этом, он велел прийти к нему ка-лафатам, то есть кораблестроителям, и сказал им: «Сейчас же отправляйтесь и немедленно оснастите те хеландии, что остались [дома]. Но разместите устройство для метания огня не только на носу, но также на корме и по обоим бортам». Итак, когда хеландии были оснащены согласно его приказу, он посадил в них опытнейших мужей и велел им идти навстречу королю Ингеру. Они отчалили; увидев их в море, король Ингер приказал своему войску взять их живьём и не убивать. Но добрый и милосердный Господь, желая не только защитить тех, кто почитает Его, поклоняется Ему, молится Ему, но и почтить их победой, укротил ветры, успокоив тем самым море; ведь иначе грекам сложно было бы метать огонь. Итак, заняв позицию в середине русского [войска], они [начали] бросать огонь во все стороны. Русы, увидев это, сразу стали бросаться с судов в море, предпочитая лучше утонуть в волнах, нежели сгореть в огне. Одни, отягощённые кольчугами и шлемами, сразу пошли на дно морское, и их более не видели, а другие, поплыв, даже в огне продолжали гореть; никто не спасся в тот день, если не сумел бежать к берегу. Ведь корабли русое из-за своего малого размера плавают и на мелководье, чего не могут греческие хеландии из-за своей глубокой осадки. Чуть позже Ингер с большим позором вернулся на родину. Греки же, одержав победу и уведя с собой множество пленных, радостные вернулись в Константинополь. Роман приказал казнить всех (пленных) в присутствии посла короля Гуго, то есть моего отчима.

И у ещё одного автора прочтём аналогичную историю:

Одиннадцатого июня четырнадцатого индикта на десяти тысячах судов приплыли к Константинополю росы, коих именуют также дромитами, происходят же они из племени франков.

Приметим: из племени франков. Коих византийцы прекрасно знали — в это время так называли собирательно западноевропейцев.

Против них со всеми дромонами и триерами, которые только оказались в городе, был отправлен патрикий. Он снарядил и привёл в порядок флот, укрепил себя постом и слезами и приготовился сражаться с росами. Когда росы приблизились и подошли к Фаросу (Фаросом называется сооружение, на котором горит огонь, указующий путь идущим в ночи), патрикий, расположившийся у входа в Евксинский понт…, неожиданно напал на них на Иероне, получившем такое название из-за святилища, сооруженного аргонавтами во время похода. Первым вышедший на своём дромоне патрикий рассеял строй кораблей росов, множество их спалил огнём, остальные же обратил в бегство. Вышедшие вслед за ним другие дромоны и триеры довершили разгром, много кораблей потопили вместе с командой, многих убили, а ещё больше взяли живыми. Уцелевшие поплыли к восточному берегу, к Сгоре (место на вифинском побережье). И послан был тогда по суше им наперехват из стратигов патрикий Варда Фока с всадниками и отборными воинами. Росы отправили было в Вифинию изрядный отряд, чтобы запастись провиантом и всем необходимым, но Варда Фока этот отряд настиг, разбил наголову, обратил в бегство и убил его воинов. Пришёл туда во главе всего восточного войска и умнейший доместик схол Иоанн Куркуас, который, появляясь то там, то здесь, немало убил оторвавшихся от своих врагов, и отступили росы в страхе перед его натиском, не осмеливались больше покидать свои суда и совершать вылазки. Много злодеяний совершили росы до подхода ромейского войска: предали огню побережье Стена (т. е. Босфора), а из пленных одних распинали на кресте, других вколачивали в землю, третьих ставили мишенями и расстреливали из луков. Пленным же из священнического сословия они связали за спиной руки и вгоняли им в голову железные гвозди. Немало они сожгли и святых храмов. Однако надвигалась зима, у росов кончалось продовольствие, они боялись наступающего войска доместика схол Куркуаса, его разума и смекалки, не меньше опасались и морских сражений и искусных манёвров патрикия Феофана и потому решили вернуться домой. Стараясь пройти незаметно для флота, они в сентябре пятнадцатого индикта ночью пустились в плавание к фракийскому берегу, но были встречены упомянутым патрикием Феофаном и не сумели укрыться от его неусыпной и доблестной души. Тотчас же завязывается второе сражение. И множество кораблей пустил на дно, и многих росов убил упомянутый муж. Лишь немногим удалось спастись на своих судах, подойти к побережью Килы и бежать с наступлением ночи.

А впоследствии император Иоанн Цимисхий предостерегает Святослава:

Полагаю, что ты не забыл о поражении отца твоего Ингоря, который, презрев клятвенный договор, приплыл к столице нашей с огромным войском на 10 тысячах судов, а к Киммерийскому Боспору прибыл едва лишь с десятком лодок, сам став вестником своей беды. Не упоминаю я уж о его [дальнейшей] жалкой судьбе, когда, отправившись в поход на германцев, он был взят ими в плен, привязан к стволам деревьев и разорван надвое.

Таким образом, Игорь у нас строго историчен, и поход его на Царьград также полностью историчен. Неудачный поход, надо признать. Даже катастрофически неудачный, раз о нём так долго помнили и победители, и побеждённые.

1.4.3. Некий С-м-к-р-ц

Очень любопытно во всей истории то, куда отступает разгромленный русский флот.

…Ингоря, который… к Киммерийскому Боспору прибыл едва лишь с десятком лодок.

Интересно получается. Побеждённый, разгромленный Игорь, с обожжёнными, израненными остатками войска удирает не к устью Днепра, что и ближе к Киеву, и потому, казалось бы, безопаснее. А идёт то ли поперёк, наискось через Чёрное море, то ли — если не решился напрямки — вдоль всего турецкого, а затем кавказского побережья. Чтобы прийти куда? Во владения хазар, где сладострастно потирает ладошки хазарский полководец Песах, победивший некоего русского князя Х-л-гу и заставившего его на Константинополь и напасть — столь неудачливо?

Что-то не верится. После разгрома разбитые и деморализованные части отводят обычно в тыл. Где лечат, откармливают, переформируют. А по вечерам отпускают в увольнение, где танцы и девушки.

При этом тыл должен быть собственный. По крайней мере, по тем временам. Ибо будь даже Песах союзником после договорённостей с Олегом, ни один суверенный правитель с распотрошённым воинством не мог в ту эпоху довериться ему. Слишком велик соблазн у того одним махом решить политические и территориальные проблемы. Не забудем: совсем недавно Олег отнял у хазар данников — северян и радимичей. И уж совсем недавно вовсе дрался с хазарами за Самкерц-Тмутаракань.

Более логичным представляется предположение, что город хазарами по какой-то причине был утерян.

Как это было возможно?

Вспомним: Олег занял Самкерц неким воровским способом, потому как там не было начальника.

Воровским способом — то есть не воинским. Без штурма или хотя бы воинской хитрости. Не было начальника — значит, не было гарнизона. Ибо, как известно, во всех армиях мира даже из двух солдат назначают кого-то старшим. Не было гарнизона — не было штурма. А воровство — потому что и без гарнизона город считался не ничейным, а хазарским.

Как же получилось, что важный порт остался без защиты?

Возможно, восстание какое, возможно, столкновение интересов, чьё-то нападение — трудно сегодня судить. Можно лишь нарисовать предположительную связь между нападением на хазар печенегов, а также гузов и неких асиев (их полагают аланами) в 914 году. Примерно тогда же — в 915 г. — застаём в русской летописи заметку:

Приидоша печенѣзи пѣрвое на Рускую землю и, створивше миръ съ Игоремъ, идоша къ Дунаю.

Даты и имена, как мы знаем, в этой части не сильно достоверны, но в данном случае, как видим, корреляция налицо. Возможно, какие-то источники о первом появлении печенегов у летописца под рукою были.

Так или иначе, сотворил ли мир с печенегами Игорь и сотворил ли его Игорь — не суть важно. Важно, что с этим нападением новых злых кочевников на Хазарию можно связывать утерю последнего контроля над Самкерцем. Но и самим степнякам порт ни к чему. Не моряки они. Им бы его лучше ограбить и отойти. А русы этим воспользовались. Или отхватили порт у печенегов. Или вовсе с ними договорились — «воровским» ведь способом взяли, не на щит.

И главное, геополитически совершенно это было бесспорное завоевание: власти над городом нет, с печенегами мир, хазары, может, зубами и поскрипывают, да ничего не поделаешь — не русы же у них город отняли, а степняки. Вот с ними и разбирайтесь, а по мирному договору город они нам передали!

Подошли морем, высадились в устье Кубани и стали себе жить-поживать да добра наживать. Вместе с уцелевшим от печенегов населением. Или вместо него.

В прямом смысле — добра наживать. Ибо вместе с контролем над Таманским полуостровом получили они и возможность русить по Тамани. А сия река приводила их не более и не менее как к месторождению живого серебра…

И ещё один вопрос: а почему, собственно, Тмутаракань была утеряна русами? Мы же практически убедились, что перед и после нападения на Константинополь в 860 году эта территория была именно русской базою…

Судя по всему, дело было так. Ещё в 860-е годы мы видим мощный приток восточного серебра в Бирку. Это понятно: по домам начали возвращаться ветераны похода на Константинополь, звеня полученными от продажи ромейской добычи деньгами. Однако уже в 870-х поток серебра иссяк. Понятно: некая новая сила вторгается с севера, со стороны Ладоги, и на просторах Северо-Запада начинается очередная замятия. А значит, закрылось и окошко между Востоком и Скандинавией.

Да, но никто не мешает кататься от Востока до Скандинавии и обратно через ту же Западную Двину! Путь достаточно прост: Дон — Воронеж — Ряса — недлинный волок через Рясское ноле — и дальше Хунта — Ранова — Проня — Ока. А там уже ясно — либо через Москву — Сходню — Клязьму — Нерль на Волгу, либо по Десне — Днепру. Однако и этот транзит выпадает. Похоже, что кто-то мешает кататься как раз по Востоку. И этим кто-то может быть только Хазария.

Почему так? Вероятнее всего — как раз из-за первого крещения русов. Империя не может существовать под другой империей. А тут какие-то северные пьяницы мало того что сидят на Тмутаракани милостью кагана — так ещё и епископа к себе принимают! Ладно — наивные северные варвары, но мы-то, люди древней культуры, прекрасно понимаем, что последует за епископом! Мало нам возни с византийской частью Крыма — она ещё и Тамань захватит! А это — прямой и открытый путь в самое сердце Хазарии — на Северо-Кавказские равнины!

Примерно так обязаны были рассуждать хазары. И немудрено, что так прославляемый историками православной церкви первый эпизод крещения русских закончился конфузом. Точнее — пинком под зад константинопольскому епископу, а заодно и русам. Чтобы не смели отклоняться от генеральной линии идеологической политики каганата. На том первое крещение и закончилось.

После этого хазары вновь заняли пресловутый «остров русов». Но поскольку сами постепенно слабели, то однажды его потеряли. А потом русы его подобрали. А потом пришёл Песах и русов разбил. Но город им оставил, и Игорю было куда убегать после тотального разгрома.

А почему — оставил? Зачем ему нужны на Тамани разбитые им же русы?

Попробуем разобраться.

Со своей стороны, иудеи — люди не злые. Но памятливые. И зло помнят долго. И потому однажды приходит некто Песах во главе войска, отнимает полюбившийся русам город и задаёт сакраментальный вопрос: с кем вы, мастера культуры? В смысле — культуры забивать гвоздики в головы людям. И сам же даёт подкупающий своей безальтернативностью ответ: ежели не с нами, то отбираю у вас всё и навсегда.

А жалко! Тут такая база, с которой так славно можно выбегать пограбить и куда можно быстро смыться. За это греки вон уже и дро-митами прозвали. Тут такие плавни, куда никакой флот мстителей не доберётся. Тут такая дорожная инфраструктура, что можно запросто добраться от Персии до Скандинавии, от шкурок Бьярмии до покупателей Багдада. А одна из таких дорожек вообще к месторождению серебра ведёт, причём дорожка собственная, по которой вообще больше никто не ходит…

Нет, хазары, конечно, не подарок. Но если уж так убедительно просят, то греки ведь, если трезво рассудить, тоже подлецы не меньшие. Да нет — просто звери! Правоверных иудеев у себя недавно гоняли. На кострах сжигали! И кого! Этих замечательных людей, которые готовы оставить нам нашу базу, если мы накажем греков! Да греки сами нас подставили! Это нас Роман подбил с тобою воевать, рав-алуф Песах! Мы и не виноваты вовсе.

В общем, договорились. Мы грекам гвоздики в головы позабиваем, а вы уж нам городишко сей малый оставьте. Ну и добычу мы вам отдадим, конечно. Кому же ещё? Мы с иудейскими братьями всегда заодно! Непременно накажем поссоривших нас с вами лукавых греков!

Необходимо при этом, однако, указать на два обстоятельства, противоречащих данной версии. Первое из них определяется моею любимой археологией: каких-либо значимых скандинавских вещей на Тамани, насколько я знаю, не обнаружено. И второе — весьма достойно присутствие русов на Тамани отрицает ряд авторов — начиная от энциклопедического А.Β. Гадло и заканчивая вдумчивым В. Н. Чхаидзе.

На первое мне ответить почти нечем, исключая разве что то обстоятельство, что и собственно русских следов там — кот наплакал. А ведь пс мышка пробежала — больше ста лет это было то киевским, то черниговским доминионом. Где могилы, где курганы? Вон, говорят, даже монастыря, где коротал дни своей ссылки Нестор, так и не нашли.

Но ведь пс нашли и много другого!

Вот, например. Раз вредный Песах отобрал у Х-л-гу Самкерц — значит, последний в нем находился. Но следов нет. Никто не помер, возможно? И потому курганов не осталось?

Да, но в 965 году Святослав уж точно отобрал Тмутаракань у хазар. И снова — на взгляд археологии — никто не помер. Никаких следов войны и правления здесь Святослава.

Так что и археология в данном случае не всесильна.

Что-то, видимо, в почвах здешних не то. Гуляющее устье Кубани да вековое каналармейство здешних жителей, похоже, поубавили ей пространства для принятия решений.

На второе соображение — мнение историков — ответить уже легче. Вновь вспомним про Несторов монастырь. Те же историки делятся на тех, кто считает, что этот монастырь не найден, и на тех, кто с этим не согласен. Это крайне напоминает историю КПСС, когда в самом её начале на съезд могли собраться 9 человек, а выйти с него представителями 12 движений, включая оставленную общей для всех РСДРП, к тому же на всякий случай так и не конституированную. Значит, простор для нормальной, а не кабинетной истории остаётся. И эта нормальная история заставляет нас прийти к единственно возможному выводу: ежели разгромленный Игорь изо всех сил рвался поперёк моря к Тмутаракани — значит, тут было у него лежбище. Как после Цусимы крейсер «Аврора» прорывался всё-таки во Владивосток, а не в какое-нибудь Миндао, чтобы там его интернировали. К тому же в те времена Гаагских и Женевских конвенций не существовало, и приход в беспомощном состоянии к чужому берегу означал вступление в силу другого права — берегового. При котором интернирование обычно означало наложение многообразных трудовых обязанностей при минимальном питании до конца недолгой жизни. Или выгодную не для тебя перепродажу. Опять-таки с возложением трудовых обязашюстей, но уже в другом месте.

Во-вторых, восточные монеты в Бирке после набега на Константинополь — тоже мощный репер. Где русы ими разжились? В Византии? Нет. В Киеве? Нет пока Киева. А вот прекрасный перевалочный пункт «море — река», да с транспортной артерией, заходящей в самое сердце Хазарии, — есть. Самкерц, ага. И плешшки греческие там же оказались почему-то…

Так что и в 860-м Тмутаракань была для русов если не базой, то арендуемым портом. И с чего бы им затем утрачивать об этом память на целых сто лет — совершенно непонятно.

Добавлю, впрочем, что «Кембриджский документ», судя по данным палеографического и исторического анализа, создан лет за двадцать до падения Хазарии, то есть как раз в 940-е годы. Есть весьма правдоподобное заключение, что написано письмо было по случаю визита в Константинополь послов Кордовского халифа Абд-Ар-Рахмана III к императору Константину VII Багрянородному. Нечто вроде бэкграунда или дипломатической справки, в которой единоверец даёт сведения об отношениях контрагента с соседними державами. Прибытие арабского посольства, в которое входил и адресат письма, еврей-советник мусульман Исаак бар Натан, датируют второй половиной 948 г.

То есть описываемые события отстояли от момента создания справки не более чем на 7–8 лет. Можно сказать, сведения о Х-л-гу и русах нам оставляет фактически современник и свидетель. И когда он пишет —

— Русь подчинилась власти Хазарии, —

— то с поправкой на необходимое преувеличение нечто подобное необходимо признать.

1.4.4. Некто Песах

И здесь настораживает ещё один эпизод.

Вспомним слова —

— …ты не забыл о поражении отца твоего Ингоря, который, презрев клятвенный договор…

Что это за договор такой? Обычно принято считать, что это — известный договор Олега от 911 года. Возможно. Но отчего, интересно знать, после того как русы захватили Самкерц, хазарский воевода Песах поначалу повернул оружие против Византии? А он повернул: захватил в Византийском Крыму —

— три города и множество деревень, —

— также осадил Херсонес.

Херсонес, кто там бывал, — до сих пор производит впечатление своими стенами. Кажется, взять его невозможно. Собственно, во-ешгым путём его в ту эпоху и не захватывали. Но у Песаха оказалось достаточно войск, чтобы держать город в изматывающей осаде, а на помощь ему никто не мог прийти. И в конечном итоге стороны договорились: горожане выплачивают контрибуцию, а главное — выдают хазарских пленных и торгующих ими русов. Во всяком случае, так можно трактовать такой отрывок из письма:

…спас хазар из рук руси и смёл тех из них посредством меча

То есть русов в Херсонесе убили или даже казнили.

И лишь после этого Песах пошёл на Олега.

Как это понять? Что проще — взять Херсонес или мелкую Тмутаракань? Отчего Песах рванул на византийцев, позабыв на время о русах? А ведь судя по эпизоду с пленными, от первого акта войны прошло не менее месяца — ведь пленных надо было ещё и довезти до Херсонеса.

А значить это может только одно: у русов действительно существовало некое соглашение с греками — не большое, рамочное, по типу договора 911 года, а предметное, недавно заключённое. И согласно ему, русы получали от греков свободу рук против хазар и тыловое обеспечение — из Крыма. Возможно, и взятие Самкерца-Таматархи осуществлялось в интересах Византии.

И вот, покарав первоисточник зла и лишив русов тыловой поддержки, Песах и —

— пошёл воевать с Х-л-гу. Он бился (четыре) месяца. Господь подчинил его Песаху.

А дальнейшие слова делают окончательно ясными всю картину войны и послевоенного урегулирования:

Иди и воюй против Романа, как ты воевал против меня — и тогда я оставлю тебя в покое. Если же нет — то я добьюсь отмщения, живым или мёртвым.

Для того чтобы такая угроза прозвучала основательно, нужно было, чтобы у русов имелось что-то ценное в пределах радиуса достижимости хазарских войск. Ведь ничто не мешало им сесть на свои кораблики и отплыть, скажем, в Гнёздово. Или прибиться к Византии в качестве наёмных войск. Как это позднее сделали, например, варяги, которые вместе с князем Владимиром взяли Киев, но, не получив обещанной награды, поскрипели зубами, но — делать нечего! — отбыли в Константинополь. За исключением тех, кого князь выделил — и оделил.

Вот это и есть ключевое понятие. Русы должны были быть чем-то оделены со стороны хазар, чтобы они боялись и не хотели потерять. Что было бы для них ценнее возможных негативных последствий прямого столкновения с Империей. А что ценнее? Свои жизни? Едва ли — ценность жизни солдат определяют их командиры, а для тех она обычно расходный материал для достижения собственных целей.

К тому же никто не мешал русам сесть на кораблики и — что бы им сделали хазары на своих конях?

Так что речь шла о чём-то более ценном, нежели жизнь человеческая.

И именно поэтому, усмирив русов и перевербовав их на свою сторону, Песах счёл за лучшее оставить Тамань им — кто лучше защитит свой и хазарский форпост, как не те, кому он столь важен?

Тут, собственно, всё и проясняется. В те времена самым ценным приобретением была земля. Значит, Песах дал русам землю и пригрозил отнять сё, ежели они откажутся воевать с Византией. И слова воеводы можно реконструировать так:

и тогда я оставлю тебя (и твою землю здесь) в покое. Если же нет — то (отниму, не останавливаясь ни перед чем).

Ну а что это за земля, мы уже выяснили. Та самая, из-за которой весь сыр-бор и разгорелся. Тамань и, скорее всего, северяне с радимичами. Вятичи остались за хазарами.

И, естественно, под давлением такой неотразимой аргументации русы и «презрели» клятвенный договор с ромеями…

Итак, «загадку Песаха — Игоря» объясняет вторичное после 860-х годов появление русов в Тмутаракани в 930 годах. Они, памятуя о ценной морской базе, захватывают Самкерц во времена безначалия, вызванного захватом и опустошением города печенегами.

Да, но при чём тут Х-л-гу? Даже не в том дело, что его имя — явная калька с имени Хельги, а тот, в свою очередь, на Руси превращается в Олега. Недоумение вызывает то, что громкая, известная окружающим народам неудача Игоря приписывается носителю совсем другого имени!

Х-л-гу — правитель Руси. А, простите, Игорь тогда кто? Или на Руси два правителя? Президент и премьер? Вряд ли. Образованный народ тогда жил в идеологической среде, где вопросы власти были весьма чувствительными. И рассматривались как крайне важные. Если сказано — правитель, — значит, он принимает решения. Роман Лакапин тоже не так чтобы сильно законен — но он правит, а потому хоть и злодей, но император. Словом, непонятное на Руси двоевластие.

Ну что же, попробуем разрешить эти противоречия — и снова отталкиваясь не от кабинетных мудрствований, а от науки работы с информацией и понятий о реальной, а не о теоретической истории.

Во-первых, у нас нигде не сказано, что Х-л-гу — тот же Олег, который подписывал договор 911 года. Более того, 30 лет правления — весьма долгий срок, каковой нечасто выпадал смертному в те лихие времена.

Поэтому с летописным Олегом мы последовательность разрываем.

Во-вторых, мы не знаем, когда Игорь стал реальным правителем Руси. Летописную хронологию мы с полным основанием отвергаем, а значит, у нас остаются косвенные данные. А они нам говорят следующее.

В договоре Игоря с греками 944 года упомянут только один ребёнок Игоря — Святослав. Есть племянники, но это сейчас неважно. В те детообильные времена этот факт мог значить только одно: Игорь сам ещё крайне молод и успел нажить с Ольгою только одного сына.

Об этом же говорит и упоминание, что Святослав был настолько мал, что ещё не мог бросить копьё дальше ушей собственного коня. При этом мы знаем две вещи: тогдашнее копьё весило под 2 кг, а нынешний тренированный мальчик 12 лет бросает нынешнее лёгкое (800 г) копьё на 20–25 метров. Путём несложных подсчётов, которые я тут приводить не буду, можно убедиться, что поднять и бросить то копьё на 2–3 метра мог мальчик не младше 5 и не старше 7 лет. Младше 5 лет, собственно, и на коня не сажали, да и копьеца едва ли такой шкет осилил бы вообще поднять. А ребёнок мужеска полу старше 7 лет в состоянии бросить снаряд дальше. Поскольку копье-метанием Святослав занялся в 946 году, он, следовательно, 940 года рождения.

Третий момент — жизнь Ольги, жены Игоря. Она преставилась в 969 году, имея на руках трёх малолетних внуков и сына-оторву где-то в Болгарии. Судя по тому, что в 978 году внук Ольги и сын Святослава Владимир действовал как вполне взрослый человек, да к тому же уже имел сына Вышеслава, он родился в районе 958–960 гг. Его старшие братья — соответственно, ненамного раньше. Следовательно, и бабушка их Ольга достаточно молода — года 920-го. И Игорь, если он не персонаж с картины «Неравный брак» — а он не персонаж, ибо других детей у него нет, и он просто не успел завести братьев Святославу — сравнимого с нею возраста.

Таким образом, нет ничего невероятного в предположении, что Игорь именно и стал великим князем Руси в 941 году, причём стал благодаря событиям этого самого года, точнее — неудаче похода на Царьград.

Правил он затем недолго и несчастливо, но это уже другая тема.

Тогда наш зажатый между шестеренками двух великих держав того времени Х-л-гу оказывается предшественником Игоря. Скорее всего, отцом, а не сюзереном одного из русских «подконунгств» на территории Руси — ибо слишком молод Игорь для получения собственного конунгства обычным путём. А полное признание прав малолетнего его сына на стол Киевский, да с регентством жены при этом, да спустя всего несколько лет после данных событий — показывает, что Русь уже стала регулярным государством с уважаемым порядком престолонаследия.

Пожалуй, одна лишь грубая ниточка в этой стяжке присутствует: с чего бы Х-л-гу быть отцом Игоря. А с того клубочка эта ниточка, где оба они названы вождями войска и организаторами нападения.

Конечно, можно предположить, что глупый иудей всё перепутал. Но сомнительно. Во-первых, глупый иудей — само по себе оксюморон. Во-вторых, рассказ о Х-л-гу — лишь эпизод среди нескольких текстов по разным поводам, а в тех подобных грубых ошибок не замечено. В-третьих, автор — человек явно информированный, знающий подробности и боевых действий, и переговоров с русами, и смерти главного героя. Так что либо надо отвергать всё письмо целиком, — а это тяжело сделать, ибо —

— Кембриджское собрание из Генизы содержит фрагменты пяти писем от Хасдая ибн Шапрута и к нему, разбросанные по трём разным рукописям, Три из этих писем касаются столь частных вопросов, что трудно заподозрить подлог, —

— либо как-то умещать несчастного Х-л-гу в прокрустово ложе анализа с заданными граничными условиями.

Интересно, что у нас есть совпадение данных из двух разных источников. Сначала автор «кембриджского» письма говорит, что русь четыре месяца сражалась против Византии. Именно — подчёркивается — на море. И там пали некие «богатыри». Надо полагать — лучшие воины. То есть, по логике этой информации, костяк войска, княжеская дружина, гвардия.

Запомним.

Совмещаются с этим сведения, данные неким хронистом, известным под именем Псевдо-Симеона, жившим также рядом с событиями — в X веке:

Одиннадцатого июня четырнадцатого индикта —

— 941 года —

— на десяти тысячах судов приплыли к Константинополю росы, коих именуют также дромитами, происходят же они из племени франков. Против них со всеми дромонами и триерами, которые только оказались в городе, был отправлен патрикий. Он снарядил и привел в порядок флот, укрепил себя постом и слезами и приготовился сражаться с росами. Когда росы приблизились и подошли к Фаросу (Фаросом называется сооружение, на котором горит огонь, указующий путь идущим в ночи), патрикий, расположившийся у входа в Евксинский понт… неожиданно напал на них на Иероне, —

— это место у восточного, азиатского входа в Босфор.

Первым вышедший на своём дромоне патрикий рассеял строй кораблей росов, множество их спалил огнём, остальные же обратил в бегство. Вышедшие вслед за ним другие дромоны и триеры довершили разгром, много кораблей потопили вместе с командой, многих убили, а ещё больше взяли живыми. Уцелевшие поплыли к восточному берегу, к Сгоре.

Это в провинции Вифипия, географически на юг от Крыма.

И послан был тогда по суше им на перехват из стратигов патрикий Варда Фока с всадниками и отборными воинами. Росы отправили было в Вифинию изрядный отряд, чтобы запастись провиантом и всем необходимым, но Варда Фока этот отряд настиг, разбил наголову, обратил в бегство и убил его воинов. Пришёл туда во главе всего восточного войска и умнейший доместик схол Иоанн Куркуас, который, появляясь то там, то здесь, немало убил оторвавшихся от своих врагов, и отступили росы в страхе перед его натиском, не осмеливались больше покидать свои суда и совершать вылазки.

Много злодеяний совершили росы до подхода ромейского войска: предали огню побережье Стена, —

— т. е. Босфора —

— а из пленных одних распинали на кресте, других вколачивали в землю, третьих ставили мишенями и расстреливали из луков. Пленным же из священнического сословия они связали за спиной руки и вгоняли им в голову железные гвозди. Немало они сожгли и святых храмов. Однако надвигалась зима, у росов кончалось продовольствие, они боялись наступающего войска доместика схол Куркуаса, его разума и смекалки, не меньше опасались и морских сражений и искусных манёвров патрикия Феофана и потому решили вернуться домой. Стараясь пройти незаметно для флота, они в сентябре пятнадцатого индикта ночью пустились в плавание к фракийскому берегу, но были встречены упомянутым патрикием Феофаном и не сумели укрыться от его неусыпной и доблестной души. Тотчас же завязывается второе сражение, и множество кораблей пустил на дно, и многих росов убил упомянутый муж. Лишь немногим удалось спастись на своих судах, подойти к побережью Килы —

— это где-то во Фракии —

— и бежать с наступлением ночи. Патрикий же Феофан, вернувшийся с победой и великими трофеями, был принят с честью и великолепием и почтен саном паракимомена.

Итак, русские боятся, плачут, но упрямо едят кактус… то есть четыре месяца упрямо продолжают вгонять гвозди в головы монахам. Как так? Ведь их разбили в первом же бою?

Вот тут и кроется объяснение тому, отчего у нас на войну главарём руси отправляется Олег, а поражение приписывается Игорю.

Проследим за ходом боевых действий, снова отделяя информемы от обрамляющих их идеологем.

В северных краях есть некий народ, который греки по его внешнему виду называют RousioV, русиос, мы же по их месту жительства зовём «норманнами». Королём этого народа был [тогда] Ингер…

Итак, Игорь был как минимум среди вождей похода.

Русы подступили к Босфору 11 июня 941 года — то есть вскоре после окончания весенних штормов. Это означает, что война с Песахом происходила годом раньше — зимой русы просто не могли бы пройти на своих кораблях к Тамани. А значит, зиму флот их где-то отстаивался и собирался. Вероятнее всего — там же, куда впоследствии вернулись его остатки — на собственную базу на Тамани.

У русов — тысяча или десять тысяч судов, согласно источникам.

Десять тысяч быть не может — при счёте по 40 гребцов на корабль это означает 400 тысяч воинов. Такой армии в те времена вся Европа не могла бы собрать. Даже и 40 тысяч бойцов — уже почти невероятная сила, но, судя по истории викинговской эпохи, всё же возможная.

Но и в этом случае трудности со снабжением такого войска кажутся непреодолимыми, особенно с учетом длины плеча подвоза. А значит, русское воинство изначально предусматривало снабжать себя за счёт населения противника. И, поскольку аппетиты 40 тысяч озверелых мужиков не в состоянии было удовлетворить ни одно селение, кроме разве что Константинополя, — русы изначально планировали не один общий штурм столицы, а множество мелких набегов.

Отсюда — разделение вождества и неясность с главным командованием.

Далее у нас одновременно несколько взаимопротиворечащих событий: император Роман немало ночей не спит, ищет корабли; Игорь в это время опустошает побережье; а некий патрикий —

— со всеми дромонами и триерами, которые только оказались в городе, —

— встречает их у входа в Босфор.

Непротиворечиво всё это увязывается только единственным образом: ромеи знали о походе русов и ожидали его с наличными силами. Поскольку указано, что Роман отыскал в городе —

— 15 полуразрушенных хеландий —

— и велел их оснастить и разместить устройства для метания огня, а патрикий-флотоводец —

— снарядил и привёл в порядок флот, укрепил себя постом и слезами и приготовился сражаться с росами, —

— и заранее оказался перед входом в Проливы, то ясно, что подготовка эта прошла ещё до начала боевых действий. Но, разумеется, греки не могли прикрыть всё побережье, потому часть русов спокойно его грабила, пока византийский флот закрывал главное направление — на столицу.

Далее —

— увидев их в море, король Ингер приказал своему войску взять их живьём и не убивать, —

— но патрикий —

— неожиданно напал на них… рассеял строй кораблей росов… заняв позицию в середине русского [войска], они [начали] бросать огонь во все стороны… множество их спалил огнём… Русы, увидев это, сразу стали бросаться с судов в море, предпочитая лучше утонуть в волнах, нежели сгореть в огне. Одни, отягощённые кольчугами и шлемами, сразу пошли на дно морское, и их более не видели, а другие, поплыв, даже в огне продолжали гореть; никто не спасся в тот день, если не сумел бежать к берегу… остальные же обратились в бегство… Вышедшие вслед за ним другие дромоны и триеры довершили разгром, много кораблей потопили вместе с командой, многих убили, а еще больше взяли живыми… Греки же, одержав победу и уведя с собой множество пленных, радостные вернулись в Константинополь. Роман приказал казнить всех (пленных) в присутствии посла короля Гуго, то есть моего отчима.

Описание сражения полное: русы растянули строй, желая отсечь греков от берега и перейти к своему излюбленному средству — абордажу. Но умный патрикий сам перешёл в наступление и, имея за спиною дромоны и галеры, ворвался в центр русского строя, начал его палить и топить, в то время как фланги русского флота ничем не могли помочь, удерживаемые огнём и манёвром греков. Немного напоминает сражение у мыса Акций — с тою только разницей, что ромеи, прорвав центр, не стремились уйти, а продолжали уничтожение противника по частям; да к тому же огнестрельные дромоны были индивидуально куда сильнее любой отдельной однодеревки русов.

Иными словами, одни тактически выиграли, а другие тактически проиграли сражение ещё до его начала — только за счёт замысла.

А в это время кто-то грабит Вифинию…

Кто?

Ответ кажется очевидным. Сражение за столицу — главное сражение. Выиграно оно — выиграна война. Флот врага разгромлен, десяток лодок, на которых бежит командир, большой роли уже не играют. Множество захваченных пленных показывают, что предводительствовал ими Ингер-Игорь, но вовремя смылся. Поскольку, однако, война продолжается — по побережью бесятся ещё несколько флотов русов, — необходима духоподьёмная акция. Поэтому пленных казнят, невзирая ни на какие Женевские конвенции, которых к тому же ещё и не изобрели. Нерационально, конечно, — можно было провести их по городу, как немцев по Москве, да и отправить на стройки народного хозяйства. Но зато такая массовая казнь гораздо ярче символизирует окончательную победу над супостатом. А что кто-то там ещё гвоздями по головам балуется — и дались мне эти гвозди! — так это остатние эксцессы, так уже ОМОН зачистки проводит, успокойтесь, сограждане.

Именно поэтому что иностранный посол, что официальные власти на том войну считают законченной.

А между тем она длится ещё четыре месяца. Правда, уже без Игоря. Который прибегает в Тмутаракань, кричит, что всё пропало, гипс снимают, клиент уезжает, — и принимает власть над русами. Затем Доном поднимается к Киеву, где начинает сколачивать новую армию — уже с участием сухопутных сил, ибо опыт показывает, что на море греки сильнее. А значит — с участием местных племён. Ибо русов у него теперь — не более батальона, а собрать надо — армию.

Вот, собственно, кто сильно посодействовал быстрейшему слиянию русов и аборигенов в русский парод — ромеи! Не уничтожь те так много пришельцев — кто знает, как долго они играли бы на Руси роль колонизаторов, а не объединителей?

Ну а воевать дальше остался Олег. Выглядело это наверняка почти так же, как описано в житии Георгия Амастридского:

…Этот губительный и на деле, и по имени народ, — начав разорение от Пропонтиды и посетив прочее побережье, достигну л наконец и до отечества святого, посекая нещадно всякий пол и всякий возраст, не жалея старцев, не оставляя без внимания младенцев, но противу всех одинаково вооружая смертоубийственную руку и спеша везде пронести гибель, сколько на это у них было силы. Храмы ниспровергаются, святыни оскверняются: на месте их алтари, беззаконные возлияния и жертвы, то древнее таврическое избиение иностранцев, у них сохраняющее силу. Убийство девиц, мужей и жён; и не было никого помогающего, никого, готового противостоять…

А если верно — а оно, скорее всего, верно — предположение, что перед нами позднейшая вставка в «Житие», то не исключено, что речь как раз о войне Олега 941 года. Даже не 860-го, как я предположил ранее — оно, конечно, и то предположение не ошибка, но всё ж напрямую тогда о войне в Вифинии-Пафлагонии в источниках не говорилось. Константинополь брали, это да. А тут всё совпадает — и место, и зверства…

Кстати, в отличие от 860 года и воевали дольше — не один месяц, а четыре. Что, в общем, говорит о серьёзной организации дела. И если бы не досадное поражение Игоря — кто знает, как бы сегодня мы вспоминали ту войну…

Трудно сказать точно, почему Олег разделился с Игорем. Но полагаю, что русам стало известно, что вход в Босфор замкнут цепью, а за нею ожидают подхода их флота греческие корабли. Ума много не надо, чтобы это установить — выдвинул вперёд лодку-две, чтобы посмотрели, как там себя противник ведёт. Уяснили обстановку, собрали военный совет. Решили основными силами напасть на Вифинию-Пафлагонию. Вряд ли Олег таким образом планировал обойти босфорские укрепления по суше и обрушиться на Константинополь с востока. В конце концов, дураком он едва ли был, а значит, понимал, что если у предшественников в 860 году и был шанс взять ромейскую столицу с наскока в отсутствие императора, армии и флота — то теперь такого шанса не было. Зато хорошая диверсия на побережье убивает сразу несколько зайцев: и Песаху достойный отчёт будет, и добыча воинам, и греков почти безнаказанно потрепать вдали от войска имперского — основные силы-το ромеев у Царьграда собраны, город берегут.

А Игорю в этом случае поручили просто блокировать византийский флот в Проливах. Чтобы тот не мешал развлекаться в Вифинии основным силам. Задача как раз для сына великого князя. Именно блокировать — дав остальной части русов вволю побеситься на берегу. О чём греки и рассказывают:

Много злодеяний совершили росы до подхода ромейского войска: предали огню побережье Стена, а из пленных одних распинали на кресте, других вколачивали в землю, третьих ставили мишенями и расстреливали из луков. Пленным же из священнического сословия они связали за спиной руки и вгоняли им в голову железные гвозди.

Это наверняка в воспитательных целях. Как это несколько столетий позже делал другой замечательный человек, Влад Цепеш, всю жизнь прилагавший немалые усилия к исправлению людской природы:

Приидоша к нему некогда от турьскаго поклисарие и, егда внидоша к нему и поклонишасъ по своему обычаю, а кап своих з глав не сняша, он же вопроси их: «Что ради тако учинисте, ко государю велику приидосте и такову срамоту ми учинисте?» Они же от-вещаша: «Таков обычай нашь, государь, и земля наша имеет». Он же глагола им: «И аз хощу вашего закона потвердити да крепко стоите». Иповеле им гвоздием малым железным ко главам прибити капы и отпусти их…

Греческие священники тоже, поди, не имели права клобуков своих снимать пред варваром грязным, язычником тёмным. Вот и…

Вот тут что-то однажды и произошло. Возможно, русский флот как раз раздербанен был — на тех, кто стережёт, и на тех, кто грабит. И греки решили разбить врагов по частям. Возможно, сыграл роль ещё какой-то фактор — подошли, например, огненосные хеландии. Так или иначе, по главный замысел русов — если греки выйдут из-за цепи, уничтожить их в абордажном бою — не удался. Хотя при том численном превосходстве, которым, по уверениям источников, обладали русы, дело это было непростым, но выполнимым. Надо было только не вытягивать корабли в линию — вечная ошибка русских, которую ещё и сын Ярослава Мудрого Владимир в 1043 году совершил. А вот в эскадренном ордере — хотя бы ордер этот и кучей был — имелся шанс прорваться к огнемётным хеландиям, которых не могло быть слишком много. Пусть даже их 15, как о том рассказывают. Массированным кулаком надвинуться, ценою сожжения нескольких своих судов — ведь эти сифоны с «греческим огнём» не могли стрелять бесконечно, им же перезаряжаться нужно было, давление поднимать… — ценою сожжения всего нескольких судов подойти к грекам, захватить или утопить их. И порядок! Нет, им позволили прорваться в середину строя, после чего битва превратилась в побоище. Ведь против одного огнедышащего греческого корабля оказывались по одной-две русские однодеревки, а не по десятку-другому, как было бы при массированном броске. А фланги успевали не помочь, а лишь сбежать.

Вот тогда и Игорь рванул к Тмутаракани:

— Уцелевшие поплыли к восточному берегу, к Сгоре —

— греки зафиксировали первую стадию бегства.

А вот то, что —

— послан был тогда по суше им на перехват из стратигов патрикий Варда Фока с всадниками и отборными воинами, —

— позволяет заключить, что оставшиеся силы русов значительно превосходили греческий флот, даже с учётом огнемётов. Именно поэтому даже и победоносный византийский флот не решился идти наказывать врагов, а был послан по суше сухопутный корпус.

Почему Игорь не бросился к Олегу, непонятно. Скорее всего, какая-то часть византийских судов его преследовала — коли известно стало грекам, что он аж до Тмутаракани добежал.

Тем временем Олег продолжал свою войну, и продолжал её успешно. Конечно, —

— Варда Фока этот отряд настиг, разбил наголову, обратил в бегство и убил его воинов.

Победа своего войска для имперского историка неизбежна, как победа коммунизма, по только вот после неё зачем-то —

пришёл туда во главе всего восточного войска и умнейший доместик схол Иоанн Курку ас, который, появляясь то там, то здесь, немало убил оторвавшихся от своих врагов, и отступили росы в страхе перед его натиском, не осмеливаясь больше покидать свои суда и совершать вылазки.

Успех опять был полный, но только… Но только русские закончили боевые действия только с наступлением холодов:

Однако надвигалась зима, у росов кончалось продовольствие, они боялись наступающего войска доместика схол Курку аса, его разума и смекалки, не меньше опасались и морских сражений и искусных маневров патрикия Феофана и потому решили вернуться домой.

Так все четыре месяца и боялись — дольше, напомню, нежели длился набег 860 года.

Но всё хорошее когда-то кончается. Обнаружив однажды, что тактика Иоанна Курку аса принесла заслуженный успех — разошедшиеся по местности грабительские шайки русов уничтожены по частям, и наличных сил оказалось слишком мало, — Олег принял решение возвращаться. К тому времени он уже достаточно взял добычи, чтобы замазать ею позор Игорева поражения, так что можно было возвращаться на базу. Вот только не июнь уже стоял на дворе, а сентябрь, когда шторма на Чёрном море бывают неожиданные и жестокие. Именно потому Олег, скорее всего, и принял решение ночью обойти сторожащий Проливы греческий флот, чтобы каботажным образом добраться вдоль уже не контролируемых Византией болгарских и печенежских берегов до родины.

К сожалению для него, этого не удалось: греки были настороже, русскую флотилию перехватили и —

— множество кораблей пустил на дно, и многих росов убил упомянутый муж.

Добычу тоже отняли:

…Феофан, вернувшийся с победой и великими трофеями…

Итак, предположение, что Игорь был сыном и наследником Х-л-гу, разрешает коллизию с двумя предводителями русов. Да, нападение они организовывали вместе. Но во главе Руси стоял Х-л-гу, а Игорь был на вторых ролях. Вот только в выживших-то остался он один! И таким образом автоматически в глазах окружающих становится вождём и Руси, и несчастного похода.

И косвенно такое построение подтверждается самими русскими летописями!

Как мы уже знаем, они в своей начальной части недостоверны в датах и сроках — первый автор в ужасе перед неоглядным морем годов, на которые у него не было событий, как мог, заполнял эти пустоты. То растягивая дела одного года на несколько, то ставя событие в ту годовую клеточку, когда его на самом деле не было, то прямо додумывая детали биографий действующих лиц.

Но этот автор не лгал! Он, например, сообщил о нападении русов на Царьград с такими выразительными деталями, которые сами по себе говорят о правдивости рассказа. Помните? —

— И приде къ Цесарюграду, и грѣци замкоша Судъ, а городъ затвориша… И повелѣ Олегъ воемъ своим колеса изъдѣлати и въставити корабля на колеса. И бывшю покосну вѣтру, успяша парусы с поля, и идяше къ городу. Видѣвше же гpѣцѣ, убояшася, и ркоша; выславше ко Ольгови: «Не погубляй город, имемься по дань, якоже хощеши».

Да, в итоге оказывается, что такого яркого нападения не знают византийские летописцы и историки. Но наш автор в другом месте сообщает и о том, что греки знают:

Иде Асколдъ и Диръ на Грѣкы, и приде въ 14 лѣтο Михаила цесаря. Цесарю же отшедышо на агаряны, и дошедшю ему Черное рѣкы, вѣсть спархъ посла ему, яко русь идеть на Цесарьград, и воротися цесарь. Си же внутрь Суда вшедьше, много убийство християномъ створиша, и въ двою сту кораблии Цесарьград оступиша.

Внутрь Суда — это внутрь залива Золотой Рог. То есть на самом деле «корабли на колёсах» — иными словами, волоком — были переведены по суше в 860 году. И событие по каким-то причинам расписано на две даты и двух исполнителей. Но само по себе оно было!

Так вот. Понятно, что во времена Олега и Игоря летопись ещё не велась, и всё, чем оперировал Нестор, сводилось к устным преданиям, воинским песням и былинам и отдельными византийскими хрониками, которые тем или иным образом попали в его руки. Поэтому годовым ошибкам удивляться не приходится, но в целом, как уже сказано, Нестор не врал.

Не вдаваясь в детали скрупулёзных и воистину великих исследований выдающихся историков А. А. Шахматова и М. Н. Тихомирова, отмечу, что самый первый летописный свод, по данным первого, был создан в 1090 годах, и из уцелевших списков ближе всего к нему Новгородская Первая летопись (НПЛ). А по мнению второго исследователя, в основе её начальных статей лежит некое «Сказание о русских князьях» X века.

И вот что в НПЛ, что в «Повести временных лет» смерть Олега отнесена хоть и к разным годам, но везде происходит после памятного похода на Царьград. И в обоих случаях она чудесна — от укуса змеи. Но только ПВ А помещает его могилу на киевской горе Щековица, где, собственно, никакой могилы не было найдено никогда, а НПЛ датирует смерть Олега 922 годом, то есть на 10 лет позже, нежели ПВЛ. Затем она «перемещает» князя в Ладогу. Но при этом помечает, что признаёт: дескать, иные говорят, будто он умер где-то за морем.

На языке информем это означает, что летописец на самом деле не знал, где и как погиб Олег. И потому для своих построений использовал некие былины и легенды, — возможно, в частности, какой-то аналог саги об Орваре Одде.

А не знал он этого именно из-за того, что Олег погиб где-то за морем.

Любопытно, что в одном из вариантов «Повести временных лет», приведённом в так называемом «Архангелогородском летописце», гибель русского вождя прямо связывается с походом на Византию:

Когда же шёл от Царьграда полем и наехал на главу коня своего сухую, сказал боярам своим: «Воистину солгали мне волхвы наши, да вернувшись в Киев, побью волхвов…» И слез с коня своего, желая взять главу коня своего, сухую кость, и лобзать её… И вдруг изошёл из главы из конской, из сухой кости змий и уязвил Олега в ногу… И оттого разболелся и умер. И есть могила его в Ладоге.

Осталось понять, что же стало с Х-л-гу ака Олег после поражения от Византии, раз летописи не зафиксировали точного места его смерти.

Чтобы узнать это, зададим себе вопрос: отчего это Олегу хотелось туда отправиться, в этот Бердаа? В стыде ли дело, как о том повествует хазарский информатор? Или именно в том, что добычи, обещанной Песаху, не привёз? Завис с кассою, что называется…

А ведь отдавать что-то хазарам надо. И контрибуцию, и плату за Тмутаракань. А он теперь и выглядел ничем не лучше неудачника Игоря.

А где взять средства, чтобы долг вернуть? Византия ощетинилась, к бою готова. Хазария — вот она, но поди напади на неё с жалкими остатками прежнего войска. На севере явно всё схвачено конкурирующими бандами русов. Да и добывание шкурок и рабов — процесс длительный, а не исключено, что хазарский «счётчик» щёлкал. «Счётчик», как известно, не бандитами был изобретён, а именно правоверными иудеями в практику финансовых расчётов введён.

В общем, похоже, потому Олег и на Кавказ двинулся, что была доведена до него информация: как знаешь, а долг верни.

Да и Игорь, похоже, пользуясь обстоятельствами, быстро и эффективно захватил власть над остатками руси. И, следовательно, Русью. Не исключено, что — в качестве хазарского ставленника. Во всяком случае, он откуда-то с дивной скоростью набирает настолько большое войско, что приводит в содрогание Византию, так недавно русов очень серьезно проредившую.

А войско только в умах у кабинетных историков появляется ниоткуда. На деле же ему одного пива по литру на душу в день нужно. Как минимум. Вот и посчитаем: десяток тысяч бойцов употребят десять тысяч литров. По нынешним ценам — под 50 рублей. Ну-ка, отдай 500 тысяч за день! Да пусть их тысяча, воинов! 50 тысяч рублей в день — тоже не копеечка. Да и не испугаешь ты Царьград тысячью бойцов…

Итак, у Игоря есть материальный и моральный ресурс, чтобы навербовать себе новое войско взамен стертого. Но откуда деньги на это у только что потерпевшего поражение полководца?

Только из двух источников. Собственные данники и — одна соседняя сверхдержава. Которой по-прежнему хочется наказать злого Романа Лакопина…

Что же до морального ресурса, то он очевиден: перенесение ответственности за неудачу на Хлгу-Олега. Который к тому же так полезно пропал где-то на Кавказе…

Как пропал Олег на Кавказе — история для пашей темы не столь важная, во всё же вкратце мы её вспомним.

Как именно князь прошёл аж за нынешний Нагорный Карабах, точно сказать, вероятно, невозможно. Но вот это —

— морем —

— указывает, возможно, на то, что не по Дону-волоку-Волге-Каспию достигли русы города Бердаа, а как-то напрямую. Может быть, через Риони поднялись выше Колхидской низменности, а там то ли переволоклись в бассейн Куры, то ли пешим ходом туда вышли.

Хотя и это — не стопроцентно, конечно. Арабский автор Мискавейх, у которого есть рассказ об этом походе, повествует как раз о противоположном:

Они проехали море, которое соприкасается со страной их, пересекли его до большой реки, известной под именем Куры, несущей воды свои из гор Азербайджана и Армении и втекающей в море.

Я не берусь сказать, насколько это верные данные. Ио как бы то ни было, отметим: арабский автор считает Хазарию страною и русов тоже — ибо ясно дело, что Каспий соприкасается именно с нею. Ну, или речь идёт о первой гипотезе: русы прошли «своё» море, называвшееся, кстати, одно время Русским, — а затем неким путём вышли к Куре.

Не разобраться сегодня.

Но послушаем того же Мисквейха о том, как развивались события дальше.

Когда они достигли Куры, вышел против них представитель Марзубана и заместитель его по управлению Бердаа. Было с ним триста человек из дейлемитов и приблизительно такое же число бродяг и курдов. Простой народ убежал от страху. Вышло тогда вместе с ними из добровольцев около 5000 человек на борьбу за веру. Были они беспечны, не знали силы их и считали их на одном уровне с армянами и ромейцами. После того, как они начали сражение, не прошло и часу, как русы пошли на них сокрушающей атакой. Побежало регулярное войско, а вслед за ним все добровольцы и остальное войско, кроме дейлемитов. Поистине, они устояли некоторое время, однако все были перебиты, кроме тех среди них, кто был верхом. (Русы) преследовали бегущих до города… Вступили в него русы и овладели им.

Далее русы повели себя не как обычные захватчики:

Рассказали мне Абу-Аббас-ибн-Нудар, а также некоторые из исследовавших, что люди эти вошли в город, сделали в нем объявление, успокаивали жителей его и говорили им так: «Нет между нами и вами разногласия в вере. Единственно, чего мы желаем, это власти. Па нас лежит обязанность хорошо относиться к вам, а на вас — хорошо повиноваться нам».

Ясно: русские пришли, чтобы остаться. На другой дом они уже не рассчитывали.

Не исключено также, что русы и ислам приняли.

Но это не помогло решению вопроса о власти:

Подступили со всех окрестных земель к ним мусульманские войска. Русы выходили против них и обращали их в бегство. И бывало не раз так: вслед за ними выходили и жители Бердаа, и, когда мусульмане нападали на Русов, они кричали «Аллах велик» и бросали в них камни.

Нет, не приняли русы ислам. Видно, решили, что это вопрос не принципиальный. Был бы человек хороший, послушный. Готовый жить и платить дань русам.

К сожалению, эту экуменическую философию не разделяли жители Бердаа:

…они не заботились о себе, а обнаруживали то, что у них в душах их, и препятствовали русам, когда на них вели нападение сторонники власти. После того как это продолжалось некоторое время, возвестил глашатай русое: «Не должен оставаться в городе ни один из жителей его». Дали мусульманам отсрочку на три дня от дня этого объявления, И вышли все, у кого только было вьючное животное, которое могло увезти его, жену его и детей его. Таких ушедших было немного. Пришёл четвёртый день, и большая часть жителей осталась. Тогда русы пустили в ход мечи свои и убили много людей, не сосчитать числа их.

А что вы хотите — дисциплина! Да и, видно, достал их джихад каждодневный.

Выживших интернировали:

Заключили русы женщин и детей в крепость внутри города, которая была шахристаном этих людей, где они поместились, разбили лагерем свои войска и укрепились. Потом собрали мужчин в мечети соборной, поставили к дверям стражу и сказали: «Выкупайте себя…»

Таким образом скопилось у русое в городе Бердаа большое богатство, стоимость и достоинство которого были велики…

Иными словами, снова видим: русы не ограбили жителей сразу, то есть не за добычей пришли. Они пришли завоевать себе новый дом. Поначалу — необычно для них гуманным способом.

Но вот тут уже должны были полностью остервенеть законные войска Марзубана: отчуждённая у гражданских собственность, обращённая в добычу врага, становится законной добычей освободителей. «Что с бою взято — то свято». А потому арабские бойцы утроили усилия. И вели теперь осаду русов —

— до тех пор, пока последние не были окончательно утомлены. Случилось, что и эпидемия усилилась. Когда умирал один из них, хоронили его, а вместе с ним его оружие, платье и орудия, и жену или кого-нибудь другого из женщин, и слугу его, если он любил его, согласно их обычаю.

Ну, тут нам остаётся только вспомнить подглавку об археологических свидетельствах об обычаях русов…

После того как дело Русов погибло, потревожили мусульмане могилы их и извлекли оттуда мечи их, которые имеют большой спрос и в наши дни, по причине своей остроты и своего превосходства.

Опять же естественно.

Когда уменьшилось число русое, вышли они однажды ночью из крепости, в которой они пребывали, положили на свои спины все, что могли из своего имущества, драгоценностей и прекрасного платья, остальное сожгли. Угнали женщин, юношей и девушек столько, сколько хотели, и направились к Куре. Там стояли наготове суда, на которых они приехали из своей страны; на судах матросы из 300 человек русое, с которыми поделились они частью своей добычи, и уехали. Бог спас мусульман от дела их.

Рассказывают, правда, что уехали не все. Будто бы тот самый арабский военачальник Марзубан ибн Мухаммад инсценировал отступление и атаковал врага из засады. Русы же шли пешим строем, а их предводитель ехал на осле.

По словам Марзубана, —

— и вступили мы в битву с русами. И сражались мы с ними хорошо и перебили из них много народа, в том числе их предводителя.

Так что в каком-то смысле конь Олега действительно сгубил — хоть и такое скромное из семейства лошадиных как Equus asinus asinus.

Вместе с вождем погибли вроде бы семьсот дружинников. Так или иначе, по судя по отсутствию археологических остатков и письменных или устных свидетельств, до родины остатки Олеговых русов так и не добрались. Скорее всего, вновь, как и в 913 году, на остатки войска напали хазары — или их мусульманские гвардейцы, и на том всё было кончено…

Теперь о датах. Согласно этому рассказу, вторжение русов произошло в 943 году. Точнее, автор датирует появление руси 332 годом Хиджры (с 4 сентября 943 по 23 августа 944 г.). Как раз согласуется со всем вышеизложенным: возвращение в конце 941 года в Тмутаракань, чья-то настоятельная рекомендация не идти в Киев и не мешать там Игорю готовить новую войну с Византией, сезон на сбор нового воинства, выход в 943 году в поход, достижение страны Албании и захват её важного города Бердаа и… И у русов появляется желание там остаться! Во всяком случае, их последующие несчастья Мискавейх описывает, упоминая в это же время смерть эмира Тузуна, которая произошла в августе — сентябре 945 года. Таким образом, получается, что Олег почти два года держал город, не собираясь оттуда возвращаться…

Что ж… Всяко лучше, чем хазарам долг возвращать.

Но проблема, как мы уже знаем, возникла в другом. Мусульмане как-то без охоты восприняли новых правителей. Что и понятно: те были язычниками, а по отношению к оным Коран весьма не толерантен. К тому же легендарная восточная антисанитария, жара, недружелюбная позиция высших властей, которые всё насылали на пришельцев новые и новые армии… В общем, некая желудочная инфекция — скорее всего, вечная подруга солдата дизентерия — сильно проредила ряды новых хозяев города. Есть даже такое место — в Житии Василия Нового, где прямо сказано, что большинство русов умерло от диареи.

Ну а затем упрямые поклонники Аллаха вновь на них напали — и всё. Можно сказать фигурально: змея в конце концов укусила князя Олега. И так, что даже по поводу местонахождения его могилы мнения разошлись…

Ну вот, собственно, и всё. На том анализ источников закончен. Осталось последнее — понять, каким образом русы стали хозяевами огромного государства, в котором соединились судьбы славян, финнов, балтов и прочих этносов и суперэтносов.