Русские провидцы и предсказатели

Сотворивший себя кумиром… или Пророк, рожденный на Голгофе

Две легенды о великом и маленьком

Вольф Григорьевич Мессинг 10.09.1899, местечко Гора-Калевария, под Варшавой – 08.11.1974, Москва

Легенда первая – каноническая

Вольф Мессинг родился в Российской империи, в крошечном еврейском местечке Гора-Калевария близ Варшавы, в очень религиозной, ортодоксальной еврейской семье. Подумать только! Будущий всемирно известный пророк в детстве был экзальтированным, запуганным, религиозным и крайне впечатлительным мальчиком, страдающим лунатизмом. Кто бы знал, что со временем этот мальчик с, казалось бы, навсегда перепуганным взглядом станет едва ли не самым известным предсказателем двадцатого столетия?!

Но это случилось не вдруг и не сразу. Что в первую очередь должен изучать еврейский мальчик? Правильно, еврейский мальчик прежде всего должен изучать Талмуд. Вот и отправили шестилетнего Вольфа в хедер – школу при синагоге. Мальчик оказался старательным и сообразительным, ребе хвалил его, но только жаловался родителям, что мальчик постоянно засыпает над страницами Талмуда.

Отец, человек ортодоксальный и, как все ортодоксы, решительный, заявил, что пора прекратить ночные хождения сына по дому. Мать попробовала робко возразить, мол, врачи сказали, что лунатизм не лечится. Но у отца на этот счет было собственное мнение…

Однажды маленький Вольф, повинуясь невидимым сигналам с луны, среди ночи захотел встать с постели, чтобы отправиться в «лунное путешествие». Не просыпаясь, он спустил ноги с постели и тут же с диким криком проснулся – отец поставил около кровати лунатика корыто с холодной водой, в которое Вольф и вступил босыми ногами. Можете себе представить ужас больного мальчика! Вообще такие способы лечения лунатизма, как правило, заканчиваются очень печально для больного, внезапно разбуженный лунатик может даже умереть, но в случае с Вольфом все обошлось относительно благополучно. Если не считать жуткого стресса.

Отец маленького Вольфа в деле педагогики и воспитания сына был неистощимым «новатором». Вот еще один «шедевр» его педагогических новаций. Когда маленький Вольф перестал засыпать на уроках в хедере, раввин не мог на него нахвалиться – у мальчика была великолепная память. Он буквально с листа запоминал сложные тексты Талмуда. Однажды хедер посетил известный писатель ШоломАлейхем, и мальчик наизусть цитировал ему страницы талмуда. Писатель, еврейская национальная гордость, приласкал мальчика и предрек ему большое будущее. Отец быстро сообразил, что из сына может получиться раввин, и решил отправить его в иешибот, училище, готовившее раввинов.

Обычно тихий и послушный, Вольф неожиданно заупрямился и наотрез отказывался учиться в иешиботе. Секрет его «восстания» прост – он противился не обучению и выбранному для него отцом пути священнослужителя, просто училище находилось в другом городе, и домашнему мальчику ехать в другой город, оставаться там одному, без родителей, было боязно. Как ни уговаривал, как ни приказывал отец, мальчик в ответ только горько плакал.

Однажды поздним вечером отец отправил Вольфа в лавочку. Замирая в темноте от страха, мальчик пробирался, прижимаясь к стенам, домой. Вот он, дом, скорее через подворотню и нырнуть в спасительное тепло родного дома. Но во дворе Вольф увидел огромную фигуру в развевающихся белых одеждах.

– Замри! – пророкотала фигура густым басом и без того застывшему от ужаса малышу. – Замри и слушай! Слушай и повинуйся! Тебе суждено быть раввином! Горе тебе, если ослушаешься!..

Фигура растворилась в темноте, а мальчик еще долго стоял в оцепенении, потом упал в глубоком обмороке и так лежал, пока на его поиски не вышли домашние. Надо ли говорить, что уже на следующий день он изъявил горячее желание учиться в иешиботе.

Вот так маленький Вольф оказался вдали от дома. Учился он неохотно, бесконечные молитвы и нудная зубрежка утомляли мальчика. Он тяготился учебой, тосковал в тяжелой обстановке ортодоксального училища. Неоднократно собирался даже бежать, но всякий раз вспоминал громовой голос и громадную белую фигуру, маленькая душа его съеживалась от страха, и он оставался.

Но однажды Вольф увидел в синагоге мужчину невероятно громадного, неряшливо одетого, что выдавало в нем бродягу. Когда же мужчина заговорил, Вольф едва не расплакался, узнав этот голос. Он понял, что отец жестоко обманул его, наняв бродягу сыграть роль провидения.

Мальчик вышел из синагоги и, не забрав даже свои вещи, пошел на вокзал, сел в первый попавшийся поезд, который шел на Берлин. Ехал он, естественно, без билета, поскольку из наличности в кармане было лишь немного мелочи, которой не то, что на билет, на стакан семечек не хватало. Боязливый мальчик забился под лавку и притаился там, в надежде, что его не заметят.

Но кондуктор был бдителен и беспощаден. Орлиным взглядом он разглядел и вытащил на свет прятавшегося «зайца». И вот в этот исторический момент от жуткого испуга у мальчика открылся талант внушения. Даже много лет спустя он с содроганием вспоминал эту встречу:

«– Молодой человек, – у меня в ушах и сегодня звучит его голос, – ваш билет! Нервы мои были напряжены до предела. Я протянул руку и схватил какую-то валявшуюся на полу бумажку – кажется, обрывок газеты. Наши взгляды встретились. Всей силой страсти и ума мне захотелось, чтобы он принял эту грязную бумажку за билет. Он взял ее, как-то странно повертел в руках. Я даже сжался, напрягся, сжигаемый неистовым желанием. Наконец он сунул ее в тяжелые челюсти компостера и щелкнул ими. Протянув мне назад «билет», он еще раз посветил мне в лицо своим кондукторским фонарем со свечой. Он был, видимо, в полном недоумении: этот маленький худощавый мальчик с бледным лицом, имея билет, зачем-то забрался под скамейку. И подобревшим голосом сказал: – Зачем же вы с билетом и под лавкой едете?.. Есть же места. Через два часа будем в Берлине.»[7]

Вот так он впервые открыл в себе талант внушения.

Через два часа Вольф Мессинг вышел на перрон Берлинского вокзала, вступив в самостоятельную жизнь. Большие города не замечают маленьких людей. Они равнодушны к ним, как к бумажному сору на улицах, воспринимая человеческий мусор как неизбежность. До маленького Вольфа, оказавшегося в одиночестве вдали от дома, не было дела никому. Большой город предоставил ему выбор – умереть от голода либо выжить. Умирать Вольф не хотел, он хотел жить. И если ему не всегда хватало силенок, то он восполнял их силой воли и упрямством.

Он сумел устроиться посыльным в дом приезжих за гроши и угол. Он был «мальчиком за все» – убирал, мыл полы и посуду, относил пакеты и чистил ботинки. Он очень старался, но постоянно ходил голодный, поскольку был мал и его вечно обманывали при расчете. Мальчик не жаловался, да и кому он мог пожаловаться? Кончилось все голодным обмороком на улице. Когда его подобрали, врачи в клинике для бедных, наскоро осмотрев его, не обнаружили признаков жизни – сердце не билось, пульс не прослушивался. Накрыли мальчика простыней и отвезли… в морг.

Студент-практикант, приготовившийся вскрывать труп, обнаружил слабое биение сердца и заметил подрагивающие веки у маленького «мертвеца». Кое-как отдышавшись, перепуганный насмерть студент вызвал врачей, и общими усилиями они убедились, что мальчик жив и находится либо в глубочайшем обмороке, либо впал в летаргический сон. В таком состоянии его отвезли в клинику знаменитого врача-невропатолога, профессора Абеля, а там уже, через трое суток, осторожно привели в чувства.

Профессор хотел отправить мальчика в приют, но Вольф сумел уговорить врача не делать этого. Профессор, заинтересованный редким случаем, оставил на время пациента при клинике, тем более что ему самому было интересно наблюдать такого необычного пациента. Когда мальчик подробно рассказал о своей жизни, профессор пояснил, что, скорее всего причиной состояния, в которое впал мальчик, стало слишком сильное нервное напряжение, выпавшее на его долю, физические и психологические нагрузки, с которыми с трудом справлялся детский, неокрепший еще организм.

Во время продолжительных бесед, тщательного осмотра и ряда тестов профессор с удивлением обнаружил у Вольфа необычные способности: в частности, подтвержденное рядом опытов, умение управлять собственным организмом. С легкой руки профессора в клинике все стали называть мальчика «удивительным медиумом». Эти способности мальчика помогли профессору решить непростую задачу, над которой он ломал голову со времени поступления этого необычного пациента в его клинику. Отдавать мальчика в приют было жалко, правильнее всего было бы отправить его к родителям, но где их искать? Да и не хотел Вольф возвращаться домой. Надо было как-то устраивать его. Но куда и как? Решение подсказали опыты по изучению его необычных способностей. Если они есть – их нужно использовать.

На одном из опытов, проводимых профессором Абелем, вместо его обычного ассистента, оказался некий представительный господин, весьма неумело помогавший профессору, но зато задававший много вопросов и активно раздававший коварные задания. Когда профессор сказал, что на сегодня достаточно, господин неожиданно поаплодировал, подозвал Вольфа, достал из кармана бумажник туго набитый купюрами, не глядя, выудил одну из них и положил в карман подростка.

– Я господин Цельмейстер, – представился он, – импресарио.

– Да, господин Импресарио, – поклонился Вольф.

Гость рассмеялся и объяснил ему, кто такой импресарио. И не только объяснил, но и тут же, за столом профессора Абеля, подписал с Вольфом первый в его жизни профессиональный контракт. Первым местом «работы» Вольфа Мессинга стал берлинский паноптикум, в котором он за пять марок в день шесть дней в неделю ложился в гроб со стеклянной крышкой, входил в состояние каталепсии, впоследствии изображая оживающего мертвеца.

Смышленый Вольф быстро понял, что, если ему дан такой необычный талант, за которой платят хорошие деньги, нужно этот талант развивать. Тогда будут платить еще больше. Во время не прекращающихся опытов в клинике профессора Абеля у Вольфа открылись и другие способности медиума и гипнотизера. К тому же он стал воспринимать и сам передавать мысленные приказы.

Импресарио оценил успехи своего подопечного и устроил его во всемирно известный цирк Буша. Так Вольф стал факиром. Ходил по битому стеклу, в него тыкали иголками, а он не чувствовал боли, отыскивал спрятанные предметы, словом, творил привычные всем нам цирковые чудеса. Получать он стал много, а тренировать свои способности еще больше. «Я начал тренироваться. В свободные четыре дня недели я ходил на берлинские базары.

Вдоль прилавков с овощами, картофелем и мясом стояли краснощекие молодые крестьянки и толстые пожилые женщины из окрестных сел. Покупатели были редки, и в ожидании их многие продавцы сидели, задумавшись о своем. Я шел вдоль прилавков и поочередно, словно верньером приемника, включая все новые станции, «прослушивал» простые и неспешные мысли немецких крестьян о хозяйстве, оставленном дома, о судьбе дочери, вышедшей неудачно замуж, о ценах на продукты, которые упрямо не растут.»

Он учится «слышать» телепатически. Очень любопытны его заметки об этом «слухе». «Дело в том, что я не всех людей одинаково хорошо «слышу» телепатически – пусть простят мне этот глагол «слышать», абсолютно не передающий сущности явления. Суть в том, что чужое желание я ощущаю как бы собственным желанием. Ощущение появляется во мне ощущением же. Если мой индуктор представит, что он хочет пить, и я стану ощущать жажду. Если он представит себе, что гладит пушистую кошку, и я почувствую у себя в руках нечто теплое и пушистое. <… > Вот в чем разница слов «слышать» в обычном понимании и в телепатическом понимании, как я его применяю здесь. Итак, мысли и чувства не всех людей я одинаково хорошо «слышу». Одни «звучат» в мозгу моем громко, другие – приглушенно, третьи – совсем шепотом, из которого долетают только отдельные слова.»

В 1915 году Вольф вместе с цирком отправляется на гастроли. На одном из цирковых выступлений побывал Альберт Эйнштейн. После представления он зашел за кулисы, попросил познакомить его с Мессингом, подивился его юному возрасту, сказал несколько комплиментов и пригласил побывать у него в гостях. Юноша приглашение молодого, тому было всего тридцать пять лет, но уже знаменитого ученого принял с восторгом. Дома у Эйнштейна он познакомился с еще одной знаменитостью – Зигмундом Фрейдом, профессором Венского университета, невропатологом и психиатром. Основатель психоанализа тут же приступил к экспериментам. При этом мысленные распоряжения отдавал сам Фрейд, проявив себя при этом, несмотря на солидный возраст, – ему было шестьдесят пять, изрядным озорником под стать своему более молодому приятелю Эйнштейну. О том, какие распоряжения отдавал Фрейд, вспоминал позже сам Мессинг: «До сих пор помню его мысленное приказание: подойти к туалетному столику, взять пинцет и, вернувшись к Эйнштейну… выщипнуть из его великолепных пышных усов три волоска. Взяв пинцет, я подошел к великому ученому и, извинившись, сообщил ему, что хочет от меня его ученый друг. Эйнштейн улыбнулся, подставил мне щеку. Второе задание было проще: подать Эйнштейну его скрипку и попросить его сыграть на ней. Я выполнил и это безмолвное приказание Фрейда. Эйнштейн засмеялся, взял смычок и заиграл».

На этом эксперименты закончились, остаток вечера прошел весело и непринужденно. Юноша, почти подросток, ни на мгновение не почувствовал себя скованно в компании великих людей, несмотря на то, что оба они были намного старше него, – Эйнштейн вдвое, а Фрейд вообще годился Вольфу в дедушки.

Конечно, судя хотя бы по поведению Эйнштейна, не исключено, что двое великих просто подыграли симпатичному еврейскому юноше. Возможно, и приглашение на ужин, и беседа, и «опыты» Фрейда были предназначены только для помощи юноше. Как знать. Но что ужин юного циркового факира в такой блистательной компании моментально стал достоянием газетчиков, это факт. В мгновение Вольф стал знаменит и популярен.

В немалой степени это знакомство с великими способствовало заключению контракта импресарио с Мессингом на его длительное международное сольное турне, длившееся четыре года. За это время он объездил весь мир, заработал большие деньги, стал знаменит.

Ко времени окончания гастролей произошли важные события, мир менялся, менялись границы. Польша, в которую в 1921 году вернулся Мессинг, уже не была составной частью России. Она стала самостоятельным государством. Поскольку государство должно себя защищать, ему требуются солдаты. Блистательно складывающуюся карьеру артиста пришлось на время отложить, а яркие сценические костюмы заменить военной формой – Мессинга призвали в армию. Правда, мерить шагами плац ему пришлось недолго. Узнав о необычных способностях одного из новобранцев Войска Польского, с ним изъявил желание познакомиться сам Юзеф Пилсудский – «начальник Польского государства». Рядового Мессинга переодели в штатский костюм и на машине отвезли в правительственную резиденцию. Там шел великосветский прием, Пилсудский был большим любителем светских раутов и любил «угощать» гостей экзотическими развлечениями. На этот раз «подавали» Мессинга. И вот как это происходило: «Меня ввели в роскошную гостиную. Здесь было собрано высшее придворное общество, блестящие военные, роскошно одетые дамы. Пилсудский был одет в нарочито простое полувоенное платье без орденов и знаков отличия. Начался опыт. За портьерой был спрятан портсигар. Группа придворных следила за тем, как я его нашел. Право же, это было проще простого! Меня наградили аплодисментами. Более близкое знакомство с Пилсудским состоялось позднее в его личном кабинете. «Начальник государства», кстати, это был его официальный титул в те годы, был суеверен, любил «счастливое» число тринадцать.»

Знакомство с Пилсудским на этом не закончилось, Мессинг даже выполнял для него некое таинственное задание «частного характера». Настолько частного, что о нем Мессинг не рассказал даже много лет спустя в книге воспоминаний, хотя жил уже в другой стране и в другое время, да и самого маршала Пилсудского уже не было в живых.

Конечно, такое знакомство не могло не облегчить военной службы рядового Мессинга. Он переводится в криминалисты, да и сама военная служба не затянулась. Вскоре опять яркие, красочные афиши в Варшаве, Париже, Лондоне и Риме кричат о выступлениях «гипнотизера, факира и медиума Вольфа Мессинга». Он объездил все столицы Европы, ему рукоплескали в концертных залах и в императорских дворцах.

Газеты захлебывались от восторга, описывая его выступления. Персона Мессинга будоражила воображение, а его публичные рекламные трюки приводили в восторг обывателей: например, в Риге он распугивал неспешно прогуливающихся горожан, разъезжая в автомобиле, за рулем которого сидел сам… с повязкой на глазах! О том, куда нужно поворачивать, ему телепатически сообщал сидевший рядом шофер.

Многие «подвиги» ясновидящего становились известны широкой публике потому, что в них принимали непосредственное участие самые заметные фигуры государств. Так, в 1927 году индуктором у Мессинга был сам Мохандас Карамчанд Ганди (Махатма Ганди), отдавший распоряжение всего-то взять со стола флейту и передать ее другому человеку. Но об этом простеньком для Мессинга фокусе стало известно всему миру – ведь это был ГАНДИ!

Широко известна история, когда Мессинга пригласил всесильный граф Чарторыйский и обратился к нему с просьбой отыскать в огромном родовом замке утерянную семейную реликвию – старинную бриллиантовую брошь, стоившую не менее 800 тысяч злотых – сумасшедшие деньги!

Граф подозревал, что брошь украли, а поскольку сразу, как только обнаружилась пропажа, из замка запрещено было кому бы то ни было выезжать и даже выходить, граф полагал, что брошь находится в замке. Если ее и украли, то вынести никак не могли. Мессингу была поставлена задача въехать в замок под видом художника, встречаться с обитателями и «прослушивать» их, чтобы отыскать вора. Сыграть художника Вольфу не составляло труда, поскольку в то время он имел вполне артистический вид – свободный черный плащ-накидка, широкополая шляпа, длинные волосы.

Задача поначалу казалась из простых, но служащих в замке было очень много. Мессинг встречался со всеми, но нужного человека не находил. Сам граф ничем помочь ему не мог, поскольку был твердо уверен в честности и порядочности своих близких, а так же прислуги, проживавшей в замке и служившей ему верой и правдой много лет. Мессинг уже склонен был поставить графа в известность, что драгоценную брошь все же вынесли из замка, когда его внимание привлек. маленький мальчик, сын одного из слуг, страдавший слабоумием. Одного его из всех обитателей замка не удавалось «прослушать». Мессинг стал внимательно присматриваться к мальчику и заметил, как тот буквально часами мог заворожено застывать в немом восхищении перед блестящими предметами. Мессинг знал о так называемой сорочьей болезни. Он решил проверить свою догадку и, вытащив из кармана жилетки золотые часы, покачал ими медленно в воздухе, уловил завороженный взгляд мальчика и, положив часы на стол, сделал вид, что уходит, спрятавшись за дверью и наблюдая оттуда за мальчиком. Как только Вольф Мессинг вышел за дверь, мальчик бросился к столу, с жадностью схватил часы и побежал с ними вон из зала. Мессинг поспешил за ним, испугавшись, что не успеет увидеть, в какое «гнездо» унесет малыш свою «добычу». К его удивлению, мальчик добежал до лестницы, остановился возле чучела большого медведя и засунул часы. в оскаленную пасть зверя.

После этого Мессингу оставалось только призвать хозяина замка и попросить его распорядиться разрезать шею чучелу. Граф удивился, но распорядился выполнить просьбу Мессинга. Шею чучелу вспороли и оттуда посыпались елочные игрушки, кусочки фольги, цветные стекла, мельхиоровые ложки и прочая блестящая мишура, среди которой оказалась и злополучная брошь.

А Мессинг продолжал открывать в себе все новые таланты, которые, казалось, неисчерпаемы. Кроме экстрасенсорных и телепатических способностей у него открылся дар предвидения и чтения судеб.

Началось все, как и бывает чаще всего в жизни, случайно. «Однажды, еще в тридцатые годы, в Польше, пришла ко мне на прием молодая женщина. Она достала фотографию мужчины, несколько моложе ее по возрасту, имеющего явное родственное сходство с ней.

– Мой брат, – объяснила она. – Два года назад он уехал в Америку. За счастьем. И с тех пор – ни единого слова. Жив ли он? Можете ли вы узнать?

…Я смотрю на карточку брата бедной женщины. И вдруг вижу его словно сошедшего с карточки, чуть вроде бы помолодевшего. В хорошем костюме. И говорю:

– Не волнуйтесь, пани. Ваш брат жив. У него были трудные дни, сейчас стало легче. Вы получите от него письмо на тринадцатый день, считая сегодняшний. Это будет первая весточка от него за два года. Потом он будет вам писать чаще.

.Женщина ушла от меня и, как водится, рассказала обо всем соседям. Пошла молва. Дошла до газетчиков. Начался спор в печати: ошибся Мессинг или нет? В общем, на тринадцатый, предсказанный мной день в этом местечке собрались корреспонденты чуть ли не всех польских газет. Письмо из далекой Филадельфии пришло с вечерним поездом».

Сам Мессинг пытался рассказать, как это с ним происходит:

«Лучше всего я чувствую судьбу человека, которого встречаю первый раз в жизни. Или даже которого не вижу совсем, только держу какой-либо принадлежащий ему предмет, а рядом думает о нем его родственник или близкий человек.

Рассказанный мною эпизод о польском эмигранте относится именно к числу таких случаев: я держал в руке его карточку, а рядом сидела и думала его сестра. Перебирая в памяти сотни подобных случаев, я не могу не остановиться на единственном ошибочном. Впрочем, не совсем ошибочном.

Дело было опять-таки еще в Польше. Ко мне пришла совсем немолодая женщина. Седые волосы. Усталое доброе лицо. Села передо мной и заплакала.

– Сын. два месяца ни слуху, ни духу. Что с ним?

– Дайте мне его фото, какой-нибудь предмет его. Может быть, у вас есть его письмо?

Женщина достала синий казенный конверт, протянула мне. Я извлек из него исписанный листок бумаги с пятнами расплывшихся чернил. Видно, много слез пролила за последние два месяца любящая мать над этим листком линованной бумаги. Мне вовсе не обязательно в таких случаях читать, но все же я прочитал обращение: «Дорогая мама!..» – и конец: «Твой сын Владик». Сосредоточился. И вижу, убежденно вижу, что человек, написавший эти страницы, мертв. Оборачиваюсь к женщине:

– Пани, будьте тверды. Будьте мужественны. У вас много еще дела в жизни. Вспомните о своей дочери. Она ждет ребенка – вашего внука. Ведь она без вас не сумеет вырастить его.

Всеми силами постарался отвлечь ее от заданного вопроса о сыне. Но разве обманешь материнское сердце? В общем, наконец я сказал:

– Умер Владик.

Женщина поверила сразу. Только через полчаса ушла она от меня, сжимая в руке мокрый от слез платок.

Я было забыл уже об этом случае: в день со мной разговаривали, просили моей помощи, советовались три-четыре человека. И в этом калейдоскопе лиц затерялось усталое доброе лицо, тоскующие глаза матери, потерявшей сына. И конечно же сейчас я не смог бы вспомнить о ней, если бы не продолжение этой истории.

Месяца через полтора получаю телеграмму: «Срочно приезжайте». Меня вызывают в тот город, где я был совсем недавно. Приезжаю с первым поездом. Выхожу из вагона – на вокзале толпа. Только ни приветствий, ни цветов, ни улыбок – серьезные, неприветливые лица. Выходит молодой мужчина:

– Вы и есть Мессинг?

– Да, Мессинг это я.

– Шарлатан Мессинг, думаю, не ожидает от нас доброго приема?

– Почему я шарлатан? Я никогда никого не обманул, не обидел.

– Но вы похоронили меня живого!

– Я не могильщик.

– И чуть-чуть не загнали в гроб вот эту женщину. Мою бедную мать…

Смутно припоминаю ее лицо, виденное мной. Спрашиваю:

– Все-таки кого же я заживо похоронил?

– Меня! – отвечает молодой мужчина.

Пошли разбираться, как это всегда в таких случаях было в еврейских местечках, в дом к раввину. Там я вспомнил всю историю.

– Дайте мне, – прошу женщину, – то письмо, что вы мне тогда показывали.

Раскрывает сумочку, достает. В том же синем конверте, только пятен от слез прибавилось. По моей вине лились эти слезы! Смотрю я на страницы с расплывшимися чернилами и еще раз прихожу к убеждению: умер человек, написавший это письмо, умер человек, написавший «твой сын Владик.» Но тогда кто же этот молодой мужчина?

– Вас зовут Владик?

– Да, Владислав.

– Вы собственноручно написали это письмо?

– Нет.

Для меня это «нет» как вспышка молнии, озаряющая мир.

– А кто его написал?

– Мой друг. Под мою диктовку. У меня болела рука. Мы с ним вместе лежали в больнице.

– Ясно. Ваш друг умер?

– Да. Умер. Совершенно неожиданно. Он был совсем нетяжело болен.

Обращаюсь к женщине:

– Пани, простите мне те слезы, что вы пролили после нашей встречи. Но ведь нельзя знать все сразу. Вы мне дали это письмо и сказали, что его написал ваш сын. Я вижу обращение «мама» и подпись «твой сын.». И вижу, что рука, написавшая эти слова, мертва. Вот почему я и сказал, что сын ваш умер».

Самое известное предсказание, за которое Мессинг едва не поплатился жизнью, было сделано им в конце тридцатых годов. Вовремя одного из публичных выступлений в варшавском театре, в присутствии многочисленной публики, отвечая на один из вопросов, он заявил, что Гитлер свернет себе шею, как только нападет на Советский Союз.

На следующее утро предсказание известнейшего медиума было напечатано во всех варшавских газетах. От Варшавы до Берлина – рукой подать, и газеты с этим предсказанием легли на стол фюрера. Бесноватый ефрейтор к предсказаниям относился весьма нервно, не случайно держал личных астрологов, потому был взбешен, назвал Мессинга своим личным врагом и назначил за его голову награду в 200 000 марок. Мессинг только посмеялся над этой угрозой.

Но первого сентября 1939 года ему стало не до смеха. В Польшу, сметая западные границы, вошли немецкие войска. А с востока – советская армия. Польская кавалерия в отчаянии бросалась в безумные атаки на немецкие танки, но мужество не всегда сильнее брони. Война была молниеносной, – в считанные дни фашисты оказались в Варшаве. Все близкие Вольфа, вся его семья, оказались в концлагере Майданек, где и погибли. Сам Вольф скрывался в Варшаве, жил по поддельным документам. Но, к своему ужасу, увидел на улицах листовки, в которых сообщалось о награде за его голову.

Предателя не нашлось, но Мессинг сам напоролся на немецкий патруль. Во время проверки документов офицер узнал Мессинга, подвел его к висевшей на стене листовке, чтобы сравнить портрет с оригиналом и, схватив предсказателя за шиворот, ударил его лицом об стену.

Оглушенного, с шестью выбитыми зубами медиума отволокли в жандармерию и посадили в камеру. Там, лежа на железной койке, прижимая к разбитым губам платок, Мессинг с ужасом осознал, что его ждет. Выхода не было. Но он его нашел.

«Сидя в карцере полицейского участка, я понял: или я уйду сейчас, или я погиб. Я напряг все свои силы и заставил собраться у себя в камере тех полицейских, которые в это время были в помещении участка. Всех, включая начальника и кончая тем, который должен стоять на часах у входа. Когда они все, повинуясь моей воле, собрались в камере, я, лежавший совершенно неподвижно, как мертвый, быстро встал и вышел в коридор. Мгновенно, пока они не опомнились, задвинул засов окованной железной двери».

Проделав это, он выскочил на лестницу, побежал вниз, но услышал внизу голоса и не долго думая, распахнул окно на лестничной площадке и выпрыгнул со второго этажа. Выпрыгнул, надо сказать, не очень удачно, остался цел, но при приземлении он с такой силой ударился о мостовую, что потом у него всю жизнь болели ноги и поясница.

Оставаться в оккупированной Польше он не мог, его разыскивали, он был слишком известен, чтобы долго оставаться неузнанным. Оставался один путь – на восток, в Советский Союз. Ему удалось добраться до границы и переплыть Западный Буг. Из Польши в то время бежали толпами. На счастье Мессинга у него в кармане оказалась листовка с сообщением о назначенном за его голову вознаграждении. Потому ему не пришлось долго мыкаться в лагерях-распределителях. Из погранотряда его отправили в райком, пусть там разбираются. В райкоме ему повезло, он попал на заведующего отделом культуры Абрасимова, занятого составлением разъездных артистических бригад. В то время советская пропаганда была занята обработкой населения только что «присоединенных» Западной Белоруссии и Западной Украины. На эти территории отправлялись лекторы в сопровождении артистических бригад рассказывать о том, что «я другой такой страны не знаю, где так вольно дышит человек».

Вскоре Вольф Мессинг совершает сольные турне по всей Белоруссии, выступает в переполненных залах. Он частый и желанный гость в Минске, все его выступления сопровождаются неизменными аншлагами. Однажды в Гомеле, прямо во время концерта, на сцену вышли двое молодых людей с петлицами НКВД и увели Мессинга с собой. Ничего не объясняя, его посадили в машину и повезли куда-то. Он робко заикнулся о том, что в гостинице остались его вещи, но ему сказали, что о вещах уже побеспокоились, а о нем так же побеспокоятся. Что такое НКВД Мессинг уже хорошо знал, потому можно представить, что он пережил, пока его везли в неизвестность в машине со шторами на окнах. И вот приехали…

«Приехали, куда – не знаю. Входит человек с усами. Здоровается. Я его узнал сразу. Отвечаю:

– Здравствуйте. А я вас на руках носил.

– Как это? – удивился Сталин.

– Первого мая. На демонстрации.» Мессинг понравился Сталину, он запомнил его и как-то вызвал в Москву, решив проверить его способности. Собственно, избранный Сталиным метод проверки, скорее всего, был придуман больше для развлечения, чем для настоящей проверки – этакое шоу для избранных. Правда, по свидетельству самого Мессинга, шоу едва не закончилось трагически.

«Мне было дано задание получить 100 000 рублей в Госбанке по чистой бумажке. Опыт этот чуть не кончился трагически. Я подошел к кассиру, сунул ему вырванный из школьной тетради листок. Раскрыл чемодан, поставил у окошечка на барьер. Пожилой кассир посмотрел на бумажку. Раскрыл кассу. Отсчитал сто тысяч. Для меня это было повторением того случая с железнодорожным кондуктором, которого я заставил принять бумажку за билет. Только теперь это не представляло для меня, по существу, никакого труда. Закрыв чемодан, я отошел к середине зала. Подошли свидетели, которые должны были подписать акт о проведении опыта. Когда эта формальность была закончена, с тем же чемоданчиком я вернулся к кассиру.

Он взглянул на меня, перевел взгляд на чистый тетрадный листок, насаженный им на один гвоздик с погашенными чеками, на чемодан, из которого я начал вынимать тугие нераспечатанные пачки денег. Затем неожиданно откинулся на спинку стула и захрипел. Инфаркт!.. К счастью, он потом выздоровел.

Другое задание состояло в том, чтобы пройти в кабинет очень высокопоставленного лица, тщательно охраняемый. Пройти, разумеется, без пропуска. Я выполнил без труда и это задание».

«Очень высокопоставленным лицом», как вы уже догадались, был Сталин. Существует несколько версий этой проверки способностей Мессинга. Впрочем, расхождения в деталях незначительны. Суть же вот в чем. Сталин спросил Мессинга, сможет ли тот пройти без пропуска в Кремль? Мессинг молча выложил на стол свой пропуск, взял со стола чистый лист бумаги и вышел. Сталин же при нем отдал распоряжение всем постам проявить повышенную бдительность. Но Мессинг прошел через все посты, как нож сквозь масло, без малейшей задержки.

Сталин возмутился и приказал разобраться, как ему это удалось сделать. Проверка показала, что на всех постах вместо пропуска он подавал чистый лист бумаги, а на последнем посту, как и положено, сдал «пропуск». Сталин поинтересовался у самого Мессинга, как же ему удалось пройти, если всем постам был отдан приказ не пропускать его. Мессинг ответил:

– Все было очень просто, товарищ Сталин. Вы приказали не пропускать Мессинга, а я всем постам внушил, что я – Берия.

После этого случая Сталин якобы взял Мессинга под свое покровительство, и для медиума настала золотая пора. В столице перед ним распахнули двери самые лучшие концертные залы. Его стали приглашать на все праздничные концерты, на которых присутствовали члены правительства. Однажды, выступая в клубе НКВД, он настолько включился в действо, что на вопрос о том, что он думает о только что заключенном советско-германском пакте о ненападении, он задумался и тут же ответил, что видит танки с красными звездами на улицах разрушенного Берлина.

Зал замер. Такое заявление именно тогда, когда не высохли чернила подписей Молотова и Риббентропа на мирном договоре! Но все обошлось, Сталин простил Мессингу это заявление. Тем более что вскоре грянула война.

Мессинга эвакуировали в Новосибирск, там он познакомился с Аидой Михайловной, которая вела его концерты, а после стала его женой. Когда ее однажды спросили, не боится ли она жить с мужем, который легко может читать ее мысли, она пожала плечом и сказала:

– Нет, не боюсь. У меня не бывает плохих мыслей. Во время войны Мессинг много выступал, много ездил по стране. На концертах его засыпали записками, в которых просили узнать судьбу сражающихся на фронтах родственников, близких. Мессинг всегда отвечал так:

– Я не могу сделать счастливой одну семью и лишить надежды другую.

На одном из больших концертов его спросили, когда окончится война. Мессинг, не задумываясь, ответил:

– Восьмого мая 1945 года.

Это предсказание стало широко известно, дошло оно и до Сталина, который помнил о нем, и в победном мае 1945 года лично послал Мессингу телеграмму со словами благодарности за столь точное предсказание.

Это была не первая официальная благодарность Сталина. Летом 1942 года в газете «Правда Востока», выходившей в Ташкенте, куда переехал эвакуированный Мессинг, была опубликована статья о патриотизме «профессора В. Мессинга, пожелавшего подарить Красной Армии самолет, построенный на его личные средства».

Через несколько дней все центральные газеты напечатали правительственную телеграмму, подписанную Сталиным:

На самом деле все выглядело несколько иначе. Мессинга вызвали в НКВД и поинтересовались, – какую сумму он мог бы пожертвовать на нужды Красной Армии? Мессинг назвал солидную, по его мнению, цифру. Но в ответ, вместо ожидаемых слов благодарности, услышал отборную брань. Его обвинили в том, что он, самый высокооплачиваемый в стране артист, хочет откупиться мелкой подачкой. Мессинг несколько увеличил сумму. Ему протянули бумагу, предложив расписаться. Это было постановление об его аресте по обвинению в. шпионаже.

Оказавшись в камере, перепуганный не на шутку медиум, прекрасно знавший, как в военное время судят шпионов, выразил желание построить на свои деньги для горячо им любимой Красной Армии самолет. Обвинение сняли, Мессинга выпустили.

Поняв, что в покое его не оставят и не желая превращаться в дойную корову, Мессинг все свои сбережения потихоньку перевел в драгоценности. Он нанял проводника и решил перейти советско-иранскую границу, благо она была под боком, а в Иране было полным-полно англичан, которым есть на что строить самолеты, и которые не будут отнимать у бедного еврея четно заработанные им деньги.

Все же не всегда и не все мысли удавалось читать великому медиуму. Проводник доставил его прямиком в заранее приготовленную засаду. В НКВД его встретили старые знакомые, с широкими улыбками и распахнутыми объятиями. Следователь на первом же допросе подмигнул и спросил дружелюбно:

– Ну что, товарищ Мессинг, построим еще один самолет?

И Мессинг построил еще один самолет для Красной Армии.

После войны он вернулся в Москву, по-прежнему много выступал, объездил с гастролями всю страну. В программе выступлений его строго ограничивали, набор приемов и трюков разрешался только раз и навсегда установленный. Говорят, Мессинг часто жаловался, что ему не дают показать и десятой доли того, что он может. На домашних концертах он якобы показывал чудеса магии – проходил сквозь стены, материализовывал предметы, даже левитировал. Но все это всего лишь рассказы, которые ни проверить, ни опровергнуть, увы, нельзя.

Однажды он спас жизнь сыну вождя всех времен и народов, Василию. Тот рассказал Мессингу, что собирается лететь с хоккейной командой в Свердловск на очередной матч. Мессинг сказал, что лететь не нужно. Василий, отличавшийся веселым и сумасбродным характером, только посмеялся. Тогда Мессинг набрался смелости и позвонил самому Сталину.

– Василию нужно ехать в Омск поездом! – сказал он.

Сталин помолчал и спросил:

– Вы советуете или настаиваете?

– Настаиваю, товарищ Сталин!

Сталин ничего не ответил и повесил трубку. Но Василию приказал ехать поездом. Сын отцу никогда не прекословил, послушался и на этот раз. Правда, в поезд с собой взял хоккеистов Тарасова и Боброва, чтобы ехать было веселей. В дороге их настигло ужасное известие. Вылетевший из Москвы самолет с хоккейной командой ВВС разбился, подлетая к Свердловску.

Мессинг мог бы предотвратить и еще одну катастрофу, но Сталин был уже мертв, а новые власти не очень-то слушали Мессинга. А он потом всю оставшуюся жизнь переживал, что не смог предотвратить то, что предвидел. И долго вспоминал:

«6 апреля 1967 года я проснулся рано утром, и какое-то трагическое предчувствие овладело мною. Я вышел на улицу, купил несколько газет и на первой странице каждой из них увидел сообщение об успешном запуске космического корабля «Союз-1» и рядом фотографию космонавта Владимира Комарова, его биографию. Тут меня неожиданно передернуло от мысли: «Он не вернется!» Дрожь пробежала по моей спине, но не хотелось верить в страшное предчувствие. Я хотел отвлечься от этой мысли, но она неотступно преследовала меня: «Он не вернется!» Я сразу должен был предпринять какие-то меры. Куда-то позвонить. Но куда? Кому? И кто поверит мне? И вообще можно ли прекратить полет? Я попытался логически объяснить крушение, но ясновидение не поддается логике. Через несколько дней радио и газеты сообщили, что Владимир Комаров погиб, возвращаясь с орбиты… Неужели я никак не мог предотвратить эту трагедию?!»

Во многих воспоминаниях говорится, что после войны Мессинг стал практически невыездным. На зарубежные гастроли его не выпускали, наверное, помня печальный опыт его побега за границу.

Михаил Михалков, брат Сергея Михалкова, автора гимна и друга всех детей Страны Советов Дяди Степы, человек необычной судьбы, сержант Красной Армии, служивший в эсэсовских войсках в чине капитана, работавший в разведшколе, в 1945 году перешедший линию фронта в немецкой форме, попавший в СМЕРШ и чудом избежавший расстрела, встречался с Мессингом и даже написал о нем книгу. О своих необыкновенных приключениях он, кстати, тоже написал книгу «В лабиринтах смертельного риска», правда, под псевдонимом Николай Соколов.

В одном из интервью он рассказывал о встречах с Мессингом и утверждал, что Мессинг: «После войны <… > побывал во многих странах мира. Как я слышал, в Англии он, например, усыпил всех гипнотизеров, которые пришли его послушать. Вообще Мессинг мог парализовать мозг любого живого организма. Мог через стену молча давать задание собаке, которая все точно выполняла. На сцене. Мессинг мог «окостенеть»: затылок и пятки ног он клал на стулья. Из зала вызывался самый тучный мужчина, садился на него, и тот не прогибался. Занимался и более полезными делами: после войны Мессинг лечил людей от курения и алкоголизма».

Поведал Михаил Владимирович и о том, как стал свидетелем встречи Мессинга и индийского йога: «Как-то он (Мессинг) пригласил меня в Институт Вишневского, где наши ученые анализировали чудеса, которые демонстрировал индийский йог. Тот много всего показал, в числе прочего длинной иглой проколол себе шею. А потом рассказал о том, что многие в Индии научились снимать болевой рефлекс с ног, рук, шеи, но грудную клетку они не трогают – очень опасно. Мессинг внимательно слушал, смотрел, а потом сказал: – Значит, грудь вы не трогаете? Вот я вам и покажу, как это делается. Он ушел в отдельный кабинет и вскоре вернулся, раздетый по пояс. Его ассистент достал иглу и со спины стал медленно вводить ее сквозь всю грудную клетку рядом с сердцем. Наконец игла показалась. Йог был потрясен. Иглу вынули, а кровь из ран даже не пошла. Эту процедуру я видел собственными глазами!»

После войны Вольф Мессинг вел активную концертную деятельность, продолжая выступать даже тогда, когда ему было за семьдесят. Из многочисленных легенд о знаменитом медиуме может сложиться впечатление о нем, как о человеке железной воли, физической мощи. Отнюдь. Ничто человеческое ему не было чуждо, в том числе и маленькие человеческие слабости.

Ему было уже много лет, он был всемирно известным артистом, а никакого звания не имел. Начальство «Москонцерта», зная, как он переживает эту несправедливость, неоднократно предлагало помощь и ходатайство в присвоении ему звания. «Я не артист! – всхлипывал Мессинг. – У меня есть звание. Я – Мессинг! Для зрителей важно имя, а не звание!» Но когда ему в середине 1960-х присвоили все же звание заслуженного артиста РСФСР, он радовался как ребенок.

Вольф Мессинг прожил долгую жизнь, схоронил жену, в последние годы жил в Москве на улице Герцена. Автор этих строк встречал его в театральном магазине «Маска», расположенном в том же доме, в котором проживал престарелый маг. Был я и на его концертах в гостинице «Советская», но сильного впечатления выступление его на меня не произвело: он угадывал количество нарисованных на доске фигур, складывал, вычитал и умножал большие числа, находил спрятанные предметы, словом, делал то, что в те времена проделывали иллюзионисты практически на каждом концерте. Наверное, я был просто мальчишкой.

В старости он тяжело болел, – его мучили боли в ногах. Когда ложился на операцию, сказал своему портрету в квартире: «Все, Вольф, ты сюда больше не вернешься.»

Так и случилось. Сложная операция на подвздошных и бедренных артериях прошла благополучно, но через два дня без всяких видимых причин отказали легкие и почки.

Умер он в октябре 1974 года. Единственный некролог был напечатан 14 октября в «Вечерней Москве». Он ушел из жизни страшно одиноким. Несколько лет пролежал на Востряковском кладбище рядом с женой без надгробья и памятника. Памятник поставила Наталья Лунгина, много лет бывшая его ассистентом.

Вот так закончилась жизнь Вольфа Мессинга. Каноническая жизнь, подробно изложенная в его книге.

А разве была другая?

Скорее всего, была.

Легенда вторая. Трагическая и печальная

У Вольфа Мессинга не было серьезных биографов, а все написанное в его книге о самом себе для внимательного и в меру скептического читателя представляет собой скорее набор фантастических историй. Да и вообще вся биография написана в классическом жанре рождественской сказки.

Среди огромного количества написанного о Мессинге – основная масса – пересказ его книги, да что там основная, другой фактически нет. Я тоже намеревался дать краткое изложение канонической биографии маэстро, высказав свои сомнения по поводу множества несоответствий в канонических легендах о великом медиуме. Но неожиданно наткнулся на очень интересное свидетельство и мнение по поводу биографии Мессинга. Правда, и оно записано с чужих слов. Но мне история Мессинга и версия создания его биографии в этом изложении кажется более правдоподобной и человечной. Поведал эту историю Юрий Озеров, человек, перепробовавший множество профессий, в том числе гипнотизера, писателя и журналиста. Он сам видел Мессинга, даже забрел к нему за кулисы. Озеров признавался, что почти сорок лет носил в себе удивление от встречи с этим человеком, который разбудил в нем интерес к тайнам человеческой психики.

Подробности биографии Мессинга он узнал от польского журналиста Игнатия Шенфельда, в 1941 году бежавшего из оккупированного немцами Львова, попавшего в Ташкент, где он был арестован и обвинен в шпионаже местными органами КГБ. В камере № 13 внутренней тюрьмы Узбекского НКГБ он и познакомился с Мессингом, который ожидал рокового приговора – смерти за попытку перейти Государственную границу в военное время.

«Вот рассказ Игнатия Шенфельда о своем сокамернике, знаменитом телепате, услышанный от него самого.

– Родом мы с Мессингом из местечка под Варшавой, называемого Гора Кальвария.

– Как, как? – Удивился я. – Кальвария – это же по-латыни Голгофа!

– Да, нашу деревню называли и так. Когда-то у христиан она считалась святым местом, ее даже называли Новым Иерусалимом. В семнадцатом веке там было пять монастырей и шесть костелов с росписями на темы скорбного пути Христа. Позже там стали селиться евреи, принесли в те места хасизм. Постепенно зажиточные христиане переселились в Варшаву, а на их место пришли бедные евреи. Католическое влияние угасло, а хасизм укрепился. Гора Голгофа превратилась в Кальварию, а самым почетным и богатым человеком стал местный цадик.

Мессинги, как и мы, Шенфельды, были из бедных. Отец Вольфа, прозванный в местечке Хаимом Босым, работал летом на фруктовых садах цадика, а зимой – на его же фабрике по производству мармелада. Семья едва сводила концы с концами. Детей у Хаима было трое, Вольф был старшим. Самая трудная работа ложилась на его плечи. Он помогал отцу окуривать сад, бороться с вредителями. Вы знаете, доктор, что это за работа? Глаза вечно воспалены, слезы текут, горло дерет, человек задыхается. А спать до глубокой осени мальчишке приходилось в продуваемом насквозь шалаше.

Неудивительно, что с детства Вольф хотел удрать из родной деревни. Однажды в местечко приехал передвижной цирк «Корделло». Это было семейное предприятие. Его возглавлял пан Антон Кордонек, дрессировщик, фокусник и эквилибрист. Помогали ему жена Розалия, два сына и две дочки-наездницы. Цирк поразил воображение мальчишки.

Денег на билет у тринадцатилетнего Вольфа не было, но он не пропустил ни одного выступления, пролезая в цирк между ног зрителей. Днем он помогал цирковой семье таскать воду, колоть дрова, задавать лошадям сена. Однажды его пригласили к столу, чем мальчик долго гордился. Когда цирк стал собираться в путь, Вольф в отчаянии убежал из дому. С зареванной физиономией он встретил их фургон в десяти километрах от местечка.

Пан Кордонек все понял и показал кнутом: «Залезай». Так начались самостоятельные скитания знаменитого артиста.

В бродячем цирке Вольф научился лежать на утыканной гвоздями доске, глотать шпагу, извергать огонь. Он быстро освоил весь набор немудреных фокусов пана Кордонека. К началу четырнадцатого года цирк исколесил пол-Польши, но неожиданно разразилась война. Сыновей пана Кордонека призвали в армию, и труппа распалась.

Мессингу пришлось искать другую работу. Один ловкий антрепренер придумал для него новый номер. Вольфа укладывали в стеклянный гроб, на голову надевали чалму и демонстрировали его, как йога, голодающего уже сорок дней. Длинный нос, торчащие ребра и впалые щеки вполне убеждали публику. Номер был популярен, Мессингу стали хорошо платить. Он стал лучше питаться и вскоре пополнел. Пришлось прекратить валять дурака.

Между тем годы летели, и артиста, достигшего призывного возраста, взяли в армию. Он стал санитаром тылового госпиталя. После демобилизации Мессинг продолжал выступление в разных балаганах и луна-парках. Возвращаться к отцу без денег он не хотел».

Позже Мессинг познакомился с неким паном Залесским, выступавшем в амплуа мага, и стал брать у него уроки мастерства, расставшись с тем небольшим капиталом, который удалось скопить. Некоторое время спустя Вольф уже мог ассистировать маэстро.

Через полгода в Клубе железнодорожников Варшавы состоялся его первый самостоятельный сеанс с ассистенткой. Сеанс удался. Через год после этого знаменательного события у Мессинга был уже свой антрепренер. Почти пять лет он колесил по Польше с гастролями. В это время его посетила светлая мысль придумать себе броское, запоминающее звание «Раввин с Горы Кальвария». Идея имела успех, способствуя повышению известности и заработков Мессинга.

Возможность выступать за границами Польши Мессинг получил благодаря мировой политике. Как известно, по соглашению Сталина с Гитлером Польша оказалась частично разделена, потом Гитлер напал на Польшу, и началось повальное истребление евреев и коммунистов. Вместе с другими польскими евреями Мессинг бежал в Белосток.

22 июня 1941 года застало его в Тбилиси, где он выступал. Вернувшись в Москву, он был эвакуирован в Ташкент, где и произошла история, о которой вы уже знаете. Потом снова были гастроли по необъятной стране Советов. Слава Мессинга продолжала расти.

Вот что пишет Озеров по поводу создания легенды по имени Мессинг.

«В журнале «Здоровье» некий Г. И. Косицкий сравнил его искусство с искусством Ойстраха и Клиберна. Надо сказать, что сам Мессинг в создании о себе легенды не участвовал. Он наотрез отказывался подвергать себя каким-либо исследованиям и упорно помалкивал о своем прошлом. Однако слава Мессингу льстила, а потому при всей своей осторожности он снова попался на удочку.

На этот раз его сумел обольстить московский журналист Михаил Васильевич Хвастунов, писавший под псевдонимом «М. Васильев». Он выпустил серию популярных брошюр «Человек и Вселенная», работал над книжкой «Человек наедине с собой».

Обольщению Мессинга способствовала вышедшая тогда книга воспоминаний известного иллюзиониста Михаила Куни. Хвастунов сообразил, каким бестселлером может стать книга Вольфа Мессинга, и приступил к осаде телепата. После недельных уговоров Вольф Григорьевич сдался. Был составлен договор, по которому восемьдесят процентов гонорара должен был получить Хвастунов, Мессингу же доставалась будущая всемирная слава. Михвас, как его называли в московских журналистских кругах, заперся с телепатом на подмосковной даче и несколько дней пытался выжать из Мессинга хоть какие-то мало-мальски сенсационные воспоминания.

Однако таковых не оказалось. Подлинная биография Вольфа Григорьевича никак не соответствовала ходившим о нем легендам. Надо было изобрести телепату новое блистательное прошлое. И Михвас постарался на славу. В фальшивых воспоминаниях жизнь Мессинга наполнилась сногсшибательными встречами. <…> Чтобы придать «воспоминаниям» вес, Михвас нашпиговал их псевдонаучными вставками из своих же брошюр. Литературную стряпню Хвастунова стали печатать отдельными главами в журналах «Смена», «Байкал», «Современник», а так же газетах «Литературная Россия» и «Московский комсомолец». Популярный журнал «Наука и Религия» опубликовал «воспоминания» в пяти больших отрывках.

(Михаил Васильевич Хвастунов был назначен зав. отделом науки в «Комсомольской правде»).

В 1955 году издательство «Советская Россия» объявило о том, что на следующий год «воспоминания» Мессинга выйдут огромным тиражом. Однако этого не случилось. Компетентными органами на книгу был наложен запрет. Больше всего этим был огорчен Михвас – завидный гонорар уплыл из его рук.

Но история фальшивки неожиданно получала продолжение. В середине 1960-х годов в США заговорили о том, что Советское правительство уделяет большое внимание исследованиям в области парапсихологии, и в частности телепатии. Намекали на то, что КГБ с ее помощью скоро научится читать мысли политических противников.

В 1967 году в Москву приехали две ученые дамы – Шейли Острендер и Линн Шредер. Они надеялись выяснить, какими методами коммунисты проникли в парапсихологические тайники. Особых тайн они не узнали, но в 1970 году в издательстве «Бентем Бук» вышла их книга под названием: «ПСИ – научное исследование и практическое использование сверхчувственных сил за железным занавесом». Четвертая глава этой книги была целиком посвящена Мессингу. Она называлась «Вольф Мессинг, медиум, с которым экспериментировал Сталин». Надо ли говорить, что это был дословный перевод комикса Михваса из журнала «Наука и Религия». От встречи с американками ясновидец отказался, но пытливые дамы ничуть не усомнились в подлинности стряпни Хвастунова – Мессинга.

В конце 1970-х годов книга о феномене ПСИ была напечатана в Германии и пошла гулять по свету, выдержав восемь тиражей. Таким образом, слава знаменитого медиума перешагнула границы страны».

Конечно, всегда немного жаль расставаться с красивой сказкой, но, заметьте, я на этом не настаиваю. Если кто-то из читателей считает, что все было так, как закрепилось в канонических легендах о великом медиуме, пусть так и считает. Повторюсь, серьезных исследований биографии Мессинга не было. По крайней мере, я их не встретил. А вот версий и версификаций – сколько угодно. Я, например, читал воспоминания, в которых всерьез передавался рассказ якобы самого Мессинга о том, что это он убил Сталина, чтобы спасти советских евреев от готовящейся расправы.

Я думаю, что не стоит винить маэстро в придуманной биографии. Скорее всего, для него эта парадная биография была рекламой, своеобразным театральным костюмом, сценической маской, чем-то вроде громкого псевдонима на афише.

Думаю, стоит привести мнение о Мессинге Юрия Горного, профессионала, профессора и академика, достаточно скептически относящегося ко многим современным медиумам. Именно ему принадлежит следующее заявление:

«На протяжении 40 лет с момента проявления интереса к феноменологии человека мне пришлось отследить массу сообщений о феноменах, которые широко известны в экспериментальной психологии. При личном моем экспериментировании со многими широко известными личностями я применял свой метод дискриминационного анализа, в результате чего у большинства так называемых феноменов не обнаружилось рекламируемых психофизиологических особенностей. Все это представлялось мне как мистика, т. е. иллюзия, в которую уверовали как некоторые представители науки, так и широкая зрительская аудитория».

А вот его же любопытный рассказ о том, как он «познакомился» с Мессингом:

«В 1966 году в октябре месяце я проверял телепатические способности Мессинга в Семипалатинском мединституте. Приехав в этот город специально для проверки его способностей, я решил познакомиться с маэстро. Он отказал мне в общении. Я был вынужден обратиться к устроителям выступления, работникам местной филармонии, чтобы попасть на публичное выступление. Им я представился их коллегой-музыкантом, играющим в ансамбле. И они мне помогли. Такая моя устремленность заинтересовала Мессинга, и он спросил у них, кто этот надоедливый молодой человек.

Они его информировали, представив меня как музыканта из соседней Барнаульской филармонии.

Во время выступления Мессинга я попросил студентов поучаствовать в сеансе, но с моим заданием. Задание мое было разбито по сложности на три этапа. На первом этапе Мессинг должен был продемонстрировать свои способности мышечной чувствительности к идеомоторным актам участника эксперимента (зрителя). Второй этап – показ своей способности логического мышления. И третий этап – это телепатические способности определить образ, который был известен только мне. Задание было таково по содержанию: спуститься в зрительный зал, остановиться у 3 ряда и топнуть ногой, пройти к 10 ряду и показать на люстру, в конце зала найти портфель, извлечь из него книгу и раскрыть на с. 101. Там взять конверт и определить находящийся в нем символ – голубь мира Пикассо и произнести фразу: «Миру – мир». Как я и предполагал, Мессинг блестяще справился с первым этапом, так как выполнял его с контактом рук. 2-й этап, где он продемонстрировал искусство анализа, прошел удовлетворительно, а 3-й этап оказался абсолютно невыполним для Мессинга, так как информация могла быть передана только в материальной оболочке слова.

Впоследствии я продемонстрировал этим студентам ряд своих сложных этюдов. В частности, определил спрятанную в здании иголку и задуманную в библиотеке книгу, найдя ее, воткнул иголку в то слово, которое они задумали, проведя это без зрительного контроля и контакта рук. Мы возвратились в зал и прошли на сцену, где стоял Вольф Мессинг в окружении многочисленных поклонников. Увидев меня, он произнес: «Молодой человек! Не надо этим увлекаться. Это дано от Бога. Занимайтесь своим делом, и Вы будете великим музыкантом».

Тогда юные студенты не удержались и сказали ему, что я только что за пределами этого зала показал этюд, который сложнее тех, что были в его программе. Это вызвало дикий гнев как у самого Мессинга, так и у устроителей. Свои следующие выступления он отменил».

Не стоит делать скоропалительных выводов. Юрий Горный, как настоящий профессионал, честно оценил возможности Мессинга и отдал ему должное, как артисту:

«С Мессингом я был лично знаком и видел, как он работает. Вольф Григорьевич был настроен на честную игру, не использовал никаких трюков и осуждал тех, кто выдавал всякого рода фокусы за телепатию. Его программа всегда состояла из трех частей: написать письмо и вручить загаданному адресату, два произвольных этюда с выполнением мысленных заданий и поиск в зале спрятанной публикой авторучки. Все, что касалось идеомоторики (неосознанных движений), Мессинг проделывал великолепно. Как очень хороший психолог он выбирал из зала внушаемого человека, брал его за руку и повторял: «Думайте о том, что я должен сделать!» Мысли индуктора Вольф Григорьевич улавливал великолепно. Кроме того, у него была гениальная интуиция».

Лично мне по-человечески симпатичен этот человек – Вольф Мессинг, проживший жизнь, освещенную театральными прожекторами. Он был одинок и умер в одиночестве. Я ни в коем случае не считаю его лгуном – на сцене он не обманывал, он честно отрабатывал свои номера. Просто нужно отделить настоящего человека, загнанного войной в чужую страну, от легенды о нем.

А может быть, и не нужно…