Русский бог (декабрь 2007)

* СЕМЕЙСТВО *
Анна Левина Жизнь в обувной коробке

Русские как цыгане

С семейством С-вых я познакомилась в 2000 году - мы переехали тогда в съемную квартиру в сталинский дом в двух шагах от метро «Сокол».

Квартира была забавная, с причудливой планировкой: на первом этаже и отчасти полуподвальная, в нее нужно было спускаться по лестнице.

У меня были годовалый ребенок и собака. Я ходила с ними гулять, а еще иногда ездила в институт; а остальное время сидела дома: занималась с ребенком, печатала на компьютере и пила чай на кухне, поглядывая в окошко.

За окошком февраль сменился мартом. За окошком было неуютно. Валил снег, дул ветер, было промозгло и холодно - и где-то там, в промозглости и холодне, мелькали дети. Сначала я не обращала на них внимания, а потом заинтересовалась. Это были какие-то необычные дети.

Во- первых, они всегда гуляли одни. А какой родитель выпустит своего ребенка гулять одного, в наши дни, в двух шагах от суетливой улицы? Во-вторых, они были полуодеты -носились друг за другом в дырявых штанах, распахнутых курточках, расшнурованных башмаках. В-третьих, их было много и все были похожи. В-четвертых, они всегда смеялись.

Я смотрела на них в окошко. Как-то раз они заметили меня, а потом уже ловили мой взгляд и, поймав, радостно подпрыгивая, махали мне руками. Мы вроде как познакомились, хотя на улице поначалу не общались: завидев меня с коляской, детки разбегались во все стороны и прятались за углами дома, хитро поблескивая глазками. Их было то четверо, то пятеро, то шестеро; им было от трех до девяти лет.

Когда я долго не появлялась в окошке, детки карабкались по стене, стучались в окно, корчили рожи, вопили что-то восторженное. Сначала это было весело, потом я притомилась и стала занавешивать окна: детки заглядывали в них и не в самые подходящие моменты.

Спросила у соседки на лестнице - что за малыши играют одни во дворе? Родители не боятся за них?

- Малыши? - удивилась соседка. Потом недовольно поджала губы: - А! Это, наверное, С-вы. Да чего за них бояться, в воде не тонут, в огне не горят.

- Почему? - спросила я.

- Иначе бы разве выжили, - ответила соседка.

Я нашла ребенку няню и вышла на работу.

Наша няня невзлюбила С-вых. Так сердито хмурилась, когда они стучали нам в окно, что они перестали.

- И не думайте с ними общаться! - говорила мне няня. - У них даже запах заразный! Страшно представить себе, какие инфекции они могут в себе носить.

- Но они же здоровы: бегают, прыгают, смеются, - отвечала я.

- Это их никакая зараза не берет, а мы все сразу заболеем. От грязи микробы дохнут, а в чистоте размножаются в геометрической прогрессии!

Няня была интеллигентная.

Но я общалась и взяла за правило покупать соседским деткам то мандарины, то конфеты, то баранки. Детки жевали мандарины с баранками быстро и жадно.

Поначалу они сразу же удирали, но постепенно осмелели, научились рассказывать мне обо всем подряд. Через какое-то время я разобралась, кого зовут Настей, кого Андреем, кого Соней, кого Костей, кого Ниной, кого Аленой. Были еще старшие, о них говорили с уважительным трепетом - как о высших, непостижимых существах.

Чуть позже я познакомилась с одной из старших девочек, Аней. Ей было тогда одиннадцать, и она часто сидела на трубе, приспособленной под ограду, качая ногой коляску с младенцем Мишей. Другие дети бегали вокруг, а Аня сидела себе, качала коляску и время от времени кричала:

- Костя, не пихай ее! Соня, отстань от Кости! Алена, разберись там с ними!

Однажды я подошла к ней и сказала:

- Привет, я Аня.

- И я Аня, - ответила девочка.

Мы разговорились, выяснилось, что братьев и сестер у Ани десять: трое старших, семеро младших, самому маленькому годик. Папа сторож, мама домохозяйка, живут все в трехкомнатной квартире и ждут, пока им дадут жилье побольше. Потому что здесь «тесно и негде гулять».

Когда Аня представила меня своей маме Кате, та тоже первым делом сказала:

- Какой у нас неблагополучный район! Детям негде гулять. Сколько говорю: поставили бы во дворе качели, лесенки, чтоб детям было где полазить - нет, только все новые заборы городят. Рисовать на асфальте нельзя. Играть в мячик об стену нельзя - штукатурка, видите ли, сыпется. Понасажали клумб - не дай бог наступишь, скандал и трагедия. И до рынка далеко ходить, неудобно - а в здешних магазинах все так дорого.

- Тяжело вам, наверное, умещаться в трех комнатах, - сказала я.

- Еще бы. По головам друг у друга ходят. Уже года три как встали в очередь на квартиру - и ни ответа, ни привета.

- Но вам как-то помогают?

- Кто, государство? Дождешься от них. Пособия копеечные. Спасибо, что хоть летние лагеря бесплатные.

Мама Катя была грустной и измученной.

- Когда я была маленькой, я мечтала, что у меня будет много-много детей, - говорила мама Катя. Она росла без братьев и сестер, тихой девочкой в интеллигентской семье. С подружками у Кати не складывалось - она была замкнутой, необщительной, пугливой. Из тех девочек, что живут в воображаемом мире, - то ли потому, что не хотят, то ли потому, что не могут вписаться в реальность.

- Я мечтала, что у меня будет много-много детей, и я никогда не буду плакать от одиночества. Я не боюсь ни крика, ни шума - я боюсь тишины. Это не страшно, когда тесно, - страшно, когда пусто. И вообще, помните ту историю о прутиках? Легко сломать один, а когда прутиков много - не сломаешь.

Детки С- вы шли в школу лет эдак с девяти-десяти, а в садик не ходили вовсе. Потому что водить их в садик было бы слишком сложно и хлопотно. Ведь каждого надо одеть и обуть. И чтоб чувствовал себя не хуже других. Последнее точно возможно только дома; возятся вместе, играют, бегают -и ладно. Ведь не голодные и смеются? Не голодные и смеются. Еду мама Катя готовила в огромных кастрюлях. Когда детки начинали разводить руками, показывая величину этих кастрюль - «воооот такие!» - то хохотали уже до упада.

- Как старшие учатся-то, ничего? - спрашивала я маму Катю.

- Да учатся, - неопределенно отвечала мама Катя. Получение теоретических знаний о мире С-вых не увлекало, давалось с трудом.

Пришло лето, мы стали ходить вместе в парк, большой и веселой компанией. Шокировали общественность. Детки были грязные, шумные, плохо одетые и катастрофически не воспитанные. Они вызывали беспокойство. К нам подходили сердобольные бабушки и ответственные мамы, спрашивали, не нужны ли детками вещи. Но вещи не были нужны. Вещами была завалена вся квартира С-вых: вещи от дарителей и благотворителей лежали прямо на полу горами до потолка. Одеваясь, дети вытягивали что-то из этих гор без особого разбора. Желания разгребать завалы ни у кого не было. Как и желания чаще мыться и вести себя приличнее.

- Вот когда нам дадут квартиру, мы наконец разберемся, - говорила мама Катя. - А пока чего разбираться. Все равно некуда все это девать.

Одежный шкаф был, кажется, всего один - он стоял в комнате родителей.

В очередь на квартиру мама Катя встала в 97 году, перед рождением десятого ребенка - дочки Нины. Она бы не собралась сама, но кто-то из благотворителей позвонил и надоумил - предупредил, что потом получить квартиру будет сложнее, а пока возможность все же есть, и грех ею не воспользоваться. Существовала отдельная, льготная очередь, стояние в ней измерялось не десятилетиями, но годами, и первые квартирные предложения С-вы получили вскоре после нашего знакомства, в 2000-м. Однако предложения не нравились. Потому что С-вым нужна была не одна квартира, но несколько квартир, и они должны были располагаться на одной лестничной площадке, чтобы их можно было объединить в одну большую. А им предлагали квартиры в разных концах общего коридора или даже на разных этажах. С-вы возмущенно отказывались: идея организовывать семейный быт в таких условиях представлялась им даже оскорбительной. Иногда предлагали две квартиры рядом - но тогда недоставало положенных метров, а поступиться метрами С-вы тоже не могли.

- Должны давать восемнадцать метров на человека. За вычетом той площади, что у нас уже есть, - говорила мама Катя. - А предлагают меньше. Предлагают сто двадцать пять, сто тридцать пять метров, я посчитала, мы остаемся в убытке. Хоть десять метров - а урежут. А ведь десять метров - это прилично. Почему мы должны их терять? Или предлагают вариант, где квартиры рядом - и метров достаточно - но кухня восемь метров. Что такое кухня восемь метров? Я это сразу отметаю: нам нужна большая кухня, у нас большая семья, и у нас вся жизнь на кухне.

Я начинала думать: разве это страшно - маленькая кухня, ведь можно объединить ее с комнатой, и получится большая. Но это были неправильные мысли. Потому что С-вы не справились бы с такой непосильной задачей. Ведь грустная и измученная мама Катя не стала бы долбить стену. А на помощь позвать почему-то и некого. На папу-сторожа тоже не было надежд.

Как- то мы гуляли вместе в парке, веселой и шумной компанией, а он, невысокий помятый мужичок, шел нам навстречу. Детки запихали друг друга локтями и зашептали:

- Смотри, это папа, папа!

Я уже открыла рот, чтобы поздороваться, но папа вдруг отвернулся и, даже не кивнув, прошагал мимо.

- А однажды и кухня была ничего, но кривой пол! И я поняла, что исправить такое мы не сумеем.

Выбор затянулся на несколько лет. Квартиры все отметались и отметались. Тот вариант, на который С-вы наконец согласились, предложили в 2003-м. Две четырехкомнатные, одна над другой. В Бутово, напротив только открывшейся станции метро «Бунинская аллея». Предполагалось прорубить между квартирами ход и сделать лесенку с этажа на этаж.

- Не то что нас все устроило, но мы решили: хватит ждать! - говорила мама Катя, удивляясь своей решимости. - Хватит жить в невыносимых условиях! Вот мы и согласились.

В 2004- м родилась Ксюша, двенадцатый ребенок С-вых. К тому моменту мы уже не были соседями, но продолжали общаться: Аня заглядывала, брала почитать книжки, предпочитая нежно-девичье, про светлую дружбу и юную любовь.

- Вечером никакого ребенка еще не было, а утром мы проснулись - у мамы в постели новая девочка, - с изумлением рассказывала Аня. - Она такая маленькая, что живет пока в обувной коробке, мы положили туда одеяльце. Надо только придумать, чем ее кормить, у мамы нет молока, наверное, будем разводить манку, мы так уже делали раньше.

- Может, брать питание на детской кухне? - спросила я.

- Ну, нам же не дадут его без справки из поликлиники. А в поликлинику мы не ходим.

С- вы относились к детским врачам с настороженным недоверием, те отвечали им полной взаимностью.

Собственно, точно так же С-вы относились почти ко всем окружающим. Мир был враждебен, а зачастую еще и брезглив.

Однако две четырехкомнатные в Бутово С-вы у мира взяли - благо, мир не потребовал ничего взамен. Единственное - пришлось потратить целый день на оформление документов.

- Целый день, вы представляете? - горестно говорила мама Катя. - У меня дети - а надо было ехать за какими-то ордерами, потом менять их на договор найма. На это ушел целый день!

На переезд ушло еще три года. Потому что в одной из новых квартир отклеивались обои на потолке и надо было их подклеить. А еще надо было найти грузовик, чтобы перевести вещи, - задача практически невыполнимая. Две четырехкомнатные бутовские квартиры пустовали в послушном ожидании, пока обои подклеются, а грузовик найдется. Вдобавок был план раздобыть где-нибудь хоть немного мебели. Мебели не было, совсем, и это казалось большой проблемой. Мебель из прежней квартиры за годы эксплуатации совсем развалилась и никакой перевозке не подлежала.

В условиях полной нищеты, ведь можно было бы, думалось, сдать те квартиры, например на год, а на вырученные деньги решить много разных, даже и невероятных задач.

- Но мы же собираемся переезжать, - недоуменно отвечала на мои прагматичные соображения мама Катя. - Зачем же нам сдавать квартиры, если мы совсем скоро в них переедем?

- Может, вы хотя бы сдадите квартиру на Соколе, когда съедете? Вам бы очень пригодились эти деньги.

- Да, деньги пригодились бы, - задумчиво соглашалась мама Катя. - Но если сдавать, нужно сначала сделать ремонт, а откуда же взять деньги на ремонт?

В августе 2006-го С-вы все-таки переехали.

Никакой ход между этажами прорубать не стали, уж слишком это оказалось хлопотно. Благотворители подвезли искомую мебель, подарили стиральную машину. Подклеились ли обои - не знаю. Решающим обстоятельством в деле переезда оказался найденный грузовик: детки перетаскали в него свое имущество и отправились в новую, прекрасную жизнь, в которой каждый получил чуть больший уголок, чем раньше.

Мы приехали глянуть на нынешнее житье-бытье С-вых с фотографом - подросшие детки носились вокруг, истерически лаяли собаки, метался перепуганный кот. Папа злился. Мама смущалась. Девочки отнеслись к идее сниматься с энтузиазмом: все приоделись, причесались. Мальчики застеснялись и попрятались, сестринским уговорам поддался только самый младший, Миша, которого семь лет назад возила в колясочке одиннадцатилетняя Аня, ныне студентка педучилища.

- Жизнь улучшилась? - спрашивала я у мамы Кати. Горы вещей на полу остались, но и пространства прибавилось, ощутимо.

- Ну, конечно. У нас теперь есть гостиная, где дети могут смотреть телевизор, - отвечала мама Катя. - И праздники есть где отмечать, на Соколе совсем было не развернуться. И Бутово мне нравится. Людей меньше - идешь по улице, никто тебя не толкает. Недорогие магазины у нас рядом. В старом доме, если вдруг что-то ломалось, надо было месяц ждать мастера. А тут день. И подъезд чище. И люди приятнее. Дети бегают на улице, кричат, топчут травку, рисуют мелками, никто ничего не говорит. Там бы сразу развопились. Вот только с вещами и продуктами здесь меньше помогают. Предлагают бесплатные продовольственные заказы - но за ними надо ехать в управу, а она далеко, и это так хлопотно, так сложно.

Напротив нового бутовского дома С-вых - школа, тоже новая, яркая, опрятная. Но детки каждое утро вшестером ездят в старую, на Сокол. На метро, полтора часа в один конец с двумя пересадками, в час пик.

- А почему не перевести всех в ближайшую школу? - спросила я. Уже зная ответ: хлопотно же, сложно.

- Говорят, еще и денег в этой школе собирают слишком много, - добавила мама Катя. - Даже туалетную бумагу надо покупать самим. Нам это не по средствам.

- Но ездить на Сокол так неудобно.

- Да ладно. Уже привыкли.

- А что в вашей старой квартире? Не сдаете?

- Нет. Нужен ведь ремонт, и жильцов искать непросто. Кто будет всем этим заниматься… А в той квартире теперь пусто, свободно, - добавила мама Катя почти с отвращением.

Жизнь, она в Бутово: в гаме, в крике, в детских страстях и обидах, - а на Сокол выезжают как на работу. Там дела, которые зачем-то надо делать, школы всякие. Там стоят пустые свободные квартиры. Там живут одинокие злые люди. Вокруг них тишина. Есть повинность такая: пустота и свобода. И мама Катя давно это поняла.