Фаворит-9: Русский диктат

Глава 3

Никогда не воюйте с русскими. На каждую вашу военную хитрость они ответят непредсказуемой глупостью.

Отто фон Бисмарк.

Очаков.

29 марта 1736 года

— Господин Бисмарк, я приятно удивлён тому, как обстоят дела в Очакове. Я, стало быть, спешу к вам на помощь, а вы, как видимо, и сами погоните турок, — сказал я, усмехнулся и отпил чая.

И нет, у меня не какое-то помутнение рассудка, и я не разговаривал со знаменитым железным канцлером Германии Отто фон Бисмарком, собирателем, по сути, создателем Германской империи во второй половине XIX века. Этот деятель ещё не родился.

В Российской империи нынче есть свой Бисмарк — Рудольф Август. Я знал об этом деятеле, правда, если уж быть откровенным, считал, что он, скорее, придворный шаркун, чем боевой генерал.

А что ещё можно думать о том, кто женился на фрейлине, подруге, императрицы, кто ведёт дружбу с герцогом Бироном, кто не самого высокого происхождения, но при этом добился уже генеральского чина…

Что-то, или кого-то, подобная история мне напоминает. А не так ли, может выглядеть для обывателя, не знающего подробностей, и мой личный путь? Да, в этом мы похожи. Только у меня карьера стремится к вертикали, а Бисмарк несколько отстает от меня.

— Рудольф, думаю, что нам уже пора, — сказал я, отставляя в сторону бокал с вином.

— Я полагаюсь на вас, — сказал Рудольф Август Бисмарк, начиная собираться. — Скоро в городе будет не пройти. Поспешим же.

Случаются такие встречи, когда видишь человека и понимаешь, что тебе с ним будет легко и комфортно. И это даже несмотря на то, что Бисмарк некоторое время нашего с ним общения пытался быть угодливым. Правда понял, что мне это не понравилось.

Когда я прибыл в крепость и познакомился с комендантом Очакова генерал-майором Рудольфом Августом Бисмарком, у нас как-то сразу сложились, если не дружеские, то товарищеские отношения. Или мне так понравилось, что генерал-майор не перечил мне, а выслушал, и сделал, как я просил? А ведь в Очакове Бисмарк, как комендант, мог и мне, старшему по званию, отказать.

Я раньше слышал о нём, видел при дворе — всё-таки генерал-майор Бисмарк ходил в друзьях у Бирона, — но мы не были представлены друг другу. И мало ли кого ещё можно встретить в Петербурге.

Так получалось, что Бисмарк сокрушался о том, что он не принял участие в Крымской кампании. В это время он находился ещё в Речи Посполитой, был одним из русских генералов, которые располагались на территории Польши с небольшим контингентом войск, чтобы переход власти к нынешнему польскому королю Августу Третьему происходил мирно и безболезненно.

Единственное, что меня сильно смущало в генерале, это то, что он придерживался правил, которые уже становятся незыблемыми в прусской армии.

— Солдат должен больше бояться шпицрутена капрала, чем врага, — в ходе разговора неоднократно повторял фразу Бисмарк.

Любитель прусского подхода.

Исходя из этого, были некоторые сомнения в том, что, если разразится война и Россия будет воевать против Фридриха, ставшего прусским королем, будет ли Бисмарк готов полностью отдаться верности присяге престолу Российской империи? Посмотрим, есть ещё время приглядеться и к нему, и к другим немцам, которые посматривают в сторону Пруссии.

Все же в иной реальности, некоторый отток немчуры из русской армии после прихода к власти Елизаветы произошел. Но тогда она и приходила с такими лозунгами. В этой же реальности смена власти произошла без серьезного идеологического поворота. Так что весьма вероятно, что с Пруссией придется воевать и с немцами в армии. Благо, что в этом времени мало смотрят на этническую принадлежность, а больше на присягу.

А пока никаких противоречий нет. И мы оба хотим победы русского оружия под Очаковым.

— И всё же смею ещё раз задать вам вопрос: вы уверены, что подобная операция будет иметь успех? — когда мы уже уходили из дома, занятого генерал-майором, спросил Бисмарк.

— Это лучшее, что я могу предложить. Турки, как и их советники, не могут предположить, что мы способны на подобные нелинейные ходы, — уже в который раз прозвучал мой ответ.

Гарнизон крепости уходил из города. Также из Очакова спешно уходили и все мирные жители, в основном армяне, греки, евреи-караимы. Татар в Очакове почти не оставалось, тем более, не было здесь и турок, так что получалось, что город опустел

На выходе из дома меня ждал Иван Кашин. Его я поставил, даже вопреки недостаточному званию и чину, командовать частью операции по ликвидации турецкой армии.

— Поручик, всё ли готово? — спросил я у Ивана.

— Стрелки занимают позиции, подрывники закладывают фугасы, ваше превосходительство, — отвечал поручик.

— Вы знаете, что делать, — сказал я, взбираясь в седло своего коня. — И да поможет вам Бог. Иван… Я хочу видеть тебя завтра живым, и здоровым и геройским.

Уже скоро мы выходили через восточные ворота, где ещё не было турецких войск. Гражданские к этому моменту отодвигались на восток, их сопровождали солдаты. Пусть все выглядит так, что Россия заботится о тех, кто стал ее подданными. Хотя присяга в Крыму и в Очакове еще не проводилась. Но это формальность.

Турки подошли к городу буквально два часа назад, как началась подготовка к выходу из Очакова. Но пока решили дать своим войскам отдых. Вечером, уже практически в темноте, даже я, разглядывая укрепления Очакова изнутри, не мог с уверенностью сказать, что город не готов к обороне. Противнику понять, что произошло должно быть еще более сложнее.

Проломы в стенах, которые ранее были спешно заложены мешками с землёй, почти освободили, ров был почищен, вал разглажен, на нём, в местах, где были наиболее вероятны атаки противника, были вкопаны заострённые колья. Но это так, для видимости, что вообще что-то сделано. Иначе слишком очевидно, что крепость заманивает османов.

Так что турки начнут свой штурм обязательно, но будет это только лишь утром. Более того, они войдут в Очаков практически не встречая сопротивления. А потом… Дай-то Бог, чтобы я не ошибся в своих подсчетах.

Авангард моего корпуса уже подошёл к Очакову и стал чуть менее, чем в десяти верстах от города. Вопреки логике современного ведения боя, мой корпус не занимал Очаков и не демонстрировал готовность дать решительный бой прямо сейчас.

— Бригадир Миргородский, доложите о готовности корпуса к обороне и к последующей атаке! — потребовал я от своего заместителя, когда прибыл в расположение войск.

При этом я смотрел на Ивана Тарасовича Подобайлова, пытаясь разглядеть в нём реакцию на то, что всё-таки я выдвигаю на первый план Миргородского.

Иван всем своим видом показывал, что в нём бурлят эмоции, но при этом стоял по стойке «смирно», пожирал меня глазами, ожидая приказов для себя. И эта реакция мне понравилась. Всё было логично и прогнозируемо, а не так, как некогда складывались мои отношения с Даниловым, которые привели к тому, что я его убил.

— За ночь вокруг нашего лагеря будет выкопан ров, впереди него уже в наиболее опасных участках выставляются рогатки с колючей проволокой. Там же сапёры копают волчьи ямы и закладывают фугасы, — докладывал Миргородский.

Да, по моему заказу с демидовских заводов пришло почти полтора километра, чуть больше вёрсты, колючей проволоки. Удовольствие не из дешёвых. Но, так как нам надо было врага удивлять, использовать новые методы борьбы с вражеской конницей, которая составляет чуть ли не половину всей армии турок, я считал траты оправданными.

Тем более, что плата за колючую проволоку была отсрочена по инициативы самого Демидова. И это несмотря на то, что я собирался передавать деньги Акинфию Никитичу Демидову.

У меня есть предположение, что промышленник усмотрел для себя какие-то очень полезные явления или изобретения, которые в скором времени хотел бы у меня просить. Потому и задабривает. Ну или мой взлет на политические Олимп влияет на щедрость Демидова. Не вижу ничего предосудительного в том, чтобы пользоваться подобным порывом промышленника. Вот когда он придет и скажет…

— Александр Лукич, мне нужно «то-то и то-то».

— Да? А разве же мы договаривались, что ваши подарки требуют от меня преференций? — отвечу я.

Может быть, потому он и вложил в мой Фонд, когда уже тот начал сильно проседать, сразу сто тысяч рублей. Вот только Демидов просчитался. Он всё ещё относится ко мне как к конкуренту, который может либо потеснить демидовское промышленное и экономическое могущество, либо как к тому, кто жаждет заработать большие деньги, повышая стоимость на некоторые виды продукции, производимой на Петербургском экспериментальном заводе.

Зря, ведь я не стремлюсь стать самым богатым человеком России. У меня и без того уже хватает средств и возможностей, чтобы ни я, ни мои дети не чувствовали недостатка в деньгах. Кроме того, мне проще стать одним из главных соучредителей Русского Имперского банка, чтобы в дальнейшем богатеть не через промышленность, а через финансы, составляя конкуренцию любым богатым людям империи.

— Старшина Алкалин, — обратился я к вождю башкир, причём на русском языке, который Алкалин знал уже очень неплохо. — У вас задача отработать по коммуникациям противника. Но делать это ровно тогда, как будут поданы сигнальные ракеты о решающей фазе операции. Нужно обрушиться сразу и всем количеством на турок. Если не панику посеять, то заставить противника нервничать.

Я посмотрел на предводителя отряда калмыков.

— Старшина Намсыр, не возникнут ли сложности в подчинении старшине Алкалину? — спросил я калмыка.

Ему тут же перевели мои слова. Наверное, был бы на моём месте кто-то другой из русских офицеров, то даже не обратил бы внимания на то, насколько калмыки и башкиры могут не ладить друг с другом. Тем более, что до этого времени подобной вражды не отмечалось. А ведь вопрос не только в вере, что калмыки буддисты, а башкиры — мусульмане. Они еще и за земли воюют.

— Добычей не увлекаться, — когда последовали заверения, что никаких проблем не возникнет, продолжал я. — В дальнейшем будете делить всё в соответствии с общим числом воинов.

И это нужно было обязательно оговорить. Если в бой они ещё могут идти вместе и выполнять поставленные задачи, то, когда придёт время делить добычу, обязательно будут ссоры.

— Господин командующий, позвольте! — подал голос наказной старшина казачьего отряда Матвей Краснов.

Я показал, что недоволен тем, что казак лезет вперёд батьки в пекло. Но посчитал нужным, что затягивать такое совещание, можно сказать пятиминутки, нельзя. Сделал вид, что меня не задело нетерпение казака.

— У вас будет своя задача, старшина. Вы прямо сейчас отправляетесь в сторону Хаджибея, грабите всех турок и татар, до которых доберётесь, но лишь оставляете маркитантов иных народов. По сведениям разведки, в Хаджибее сейчас не более трех тысяч гарнизона при большом скоплении обозных служб. С вами же я отправлю полк драгунов. Но действовать они будут лишь в том случае, если вам удастся наскоком войти в Хаджибей в ночи или каким-либо обманом… Можете переодеться под турок или татар. Тем более, что среди казаков немало чернявых станичников, — сказал я.

Увидел, как Краснов преобразился, выкатил грудь колесом. Действительно, ему доставалось отдельное и очень важное, но, что ещё главнее, при удачном стечении обстоятельств, более чем прибыльное мероприятие.

И это нелинейный ход, которого турки не должны ожидать. Признаться, я даже не поверил разведке, когда узнал, что в Хаджибее сейчас находится лишь только, в лучшем случае, один полк янычар и один полк сипахов. То есть в общей сложности это чуть более полторы тысяч воинов.

Да, там ещё должно быть порядком трех тысяч человек обозных служб. Но османы набирали обозников среди мирных жителей, подвластных народов, которые и с оружием-то управляться вряд ли умеют, да и мотивации, чтобы до последнего защищать турецкие обозы, у болгар, армян или валахов не будет.

Почему так произошло? Да всё достаточно просто. Хаджибей становился своего рода продовольственным хабом сразу для двух армий. Именно от Хаджибея и Аккермана в сторону Ясс и Бендер выдвинулась первая турецкая армия. Он глубоко в тылу, чего особо беспокоится? И если что, так быстро помощь придет. Наверняка, через Хаджибей должно приходить и в Первую и во Вторую турецкие армии подкрепления.

Так что, если получится нахрапом, неожиданно, нагло, захватить Хаджибей, то мы, конечно же, тут же турок не одолеем. Но доставим им серьезную неприятность, так как уничтожим один из главных продовольственных и военных складов.

— Итак, основной удар по туркам будет осуществляться моей дивизией, поддержанной бригадой бригадира Подобайлова. Бригада бригадира Миргородского должна будет ударить с востока и входить в город поротно, поддерживая тысячу стрелков, уже бывших в городе. Именно так входить будете, как мы учились воевать в условиях городских застроек. Ещё есть возможность напомнить офицерам, чтобы они провели работу с личным составом и напомнили основные правила подобных действий, — заканчивал я Военный Совет.

Так быстро совещания ещё у нас не проходили. Да и в подобной обстановке, даже навеса над головой, их не было никогда. Мы совещались, а вокруг нас, расположившихся на восточном выходе из Очакова, ручейками растекались колонны людей, телег, лошадей, мулов и волов, которых выводили из города.

Мы даже не присели: совещание проводилось стоя. И высшие офицеры моего корпуса самолично придерживали своих коней во время этого совещания.

— У нас всё должно получиться. И события следующего дня должны будут войти в историю славы русского оружия. Не подведите меня, не подведите Отечество, не подведите престол… — заканчивал я собрание. — За веру, царя и Отечество! Ура, товари… Господа!

Да уж, сложно из себя вывести устоявшиеся выражения и слова из будущего. Впрочем, если бы я назвал собравшихся людей «товарищами», то вряд ли нашёлся бы тот, кто узрел во мне большевика.

Как уже должно было быть понятно, операция по не просто деблокированию Очакова, а уничтожению турецкой армии была рискованной, необычной, но, несмотря на это, имела свой расчёт.

Неожиданно для османов, когда утром пойдут на приступ крепости, они спокойно войдут вовнутрь. Причём сейчас уже не было никакого сомнения, что атака начнётся исключительно с запада.

Наши войска, стоящие в десяти верстах севернее, если турки решатся атаковать Очаков с севера или обойти и ударить с востока, то подвергаются немедленному наступлению наших войск. И прямо сейчас, когда время было чуть больше чем за полночь, турки вовсю готовились ударить именно по западной части Очакова.

Мы приглашали османов «в гости». Как в этом времени считалось, что уличные бои — это уже проигрыш тех, кто обороняется, и турки обязательно войдут в крепость.

Войдут — и в скором времени получат каждую «стреляющую крышy», каждый дом, обороняющийся десятком стрелков, подвалы, из которых будут вылезать русские воины, и разряжать свои пистолеты, штуцера, фузеи, баррикады, которые нужно будет преодолевать, а во врага не перестанет лететь свинец. В некоторых местах в городе уже спешно выстраиваются баррикады, готовятся камни, которыми будут закидывать османов, прорвавшихся вглубь крепости.

Так что их ждёт очень немало сюрпризов. И всё больше и больше войск османское командование должно будет втягивать в город. И вот тогда последуют решительные удары со стороны основных войск.

Я не оставался в городе, хотя очень хотелось это сделать. Однако место командующего — всегда на командном пункте. И, может быть, если бы я был средневековым полководцем, когда было крайне мало возможностей для управления боем, то, как тот Дмитрий Донской, в рядах пехотинцев пошёл бы в сечу.

Вот только сейчас у нас были достаточно чёткие системы связи. Была система ракет с разными цветами, обозначающими атаку, отступление, либо готовность.

«Флажковую азбуку» в моём корпусе освоили уже не менее трёх десятков офицеров низких чинов. В каждом полку есть связист, который должен находиться рядом с полковником и постоянно глядеть не в сторону разворачивающегося сражения, а на командный пункт, чтобы вовремя принять приказ.

При этом остались у нас и барабаны, и трубы. Так что при необходимости вполне способны отдать даже самый сложный приказ на уровень батальона, возможно, иногда даже и роты. Отдать приказ и быть понятными.

— Бах-бах-бах! — турки начали обстрел Очакова.

Внутри всё похолодело. Неужели они разгадали наш план? Ведь какой смысл сейчас расходовать боеприпасы, когда русские войска выходят из крепости, оставляют её, явно же испугавшись прихода большого войска злых и воинственных правоверных, и бегут. Да пусть бы заходились, рассвет уже забрезжил

Ведь на это был расчёт, что зайдут…

— Бах-бах-бах! — обстрелы продолжались.

С крепостных стен никто туркам не отвечал. Пушки также были сняты и сейчас, по большей части, увозились подальше от города. Пришлось некоторое количество артиллерии оставить в Очакове. Ну и это было сделано для антуража, чтобы турки были уверены, что мы бежим сломя голову, не успевая забрать всё своё имущество. Ну и для уничтожения противника.

— Бах-бах-бах! — продолжались выстрелы турецкой артиллерии.

А ведь это означало, что если сейчас турки бьют в основном по стенам, то они могут подвести свои орудия ещё ближе, чтобы начать обстреливать уже непосредственно здания и сооружения внутри самого города. Именно там сейчас засели более тысячи стрелков и ещё рота гвардейцев. И если всё это продолжится, то лучшие солдаты и офицеры русской армии погибнут зазря под обломками тех строений, в которых сейчас укрываются.

Я чувствовал на себе взгляды офицеров. Стоящий пока рядом со мной майор Смитов, казалось, что даже уже рычит, силясь не выпускать слова и упрёки, чтобы не указать мне на ошибку. Молчал генерал-майор Бисмарк, но он явно выскажет мне.

Другие офицеры вели себя так же. Могло показаться, что та ловушка, в которую мы приглашали своих врагов, становится, прежде всего, капканом для нас. Вернее, для тех русских воинов, которые не могут отвечать на выстрелы и только пережидают, когда они окончатся, или, когда я приму нужное решение и отдам приказ атаковать по всему фронту.

Но ведь это заведомо опасно, если не сказать, что проигрышно.

Но решение принимать нужно сейчас. И я его принял…