Русский флот на чужбине

Участие в диверсионной и разведывательной деятельности, направленной против СССР

Даже после признания большинства западных стран Советской России командование Белых армий не оставляло надежд на продолжение борьбы за Россию. 1 сентября 1924 г. генерал Врангель преобразовал Русскую армию в Русский Общевоинский союз — наиболее крупную и мощную военную организацию русской эмиграции, продолжающую свою деятельность (правда, уже в России и в качестве общественной организации) до настоящего времени. Еще ранее, в 1922 г., образовалась так называемая Организация генерала Кутепова, ставшая боевой организацией РОВСа, созданная с целью активной разведывательной и боевой деятельности на территории СССР и насчитывавшая несколько десятков человек, в основном молодых офицеров (в т. ч. произведенных в Белой армии из юнкеров) и выпускников зарубежных русских кадетских корпусов.

До апреля 1927 г. организация делала ставку в основном на закрепление своей агентуры в СССР, затем (после разоблачения созданной ГПУ лжемонархической организации МОЦР — Монархическое объединение Центральной России — «Трест») — на террористические акции против органов ГПУ и ВКП(б). В частности, 7 июня 1927 г. группа во главе с капитаном В.А. Ларионовым забросала гранатами партийный клуб в Петрограде, в результате чего получили ранения 26 человек.

О Викторе Александровиче Ларионове стоит сказать особо. Родился в 1897 г., с сентября 1916 г. по май 1917 г. учился в Отдельных гардемаринских классах, совершил учебное плавание на вспомогательном крейсере «Орел» в дальневосточных водах, но затем перешел в Константиновское артиллерийское училище. В составе артиллерийских частей он прошел всю эпопею Белой борьбы на Юге России — от Ледяного похода до крымской эвакуации 1920-го. В эмиграции активно участвовал в деятельности РОВСа, в том числе и террористической, в годы Второй мировой войны активно сотрудничал с абвером, Вооруженными силами Комитета освобождения народов России. Скончался в Германии (г. Мюнхен) 1 декабря 1988 г.

Курсы по подготовке диверсантов существовали в Софии, Париже и Праге. Переброска боевиков на территорию СССР осуществлялась при активном содействии финской, румынской и польской разведок. В ходе особенно активных действий во второй половине 1927 г. боевая организация РОВСа потеряла убитыми и расстрелянными не менее 80 % своих членов. После похищения и убийства чекистами генерала Кутепова 26 января 1930 г. организацию возглавил генерал A.M. Драгомиров, но ее деятельность заметно ослабела. Среди наиболее известных членов организации, действовавших в СССР, были и моряки — мичманы С.С. Аксаков, Н.Н. Строев, Д. Гокканен, Н. Гокканен[102].

Мичман Сергей Сергеевич Аксаков — один из выпускников Морского училища во Владивостоке. Он полностью прошел поход посыльного судна «Якут» от Владивостока до Бизерты. В офицерский чин был произведен приказом генерал-лейтенанта Врангеля 10 декабря 1920 г. В Бизерте занимал должность отделенного командира в Морском корпусе. Впоследствии Сергей Сергеевич жил в Болгарии, где принимал активное участие в работе кутеповской организации, четыре раза нелегально проникал на территорию СССР. По сведениям доктора исторических наук С.В. Волкова, в 1937 г. он даже устроился шофером секретаря обкома Ленинграда.

В конце 1930-х гг. Аксаков занимался инструкторской деятельностью в составе «роты молодой смены имени генерала Кутепова», организованной при 3-м отделе РОВСа в 1937 г. Рота состояла из трех взводов и насчитывала до 160 человек. Задачей данного подразделения являлась подготовка молодой смены, набранной из членов молодежных организаций — Национальной организации витязей и Национальной организации русских разведчиков, для грядущего «похода в Россию». По свидетельству современника, тренировки велись в достаточно напряженном режиме: «…добровольцы-кутеповцы должны были пересекать „минные поля“ и преодолевать проволочные заграждения; делать и метать гранаты, взрывать мосты и ж. д. пути; переплывать бешенные горные ручьи; без дорог проходить по азимуту днем и ночью балканскую чащу. Бывали и несчастные случаи, но смертельных не было. Руководителями этих тренировок были ветераны-кутеповцы…»[103]

В 1941–1945 гг. Аксаков принимал участие в боевых действиях на стороне Германии (в этот период он фигурировал также под фамилией Сиверс). До марта 1943 г. Аксаков был резидентом в городе Николаеве, а затем — сотрудником органа контрразведки «Абверофицер-3» при штабе командующего тылом группы армий «Юг». В мае 1944 г. Аксаков выехал в Германию, а после Второй мировой войны, опасаясь преследования советскими органами госбезопасности, уехал в Аргентину, где и скончался 19 сентября 1987 г.

О деятельности Гокканенов мы не располагаем какой-либо конкретной информацией. Относительно Н.Н. Строева имеется более конкретная информация. В июле 1927 г. в районе г. Острова сотрудники ОГПУ задержали пять человек, нелегально проникнувших на территорию СССР из Латвии. Среди задержанных упоминается некто Н.П. Строевой, который, по словам советского историка Д.Л. Голинкова, оказался «…бывшим мичманом царского флота, эмигрантом… активным монархистом и агентом разведывательной службы латвийского генерального штаба». На судебном процессе, состоявшемся в сентябре 1927 г. в Ленинграде, арестованные члены группы признали свою принадлежность к кутеповской организации. Четверых обвиняемых суд приговорил к расстрелу (в том числе и Н.П. Строевого), а одного — к 10 годам лишения свободы. Как удалось выяснить, под псевдонимом Строевой скрывался Николай Павлович Стрекаловский[104].

Стрекаловский учился в Отдельных Гардемаринских классах, проходил практику на вспомогательном крейсере «Орел». В 1919 г., будучи гардемарином 2-й роты Морского училища, принимал участие в боевых действиях на Дальнем Востоке, заслужил Георгиевский крест 4-й степени. В составе училища Стрекаловский эвакуировался из Владивостока 31 января 1920 г. и 27 октября на посыльном судне «Якут» прибыл в Бизерту, где его зачислили в 1-ю роту Морского корпуса. Стрекаловский окончил корпус 2 марта 1922 г. и был произведен в корабельные гардемарины. После расформирования Русской эскадры Стрекаловский жил в Югославии и во Франции. 28 ноября 1924 г. его арестовали (вместе с еще одним «владивостокским» гардемарином А.А. Майдановичем) в Латвии, в городе Зилупе по обвинению в попытке нелегального перехода границы с СССР и использовании фальшивых паспортов. Больше года Стрекаловский и Майданович провели в тюрьме и были освобождены лишь 28 октября 1925 г. (вероятно, именно на этом основании чекисты впоследствии пришли к выводу о том, что Стрекаловский являлся латвийским шпионом). После освобождения они должны были быть высланы во Францию (откуда прибыли). Но Стрекаловский возвращаться во Францию отказался. В письме к неустановленному адресату от 6 ноября 1925 г. он говорил: «Я не вернусь в Париж. Зачем? Что я там буду делать? Я встал на путь и иду по нему. Довольно уже я уклонялся. Давно следовало начать свое прямое, русское дело!.. Девиз „Прямо и верно“ должен быть на первом плане всегда»[105]. Неоднократно он принимал участие в боевых вылазках на территорию СССР. Операция, проведенная летом 1927 г., оказалась для него последней…

Возможно, к кутеповской организации имел отношение и лейтенант Александр Александрович Старк — выпускник Морского корпуса 1910 г., в эмиграции живший в Хельсинки. По сообщению берлинской газеты «Руль», он являлся активным участником т. н. заговора Таганцева, о котором следует сказать несколько слов, тем более что его участниками были и морские офицеры.

Летом 1921 г. чекисты ликвидировали «Петроградскую боевую организацию», якобы состоявшую из бывших участников Кронштадтского мятежа, возглавлял который профессор В.Н. Таганцев. Впрочем, существовала ли она в действительности или мы имеем дело с очередной советской фальшивкой, до конца однозначно сказать пока нельзя. Хотя весьма логично предположить, что в этот период в Петрограде могли существовать группы людей, преимущественно выходцев из интеллигенции, недовольных «прелестями» новой власти. Но не была ли именно «боевая организация» лишь плодом воспаленного воображения палачей из ЧК и поводом к новым расправам?

По советским данным, тогда арестовали более 200 членов организации. Многих из них, например выдающегося русского поэта Николая Гумилева, расстреляли. Проходили по этому делу и моряки. Из Парижа был послан в Петроград представитель «Союза освобождения России» лейтенант П.В. Лебедев. Его арестовали на квартире другого флотского офицера — мичмана (на 1917 г.) Г.В. Золотухина, служившего в тот период на эсминце «Азард»; во время ареста Лебедев застрелил одного чекиста. Среди моряков — участников организации, связанной с «Петроградской боевой организацией», упоминаются также бывший лейтенант Г.Д. Дмитриев, флаг-интендант штаба Балтийского флота мичман Кунцевич.

Вернемся к биографии Александра Александровича Старка. По данным уже цитировавшегося Д.А. Голинкова, «на явочной квартире у морского офицера Г.Д. Дмитриева был обнаружен курьер американской разведки Старк, который застрелил двух чекистов и скрылся». Скорее всего, речь идет именно об А.А. Старке, т. к. и в некоторых послевоенных публикациях белой эмигрантской печати, посвященных боевой работе РОВСа, он упоминается именно как агент иностранных разведок. В августе 1925 г. Старк нелегально приехал в Ленинград и был застрелен 19 августа на Фонтанке. Официальная версия его гибели гласила, что он пал жертвой ограбления. Факт неоднократных нелегальных приездов Александра Александровича Старка в СССР подтвердила его сестра. Эта скупая информация была опубликована в эмигрантских газетах.

В антисоветском движении начала 1920-х гг., возможно, участвовал и мичман (выпускник Морского корпуса 1915 г.) Александр Александрович Хохлов. О нем упоминает в своих мемуарах, посвященных пребыванию в Конго, 3. Шаховская: «Вместе с нашим арктическим адмиралом, который стал тропическим [речь идет о контр-адмирале Б.А. Вилькицком. — Н.К.], мы идем навестить бывшего лейтенанта Императорского флота. Его зовут Хохлов. В 1920–1923 гг. он 37 раз переходил советско-финляндскую границу каждый раз рискуя жизнью, чтобы в тридцать седьмой раз узнать у что его товарищ, к которому он ходил за разведывательными данными, продает их „Интеллидженс сервис“. Разочарованный, он уехал в Конго». К этой скупой информации можно добавить, что Хохлов всю Первую мировую войну прослужил на крейсере «Богатырь» на Балтике, в 1917 г. окончил Штурманский офицерский класс, после прихода к власти большевиков год просидел в тюрьме в Харькове (по другим данным полгода), затем бежал в Финляндию. О деятельности Хохлова в Бельгийском Конго говорилось в 4-й главе. Скончался Хохлов в Брюсселе 24 мая 1974 г.

С британской разведкой в этот же период сотрудничал мичман Александр Александрович Гефтер (выпускник Курсов гардемарин флота 1917 г.). До поступления на флот он окончил физико-математический и юридический факультеты Санкт-Петербургского университета. Гефтера зачислили на службу во Флотилию Северного Ледовитого океана, откуда 15 января 1919 г., приказом № 30 откомандировали «…для занятий в Союзническое информационное бюро в Мурманск». В 1919 г. Гефтер был связным между английской базой (в 1919 г. такая база находилась, в частности, в приграничном финском населенном пункте Териоки; именно на нее базировались торпедные катера, нанесшие удар по Кронштадту 18 августа 1919 г.) и Петроградом.

Будучи связным, Гефтер несколько раз ходил на глиссере в Петроград, причем каждый из таких походов оказывался сопряжен с немалым риском, т. к. по глиссеру периодически открывался огонь с кронштадтских фортов. Один раз, будучи накрыт лучом прожектора, глиссер вылетел на камни, и Гефтера спасло лишь чудо. После службы у англичан он перешел в морские силы Северо-Западной армии, где находился в отряде быстроходных катеров под командованием капитана 1-го ранга П.В. Вилькена. В эмиграции Александр Александрович прославился как писатель, автор морских романов и рассказов, пользовавшихся большой популярностью. Один из романов, озаглавленный «Секретный курьер»[106], посвящен именно работе Гефтера у англичан. Скончался Александр Александрович Гефтер 16 декабря 1956 г. в Париже.

Возможно, в дальнейшем, когда нынешние архивы спецслужб станут более доступными для широкого круга исследователей, нам удастся узнать больше о борьбе эмигрантов против советской власти в 1920-е — 1930-е гг.

Шанхайский русский полк (1927–1947)

Полк был сформирован в соответствии с приказом от 17 января 1927 г. в составе Волонтерского корпуса, существовавшего с 1854 г. и охранявшего европейское население Шанхая. Корпус подчинялся Муниципальному совету международного сеттльмента[107]. Целью его создания являлась охрана объектов (мостов, электростанций, улиц и т. п.) иностранных концессий в период борьбы китайцев против иностранного влияния и войны между Южным и Северным Китаем.

Основу отряда составили чины Дальневосточной казачьей группы в количестве 40 человек. К 5 февраля численность отряда превысила 150 бойцов, образовавших две роты. К апрелю численность отряда достигла 300 человек. Военнослужащие отряда имели чины английской службы.

В октябре 1928 г. Русский отряд переименовали в Отдельный Русский отряд Шанхайского Волонтерского корпуса 1 марта, согласно приказу по корпусу, Русский отряд был развернут в Шанхайский Русский полк, состоящий из четырех рот. 16 января 1941 г. полк был преобразован в Отдельный Русский отряд (именовался также Русским вспомогательным отрядом) Шанхайской муниципальной полиции. При этом 3-я волонтерская рота осталась в подчинении Волонтерского корпуса. С 17 декабря 1943 г. подразделение получило новое наименование — 4-й отряд Общеполицейского корпуса; под этим названием оно просуществовало до конца 1947 г. и было ликвидировано лишь с захватом власти китайскими коммунистами[108].

Первым командиром русского отряда (в период с 16 января по 19 апреля 1927 г.) стал капитан 1-го ранга Николай Юрьевич (Георгиевич) Фомин. Эта фамилия уже встречалась читателю ранее на страницах, посвященных Белому движению на Восточном фронте. Фомин окончил Морской корпус в 1909 г. Служил на Балтийском море, занимая должности старшего флаг-офицера 1-й Минной дивизии (назначен исполняющим обязанности 5 ноября 1911 г.), флагманского штурмана штаба командующего Отрядом заградителей Балтийского моря (назначен 11 мая 1913 г.), исполнял должность старшего флаг-офицера штаба начальника Минной дивизии Балтийского моря (1915–1916). 8 марта 1916 г. Николай Юрьевич Фомин был награжден Георгиевским оружием «за отличие в делах против неприятеля». В августе 1916 г. Фомина перевели на Черноморский флот на должность флаг-капитана по оперативной части штаба командующего Флотом Черного моря. События 1917 г. застали его на посту начальника 1-го Оперативного отделения МГШ. Незадолго до Октябрьского переворота 1917 г. он уволился в отпуск по болезни на два месяца, в феврале 1918 г. вышел в отставку и, скорее всего, уехал к себе на родину — в Нижний Новгород.

Не желая признавать захвативших власть большевиков, Фомин принял активное участие в Белом движении. Он поступил на службу в Речной боевой флот Народной армии КОМУЧа, воевавший летом — осенью 1918 г. на Волге. Один из создателей флотилии, Г.А. Майер, вспоминал: «Как-то раз с „Вульфа“ [один из вооруженных пароходов — Н.К], стоящего у берега на отдыхе, заметили приближающегося человека в рваном крестьянском одеянии. Оборванец оказался старлейтом Ф[оминым]. По прибытии в Самару он „нанялся“ начальником штаба Волжской боевой флотилии. Это было большим приобретением, так как старлейт Ф[омин] был энергичного характера и с большим опытом в оперативной работе».

Следующие четыре года Фомин провел на фронтах. На 15 августа 1918 г. он числится исполняющим обязанности начальника оперативной части (начальником штаба) речной обороны, с ноября 1918 г. — начальником управления по оперативной части Морского министерства, в марте — июне 1919 г. — начальником штаба Речной боевой (Камской) флотилии. При Колчаке его последовательно произвели в очередные чины — капитана 2-го и 1-го ранга. В конце 1919 г. Фомин находился в отпуске в Японии. В начале 1920 г. он командовал ледоколами на Байкале во время отступления белых, затем эмигрировал в Харбин. В этот период он сотрудничал с атаманом Забайкальского казачьего войска Г.М. Семеновым, принимая участие в составлении некоего «плана борьбы с 3-мм Интернационалом», поддержку в реализации которого обещали англичане. Авторами плана были генерал-лейтенант М.И. Афанасьев и старший лейтенант барон Лев Львович Жерар-де-Сукантон. Но союзники в очередной раз своих обещаний не выполнили, и Фомин предпочел вернуться на флот.

В мае 1921 г. Фомин участвовал в подготовке восстания во Владивостоке, а затем стал начальником штаба Сибирской флотилии. Вместе с Сибирской флотилией Фомин ушел на Филиппины, потом эмигрировал в Шанхай. Помимо службы в русском полку. Фомин принимал участие в создании русской школы, церкви, больницы, театра. Эвакуировался он из Шанхая перед наступлением войск китайских коммунистов (1949). После эвакуации он сначала находился в лагере на острове Тубабао (Филиппины), а в 1950 г. эмигрировал в Австралию, где участвовал в создании Общерусского антикоммунистического центра.

Скончался Фомин в 1964 г. в городе Стратфильде на 76-м году жизни. Отпевавший его архимандрит Вениамин закончил свое надгробное напутствие словами: «Ты, Николай Юрьевич, царский воин, ты скорее встретишь там нашего православного убиенного царя… Поведай ему о том, как мы здесь молимся и просим Его заступничества перед Господом Богом, чтобы Он простил нас и вернул нам нашу Родину».

Одной из первых серьезных операций русского отряда была оборона его 1-й ротой Суджоуского канала от китайцев-«южан» в конце марта 1927 г. 7 марта того же года отряд получил приказ выставить караул для оцепления советского консульства. В его обязанность входила помощь муниципальной полиции при проведении обысков, а в период с 23 часов вечера и до 4 часов утра — и арестов всех выходящих из здания. Впрочем, с 9 апреля эти задачи стали выполнять американцы, а русскому подразделению поручили охрану электростанций.

Помимо Фомина в разное время в отряде служили и другие русские моряки. В марте 1927 г. адъютантом отряда состоял капитан А.А. Билюкович, а обер-офицерами для поручений — мичманы Козлов и Филиппов. До 28 декабря 1928 г. помощником начальника отряда являлся старший лейтенант Л.Л. Жерар-де-Сукантон.

Как отмечало руководство сеттльмента и командование отрядом, его русские военнослужащие отличались дисциплиной и четким несением службы на протяжении всего периода существования подразделения.

Русские служили не только в Шанхайском полку, но и в муниципальной полиции города Так, 30 июля 1940 г. при исполнении служебных обязанностей во время службы в полиции погиб бывший гардемарин Отдельных гардемаринских классов, произведенный в подпоручики в период Гражданской войны, Емельян Егорович Иванов.

На службе Абиссинии (1928–1936)

Российская диаспора, в которую входили и моряки, сложилась также в Абиссинии (прежнее название Эфиопии). Из морских офицеров здесь оказались старший лейтенант В.В. Дитерихс, инженер-механик старший лейтенант Э.Э. Петерсон (служил на крейсере «Аскольд», в Абиссинии находился с 1918 г., скончался там же до июля 1928 г.), возможно, капитан 2-го ранга Н.Л. Сенявин (в работе современного исследователя А.В. Хренкова «Российская диаспора в Эфиопии» упоминается в числе русских эмигрантов «адмирал Д.Л. Сенявин», но, скорее всего, речь идет о капитане 2-го ранга Николае Львовиче Сенявине).

Два русских офицера сыграли решающую роль в возведении на престол императора Хайле Селассие I, правившего страной с 1930 по 1974 г. После смерти в 1913 г. императора Менелика II в стране начался период двоевластия. После свержения первоначально воцарившегося Лиджа Иясу императрицей была провозглашена дочь Менелика II Заудиту, а регентом при ней — Тафари Маконнен, которого поддерживали сторонники укрепления центральной власти и создания благоприятных условий для экономического и политического развития страны На стороне Заудиту выступили крупные феодалы и представители духовенства; в 1926 г. Тафари Макконен полностью взял под свой контроль армию. В составе его личной гвардии в качестве военных советников служило и двое русских — упоминавшийся ранее В.В. Дитерихс и полковник А.Н. Фермор.

В сентябре 1928 г. в столице страны Аддис-Абебе вспыхнуло восстание. Руководителем его стал старый и популярный в народе полководец Аба Уок. Восставшие рассчитывали посадить на престол свергнутого ранее Аиджа Иясу, содержавшегося под стражей в глубине страны. Повстанцам удалось занять большой императорский дворец. Против них выступили силы гвардии Тафари Макконена во главе с двумя русскими офицерами. Их поддерживал единственный танк абиссинской армии.

Последующие события описал полковник В.К. Абданк-Коссовский в статье «Российские офицеры в изгнании». «Недолгий путь между обоими дворцами был пройден быстро; пьянствовавшее воинство у забывшее элементарные правила предосторожности, спохватиться не успело, как откуда не возьмись затрещали пулеметы, засвистели пули. Все входы во дворец оказались занятыми. К утру сопротивление было сломлено». Официальная коронация Таффари Макконена, принявшего имя Хайле Селассие I, состоялась два года спустя.

В упомянутой статье Хренкова написано о том, что В.В. Дитерихс вместе с капитаном М. Бабичевым и полковником Ф.Е. Коноваловым служил в абиссинской армии и во время Итало-эфиопской войны 1935–1936 гг., окончившейся поражением Абиссинии; император Хайле Селассие I эмигрировал и смог вернуться на родину только в мае 1941 г., т. е. после оставления оккупационными итальянскими войсками Абиссинии.

Жизнь старшего лейтенанта Владимира Владимировича Дитерихса вообще была наполнена опасностями и приключениями. Его служба на флоте началась в 1911 г. Во время Великой войны, в конце 1914 г., он добровольно принял должность командира пулеметного взвода в Конном подрывном отряде Балтийского флота при Кавказской («Дикой») туземной конной дивизии. В начале следующего года он уже получил Георгиевское оружие. С ноября 1915 г. его служба становится неразрывно связанной с авиацией Балтийского моря. В сентябре 1916 г. он получил высшую офицерскую награду — орден Святого Георгия 4-й степени. Самую престижную военную награду императорской России Дитерихс получил «…за то, что, управляя воздушным аппаратом и возвращаясь после исполнения опасного поручения к своей базе, заметил, что несколько неприятельских аппаратов атаковали другой наш гидроаэроплан и тотчас же подлетел к нему на помощь. Вступив с превосходящим неприятелем в бой, лейтенант Дитерихс, успешно маневрируя, уничтожил один из неприятельских аппаратов, и, несмотря на многочисленные (до 30) вражеские попадания, вернулся к своей базе».

В 1918 г. Дитерихс и еще ряд морских офицеров, товарищей по выпуску из Морского корпуса, создали в Петрограде и Кронштадте тайную военную организацию под названием «Великая Единая Россия». Целью организации было привлечение в свои ряды офицеров для их последующей переправки в Северную добровольческую армию. Несмотря на арест ряда членов, организация продолжала активно работать. В феврале 1919-го дамоклов меч навис и над головой Дитерихса. Ему пришлось покинуть Россию и перебраться в Финляндию, затем служил в армии генерала Юденича. Летом 1919 г. предполагалась его отправка в Сибирь, к адмиралу Колчаку, но, скорее всего, она не осуществилась. В эмиграции, после «абиссинской эпопеи», Владимир Владимирович Дитерихс осел во Франции, где занимался химией. Скончался он 28 декабря 1951 г. в Париже.

Война Перу с Колумбией (1932–1934)

В 1922 г. Колумбия и Перу подписали соглашение о границе между двумя странами по реке Амазонка и свободной навигации по реке судов обеих стран (Соглашение Саломон-Лозано). За Колумбией признавалось право на часть провинции Байо Амазонас с речными портами Летисия и Лорето («Трапеция Летисии»).

Через десять лет президент Перу С. Серро с целью добиться народной поддержки своего режима взял курс на ревизию соглашения Саломон-Лозано, поставив целью вернуть Перу «трапецию Летисии». Предлогом для вторжения в Летисию должно было послужить «народное восстание» на колумбийской территории.

В ночь с 31 августа на 1 сентября 1932 г. перуанский отряд инженера О. Ордонеза (250 чел.) перешел перуано-колумбийскую границу и захватил город Летисия на Амазонке, изгнав колумбийский гарнизон (12 человек) и представителей колумбийских властей, нашедших убежище в соседнем бразильском портовом городке Табатинга. Война за приграничную территорию шла в течение года. В конечном итоге победа осталась за Колумбией, Которой комиссия Лиги Наций 16 июня 1934 г. официально передала власть над территорией «трапеции Летисии».

Не останавливаясь подробно на ходе конфликта, отметим, что с обеих сторон в нем значительную роль играли военно-морские силы. Флот Колумбии насчитывал 3 морских и 6 речных канонерских лодок, в его личном составе числилось 1,5 тысячи человек, включая 250 морских пехотинцев. Морские силы противоборствующей стороны выглядели значительно сильнее: 2 крейсера, 1 миноносец, 4 подводные лодки, 5 речных канонерских лодок, 5 вспомогательных судов — всего 2 тысячи человек. С началом конфликта стороны стремились усилить свои флоты. Так, Колумбия приобрела 2 миноносца у Португалии и 4 сторожевых катера у Германии. На перуанскую службу помимо двух речных канонерок американской постройки поступили 2 бывших русских корабля — эсминцы «Леннук» (в Перу — «Альмиранте Гайсс») и «Вамбола» («Альмиранте Вильяр»), проданные Эстонией. Оба они — бывшие русские эсминцы типа «Новик»: «Спартак» (так с 18 декабря 1918 г. назывался «Капитан 1 ранга Миклухо-Маклай») и «Автроил», которые на стороне Красного флота принимали участие в операции «Отряда судов особого назначения» на Балтике в 1918 г., где отряд должен был обстрелять Ревель и спровоцировать «пролетарскую революцию». «Спартак» 26 декабря, отстреливаясь от английских крейсеров, сел на банку Девельсей (ныне Курадимуна) и сдался в плен; «Автроил» сдался в плен английским кораблям после короткого боя на следующий день. Оба корабля англичане передали Эстонии, где они служили до 1933 г., а затем пополнили флот Перу.

Помимо русских кораблей в войне на далеком континенте приняли участие и русские моряки. По данным, опубликованным в эмиграции, приглашение поступить на колумбийскую службу получили шесть проживавших во Франции русских морских офицеров. Нам известны лишь четверо из них: капитаны 2-го ранга К.Г. Люби, Н.И. Бутковский, В.К. Пашкевич и лейтенант Е.А. Гирс. Различные эмигрантские газеты опубликовали очерк одного из участников экспедиции, скрывшегося под инициалами Н.П.В., озаглавленный «Как мы воевали с Перу». Приведем отрывок из очерка, рассказывающий о том, каким образом русские офицеры оказались на колумбийской службе.

«… Как я туда попал? Да очень просто. Отработал я свой день на такси, завел машину в гараж, помылся, поел, лег в постель и заснул. Вдруг, стук в дверь, крик зовут к телефону…Набросил я ситроеновскую шинель на голые плечи, сунул ноги в „скороходы“, покатился вниз по лестнице:

— Алло? Кто говорит?

— Говорит такой-то. Хочешь немедленно ехать в Колумбию?

— Хочу! Но зачем? Что там делать?

— Воевать с Перу!

Оказывается, адмиралу К[едрову?] звонил колумбийский посланник. Спрашивал, нельзя ли найти инструкторов среди бывших русских офицеров. В Англии и Франции спешно куплены военные корабли, а командовать ими некому. Никто в Колумбии не умеет. Адмирал согласился передать предложение знакомым морским офицерам.

Воевать с Перу?.. Чем же это хуже, чем ездить на такси в Париже? Если русские продают иностранцам умение строить мосты и лечить зубы, почему же мне не продать умение стрелять из пушки? Самого могут убить? Да сделайте милость!.. Разве не убивает людей при постройке моста свалившейся балкой? Разве парижскому шоферу уберечься от аксидана? Раздавят так, что хуже всякого ранения… А тут, по крайней мере, поплаваешь по морю, новые места увидишь и заработаешь».

Основной задачей русских инструкторов стало приведение в боевую готовность, вооружение и перегон из Франции в Перу транспорта «Москэра», купленного Колумбией в Англии в 1933 г., а также канонерских лодок «Кордоба» и «Богота». 21 декабря 1932 г. «Москэра» прибыл к берегам Южной Америки. Меньше чем через месяц вспомогательный крейсер в сопровождении транспорта «Бойака» и канонерской лодки «Пингвин» вышел в верховья Амазонки. «Москэра», участвуя в перевозке войск экспедиционного корпуса под командованием генерала А. Васкеса Кобо (который был также главнокомандующим вооруженными силами Колумбии), прошла по Амазонке более 4-х тысячи километров. Об этом удивительном походе Люби написал книгу, озаглавленную «Под Колумбийском флагом». Увы, из печати она так и не вышла (во всяком случае, достоверная информация об этом отсутствует), лишь отрывки из нее были опубликованы на страницах пражского «Морского журнала» и парижской газеты «Возрождение».

Участие в «заморской экспедиции» русские моряки описывали в юмористических тонах. Дело в том, что на колумбийском флоте царили такие порядки, которые не могли присниться им в период службы в Императорском флоте даже в страшном сне. Вот что пишет уже цитированный нами П.Н.В.: «…у меня на корабле было 14 языков. Мировой сброд, как на золотых приисках. Здоровые, крепкие, зубастые, мускулистые, в морском деле ничего не понимают». К.Г. Люби написал, что один из «новообращенных» флотских артиллеристов (бывший сухопутный солдат) почистил стекла прицела орудия наждачной бумагой, после чего в них не стало видно ничего; в другом случае «для солидности» стволы 88-мм орудий транспорта «Москэры» удлинили с помощью… вентиляционных труб, и о многих других необычных фактах.

Константин Григорьевич Люби помимо вышесказанного исполнял также должность главного морского советника верховного главнокомандующего вооруженными силами Колумбии. Как и у большинства русских военных, продолживших свою карьеру в иностранных армиях, жизнь Люби оказалась весьма необычной. В качестве гардемарина в 1908 г. он принял участие вместе с другими русскими моряками в спасении жителей итальянского города Мессина, разрушенного землетрясением и цунами. Выпуск Морского корпуса 1908 г. с тех пор получил неофициальное название «мессинский», а память о русских моряках жива в Италии до сих пор.

В 1913 г. Люби закончил Офицерский класс подводного плавания. Дальнейшая ею служба связана с подводными лодками Черноморского флота. Весной 1914 г. он был назначен старшим офицером и одновременно исполняющим обязанности командира первого в мире подводного минного заградителя «Краб». Также он входил в комиссию, созданную для наблюдения за перестройкой (фактически достройкой и исправлением недостатков) «Краба». Постройка подводного минного заградителя стала совершенно новым делом не только в России, но и в мире, и при ее осуществлении возникало немало трудностей. С началом войны с Германией мысли большинства офицеров были устремлены к театру военных действий, ожидание ввода их кораблей в строй казалось им невыносимым. Не составил исключение и К.Г. Люби. 24 июля 1914 г. он направил в штаб командующего Черноморским флотом рапорт с предложением о переделке «Краба» в «чисто подводную лодку». По мнению лейтенанта, это позволяло ускорить вступление ее в строй на один месяц, а также дало бы возможность осуществления залповой стрельбы из торпедных аппаратов. Предложение это начальство отклонило, а сам Люби, несмотря на просьбы, обращенные к командованию, «не убирать его с „Краба“», в феврале 1915 г. назначили командиром старой подводной лодки «Карп», некогда построенной в Германии. В декабре 1916 г. «Карпа» признали негодным к дальнейшей службе, и Люби назначили старшим офицером подводной лодки «Нерпа» (типа «Морж»).

В период Гражданской войны Люби продолжил службу в белом Черноморском флоте вплоть до эвакуации Крыма. Он занимал должность начальника оперативной части штаба флота и главного командира Севастопольского порта. 28 марта 1920 г. за отличие по службе был произведен в чин капитана 2-го ранга. С 21 ноября 1920 по октябрь следующего года он командует канонерской лодкой «Страж», которая во время эвакуации одна из последних покинула Керченский пролив. Известно также, что в период Гражданской войны (или сразу после ее окончания) Люби был инструктором подводного плавания в греческом флоте.

В эмиграции Люби активно занимался литературным творчеством. В 1939 г. в Риге под псевдонимом «Черномор» он опубликовал книгу «Волны Балтики», посвященную военным действиям Балтийского флота в 1914–1915 гг. Она сразу же получила высокую оценку в морских эмигрантских кругах. Скончался Люби во Франции 11 июня 1957 г.

Немало интересного о незаурядной и противоречивой личности Люби можно прочитать в некрологе, составленном по материалам контр-адмирала Н.Н. Машукова и опубликованном в «Бюллетене Общества офицеров Российского Императорского флота в Америке». «По свойству своего характера К.Г. Люби не был способен к усидчивой работе, но от рождения в нем таился литературный таланту и он много писал в различных журналах, календарях и газетах, русских, французских и итальянских. Он не работал над своими произведениями, а как у талантов, слова текли сами под его перо. Стиль его изложения и фабула повествования были всегда настолько благородно и интересно слажены, что читатели повременной печати всегда ждали дня, когда в газете появлялись его рассказы или статьи. (…) Недобрые советники, не всегда удачные знакомые привели его к тому, что „воля“ его не справилась с его „характером“; он подорвался на мине эмигрантских соблазнов и 10 последних лет он был жертвой своей судьбы, т. е. своих ошибок. 10 лет были для него теми страданиями, кот[орые] сделали его физическим и душевным инвалидом, и после третьего удара и кровоизлияния в мозг, он скончался в городе Melun, в 48 километрах от Парижа.

Те, кто будет посвящать себя службе на морях, те еще много десятков лет будут перечитывать его труды и статьи, а это значит, что он не совсем умер… он переживет еще большинство ныне здравствующих, ибо полностью умер тот, кто позабыт.

В анналах флота его имя занесено уже на 16-м году его жизни, т. е. с 1905 г., т. к. за четырехкратное участие нашего выпуска в парусных гонках, наша рота дважды выигрывала Императорский приз, и имя кадета 2-й роты Константина Люби выгравировано на великолепном серебряном кубке со всеми государственными регалиями, пожалованном Корпусу Государем Императором Николаем II, а значит и повторено в приказах и по Морск[ому] Корпусу и по Морск[ому] Ведомству, как рулевого 14-тивесельного катера с фрегата „Князь Пожарский“.

Константин Григорьевич Люби был морской спортсмен, боевой офицер и писатель маринист. Таких счастливых сочетаний во флоте было немного».

Война Парагвая с Боливией (1932–1935)

Война между Парагваем и Боливией велась из-за пограничной нефтеносной территории Чако-Бореаль (между реками Парагвай и Пилькомайо), в силу этого она получила наименование Чакская война. Ей предшествовал конфликт 1928–1930 гг., начавшийся сразу после обнаружения в области Чако нефти, но закончившийся восстановлением дипломатических отношений и выводом боливийских войск из форта Вангуардия, занятого в ходе военных действий. Еще одна причина войны заключалась в том, что Боливия добивалась выхода к морю через реки Парагвай и Пилькомайо.

В ходе войны Парагвай получал помощь оружием от Аргентины и Италии, Боливия — от Чили и Перу, США и различных стран Европы. В 1935 г. парагвайские войска вступили на боливийскую территорию; в июне того же года под Ингави состоялось последнее сражение, закончившееся победой Парагвая. После тяжелых поражений от парагвайской армии Боливия в июне 1935 г. согласилась на заключение перемирия; 28 октября между ними был подписан мир. В июле 1938 года в Буэнос-Айресе был подписан окончательный договор о границе между Парагваем и Боливией, согласно которому примерно две трети спорной территории отошли к Парагваю, одна треть — к Боливии. В Чакской воине обе стороны понесли большие людские потери, обе страны оказались экономически истощены. Это война считается самой кровопролитной в XX веке в Латинской Америке.

В Парагвае с середины 1920-х гг. существовала русская колония, насчитывавшая более сотни человек. Дело в том, что Парагвай нуждался в хозяйственном освоении территорий, покрытых непроходимыми джунглями, и поэтому необработанные земли предоставлялись всем желающим Правда, для получения какого-нибудь дохода требовалось приложить поистине титанические усилия, не всегда приводившие к успеху. Но ничто не пугало русских эмигрантов, многие из которых были бывшими офицерами и солдатами белых армий, успевших «хлебнуть лиха» и в России, и в эмиграции.

Инициатором активного участия русских в колонизации Парагвая стал генерал-майор Иван Тимофеевич Беляев. Участник Белого движения, он обосновался в Парагвае с 1924 г. В 1924–1931 гг. он совершил 13 экспедиций в область Чако, в результате которых многие неизвестные ранее территории были нанесены на карты, не считая полученной массы ценной этнографической информации. Именно благодаря русскому генералу и его сподвижникам — братьям Игорю и Льву Оранжереевым, капитану инженерных войск Орефьеву-Серебрякову, Александру фон Экштейн-Дмитриеву — территория Чако перестала быть загадкой.

В годы войны Беляев командовал крупными соединениями парагвайской армии, в 1932 г. его назначили инспектором артиллерии при штабе командующего парагвайскими войсками в Чако полковника X. Эстигаррибиа, вскоре он получил, чин дивизионного генерала парагвайской армии. В апреле следующего года Беляев получил назначение на пост начальника генерального штаба парагвайской армии. В конце 1933 г. по его инициативе, при участии его брата Николая и парагвайского консула X. Лапьера, был создан «Колонизационный центр по организации иммиграции в Парагвай», начавший вербовку бывших чинов белых армий в парагвайскую армию. Почетным председателем центра был избран известный деятель Белого движения донской атаман А.П. Богаевский. Два раза в месяц начала выходить газета «Парагуай», девизом которой стали слова: «Европа не оправдала наших надежд. Парагвай — страна будущего».

К началу войны на службу парагвайского военного ведомства поступили 19 русских офицеров, 2 врача и 1 ветеринар — более 20 % состава русской колонии в стране. — Всего в Чакской войне участвовало около 80 русских, из которых пятеро погибло в боях (в честь погибших названы пять улиц столицы Парагвая — Асунсьона). По словам эмигранта, генерал-лейтенанта Н.Н. Стогова: «Наши моряки дали свой многосторонний опыт личному составу парагвайских речных канонерок, а наши врачи и ветеринары поставили на должную высоту санитарную и ветеринарную службы в армии. Наши топографы и частью офицеры Генштаба значительно подвинули вперед дело снабжения войск картами и планами, а наши инженеры, а также офицеры Генштаба научили и фортификационному, и дорожному строительству. Одним словом, нет, кажется, ни одной области военного дела, к которой наши русские офицеры-эмигранты в Парагвае не приложили бы своих рук и не внесли бы своих знаний и опыта».

Из русских моряков наиболее известным участником войны являлся капитан 1-го ранга князь Язон Константинович Туманов. Он окончил Морской корпус в 1904 г., сразу после начала Русско-японской войны. Это был так называемый Первый царский выпуск — лучших, по успеваемости гардемарин сразу же направляли на корабли 1-й и 2-й Тихоокеанских эскадр. Туманов получил назначение на эскадренный броненосец «Орел», на котором совершил знаменитый переход 2-й Тихоокеанской эскадры под командованием вице-адмирала З.П. Рожественского, закончившийся Цусимским сражением. При Цусиме молодой мичман получил тяжелое ранение и попал в плен вместе с кораблем. В начале 1906 г. Я.К. Туманов вернулся в Россию и был назначен вахтенным начальником на крейсер «Память Азова». В феврале следующего года мичман Туманов назначается штурманским офицером на минный крейсер (эскадренный миноносец) «Уссуриец». Из-за многочисленных поломок его корабль длительное время находился в ремонте и в летние кампании 1907–1908 гг. Язон Константинович Туманов был назначен командиром охранного катера № 2 Петергофской морской охраны, несшей службу в районе императорской резиденции. В 1910 г. был переведен на Каспийскую флотилию ревизором канонерской лодки «Карс», а со следующего года более трех лет находился в заграничном походе на Средиземном море на борту канонерской лодки «Хивинец». В 1913 г. князь поступил в Николаевскую морскую академию, но с началом Первой мировой, получив чин старшего лейтенанта, перевелся на Черное море. Там он служил на эсминце «Капитан-лейтенант Баранов», командовал эсминцем «Живучий». В 1916 г. Туманов получил чин капитана 2-го ранга и был назначен на должность флаг-офицера по оперативной части штаба командующего Черноморским флотом Февральская революция 1917 г. застала его в должности командира вспомогательного крейсера «Император Троян».

Служба князя Туманова в период Гражданской войны оказалась весьма разнообразной. Он командовал Охранной флотилией Армянской республики на озере Севан, Волжско-Каспийской флотилией Астраханского краевого правительства (до начала января 1919 г.)[109], затем занимал должность флаг-капитана одного из дивизионов Речных сил Юга России, был штаб-офицером для поручений начальника штаба управления Черноморским флотом. С октября 1919 г. Язон Константинович Туманов возглавил Особое отделение Морского управления ВСЮР. Главной задачей Особого отделения являлась борьба с большевистским подпольем, проводившаяся небезуспешно. Так, в период с 22 декабря 1919 г. по 13 января 1920 г. на линкоре «Георгий Победоносец», эсминцах «Пылкий», «Капитан Сакен» и других арестовали 18 матросов, многие из которых являлись членами подпольных групп. 24 января 1920 г. по приказу Туманова взяли под стражу шпиона большевиков П.В. Макарова, действовавшего под видом адъютанта командующего Добровольческой армией генерала В.З. Май-Маевского; правда, Макарову через несколько дней удалось бежать. 28 марта 1920 г. Туманова произвели в чин капитана 1-го ранга, а перед эвакуацией назначили на должность коменданта транспорта «Россия», на котором он и прибыл в Константинополь. Незадолго до эвакуации, 15 сентября 1920 г., в Таганрогском заливе погиб родной брат Я.К. Туманова — Владимир. Из Константинополя Туманов переехал в Югославию, оттуда в 1924 г. — в Уругвай, а в следующем году — в Парагвай. В далекой южноамериканской стране он смог продолжить свою морскую карьеру.

Первоначально князь Туманов поступил на службу морским техником и много лет преподавал в морском училище. В конце 1928 г., с началом вооруженного противостояния, он был назначен советником командующего речными силами, действовавшими на севере страны. После этого Туманов выехал в район боевых действий, где оказывал консультационную помощь парагвайским морякам Основой военно-морских сил Парагвая были пять речных канонерских лодок, построенных в 1902–1930 гг.

Событиям Чакской войны посвящены воспоминания князя Туманова, озаглавленные «Как русский морской офицер помогал Парагваю воевать с Боливией». Он характеризовал события первых дней конфликта не иначе как «веселая война», поскольку национальный менталитет южноамериканцев в полной мере проявился и в военном управлении. Постоянные кутежи, необычайное радушие парагвайцев и в тоже время потрясающая неорганизованность во многих вопросах, начиная от задержек с выдачей денег на обмундирование («Да, у нас матросов так не отправляли в командировку!») заканчивая планированием военных операций Чакская война 1932–1935 гг. оказалась уже не столь «веселой». С ее началом Туманову присвоили звание капитана 2-го ранга и он получил назначение на «очень хлопотливую и скучную должность» начальника отдела личного состава флота. Иногда ему удавалось принимать участие в отдельных экспедициях. Задачей одной из них стало исследование Зеленой реки (Rio Verde) на предмет ее использования для подвоза грузов для армии. По словам Туманова, «это было 9-ти дневное плавание в хаосе первых дней мироздания, ибо по этой реке до него [автора — Н.К], если кто и плавал, то разве лишь индейцы на своих пирогах в доисторические времена. Река, после исследования автором, была в некоторой своей части использована для провоза грузов для армии».

В 1933 г. на страницах «Часового» князь Туманов опубликовал письмо, написанное им в качестве ответа на речь генерала Деникина, в которой он говорил о бессмысленности русских жертв в Чакской войне. В нем он писал: «…Парагвай — одна из немногих, если не единственная страна под луной, где нет и не было „русских беженцев“. Здесь были и есть русские, как были и есть французы, немцы и англичане. Эта маленькая и бедная страна нас приняла с самого же начала так, как она принимает представителей любой страны и никогда не отводила нам свои задворки, хотя за нашей спиной не стояли ни консулы ни полномочные министры и посланники.

Небольшая русская белая колония, уже много лет, живет здесь так, как, наверное, она жила бы у себя на родине: русские доктора здесь лечат, а не играют на гитарах в ресторанах, русские инженеры строят дороги и мосты, а не вышивают крестиками, русские профессора читают лекции, а не натирают полы, и даже русские генералы нашли применение своим знаниям, т. е. служили в военном ведомстве и титуловались, несмотря на скромный штатский пиджачок, почтительно, — „mi general“.

Здесь, в Парагвае, никто из русских не слышит упреков в том, что он ест парагвайский хлеб, что он здесь засиделся, что пора, мол, и честь знать. Его не допекают никакими паспортами, никто не неволит принимать гражданство и делаться парагвайцем. Русские искренно и глубоко привязались к этой маленькой и бедной стране и ее народу, особенно тепло оценив его гостеприимство после скитаний по бывшим союзническим и несоюзническим странам. Некоторые, без всякого насилия с чьей бы то ни было стороны, по тем или иным соображениям, приняли уже и парагвайское гражданство.

И вот, над приютившей их страной стряслась беда: на нее напал сосед, трижды сильнее ее. Страна поднялась на защиту своих прав и своего достояния.

Что же должны делать старые русские бойцы, ходившие на немца, турка и на 3-й интернационал и много лет евшие парагвайский хлеб? Сложить руки и сказать приютившему их народу: — „Вы, мол, деритесь, а наша хата с краю; наши жизни могут пригодиться нашей собственной родине?“… Конечно — нет. (…)

Что говорить: русские могилы под тропиком Козерога и донской казак и псковский драгун погибшие, хотя и со славой на боливийских окопах, конечно, это трагедия. Но право же, еще большая трагедия — бесславная смерть таких же славных русских офицеров, быть может, их же боевых товарищей, где-нибудь под ножом хунхуза, в Манчжурии, под вагонеткой мины Перних в Болгарии, или под маховым колесом германской фабрики во Франкфурте на Майне! А эти трагедии, в свою очередь, лишь маленькие капельки в безбрежном океане страшных и бессмысленных трагедий, разыгрывающихся, вот уже пятнадцать лет, с самого начала „светлой и бескровной революций“, над всем несчастным русским народом»[110].

После окончания войны князь Туманов остался служить в парагвайском флоте, занимая должность советника морской префектуры (органа управления флотом). При этом он принимал активное участие в жизни русской колонии. С 1939 по 1954 г. князь Туманов состоял уполномоченным главы Российского Императорского дома (имеется в виду великий князь Владимир Кириллович, провозгласивший себя в 1924 г. Императором Всероссийским). Туманов принимал участие в строительстве православного храма в Асунсьоне, был учредителем русской библиотеки, почетным вице-председателем «Очага русской культуры и искусств», членом Исторической комиссии Общества офицеров Российского Императорского флота в Америке, публиковался в эмигрантских морских изданиях. Скончался князь Туманов 22 октября 1955 г. от рака горла. Его провожали в последний путь не только представители русской колонии, но и парагвайские моряки, не забывшие его заслуг перед своей «второй родиной».

В чине лейтенанта служил в парагвайском флоте и лейтенант русской службы Вадим Николаевич Сахаров. Родился в 1887 г., в 1912 г. был произведен в офицеры из юнкеров флота. В годы Гражданской войны участвовал в Белом движении на Юге России, эвакуировался из Новороссийска. В Парагвае Сахаров преподавал радиотелеграфное дело в морском училище, а также участвовал в Чакской войне. Впоследствии Сахаров жил в Бразилии. Скончался после 1944 г.

Еще одним участником Чакской войны — русским моряком — оказался лейтенант Владимир Александрович Парфененко, выпускник Морского корпуса 1914 г. (второго, военного выпуска).

В 1916 г. он служил на Черном море, затем получил специальность морского летчика и продолжил службу на Балтике. Известно, что он служил в авиации и при большевиках. Однако в красной авиации Владимир Александрович летал недолго. В этот период в опытных русских летчиках было крайне заинтересовано командование зарождавшейся финской авиации. Через пехотного офицера (по некоторым данным, имевшего диплом летчика-наблюдателя) капитана А. Крашенинина (Торрика) на финскую службу были приглашены М.И. Сафонов, И.Н. и О.Н. Зайцевские и В.А. Парфененко.

В финских источниках упоминается также старший лейтенант Михаил Шаблович, но в списках офицеров флота, изданных в 1916–1917 гг., офицер с такой фамилией отсутствует.

За перегон самолета каждому из летчиков было обещано 100 тысяч марок, плюс жалование 3 тысячи марок в месяц. 11 апреля 1918 г. Парфененко, совместно с упомянутыми летчиками, а также капитаном А. Крашенининым и супругой М.И. Сафонова перелетели в Финляндию на двух «Ньюпорах-10» и двух «Ньюпорах-11».

В целях конспирации на финской службе В.А. Парфененко числился как капитан Вальдемар Адлерхейм (взяли псевдонимы и другие авиаторы). С июня по сентябрь 1918 г. он преподавал в авиационной школе в Утти, готовившей первых финских пилотов. Правда, карьера Парфененко и других русских летчиков в финской авиации оказалась недолгой. Вскоре после увольнения пути летчиков разошлись.

Парфененко вместе с братьями Зайцевскими отправился в Швецию, откуда они надеялись попасть на территорию, подконтрольную правительству Колчака. Однако в Швеции они оказались вовлеченными в некую финансовую авантюру одного из генералов-эмигрантов и вскоре были приговорены к восьмилетнему тюремному заключению. Тем не менее Парфененко удалось покинуть страну незадолго до ареста. Известно, что некоторое время он жил в Вене, а к началу 1930-х гг. прибыл в Парагвай.

В этот период ВВС Парагвая только начали создаваться. Первоначально в их составе числились лишь два старых итальянских разведчика «Ансальдо» SVA и один SAML А.3, а также два истребителя «Моран-Солнье». Наиболее современными самолетами были истребитель «Савойя» S.52 и три учебных «Анрио» HD-32. В 1927 г. Парагвай заключил соглашение с Францией и на вооружение авиации южноамериканской страны поступили семь двухместных бомбардировщиков и разведчиков «Потез» 25.А2 и столько же истребителей «Вибо» 73С.1. В апреле 1933 г. парагвайские ВВС пополнились итальянскими истребителями «Фиат CR 20bis», на одном из которых воевал Парфененко. О ею службе в Парагвае известно немного — он участвовал в боевых вылетах, пережил войну и в дальнейшем несколько лет служил летчиком-инструктором в асунсьонском военно-воздушном училище. Неизвестно и место его кончины.

Гражданская война в Испании (1936–1939)

Начиная с середины XIX века Испания находилась в экономическом кризисе. Король Альфонс XIII, правивший с 1902 по 1931 г., уже не был в состоянии эффективно управлять страной, поэтому он решился в 1923 г. прибегнуть к помощи диктатора генерала Примо де Риверы. Однако и последнему не удалось стабилизировать положение. На смену Примо де Ривере в 1930 г. пришло правительство Беренгера. Одним из первых его декретов стало решение о проведении 19 марта выборов в кортесы (парламент). Этот маневр не принес успеха его инициаторам, ибо оппозиционные силы отказались участвовать в выборах и вынудили Беренгера подать в отставку (14 февраля 1931 г.).

Король назначил главой правительства вместо генерала Беренгера адмирала Аснара. Новое правительство сразу объявило о проведении 12 апреля выборов в муниципалитеты. Но эти выборы показали полное разочарование народа в монархической форме правления. Во всех городах Испании в выборах в муниципальные советы победили республиканцы. За республику высказалось подавляющее большинство населения Испании. На другой день после выборов лидер каталонского национального движения Масиа провозгласил создание Каталонской республики.

14 апреля 1931 г. Революционный комитет (созданный лидерами буржуазно-республиканского движения) сформировал временное правительство, которое возглавил Алькала Самора (лидер Демократической либеральной партии). В этот день король отрекся от престола. 27 июня 1931 г. собрались Учредительные кортесы, которые 9 декабря 1931 г. приняли республиканскую конституцию. Но и после этого мир и спокойствие не наступили в стране. Произошел целый ряд смен правительства, активизировали свою деятельность различные левые партии. Усилилось влияние коммунистов (нельзя забывать о том, что в 30-е гг. еще существовал Коминтерн и еще были живы идеи мировой революции).

В итоге власть решили захватить военные во главе с генералом Франсиско Франко, занимавшим должность военного губернатора Канарских островов. Мятеж, начавшийся 17 июля 1936 г., перерос в кровопролитную гражданскую войну, продолжавшуюся в течение трех лет и закончившуюся победой франкистов. Надо отметить, что победа Франко в определенной мере принесла спокойствие Испании. Новый лидер смог избежать активного участия своей страны во Второй мировой войне, а после его смерти власть перешла к ныне правящему монарху Хуану Карлосу I. Несмотря на то что советская историография всегда называла режим Франко «фашистским», и не отрицая того, что победить в гражданской войне ему помогли национал-социалистическая Германия и фашистская Италия, нужно отметить, что во франкистской Испании практически отсутствовали характерные для так называемых фашистских диктатур явления, например, культ расового превосходства и воинствующий антисемитизм.

Можно смело сказать, что гражданская война в Испании стала «генеральной репетицией» Второй мировой войны: Франко поддерживали Германия и Италия, республиканцев — Советский Союз, их будущий противник. Для обеих враждующих сторон Испания оказалась своеобразным «полигоном» — в сражениях испытывалась новейшая военная техника и оружие. Обеспокоенность всего мира судьбой Испанской республики также превратили эту войну в событие мирового масштаба.

Выступление генерала Франко и последовавшие за ним события вызвали в среде русской эмиграции настоящую бурю эмоций. Главные полосы всех эмигрантских газет и журналов заполнились сообщениями о ходе боев за Пиренеями. При этом разные политические группы зарубежья по-разному определяли отношение к начавшейся войне, расходились в оценке ее причин, значения, целей сторон. Тем не менее сразу довольно четко обозначились три главные точки зрения на происходящие события: безусловная поддержка мятежников, безусловная поддержка правительства Народного фронта, и средняя между этими двумя — либеральная — «ни тех ни других». Первая из этих позиций господствовала на правом фланге эмиграции. Самые ранние вести о выступлении испанских генералов, пришедшие 19 июля 1936 г., вызвали здесь подлинное ликование. Вожди РОВСа и Российского Центрального Объединения — главных политических организаций правого крыла русской эмиграции — приветствовали мятежников. Белоэмигрантские периодические издания превозносили генерала Франко, именуя его «испанским Корниловым», восхищались героизмом его армии и от души желали ему победы. Журнал «Часовой» писал в те дни: «За все 16 лет, истекших со дня нашего поражения, еще никогда, ни в одной точке земного шара не пришлось белому и красному снова сплестись в столь трагическом поединке. Может, на этот раз одолеет белое…»

Для многих бывших офицеров русских Императорских и белых армии и флота война на испанской земле стала продолжением Гражданской войны в России, поскольку франкистской Испании пришлось воевать, помимо местных коммунистов и анархистов, и с интернациональными частями, съехавшимися со всего мира. Общее число воевавших в Испании на стороне Франко русских эмигрантов не столь велико — 72 человека. Впрочем, нужно отметить, что гораздо большее их количество воевало с республиканской стороны. Большая часть этих людей поверила слухам о возможности возвращения на Родину тех, кто будет воевать за республику. Кто-то из них нашел смерть на этой войне, кто-то, напротив, достиг новых высот военной карьеры.

Ниже речь пойдет о трех представителях русского морского зарубежья, оказавшихся в Испании. Это летчики Российского Императорского флота — Николай Александрович Рагозин, Всеволод Михайлович Марченко и Михаил Андреевич Крыгин. Их судьба сложилась весьма необычно. Все трое практически одновременно учились в Морском корпусе, бок о бок воевали в Первую мировую, дрались с большевиками (правда, на разных фронтах) в Гражданскую, вместе оказались под знойным небом Испании. Но новая, уже чужая, междоусобица сделала резкий виток в их судьбах. Рагозин и Марченко воевали в армии Франко, причем Марченко нашел в Испании свою гибель, Крыгин оказался в республиканском лагере. Хотелось бы подчеркнуть, что все трое упомянутых персонажей были настолько неординарными людьми с необычными судьбами, что каждый из них заслуживает подробного рассказа.

Начнем с Николая Александровича Рагозина. Он родился 30 июня 1891 г. в Царском Селе (по другим данным, в Курске). Его отец — генерал-майор (впоследствии — генерал-лейтенант) Александр Николаевич Рагозин — первоначально занимал должность командира 8-й Восточно-Сибирской стрелковой дивизии, затем начальника Офицерской стрелковой школы в Ораниенбауме, и участвовал в Русско-турецкой войне 1877–1878 гг. До поступления в Морской корпус Николай Рагозин обучался в Александровском кадетском корпусе. Причем аттестации от начальства кадет Рагозин получал не всегда лестные. Вот одна из них, от 17 июля 1907 г: «Легкомысленный и очень пустой кадет, наделенный, однако, большими способностями»[111]. Осенью того же года Н.А. Рагозин поступает в Морской корпус Что именно подвигнуло его или его родителей к выбору флотской стези — неизвестно, известно лишь то, что флот, точнее, морская авиация, стали призванием Рагозина на всю жизнь, хотя в период обучения в Морском корпусе он также не выделялся ничем особенным В 1909 г. начальство дало ему следующую аттестацию: «Воспитан, но мало дисциплинирован. К службе индифферентен. Вял и ничего военного ни в характере, ни во внешности. Характер еще неустановившийся и несерьезный. Постоянные мальчишеские выходки, особенно в классе с преподавателями»[112]. Как разительно будут отличаться аттестации начальства, даваемые Рагозину спустя шесть лет, уже во время службы в морской авиации…

10 апреля 1911 г. Николая Александровича Рагозина произвели в корабельные гардемарины, а 6 декабря того же года он получил чин мичмана и был зачислен в Черноморский флотский экипаж. На Черном море Рагозин проходил службу на линкоре «Евстафий», 28 ноября 1912 г. был назначен исполняющим должность командира 1-й роты команды этого корабля[113].

12 марта 1913 г. в биографии молодого мичмана произошел новый поворот, определивший всю его дальнейшую судьбу, — в этот день вышел приказ по Морским силам и портам Черного моря № 164, согласно которому Рагозина назначили в Службу связи Черного моря для прохождения курса полетов на гидроаэроплане. В этот период морская авиация оказалась самым новым родом оружия. Первоначально главной задачей, возлагавшейся на нее, считалась разведка. Именно поэтому она находилась в подчинении Службы связи (в марте 1915 г. корабельную авиацию Черноморского флота выделили из Слркбы связи и подчинили непосредственно командующему флотом). Одним из первых документов, регламентирующих использование самолетов на флоте, следует признать проект временного «Положения о команде военно-морских летчиков Черного моря», утвержденный морским министром в 1911 г. С 1 июля 1914 г. приказом морского министра было введено высочайше утвержденное «Положение о службе авиации в Службе связи»[114].

Подготовка морских летчиков в указанный период велась на теоретических курсах авиации при Санкт-Петербургском политехническом институте Петра Великого и в Офицерской школе авиации Отдела воздушного флота в Севастополе. Но в то же время в Офицерской школе отсутствовала возможность обучения летчиков полетам на гидросамолетах. В связи с этим командование Черноморского флота предложило проводить подготовку летчиков непосредственно на флоте, что, помимо прочего, сокращало сроки обучения и снижало его стоимость. Чтобы продемонстрировать целесообразность такого способа подготовки авиаторов, 25 августа 1913 г. специальная комиссия, назначенная командующим ЧФ, приняла экзамен на звание летчика у мичмана Рагозина[115]. Впрочем, в дальнейшем подобная практика широкого распространения не получила, так как возникли опасения, что различия в методическом уровне инструкторов приведут к недоученности летчиков. 7 сентября Рагозин был откомандирован для прохождения упомянутых выше теоретических курсов авиации при Политехническом институте. Таким образом, Николай Александрович Рагозин получил широкую практическую и теоретическую подготовку. Более того, он сумел привить любовь к новому делу у своего друга и однокашника по Морскому корпусу Всеволода Михайловича Марченко. По их стопам пошел и Михаил Андреевич Крыгин, выпускник Морского корпуса 1912 г., еще один герой повествования.

Накануне Великой войны в составе авиации Службы связи Черного моря (с марта 1915 г. — авиации Черноморского флота) находилось 12 действующих машин (на январь 1914 г.), к январю следующего года их стало пятнадцать. Развитие авиации шло стремительными темпами: в конце 1917 г. на Черном море находилось 74 летчика при 112 самолетах (считая и неисправные) [116]. В состав флотской авиации на 1915 г. входили береговые и корабельные (до трех) отряды.

Корабельные отряды, будучи ударной силой, формировались в Севастополе и ходили в походы на гидрокрейсерах. Береговые отряды действовали зачастую на большом удалении от главной базы Черноморского флота — на побережье от Мангалии и Одессы до Трапезунда и Платаны. Они выполняли прибрежную разведку и противолодочное патрулирование, а иногда летали и на сухопутных фронтах. В ноябре — декабре 1916 г. из всех имеющихся отрядов начали формировать Воздушную дивизию Черного моря в составе двух воздушных бригад. В таком виде черноморская авиация и просуществовала до выхода России из Первой мировой войны. Действовали самолеты на черноморском театре весьма активно, помимо упомянутых выше задач они также выполняли налеты на различные объекты противника, взаимодействовали с основными силами флота. Активное участие в боевой работе выпало и на долю Николая Александровича Рагозина.

Звание морского летчика Рагозин получил перед самым началом войны — 1 июля 1914 г. Но уже начиная с августа 1913 г. Николай Александрович Рагозин принял участие в испытаниях гидроаэропланов системы «Кертисс». 24 февраля 1914 г. именно Рагозин сбросил с «Кертисса» первую настоящую бомбу по условной цели, состоящей из шести бочек, связанных в виде круга диаметром 23 м[117].

19 июля 1914 г. Россия вступила в Первую мировую войну. 16 октября 1914 г. Рагозин два раза летал на разведку в поисках линейного крейсера «Гебен», который ранним утром этого дня обстрелял Севастополь. 24 ноября того же года в 11 часов утра Рагозин вместе с пассажиром, моторным унтер-офицером Починком, вылетел в разведывательный полет на летающей лодке «Кертисс» № 19. Вскоре он обнарркил крейсер «Бреслау» и подвергся обстрелу с него. Впрочем, через некоторое время самолет Рагозина был вынужден сесть в районе русского тралящего каравана в связи с тем, что в моторе гидроплана практически кончилось масло. После этого машину отбуксировал в базу старый миноносец «Летчик»[118].

Известно, что в начале 1915 г. Рагозин, 1 января произведенный в лейтенанты, служил в авиационном отряде Б-2 («Б» — боевой) под командованием лейтенанта В.В. Утгофа. Из представления к ордену Святого Георгия 4-й степени, подписанного командиром отряда: «15 марта 1915 г. летал дважды над Босфором с целью разведки. Неоднократно подвергался обстрелу неприятеля и дал возможность своему наблюдателю собрать ценные сведения. В тот же день, посланный мною атаковать неприятельский миноносец пошел почти на верную смерть, пролетев над неприятелем на высоте лишь 400 м и подвергшись огню из его пушек, винтовок и даже револьверов. 17 марта, летая над Сангулдаком, дважды дал возможность наблюдателю своему произвести удачно разведку и сбросить две бомбы, одна из которых попала в железнодорожное здание»[119].

В конечном итоге Рагозин был представлен к Георгиевскому оружию, которое получил 4 августа того же года. Строки из «Отчета о действиях морских аэропланов 15,16 и 17 марта 1915 г. в дни бомбардировки Зонгулдака и укреплений Босфора» более подробно характеризовали участие Рагозина в данной операции: «…аэропланам с летчиками… мичманом Рагозиным надлежало провести рекогносцировку побережья во время подхода второй бригады линейных кораблей к позиции, а затем приготовиться для корректирования стрельбы. В 7 часов 28 минут [17 марта. — Н. К.] взлетел мичман Рагозин с наблюдателем лейтенантом Юнкер, пробыл в воздухе 1 час 24 минуты, представив сведения. В 13 часов 6 минут мичман Рагозин пошел в атаку на турецкий миноносец, произвел ее и вернулся в 13 часов 35 минут. Все летавшие аппараты подвергались сильному обстрелу ружейным и шрапнельным огнем неприятеля, но ни один из них не пострадал, хотя полеты совершались над неприятелем на высоте от 400 до 1000 метров, тогда как безопасною сравнительно считается высота, начиная от 1700–1800 метров».[120] Из аттестации Рагозина от 9 сентября 1915 г. начальника 2-го корабельного отряда (так с 1916 г. назывался отряд Б-2) лейтенанта Е.Е. Коведяева: «Способен к строевой, судовой, административной и учебно-воспитательной службе. Нравственный характер твердый, здоровье хорошее. Воспитан, дисциплинирован. Хорошо знает авиацию, знает французский язык. Очень исполнителен, любит свое дело и ревниво относится к нему, с подчиненными обращается мягко, но требовательно; способен занимать самостоятельную должность. Пригоден к дальнейшей службе. Отважен, мужественен, спокоен во время боевых полетов»[121].

24 января 1916 г. Рагозин был представлен к ордену Святого Владимира 4-й степени с мечами и бантом, т. е. именно за боевые заслуги. За охранение транспортов с войсками 14–31 марта 1916 г. он был представлен к ордену Святого Станислава 2-й степени с мечами[122]. Всего на службе в Российском флоте (помимо вышеперечисленных) Рагозин удостоился следующих наград: орден Святой Анны 3-й степени с мечами и бантом (18 апреля 1916 г.), орден Святой Анны 4-й степени с надписью «За храбрость», орден Святого Станислава 3-й степени (6 декабря 1914 г.), мечи и бант к ордену Святого Станислава 3-й степени (19 января 1915 г.). По собственным воспоминаниям Рагозина, «Георгий 4-ой степени протек уже при Временном Правительстве и приказ застрял в Главном Штабе в Петрограде, почему в послужной список не внесен, но приказ видел лично»[123].

В июне — декабре 1916 г. Рагозин командовал 3-м корабельным отрядом авиации Черноморского флота. В данный период он одержал единственную воздушную победу Русской морской авиации на Черном море в период Первой мировой войны. 3 декабря 1916 г. в 9 часов утра над Сулином появился германский бомбардировщик, летевший под прикрытием истребителя. Германец сбросил на порт десяток бомб. Навстречу противнику вылетел пилотируемый Рагозиным М-11. Русская лодка вступила в бой с противником (скорее всего, истребителем сопровождения), нанесла ему ряд повреждений и принудила сесть в море, в 8 милях от мыса Олинька. Из Сулина на поиски неприятеля вышли быстроходные катера «Сабля» и «Гидро», но свежая погода заставила их вернуться в базу. Самолет Рагозина, несмотря на восемь полученных пулевых пробоин, благополучно прилетел к месту базирования.

До выхода России из войны Рагозин командовал 5-м воздушным отрядом Воздушной дивизии Черного моря (в январе 1917 г.), 1-м дивизионом Воздушной дивизии (в июне 1917 г.)[124]. По его воспоминаниям, в чин старшего лейтенанта он был произведен «…за действия с отрядом в устьях Дуная, приказ вышел в 1917 г. при Украинском правительстве [имеется в виду Центральная рада — правительство Украинской Народной Республики, провозглашенной 7 (20) ноября 1917 г. — Н. К.]»[125]. Однако в период службы в рядах Вооруженных сил Юга России он был еще раз произведен в этот чин, приказом главнокомандующего ВСЮР № 14 от 28 марта 1920 г.[126] Подобное явление было не редкостью в Гражданскую войну, поскольку представители одних правительств не признавали легитимности других, соответственно относясь и к их производству.

Биография Рагозина периода Гражданской войны 1917–1922 гг. содержит немало «белых пятен». Благодаря немногим сохранившимся архивным документам удалось восстановить только отдельные эпизоды жизни авиатора. По сведениям А.О. Александрова, Рагозин служил в морской авиации большевистской Украины. Но к 1919 г. он оказался на Балтике, опять на стороне большевиков. Сохранился приказ № 147 начальника Отряда истребителей Морского воздушного дивизиона особого назначения от 26 сентября 1919 г. Согласно этому приказу, прибывшего из Морской школы высшего пилотажа морского летчика Николая Рагозина зачислили в отряд на все виды довольствия с 23 сентября 1919 г.[127] Почему Рагозин оказался на стороне большевиков — доподлинно неизвестно (в своих воспоминаниях он ничего не сказал об этом).

Думается, Рагозин перешел на сторону Красной армии совершенно случайно. Об этом свидетельствует и последующая служба Рагозина в рядах белых и участие в войне в Испании на антиреспубликанской стороне. Служба в составе красного Балтийского флота продолжалась недолго. 15 октября самолет, пилотируемый Рагозиным, упал в районе Сестрорецка, но летчик остался невредим. 28 октября (по другим данным — 30-го) 1919 г. во время разведывательного полета в район Гатчины на «Ньюпоре-23» он «пропал без вести», т. е. перелетел к противнику. Одновременно с ним исчез и морской летчик Б.А. Пилиповский, судьба которого не установлена[128]. После этого начинаются «белые» страницы судьбы Рагозина. В документах Северо-Западной армии следов его службы там до сегодняшнего момента не обнаружено.

Вскоре Рагозин оказался на юге России. Здесь он командовал 2-м гидроавиационным отрядом[129] (сам Рагозин в своих воспоминаниях именовал его «2-м воздушным»). На 20 июня 1920 г. 2-й гидроавиационный отряд входил в состав 2-го отряда Черноморского флота[130]. Согласно собственным воспоминаниям Рагозина, штаб 1-го армейского корпуса, которым командовал генерал-лейтенант Кутепов, представил его к производству в капитаны 2-го ранга за действия с отрядом в Каркинитском заливе. Наверное, это представление утверждено не было, так как во всех последующих документах, в том числе эмигрантского периода, Рагозин упоминается именно как старший лейтенант. Во время знаменитой эпопеи эвакуации частей армии генерала П.Н. Врангеля и Черноморского флота из Крыма Рагозин занимал должность вахтенного начальника плавучей мастерской «Кронштадт», покинувшей берега России 14 ноября 1920 г. Недолго пробыв в североафриканском порту Бизерта, ставшем последним прибежищем Русской эскадры, Рагозин списался на берег «по собственному желанию» и вместе с женой и четырехлетним сыном отправился в «санаторий» (как писал сам Рагозин, «выговаривается — концентрационный лагерь») Айн-Драгам, так же как и Бизерта, находившийся в Тунисе.

В течение пяти месяцев Рагозин никуда не мог выехать из «санатория» из-за полного отсутствия средств и невозможности найти работу. Наконец ему удалось устроиться шофером грузовика, в каковом качестве он и проработал больше года. Одновременно Рагозин искал возможность реализоваться как морскому летчику. Например, он отослал 26 писем в различные страны (преимущественно колонии) с предложением своих услуг — как оказалось, безуспешно.

Все решил случай. Вот как вспоминал об этом сам Рагозин: «Вдруг уже весной 1922 года, прочел в газете, которую покупал каждое воскресенье за счет утреннего кофе, что Испании нужны морские летчики для ее войны в Африке. Занял у поручика по Адм[иралтейству] А.Е. Жукова[131] на марку и в тот же день отправил письмо Военному Министру Испании». Необходимо отметить, что в этот период Испании срочно требовались летчики, тем более обладавшие боевым опытом, поскольку в 1921–1926 гг. страна совместно с Францией вела активную борьбу с северомарокканскими племенами области Риф. (В 1920 г. Испания, по примеру Франции, создала Иностранный легион.)

Через две недели Рагозин уже находился в Испании. Для поступления на военную службу следовало записаться в Иностранный легион, однако, даже не представившись туда, Рагозин после пробного полета был назначен инструктором гидроавиации с жалованием испанского капитана, но в звании, равном матросу 2-й статьи Российскою Императорскою флота. В испанских публикациях русские летчики-добровольцы упоминаются под двойными фамилиями, в частности, Рагозин именуется Рагозин-Дейман[132].

В дальнейшем Рагозин пять лет воевал в Испанском Марокко (служил в Тетуане), три раза повышался в звании «за военные заслуги» и к 1936 г. второй раз в жизни стал лейтенантом, на сей раз испанской службы. Необходимо отметить, что в указанный период Иностранным легионом командовал Франко, а начальником отряда, в котором служил Рагозин, был родной брат будущего диктатора — Рамон. В этот период Рагозин достаточно близко познакомился с Франко, впоследствии, по некоторым, впрочем, документально не подтвержденным, данным, стал его личным пилотом. Вместе с Рагозиным служил и его коллега по черноморской гидроавиации Крыгин.

Во время войны в Марокко перед авиацией стояли самые разные задачи: разведка, наблюдение, связь, штурмовые действия, дневное и ночное бомбометание, санитарные эвакуации. Собственно боевых задач можно назвать две — разведка и действия по наземным целям За марокканскую войну, помимо троекратного производства в следующий чин «за боевые отличия» и похвальных отзывов в приказах главнокомандующего, Рагозин был награжден следующими знаками отличия: пятью крестами с надписью «За военную доблесть», крестом «Мария Кристина» с мечами, африканской медалью «За военные заслуги», марокканским орденом «Медахния»[133].

Как говорилось выше, к началу гражданской войны в Испании 1936–1939 гг. Рагозин имел звание лейтенанта. До войны и во время нее он летал на самолетах «Бреге-19», «Фоккер F.VII» и «Савойя SM-81». Бомбардировщики «Савойя» поставлялись Испании Италией начиная с 30 июля 1936 г., в боях участвовала группа итальянских летчиков, в составе которой летал и Рагозин. Он числился в составе воздушных сил, действовавших в Африке с 18 июля 1936 г. по конец мая 1937 г. При этом один месяц Рагозин провел на севере и четыре месяца — на востоке Средиземноморья. С октября 1937 г. до августа 1939 г. Рагозин находился на юге Испании. Помимо участия в боевых действиях, с ноября 1936 г. он преподавал в летной школе Трипулантес и был инструктором авиационного штурманского дела в Табладе и Малаге. 14 декабря 1936 г. Рагозин получил чин капитана (со старшинством с 1 июля 1934 г.). Помимо того, что Рагозин летал в составе итальянской группы, возможно, он взаимодействовал и с немецкими летчиками легиона «Кондор», т. к. среди его многочисленных наград фигурирует орден Германского орла с мечами. Также за испанскую гражданскую войну Рагозин был отмечен следующими наградами: крестом с надписью «За военную доблесть», звездой с мечами, медалью 1-й линии действующей армии, наградами фашистской Италии — крестом «За военную доблесть» и орденом Короны.

По данным итальянского историка авиации А. Эмильяни, фамилия Рагозин «всплыла» в еще одном эпизоде воздушной войны. 28 октября 1936 г. четыре бомбардировщика СБ-2, входившие в состав Интернациональной бомбардировочной эскадрильи, совершили налет на расположенный в районе Севильи аэродром Таблада — один из первых случаев боевого применения СБ-2. Нападение было совершено внезапно и оказалось весьма результативным: по советским сведениям, его результатом стало уничтожение пяти «Юнкерсов» франкистов. Именно Рагозин по надписям на осколках бомб смог установить место их производства. Этот факт оказался весьма важен в политическом отношении, поскольку официально Советский Союз не афишировал участие своих военнослужащих и боевой техники в войне.

Интересно отметить тот факт, что в Испании Рагозину вновь пришлось столкнуться с русскими людьми в рядах противника. Он писал, что неоднократно участвовал в допросах пленных советских летчиков, воевавших на стороне республиканцев. Косвенное подтверждение данному факту можно найти в воспоминаниях советского оружейного мастера, летавшего в качестве бортстрелка А.А. Шукаева, который воевал в составе группы штурмовой авиации под командованием майора К.М. Гусева и был сбит 4 декабря 1936 г. в районе Гвадалахары (в числе других летчиков его обменяли на пленных немецких пилотов 15 июня 1937 г.). Он рассказал о том, что в центральной тюрьме города Саламанки его допрашивал «… бывший белогвардеец, одетый в итальянскую форму»[134]. В предыдущем издании своих мемуаров Шукаев сообщил, что допрашивал его «лейтенанту русский и даже из очень знатного рода, близкого ко двору царя Николая»[135]. Несколько удивляет еще одно несоответствие. По версии Шукаева, главной целью допрашивающих было добиться признания того факта, что сбитый летчик является коммунистом и гражданином СССР. Именно эти причины и послужили причиной всех описываемых в мемуарах издевательств над ним Но при этом приводимый почему-то только в первом издании эпизод очень мало соотносится с указанной целью: «И вот в камеру пожаловал старый знакомый — белогвардеец-лейтенант. — Ты еще жив? — ехидно спросил он. — А я думал, больше не встретимся. — Так я же коммунист, ваше благородие! А коммунисты очень живучи!» К тому же во втором варианте мемуаров «белогвардеец-лейтенант» чудесным образом превратился в «итальянского полковника». Хотя смело можно предположить, что неутомимыми политредакторами специально создавался собирательный образ «злодея-белоэмигранта», но с большой долей уверенности можно сказать, что Шукаев общался с Рагозиным. Во время гражданской войны в Испании Рагозину несколько раз чудом удавалось избежать смерти. Свидетельство об этом мы находим в его мемуарах. В самом начале войны при возвращении с неудачной бомбардировки крейсера «Либертад», несшего патрульную службу в Гибралтарском проливе, «Бреге-19» Рагозина пролетал над местом расположения казарм Иностранного легиона. Как обычно, он решил поприветствовать бывших сослуживцев несколькими пролетами над уровнем крыш. Но, пролетев первый раз, он не заметил на плацу ни одной фигуры, тогда самолет зашел на второй вираж, и Николай Александрович встал со своего сиденья и высунулся за борт. Но, так никого и не обнаружив, «Бреге-19» вернулся на свой аэродром. И только там выяснилось, что самолет получил 18 пробоин, 15 из них — в сиденье наблюдателя. По словам Рагозина, «летчиков было много больше, чем наблюдателей, так что в большинстве случаев летали летчиками унтер-офицеры, а мы — наблюдателями». Как оказалось, легионеры приняли самолет Рагозина за «красного», и только то, что он привстал с сиденья, спасло его от верной гибели. На следующий день после этого, во время полета, унтер-офицер летчик, летавший с Рагозиным, выстрелом из пистолета убил своего наблюдателя-офицера в тот момент, когда тот занимался подготовкой к бомбометанию, и затем перелетел на сторону республиканцев. На месте наблюдателя должен был быть Рагозин. Спасся он лишь благодаря тому, что начальство отправило его в командировку.

16 сентября 1939 г. Рагозину неожиданно удалось отличиться при взятии небольшого городка Ронда, находившегося приблизительно в 100 км от Севильи. Он вылетел в качестве наблюдателя на «Савойе» с задачей нанести бомбовый удар по казарме, находившейся в двух километрах к северу от города (в ней, по данным разведки, находились основные силы противника). Но, сбросив в два приема 1600 кг бомб, Рагозин с ужасом увидел, что первая партия их упала в центре города, а вторая — между городом и казармой, которая осталась цела. Таким образом, боевая задача оказалась не выполнена, и огорчению русского летчика не было предела. Только в конце дня, уже после взятия города, он узнал, что первые сброшенные им бомбы разрушили до основания четырехэтажное здание, в котором проходило заседание революционного комитета обороны города, остальные повредили проволочное заграждение. Более того, в казарме, назначенной первоначальной целью бомбардировки, напротив находились силы сторонников Франко! Дело в том, что при выходе на цель Рагозин ошибся: Ронда расположена на 400 м выше Севильи. Поэтому франкисты захватили город благодаря практически одной ошибке Рагозина.

Заслуги Рагозина перед Испанией достаточно велики: после войны его последовательно произвели в чин командант (майор), затем — а подполковника; он был награжден большой звездой за 35 лет безупречной службы (считая год войны за два), а также он получил звание почетного летчика в авиации Германии и Италии. В послужном списке Рагозина зафиксировано 2400 полетных часов, из них — 1465 боевых.

Скончался Николай Александрович Рагозин на 67-м году жизни на острове Майорка, принадлежащем Испании. Произошло это 21 сентября 1957 г.

Сын Рагозина, Александр Николаевич, последовав примеру отца, с лета 1936 г. воевал в рядах франкистской авиации, выстраивал «воздушный мост» между основной группировкой националистов и окруженным республиканцами монастырем Аудьяр. В конце 1936 г. в одном из вылетов был ранен. Во время Второй мировой войны А.Н. Рагозин сражался в составе испанских частей, действовавших на стороне Германии на Восточном фронте.

После войны Рагозин младший продолжил авиационную службу и к 1955 г. получил чин лейтенанта.

Сослуживцем Рагозина-старшего в период Первой мировой и испанской войн был уже упомянутый ранее Всеволод Михайлович Марченко. Родился 23 октября 1890 г. в Подольской губернии. Происходил из обер-офицерских детей (т. е. его отец получил личное дворянство вместе с первым офицерским чином). 8 сентября 1906 г. Всеволод Марченко поступил в Морской корпус За время обучения в Корпусе гардемарин Марченко совершил практические плавания на учебных судах «Минин», «Воин», крейсерах «Россия» и «Олег». 10 апреля 1911 г. он был произведен в корабельные гардемарины. Практические плавания Марченко проходил в 1-м Балтийском флотском экипаже на броненосном крейсере «Рюрик». Вскоре, 6 декабря 1911 г., высочайшим приказом Марченко произвели в мичманы с зачислением в Черноморский флотский экипаж. На Черном море Всеволод Михайлович Марченко служил на эсминцах «Капитан Сакен», «Лейтенант Зацаренный», «Капитан-лейтенант Баранов», «Стремительный», «Строгий». Великую войну встретил на эсминце «Стремительный», занимая должность ревизора[136]. Служба на миноносцах отличалась отсутствием спокойствия как в мирное, так и в военное время. Эти корабли выполняли самые разные задачи: участвовали в минных постановках, обстрелах берегов, действовали на коммуникациях и т. д.

По свидетельству одного из своих однокашников по Морскому корпусу, Марченко начал интересоваться авиацией, еще будучи гардемарином. Что именно вызвало интерес Всеволода Михайловича к этому новому роду оружия, точно не известно. Можно предположить, что его привлекли новинки технического прогресса, но, скорее всего, на выбор рода оружия оказал влияние его друг и однокашник по корпусу Рагозин.

Мичман Марченко прошел обучение в Школе высшего пилотажа Одесского отдела Гатчинской авиационной школы, а практические (они же боевые) полеты осуществлял при учебном отряде Б-1, оснащенном гидросамолетами системы Кертисса.

Вместе с ним проходил обучение и мичман Михаил Андреевич Крыгин. Учеником-летчиком Всеволод Михайлович Марченко числился с 20 марта по 1 августа 1915 г., а 4 сентября того же года ему присвоили звание морского летчика (со старшинством с 1 августа того же года). Немногим раньше, 22 августа, он был произведен в очередной чин лейтенанта. Будучи еще учеником-летчиком, Марченко получал хорошие отзывы от начальства. В его аттестации от 9 сентября 1915 г. начальник 2-го корабельного отряда лейтенант Е.Е. Коведяев сообщает: «Способен к службе судовой, строевой, административной, учебно-воспитательной… Знает хорошо авиацию. Весьма исполнителен, очень любит свое дело, сильно им занимается. Очень ровно, мягко и твердо относится к своим подчиненным… Ответственен, мужественен, спокоен во время боевых полетов»[137].

Сразу после получения звания морского летчика В.М. Марченко принял активное участие в боевых действиях. В ночь на 14 октября 1915 г. в войну вступила Болгария, открыв боевые действия против Сербии. Сам болгарский флот не представлял большой силы, но в портах Болгарии стали базироваться немецкие подводные лодки, что создавало угрозу для русского Черноморского флота. Маневренные группы русских кораблей в октябре — декабре 1915 г. десять раз выходили к берегам противника, пробыв в море 29 дней. Важную роль в обеспечении их действий играла гидроавиация. Одним из главных объектов, против которого действовал Черноморский флот, значился порт Варна. В рапорте начальнику 2-го корабельного отряда Марченко описал один из рядовых налетов на эту базу. «Доношу Вашему Высокоблагородию, что 14 октября с. г…а вылетел на аппарате № 32…для производства разведки и бомбометания над портом г. Варны.

В 6 часов 15 мин. взлетел и, набирая высоту около эскадры, следил за районом маневрирования флота на случай появления подводных лодок. Взяв 1000 метров, пошел на порт г. Варны, забирая высоту. Приближаясь к Варне, увидел, что в порту г. Варны и по пути подводных лодок и mypeцкux судов нет, а потому пошел дальше, с целью бросать бомбы. Приближаясь, был обстрелян орудийным огнем с батарей у общественного сада, у Еврейского кладбища и Галаты, а также и крейсером „Надеждой“, стоящего в порту… Проходя на высоте 1600 м над крейсером „Надеждой“, бросил в него малую бомбу, но промахнулся. Повернув, пошел над пакгаузом и бросил — поочередно две большие фугасные бомбы, из которых одна упала на полотно железной дороги между вагонами и пакгаузом, вторая упала на мол внутреннего порта рядом со штабелем угля.

Сбросив бомбы, пошел к батареям Галаты, куда сбросил одну малую бомбу, не разорвавшуюся при падении. Попутно авиационный унтер-офицер Демченко снял порт г. Варны… Пройдя над Галатой. повернул к флоту ив 7 ч. 20 мин. селу посыльного судна „Император Николай I“ для передачи донесения. Передав донесение, оторвался и полетел на разведку для охраны флота от подводных лодок, которую окончил в 8 час. 10 мин., после чего был поднят на посыльное судно „Император Николай I“…»[138].

Результаты разведки Марченко признали одними из лучших, и начальник авиации Черноморского флота старший лейтенант И.И. Стаховский ходатайствовал перед командующим флотом о награждении летчика орденом Св. Владимира 4-й степени с мечами и бантом 15 февраля 1916 г. эта награда была высочайше утверждена.

Вместе с боевыми товарищами Рагозиным и Крыгиным Марченко принял участие в бомбардировке порта Зонгулдак 24 января 1916 г. В состав маневренной группы входили линкор «Императрица Мария», крейсер «Кагул», эсминцы «Заветный» и «Завидный», гидроавиатранспорты «Император Александр I» и «Император Николай I» (на обоих было 14 самолетов). Налет проходил в весьма тяжелых условиях, о чем свидетельствовал историк флота Н.В. Новиков: «…условия для бомбардировки были весьма неблагоприятны, так как густые низкие кучевые облака закрывали Зунгулдак сверху и затрудняли летчикам нахождение целей и прицелку. Небольшие „окна“ в облаках лишь на короткий момент позволяли иметь ориентировку, и это обстоятельство в сильной степени отразилось на результатах налета. Попытки снизиться и держаться ниже облаков, на высоте менее 500 м, парализовались энергичным шрапнельным огнем неприятельских батарей, причем около аппаратов рвалось одновременно по несколько шрапнелей, что показывало наличие помимо высоко стоящих на возвышенностях батарей, стрелявших под большим углом возвышения, еще и специальных зенитных орудий».

По вышеуказанным причинам, а также из-за недостатков в организации операции, ее нельзя назвать удачной — только три летчика видели попадания своих бомб; повреждения от бомбардировки оказались незначительными.

Наиболее крупным уроном, нанесенным врагу, можно считать серьезное повреждение (из-за которого транспорт затонул) бомбой угольного транспорта «Ирминград» регистровой вместимостью 7000 брт. Это было самое крупное транспортное судно, потопленное авиацией в Первую мировую войну.

И именно по нему нанес удар Марченко, управлявший летающей лодкой М-5 № 32; вместе с ним в качестве наблюдателя находился прапорщик князь К.А. Лобанов-Ростовский Из рапорта Марченко начальству, опубликованного современным исследователем В. Герасимовым: «… я вылетел на аппарате № 32 24-го января с. г. в 10 часов 22 минуты, имея наблюдателем прапорщика князя Лобанова-Ростовского с целью повредить суда, стоящие за молом гавани Зонгулдак. Забирая высоту, я подошел к Зонгулдаку со стороны Килимли, имея высоту 1500 метров. При моем превышении из-за облаков я заметил разрывы шрапнелей метров на 300 ниже меня, причем одновременно видел до трех разрывов, что дает основание предполагать присутствие зенитных орудий. Проходя над молом, за которым стояло два парохода: один около 1200 тонн и второй около 2000 тонн, наблюдатель князь Лобанов-Ростовский сбросил одну бомбу 50-фунтовую в большой пароход. Бомба попала в него около трубы, и пароход заволокло облаком дыма и угольной пыли. Развернувшись, я прошел вторично над пароходом, причем была сброшена вторая бомба, упавшая около парохода в воду. Попутно делались снимки фотографическим аппаратом, при проявлении неудавшиеся. Считаю долгом донести, что поведение прапорщика князя Лобанова-Ростовского при очень сильном обстреле было безукоризненным, чему и надо приписать удачное попадание первой бомбы.

В 11 часов 9 минут я вернулся к кораблю и сейчас же был поднят на него. Полет происходил при слабом ветре (около 6 метров), низких облаках и продолжался 47 минут»[139]. Весь налет продолжался около часа. Но, как уже упоминалось, нельзя забывать о том, что в этот период морская авиация лишь делала первые шаги. 14 марта 1916 г. Марченко был награжден Георгиевским оружием «…замужество и смелость, проявленные при воздушной бомбардировке Зунгулдака 24 января…под шрапнельным огнем неприятеля…»

В заключение необходимо добавить: менее чем через три недели противник сумел поднять потопленный транспорт, но 17 октября 1916 г. «Ирминград» был потоплен русской подводной лодкой «Нарвал» во второй раз, и навсегда.

Вскоре за участие в охранении транспортов с войсками в течение 14–31 марта 1916 г. Марченко был представлен к ордену Святой Анны 3-й степени с мечами и бантом Как одного из способнейших морских летчиков, Марченко вскоре выдвинули на командную должность, и с 1 октября 1916 по 1 января 1918 г. он командовал гидроавиаотрядами, действовавшими на Румынском фронте. Известно, что с 23 октября 1916 г. по 1 января 1917 г. он командовал 1 — м корабельным отрядом, в январе 1917 г. — 4-м воздушным отрядом Черноморской воздушной дивизии, в июне того же года — 8-м воздушным отрядом К концу войны Марченко возглавлял 13-й истребительный авиаотряд Черноморского флота.

После трагических событий 1917 г. Всеволод Михайлович Марченко оказался не у дел. Еще при Временном правительстве его произвели в чин старшего лейтенанта (со старшинством с 28 июля 1917 г.), но сей факт был объявлен в приказе по Морскому ведомству Украины № 97 от 3 июня 1918 г. Дело в том, что в этот период черноморская морская авиация находилась в распоряжении Украины.

Самого Марченко в этот период на Черном море не было: в марте 1918 г. он оказался в Токио, где морской агент в Японии и Китае контр-адмирал Б.П. Дудоров выдал ему удостоверение, подтверждающее службу в Русском флоте, и направил летчика в Америку для поступления на военную службу волонтером. Такой путь продолжения борьбы с немцами избрал для себя целый ряд офицеров флота (кстати, в этот же период вице-адмирал Колчак собирался поступить волонтером в английскую армию).

Но в Америку Марченко не поехал, избрав местом дальнейшего пребывания Харбин, в котором проживал до конца октября 1918 г. В этот же период (февраль — март) в Китае находился и вице-адмирал Колчак, пытавшийся формировать антибольшевистские вооруженные силы в полосе отчуждения КВЖД. Поэтому можно предположить, что Колчак и Марченко встречались.

28 октября 1918 г. Марченко из Владивостока был направлен в распоряжение командира 1-го Сибирского корпусного авиаотряда, и уже 3 ноября его назначили на должность старшего офицера этого отряда. Как опытный летчик, он пользовался большим профессиональным авторитетом, о чем свидетельствует следующий приказ командира отряда от 4 ноября 1918 г.: «Приказываю всем свободным от нарядов гг. офицерам вверенного мне отряда и прикомандированным к нему…являться в определенное время на занятия в мастерских аэродрома в распоряжение старшего офицера 1-го Сибирского корпусного авиаотряда военного и морского летчика лейтенанта Марченко»[140].

1-й Сибирский корпусной авиаотряд базировался в городе Спасское Приморской области и в 1918 г. не участвовал в боевых действиях. Естественно, такое положение не могло устроить Марченко, горевшего желанием применить свои опыт и знания в боях против большевиков. Поэтому, когда после переворота 18 ноября 1918 г. Колчак становится верховным правителем России, Марченко стремится продолжить службу в рядах подчиненных адмиралу вооруженных сил. Приказом управляющего вновь сформированным Морским министерством контр-адмирала М.И. Смирнова от 22 декабря 1918 г. он был назначен на должность начальника гидроавиационного отделения Морского технического управления. 1 января 1919 г. приказом верховного правителя Колчака Марченко произвели в старшие лейтенанты за боевые отличия — как оказалось, в третий раз! В Российском государственном военном архиве сохранился приказ военного министра Временного Всероссийского правительства (Уфимской Директории) от 18 октября 1918 г. о производстве Марченко в старшие лейтенанты со старшинством с 23 октября 1916 г. (выше говорилось о производстве Марченко в этот же чин Временным правительством).

Фактически в руках Марченко оказалось управление всей немногочисленной гидроавиацией, имевшейся в распоряжении Морского министерства правительства адмирала Колчака. Главной задачей морской авиации стала разведка. Поскольку морская авиация действовала совместно с кораблями Речной боевой флотилии (Камской) и Обь-Иртышской речной боевой флотилии, для базирования самолетов в составе флотилии на Каме оборудовали гидроавиабаржу «Данилиха», служившую в качестве «плавучего ангара» для четырех машин. Но морской авиации так и не удалось принять участия в боях, а гидроавиабаржу впоследствии захватили части Красной армии.

На Оби и Иртыше базой для гидроавиации служил теплоход «Игорь»; ей также придавались катера «Альфа» и «№ 1». О состоянии морской авиации бывший морской министр колчаковского правительства контр-адмирал М.И. Смирнов говорил: «У нас имелось четыре гидроаэропланных лодки типа Щетинина 9 [речь идет о гидросамолетах М-9. — Н.К.] и 53 хороших запасных авиационных мотора, эвакуированных из Балтийского флота. Лодки были без крыльев. Благодаря выдающейся энергии авиатора старшего лейтенанта Марченко в Красноярске были сделаны крылья и даже начата постройка новых аэропланов, последние не могли быть готовы к весне, но крылья к 4 имевшимся лодкам были сделаны»[141]. Неоднократные обращения к союзникам с просьбами о присылке морских самолетов результатов, увы, не возымели.

В июне 1919 г. Марченко выступил на фронт во главе 1-го гидроотряда Красноярской гидроавиационной станции. В Сибири гидросамолеты занимались преимущественно разведкой. После уничтожение большинства кораблей Речной боевой флотилии в окрестностях Перми авиаторы отступили в Екатеринбург, а позднее прибыли обратно в Красноярск. Приказом Верховного правителя от 2 сентября 1919 г. старшему лейтенанту Марченко объявлялась благодарность «…за отличное сформирование гидроавиационного отряда и доблесть, проявленную при боевых действиях на реке Каме в кампанию 1919 г.».

В начале января 1919 г. Марченко смог покинуть Иркутск в составе небольшой группы морских офицеров, уходившей во главе с контр-адмиралом Смирновым. Затем, скорее всего, он оказался в Харбине, после чего решил продолжить участие в Белой борьбе, но уже в Крыму. По данным историка русского флота А.В. Плотто, Марченко эвакуировался из Крыма на транспорте-мастерской «Кронштадт», вахтенным начальником которой значился его друг и сослуживец Рагозин. Когда именно Марченко оказался в Крыму, успел ли он принять участие в боевых действиях — неизвестно. К апрелю 1921 г. Марченко уже находился в эмиграции в Королевстве Сербов, Хорватов и Словенцев. В это же время он женился, и впоследствии его сын (по некоторым данным — приемный) Игорь продолжил дело отца, поступив в авиационную школу в Испании.

Будучи в эмиграции, Марченко не захотел расставаться с летной специальностью. Два года он служил в югославской авиации, но по примеру товарищей Рагозина и Крыгина в 1922 г. поступил на испанскую службу. В испанских источниках, как и другие русские эмигранты, он фигурирует под двойной фамилией, — Марченко-Ларинов. Около года Марченко прослужил в должности инструктора гидроавиации в той же самой школе, где до него служил Рагозин. До 1927 г. Марченко служил в Марокко, в том же году получил испанское гражданство. В дальнейшем, до 1931 г., он преподавал в школе пилотов гражданской авиации, расположенной в провинции Альбасьете, где вначале был преподавателем, а вплоть до 1934 г. являлся директором школы и аэродрома Бараяс. В 1935 г. Марченко прошел курс обучения ночным полетам в Германии. Затем Марченко перешел работать пилотом на гражданские авиалинии на маршруты Мадрид — Париж и Мадрид — Берлин. После выступления генерала Франко Марченко отстранили от полетов и арестовали, но вскоре с помощью французского посольства ему удалось перебраться во Францию, в Байонну. Оттуда за собственный счет он отправился обратно в Испанию, на подконтрольную франкистам территорию.

Естественно, опыт бывшего русского морского летчика оказался востребованным. Марченко служил в бомбардировочной авиации (первоначально в чине младшего лейтенанта; 10 марта 1936 г. он получил чин лейтенанта) и выполнял самые разнообразные и сложные задания. Например, он оказался одним из немногих летчиков, выполнявших ночные полеты. Марченко принимал участие в снабжении с воздуха монастыря Вирхен де ла Кабеса, расположенного на юге Испании в провинции Хаен. В монастыре и расположенном рядом дворце Эль Люгар Нуэва укрылись жандармы упомянутой провинции вместе со своими семьями. Осада монастыря продолжалась с 14 сентября 1936 г. по 1 мая 1937 г. Самолетами из Севильи осажденным регулярно два раза в сутки, в т. ч. и ночью, сбрасывались продукты питания, боеприпасы и почта. Выполнение этой задачи оказалось связано с немалыми трудностями, т. к. требовалось летать на предельно малой высоте, подвергаясь ежесекундно риску быть сбитым огнем зенитных орудий.

Марченко участвовал также в сражении у Брунете (наступательная операция республиканских войск, проведённая в июле 1937 г. с целью окружения и разгрома мадридского корпуса франкистов), бомбардировке важного торгового порта Альмерия (январь 1937 г.), в арагонской кампании 1937 г.

Поскольку в Испании еще не было достаточного количества летчиков, умевших летать ночью, вся тяжесть ночных полетов легла на известного испанского летчика капитана Карлоса де Айя Гонсалеса и самого Марченко. В марте 1937 г. капитан Айя организовал 1-ю ночную эскадрилью бомбардировщиков Ju-52, в составе которой и стал служить Марченко (с 5 марта). После того как монастырь монастыря Вирхен де ла Кабеса взяли республиканцы, Всеволода Михайловича Марченко перевели на сарагосский фронт. Рагозин вспоминал: «В наше последнее свидание с ним, я был поражен видом страшной усталости не только его лица, но отпечатывавшейся по всей его фигуре, и в тот же день написал начальнику авиации, прося перевести В.М., хотя бы временно, в Школу наблюдателей, зная, что Марченко раньше умрет, чем попросится в тыл. Ответ пришел, и положительный, но раньше пришло трагическое известие о гибели Всеволода Михайловича»[142].

Погиб В.М. Марченко, по рассказам его сослуживцев, при трагических обстоятельствах. Он вылетел на бомбардировщике «Юнкерс-52/3m» для нанесения бомбового удара по аэродрому республиканцев вблизи города Альканьис вечером 14 сентября 1937 г. в 20 часов 30 минут. Во время первого захода над аэродромом были сброшены осветительные ракеты. Во время последующих двух заходов Марченко сбросил 2/3 смертоносного груза. Но в тот момент, когда «Юнкерс» собрался идти на последний круг, чтобы сбросить оставшиеся бомбы, из-за облаков вышла полная луна, высветив силуэт бомбардировщика. Несмотря на это, Всеволод Михайлович не стал отказываться от завершения задания. Во время последнего захода его обнаружил республиканский истребитель И-15, ранее поднявшийся в воздух. Он зашел в хвост «Юнкерсу» и открыл огонь из пулеметов. Первая же очередь сразила второго пилота лейтенанта Мундатаса. Механик и радист попытались открыть ответный огонь из пулеметов, но уже следующая очередь попала в топливный бак, и самолет загорелся. В.М. Марченко отдал экипажу приказ спасаться на парашютах и сам выпрыгнул последним. При этом погиб радист, парашют которого загорелся, а Марченко и механик самолета благополучно достигли земли, не видя друг друга. Освободившись от парашюта, Всеволод Михайлович начал пробираться в направлении позиций франкистов, находившихся в 50–60 км от места его падения. Однако вскоре, невдалеке от шоссе, его обнаружили республиканские военные, выехавшие на автомобиле сразу же после того, как был замечен пожар и падение «Юнкерса». Марченко пытался отстреливаться, но вскоре в его пистолете кончились патроны, он попал в плен и был доставлен в расположение советских летчиков. Узнав соотечественника, они отнеслись к нему доброжелательно и даже послали за врачом, чтобы тот осмотрел его ожоги. Но внезапно в помещение вошли двое республиканцев и, ни слова ни говоря, убили Марченко выстрелами из пистолетов. Так описывает его гибель Н.А. Рагозин, опираясь на донесение спасшегося механика самолета Марченко. По версии однокашника по Морскому корпусу старшего лейтенанта Ф.Ф. Пелля, выдвинутой на основании письма сына В.М. Марченко, события выглядят несколько по-иному. По его словам, самолет Марченко был сбит во время четвертого, последнего пролета над аэродромом, который Марченко совершил для того, чтобы убедиться в результатах налета (для чего сбросил еще одну осветительную ракету). Вслед за этим его сбил республиканский истребитель. После того как радист и механик выпрыгнули с парашютом, Марченко, планируя, пытался достичь своих позиций, но, видя, что ему это не удастся, также покинул самолет. Погиб же он в перестрелке с испанцами, находившимися в высланном на его поиски автомобиле. Причем, по просьбе советских летчиков, его похоронили на городском кладбище, но вскоре республиканцами прах Марченко был вырыт, выкинут из гроба и закопан вне кладбища. Лишь после занятия этой местности франкистами сын отыскал могилу Всеволода Михайловича и перевез его тело в Севилью, где и похоронил отца с воинскими почестями. В выходившем в Париже журнале «Часовой», регулярно публиковавшем корреспонденции об участии русских добровольцев в войне в Испании, было помещено сообщение о гибели Марченко, подписанное псевдонимом «Один из добровольцев» и датированное 2-м октября 1937 г. Согласно ему, Марченко и остальные члены экипажа бомбардировщика погибли при падении его на землю, после того, как он загорелся от огня республиканского истребителя. На наш взгляд, первые две версии больше соответствуют действительности. Версию о том, что Марченко расстреляли уже на земле, причем без суда, высказывает и испанский историк Хосэ Луис Де Месса Гутеррез в своей работе, посвященной русским добровольцам в армии Франко. Еще одну версию гибели Марченко он же озвучивает в другой своей работе. Ссылаясь на публикацию в испанском журнале «Самолет» («Aeroplano»), он пишет, что на земле Марченко был арестован, затем доставлен на аэродром Сариньена, предан суду и затем расстрелян в городе Альбатилло[143].

Так как число ночных воздушных боев во время Гражданской войны в Испании было невелико, и большинство самолетов, сбитых в ночном бою, записали на свой счет советские летчики, можно предположить, кто именно сбил самолет Всеволода Михайловича Марченко. Скорее всего — это капитан Иван Трофимович Еременко (1910–1986), командир действовавшей под Сарагосой эскадрильи И-15. Он воевал в Испании с мая 1937 г. по 6 февраля 1938 г. Целый ряд советских источников[144] подтверждает тот факт, что именно он сбил в районе Сарагосы бомбардировщик противника в ночь на 15 сентября 1937 г. За действия в Испании Еременко дважды награжден орденом Красного Знамени (2 сентября 1937 г. и 2 марта 1938 г.), а 28 октября 1938 г. ему было присвоено звание Героя Советского Союза, причем именно за бои под Сарагосой.

Так что вполне мог оказаться прав старший лейтенант Ф.Ф. Пелль, написавший в некрологе, опубликованном в пражском «Морском журнале», такие слова: «Кто знает, может быть красный аппарат, сбивший его, управлялся также русским, и погиб наш однокашник от братской руки»[145]. Скорее всего, так оно и случилось. Гражданская война продолжалась…

Посмертно Марченко был произведен в капитаны, а его вдове Вере Зеленской была назначена пенсия. Марченко неоднократно был отмечен испанскими наградами; по некоторым данным он был награжден одной из высших военных наград Испании — коллективной лауреадой. Эта награда представляла черный бархатный щиток с гербом провинции Наварра, предназначенный для ношения на правой стороне груди.

Третий «русский испанец» — Михаил Андреевич Крыгин — был практически ровесником Марченко и Рагозина. Достаточно похожим было и начало их служебной биографии. Крыгин родился 1 ноября 1890 г. в семье офицера Области Войска Донского. Воспитание получил в Донском Императора Александра III кадетском корпусе и в Морском корпусе, где обучался с 30 мая 1909 по май 1912 г. В период обучения в Морском корпусе Крыгин был назначен унтер-офицером одного из младших классов. По всей видимости, он пользовался любовью и уважением своих подопечных, т. к. при выпуске получил от них в подарок кортик с надписью «Капралу от класса»[146].

5 октября 1912 г. произведен в мичманы; ходил на учебных судах «Рында» (1909) и «Воин» (1910), на крейсерах «Аврора» (1910), «Россия» (1911), «Богатырь» (1911), линкоре «Ростислав» (1912,1913), крейсере «Кагул» (1913). Во время Великой войны, 10 апреля 1916 г., получил погоны лейтенанта.

Обучение на военно-морского летчика проходил на станции Круглая Бухта. Из наградных листов следует, что морским летчиком Крыгин был объявлен 11 ноября 1915 г., хотя в боевых вылетах участвовал еще с июля того же года и в том же месяце был направлен в отряд Б-1 (позже 1-й корабельный отряд). За действия против Зонгулдака 24 января 1916 г. Крыгина представили к ордену Святого Владимира 4-й степени с мечами и бантом За охранение транспортов в марте того же года был представлен к ордену Святого Станислава 3-й степени с мечами и бантом В августе — октябре 1916 г. Крыгин командовал особым отрядом корабельной авиации (отряд воевал в Румынии), в ноябре 1916 г. — 2-м корабельным отрядом и, возможно (эта информация до конца не подтверждена), — 1-м дивизионом Воздушной дивизии Черного моря в конце 1917 г.

В период Гражданской войны биография Крыгина прослеживается по документам весьма неполно. Как и Рагозину, ему довелось послужить и у красных, и у белых. В апреле 1918 г. Крыгин командовал Школой воздушного боя в Красном Селе. Однако затем появляется уже в стане белых. 25 декабря 1918 г. старшему лейтенанту Крыгину, служившему в Донском авиационном дивизионе, присвоили чин капитана 2-го ранга. Можно предположить, что на Дону Крыгин оказался, взяв отпуск по какой-либо причине. Прибыв домой и обнаружив, что родные места заняты антибольшевистскими силами, он мог быть мобилизован как офицер, либо мог уйти к белым сознательно. Чин старшего лейтенанта Михаил Андреевич, скорее всего, получил в Донской авиации, так как в списке офицеров флота, вышедшем в 1917 г., он числится лейтенантом. На наш взгляд, казачье происхождение и последующая служба у белых вплоть до самой эвакуации свидетельствуют скорее о сознательности его выбора.

С выходом русских частей к Черному морю у Крыгина появилась возможность вернуться в свою родную стихию — гидроавиацию. Об этом свидетельствуют следующие строки из рапорта морскою летчика лейтенанта Корниловича помощнику инспектора авиации Добровольческой армии полковнику Гаусману от 14 января 1919 г: «…из войска Донского вызывается старший лейтенант Крыгин для общего заведывания гидроавиацией [Черного моря. — Н.К]…» Упоминание о Крыгине как о старшем лейтенанте свидетельствует о том, что приказ командования Добровольческой армией мог быть еще неизвестен в этот момент на Черном море. Во всех последующих документах Крыгин именуется капитаном второго ранга. Будучи по выпуску из Морского корпуса на год младше коллег Рагозина и Марченко, Крыгин смог сделать в период Гражданской войны более удачную карьеру по сравнению с ними…

С занятием Севастополя белыми войсками появились надежды на скорое возрождение Черноморскою флота. Правда, этому противодействовали «союзники», страны Антанты, чьи корабли находились в черноморских портах. Их интересовала прежде всего собственная выгода, а не воссоздание русской морской мощи. Тем не менее восстановление уничтоженных войной и разрухой гидроавиационных частей входило в планы русского командования. В документах, относящихся к февралю 1919 г., имеются сведения о предполагаемом формировании на Черном море трех гидроавиационных отрядов, в том числе одного для Перекопа, второго для Сочи или Туапсе, а также одного или двух отрядов для Каспия[147]. Однако из-за отсутствия материальной части этим весьма смелым проектам не было суждено осуществиться.

Весной 1919 г., после ухода немецких частей из Украины, большевики начали наступление на Крым, и союзники приняли решение об эвакуации Севастополя. Во время эвакуации они разграбили и привели в негодность значительное количество русских кораблей и имущества. Досталось и гидроавиации. Например, Варнек сообщал: «Французы занялись приведением в негодность орудий береговых батарей и разгромили базу гидроавиации, уничтожив все самолеты. Оставшиеся в их распоряжении десять летчиков с капитаном 2-го ранга Крыгиным во главе, которые по заданию французского начальника войск вылетали на разведки, получили разрешение погрузиться на транспорт „Почин“, на котором был поднят греческий флаг, ушедший в Пирей с беженцами-греками».

Однако в июне 1919 г. ВСЮР вновь заняла Севастополь и Крым, затем и большую часть Украины. Оставшиеся русские корабли вернулись в Севастополь, и забрезжила надежда на победу над большевиками. В этот период и вернулся из кратковременной эмиграции Крыгин, продолжив службу в гидроавиации Черноморского флота. Как говорилось выше, о ее структуре в период Гражданской войны известно очень и очень мало. Поэтому, какие должности занимал в ней Крыгин в разные периоды ее существования, до сих пор неизвестно. Известно, что в течение 1919 г. он командовал 1-м Добровольческим морским авиаотрядом в Севастополе. В Крыму Крыгин пробыл вплоть до самой эвакуации, произошедшей в ноябре 1920 г. Вместе со многими чинами Черноморского флота он оказался в Бизерте, где с января 1921 г. находился на эсминце «Дерзкий», занимая должность старшего офицера этого корабля. В 1922 г., по-видимому, последовав примеру боевого товарища Рагозина, Крыгин покинул эскадру и продолжил свою летную и боевую биографию в рядах испанской авиации.

19 июня 1922 г. Крыгин прибыл в Малагу, а с июля началась его служба в авиации. За боевые заслуги во время войны в Марокко 1 января 1924 г. он был произведен в сержанты, а ровно через пять месяцев — в «зауряд-офицеры» («suboficial»). 26 июня 1926 г. Крыгин получил чин младшего лейтенанта, ровно через пять лет — лейтенанта.

В некрологе, опубликованном в «Бюллетене Общества бывших Русских Морских Офицеров в Америке» от 24 апреля 1938 г., о жизни Крыгина в Испании сообщалось следующее: «В 1922 г., получив приглашение на службу в Испанию, Михаил Александрович [так в тексте, здесь и далее правильно читать — Андреевич. — Н.К], выезжает туда вместе со ст[аршим] лейтенантом И. Рагозиным и ныне погибшим В. Марченко. Принятые по недоразумению за шпионов, они попадают в тюрьму, но освобождаются капитаном Франко, братом генерала. Михаил Александрович, в должности инструктора школы высшего пилотажа, обучает капитана Франко… В войне с арабами в Мароко, Михаил Александрович получает ряд боевых наград. После войны, владелец германской фирмы Дорнье лично предлагает русскому морскому офицеру М.А. Крыгину быть его летчиком-представителем по сдаче аппаратов в ряде стран. Зимой 1929–30 г. М.А. Крыгин попадает в Нью-Йорк и, в течение своего пребывания в Америке, состоит членом нашего Общества».

Хосэ Луис Де Месса Гутеррез утверждал, что Крыгин (в Испании он именовался Крыгин-Мелоканов) прибыл на испанскую землю в 1922 г. и вскоре поступил на службу в военную авиацию. Первоначально он получил назначение на Майорку; Новая в его жизни гражданская война застала Крыгина на базе Лос-Альказарес в Мурсии.

Участие Крыгина в испанской гражданской войне и его последующая судьба пока что представляют неразрешимую загадку. По испанским данным, он был насильно мобилизован в республиканскую авиацию, где числился пилотом. Причиной, по которой Крыгин согласился служить республиканцам, Хосэ Луис Де Месса Гутеррез называет угрозу расстрела его пожилой матери, жившей в России. При этом летать ему не позволяли, опасаясь побега в стан франкистов. По испанским данным, после окончания войны Крыгин уехал во Францию, где следы его затерялись[148].

Между тем русский журнал «Часовой», подробно освещавший боевые действия русских добровольцев на стороне франкистов, в 1938 г. писал о том, что Крыгин «пал, защищая белую идею». Нужно отметить, что главный редактор «Часового» В.В. Орехов сам находился на испанском фронте в указанный период, и чаще всего информация, публикуемая в журнале, отличалась достоверностью. Сведения из «Часового» перепечатали морские эмигрантские издания. Однако 34 года спустя в «Бюллетене Общества офицеров Российского Императорского флота в Америке» (№ 127 за 1972 г.) был опубликован список здравствующих офицеров, окончивших Морской корпус и Морское инженерное училище в 1912 г. В этом списке фигурирует и капитан 2-го ранга Крыгин как проживающий на острове Майорка. Конечно, можно предположить, что составитель списка лейтенант А.А. Штром перепутал Крыгина с Рагозиным, скончавшимся на Майорке пятнадцатью годами ранее, но Рагозин окончил корпус в 1911 г., да и сообщение о его смерти уже публиковалось в «Бюллетене». Поэтому все-таки возможно, что Крыгин вполне мирно ушел в лучший мир, стараясь не афишировать свое участие в период гражданской войны в Испании.

Думается, весьма серьезным и практически исчерпывающим аргументом в пользу службы Крыгина на республиканской стороне является полное отсутствие какой-либо информации о нем в мемуарах Рагозина, который специально подчеркивает, что из русских моряков только он сам и Марченко воевали на стороне приверженцев Франко.

Еще одним фактом, практически бесспорно свидетельствующим о службе Крыгина у республиканцев, являются мемуары генерала-майора авиации Героя Советского Союза А.И. Гусева, озаглавленные «Гневное небо Испании». Гусев находился в Испании в 1937–1938 гг. в должности командира эскадрильи, затем истребительной группы. Он сообщил, что в Лос-Альказаресе советских летчиков встретил капитан Михаил Викторович Кригин. То, что у гусевского персонажа искажена фамилия, а также приводится другое отчество, легко можно объяснить понятной забывчивостью автора спустя несколько десятков лет. Да и написанная латинскими буквами фамилия Крыгин в обратном переводе будет звучать именно как «Кригин». В эскадрилье Гусева Крыгин занял должность начальника штаба и переводчика. Гусев посвятил ему немало теплых слов. Так, он пишет: «Своим главным лингвистом и связующим человеком мы считали Михаила Викторовича. И не ошиблись, он помог сравнительно быстро установить деловые, товарищеские отношения, взаимное доверие между советскими летчиками и испанскими специалистами». Отношения между Крыгиным и Гусевым со временем стали настолько доверительными, что он не побоялся рассказать ему о своей биографии. В общих чертах она совпадает с тем, что мы знаем о нем из скупых архивных данных. Некоторые разночтения объясняются тем, что Гусев писал свои мемуары спустя более 30 лет после описываемых событий. Кроме того, нельзя забывать и о том, что его книга вышла в 1973 г., в эпоху «застоя», и рассказать о возможных истинных мотивах поступков моряка-эмигранта автор просто не мог. По словам Гусева, Кригин рассказал о себе следующее: «Родом Кригин с Дона. Из казаков. Земляк командира звена нашей эскадрильи Ивана Панфилова. Отец Кригина служил не в казачьих частях, а на флоте. После смерти отца его друзья устроили Михаила в морской кадетский корпус. Потом — в военно-морское училище. По окончании училища служил на Балтике. В ту пору русская армия стала получать первые самолеты. По личной просьбе Кришна направили в школу летчиков-наблюдателей, а затем и в школу летчиков. В годы первой мировой войны Михаил воевал на разных фронтах. К началу гражданской войны он командовал авиаотрядом моряков.

Тяжелая болезнь приковала его к постели. К нему, в донскую станицу, явились непрошеные гости.

— Ко мне пришла группа офицеров. Старший по званию предъявил ультиматум, — вспоминает Кригин. — Или с нами или суд офицерской чести — и попадешь под трибунал. — Кригин проговорил это глухо, будто выдавливая из себя слова. — Теперь хорошо сознаю: тогда я струсил. Не от жажды жизни во что бы то ни стало, а от непонимания происходящего. И покатился вниз. А кое для кого покатился вверх — к концу гражданской войны командовал авиацией у Врангеля. Исподличался перед Родиной. Только ведь это не сразу осознал.

Но все-таки кое-что Кригин понял. В конце гражданской войны вернулся на флот. Назначили вторым помощником на флагманском корабле. Том самом, на котором после разгрома Врангель бежал в Турцию. Его интернировали. Ему удалось перебраться во Французское Марокко, затем в Испанское. Работал шофером-ассенизатором.

— Времени па чужбине для раздумий о жизни у меня было более чем достаточно… — с горькой улыбкой продолжал свою исповедь Михаил Викторович. — В Испанском Марокко познакомился с летчиками. Опять жизнь вроде потянула меня вверх. Попал в личные пилоты к одному генералу. Облетал вместе с начальством всю Европу. Работал по приемке купленных самолетов в Италии, Франции, США. Были и положение, и деньги…

Но Родины не было. Что ни ночь — вижу во сне родную станицу, Дон… Быстрый тихий Дон, кусты ивняка по-над берегом. И как под ветром ивняк глядится серебряным: Почувствовал — не могу так жить. Хоть в петлю. Перед мятежом я служил в одной из авиационных частей в чине капитана. Когда у слышал первые сообщения о мятеже, долго не раздумывал, сразу же с двумя товарищами-испанцами перелетел на сторону республиканцев. Если не у себя, в России, так хоть здесь решил воевать за народное дело…

Я знал, что Михаил Викторович с первых дней мятежа оказался на стороне тех, кто защищает правое дело трудовой Испании. Совершил более сорока боевых вылетов. Бомбил войска, военные объекты франкистов. Был тяжело ранен в воздушном бою. Выйдя из госпиталя, служил в штабе ВВС республики». Далее: «Мы работали с Михаилом Викторовичем достаточно долго. И ничего, кроме хорошего, сказать о нем не могу. В том, что эскадрилья быстро вошла в строй и в дальнейшем успешно вела боевые действия, есть частица и его труда». Как утверждал Гусев, Крыгин покинул советскую эскадрилью в самом конце 1937 г., «он был назначен заместителем командующего по вспомогательной авиации, в части которой входили транспортные, санитарные самолеты и самолеты связи»[149].

Однако в вышеупомянутой работе испанского историка Хосе Луиса де Месса приводилась еще одна версия судьбы Крыгина в годы гражданской войны в Испании. Историк утверждал, что начало мятежа застало Крыгина на острове Майорка, откуда он вылетел на аэродром Альказарес. Однако при этом на Майорке осталась супруга Крыгина (русского происхождения), которой в 1938 г. было разрешено воссоединиться с мужем. По версии де Мессы, после войны Крыгин уехал во Францию[150].

Думается, право на существование имеют обе версии судьбы Крыгина — гибели его на стороне республиканцев и кончины в эмиграции уже после Второй мировой войны.

Судьба трех русских морских летчиков, воевавших в Испании, лишний раз доказывает то, что любая гражданская война, любой раскол общества являются величайшей трагедией, последствия которой могут проявить себя даже спустя много лет. Можно легко представить себе, сколько пользы Родине могли принести Рагозин, Марченко и Крыгин, если бы они не были вынуждены покинуть Россию.

Рассказ об участии русских моряков в испанской гражданской войне был бы не полон без упоминания двух лиц, служивших ранее в русском флоте, — лейтенанте С.С. Чиже и мичмане П.К. Одишария.

Сергей Сергеевич Чиж родился в 1893 г., в 1914 г. окончил Морской корпус (первый, еще довоенный выпуск). В годы Первой мировой войны служил на Балтике. Будучи мичманом, он был награжден орденами Святого Станислава 3-й степени с мечами и бантом и Святой Анны 4-й степени с надписью «За храбрость». В Гражданскую войну участвовал в Белом движении на Черном море, затем эмигрировал. О его гибели в Испании всего несколько строк сообщил очевидец в журнале «Часовой» № 217–218 за 1938 г. «На… позициях под Толедо, 6-го мая[19] 37 г. былу быт… русский легионер 6 бандеры [53 роты. — Н.К.] Сергей Техли. Я не знал его. Знаю только, что Техли не его фамилия, так прозвали его испанцы (кажется его настоящая фамилия — Чиж), знаю что он морской офицер, что прибыл он из Тулузы, что в бандере пользовался он всеобщей любовью, что накануне своей смерти отказался он от перевода из роты на более спокойную должность в штаб бандеры, и что убит он в день, когда 6-я бандера без поддержки артиллерии отбила ручными гранатами ворвавшиеся в окопы советские танки и в 10 раз сильнейшие части интернациональных бригад». Вот и все, что известно о жизни и смерти этого моряка.

Петр Кириллович Одишария в составе 3-й роты Отдельных гардемаринских классов убыл для прохождения практики на вспомогательном крейсере «Орел» на Дальний Восток. Вместе с училищем Одишария в начале 1920 г. был эвакуирован. В отличие от большинства гардемарин, пожелавших продолжить Белую борьбу в Крыму, он не остался на «Якуте», а отправился в Россию самостоятельно на пароходе. Перед эвакуацией Крыма Одишария убыл в отпуск к родным в Батум, где, поступив на службу в грузинский флот, получил в командование английский быстроходный катер с двумя орудиями, на котором ушел в Константинополь.

10 декабря 1920 г. был произведен в чин мичмана. До января 1922 г. Одишария находился в Бизерте, затем уехал в Европу.

В эмиграции жил в Чехословакии (в Праге поступил в университет, но не закончил его), затем во Франции. В 1936 г. Одишария воевал в Испании на стороне Франко (подробности его испанской службы, к сожалению, неизвестны). В следующем году уехал в отпуск в Париж, но из-за закрытия французами границы с Испанией вернуться туда не смог. С 1939 г. Одишария воевал во французском Иностранном легионе, откуда его демобилизовали в звании сержанта в следующем году (столь быстрая демобилизация была вызвана захватом Франции германскими войсками и капитуляцией Парижа). В 1950 г. Одишария переехал в Бразилию, в Сан-Пауло, где работал по росписи сирийского православного храма, с 1955 г. — по перевозке русских эмигрантов из Китая. В 1961 г. Одишария переехал в США, где и скончался 23 августа 1965 г.[151]

Еще одним русским человеком, имевшим отношение к флоту и служившим в Испании, был Сергей Константинович Гурский. Он учился в Морском корпусе, затем перешел в Николаевское кавалерийское училище, которое закончил в 1915 г. Впоследствии Гурский служил в 6-м драгунском полку; в годы Гражданской войны участвовал в Белом движении в чине штабс-ротмистра. В эмиграции Гурский жил в Испании, служил в офицерских чинах в Иностранном легионе (по другим данным, он прибыл туда из Праги), участвовал в испанской гражданской войне. Скончался Сергей Константинович Гурский 26 сентября 1966 г. в Мадриде[152].

В испанской научно-исследовательской литературе упоминается также лейтенант русского флота Вячеслав Крестлинг, проживавший в Тунисе, который 1 мая 1938 г. получил разрешение на въезд в Испанию. Однако неизвестно, участвовал ли он в боевых действиях. Более того, ни в одном из известных нам списков офицеров Русского флота человек с такой или похожей фамилией не значится.

Подчеркнем, что генерал Франко и после войны не забыл о храбро сражавшихся, пусть и немногочисленных, русских добровольцах. В октябре 1939 г. русские военнослужащие испанской армии приняли испанское подданство и в большинстве своем продолжили службу в Иностранном легионе. Более того, чтобы подтвердить свои симпатии к русским добровольцам, Франко издал приказ, в котором значилось: «Захваченные у красных трофеи, изготовленные в СССР, считать не русскими, а советскими, ибо русские — друзья и соратники наши».

Вторая мировая война (1939–1945)

Крупнейший военный конфликт XX столетия оказал огромное влияние на судьбы как всей русской эмиграции, так и ее военно-морской составляющей. Многие из представителей русского зарубежья приняли активное участие в военных действиях. Их отношение к войне зависело от многих факторов, в частности, от политической принадлежности, места пребывания и других. Если до начала немецкого вторжения в европейские страны дискуссии о возможном участии в войне против СССР носили теоретический характер, то условия военного времени внесли свои коррективы в позицию тех или иных представителей эмиграции. Одна часть из них была призвана в вооруженные силы стран антигитлеровской коалиции, другая — в армию и флот Германии и ее союзников. Ряд представителей русского зарубежья принял участие в движении Сопротивления и в партизанском движении.

В целом на стороне Германии и ее союзников воевало несколько десятков тысяч человек (в одном Русском корпусе служило более 17 тысяч эмигрантов); на стороне противников стран «Оси» выступило от трех до шести тысяч эмигрантов, в движении европейского Сопротивления участвовало несколько сотен выходцев из России, к прокоммунистически настроенным партизанам примкнуло лишь несколько десятков[153]. Наличие столь большого количества эмигрантов в вооруженных силах Германии и ее союзников объясняется тем, что многие из них видели во вторжении в Россию германских войск путь к ее освобождению от власти большевиков. Конечно, участие моряков-эмигрантов во Второй мировой войне оказалось не столь масштабным, как, например, представителей казачества (что связано с не столь значительной численностью первых), но о нем также необходимо знать. Конечно, упомянуть обо всех представителях флота, принявших участие в войне, невозможно из-за недостатка полной, тем более систематизированной, информации.

Рассказывая о тех, кто служил в годы Второй мировой войны на стороне Германии и ее союзников, автор хочет поведать читателю о драматичных судьбах ряда людей. При этом он не считает себя вправе осуждать или восхвалять их за выбор, сделанный много лет назад. Тем более что мотивы этого выбора были у каждого свои, и чаще всего современному исследователю они неизвестны. Да и в целом информацию об участии русских моряков-эмигрантов во Второй мировой войне по обеим сторонам баррикад приходится буквально собирать по крупицам Читатели, более глубоко заинтересовавшиеся данной темой, могут обратиться к литературе, посвященной проблемам коллаборационизма в годы Второй мировой войны, которой за последние полтора десятка лет появилось значительное количество.

Моряки-эмигранты в вооруженных силах Германии и ее союзников

На данный момент достоверно известно лишь о трех офицерах Русского флота, служивших в военно-морских частях Германии: старшем лейтенанте Р.Э. фон Вирене, старшем лейтенанте К.И. фон Нотбек и лейтенанте Ф.Ф. Гебауере. Всех троих объединяет немецкое происхождение и факт их проживания в довоенный период в Эстонии.

Роберт Эдуардович фон Вирен родился в 1891 г. в Таллине. Окончил Морской корпус в 1912 г. с назначением в Сибирский флотский экипаж. В 1916 г. Вирен числился в Черноморском флотском экипаже.

Фон Вирен принял участие в Гражданской войне на Юге России на стороне белых. Воевал на морском бронепоезде «Адмирал Непенин», погибшем 15 ноября 1918 г. у разъезда Базовая. В этом бою Вирен был ранен и с большим трудом, преследуемый противником, смог избежать плена и присоединиться к войскам Добровольческой армии. В феврале 1919 г. с эшелоном черноморских моряков Вирен прибыл на Каспий, где командовал канонерской лодкой «Надежда», погибшей на минном заграждении 22 сентября 1919 г., когда он вновь получил тяжелое ранение. Вернувшись на Черноморский флот, весной 1920 г. Роберт Эдуардович исполнял должность командира вооруженного катера «Прыткий». В июне 1920 г. Вирена назначили командиром канонерской лодки «Салгир», воевавшей в Азовском море и погибшей в бою у Обиточной косы 2 сентября 1920 г. В числе пяти офицеров флота Вирен был удостоен ордена Святителя Николая Чудотворца 2-й степени. Орден приравнивался к Георгиевской награде, и по его статуту фон Вирен был произведен в старшие лейтенанты, после чего получил под командование мореходную канонерскую лодку «Грозный». На «Грозном» Вирен эвакуировался в Бизерту, где и оставался до июня 1924 г., закончив службу на учебном судне «Моряк».

В эмиграции Вирен жил вначале во Франции, в 1935 г. переехал в Эстонию. В родном для него Таллине он давал уроки русского языка командированным английским офицерам. Незадолго до вступления на территорию Эстонии советских войск Вирен переселился в Штеттин и устроился старшим помощником капитана парохода «Регина» на линии Штеттин — Гельсингфорс.

В 1941 г. он был зачислен в «военно-морской отдел германской армии» и произведен в лейтенанты, а затем — в обер-лейтенанты. После занятия немецкими войсками Ростова-на-Дону (21 ноября 1941 г.) Вирена назначили на должность капитана над Ростовским портом, которую занимал вплоть до отступления немцев из Ростова. При отступлении Вирен попал под бомбежку и получил контузию. Как позже написали в его некрологе, «во время своей службы… за свое доброжелательное и справедливое отношение к подчиненным ему русским служащим и рабочим порта, навлек на себя недоброжелательное отношение немецкого Гестапо и ему угрожал арест, как „покрывателя врагов“, и только благодаря заступничеству высшего командования Армии, удалось этот арест устранить». По возвращении в Германию Вирена уволили в запас. Скончался 23 марта 1953 г. в Бонне, похоронен в Кельне[154].

Курт Иоганнесович фон Нотбек родился в 1890 г., в 1913 г. окончил Морской корпус В период Первой мировой войны служил на Балтике на крейсере «Баян». В августе 1918 г. через Финляндию бежал в Эстонию, где почти год прослужил в зарождавшихся морских силах республики. В июне следующего года Нотбек перешел в Северо-Западную армию, где служил в отделении разведки. После крушения армии Юденича остался в Эстонии, где до 1932 г. ходил на торговых судах, затем основал текстильное предприятие. После присоединения Эстонии к Советской России с большим трудом на немецком пароходе ему удалось бежать в Германию. Когда Германия напала на СССР, Нотбека мобилизовали в немецкую армию в качестве переводчика. Первоначально он проходил службу в Кенигсберге, затем в штабе адмирала Теодора Бурхарди, командовавшего (в период с 17 июня 1944 г. по 18 апреля 1945 г.) германским флотом в восточной части Балтийского моря. В этот период Нотбеку довелось побывать в России. После капитуляции Германии Курт Иоганнесович жил в Голпггинии, где преподавал русский язык в народном университете. В 1952 г. он вместе с супругой переехал в США, где и скончался девять лет спустя.

Фердинанд Фердинандович Гебауер родился в 1891 г. В 1913 г. окончил Морской корпус. Во время Первой мировой войны Гебауер служил в Балтийском флоте в 7-м дивизионе эскадренных миноносцев и на английской подводной лодке «С-26» в качестве офицера связи. В 1917 г. был переведен в Сибирскую флотилию, где занимал должность штурманского офицера на транспорте «Шилка». В 1920–1921 гг. ходил помощником капитана на американском судне в Средиземном море. До 1939 г. Гебауэр жил в Эстонии, затем переселился с семьей в Германию. В 1941 г. его призвали на службу в кригсмарине в чине капитан-лейтенанта; ходил на боевых катерах, служил в штабе морского начальника немецкого гарнизона архипелага Додеканес в Средиземном море заведующим противохимической и противовоздушной обороной архипелага. Вероятно, попал в плен (находился в Египте) после занятия 10–17 сентября 1943 г. союзниками архипелага; освободился в августе 1947 г. После плена вернулся в Германию, в 1950–1957 гг. состоял на службе в статистическом учреждении в Дюссельдорфе, после чего вышел на пенсию. Умер в Германии, в городе Дюссельдорф в 1973 или 1974 г.

Из русских моряков, служивших в сухопутных вооруженных силах Германии, наиболее колоритной фигурой является, на наш взгляд, капитан 1-го ранга П.А. Новопашенный. Петр Алексеевич Новопашенный родился 6 марта 1881 г. В 1902 г. он окончил Морской корпус, а через восемь лет — Николаевскую морскую академию по гидрографическому отделению. Новопашенный принял участие в Русско-японской войне, получив орден Святой Анны 4-й степени с надписью «За храбрость» «…за охрану устьев реки Ляо и минных заграждений и распорядительность по заведыванию сигнальной станцией на форте Инкоу». В 1904 г. он попал в плен и год пробыл в Японии.

Наиболее известным событием его дореволюционной жизни стала гидрографическая экспедиция Северного Ледовитого океана 1913–1915 гг., совершившая крупнейшее географическое открытие XX века — архипелаг, названный Землей Николая II (переименованный в 1926 г. в Северную Землю). В этой экспедиции Новопашенный командовал одним из двух участвовавших в ней кораблей — транспортом (позже переклассифицированным в гидрографическое судно) «Вайгач». В честь Новопашенного был назван ряд географических объектов — остров в Восточно-Сибирском море, бухта в море Лаптевых и ледник на острове Новая Земля (все они позже были переименованы).

После возвращения из экспедиции Новопашенный командовал балтийскими эсминцами «Десна» и «Константин». 7 декабря 1916 г. был назначен помощником начальника Службы связи Балтийского моря, после производства в капитаны 1-го ранга (28 июля 1917 г.) — и ее начальником. Эта должность досталась ему в самый трудный период дезорганизации и развала флота. После Октябрьского переворота 1917 г. Новопашенный служил в Красном флоте, в 1919 г. работал главным редактором «Морского сборника». 24 июня 1919 г., по дороге из Петрограда в Астрахань, Новопашенный бежал в Северо-Западную армию, где служил начальником Морского разведывательного отделения (по другим данным, возглавил Службу наблюдения и связи Морского управления армии), организовывал переходы офицеров из Петрограда в Ревель.

После окончания Гражданской войны Новопашеный жил в Берлине, был председателем Союза взаимопомощи служивших в Русском Военном флоте. В годы Второй мировой войны Новопашенный служил начальником шифротдела «4–0» абвера (немецкого военного разведывательного и контрразведывательного органа), т. е. фактически работал по своей морской специальности. В июле 1946 г. его арестовали сотрудники берлинского оперативного сектора МВД и отправили в лагерь Заксенхаузен, затем в СССР. В октябре 1950 г. Петр Алексеевич Новопашенный скончался в пересыльном лагере в белорусском городе Орша.

Весьма необычно сложилась судьба представителя одной из известных морских и музыкальных фамилий — Николая Ильича Римского-Корсакова. Родился 8 мая 1889 г. В 1909 г., по окончании Морского корпуса, Римский-Корсаков был произведен в офицеры В 1914 г. получил чин лейтенанта, в годы Великой войны командовал дивизионом тральщиков на Балтике. В1917 г. Римский-Корсаков был представлен к ордену Святого Георгия 4-й степени, от получения которого из рук представителя Временного правительства отказался.

В период Гражданской войны участвовал в Белом движении на Юге России, воевал в составе 1-го конного Алексеевского полка; был тяжело ранен летом 1920 г. под Малой Каховкой. Вместе с полком эвакуировался в Галлиполи; осенью 1925 г. в составе части Римский-Корсаков находился в Болгарии (в эмиграции он числился старшим лейтенантом, но точная дата его производства неизвестна). В эмиграции Римский-Корсаков жил в Бельгии (к 1936 г. — в Брюсселе).

Во время Второй мировой войны служил в кригсмарине. В частности, был флаг-капитаном одного из караванов немецких судов, следовавших по каналам и рекам в Черное и Азовское моря. Он привел караван из Керчи в Севастополь и далее в Одессу, откуда на одном из пароходов с командой из кубанских казаков поднялся по Дунаю до Сербии.

Далее его биография, прослеживаемая лишь по эмигрантским источникам, выглядит весьма причудливо. Сойдя на берег, Римский-Корсаков вступил в отряд четников (участники партизанского монархического и национального партизанского движения под командованием Д. Михайловича, заключившего в январе 1942 г. с немецкими и итальянскими оккупантами соглашение о сотрудничестве в борьбе против так называемых народно-освободительных сил). После зимовки с отрядом в горах на самолете перелетел в Рим После окончания войны перебрался в Аргентину, где работал капитаном на коммерческих судах. Умер Николай Ильич Римский-Корсаков 8 (или 14) апреля 1971 г. в Буэнос-Айресе[155].

Довелось повоевать русским эмигрантам, в том числе и морякам, и в национальных формированиях вооруженных сил Германии. Через несколько дней после нападения на СССР, 27 июня 1941 г., А. Гитлер одобрил создание антикоммунистических легионов в странах Западной Европы. В Бельгии инициатором подобного формирования стал лидер рексистского (праворадикального) движения Леон Дегрелль. К концу октября того же года был сформирован Валлонский легион (Legion Wallonie), находившийся в подчинении командования вермахта (в отличие от фламандских добровольцев, подведомственных СС).

В конце октября Валлонский легион отправился на советско-германский фронт. В его составе числилось более 100 русских белых эмигрантов-монархистов, главным образом членов Российского Имперского Союза — ордена во главе с Н.Н. Сахновским, выступавших за восстановление на престоле династии Романовых в лице великого князя Владимира Кирилловича. В вермахте легион значился 373-й пехотным батальоном (четырехротного состава) и входил в состав войск группы армий «Юг».

С ноября 1941 г. по декабрь 1942 г. бельгийские солдаты участвовали в боевых действиях на Украине, где вели ожесточенные бои. Так, в боях за Громовую Балку с 28 февраля по 2 марта 1942 г. батальон потерял более трети своего состава и 24 из 26 офицеров. К началу декабря 1942 г. бельгийских добровольцев вывели в Германию для реформирования. 1 июня 1943 г. 373-й пехотный батальон был официально передан в состав войск СС и стал основой для формирования штурмовой бригады (с 19 октября 1944 г. — 28-й добровольческой гренадерской дивизии) войск СС «Валлония».

Валлонская бригада воевала на Украине, затем в Курляндии. В конце января 1945 г. было принято решение об отправке дивизии на Восточный фронт. 30 января валлонские части прибыли в Померанию. В самом конце войны валлонские добровольцы отступили к Любеку, где и сдались союзникам.

С момента формирования легиона в его составе служил русский моряк старший лейтенант Георгий (Юрий) Васильевич Чехов. Он родился 14 декабря 1893 г. в 1914 г. окончил Морской корпус, служил на Балтийском море. В Белом движении воевал на Юге России. Первоначально числился в новороссийском военном порту; с 5 января 1919 г. Чехов занимал должность старшего офицера 2-й батареи 1-го Морского тяжелого артиллерийского дивизиона. 1 июня 1919 г. Чехов был произведен в старшие лейтенанты. Вместе с Черноморским флотом эвакуировался в Бизерту (находился в составе эскадры на 25 мая 1921 г.).

Перебравшись в Европу, жил в Германии, был членом Союза взаимопомощи служивших в Российском флоте в Берлине, затем переехал в Бельгию, к 1937 г. проживал в Льеже. После нападения Германии на СССР Чехов вместе, другими русскими эмигрантами — членами Российского Имперскою Союза — ордена, вступил в состав Валлонского легиона. В чине капитана он командовал 3-й ротой 373-го пехотного (Валлонского) батальона, а с марта 1942 г. исполнял обязанности командира батальона.

Во время тяжелых боев в районе Громовой Балки командующий Валлонским легионом П. Паули, обладавший авантюрным складом характера, согласился отпустить на другой участок фронта хорватские части и немецкий резерв. Когда Чехов попытался объяснить командиру опасность ситуации, Паули обвинил моряка в трусости и пригрозил расстрелом. Но в итоге за бои под Громовой Балкой Чехов был награжден Железным Крестом 2-го класса (всего эту награду получили более 30 легионеров). Более того, именно после этого боя Чехов и возглавил легион.

1 июня 1943 г. вместе с батальоном Чехов перевелся в состав войск СС в звании ваффен-гауптштурмфюрера и стал одним из ближайших помощников Леона Дегрелля. 20 апреля 1944 г. Чехова произвели в чин ваффен-штурмбаннфюрера СС. На 1 марта 1945 г. он являлся командиром 2-го батальона 69-го добровольческого гренадерского полка СС, входившею в дивизию «Валлония». Через несколько дней Чехова назначили командиром 70-го полка той же дивизии.

Окончание войны Чехов встретил в госпитале (вероятно, будучи ранен в боях за Померанию), и сумел избежать депортации в СССР[156]. Русские добровольцы, служившие в Валлонском легионе, в том числе и Чехов, были выданы бельгийскому правительству и приговорены к тюремному заключению, срок которого истек в 1948 г. в связи с помилованием принцем-регентом Карлом. После освобождения Чехову удалось уехать в Аргентину, где он и скончался 26 ноября 1961 г. (в Буэнос-Айресе).

Значительно большее количество русских людей воевало в различных добровольческих формированиях, созданных при поддержке Германии. Именно туда в основном стекались все те, кто верил в освобождение России от коммунистов с помощью немецкого оружия.

Одним из подобных формирований был Русский охранный корпус, созданный в Югославии. Как известно, после Гражданской войны Югославия дала приют многим бывшим чинам белых армий. В марте 1941 г. правительство Югославии присоединилось к Берлинскому пакту 1940 г., что вызвало протест части населения, и 27 марта 1941 г. правительство было свергнуто. После этого в стране начали активизироваться коммунистические силы, которые развернули террор против русских эмигрантов (выразившийся в многочисленных столкновениях в различных городах страны, подчас сопровождавшихся даже убийствами), большинство которых являлось сторонниками королевской власти. Первоначальной целью создания охранного корпуса стала именно защита от террора.

6 апреля 1941 г. в Югославию вошли германские войска. Разрешение немецких властей на организацию части было получено в начале сентября 1941 г., а 12 сентября был опубликован Приказ по русскому корпусу № 1, в котором объявлялся «набор всех военнообязанных в возрасте от 18 до 55 лет». Набор осуществлялся на основе добровольности и проходил в Топчидерских казармах в Белграде в течение осени 1941 г. В корпус вошли представители трех поколений русской военной эмиграции — от 16—18-летних внуков белых офицеров до ряда лиц в возрасте старше 70 лет. Из-за недостатка командных должностей большинство старых офицеров несло службу рядовыми.

Хотя уже 14 сентября первый командир формируемой части генерал М.Ф. Скородумов был арестован гестапо «за проявленную инициативу», с согласия военного командования начальник штаба корпуса генерал Б.А. Штейфон, ставший теперь его командиром, продолжил формирование.

Русское командование добивалось от немецкой администрации — командующею немецкими войсками в Сербии генерала Бадера и главы гражданской администрации в немецкой оккупационной зоне группенфюрера СС Нойхаузена — согласия на отправку корпуса на Восточный фронт, но получило отказ. В итоге на всем протяжении Второй мировой войны Русскому Корпусу в Югославии пришлось вести бои с партизанами, главным образом с отрядами Иосипа Броз Тито.

Корпус несколько раз менял свое название и организационную структуру: изначально он именовался «Отдельным Русским Корпусом», затем по настоянию немцев был переименован в «Русскую Охранную Группу», в 1942 г. — в «Русский Охранный Корпус» и в 1944 г. — в «Русский Корпус». Наибольшей численности он достиг в 1944 г.

Всего в рядах «Русского Корпуса» пребывало 17 090 человек, из которых 1132 человека погибли в период с 1941 по 1945 г. Общие потери Корпуса к концу войны достигли 11 506 человек (считая убитых, раненых, пропавших без вести, эвакуированных и покинувших ряды корпуса самовольно).

Боевые действия корпуса можно разделить на три периода:

с осени 1941 г. до весны 1944 г. — охрана районов в Югославии и Боснии-Герцеговине, а также отдельные операции против партизан.

весна 1944 г. — осень 1944 г. — активная борьба с партизанами в Сербии;

с осени 1944 г. и до конца войны — ведение активных боевых действий против Народно-Освободительной Армии Югославии и советских войск.

Капитуляция Германии застала Корпус в Словении. На предложения о капитуляции командир соединения полковник Рогожин, сменивший на этом посту умершего в конце войны генерала Штейфона, отказался сдать оружие советским представителям и титовцам и, не желая отвечать за совершенные преступления против местного населения, стал пробиваться в английскую зону оккупации. В течение четырех дней подразделения Корпуса смогли по отдельности пробиться в Австрию и там, в районе Клагенфурта, капитулировали перед английскими войсками. К этому времени в составе Русского Корпуса оставалось всего 3500 человек, способных носить оружие[157].

По данным лейтенанта А.А. Штрома, проживавшего в этот период в Югославии, из 137 офицеров флота и чинов Морского ведомства, о которых ему было известно, 24 человека числились в рядах Русского Корпуса. Из них четыре человека погибли в боях, пятерых расстреляли после занятия Югославии частями Красной армии, четыре человека попали в плен и были вывезены в СССР. По данным отечественного ученого Волкова, в Корпусе числилось около 40 офицеров флота. Конкретной информацией мы располагаем пока о пяти офицерах и военных чиновниках — капитане 1-го ранга Я.В. Шрамченко, лейтенанте Л.И. Павлове, мичманах Д.Н. Хрущеве, В.В. Коженкове и надворном советнике П.А. Бычкове.

Яков Владимирович Шрамченко родился в 1886 г. В 1906 г. он окончил Морской корпус, в 1911 г. — зачислен в артиллерийские офицеры 1-го разряда. Службу Шрамченко проходил на Черном море. В 1912 г. он получил назначение на крейсер «Память Меркурия» на должность старшего артиллерийского офицера. Первая мировая застала его на посту артиллерийского офицера 1-го дивизиона черноморских эсминцев. В 1915–1916 гг. Шрамченко служил флагманским артиллерийским офицером 2-й бригады линейных кораблей, бригады миноносцев Черноморского флота, с ноября 1916 г. — 2-м флагманским артиллерийским офицером Штаба командующего флотом (с 1 января 1917 г. переименован на той же должности в помощника главного артиллериста Черного моря). В августе 1917 г. командовал эсминцем «Беспокойный».

На этом посту и застали его страшные события «еремеевских» ночей. Благодаря популярности среди команды Шрамченко удалось избежать ареста и возможной гибели. 25 февраля 1918 г. он был назначен на должность начальника оперативного отдела штаба Черноморского флота, но сам флот как боевой организм уже фактически перестал существовать. Пришлось покинуть его и Якову Владимировичу Шрамченко.

Недолгое время он прослужил в Морском министерстве Украины у гетмана Скоропадского, затем попал в плен к петлюровцам. Из плена Шрамченко удалось бежать в Добровольческую армию. С января по май 1919 г. был начальником складов боевого запаса в Севастополе. В течение почти целого года (до 18 апреля 1920 г.) Шрамченко командовал канонерской лодкой «Терец». Большую часть времени «Терец» провел, выбросившись на мель в районе Арабатской стрелки на Азовском море, оказывая мощную огневую поддержку войскам 3-го армейского корпуса генерала Слащева. 18 апреля 1920 г. искалеченный вражескими снарядами корабль торжественно ввели в Южную бухту Севастополя. Через два дня на его борт прибыл командующий Русской армией генерал-лейтенант барон Врангель, который поблагодарил офицеров и команду за боевую работу, а командира поздравил с производством в следующий чин. С мая 1920 г. и до самой эвакуации Крыма Шрамченко командовал транспортом «Рион».

В декабре 1920 г., приведя свое судно с семью тысячами человек на борту в Константинополь, Шрамченко вместе с группой флотских офицеров эвакуировался в Нова-Градишку (Королевство Сербов, Хорватов и Словенцев, совр. Хорватия). Через год переехал в Крагуевац (совр. Сербия), где поступил на работу по своей артиллерийской специальности на артиллерийский завод на должность помощника начальника химической лаборатории пиротехники. Через некоторое время Шрамченко переселился в окрестности Белграда, поступив на службу в штаб югославских ВВС на метеорологическую станцию.

При образовании Русского Корпуса Шрамченко воевал в его составе, записавшись в него в качестве оружейного мастера, и служил до 1944 г., пока не был вынужден покинуть Корпус из-за болезни. В том же году он эвакуировался из Белграда в Австрию, а в 1949 г. — в США. Скончался капитан 1-го ранга Яков Владимирович Шрамченко 17 октября 1967 г. в Нью-Йорке[158].

Леонид Иосафович Павлов окончил Морской корпус в 1915 г. В годы Великой войны служил комендантом различных транспортов на Черном море, участвовал в десантных операциях на Анатолийском побережье. С лета 1916 г. до 1 мая 1918 г. Павлов служил в составе Минной бригады Черноморского флота. Во время трагических событий, связанных с переходом флота из Севастополя в Новороссийск, Павлов отказался вести в Новороссийск эсминец «Гаджибей», на котором состоял штурманским офицером. В дальнейшем участвовал в Белом движении на Юге России — в составе Каспийской флотилии и Черноморского флота. 28 марта 1920 г. Павлова произвели в лейтенанты.

В Бизерту Павлов эвакуировался на эсминце «Дерзкий». С 1922 по 1945 г. жил в Югославии, до начала Второй мировой войны работал чиновником на железных дорогах. С началом войны он, как и многие другие эмигранты, вступил в ряды Русского Корпуса, в составе которого и прослужил до 1945 г. После 9 мая 1945 г. Павлов перебрался из Югославии в Германию, в 1948 г. — в США, где жил сначала в Нью-Йорке, затем в Сан-Франциско. В Америке он входил в состав Союза чинов Русского корпуса в качестве члена комиссии личного состава. Скончался Л.И. Павлов 2 июня (по другим данным—2 июля) 1976 г. После его смерти, в 1977 г., друзья смогли издать сборник рассказов Павлова, озаглавленный «Тебе — Андреевский флаг!»[159].

Дмитрий Николаевич Хрущев окончил Морской корпус в 1917 г., 4 мая того же года был произведен в чин мичмана. В годы Гражданской войны сражался в Добровольческой армии и ВСЮР на бронепоезде «Единая Россия», с 11 декабря 1918 г. числился в Военном и Морском отделе Войска Донского, весной 1919 г. служил на эсминце «Живой». В 1920 г. Хрущев эвакуировался вместе с другими частями армии и флота, в конце года он находился в Югославии, где в дальнейшем и проживал вплоть до начала Второй мировой. В Русском Корпусе Хрущев служил в 7-й сотне 1-го полка. О дальнейшей его судьбе практически ничего не известно. По некоторым данным, был захвачен в плен (партизанами или частями Красной армии) в Австрии.

Судьба еще одного мичмана Русского флота, оказавшегося на службе в Русском Корпусе, Владимира Владимировича Коженкова, сложилась совсем необычно для моряка. Родился в 1893 г., в 1916 г. окончил Отдельные гардемаринские классы, затем служил на Балтийском флоте. По данным современного ученого Волкова, Коженков был морским летчиком и георгиевским кавалером. В начале Гражданской войны Коженков оказался на Дону и затем служил в сухопутных частях.

По некоторым данным, Владимир Владимирович Коженков командовал знаменитой «Волчьей сотней» в корпусе Шкуро, затем Дагестанским конным полком; войну закончил в чине полковника[160]. Однако архивные данные говорят о другом. Так, известно, что морской летчик Коженков 17 сентября 1920 г. был зачислен в списки Красного Воздушного флота с назначением в распоряжение начальника Волжского воздушного дивизиона (приказом по воздушному флоту Красной армии и флота), но вскоре его откомандировали в распоряжение Главного управления Всевобуча и исключили из списков Воздушного флота[161]. В эмигрантских же документах Коженков упоминается в чине старшего лейтенанта (на 1925 г. — в Югославии).

В эмиграции Коженков, как и многие русские эмигранты, с началом Второй Мировой войны вступил в ряды Русского Корпуса. К 29 октября 1942 г. Коженков числился в Русской охранной группе[162]. В Русском Корпусе, в чине обер-лейтенанта немецкой армии, он командовал 6-й ротой 3-го полка. В ночь с 4 на 5 августа 1944 г. при занятии железнодорожной станции Рудницы «с винтовкой в руках, прикрывая отход своих чинов на здание станции, обер-лейтенант Коженков, отстреливаясь, не успел войти в здание и был захвачен противником». Захватившие Коженкова партизаны, скорее всего, сразу расстреляли его (по косвенным данным очевидцев).

Морской врач надворный советник Петр Алексеевич Бычков окончил медицинский факультет Киевского университета в 1914 г. Всю Первую мировую войну он провел на сухопутном фронте. С 20 мая 1919 г. по 1 сентября 1920 г. он служил в Добровольческой армии. В сентябре 1920 г. Бычкова назначили врачом 1-го дивизиона эскадренных миноносцев черноморской Минной бригады, а 16 октября — корабельным врачом посыльного судна «Алмаз», на котором он эвакуировался в Бизерту.

В составе Русской эскадры Бычков служил до октября 1921 г., затем проживал в Болгарии и Югославии. 25 октября 1925 г. Петр Алексеевич поступил на службу в югославский флот. Вначале он работал по контракту, но затем был принят на действительную службу и к 1941 г. дослужился до чина подполковника медицинской службы. В апреле 1941 г. в городе Сплит Бычкова вместе с другими югославскими флотскими офицерами интернировали итальянские войска.

В январе следующего года прибыл в Белград и поступил в Русский Корпус 9 февраля 1943 г. Бычков стал полковым врачом 3-го полка Корпуса Прошел всю эпопею сдачи частей корпуса англичанам, до марта 1948 г. работал врачом карантинного лагеря, затем старшим врачом госпитального лагеря Келлерберг. С конца 1951 г. Бычков проживал в Лос-Анджелесе (США), где и скончался 23 февраля 1971 г.

Как говорилось выше, трагедия разделения на красных и белых иногда достигала русских людей, оказавшихся на чужбине, спустя много лет после окончания Гражданской войны. Так, против частей Русского корпуса воевал русский эмигрант, бывший корабельный гардемарин владивостокского Морского училища Алексей Петрович Дураков. Он был пулеметчиком в югославской партизанской бригаде. В 1944 г. он погиб в бою; по другим сведениям, его расстреляли немцы, взявшие его в плен в городе Земуне. В 1965 г. советское правительство посмертно наградило отважного офицера орденом Отечественной войны 2-й степени.

Не обошлось без участия моряков и Русское Освободительное движение — такое общее название было принято для воинских формирований, создававшихся на стороне Германии из числа советских военнопленных и русских эмигрантов. Наиболее известным подобным формированием являются вооруженные силы Комитета освобождения народов России (КОНР), возглавлявшегося бывшим советским генералом А.А. Власовым Но только в 1944 г., в связи с резко ухудшившейся ситуацией на фронте, германское командование дало «добро» на организацию русского политического центра и крупных соединений под русским командованием 14 ноября 1944 г. в Праге прошел учредительный съезд КОНР, после которого и началось формирование самостоятельных русских соединений. Однако сыграть значительной роли в войне им не удалось — Третий рейх доживал последние месяцы. Большая часть военнослужащих русских формирований была выдана союзниками на расправу карательным органам СССР.

Отметим моряков, принявших активно участие в Русском Освободительном движении. Относительно заметную роль в этом движении сыграл мичман Российского Императорского флота Петр Александрович Евдокимов, получивший в вооруженных силах КОНР чин полковника. Его путь в эмиграцию оказался весьма нетипичным для русского моряка. Евдокимов родился в 1893 г., в 1914 г. окончил Морской корпус, в 1917 г. — штурманские офицерские классы. Службу Евдокимов проходил на Балтийском море. В октябре 1917 г. он был старшим офицером эсминца «Внимательный». После Октябрьского переворота 1917 г. перешел на службу к большевикам, достигнув определенных вершин в служебной карьере.

В Гражданскую войну Евдокимов служил на Онежской флотилии, занимая должности командира сторожевого корабля «Кокетка» (с ноября 1918 г.), командира сторожевого судна «Заря» (в августе 1919 г.), начальника дивизиона заградительных кораблей флотилии. С 1920 г. он вновь служил на Балтике, в должности командира различных кораблей (эсминцы «Железняков», «Ленин», «Карл Маркс» и др.) и соединений С февраля 1934 г. Евдокимов командовал 2-м дивизионом миноносцев Морских сил Балтийского моря. 15 марта 1936 г. ему присвоили воинское звание капитана 1-го ранга, а 25 февраля следующего года он был награжден орденом Ленина. В марте 1938 г. Евдокимов принял командование 3-м дивизионом миноносцев.

Однако Евдокимова, как специалиста из «бывших», не обошла стороной волна политических репрессий. 8 августа 1938 г. его арестовали органы НКВД по «стандартному» для многих обвинению об участии «в военно-фашистском заговоре». 14 июля 1939 г. Евдокимов был осужден, но в начале следующего года суд, рассмотрев его дело, освободил и реабилитировал моряка. Возможно, с этого момента и возникла его личная обида на советскую власть, которая и привела в годы Великой Отечественной войны Евдокимова в Русскую освободительную армию (РОА).

11 апреля 1940 г. Евдокимов был назначен начальником штаба Учебного отряда кораблей ВВМУ им MB. Фрунзе. С 18 июля 1941 г. Евдокимов стал начальником штаба эскадры кораблей Балтийского флота. 21 марта 1942 г. его назначали командиром Отряда кораблей особого назначения Балтийского флота. В декабре 1941 г. Евдокимов командовал лайнером «Иосиф Сталин», на котором уходили отважные защитники полуострова Ханко. В ночь на 3 декабря 1941 года «Сталин» в составе каравана кораблей покинул базу Ханко. Корабли шли строем, впереди — три тральщика, затем еще два, следом эсминец «Стойкий», турбоэлектроход «И. Сталин», эсминец «Славный», еще один тральщик, замыкал строй катер «Ямб». Имелся еще отряд сопровождения из семи катеров морских охотников и четырех торпедных катеров. В ночь на 3 декабря лайнер подорвался на мине. Из 6 тысяч человек, находившихся на нем, советские корабли смогли спасти лишь 1740 человек.

5 декабря к брошенному судну подошли немецкие тральщики и две шхуны, которые и сняли оставшихся моряков (впрочем, небольшая их часть пыталась достичь берега самостоятельно, но все они пропали без вести). Тогда-то и попал в плен Евдокимов. 1 апреля 1942 г. он был исключен из списков ВМФ как пропавший без вести[163]. В его некрологе говорится следующее: «…во время 2-й Великой войны транспорт, которым он командовал, взорвался в Балтийском море, и он был взят немцами в плен». В том же некрологе о службе в РОА не упоминается ни слова.

В плену Евдокимов находился, начиная с последних чисел марта 1942 г., в различных лагерях. Уже с конца года Евдокимов стал сотрудничать с финской разведкой и абвером, а также преподавать в различных разведшколах.

В октябре 1944 г. Евдокимов встретился с начальником штаба ВС КОНР генерал-майором Ф.И. Трухиным в Берлине и подал заявление о зачислении в эту организацию. В декабре Евдокимов был назначен в отдел учебных заведений штаба вооруженных сил и аттестован как полковник немецкой армии. 9 мая 1945 г. Евдокимов бежал на Запад и сдался представителям 26-й пехотной дивизии 3-й американской армии в районе Каплице-Крумау (Чехия). В плену он содержался в лагерях Кладенска Ровна, Фридберг, Ганакер (Ландау). В июле Евдокимов выдал себя за старого эмигранта и был освобожден американцами из лагеря в Ганакере, избежав выдачи в СССР.

Через некоторое время Евдокимову удалось перебраться в США, где он жил под фамилией Alexander и скончался в Вашингтоне 4 мая 1965 г. Как бывший советский военнослужащий, естественно, Евдокимов не состоял ни в каких эмигрантских морских организациях, однако в 1962 г. он совместно с мичманом К.Л. Захарченко передал в дар Обществу офицеров Российского Императорского флота в Америке «прекрасный портрет в красках Наследника Цесаревича Алексея Николаевича в рамке», что, думается, может свидетельствовать об искренности его антикоммунистических убеждений, о стремлении установить контакт со своими коллегами по службе в Императорском флоте. Через три года бюллетень общества сообщил о его кончине.

Еще одним моряком, служившим в РОА, был лейтенант Александр Иванович Путилин. Он окончил Морской корпус в 1916 г. В Гражданскую войну он принял участие в Белом движении на Юге России: с 1919 г. старший флаг-офицер командующего Каспийской флотилией, после увода флотилии в Энзели (где ее интернировали) остался в Баку, затем перебрался в район действий ВСЮР, где служил вплоть до эвакуации Крыма; 5 августа 1919 г. Путилин был произведен в лейтенанты. Из Севастополя эвакуировался на линейном корабле «Генерал Алексеев».

На 25 марта 1921 г. Путилин числился в составе Русской эскадры в Бизерте; в апреле 1922 г. он убыл в Сербию к отцу. Жил во Франции (в 1930–1936 гг. — в Париже). Во время Второй мировой войны перешел на службу к Гитлеру и вступил в РОА, получив чин капитана. Служил начальником хозяйственной части школы пропагандистов в Дабендорфе (под Берлином), созданной в феврале 1943 г. В конце февраля 1945 г. Путилин находился в составе отдела материально-технического снабжения штаба КОНР, занимая должность инспектора по расквартированию. По данным С. Фрелиха, некоторое время Путилин занимал должность командира одного из батальонов РОА. После войны Путилин уехал в США. Умер 4 октября 1961 г. в Лос-Анджелесе.

О русских морских офицерах — военнослужащих стран-союзниц Германии — имеются лишь отрывочные сведения. Так, по эмигрантским источникам («Бюллетень Общества бывших офицеров Российского Императорского флота в Америке»), в 1943 г. в Одессе скончался военный моряк румынского флота (русской службы капитан 2-го ранга) Александр Иванович Баллас, выпускник Морского корпуса 1904 г., кавалер Георгиевского оружия. Однако в списке погибших и умерших офицеров румынского флота такая фамилия отсутствует. По некоторым сведениям, в румынской армии служил и Павел Федорович Келлер — русский подводник, капитан 1-го ранга, окончивший Морской корпус в 1901 г., сын героя Белого движения — генерала от кавалерии графа Федора Артуровича Келлера. Возможно, П.Ф. Келлер служил представителем румынской контрразведки в оккупированном Севастополе[164]. В 1945 г. — вероятно, за участие в борьбе против СССР, — был арестован представителями советской власти, в течение 10 лет находился в заключении. В 1955 г. смог вернуться в Румынию, откуда в 1971 г. переехал в Германию, где и скончался. Однако подтвердить или опровергнуть информацию о службе Келлера в армии Румынии пока не удается[165].

Моряки-эмигранты в вооруженных силах стран антигитлеровской коалиции

Наибольшее количество русских моряков-эмигрантов служило в военно-морском флоте Польши. В межвоенный период выпускники русских военно-морских учебных заведений составляли до 72 % комсостава польского флота.

Сразу после получения независимости Польша стала активно создавать собственные военно-морские силы. Географическое положение Польши осложняло возможность ее вхождения в число стран, обладающих большим военно-морским флотом. Узкая полоска побережья выглядела более чем уязвимой для захвата с суши. Отсутствие развитой системы военно-морских баз и слабая морская авиация ставили молодой немногочисленный польский флот, Не имеющий военно-морских традиций и опыта проведения морских операций, в положение легкого противника для соседних государств. Польское правительство пыталось разными способами решить проблему создания боеспособного флота, в т. ч. приобретением кораблей додредноутного типа в США, но для бюджета маленькой страны столь масштабные проекты оказались неподъемными.

Только в 1922 г. появилась морская таможенная охрана, в 1925 г. — пограничная. Самой крупной боевой единицей военно-морского флота Польши до начала Второй мировой являлся минный заградитель «Гриф» водоизмещением 2250 т, вступивший в строй в 1938 г. К началу военных действий в составе польского флота числились 4 эсминца, 5 подводных лодок, 2 канонерские лодки, тральщики, транспорты и плавбазы, а также различные катера и вспомогательные суда. После начала войны судьба польского флота сложилась не слишком удачно — часть кораблей погибла в боях (уже 3 сентября 1939 г. немецкая авиация потопила эсминец «Вихер» и минный заградитель «Гриф»); ряд кораблей (три подводные лодки и катер) был интернирован в портах иностранных государств; некоторые корабли, по заранее намеченному плану, за два дня до нападения Германии, были отправлены в Англию и участвовали в войне под британским командованием и польским флагом. При этом польские офицеры и матросы сохранили свои звания, по отношению к ним применялись польские уставы.

Польские корабли на английской службе сумели проявить себя вполне боеспособными, отличившись в ряде боевых эпизодов. Кроме собственных кораблей, поляки в ходе войны получали от англичан новые боевые единицы. Всего под флагом Польши в течение войны находилось 47 боевых кораблей, в том числе 2 крейсера, 8 подводных лодок и 10 эсминцев. В ходе боевых действий польские корабли потопили семь надводных кораблей (предположительно девять) и 2 подводные лодки (предположительно пять). Сами поляки потеряли семь кораблей. Из офицерского состава по боевым и небоевым причинам погибло 69 человек. Польский флот был официально возрожден 7 июля 1945 г. после признания западными державами коалиционного правительства Осубки-Моравского — С. Миколайчика и прекращения руководства польским подпольем из зарубежья. Однако большинству русских морских офицеров, создававших этот флот и вынесших основную тяжесть войны, в нем места не нашлось…

Судьбы Польши, польского флота и, соответственно, русских эмигрантов, служивших в нем, сложились трагично в силу того, что они предопределялись решениями других держав — СССР и Германии. 23 августа 1939 г. в Москве был подписан печально знаменитый пакт Молотова — Риббентропа, спровоцировавший нападение Германии на Польшу, которое произошло 1 сентября этого же года. 17 сентября советские войска пересекли восточную границу Польши и заняли восточную часть страны, так называемые Западную Украину и Западную Белоруссию. К октябрю сопротивление польских вооруженных сил прекратилось, а Германия и СССР подписали договор о разделе Польши. На офицеров польских вооруженных сил, оказавшихся в зоне советской оккупации, обрушились репрессии.

Таким образом, в плену в Германии и СССР оказались польские офицеры польских вооруженных сил Одной из наиболее страшных страниц в истории польского офицерства является Катынь (Катынский лес) — урочище в 14 километрах к западу от Смоленска, где были убиты несколько тысяч польских офицеров. Споры о том, кто расстрелял офицеров, — советские или немецкие оккупационные власти — идут до сих пор. Среди жертв оказались и бывшие русские моряки.

По подсчетам современного историка флота Стрельбицкого, из тех, кто числился на действительной службе в составе ВМФ Польши, погибли 16 офицеров, окончивших российские военно-морские учебные заведения, а также 6 офицеров запаса польского флота, окончивших Морской корпус Кроме того, на территории Польши скончались восемь отставных офицеров флота, также окончивших морские учебные заведения в России. Известен ряд офицеров, состоявших на службе в польском флоте, начавших обучаться в российских морских учебных заведениях до Февральской революции 1917 г., но не закончивших обучение (их точное число не установлено). Из этих офицеров десять человек были расстреляны сотрудниками НКВД, 1 офицер — «… застрелен красноармейцем за ношение служебного оружия», 6 — расстреляны немцами либо умерли в немецком плену, 3 — погибли вместе со своими кораблями, 1 — погиб при бомбардировке и 1 — скончался в Англии[166].

Ниже приводятся данные о службе русских моряков польского происхождения в военно-морском флоте в период Второй мировой войны.

Полковник Корпуса корабельных инженеров Беренс Николай Освальдович (1881–1944). Окончил Морское инженерное училище (1906 г.). Служил в штабе польского флота (ответственный за заключение контрактов с предприятиями). Участник антифашистского сопротивления (псевдоним — Вронблевский), офицер Армии Крайовой. Умер 11 декабря 1944 г. Точная причина смерти и обстоятельства неизвестны.

Инженер-механик генерал-майор Боровский Михаил Казимирович (1872–1939). Окончил Морское инженерное училище (1894 г.). Инженер-механик контр-адмирал польского флота Умер в Вильнюсе.

Мичман Боровский Михаил. Окончил Морской корпус (1916 г.). Капитан 3-го ранга польского флота. После 17 сентября 1939 г. сумел уйти в одну из Скандинавских или прибалтийских стран.

Лейтенант Бродовский Богдан Казимирович (1891–1939). Окончил Морской корпус (1913 г.). Капитан 3-го ранга запаса польского флота. В сентябре 1939 г. (по другим данным, в 1944 г.) застрелен красноармейским патрулем за ношение оружия в Восточной Польше. Точное место и дата неизвестны.

Мичман де Вальден Стефан. Окончил Морской корпус (1917 г.). В польском флоте перед началом Второй мировой войны имел чин капитана 2-го ранга. В начале войны командовал эскадренным миноносцем «Вихер», стоявшим на рейде военно-морской базы Хель. 3 сентября 1939 г., в ходе атаки германских пикировщиков Ju-87B из состава соединения пикирующих бомбардировщиков 4/186, польский эсминец получил попадание в носовую оконечность, которая оказалась оторвана почти до мостика; еще одна бомба взорвалась рядом с правым бортом корабля. Следующие два бомбовых удара привели к тому, что «Вихер» начал быстро погружаться в воду; командир приказал экипажу немедленно покинуть корабль.

5 сентября моряки экипажей потопленного минного заградителя «Гриф» и эсминца «Вихер» смогли демонтировать и установить на берегу три кормовых 120-мм орудия «Грифа», образовав новую батарею Хеля. Полуостров Хель стал одним из последних рубежей обороны. Гарнизон главной военно-морской базы продолжал обороняться до 2 октября. Только после оккупации немцами большей части страны главнокомандующий польским флотом контр-адмирал Ю. Унруг приказал защитникам Хеля сложить оружие.

Однако не все польские моряки смирились с обстоятельствами. Они предприняли несколько попыток покинуть Хель на катерах. Значительное количество офицеров (в том числе старших) оказалось на борту катера «Хе-117» (всего на нем пыталось спастись от плена 50 человек). Командовал катером де Вальден. (Кстати, на борту «Хе-117» находился еще один бывший русский моряк — А.А. Могучий.) В прорыве участвовал еще один катер, название которого не установлено. Во время движения катеров их экипажи соблюдали идеальную дисциплину и порядок, и, казалось, все шло по намеченному заранее плану. Но светила полная луна, и в момент поворота на север недалеко от катеров появились два немецких тральщика — «Пеликан» (бывший М-25) и «Наутилус» (бывший М-81), входивших в состав минно-заградительного отряда, использовавшегося для блокады польского побережья. Катера сразу были взяты на буксир и отведены в Пиллау.

Де Вальден и другие польские моряки попали в плен. Первоначально они содержались в австрийском городе Линц, а 1 июля 1940 г. их перевели в лагерь для военнопленных IIC в городе Ольденбурге (там содержалось большинство представителей польского флота). По воспоминаниям очевидцев, условия содержания в лагере были довольно неплохими. Пленники жили в двухместных камерах и имели возможность общаться между собой. Часто своими силами ставились различные пьесы, был создан хор и оркестр, различные кружки самообразования. Большинство старших офицеров, знавших русский язык, обучали ему своих молодых коллег. Де Вальден совместно с капитаном флота Юзефом Ходаковским занимался астрологией и составлял гороскопы. После капитуляции Германии пленные были освобождены. О дальнейшей судьбе Стефана де Вальдена нам известно немного. На страницах польской литературы есть упоминания о том, что в 1947 и 1957 гг. он выступал с ходатайствами о награждении участников войны.

Юнкер флота Вольбек Марион. Капитан 1-го ранга польского флота. Осенью 1939 г. — начальник морского отдела штаба флота. Эвакуировался из Варшавы, затем оказался в Румынии. Был личным референтом начальника Морского штаба вице-адмирала Г.В. Свирского. С 7 апреля 1943 г. — военно-морской атташе в Швеции. С 1965 г. жил в Лондоне.

Лейтенант Вонсович (Вонсович-Дунин) Антон Николаевич (1892–1945). Окончил Морской корпус (1913). Капитан 3-го ранга запаса польского флота. До 1926 г. служил в польском торговом флоте. В октябре 1939 г. попал в немецкий плен и 9 февраля 1945 г. скончался в лагере для военнопленных в Пренцлау (Германия).

Мичман Гриневецкий Станислав Адольфович. Окончил Морской корпус (1917) Капитан 2-го ранга польского флота. Погиб 8 октября 1943 г., командуя эсминцем «Оркан», потопленным в Северной Атлантике, у юго-западного побережья Исландии, немецкой подводной лодкой «U-378».

Мичман Гулевич Александр. Окончил Морской корпус (1917). Капитан 2-го ранга польского флота. Летом 1940 г. командовал группой вооруженных траулеров, затем эсминцем «Гром», потопленным германскими бомбардировщиками Не-111 из состава 100-й бомбардировочной эскадры 4 мая 1940 г. в районе Нарвика. Впоследствии он служил старшим офицером и стал последним командиром крейсера «Дрэгон», который был тяжело поврежден германской человеко-торпедой 8 июля 1944 г. у побережья Нормандии (впоследствии крейсер не восстанавливался, а был затоплен в качестве элемента волнолома). Дальнейшая судьба Гулевича неизвестна.

Дзевалтовский (Дзевальтовский) — Гинтовт Ромуальд Ромуальдович (? —1956). Окончил Морской корпус (1918 г.). Капитан 3-го ранга польского флота. Был в немецком плену. В лагере для военнопленных вступил в одну из подпольных организаций. Скончался в Бельгии.

Мичман военного времени Дурач Томаш (Фома) (? —1942). Школа мичманов военного времени (1917). Капитан-лейтенант польского флота. Расстрелян немцами. Точных данных о месте и обстоятельствах смерти нет.

Инженер-механик старший лейтенант Жейма Вацлав Фаддевич (1887–1949). Окончил Морское инженерное училище (1909). Капитан 1-го ранга — инженер-механик польского флота. Умер в Лондоне.

Лейтенант Зайончковский Витольд Брониславович (1892—?). Окончил Морской корпус (1913 г.). Во время Советско-польской войны 1920 г. командовал 3-м батальоном Морского полка. Капитан 1-го ранга польского флота, командовал Пинской флотилией. В 1939 г. эмигрировал в одну из прибалтийских стран. С 15 июля 1940 г. служил в Морском штабе, в качестве начальника школы подхорунжих флота (аналог в советском флоте — школа мичманов), размещенной на плавбазе «Гдыня». Участвовал в подготовке к приемке французских кораблей, передаваемых Польше Великобританией. Умер после 1965 г. в Канаде.

Лейтенант Ивашкевич Вацлав Вацлавич (1893—?). Окончил Морской корпус (1914 г.). Служил в польской авиации в чине полковника. Во время Второй мировой войны находился в Англии на административной должности.

Инженер-механик мичман Каменский Станислав. Окончил Морское инженерное училище (1916 г.). Капитан 2-го ранга польского флота. Перед началом Второй мировой войны — начальник технической службы Штаба флота. Предположительно расстрелян в Катыни в 1939 г.

Мичман Лесневский Бронислав (? —1968). Окончил Морской корпус (1916). Капитан 3-го ранга польского флота. Служил в комиссии по надзору за производством торпед в Веймуте.

Лейтенант Могучий Адам Адамович (1891–1953). Окончил Морской корпус (1911). Контр-адмирал польского флота. Был в немецком плену. 7 мая 1953 г. скончался как политзаключенный. Скорее всего, он подвергся аресту из-за командования во время Советско-польской войны 1920 г. 2-м батальоном Морского полка.

Мичман Могучий Александр Адамович (? —1962). Окончил Морской корпус (1917 г.) Капитан 1-го ранга польского флота. Был в немецком плену. Скончался в Варшаве.

Мичман Наброцкий Витольд Степанович (1894–1939). Окончил Морской корпус (1915 г.). Капитан 3-го ранга польского флота. К началу Второй мировой войны — в отставке. Арестован после занятия Гдыни и, вероятнее всего, сразу убит.

Мичман Нагорский (Нахорский) Станислав. Окончил Морской корпус (1916). Капитан 1-го ранга польского флота. Командовал эсминцем «Бужа». В конце войны — комендант командования «Юг». К 1965 г. жил в Англии. Скончался в Лондоне.

Мичман Плавский Евгений Александрович (1895–1972). Окончил Морской корпус (1914). В России служил на Черноморском флоте. До 1916 г. Плавский ходил на эсминце «Дерзкий», активно принимая участие в боевых операциях, с февраля по сентябрь 1916 г. занимал должность флаг-офицера начальника 2-ю дивизиона эскадренных миноносцев, хотел продолжить службу в гидроавиации, но с апреля по октябрь 1917 г. ходил на кораблях Минной бригады. Последней должностью Плавского в Российском (но уже не Императорском) флоте было временное командование эсминцем «Звонкий», который в 1918 г. при уходе флота из Севастополя в Новороссийск во время наступления германской армии выбросился на берег.

После окончательного развала флота Плавский перешел на польскую службу 18 декабря 1918 г. Будучи в составе польского флота, с 1 июля 1925 г. по 26 мая 1926 г. обучался в школе подводного плавания во Франции (в Тулоне), в 1928–1929 гг. занимал должность начальника польского отдела этой школы. В 1931 г. он командовал подводной лодкой «Жбик», в 1936 г. возглавлял минно-торпедный отдел ВМФ Польши. В 1940 г. Плавский получил в командование эсминец «Ураган»; в октябре того же года возглавил эсминец «Перун».

22 мая 1941 г. «Перун» вместе с тремя английскими эсминцами вышел из Клайда, сопровождая конвой «WS-8B». В это же время английской авиацией был обнаружен и атакован немецкий линкор «Бисмарк». Адмиралтейство приказало командиру конвоя кэптену Вайяну, державшему флаг на «Перуне», присоединиться к поискам немецкого корабля. Во время поиска «Перун» оторвался от остальных кораблей.

26 мая в 22 час 37 минут польский эсминец обнаружил крупный корабль и семафором запросил его принадлежность. В ответ с корабля открыли огонь. Это и оказался «Бисмарк». С «Перуна» немедленно послали радиограмму об обнаружении немецкого линкора. Тем временем «Бисмарк» вновь открыл огонь по «Перуну» и эсминцу «Маори», но уже всей своей мощью, включая артиллерию главного калибра Польский и английский корабли отвечали из 120-мм пушек. Через час с небольшим противники потеряли контакт из-за налетевшего дождевого шквала и ухудшившейся видимости.

После перестрелки «Перун» некоторое время занимался поисками «Бисмарка», но около 5 утра получил приказ идти в Плимут для пополнения топливного запаса. Когда эсминец пришел в базу, в его цистернах оставалось лишь 30 т топлива К утру 27 мая 1941 г. «Бисмарк» отправили на дно основные силы британского флота.

Таким образом русский моряк на польской службе под английским командованием принял участие в охоте за легендарным немецким линкором. За участие в бою с «Бисмарком» Плавского наградили польским «Крестом храбрых» и английским орденом «За выдающиеся заслуги». В 1942 г. Евгений Александрович был произведен в командоры (капитаны 1-го ранга) и назначен представителем польской морской миссии в Швеции, в 1943 г. он командовал крейсером «Дрэгон», затем стал членом военно-морской миссии во Франции и в Англии. В 1944 г. занимал должность начальника штаба польского флота. После войны, до июля 1947 г. Плавский находился в Англии, будучи начальником учебного центра переподготовки бывших военнослужащих. С сентября 1948 г. жил в Канаде. Первоначально работал лесорубом (разменяв шестой десяток лет к этому времени!), затем в течение 20 лет — переводчиком при местном штабе Королевской конной полиции. Одновременно заведовал сторожевыми катерами конной полиции. Скончался Е.А. Плавский в Ванкувере 23 мая 1972 г.

Лейтенант Ростковский Феликс Феликсович (1892—?). Окончил Морской корпус (1913 г.). Капитан торгового флота до 1939 г. Работал в морском департаменте Министерства промышленности и торговли. Участвовал в антифашистском Сопротивлении (псевдоним «Данброва»).

Лейтенант Рудницкий Мечислав Станиславович (1891—?). Окончил Отдельные гардемаринские классы (1916). Старший лейтенант польского флота, с 1928 г. — в торговом флоте. Умер во время немецкой оккупации Польши.

Капитан Корпуса корабельных инженеров Рыльке Александр Станиславович (1885—?). Капитан 1-го ранга — инженер-механик польского флота. Вышел в отставку в 1932 г. Участвовал в антифашистском Сопротивлении (псевдоним «Петр»).

Инженер-механик лейтенант Рымшевич Станислав Иосифович (1890—?). Окончил Морское инженерное училище (1913). Капитан 1-го ранга — инженер-механик польского флота. Отвечал за вопросы снабжения в Морском штабе, где и прослужил всю войну. После окончания войны вернулся в Польшу.

Капитан 1-го ранга Свирский Георгий Владимирович (1882–1959). Окончил Морской корпус (1902). Вице-адмирал польского флота. Начальник Морского штаба с 1925 по 1947 г. Прибыл в Англию через Венгрию и Югославию. Скончался в Лондоне.

Инженер-механик мичман Семашко Константин Камильевич (1885–1956). Окончил Морское инженерное училище (1915). Капитан 2-го ранга — инженер-механик польского флота. Начальник технической службы управления военного порта в Гдыне. Был в немецком плену. Умер в Польше.

Инженер-механик мичман Сипович Гилярий Окончил Морское инженерное училище (1917). Капитан 2-го ранга — инженер-механик польского флота. Участвовал в антифашистском Сопротивлении (псевдонимы «Бзура» и «Лис»). Эвакуировался вместе со штабом флота. После войны вернулся в Польшу. В 1965 г. жил в Польше.

Мичман Соколовский Болеслав (? —1940). Окончил Отдельные гардемаринские классы (1917). Капитан 2-го ранга польского флота. В сентябре 1939 г. попал в советский плен; в апреле — мае 1940 г. был расстрелян в Катыни.

Лейтенант Станкевич Маммерт Феодосиевич (1890–1939). Окончил Морской корпус (1910). Капитан 3-го ранга польского флота. Командовал военным транспортом «Пилсудский», подорвавшимся 26 ноября 1939 г. на немецкой мине у побережья Великобритании. Погиб вместе с кораблем.

Мичман Станкевич Роман Феодосиевич. Окончил Морской корпус (1917). Капитан 2-го ранга польского флота. Командовал дивизионом эсминцев, пришедших в Англию в 1939 г., затем — патрульным кораблем «Медок» (переданным из состава французского флота). 22 октября 1940 г. польские флаги на «Медоке» и другом патрульном корабле — «Помероль» — были спущены, однако на кораблях остались польские командиры и часть команды. 26 ноября 1940 г. корабль Станкевича был атакован и потоплен немецким торпедоносцем в Ла-Манше; погибла почти половина экипажа, в том числе три польских моряка, включая и командира.

Лейтенант Станкевич Роман Феодосиевич (1888–1950/51). Окончил Морской корпус (1910). Капитан 2-го ранга польского флота. Скончался в Южной Африке.

Мичман Сташкевич Владимир Станиславович (1892–1940). Окончил Морской корпус (1914). Капитан 3-го ранга польского флота. Вышел в отставку в 1926 г. В сентябре 1939 г. попал в советский плен; в апреле — мае 1940 г. был расстрелян в Катыни.

Старший гардемарин Сулковский Генрих (? —1940). Окончил Морской корпус (1918). Капитан-лейтенант польского флота. Командир отряда катеров Пинской флотилии. В сентябре 1939 г. попал в советский плен; в апреле — мае 1940 г. был расстрелян в Катыни.

Мичман Таубе Генрих Генрихович (? —1940). Окончил Морской корпус (1917). Капитан-лейтенант польского флота, служил в штабе флота. Попал в советский плен в 1939 г.; в апреле — мае 1940 г. расстрелян в Харькове.

Лейтенант Франковский Стефан Иванович (1887–1940). Окончил Морской корпус (1909). Контр-адмирал польского флота (посмертно). Командующий обороной побережья. Умер в немецком плену по дороге в госпиталь.

Подполковник Корпуса корабельных инженеров Черницкий Ксаверий Эдуардович (? —1940). Окончил Морское инженерное училище (1905). Инженер контр-адмирал польского флота. Был начальником администрации при Морском штабе. Попал в советский плен в 1939 г.; в апреле — мае 1940 г. был расстрелян в Катыни.

Инженер-механик — лейтенант Чесновицкий Алоизий Антонович (1893–1943). Окончил Морское инженерное училище (1914). Капитан 2-го ранга — инженер-механик польского флота. Старший инженер-механик крейсера «Дрэгон». Скончался в Англии 3 августа 1943 г.

Мичман Шистовский Эдуард Мечиславович (? —1939). Окончил Морской корпус (1917). Капитан 2-го ранга польского флота. Командовал воздушным дивизионом Погиб 1 сентября 1939 г. во время немецкой бомбардировки воздушной базы в городе Пуцке. Первый морской офицер, погибший во Второй мировой войне.

Старший лейтенант Штаер Владимир Владимирович (1892–1957). Окончил Морской корпус (1913 г.). Контр-адмирал польского флота (начал службу в 1919 г.). В 1947–1950 гг. командовал флотом В 1950 г. распоряжением министра национальной обороны К. К. Рокоссовского был отстранен от должности с запрещением «появляться на морском побережье». Скончался в 1957 г., похоронен в Гдыне на военном Редловском кладбище как герой обороны в 1939 г. — того самого побережья, где ему запретили появляться после войны[167].

В вооруженных силах Франции в годы Второй мировой служило до 3 тысяч выходцев из России. Они приняли в войне активное участие и, по данным историка М.В. Назарова, в боях 1939–1945 гг. погибло около 450 наших бывших соотечественников. Среди них значатся и люди, чьи судьбы тесно связаны с Российским флотом.

24 мая 1940 г. немецкие самолеты Ju-8 7 из состава 2-й эскадры пикирующих бомбардировщиков у мыса д'Альпрех в районе Дюнкерка тяжело повредили французский лидер эсминцев «Шакаль». Корабль потерял ход и был оставлен экипажем из-за угрозы обстрела с германских береговых батарей. Во время спасения команды погиб служивший на лидере лейтенант французского флота (выпускник Морского училища в Бресте 1924 г.) Григорий Митрофанович Афанасьев. За проявленный героизм он был посмертно награжден французским правительством орденом Почетного Легиона.

Афанасьев — бывший корабельный гардемарин (произведен 5 июля 1922 г. в Бизерте). Еще до поступления в Севастопольский морской кадетский корпус участвовал в боевых действиях на Черном море, будучи добровольцем на крейсере «Кагул». Во время обучения в Морском корпусе в Севастополе Афанасьев сумел проявить мужество и отличные морские качества. 3 сентября 1919 г. во время учебного плавания яхты «Забава», на которой проходили обучение гардемарины корпуса, произошел несчастный случай. Во время маневрирования налетел шквал, и командира яхты лейтенанта М.Л. Глотова ударом гика выбросило за борт. Яхта потеряла управление и полным ходом удалялась от места катастрофы. Боцман гардемарин Афанасьев смог справиться с ситуацией и вернуть яхту на место падения командира. Всю ночь команда занималась поисками, — правда, оказавшимися безуспешными, — и утром Афанасьев привел «Забаву» в Севастополь.

Воевали российские моряки и во французских сухопутных частях. Так, 14 июня 1940 г. в Ла Гранж-о-Буа (коммуна Сен-Меннегульд, департамент Марна) погиб сержант Алексей де Вульф (родился в 1899 г.). Он был моряком торгового флота, окончил Одесское мореходное училище, работал на судах Русского общества пароходства и торговли. Погребен на кладбище Сент-Женевьев де Буа.

В Тонкине (Северный Вьетнам) 1 апреля 1945 г. сложил голову Владимир Комаров — капитан французской армии, командир б-й роты 2-го батальона 5-го полка Иностранного легиона. Комаров — бывший кадет Севастопольского Морского корпуса, окончивший в 1926 г. французскую Сен-Сирскую военную школу.

Одному из русских эмигрантов — гардемарину Игорю Алексеевичу Буланину — провидение уготовило погибнуть на территории французской колонии в Индокитае[168], оккупированной в годы Второй мировой войны японцами.

Буланин был гардемарином Владивостокского морского училища. С июня по сентябрь 1921 г. он служил на Сибирской флотилии, вахтенным начальником на канонерской лодке «Патрокл», затем — рядовым Морской роты Сибирской флотилии. В эмиграции Буланин жил в Шанхае, затем — в Кантоне и Сайгоне. После занятия японцами Индокитая русский моряк ушел воевать в джунгли вместе с остатками французских колониальных частей. Впоследствии он возглавил партизанский отряд из местного населения (племя мяо), который вел боевые действия в джунглях. По свидетельству очевидца, «с таким отрядом, очень успешно воевал против японцев, заняв две главные дороги через Лаос и не пропуская ни один неприятельский караван; японские караваны безошибочно разбивались, а имущество передавалось дикарям». Успешная деятельность отряда Буланина продолжалась до декабря 1943 г. К этому времени на территории Индокитая активизировалось националистическое движение коммунистического толка — «Вьетминь», которое вело активную борьбу с колониальной администрацией. В итоге коммунистические партизаны, которым по каким-то причинам активная деятельность Буланина очень мешала, подкупили часть партизан из племени мяо. «Буланина они выдали, вернее указали, где он обретается; а жил он для безопасности на деревьях. Тут, после обеда, он крепко заснул и не слышал, как его окружили, потом схватили и отвели в тюрьму. Дело разбиралось не долго; Буланин был приговорен к смерти, его заставили рыть могилу». Казнь отважного русского моряка произошла 7 декабря 1943 г. По другой версии, Буланин был убит копьями. Посмертно Игорь Алексеевич Буланин был награжден правительством Франции орденом Почетного легиона.

Принять участие во Второй мировой войне довелось детям и внукам русских моряков, многие из которых пошли по стопам своих предков. Например, во французском флоте служил в чине мичмана Владимир Мстиславович Ермаков — сын инженера-механика генерал-лейтенанта М.П. Ермакова. Кстати, погибший в мае 1940 г. на лидере «Шакаль» Афанасьев приходился М.П. Ермакову племянником. Во французских сухопутных войсках служили и оба сына контр-адмирала Г.И. Бутакова.

В 1944 г. немцами был расстрелян Константин Иванов-Тринадцатый, бывший кадет Морского корпуса, внук скончавшегося во Франции в 1933 г. контр-адмирала Константина Петровича Иванова-Тринадцатого.

Во время Русско-японской войны 1904–1905 гг. лейтенант К.П. Иванов, служивший на броненосном крейсере «Рюрик», 1 августа (по старому стилю) 1904 г. вступил в бой с японскими кораблями эскадры адмирала Камимуры. В ходе ожесточенною боя корабль получил ряд тяжелых повреждений. Иванов, проявил настоящий героизм и, как положено командиру, последним покинул погибающий крейсер. За проявленную доблесть Константин Петрович удостоился ордена Святого Георгия 4-й степени. Кроме того, высочайшим повелением ему было дано право носить приписку «Тринадцатый» к фамилии. Здесь необходимо отметить, что все офицеры-однофамильцы в Русском флоте в официальных документах имели обозначавшиеся цифрами после фамилии номера. В зависимости от увеличения или уменьшения количества офицеров с одинаковыми фамилиями менялись и номера, что отмечалось в специальных приказах.

Нельзя сказать, что почетная приставка к фамилии принесла счастье ее обладателю. В 1916 г. Иванов командовал крейсером (бывшим броненосцем) «Пересвет» с момента выкупа у Японии вплоть до его гибели у Порт-Саида 22 декабря 1916 г. (корабль погиб либо подорвавшись на поставленной германской подводной лодкой мине, либо в результате диверсии). Затем участвовал в Гражданской войне на Юге России, уехал в эмиграцию, жил во французской «глубинке» и умер на чужбине. О службе его внука во французской армии, к сожалению, кроме факта гибели, ничего не известно[169].

В армии и флоте «владычицы морей» Великобритании также служили русские моряки. Например, инженер-механик капитан 1-го ранга Борис Германович Брандт, скончавшийся в Лондоне 31 октября 1939 г.

Наиболее известным из русских моряков, оказавшихся на английской службе, является капитан 1-го ранга Георгий Ермолаевич Чаплин, родившийся 5 апреля 1886 г. На его решение связать свою жизнь с морем во многом повлияли события Русско-японской войны 1904–1905 г. Чаплин поступил на флот юнкером в 1905 г.; через три года его произвели в мичманы по экзамену. В 1914 г. Чаплин окончил Николаевскую морскую академию (военно-морской отдел).

Во время Первой мировой войны Георгий Ермолаевич Чаплин находился на Балтике. С 9 октября 1914 г. по 9 июля 1915 г. место его службы — английская подводная лодка «Е-1», базировавшаяся на Либаву и принимавшая активное участие в боевых действиях. Затем Чаплина назначили исполнять должность старшего флаг-офицера по оперативной части штаба начальника минной обороны Балтийского моря. На этом посту он находился более полутора лет. По неподтвержденным данным, опубликованным в эмиграции, в конце войны Чаплин командовал эсминцем и даже отрядом миноносцев. Войну закончил в чине капитана 2-го ранга (произведен 28 июля 1917 г.). За участие в боевых действиях Чаплин был удостоен ряда наград, в том числе и Георгиевского оружия(1 декабря 1915 г.).

По примеру многих других офицеров, не желавших мириться с развалом страны и вооруженных сил, Чаплин решает поступить на английскую службу. По совету британского военно-морского агента капитана 1-го ранга Ф.-Н.-А. Кроми, Чаплин отправился на Русский Север. При поддержке местных офицерских организаций Чаплину в ночь на 2 августа 1918 г. удалось успешно провести антибольшевистский переворот в Архангельске. После падения советской власти он стал «командующим всеми морскими и сухопутными силами Верховного управления Северной области». Однако социалистический состав и недостаточная твердость нового правительства, возглавляемого старым эсером Н.В. Чайковским, не удовлетворяли чаяний совершивших переворот военных. 8 сентября группа офицеров во главе с Чаплиным арестовала членов Верховного управления и отправила их в Соловецкий монастырь.

Этот шаг вызвал резкий протест союзных посольств, и правительство вскоре вернулось к исполнению своих обязанностей. Зато самого Чаплина отправили в «ссылку»: ему запретили покидать деревню Исакогорка близ Архангельска. Впрочем, уже весной 1919 г. он командовал 4-м Северным стрелковым полком и был награжден британским орденом «За выдающиеся заслуги». Вскоре Чаплин получил чин капитана 1-го ранга и назначение на пост командующего действующими в Северной области речными и озерными флотилиями. В конце 1919 — начале 1920 г. Чаплин командовал Морским стрелковым полком, частично сформированным из матросов речных флотилий, не действовавших в зимний период.

После падения Северного фронта в феврале 1920 г. Чаплин покинул Архангельск вместе с эвакуирующимися морем частями на яхте «Ярославна» (он занимал должность ее коменданта). Местом эмиграции Чаплин выбрал Англию. В межвоенный период он не очень активно участвовал в т. н. «общественной жизни» русской колонии: «…эмигрантская политика, споры и раздоры казались ему настолько ничтожными по сравнению с задачами, которые стоят перед нами, что он оставался в стороне от всего». В 1930 г. Чаплин стал председателем «Союза участников Гражданской войны в Англии», входившего в 1-й отдел РОВС, т. е. фактически он стал английские представителем этой главной эмигрантской военной организации.

С началом Второй мировой войны Чаплин обратился в британский Генеральный штаб с предложением по организации русского добровольческого корпуса. По замыслу Чаплина, корпус предназначался для борьбы против Германии, а при благоприятном стечении обстоятельств, — и против СССР. Но этим планам, как и многим другим аналогичным проектам, не было суждено сбыться, и Чаплин поступил на службу в английскую армию в чине майора. Он занял должность командира 120-й роты Королевского корпуса пионеров (саперов). Первоначально Чаплин и его подчиненные занимались строительством укреплений на Шетландских островах.

6 июня 1944 г., во время знаменитой десантной операции по высадке войск союзников в Нормандии, находившаяся под командованием бывшего русского моряка часть оказалась отрезана от основных сил. Однако благодаря искусному маневру, разгромив преграждавшие ему путь немецкие подразделения, Чаплин соединился с главными силами. За этот подвиг он один из немногих во всем Корпусе пионеров получил младшую степень ордена Британской империи. В июле 1944 г. британский командующий фельдмаршал Монтгомери предложил Чаплину возглавить формирование, созданное из ранее находившихся в составе немецких войск бывших красноармейцев. Однако часть так и не сформировали, а захваченных англичанами в плен бывших бойцов Красной армии, впоследствии выдали СССР.

После войны Чаплин служил в должности коменданта лагеря военнопленных, а осенью 1947 г. вышел в отставку в чине подполковника. В конце службы Георгий Ермолаевич Чаплин возглавлял офицерскую школу Корпуса пионеров. После выхода в отставку активно участвовал в деятельности русского Национального объединения. Эта организация, созданная им самим, А.В. Байкаловым и Ф.А. Ивановым в 1939 г., имела широкие культурно-просветительские и политические задачи. Но лишения военных лет подорвали здоровье Георгия Ермолаевича Чаплина. 1 февраля 1950 г. он скончался от приступа стенокардии[170].

В Канаде, в Королевских воздушных силах, командиром спасательного катера служил лейтенант Н.А. Бекетов — выпускник Морского корпуса 1914 г. Он продолжал службу на флоте до самой смерти, наступившей в 1964 г. По морскому обычаю Бекетова похоронили в море с воинскими почестями. Бекетов — автор руководства по морскому делу и навигации, принятого в качестве официального наставления военно-морскими силами Канады.

В армии и флоте США служили некоторые члены Общества бывших русских морских офицеров в Америке. Так, в американский флот в 1942 г. были зачислены мичман военного времени А.Н. Ворыпаев в чине лейтенанта, корабельный гардемарин выпуска 1920 г. А.М. Кремков в звании субалтерн-офицера (соответствует рулевому-квартирмейстеру русской службы). Кремков (в Америке известен под фамилией Gard), прославился в эмиграции как художник-график и был похоронен на знаменитом Арлингтонском военном кладбище в Вирджинии.

Во время второй мировой войны в американскую армию были призваны бывший воспитанник Морского корпуса П.Н. Николаев; штабс-капитан по Адмиралтейству Б.С. Афросимов (призван как холостой, но через год демобилизован по возрасту и состоянию здоровья), капитан 2-го ранга Резерва американского флота (выпускник Школы мичманов военного времени 1917 г.) В.М. Фриде. В 1943 г. в американской армии служили лейтенант В.Н. Савинский, имевший аналогичный чин в американской армии, и мичман (производства 1920 г.) B.C. Веденяпинский. В отличие от других упоминаемых в статье моряков, его биография относительно известна. Веденяпинский прибыл в США из Бизерты, окончил университет, получил диплом инженера-строителя. Во время войны он три с половиной года служил в американском флоте, выйдя в резерв в звании старшего лейтенанта.

Из сыновей русских морских офицеров в течение 1941–1942 гг. против Германии и ее союзников воевали О. Жукорнов, Д. Погожев, В. Головизнин, Н. Совинский (до осени 1945 г. числился в американском флоте, в гидрографическом управлении, и его отец — лейтенант В.Н. Совинский), А. Головачев. Первые трое в 1943 г. окончили различные военные школы и были произведены в офицеры. В. Головизнин в чине мичмана воевал на Тихом океане, а О. Жукорнов — лейтенантом на итальянском фронте. Там же в авиации воевал и Н. Совинский, произведенный в чин, соответствующий мичману. Совинский был награжден за боевые заслуги рядом медалей, в том числе «Серебряной звездой». В Северной Африке в боях у Орана погиб сын мичмана С.А. Кушнарева, лейтенант американской армии Г.С. Кушнарев. Добровольцем поступил в американский флот бывший корабельный гардемарин Сибирской флотилии Юрий Петрович Хейсканен. Первоначально он ходил на одном из кораблей в Тихом океане, а затем состоял офицером для связи с советским морским командованием в Майами (штат Флорида) и в Колд-Бее на Аляске. О встрече с Хейсканеном оставил воспоминания контр-адмирал Б.В. Никитин, в 1942–1945 гг. — член закупочной комиссии СССР в США по приемке кораблей. «Однажды ко мне на прием пришел американский офицер, отрекомендовавшийся лейтенантом резерва Юрием Петровичем Хайксаненом [так в тексте, здесь и далее следует читать — Хейсканен. — Н.К.]. Было заметно, что он очень взолнован. После неловкой паузы Хайксанен сказал, что он из гардемаринов царского Морского корпуса, бывший белогвардеец. Я никак не реагировал на это заявление, и лейтенант совсем смутился. Наконец Хайксанен проговорил, что прошлое не позволяет ему выполнять обязанности переводчика: как бы добросовестно он ни выполнял их, доверять ему советские моряки не будут. В то же время он — как русский и патриот — любит Россию и всем сердцем на стороне ее народа и героической русской армии. Я успокоил лейтенанта, постарался убедить, что сейчас дело не в прошлом, а в честной совместной работе. Надо сказать, что опыт дальнейшего сотрудничества в базах на восточном побережье Штатов, а затем и на Аляске показал, что Хайсканен говорил правду: работал он очень хорошо»[171]. После войны Хейсканен продолжал состоять в резерве флота и к концу своей жизни (он скончался в 1956 г.) имел звание капитана 2-го ранга резерва флота США.

Служили под звездно-полосатым флагом и сыновья известного, русского морского летчика, продолжившего свою летную карьеру в эмиграции, — Виктора Викторовича Утгофа. Наибольшую известность получил его младший сын — Вадим Викторович Утгоф. Он родился в 1917 г., ребенком вместе с родителями эмигрировал из России. В 1939 г. Утгоф-младший закончил Морскую академию США в Аннаполисе, в 1942 г. получил диплом морского летчика. В годы Второй мировой войны В.В. Утгоф командовал авиационной эскадрильей, в состав которой входили самолеты PBY «Каталина». Его эскадрилья действовала в юго-западной части Тихого океана. Об эскадрилье Утгофа, уничтожившей в итоге ряд судов (по официальным американским данным — общим водоизмещением около 96 тысяч т), неоднократно писала пресса Соединенных Штатов; о ней упоминалось и в реляциях, направляемых президенту США. За участие в боях Второй мировой Вадим Викторович удостоился ряда высоких американских боевых наград: ордена «Легион Почета», креста «За выдающиеся летные заслуги» и «Воздушной медали» с золотыми звездами. В период войны в Корее Утгоф командовал 40-й патрульной эскадрильей морской авиации и был награжден «Поощрительной медалью военно-воздушных сил». Летом 1963 г. он вышел в отставку в чине капитана 1-го ранга с поста командующего американской морской авиационной базой в городе Сигонелла на острове Сицилия (Италия). Находясь в отставке, начиная с осени 1964 г. Утгоф состоял преподавателем инженерной аэронавтики в Морской академии США в Аннаполисе. В 1983 г. он оставил эту должность, получив звание почетного профессора Утгоф являлся членом различных ученых и ветеранских организаций, стал автором многочисленных научных трудов. Вадим Викторович Утгоф скончался 18 июля 2002 г. в своем доме в Айлсборо (штат Мэн, США) от сердечного приступа.

По-иному сложилась судьба его старшего брата — старшего лейтенанта американского флота Виктора Викторовича Утгофа (полного тезки своего отца). Он родился в 1915 г. в Севастополе. По примеру отца Утгоф-младший выбрал авиационную карьеру. До войны он работал летчиком на различных авиазаводах, впоследствии организовал частный аэродром С началом войны Утгоф поступил на службу в морскую авиацию США бороться против «коричневой чумы». 25 сентября 1942 г. он был произведен в мичманы Морского резерва и в дальнейшем служил пилотом военной авиатранспортной службы. После войны по решению особой комиссии Утгофа перевели в боевую авиацию. Как и брат, участвовал в войне в Корее 1950–1953 гг. в составе эскадрильи, патрулировавшей побережье Китая и Кореи. За участие во Второй мировой и Корейской войнах Виктора Викторовича наградили рядом американских медалей. После окончания войны в Корее, окончив специальную школу, Утгоф стал испытателем морских самолетов. На этой службе его и настигла гибель. 7 декабря 1955 г. Виктор Викторович погиб при взрыве на испытаниях гидросамолета Мартин ХР6М «Симастер».

На американской военной службе состоял и второй лейтенант инженерных войск — Д.В. Погожев. После окончания различных курсов (в том числе и по ведению войны в джунглях) он принимал участие в боях на севере Новой Гвинеи, в высадках на островах Моротай и Лусцон Филиппинского архипелага. Против Германии воевал сын капитана 1-го ранга И.В. Миштовта, бывшего морского агента в США, капитан американской пехоты В.И. Миштовт. За боевые заслуги капитан получил несколько наград, в т. ч. «Серебряную Звезду».

Необычна судьба Георгия Семеновича Серебреникова, старшего лейтенанта Российского флота, закончившего Морской корпус в 1909 г. В 1930 г. он сумел из Владивостока перебраться в Мукден, а в 1940 г. прибыл в США. Во время войны служил на десантных транспортах на Тихом океане (известно, что после окончания войны Серебреников командовал LST-715).

Но, пожалуй, самая неординарная боевая биография оказалась у гардемарина Морского училища во Владивостоке Вадима Алексеевича Багговута. Ему довелось сражаться с японцами в армии Филиппинской республики. Стоит напомнить, что со второй половины XVI в. по 1896 г. Филиппинские острова являлись испанской колонией. В 1896–1898 гг. в стране предприняли попытку провозглашения независимой Филиппинской республики, но после войны Испании с США 1899–1901 гг. Филиппины до 1934 г. оставались американской колонией. С 1934 г. Республика Филиппины получила автономию, но окончательно была признана в качестве суверенного государства в 1946 г.

Багговут в составе 3-й роты Отдельных гардемаринских классов в октябре 1917 г. убыл для прохождения практики на вспомогательном крейсере «Орел» на Дальний Восток В декабре следующего года он был зачислен в Морское училище, но в январе 1920-го не покинул Владивосток вместе с большинством гардемарин, а остался на Дальнем Востоке. В 1921–1922 гг. Багговут воевал в Морской роте Сибирской флотилии и 2-й роте Отдельного морского десантного батальона Проходя службу в этих частях, он получил чин подпоручика (в августе 1921 г. «переименован» в мичманы военного времени). С августа 1922 г. Багговут служил на канонерской лодке «Манджур», и 13 августа воеводой Земской рати он был разжалован «в рядовые за отсутствие чести и достоинства офицерского звания» (конкретная причина неизвестна). Впрочем, на момент эвакуации он вновь числился мичманом военного времени. Прибыв на одном из кораблей Сибирской флотилии на Филиппины, Багговут остался там на всю жизнь. Во время оккупации Филиппин японцами Вадим Алексеевич участвовал в партизанском движении и получил звание капитана регулярной армии Филиппин. Умер на Филиппинах, в Маниле, 1 октября 1966 г.[172].

Завершая главу, посвященную участию русских моряков в различных войнах и конфликтах XX века, хотелось бы остановиться на одном важном моменте. В последнее время в работах, повествующих о русской эмиграции, появилась тенденция разделения эмигрантов, воевавших в различных армиях мира, на «плохих» и «хороших». При этом в отрицательные персонажи огульно записываются все, кто воевал в годы Второй мировой на стороне Германии и ее союзников, а также ряда «тоталитарных» правительств.

На наш взгляд, такое огульное деление совершенно недопустимо. Необходимо учитывать обстоятельства, которые привели русских людей в тот или иной лагерь. Для многих из них страны, давшие им приют, оказались действительно второй Родиной, которой ее новые сыновья искренне желали помочь. Кто-то из эмигрантов искренне намеревался добиться освобождения России от большевиков с помощью иностранного оружия. Другие эмигранты, руководствуясь своими идеями и представлениями, встали на противоположный путь. Нельзя забывать и том, что многие эмигранты (и особенно их дети) были мобилизованы в вооруженные силы тех стран, в которых они жили.