Русский Лондон

Глава восьмая Театрально-художественная мозаика

В 1911 году лондонский зритель был покорен русским балетным искусством. «Русские сезоны» посетили британскую столицу. Театральные залы рукоплескали великим танцовщицам Матильде Кшесинской в «Лебедином озере» и Анне Павловой в «Жизели». Вдохновителем и организатором замечательного действа был Сергей Павлович Дягилев — русский импресарио, коллекционер, издатель, театральный деятель.

Потомственный дворянин, окончивший юридический факультет Петербургского университета, Сергей Павлович вскоре понял, что главным его предназначением является искусство. Исследователь творческой биографии Дягилева А. Соколов-Каминский писал:

Сергей Павлович решил направить свои усилия на пропаганду художественного, театрального, вокального и балетного творчества. Начало Русским сезонам — ежегодным концертам и спектаклям, открывавшим Западу достижения русского искусства — было положено в 1906–1908 годах.

Балет впервые появился в «Сезонах» Дягилева в 1909 году. Значительный успех был достигнут благодаря хореографу Михаилу Фокину. В составе Сезонов принимали участие выдающиеся танцовщицы А. Павлова, Т. Карсавина, И. Рубинштейн, В. Нижинский, М. Фокин. Спектакли оформляли замечательные русские художники А. Бенуа, Н. Рерих, К. Коровин, А. Бакст, Е. Смирнова, С. Федорова, А. Больм, А. Головин и другие.

Когда «Сезоны» прибыли в Лондон, труппа была явлением не эпизодическим, а сформировавшимся, как казалось ее организаторам, и постоянным. После Монте-Карло, Рима и Парижа выступления в британской столице были приурочены к коронации Георга V. Сенсационный успех Карсавиной и Нижинского был тогда подтверждением надежд Дягилева. Но Фокин, по мнению Сергея Павловича, выступал «ниже своих возможностей».

Как отмечал исследователь творческой биографии Дягилева А. Соколов-Каминский:

Создание на постоянной основе труппы из блистательных артистов неизбежно требовало не только творческих изысканий, но и достойного обеспечения их «хлебом насущным». И — началась череда изматывающих гастролей по городам Европы и Америки. В этот раз — ставка была сделана на танцовщика и хореографа Большого театра Леонида Мясина.

В Лондоне в 1919 году с успехом прошли спектакли с участием Л. Мясина «Волшебная лавка» на музыку Дж. Россини с оформлением А. Дерена, «Треуголка» на музыку М. де Фальи с оформлением Пикассо. Но потом Дягилев назначил хореографом труппы талантливую Брониславу Нижинскую, которая поставила после этого много значимых спектаклей с участием известных русских танцовщиков и оформителей.

«В последние годы Дягилев утратил былой всепоглощающий интерес к балету, сосредоточившись снова на коллекционировании, собирал раритеты — автографы, редкие издания, особенно все, что было связано с Пушкиным, — писал Соколов-Каминский. — Умер Дягилев в Венеции (в 1929 г., в возрасте пятидесяти семи лет) и там же был похоронен».

После его смерти антреприза не прекратила своего существования. Она продолжила традиции славных Дягилевских сезонов. И в наше время Лондон приветствует артистов русского балета.

Танцовщица, покорившая Лондон во время Русских сезонов, Анна Павловна (Матвеевна) Павлова была дочерью отставного солдата Матвея Павловича Павлова и прачки Любови Федоровны.

Еще до приезда в британскую столицу она стала признанной артисткой Мариинского театра. Зрители особенно полюбили ее в партиях: Зюльма («Жизель» А. Адана), подруга Флер де Лис («Эсмеральда» Ц. Пуни), фея Кандид («Спящая красавица» П. Чайковского) и других.

В 1905 году она получила звание балерины, в 1906-м — примы-балерины. Анна Павлова гастролировала по Европе. Успех ее за рубежом был не меньшим, чем на родине.

Для Михаила Михайловича Мордкина, танцовщика Большого театра и балетмейстера, Лондон стал счастливым городом. Именно здесь, весной 1910 года, к нему пришла настоящая слава. Отчасти этому способствовала партнерша — непревзойденная Анна Павлова.

Современники в воспоминаниях отмечали, что такого балетного искусства британская столица еще не видывала. «Русский сезон» стал настоящим культом, а исполнители — узнаваемы и любимы публикой. В 1910–1911 годах Мордкин и Павлова совершили длительные гастроли по Великобритании и по Северной Америке.

«Весной 1911 года лондонский «Palace Theatre» снова показывал Павлову и ее товарищей, — писал исследователь биографии Павловой А. Соколов-Каминский. — Балетные номера составляли 2-е отделение обычной программы ревю с участием акробатов, жонглеров, дрессированных собачек…» Павлова в «Жизели» покорила лондонцев. Осенью 1911 года она выступала в Ирландии и в Шотландии. Во время гастролей ей приходилось выполнять еще и функции антрепренера. В той поездке ее партнером был московский танцовщик Л. Новиков.

«Рамки казенного театра для Павловой уже стали тесны, — отмечал биограф. — Она предпочитала быть полной хозяйкой. А это выдвигало новые трудности. Маленькая передвижная труппа не могла соперничать с Мариинским театром ни исполнительским составом, ни музыкальной культурой, ни оформлением. Утраты были неизбежны и весьма ощутимы, особенно при обращении к академическому репертуару».

В начале Первой мировой войны Анна Павлова снова приехала в Лондон, где собрала небольшую труппу русских артистов. С ними она отправилась в многолетнее турне. Однако на родину Павлова уже не вернулась. Но жители Норвегии, Дании, Австрии, Германии, Испании, Франции, Японии, Индии, Цейлона, Африки, Австралии и других стран воспринимали Анну как звезду и посланца России.

«К положению в России Павлова не была безучастна, — писал биограф. — Она присылала посылки в трудные послереволюционные годы учащимся Петербургской балетной школы, переводила крупные денежные средства голодающим Поволжья, устраивала благотворительные спектакли с целью поддержать бедствующих на родине».

По воспоминаниям современников, прославленная Анна Павлова умерла во время гастролей в Гааге в 1931 году, не дожив одной недели до своего пятидесятилетия.

Танцовщица Тамара Платоновна Карсавина, принимавшая участие в Дягилевских сезонах в Лондоне, происходила из потомственной актерской среды. Ее отец, Платон Константинович, был ведущим классическим танцовщиком Мариинского театра, учеником Мариуса Петипа. Известный публицист, поэт и философ, один из основателей славянофильства А. Хомяков приходился ей дядей.

С юных лет Тамара Платоновна стала участвовать в спектаклях Мариинского театра. «Искусство Карсавиной складывалось в пору кризиса академизма и поисков выхода из него, — писал исследователь ее биографии А. Соколов-Каминский. — Академической танцовщицей инструментального типа с блестящей виртуозной техникой она так и не стала. Талант Карсавиной раскрывался как бы нехотя и неторопливо, ожидая творческих импульсов и новых идей извне…»

В 1906 году состоялись ее гастроли в Лондоне. Карсавина встретилась со знаменитым хореографом Фокиным и участвовала в новой редакции «Шопенианы». «Уникальность дара Карсавиной, — писал биограф, — проявилась в работе над новыми постановками Фокина. Найденное там оказывало свое воздействие и на исполнение традиционных спектаклей. Все помогало воплощению замыслов хореографа: чувство стиля, способность проникнуть в авторский замысел и, не в последнюю очередь, внешность танцовщицы — изысканная лепка безупречно красивого лица с задумчивыми карими глазами, необыкновенного оттенка нежная смугловатая кожа; неторопливая вкрадчивая грация завораживали зрителей, и товарищей по сцене…»

После разрыва отношений Анны Павловой с Дягилевым Карсавина стала примой-балериной «Русских сезонов».

Специалисты считают, что именно на время выступлений в Лондоне приходятся высшие сценические достижения Карсавиной: партия Девушки («Видение розы»), Балерина («Петрушка»), Жар-птица, Зобеида («Шехеризада» Н. Римского-Корсакова), любимая жена султана («Исламей» Н. Балакирева), Тамара («Тамара» Балакирева), Шемаханская царица («Золотой петушок» Римского-Корсакова), первая исполнительница в фокинских постановках «Египетские ночи», «Нарцисс», «Карнавал» и другие.

На лето 1918 года пришлось воссоединение Карсавиной с Дягилевской антрепризой, где она оставалась до 1929 года. Как отмечал биограф: «Наряду с прежними она исполнила партии в новых постановках Л. Мясина, ставшего главным хореографом труппы. В «Треуголке» М. де Фальи Карсавина с большим успехом исполнила роль очаровательной Мельничихи. Партнером был Мясин, сочинивший темпераментные и очень выразительные испанские танцы». Представление состоялось в Лондоне в 1919 году.

После смерти Дягилева Карсавина продолжала заниматься балетом. Вначале она оказалась в труппе «Ballet Rambert». Потом, оставив сцену в 1931 году, посвятила себя педагогической деятельности.

Помимо преподавательской работы Карсавина написала ряд статей, мемуаров, методических пособий. Она стала вице-президентом английской Королевской академии танца. Умерла Карсавина в Лондоне в 1978 году в возрасте девяноста трех лет.

Танцовщик, балетмейстер Вацлав Фомич Нижинский тоже принадлежал к театральной династии балетных артистов в четырех поколениях. Закончив Петербургское театральное училище, он обратил на себя внимание «феноменальными физическими данными, прежде всего огромным прыжком».

Весной 1907 года Нижинский «был принят на Мариинскую сцену и сразу же стал желанным партнером для балерин. Даже всесильная М. Кшесинская пожелала танцевать с ним… в «Тщетной предосторожности» и «Принце-садовнике». Успех юноши затмил привычный успех фаворитки, но та пренебрегла минутной досадой и от совместных выступлений с ним не отказалась…» — свидетельствовал биограф.

Исполнительский талант Вацлава раскрылся благодаря Фокину.

Даже присутствие несравненной Анны Павловой в «Павильоне Артемиды» не затмило дарования Нижинского.

«Мужской танец достигал поэтической сущности женского и едва ли не превосходил его, — отмечал А. Соколов-Каминский. — Очертания танца Нижинского становились изменчивы и капризны, обретая богатство оттенков и полутонов и размывая тем определенность контуров пластики, его прыжок неправдоподобно длился, словно утрачивал тяготение к земле».

Мировая слава Вацлава началась с «Русских сезонов». Служба в Мариинском театре отошла на второй план. Вершиной в исполнительском искусстве Нижинского стал 1911 год — третий Дягилевский сезон. В это время в Лондоне «в рамках своеобразной ретроспективы репертуара антрепризы за прошедшие три года было показано в сокращенном варианте «Лебединое озеро» с М. Кшесинской и В. Нижинским. Подлинной сенсацией Сезона стали фокинские новинки…»

Далее были гастроли по городам Европы и Америки, а затем — тяжелая болезнь. Умер Вацлав Фомич в Лондоне. Тело его было перевезено для погребения в Париж.

Соколов-Каминский писал: «Нижинский совершил смелый прорыв в будущее балетного искусства, открыл утвердившийся позднее в танце стиль экспрессионизма и принципиально новые возможности пластики. Его поразительная интуиция проникала в глубины подсознания, чтобы воплотить смутные ощущения в невиданные прежде хореографические образы…»

Живописец, портретист, график, художник театра Дев Самойлович Бакст имел самое непосредственное отношение к Дягилевским сезонам. Задолго до этого он сблизился с кружком А. Бенуа и всячески поддерживал молодые художественные таланты России. Именно Бакст стал инициатором проведения выставки русских и финляндских художников в разных странах Европы.

В конце XIX века Лев Самойлович написал портреты деятелей культуры серебряного века: В. Нувеля, Д. Философова, А. Бенуа, И. Левитана, Ф. Малявина, В. Розанова, 3. Гиппиус, С. Дягилева, А. Павловой и других. Он занимался книжной и прикладной графикой. Специалисты считают, что наиболее полно Бакст реализовал свой талант в театре. Он оформлял спектакли в Эрмитажном, Мариинском, Александрийском театрах.

Наиболее плодотворный период творчества Льва Самойловича пришелся на начало его сотрудничества в антрепризе Дягилева с 1909 года. «Бакст стал одной из центральных фигур Русских сезонов, выполнив эскизы декораций и костюмов к балетам, слагающимся в несколько тематических циклов… — писал исследователь творческой биографии художника С. Голынец. — В работе для сцены раскрылась способность Бакста… смело переосмыливать его (искусства прошлого) мотивы, подчинять их вкусам, настроениям, ритмам своей эпохи… Созданные им эскизы костюмов оказывались проектами будущего сценического образа, помогавшими М. Фокину, В. Нижинскому и др. балетмейстерам и танцовщикам найти соответствующее хореографическое решение. Бакст во многом определил то воздействие, которое Русские сезоны оказали на мировой балет и декорационное искусство».

В 1914 году Бакст стал действительным членом российской Академии художеств. Он продолжал сотрудничать с Дягилевской антрепризой. В начале XX века Лев Самойлович написал портреты Ж. Кокто, Л. Мясина, В. Цуки, И. Рубинштейн, И. Бунина и многих других легендарных личностей. Он выполнил несколько декоративных панно для особняка Д. Ротшильда в Лондоне. Бакст продолжал активную выставочную деятельность в Париже, Брюсселе, Нью-Йорке, Бостоне, Филадельфии, Чикаго и других городах Европы и Америки. В 1912, 1913, 1917, 1976 годах состоялись выставки его работ в Лондоне. До сих пор, помимо России и Америки, его картины хранятся в Музее Эшмолиана в Оксфорде.

Исследователь творчества художника С. Голынец отмечал: «Влияние Бакста перешагнуло границы рампы, сказалось в оформлении интерьера и в светской одежде. Крупнейшие парижские модельеры Пуаре, Пакен, Ворт, Куртизье создавали модели, навеянные бакстовскими спектаклями, и сам художник приходил к сотрудничеству со знаменитыми фирмами, принося в костюм яркую театральность».

Хореографа, танцовщика Джорджа Баланчина (настоящее имя Баланчивадзе Георгий Мелитонович, Джордж Баланчин — театральный псевдоним, придуманный С. Дягилевым) судьба свела с Сергеем Дягилевым в середине 20-х годов XX века. Для Баланчина, учащегося Петербургского театрального училища, сценическими кумирами были Е. Гердт, Т. Карсавина, С. Андрианов и П. Владимиров. После закрытия училища в 1917 году Баланчин остался в Петрограде, зарабатывая на жизнь тапером.

Георгий «мечтал о новом искусстве, жадно тянулся к знаниям. Параллельно с возобновившимися занятиями в училище он поступил в Петроградскую консерваторию на теоретико-композиторский и фортепианный факультеты».

Баланчин увлекся балетмейстерским искусством и был принят в кордебалет бывшего Мариинского театра. Исследователь творческой биографии А. Соколов-Каминский писал: «Баланчин ставил охотно и много: пантомимное действо на фоне хора, произносившего текст поэмы А. Блока «Двенадцать», танцы в опере «Золотой петушок» Н. Римского-Корсакова на сцене Малого театра, танцы в драматических спектаклях Александрийского и Свободного театров…»

Выехав за рубеж, Баланчин встретился с Дягилевым. Началось их сотрудничество, длившееся более четырех лет, вплоть до смерти Дягилева в 1929 году.

В начале 20-х годов XX века театральная судьба свела его с танцовщицей Александрой Дионисьевной Даниловой. В постановке Баланчина на музыку Э. Фибиха «Поэма» они выступили с Даниловой в лирическом дуэте.

Танцовщица и впоследствии педагог А.Д. Данилова в юности училась в Петербурском театральном училище под руководством знаменитых педагогов О. Преображенской и А. Вагановой. После окончания училища она была зачислена в кордебалет Мариинского театра (в 20-х годах переименован в Петроградский театр оперы и балета). Здесь Александра Дионисьевна исполнила много сольных партий. В 1922 году она увлеклась хореографическими замыслами своего соученика и партнера Георгия Баланчивадзе.

Летом 1925 года вместе с участниками коллектива «Молодой балет», в составе которого были Г. Баланчивадзе, Н. Ефимов, Т. Жевержеева и другие, Данилова отправилась в турне по городам Германии и Англии. Исследователь ее творческой биографии Г. Андреевская писала: «В Лондоне (Данилова) была приглашена С. Дягилевым в труппу «Русский балет». Здесь брала уроки у Э. Чекетти — штатного педагога труппы. Первая сольная партия — «Камаринска» в «Русских сказках» Л. Мясина (комп. А. Лядов). В 1926 году станцевала Одетту-Одиллию в сокращенном варианте «Лебединого озера» и, после ухода В. Немчиновой, заняла место ведущей солистки труппы».

Партнерами Даниловой в разные годы были Баланчин, Мясин, Лифарь, Долин. С ней работали балетмейстеры Фокин, Нижинская и другие. С Джорджем Баланчиным Александру Дионисьевну связывали близкие отношения. Последней ее партией в «Русском балете» С. Дягилева была Аврора в «Свадьбе Фигаро», которую балерина исполнила в Лондоне в 1929 году.

Судьба уготовила Даниловой долгую творческую жизнь. В 1949 году, когда ей было сорок пять лет, она со своим постоянным партнером Ф. Франклином выступала в Лондоне в «Sadler’s Wells Ballet» в «Жизели», «Коппелии», «Волшебной лавке», следуя в своем творчестве постановочным установкам Баланчина. В 1952 и 1955 годах Данилова танцевала в лондонском «Festival Ballet» в комедийном балете 3. Зорина «Мадмуазель Фифи». Спустя несколько десятилетий, в 1971 году, она еще раз поразила лондонскую публику, появившись в столичном театре «Coliseum» в пантомимной роли Королевы в «Свадьбе Авроры».

Закончив балетную карьеру, Данилова занялась педагогикой и пропагандой русского искусства. Исследователь творческой биографии Александры Дионисьевны Г. Андреевская писала: «…по приглашению (Данилова) начала вести занятия по изучению классических вариаций… преподавала классический танец, ставила с учащимися фрагменты из классических русских балетов».

Балетные традиции прославленных Чекетти, Легата, Егоровой, Преображенской, Кшесинской легли в основу ее преподавания. Биограф отмечал:

Балетмейстер, танцовщик, впоследствии педагог Адольф (Эмилий) Рудольфович Больм после окончания Петербургского театрального училища стал артистом балета Мариинского театра. Среди партнерш Больма были прославленные балерины А. Павлова, Ю. Седова и другие.

В 1907 году Больма пригласил М. Фокин для гастролей Мариинского театра в Москве. Адольф Рудольфович организовал в 1908 году первую зарубежную поездку А. Павловой, выступая ее партнером. В 1909 году вместе с Павловой совершил второе зарубежное турне.

«В 1909 и 1910 годах участвовал в Русских сезонах С. Дягилева… — писала исследователь творческой биографии Больма Г. Андреевская, — выступив в партии Главного воина (Лучника, «Половецкие пляски» на муз. А. Бородина) и, по признанию Фокина, был великолепен…»

Фокин писал по этому поводу: «Это самая лучшая его роль, и он остался ее лучшим исполнителем. Много видал я «Главных воинов», но для меня Больм остался «incomparable» (несравненным)…»

В 1910 году Эмилий Рудольфович выступал в Лондоне со знаменитой танцовщицей Л. Кякшт в «Empire Theatre». Он поставил для этих гастролей «Хореографическую фантазию». С 1911 года Больм начал выступать в «Русском балете» С. Дягилева, став ведущим солистом труппы. Спустя несколько месяцев его назначили репетитором труппы. Эту должность он совмещал с выступлениями. Его партнершами были Т. Карсавина и К. Маклецова.

Как отмечал биограф, в то время Больм создал партии Принца (Путника, «Тамара», композитор М. Балакирев), Дракона («Дафнис и Хлоя», композитор М. Равель) Исполина Амуна («Клеопатра», композитор А. Аренский), Пьеро («Шехеразада» на музыку Н. Римского-Корсакова), Иллариона в «Жизели» (композитор А. Адан), Голубую птицу («Спящая красавица» П. Чайковского) и многие другие.

После европейского триумфа Эмилий Рудольфович переехал в США. Исследователь творческой биографии Больма Г. Андреевская отмечала, что он был «высоко оценен… как хореограф, который в своей постановочной работе часто использовал музыку американских композиторов, занимал американских артистов и тем самым способствовал становлению американского балета… Больм вел и педагогическую деятельность… В процессе обучения он следовал методе Э. Чеккети, на каждом уроке задавая новые хореографические композиции, поражая своих учеников богатой фантазией и сложностью ритмического рисунка…»

Знаменитый танцовщик умер в Америке в 1951 году, в возрасте шестидесяти пяти лет.

До лондонского успеха 1911 года в Русских сезонах С. Дягилева Матильда Феликсовна Кшесинская была уже известной и всеми почитаемой танцовщицей. После окончания Петербургского театрального училища она дебютировала на Мариинской сцене в 1890 году, исполнив па-де-де из «Тщетной предосторожности» вместе с танцовщиком театра Н. Легатом. Начало блестящей балетной карьере было положено.

Исследователь творческой биографии артистки А. Соколов-Каминский писал: «Параллельно с творческой началась другая, не менее важная в ее жизни, светская карьера. Знакомство с наследником, будущим императором Николаем II, ознаменовало начало биографии наложницы…»

После вступления наследника в законный брак их отношения прекратились, но Николай II продолжал оказывать покровительство бывшей возлюбленной. Кшесинская заняла привилегированное положение не только на службе, но и во всем театральном обществе.

Однако ее успех танцовщицы только отчасти был достигнут благодаря высокому покровительству: безусловно, Кшесинская была талантлива. Биограф отмечал:

Ей поручали сольные партии: фея Кандид, Красная шапочка Аврора в «Спящей красавице» П.И. Чайковского, первая героиня в балете М. Петипа «Калькабрино» Л. Минкуса, фея Драже в «Щелкунчике» П.И. Чайковского, Тереза в «Привале кавалерии» И. Армсгеймера и многие другие. Продолжилось ее плодотворное сотрудничество с хореографом М. Петипа, затем — с Н. Легатом. Появилось новое поколение балерин: А. Павлова, Т. Карсавина, Л. Кякшт, В. Нижинский и другие. Кшесинская пережила трудное время, однако выстояла. Она опять победила, в первую очередь своим талантом, хотя не последнюю роль в ее успехе играло то обстоятельство, что ее опекал в то время великий князь Сергей Михайлович. Матильду Феликсовну узнали и полюбили в Европе, благодаря зарубежным гастролям актрисы.

В 1911 году ее пригласил принять участие в Русских сезонах С. Дягилев. В это время он набирал труппу для поездки в английскую столицу. Вначале танцовщица отказалась, однако потом согласилась. Выступления Кшесинской в па-де-де из последнего акта «Спящей красавицы», в «Лебедином озере» и «Карнавале» вместе с партнером В. Нижинским имели большой успех.

В 1920 году Матильда Феликсовна покинула Россию и поселилась во Франции. По утверждению биографов, последнее выступление Кшесинской состоялось на лондонской сцене в 1936 году, когда ей исполнилось шестьдесят три года!.. Она триумфально станцевала «Русский танец» в гала-спектакле «Русского балета Монте-Карло».

В 50-х годах прошлого века в Лондоне учредили Федерацию русского классического балета, в которую вошло более десяти английских балетных школ. Кшесинская возглавила эту организацию. «В мае 1951 года она приехала в Лондон, — писал А. Соколов-Каминский, — присутствовала на экзаменах и отчетном представлении, участвовала в уроке характерного танца. Во время гастролей Большого театра в «Grand-Opera» Кшесинская посетила выступления москвичей». В преклонные годы Матильда Феликсовна продолжала работать, написала воспоминания, изданные на нескольких языках. До своего столетия легендарная танцовщица не дожила всего один год…

Танцовщице, крестьянской дочери, Лидии Георгиевне Кякшт было двадцать три года, когда она навсегда (с 1908 года) поселилась в Лондоне, периодически покидая Англию для зарубежных гастролей.

До этого шесть лет она танцевала в кордебалете Мариинского театра и имела на своем счету немало балетных ролей: Сванильда в «Коппелии» Л. Делиба, Царь-девица в «КонькеТорбунке» Ц. Пуни, Роза в «Аленьком цветочке» Ф. Гартмана, Фея Бриллиантов в «Спящей красавице» П. Чайковского и другие. Кстати, Лидия Георгиевна была одноклассницей Т. Карсавиной по балетному отделению Петербургского театрального училища. Со своими бывшими коллегами — русскими актерами — ее, в частности, сводили «Русские сезоны» Дягилева, в которых она принимала участие в качестве приглашенной балерины. В разные времена ее партнерами были известные российские танцовщики В. Нижинский, А. Больм, Л. Мясин, М. Фокин и другие.

Дебютом Лидии Георгиевны в Лондоне стало ее выступление в дивертисменте на сцене «Empire Theatre». Исследователь творчества артистки Г. Андреевская отмечала: «Кякшт была первой русской балериной, продемонстрировавшей английской публике академическую школу балета; произвела огромное впечатление на английского зрителя». В лондонских театрах «Coliseum» и «Alhambra» Лидия Георгиевна танцевала в балетах «Коппелия» Делиба, «Жавотта» Сен-Санса, «Тщетная предосторожность» Гертеля и других. Непревзойденной были ее выступления в английских балетах-феериях.

В 1925–1926 годах проявились организаторские способности Кякшт, результатом которых явилось создание ее собственной труппы под характерным названием «На русский манер». Артисты с успехом гастролировали по городам и весям Англии. Помимо этого, Лидия Георгиевна была примой-балериной ряда небольших английских трупп, с которыми выступала в Лондоне, а также выезжала в зарубежные турне.

Оставив сцену в начале 30-х годов прошлого века, организовала передвижную труппу «Русский балет Лидии Кякшт», где работали, помимо русских, и английские балетмейстеры. Здесь начала свою карьеру и дочь Кякшт Лидия, выступив в качестве балетмейстера.

Г. Андреевская писала, что Лидия Георгиевна вела в Лондоне «педагогическую работу; преподавала в школе «Sadler’s Wells»; в 1935 году организовала собственную школу, которая вскоре стала известна как «академия танца Лидии Кякшт» (через нее прошли многие известные английские артисты балета); в 1953–1959 годах вела занятия в школе Николаевой-Легат…» Всей своей жизнью и деятельностью Лидия Георгиевна пропагандировала русский классический балет. Умерла Кякшт в Лондоне в 1959 году.

Одну из лондонских балетных школ, в которой преподавала А.Г. Кякшт, возглавляла вдова танцовщика, педагога и балетмейстера Н.Г. Легата. Н.А. Николаева-Легат подхватила дело всей жизни своего мужа и успешно с этим справлялась долгие годы.

Сам Николай Густавович оказался в Лондоне после размолвки с Дягилевым. Их сотрудничество длилось около года, однако знаменитый импресарио, которому были чужды старые традиции в русском балете, исповедуемые Легатом, незамедлительно нашел повод и вынудил танцовщика подать в отставку во второй половине 20-х годов прошлого века.

Николай Густавович имел полное моральное право отстаивать свои позиции, так как к тому времени, когда Дягилев замыслил и воплотил свои Русские сезоны в жизнь, Легат был уже на вершине славы. Его сценическая карьера началась в 1888 году в Мариинском театре. Произошло это, когда пошла на спад балетная карьера таких корифеев, как П. Гердт и Э. Чекетти, и многие сольные партии уходящих прославленных танцовщиков поручались молодому Легату. Ему довелось сотрудничать с прославленными танцовщицами О. Преображенской, М. Кшесинской, А. Павловой, В. Трефиловой, А. Вагановой, с оформителями спектаклей Л. Бакстом и К. Коровиным и многими другими. Николай Густавович успешно попробовал себя в качестве балетмейстера Мариинского театра.

В 1914 году ему было присвоено почетное звание заслуженного артиста императорских театров. Но, несмотря на почести, с Мариинским театром пришлось расстаться. Он начал ставить спектакли в Народном доме, а параллельно вел в Мариинском театре класс усовершенствования. Звездный состав учеников Легата не нуждается в представлении: Ваганова, Карсавина, Кшесинская, Фокин, Нижинский и многие другие.

Исследователь творческой биографии Николая Густавовича А. Соколов-Каминский писал: «Отстаивая ценности академического танца, Легат противостоял разрушительному пафосу новаторов. Вклад его в сохранение завоеваний классического танца для XX века чрезвычайно высок… Легат, олицетворявший старые традиции в русском балете, к тому же пользующийся благосклонностью дирекции императорских театров, был чужд Дягилеву…»

В Лондоне Николай Густавович основал свою школу, которая передавала молодым актерам лучшие академические традиции и знания русской школы классического танца. Здесь помимо русских и англичан учились и представители других стран.

Школу Легата прошли артисты А. Данилова, Л. Лопухова, А. Долин, С. Лифарь и многие другие. После смерти Николая Густавовича в 1937 году школу возглавила его жена Н.А. Николаева-Легат.

Будущий знаменитый танцовщик, педагог, главный балетмейстер Парижской оперы Лифарь Серж (Сергей Михайлович) предстал пред очи всесильного и влиятельного С. Дягилева в 1923 году, в возрасте восемнадцати лет, по рекомендации своего педагога Б. Нижинской. Дягилев искал молодые таланты, поэтому его сразу заинтересовал Лифарь, он даже попытался попробовать его в качестве хореографа. Серж вскоре стал фаворитом знаменитого и влиятельного импресарио.

В 1925 году Лифарь исполнил ведущую партию Борея в балете «Зефир и Флора» на музыку В. Дукельского с хореографией Л. Мясина. Исследователь творческой биографии артиста А. Соколов-Каминский писал: «Танцы неокрепшего новичка не могли быть удовлетворительны. Удачнее выступил Лифарь на премьере «Матросов» с музыкой Ж. Орика и хореографией Мясина… Занятия с Н. Легатом, а после ухода того — с П. Владимировым помогали преодолевать недостатки образования». Успех пришел к Лифарю на сцене лондонского театра «Колизеум» в 1925 году, где он, в качестве ведущего танцовщика, выступил в балете с хором «Барабо» на музыку В. Риети. С тех пор Лифарь принимал участие почти в каждой новой премьере. Биограф отмечал, что для молодого артиста «процесс превращения в эрудированного классного профессионала был быстрым. Недостаток школы возмещался смелостью и самоуверенностью — привилегированное положение тому способствовало…»

Лифарь не гнушается даже проходными ролями, в частности, такими были роль Разносчика телеграмм в спектакле «Пастораль» Ж. Орика в Театре Сары Бернар и роль моряка Тома Гужа в спектакле «Триумф Нептуна» Д. Бернерса в лондонском театре «Лицеум» в 1926 году. Правда, оба спектакля были поставлены легендарным Баланчиным. Партнершами Сержа по сцене в разные времена были Карсавина, Данилова, Спесивцева, А. Чернышева и другие.

«Сезон 1929 года был заключительным в истории дягилевской труппы, — писал А. Соколов-Каминский. — Положение фаворита обязывало и оказалось непростым для Лифаря. Психология выскочки победила. Зазнайство, бахвальство, лживость расцвели, да так, что оттолкнули покровителя». Далее последовала смерть знаменитого импресарио, а Лифарь «в драматической жизненной ситуации обнаружил завидный практицизм». Он обосновался в парижской «Grand-Opera» и спустя короткое время возглавил балет Парижской оперы. С тех пор он неоднократно бывал в Лондоне: и на гастролях, и в частных поездках, и в качестве приглашенного хореографа и балетмейстера. До конца своих дней он остался верен дягилевским «Русским сезонам». «Как ни парадоксально, — отмечал биограф, — Лифарь оказался самым живым памятником Дягилеву — его энергии, вкусу, безошибочности выбора, умению менять чужую судьбу…» Серж Лифарь умер в Швейцарии в 1986 году. Ему шел девяносто первый год…

Педагог С. Лифаря, сестра В. Нижинского, знаменитая танцовщица и балетмейстер Бронислава Фоминична Нижинская после окончания Петербургского театрального училища в 1908 году оказалась в кордебалете Мариинского театра вместе с братом Вацлавом. Они оба участвовали в дягилевской антрепризе, исполняли различные, в основном классические, партии и роли. В 1911 году балерина, в знак солидарности с уволенным братом, покинула Мариинский театр. Исследователь творческой биографии Брониславы Фоминичны А. Соколов-Каминский писал: «Особенностью биографии Нижинской являлось то, что с первых шагов артистка оказалась тесно связана с самыми значительными художественными явлениями своего времени в танце — с хореографией М. Фокина и антрепризой Дягилева. По сути, она оказалась в гуще событий балетной жизни — там, где создавалось новое хореографическое искусство XX века».

После увольнения из Мариинского театра Нижинская исполнила партию Вакханки в балете «Нарцисс» с музыкой Н. Черепнина и хореографией М. Фокина, роль Уличной танцовщицы в балете «Петрушка» на музыку И. Стравинского, с оформлением А. Бенуа и хореографией М. Фокина. В 1921 году Нижинская покинула Россию и начала работать в «Русском балете» Дягилева вначале в качестве танцовщицы. Прославленный импресарио, поверивший в ее талант, сделал Нижинскую основным постановщиком в «Русском балете». Большим успехом пользовался в Лондоне в конце 1921 года спектакль «Спящая красавица» на музыку П.И. Чайковского, с возобновленной Б. Нижинской и Н. Сергеевым хореографией. Не менее удачными для балетмейстера и хореографа Нижинской оказались дивертисмент «Три Ивана», балеты «Свадьба Авроры» и «Павильон Артемиды».

Исследователи творческой биографии утверждают, что 1924 год стал для Брониславы Фоминичны наиболее плодотворным и успешным, временем расцвета ее творчества как хореографа. Нижинская поставила замечательные балеты «Искушение пастушки, или Любовь-победительница» с музыкой М. Монтеклера, «Милочки» с музыкой Ф. Пуленка, «Докучные» с музыкой Ж. Орика, «Ночь на Лысой горе» с музыкой М. Мусоргского, «Голубой экспресс» с музыкой Д. Мийо.

А. Соколов-Каминский отмечал разностильность балета и звездный интернациональный состав оформителей балета «Голубой экспресс»: «…П. Пикассо выполнил занавес с двумя бегущими женскими фигурами, А. Лоран — архитектурные декорации пляжа, знаменитый модельер Г. Шанель просто повторила модные пляжные и спортивные костюмы». Все эти великолепные работы Нижинской впоследствии были показаны в Лондоне в зале «Coliseum».

В это время, на взлете карьеры, Брониславе Фоминичне пришлось уйти из труппы Дягилева. Причиной послужило то, что Д ягилев втайне начал готовить на смену Нижинской в качестве балетмейстера своего фаворита С. Лифаря, в прошлом ученика Нижинской, по протекции и просьбе которой его приняли в «Русский балет».

После ухода от Дягилева Бронислава Фоминична работала в Парижской опере, Театре «Colon» в Буэнос-Айресе, в труппе И. Рубинштейн, ставила спектакли для различных театральных трупп Европы и Америки. В 1966 году Нижинская была приглашена в Лондонский Королевский балет, где возобновила постановку балетов «Милочки» и «Свадебка». Умерла Б.Ф. Нижинская в Лос-Анджелесе в 1972 году в возрасте восьмидесяти двух лет.

Талант танцовщика у Леонида Федоровича Мясина проявился с юных лет, в возрасте восьми лет он поступил на балетное отделение Московского театрального училища. В пору ученичества он уже выступал на подмостках Большого театра, в котором работала хористкой его мать Евгения Николаевна. В 1912 году Мясина приняли в кордебалет Большого театра. В 1913 году судьба свела Леонида Федоровича с Дягилевым, а в 1914 году молодой танцовщик стал солистом «Русского балета», где он исполнил множество замечательных партий.

Г. Андреевская писала о Мясине: «Работа с таким хореографом-новатором как Фокин, обилие впечатлений от знакомства во время гастролей с культурой других стран… общение с Дягилевым, немало способствовавшим духовному развитию молодого артиста, пробудили в Мясине желание попробовать себя на балетмейстерском поприще». Он поставил спектакли «Полунощное солнце» на музыку оперы Римского-Корсакова «Снегурочка», балеты «Менины» с музыкой Г. Форе, «Женщины в хорошем настроении» с музыкой А. Скарлатти, «Русские сказки» на музыку А. Лядова и многие другие. Мясин работал в содружестве со знаменитыми сценографами Н. Гончаровой, П. Пикассо, М. Шагал, А. Бенуа, С. Дали, А. Матисс, Л. Бакст, М. Добужинский и другими. По мере возрастания успеха появилось стремление к независимости. В начале 20-х годов Мясин покинул «Русский балет» и сформировал собственную труппу.

В 1922 году в Лондоне Леонид Федорович создал ряд балетов для «Covent Garden». Здесь же он организовал еще одну труппу для гастролей по Англии, открыл свою школу, где проводил обучение по методу Э. Чекетти. В 1925–1926 годах у Мясина сложилось сотрудничество с английским импресарио Ч. Кокраном, с которым они поставили несколько балетов.

В 1925 году Леонид Федорович вернулся в «Русский балет» Дягилева, где оставался до 1928 года. Несмотря на то что спустя какое-то время Мясин вместе с семьей переселился в Америку, его творчество по-прежнему тесно было связано с Европой и британской столицей.

Г. Андреевская отмечала: «Мясин осуществил постановки около 100 балетов разнообразных жанров (от балетов-буфф, доходящих до бурлеска… до симфонических, порой аллегорических, балетов), тематики, стилей. В своих произведениях он использовал многообразие пластических «языков» — классический танец, акробатические движения, разнообразный танцевальный фольклор. Он часто был первооткрывателем в хореографии, его произведения вызывали бурную полемику».

Ида Львовна Рубинштейн, танцовщица и актриса, как считают исследователи, «вышла из любителей» и не имела достойного образования. Она была из очень богатой семьи. Зная о пренебрежительных отзывах об ее творчестве со стороны балетных педагогов, артистов и критиков, Рубинштейн проявила характер и упорство. Тем самым раскрыла свой талант.

В 1907 году Л. Бакст познакомил ее с прославленным М. Фокиным. Михаил стал давать ей уроки, а также замыслил создать балеты с участием непрофессиональной танцовщицы. Вследствие сотрудничества с Дягилевым Рубинштейн почувствовала уверенность в своих силах и начала самостоятельную деятельность с постановки пятиактной мистерии «Мученичество Святого Себастьяна» с музыкой К. Дебюсси. Она сама оказалась даровитым хореографом и исполняла заглавную роль. Оформлял спектакли Иды Львовны прославленный Л. Бакст, а балетмейстером выступил М. Фокин. Далее были постановки «Елена Спартанская» Д. Северака и Э. Верхарна, «Пизанелла или Душистая смерть» с музыкой И. Парма, режиссером-постановщиком которого был В.Э. Мейерхольд.

Как утверждают биографы, Рубинштейн обладала достаточным состоянием, чтобы известные хореографы и оформители творили для нее и ради нее. Как бы там ни было, Ида Львовна пользовалась популярностью не только в России, но и в Европе, как танцовщица и актриса, и достойно представляла школу русского балета на Западе.

Сохранились воспоминания современника и очевидца одного из представлений Рубинштейн в Лондоне, Ю.А. Мансфельда: «Эта танцовщица под влиянием огромной рекламы трактовалась в Лондоне как первоклассная знаменитость. То подобострастное отношение, какое мы увидели среди местного оркестра, во главе с дирижером и режиссером, привело нас к мысли, что, во всяком случае, мы «первыми» здесь не будем. Первенство принадлежит знаменитой неизвестности — Иде Рубинштейн.

Тем не менее мы расположились в зрительном зале и смотрели репетицию. Танцы не ладились. Ида нервничала и капризничала. Очевидно, уверивши себя в том, что она есть центр завтрашнего вечера, она продержала нас с лишком полтора часа, после чего режиссер с усталым видом сделал мне знак, что он желает со мной говорить. Я встал с места и, вскарабкавшись на сцену (мне не было предложено пройти через дверь, ведущую на сцену), услышал вопрос: сколько вас, сколько нужно стульев? Все это говорилось неохотно и через плечо.

Началась репетиция. Я поднялся на места в галерее, что приблизительно подобно хорошему шестому этажу, и стал слушать, как звучит оркестр. Полное разочарование, но я не счел возможным сказать об этом..»

Для знаменитого русского режиссера Федора Федоровича Комиссаржевского Лондон оказался не столько местом эмиграции, сколько благодатной почвой в развитии и воплощении его творческих замыслов. Происходивший из театральной семьи (его сестрой была прославленная актриса Вера Комиссаржевская), Федор Федорович после окончания архитектурного факультета Петербургского университета не пошел работать по полученной специальности, а выбрал театральную стезю. В начале 90-х годов позапрошлого века он возглавил постановочную часть театра свой сестры, работал с В. Мейерхольдом. В 1914 году Комиссаржевский открыл свой небольшой театр, назвав его именем своей сестры. Любопытно, что на подмостках этого театра начинали свою карьеру знаменитые впоследствии русские актеры И. Ильинский, М. Жаров, М. Бабанова, А. Кторов и другие.

Но экспериментатору Комиссаржевскому было мало традиционных театральных форм, он стремился сформировать «совершенных артистов», объединив в одно целое их оперные и драматические способности. На сцене оперного театра С. Зимина Федором Федоровичем были поставлены в новаторском стиле спектакли «Князь Игорь» А. Бородина, «Орестейя» С. Танеева, «Борис Годунов» М. Мусоргского, «Пиковая дама» П. Чайковского и другие. С целью поиска новых подмостков для воплощения своих идей в 1919 году Комиссаржевский уехал в Шотландию, потом вернулся на родину, но все-таки в 1926 году решил поселиться в Лондоне.

Исследователь творческой биографии режиссера В. Иванов писал: «Считая, что в Англии он попал на подмостки другой театральной эпохи, куда еще не ступала нога реформаторов…

Комиссаржевский осуществил своими спектаклями миссию посредника между русской и западной культурами…» На английских подмостках были показаны замечательные спектакли Комиссаржевского: «Князь Игорь» Бородина, «Ревизор» Н. Гоголя, «Сестра Беатрис» М. Метерлинка, «Дядя Ваня» А. Чехова, «У врат царства» К. Гамсуна, «Катерина» Л. Андреева, «Павел I» Д. Мережковского, «Пиковая дама» А. Пушкина и многие другие. Из Лондона режиссер выезжал на гастроли в Нью-Йорк, Париж, Вену, Рим, Ригу.

В 1925–1926 годах в Лондоне в театре «Barns» показали четыре чеховские пьесы в постановке русского режиссера. В. Иванов отмечал, что эти спектакли «открыли англичанам доселе неведомого драматурга, который после этого сравнялся по своей популярности с Шекспиром… Комиссаржевский разрушил штампы викторианских перемен и тем самым подготовил почву для реформ Питера Брука и Питера Холла». Свой новаторский опыт Федор Федорович передавал последователям и единомышленникам, читал лекции в Королевской академии драматического искусства в Лондоне, писал книги, а также статьи о театре.

Согласно биографическим справочникам и словарям, лондонский период жизни Комиссаржевского был наиболее плодотворным и успешным. Сам он в 1939 году переехал в США, но свою славу и творческую активность, похоже, навсегда оставил в Лондоне.

Михаил Александрович Чехов решился уехать в эмиграцию, будучи на родине уже известным артистом. Весной 1912 года он попал в Московский Художественный театр и стал работать в нем под руководством К. Станиславского и В. Немировича-Данченко. Вначале он участвовал в массовых сценах спектаклей, потом пришли серьезные работы. Сыгранные в 1913 году роли Кобуса в «Гибели «Надежды» Г. Гейерманса, Фрибэ в «Празднике мира» Г. Гауптмана и другие принесли Чехову заслуженный успех. В 1921 году он сыграл роль Эрика XIV в одноименной трагедии А. Стриндберга на сцене 1-й студии МХТ. После выступления Чехова в 1921 году в роли Хлестакова в «Ревизоре» Н. Гоголя на сцене МХАТ пресса того времени назвала его «первым актером» Москвы. Уверовавший в свои таланты Михаил Александрович, по меткому выражению В. Немировича-Данченко, «замечтал» о самостоятельности и о собственном театре. В 1924 году Чехов удостоился звания заслуженного артиста республики, а спустя четыре года уехал из России в Германию. Чехов посетил Францию, Латвию, Италию, США и другие страны. За рубежом он гастролировал с самыми разными театрами. К нему пришли признание публики и популярность, но не было самого главного — собственного театра и собственной актерской школы.

Однако свет в конце тоннеля все же забрезжил. Отказавшись от заманчивых предложений американских импресарио, Чехов подписал контракт на работу в Англии. Исследователь творческой биографии актера М. Иванов писал:

В студию набрали двадцать учеников, занятия по новой актерской системе начались в 1936 году. Михаил Александрович практически полностью сосредоточился на педагогической работе. Но спустя два года чеховская студия переехала в Америку. Там для нее было специально куплено имение в Риджфилде.

В начале 1939 года студия была преобразована в театр, при котором находилась школа актерского мастерства. И хотя первые спектакли театра-студии прошли только осенью 1939 года в Нью-Йорке на Бродвее, а сам театр распался в 1942 году, все же английский контракт стал в творческой жизни Михаила Александровича стартовой площадкой. Время, проведенное в Англии, позволило Чехову осуществить свою мечту и впервые по-настоящему почувствовать себя не только ведомым артистом, но — ведущим режиссером и педагогом-новатором.

Мастер книжной графики и театрально-декорационного искусства, акварелист Билибин Иван Яковлевич, происходил из старинной фамилии, упоминаемой еще в документах Ивана Грозного. В конце 90-х годов XIX века работы Билибина появились на страницах журнала «Мир Искусства». А в начале XX века Пражский национальный театр заказал Билибину эскизы декораций к опере Н. Римского-Корсакова «Снегурочка». В 1909 году он выполнил эскизы восточных костюмов к танцевальной сюите «Пир» для антрепризы С. Дягилева, а затем — эскизы костюмов для русских плясок в исполнении А. Павловой и М. Мордкина.

Искусствовед и критик С. Голынец писал: «На рубеже 1900–1910-х мастер обратился к пейзажу. В 1908 году в результате поездки в Англию и Ирландию появилась серия этюдов акварелью и карандашом, в которых запечатлены скалистые британские берега. Эти этюды — основной тип билибинского пейзажа с его вниманием к вечному, непреходящему. Над подобными пейзажами Билибин работал в Крыму, куда с 1910 года ездил каждое лето и где в 1913 году в местечке Батилиман… стал, наряду с В. Короленко, А. Куприным, С. Елпатьевским, Е. Чириковым, В. Дервизом, А. Иоффе, В. Вернадским, М. Ростовцевым, совладельцем коллективного имения».

В начале 90-х годов XX века состоялась выставка произведений И. Билибина в Англии. В настоящее время помимо русских музеев и картинных галерей его творения хранятся в музее Ашмолеан в Оксфорде…

Театральный художник, график, иллюстратор, живописец Мстислав Валерианович Добужинский вначале учился в Рисовальной школе Общества поощрения художеств, затем — в Мюнхене в школах А. Ашбе и Ш. Холлоши. После окончания юридического факультета Петербургского университета в начале XX века он путешествовал по Европе. Добужинский иллюстрировал произведения русских писателей и поэтов А. Пушкина, А. Блока, Н. Лескова, Ф. Достоевского, Ю. Олеши и других.

Исследователь творчества Добужинского А. Толстой отмечал, что с 1907 года Мстислав Валерианович заявил о себе как сценограф, оформляя спектакли для Старинного театра, театра В. Комиссаржевской, Московского Художественного театра. По приглашению С. Дягилева работал над оформлением балетов для «Русских сезонов». В 1924 году Добужинский покинул Россию. В 1935 году Мстислав Валерианович посетил Англию. Персональные выставки работ художника прошли в Лондоне в 1935, 1955 и 1959 годах и имели громадный успех. М.В. Добужинский — автор мемуаров, в которых нашли отражение его впечатления от поездок в британскую столицу, а также воспоминания о русских эмигрантах того времени. Кстати, именно Добужинскому принадлежит известное высказывание об А.В. Тырковой-Вильямс как о «необыкновенно красивой женщине с огненными глазами и горячей речью…»

Михаил Федорович Ларионов, живописец, график, театральный художник, ученик И. Левитана, В. Серова, К. Коровина, С. Иванова, побывал в Лондоне осенью 1906 года по приглашению С. Дягилева. Успех имели его работы на выставках объединения «Мир Искусства», Союза русских художников и парижского Осеннего сезона. Совместно с женой Н. Гончаровой он оформил несколько спектаклей к дягилевским «Русским сезонам», в частности, оперу-балет «Золотой петушок» Н. Римского-Корсакова, «Русские сказки» А. Лядова, «Шут» С. Прокофьева и другие. Как отмечали исследователи творческой биографии художника Е. Илюхина и Г. Поспелов, ведущая роль в оформлении спектаклей «принадлежала Ларионову, определявшему основную идею спектакля, он же выполнял эскизы мизансцен и декораций, используя прежние находки (примитивы, «футуристическую» раскраску лиц)».

Неординарные работы Ларионова хранятся в настоящее время в Третьяковской галерее, Русском музее, Национальном музее современного искусства в Париже, лондонской галерее Тейт…

Живописец и график Филипп Андреевич Малявин после окончания Петербургской Академии художеств, где он занимался в мастерской И.Е. Репина, получил звание художника, был избран академиком живописи. Он создавал салонные портреты. В 20-х годах прошлого века Малявин рисовал с натуры В. Ульянова-Ленина и А. Луначарского в Кремле, участвовал в выставках «Мира Искусства» и Ассоциации художников революционной России.

В 1922 году Филипп Андреевич уехал из России во Францию, позже обосновался в Ницце. Он не оставил в своем творчестве тягу к портрету, рисовал также различные типы русских крестьянок. Малявин участвовал в различных международных выставках в Париже, Питсбурге, Венеции, Брюсселе, Праге, Филадельфии. В 1935 году прошли его персональные выставки в Стокгольме и Лондоне. Умер в Ницце в возрасте семидесяти одного года…

Живописец, портретист, отец поэта Бориса Пастернака, Леонид Осипович Пастернак поселился в Лондоне в конце 30-х годов прошлого века, где проживали его дочери Жозефина и Лидия. К этому времени он уже был в почтенном возрасте (около восьмидесяти лет).

Он закончил Одесскую рисовальную школу и юридический факультет Новороссийского университета, прошел стажировку в Мюнхенской Королевской Академии изящных искусств. Леонид Осипович был членом поленовского кружка, художественным редактором литературно-художественного журнала «Артист», преподавал в Петербургском училище живописи, ваяния и зодчества… Это далеко не полный перечень занятий Пастернака на родине, принесших ему заслуженное признание.

Сам Л.Н. Толстой обратился к Пастернаку с просьбой проиллюстрировать его произведение «Воскресенье». Леонид Осипович помимо педагогической и общественной деятельности рисовал карикатуры в юмористических журналах, написал картины «Письмо с родины», «Толстой в кругу семьи», создал в начале Первой мировой войны плакат «Раненый солдат». Он делал зарисовки и портреты деятелей революции, в том числе В. Ульянова-Ленина, композиций с заседаний ВСНХ, ВЦИК, запечатлел многих известных ученых, художников и писателей. Среди них: физик А. Эйнштейн, поэт Р. Рильке, художник Л. Коринт и другие. В Лондоне печатались репродукции детских рисунков Пастернака в журнале «Studio».

В 1907 году, по приглашению приятеля, Пастернак посетил Англию. Известному художнику предложили жить и работать в британской столице, однако Леонид Осипович отказался. Биографы утверждали, и сам Л. Пастернак в своих воспоминаниях отмечал, что у него «и в мыслях не было» покинуть родину. В конце 30-х годов, приехав в Лондон навестить свою младшую дочь Лидию, Пастернак тоже не намеревался остаться в Англии, но вмешалась судьба: внезапно умерла его супруга, а вскоре началась Вторая мировая война.

По утверждению исследователя творческой биографии художника Е. Пастернак, в Лондоне Леонид Осипович «написал более десятка портретов; несколько картин были отданы в Британский музей, планировалась выставка его работ».

Художественные работы, рукописи, переписка Пастернака в настоящее время находятся как в России, так и за рубежом — в музеях, частных коллекциях, библиотеках и архивах. В Англии наследие Леонида Осиповича хранится в Британском музее, музее Оксфорда и семейных собраниях его наследников. В Лондоне прошли несколько посмертных выставок замечательного художника…

Выставки известного художника, философа, мыслителя, общественного деятеля Николая Константиновича Рериха (Рёриха) проходили в Лондоне в разное время в первом десятилетии прошлого столетия. Примерно в то же время Николай Константинович начал сотрудничать с Дягилевым в качестве оформителя спектаклей для гастролей в Париже и Лондоне: «Псковитянка» Н. Римского-Корсакова, «Половецкие пляски» из оперы «Князь Игорь» А. Бородина, «Весна священная» И. Стравинского и других…

Помимо танцовщиков и балетмейстеров, художников и драматических актеров, в разные времена Лондон посещали с гастролями известные русские композиторы, музыканты, дирижеры, оперные и камерные певцы.

Исполнительница народных танцев, солистка Мариинской оперы Мария Николаевна Кузнецова приобрела известность за рубежом в начале XX века. С 1908 года она с грандиозным успехом гастролировала в Париже, Лондоне, Монте-Карло, Ницце, Нью-Йорке, Чикаго, совершала поездки по Италии, Испании, Южной Америке, Японии.

Искусствовед и критик В. Руденко писал: «…Кузнецова решила завоевать себе на Западе славу танцовщицы. Она… сшила… умопомрачительные туалеты по эскизам самых известных художников (в частности, Л. Бакста) и стала выступать в концертах, имевших шумный успех в Париже и Лондоне». В Англии Кузнецова часто выступала с дирижером М. Штейманом, который не раз сопровождал и Ф. Шаляпина во время его выступлений в британской столице…

В 20-х годах прошлого века успешно прошли гастроли в Лондоне русского дирижера и контрабасиста Сергея Александровича Кусевицкого. Поселившись в эмиграции в Америке, он нередко выезжал в Европу. Так, в 1935 году он дирижировал несколькими концертами с оркестром Би-би-си в лондонском Куин-холле…

В 1909 году артистка Мариинской оперы, концертная певица Липковская Лидия Яковлевна участвовала в премьере оперы Э. Вольф-Феррари «Секрет Сюзанны» в лондонском «Covent Garden». Певица приезжала в британскую столицу и после 1916 года…

Заключив с прославленным импресарио С. Дягилевым в 1928 году контракт, пианист и композитор Игорь Борисович Маркевич приступил к сочинению концерта для фортепиано с оркестром и начал работу над созданием балета на сюжет сказки Андерсена «Новый наряд короля». Хореография была поручена С. Лифарю, декорации должен был оформить П. Пикассо. Летом 1929 года, приехав вместе с Дягилевым в Лондон, Маркевич успешно исполнил в «Covent Garden» сочиненный концерт в виде интермедии между балетными сценами. Но балету не суждено было увидеть сцену, так как вскоре Дягилев умер. Но Лондон все же принес удачу Игорю Борисовичу: именно здесь началась его дирижерская карьера.

В дебютном концерте Маркевич дирижировал своим произведением «Гимн» и удостоился большой похвалы со стороны мэтров, присутствовавших на концерте. В 1948 году он опять дирижировал в Англии, в Лондоне на сцене «Covent Garden» поставил «Золотого петушка» Н. Римского-Корсакова…

Замечательный пианист Николай Андреевич Орлов в 1933 году в Лондоне сыграл цикл из пяти шопеновских программ. Его выступление стало одним из самых значительных событий музыкальной жизни британской столицы. В 1948 году Николай Андреевич навсегда поселился в Англии…

В 30-годах прошлого века британская столица наслаждалась песнопением хора парижского Богословского института под руководством регента Михаила Михайловича Осоргина. В Лондоне в 60–70-х годах было выпущено два выпуска песнопений Божественной литургии и Всенощного бдения, в т. ч. обобщавших репертуар замечательного коллектива, состоявшего в основном из студентов Богословского института…

Сын агронома, закончивший Петербургскую консерваторию, Сергей Сергеевич Прокофьев стал великим композитором, пианистом, дирижером. Летом 1914 года, во время своей поездки в Лондон, Сергей Сергеевич познакомился с Дягилевым. Эта встреча положила начало сотрудничеству двух мэтров, продолжавшееся вплоть до смерти Дягилева в 1929 году. Прокофьев много гастролировал по всему миру, бывал неоднократно в Англии…

Виолончелист Григорий Павлович Пятигорский за свое творчество и исполнительское искусство в разных странах мира, в том числе и в Англии, стал почетным членом Королевской академии музыки и английского Королевского филармонического оркестра. Он был награжден золотой медалью Королевского музыкального общества и удостоен ордена Почетного легиона…

Артист оперы, камерный певец, режиссер и продюсер музыкального театра, музыкальный и общественный деятель Владимир Сергеевич Розинг в период 1913–1921 годов в Лондоне дал сто четыре концерта, которые получили самую высокую оценку в английской прессе. Летом 1921 года, перед отъездом из Англии, он провел «Оперную неделю Розинга» вместе с английским дирижером Э. Боултом и русским режиссером Ф. Комиссаржевским…

Математическое образование, полученное Леонидом Леонидовичем Сабанеевым в Московском университете, не помешало ему заниматься в Московской консерватории. Более того, он стал изучать научные аспекты музыки… После 1926 года Сабанеев долго жил в европейских странах, в том числе и в Англии. Помимо теоретических работ по истории музыки Сабанеев много сочинил своих музыкальных произведений…

Пианист и композитор Василий Львович Сапельников дебютировал в Гамбурге в 1888 году с Первым фортепианным концертом П.И. Чайковского. Петр Ильич одобрительно отнесся к творчеству Сапельникова. Последующие концерты в Лейпциге, Берлине, Париже, Лондоне принесли Василию Львовичу международное признание…

Артист оперы, концертный певец Дмитрий Алексеевич Смирнов с лета 1930 года пел в Лондоне и Париже. Далее последовали Амстердам, Гаага, Белград, Афины, Бейрут, Стамбул. В 1935 году он обосновался в Лондоне, сотрудничал с радио Би-би-си, выступал в концертах. Из британской столицы он выезжал с концертами по многим городам Великобритании, а также в континентальную Европу….

Великий певец Федор Иванович Шаляпин, ведущий солист Большого и Мариинского театров, с грандиозным успехом гастролировал за рубежом еще в начале XX века. Мировая слава пришла к Шаляпину после гастролей в Риме (1904), Монте-Карло (1905), Оранже (1905), Берлине (1907), Нью-Йорке (1908), Париже (1908), Лондоне (1913–1914). Весной 1922 года артист не вернулся с зарубежных гастролей…

Помимо классического искусства в Лондоне все чаще появлялись представители народного творчества. Так, в 1910 году в британской столице с огромным успехом прошли гастроли Великорусского оркестра русских народных инструментов под руководством Василия Васильевича Андреева. Юлий Августович Мансфельд, житель Петербурга, потомственный дворянин, владелец типографии и переплетного цеха на Васильевском острове, был приглашен Андреевым в качестве секретаря, переводчика и антрепренера на время гастролей Великорусского оркестра в Англии.

Концерт Великорусского оркестра в Лондоне слушал выдающийся английский дирижер Генри Вуд. В своем письме к В.В. Андрееву он писал: «…я чувствую, что должен написать Вам несколько строк. Написать, чтобы выразить свое удовольствие и радость от Вашего выступления, от красок, изумительного ансамбля и техники… Я рекомендую всем моим музыкальным друзьям идти слушать все правдивое и чудесное нашего божественного искусства…».

Очерк Ю.А. Мансфельда «Русские в Англии» был опубликован в России в 1914–1915 годах во «Всемирной иллюстрации» и в журнале «Вешние воды».

В 1910 году солист его величества В.В. Андреев заключил контракт с предпринимателем и собственником одного из самых значимых театров в Лондоне — «Coliseum».

Мансфельд вспоминал о первых впечатлениях по приезде оркестра в Лондон: «С первого же момента, покинув вокзал Victoria Station в Лондоне, мы вступили в какой-то заколдованный лес. Нас ослепила та несметная масса электрического света, который шел буквально со всех концов. Фонари, таксомоторы, сотни электрических реклам на домах — все это до такой степени было качественно и количественно грандиозно, что прежде, чем начать хлопоты о багаже, мы все стояли и любовались этим невиданным зрелищем. Вскоре, однако, к нам подошел наш лондонский агент и сообщил, что для Андреева и меня имеется «автомобиль», для г. г. артистов — «Taxi»; мы все можем ехать и о багаже не беспокоиться — имеются люди, которые все знают и все сделают…»

Участники оркестра, несмотря на длительное путешествие, высказали пожелание осмотреть театр, где они должны были давать представление. И вскоре они увидели удивительной красоты дворец, с глобусом на верху башни и светящейся надписью «Coliseum». Весь фасад здания освещен электричеством, и на подъезде был размещен электрический транспарант, возвещающий о скором приезде знаменитого Русского оркестра балалаечников В.В. Андреева.

Василий Васильевич, увидев свое имя на афише, да еще в «городе городов», потерял самообладание и стал сильно нервничать, и стоило больших трудов уговорить его зайти внутрь театра, в котором шло представление. Гастролеры вошли, но пробыли там не более минуты. Андреев испугался масштабности помещения: театр вмещал до 5000 человек, высота зала, благодаря куполу, доходила до 30 метров.

Русских музыкантов разместили в дорогих номерах отеля. Василий Васильевич, тронутый радушным приемом англичан, в первую ночь в Лондоне не смог уснуть. До самого утра он беседовал с Мансфельдом.

«К 12 часам дня мы все собрались в театре для репетиции. Встретивший Андреева и меня «начальник сцены», сразу обдал нас своею холодностью, объявив нам, что мы слишком рано пришли и что репетиция, «если она нам необходима», может состояться не ранее окончания репетиции г-жи Иды Рубинштейн…» — вспоминал Ю.А. Мансфельд.

Вскоре началась репетиция оркестра, которая была прервана из-за нервозности Василия Васильевича, который, похоже, из-за потрясения, «понесся во все тяжкие» с последующим опохмельем. Но час «X» настал, и выступление оркестра состоялось.

Мансфельд писал: «Наступил, наконец, и понедельник, 12 августа. Явились мы в театр, о нашем приходе доложили начальнику сцены, который не замедлил явиться и объявил, что с этого момента мы обязаны подчиняться всем его требованиям, разумеется, во время пребывания на сцене. Затем объявил, что никому, и даже господину Андрееву, не разрешается стоять за кулисами, что мы должны сидеть в своих комнатах и ждать звонка, после которого немедленно обязаны собраться на сцене, расположиться в том порядке, как того требует г-н Андреев, и затем сидеть, пока сцену, т. е. круг, не повернут к занавесу. Не разговаривать и не курить. На мой вопрос, как поступить Андрееву на случай требования публикой повторений, режиссер как-то кисло улыбнулся и заявил, что никаких повторений у них не полагается и что вообще в нашем распоряжении имеется шестнадцать минут и всегда в одно и то же точно указанное время».

Близился к концу «танец семи покрывал» Иды Рубинштейн, после которой должен был выступить Русский оркестр балалаечников. Андреев, бледный от страха, едва держал в руках дирижерскую палочку. Завертелся круг, и оркестр подвезли к рампе. Взвился занавес. Тишина. Ни единого хлопка…

Василий Васильевич вышел на сцену и раскланялся. Раздались жидкие аплодисменты, и начался первый номер программы. По окончании по всему зрительному залу прокатился какой-то странный шорох, показавшийся Андрееву зловещим. После второго номера публика зашевелилась, наконец раздались долгожданные громкие аплодисменты. Этот возрастающий успех шел до исполнения оркестром прославленной волжской песни «Эй, ухнем!». По окончании песни, когда последняя нота замерла где-то вдали, в зале какое-то мгновение воцарилась гробовая тишина, и затем сразу эта тишина превратилась в сплошную бурю-овацию!..

Растерянный от небывалого успеха руководитель оркестра долго кланялся, смотрел по сторонам и не знал, что делать: повторять или нет песню на «бис». Режиссер опустил занавес, но под неумолкаемый гром аплодисментов вновь открыл его, и Андреев сыграл еще раз «Эй, ухнем!». Вместо шестнадцати минут русский оркестр балалаечников пробыл в первый раз на сцене тридцать шесть минут. Нарушилось расписание всей программы. Но с этого момента начался настоящий успех у английских зрителей. Триумфальные тридцать шесть минут следовали за оркестром в течение всего времени его пребывания в британской столице.

Мансфельд писал: «На вечернем спектакле повторилось буквально то же самое, наш лондонский агент заявил: «Поздравляю вас, г-н Андреев, вы для Англии уже сделаны, т. е. вы уже упрочились».

На другой день после первого концерта в Лондоне русские музыканты с жадностью читали в английских газетах отзывы и переводили их Василию Васильевичу. Это были не рецензии с похвалой или хулой, а статьи, с детальным разбором русской народной музыки, описанием народных инструментов. При этом лондонские газеты особенное внимание уделили волжской песне «Эй, ухнем!».

Андреева назвали «вдохновенным», а оркестр — «клубом художников». Целые столбцы посвящались вчерашнему концерту, читатели статей приглашались «непременно посетить «Coliseum». При этом подчеркивалось, что кто из лондонцев не пойдет послушать Андреева, тот не будет иметь права утверждать, что он знаком с русским народом и его душой.

«С сосредоточенным видом слушал меня Василий Васильевич, — писал Мансфельд, — и вдруг я увидел слезы на его глазах.

— Двадцать пять лет я лелеял и холил нашу русскую балалайку, — сказал он, — и наконец, она, моя затаенная мечта, исполнилась. Мною взлелеянную балалайку услышала Англия и ее признала. Какое счастье! Теперь я не боюсь смерти — я знаю, что и без меня балалайка будет существовать и процветать. Англия не умеет восхищаться «так себе», я знаю, что англичанин даст ей предпочтение перед мандолиной и будет на ней играть.

Радости и восторгам Андреева не было конца…»

В этот же день было получено на имя Василия Васильевича около сорока писем, преимущественно от дам, с поздравлением в успехе и благодарностью за чарующие звуки балалайки. Откуда только брались восторги и словоохотливость у «холодных» англичан?!.. Пришлось импресарио русского оркестра заводить канцелярию. По британскому этикету требовалось отвечать на все письма. Корректность англичан к корреспонденции даже вошла в поговорку. Началась новая эра жизни русского оркестра балалаечников…

Успех Великорусского оркестра и его руководителя В.В. Андреева возрастал с каждым днем. Все более предупредительными и внимательными становились английские режиссеры и сопровождающие. Мансфельд писал: «Публика, привыкшая посещать ‘‘Coliseum», должна была уступить место богатому классу, который с быстротою неуловимой разбирал билеты по записям, и на долю прежних посетителей (рабочего класса и служащих) ничего не оставалось, кроме верхов. В зрительном зале стали преобладать фраки, смокинги и декольте дам. Наряд полиции распоряжался у подъезда порядком между бесчисленными автомобилями и кэбами, запружавшими улицу. Наша балалайка дала Лондону тон.

Прошла неделя. В субботу меня попросили в контору за получением недельного гонорара. В Англии все расчеты производятся по субботам (как со служащими, так и с домовладельцами), и кассир заявил, что служит уже четвертый год в «Coliseum» и никогда он с таким удовольствием не выплачивал артистам деньги, с каким он платил за неслыханное наслаждение, испытанное им в течение недели от русской музыки. Звонок главного директора прервал наш разговор. Директор спрашивал, застанет ли он меня в конторе, ему необходимо со мною говорить. Вскоре он явился, сияющий радостью.

— Я пользуюсь своим правом по контракту, — начал он, — и продолжаю ваш ангажемент еще на четыре недели, но вы сделали бы мне большое удовольствие, если бы согласились остаться свыше этих вторых четырех недель — еще на четыре.

Я выразил на это согласие г-на Андреева и тут же подписал желаемый контракт, т. е. с этого дня нам оставалось пробыть в Лондоне одиннадцать недель».

Ю.А. Мансфельд, как менеджер оркестра, был ежедневно занят перепиской с неведомыми корреспондентами и встречами с журналистами.

Поступили также многочисленные предложения от торговых фирм с предложениями предоставления им монопольного права торговли балалайками и другими русскими национальными инструментами — домрами, гуслями и другими. При этом фирмы ставили обязательное условие, чтобы на каждом таком инструменте стояла бы подпись В.В. Андреева.

Юлий Августович писал: «…явился уполномоченный самой крупной музыкальной фирмы Брейткопф и Герталь, представителем которой является в Москве Российское издательство С.А. Кусевицкого, и предложил мне не откладывать разрешение вопроса о монопольной продаже балалаек и так убедительно доказывал всю основательность его предложения, что я убедил г-на Андреева подписать контракт с этой фирмой. Уполномоченный, получив контрактное письмо, тут же заказал на три тысячи рублей разных инструментов и предложил вперед деньги, от чего г-н Андреев уклонился. Казалось, что большего в смысле успеха желать нечего. Но это было только слабое начало того, что предстояло пережить и перечувствовать нам в этой прекрасной культурной Англии…»

Известие о том, что «Царский оркестр В.В. Андреева» остается в Лондоне на более продолжительный срок, вызвало полный восторг у жителей британской столицы. Они охотно слушали салонную музыку в исполнении Великорусского оркестра, но приходили в неописуемый восторг от народных песен. По-прежнему особенным успехом пользовалась волжская песня «Эй, ухнем!». Ее приходилось повторять на «бис» по четыре-пять раз. Гробовая тишина сопутствовала ее исполнению, но при последних звуках зал взрывался неистовыми аплодисментами, одобрительными криками и свистом.

Многие музыканты Лондона стали высказывать пожелание исполнять русские народные песни. По свидетельству Мансфельда, «многие хотели получить ноты некоторых русских народных песен. Некоторые музыканты приносили набросанную на слух песню для проверки. Вскоре в самых фешенебельных ресторанах, как, например, в «Savoy-Hotel», в «Carleton-Hotel», раздавалась во время ужина заунывная мелодия «Эй, ухнем!». При появлении нашем (музыкантов оркестра В.В. Андреева) в этих ресторанах прерывалась музыка оркестра и, в знак уважения к Андрееву, начинали играть тут же «Эй, ухнем!», причем публика любовно провожала глазами своего любимца до его стола и очень часто тут же аплодировала ему при исполнении «Эй, ухнем!»…»

Во время гастролей Великорусского оркестра в Лондоне образовалось восемнадцать любительских и профессиональных балалаечных оркестров. По свидетельству английских музыкальных журналов, балалаечные оркестры по всей Англии росли как грибы.

Русских оркестрантов постоянно спрашивали: «Где можно получить самоучитель?.. Где покупают балалайки?.. Где издаются ноты?..»

Старейшая парфюмерная фирма в Англии Belley & Company обратилась с ходатайством дать разрешение ей на выпуск духов «Andreeff» и мыла «Balalaika», что, разумеется, было одобрено. Эти предметы роскоши окзались в большинстве магазинов и парикмахерских Лондона.

Вслед за Belley самая большая сапожная фирма выставила в своих витринах новый фасон обуви под названием «Andreeff’s Star». Повсюду в британской столице продавались открытки с портретом Василия Васильевича и с изображениями русских национальных инструментов.

Всего в Лондоне оркестр Андреева дал около двухсот грандиозных аншлаговых концертов.

С оркестром Андреева пожелал выступить знаменитый английский трагик Сеймур Гике. После концерта балалаечников Сеймур Гике пришел в такой восторг, что, схватив обе руки Василия Васильевича, начал трясти их и рассыпать комплименты.

— Ах, если бы я знал, что такой великий маэстро находится в Лондоне, то прервал бы свое турне и примчался в столицу, чтобы наслаждаться чудными звуками народной музыки!..

Гримуборная Андреева находилась рядом с гримеркой Сеймура Гикса, и когда трагик гримировался, то постоянно торопился, чтобы успеть вместе с русскими оркестрантами выпить бокал шампанского за здоровье Василия Васильевича, а затем постоять за кулисами и послушать «balalaika».

Главный директор концертного зала господин Столь приготовил Андрееву еще один сюрприз: королева драматической сцены того времени Сара Бернар дала согласие выступить с русским оркестром. Весть о ее приезде скоро заполнила столбцы английских газет: «Music Hall» и Сара Бернар! Небывалое сочетание! Это могут сделать лишь англичане, которые всегда спрашивают: «Сколько стоит?» И если они чего-нибудь захотят, то ответ на такой вопрос их уже не интересует. Они заплатят столько, сколько пожелает артист, если он английскому антрепренеру нужен. Говорили, что Сара Бернар подписала контракт на один месяц за 5000 фунтов стерлингов…»

Кстати, в совместном выступлении Бернар с русскими исполнителями не было ничего удивительного. Ведь в ее театре в начале XX века работали русские актеры, режиссеры, хореографы и оформители.

К приезду прославленной французской актрисы начались грандиозные приготовления. Были соединены несколько уборных, обставленных шикарной мебелью, бронзой и коврами. И вот — «артистическое волнительное единоборство состоялось»!..

Беспокойство Василия Васильевича и его музыкантов о том, что популярность Сары Бернар может затмить их успех, оказалось напрасным. При поднятии занавеса, когда оркестр был уже на местах, а Андреев должен был выйти из-за кулисы, зрительный зал огласился долго не смолкаемыми аплодисментами. Англичане старались своими овациями ободрить полюбившихся им русских музыкантов. Отделение концерта прошло так же блестяще, как и прежде: громкие аплодисменты, крики на «бис» после исполнения «Эй, ухнем!»…

Саре Бернар пришлось стоять добрые пять минут на сцене, кланяясь приветствовавшей ее публике, прежде чем она могла начать свое выступление. «Мы стояли все в кулисах и следили за ее игрой, — писал Мансфельд. — Считаю нелишним отметить, что годы не отразились на ее… гениальном таланте, ее эрудиция, знание сцены и божественная дикция делали свое дело. Она имела огромный успех. Но с ее успехом рос и успех Андреева… Сара Бернар часто не уходила к себе в уборную, а садилась в приготовленное ей кресло между кулисами и слушала «небесное песнопение», как она называла игру на балалайке, и с закрытыми глазами предавалась мечтательному забвению…»

Однажды взволнованный директор концертного зала сообщил Мансфельду, что по личному пожеланию английского короля Эдуарда VII оркестру выпала честь дать концерт для его семьи. Когда вечером на полотне перед сценой появилось объявление о том, что, по требованию короля, оркестр Андреева отправляется в Виндзорский дворец, то раздались такие раскаты аплодисментов, что Василий Васильевич вынужден был выйти перед рампой и отвесить несколько десятков поклонов шумевшей публике. Еще бы, лондонцы ликовали: они оценили Андреева по достоинству, и их оценке поверил сам король!..

Придворные экипажи доставили русских музыкантов в Виндзорский замок. Специальный директор придворных увеселений в Лондоне мистер Аштон ознакомил артистов с традициями королевского этикета. Ожидание в пустом зале было недолгим, и вскоре мистер Аштон дал знак о приближении его величества. Русские балалайки заиграли английский гимн.

«С ласковой улыбкой подошел король к Андрееву, — писал Мансфельд, — и, не подавая руки, начал на изысканном французском языке объяснять Андрееву, что королевская семья очень рада послушать знаменитого Андреева, знакомящего английский народ с песнями великой русской нации, которая так близка английскому королевскому дому».

Присутствовали на концерте также вдовствующая королева Александра, принцы, принцессы, королева норвежская и португальский король-изгнанник. С большим вниманием слушали высокие особы концерт. Во время исполнения «Эй, ухнем!» Эдуард VII все время одобрительно кивал головой и делился своими впечатлениями с сидящими рядом. По его желанию песня была сыграна вторично.

Когда окончилась программа и вся аудитория аплодировала исполнителям, король пожелал услышать русский гимн. Выслушав его стоя, он подошел к Василию Васильевичу и от себя и от имени всех присутствовавших выразил благодарность за интересный вечер, который познакомил Английский двор с русской музыкой.

Решено было созвать пресс-конференцию для руководителей и журналистов самого влиятельного английского агентства «Рейтер» по поводу успешного турне русского оркестра. Мансфельд писал: «Я был принят главным директором и субдиректорами (агентства), и старался доказать, что их взгляд на политику слишком односторонен и что, по моему мнению, не только бряцающее оружие создает политику, но и музыка может служить благотворным фактором. Иногда мирная политика дает значительно лучшие результаты, чем десятки крепостей и миллионы вооруженных людей. Наша беседа приняла очень миролюбивый характер. Директора выразили согласие воспользоваться моим любезным предложением ложи на концерте и обещали, если им понравится музыка и если они убедятся в правдивости моих рассказов о таком неслыханном успехе (газетам они не верят), то исполнят мою просьбу и разошлют циркулярную телеграмму. На другой же день «Агентство Рейтера» распространило весть о победах балалайки над англичанами».

Последовало еще одно приглашение от Эдуарда VII: на этот раз он пожелал послушать русские балалайки в своем охотничьем доме, в Сендригамском дворце. Сендригамский дворец представлял собой роскошную барскую дачу, которая удивляла своей необычайной простотой. Король встретил Андреева приветливо. После первого отделения программы был очень длинный антракт. Пока Эдуард VII беседовал с Василием Васильевичем, королева интересовалась у оркестрантов нотами и инструментами. Было шумно. Говорили громко в разных углах зала. Один из принцев делился своими впечатлениями, полученными им от вторичного слушания русских песен.

По окончании концерта Эдуард VII потребовал исполнения русского гимна и, прощаясь с Андреевым, высказал пожелание услышать его в Лондоне в будущем году.

Был еще один концерт для короля, перед самым отъездом оркестра на родину. Это была последняя встреча русских балалаечников с Эдуардом VII. Вскоре он умер.

Однажды во время одного из заключительных выступлений оркестра Мансфельда пригласил в свою ложу русский посланник граф Бенкердорф, присутствовавший на концерте.

«Я поспешил на зов и застал нашего посланника в большом волнении, — вспоминал Мансфельд. — Очень любезно поздоровавшись со мною, он вдруг спросил меня: «Что вы сделали с «моими» англичанами? Я их совершенно не узнаю. Они переродились. Когда я услышал первые звуки нашего гимна, я совершенно растерялся. Я не был уверен, что смелый шаг г-на Андреева обойдется благополучно. Но то, что случилось, чему я был свидетелем, меня так ошеломило и вместе с тем так порадовало, что не имею слов для выражения благодарности Василию Васильевичу. Какой подъем! Какие овации! Сижу в «Coliseum» и не верю, что нахожусь в Лондоне»…»

Перед отъездом на родину оркестра балалаечников в честь его руководителя Андреева члены русско-английской торговой палаты и чиновники русского посольства в Лондоне устроили праздничный обед. Многие из присутствующих говорили о том, что Василий Васильевич «своей музыкой показал глубину души русского человека, англичане распознали эту душу и искренне полюбили ее. Андреев, по их словам, без всяких дипломатических ухищрений, «взяв быка за рога», показал нашим теперешним союзникам, что русский народ — не тот варвар и дикарь, каким Германия старается изобразить русских.

Андреева прозвали «дипломатом без портфеля». Англичане протягивали объятия своему новому другу, русскому, следуя поговорке: «Не бойся того, кто поет, злые люди не имеют песен»…»