Русский преферанс

О соотношении понятий «профессионал» и «шулер»

В одном из первых своих интервью о программе «Марьяж», напечатанном в газете «Человек и компьютер», объясняя побудительные мотивы создания компьютерной игры, я сказал, что мне как профессиональному игроку давным-давно было интересно сделать такую компьютерную программу,[240] которая была бы сильна в логике и обыгрывала бы среднего любителя.

В скором времени после этой публикации ко мне пришёл познакомиться бриджист и популяризатор бриджа Павел Портной, в то время корреспондент агентства «Постфактум». Он спросил:

«Вы сказали про себя, что в какой-то период жизни были профессиональным игроком. Что Вы имели в виду? Вы что — шулер?»

Я ответил, что вкладываю в слово «профессиональный» один-единственный смысл: профессия — это то, что человек умеет делать хорошо; то, что его кормит, даёт средства к существованию. Что касается шулерства, то, на мой взгляд, довольно трудно представить себе профессионального игрока в карты, не подозревающего о существовании шулерских приёмов и не умеющего их распознать. Такой мнимый «профи» может только доставлять средства к существованию другим, но не добывать их своими руками. Он долго не продержится на плаву, каким бы высоким классом игры ни обладал. Так что знать шулерские приёмы — обязанность профессионала. А вот пользоваться ими или нет — вопрос этический, нравственный, если хотите. Это личное дело каждого. Так что ставить знак равенства между профессионалом и шулером, на мой взгляд, нельзя.

Какой смысл писать о шулерских приёмах?

Дискуссия на эту тему имеет, по меньшей мере, полуторавековую историю.

В 1861 г. вышла книжка «Мать шулерству». В предисловии автор рассказывает о своей встрече в поезде с неким почтенным господином (оказавшимся впоследствии шулером-профессионалом), с которым они обсуждали книгу г-на Зоркина «О плутнях карточной игры. Изобличение их во всех подробностях». Узнав от автора о теме его исследования, попутчик преподнёс ему урок карточной игры и показал, что книжные знания мало помогают в практической жизни.

Выигранные «по маленькой» деньги попутчик широким жестом вернул автору, сказав, что ставил своей целью не обогащение, но единственно — показать бессмысленность и бесполезность книжного обучения ремеслу шулера. — Чего вы добьётесь своей брошюрой? Разве что наплодите мелких шулеров! Профессионалу это только на руку, потому что обыграть мелкого жулика гораздо легче, чем простака, который и денег-то проиграть не захочет, потому что знает, что простак. А настоящие знания об этой профессии добываются не чтением книг, а собственным опытом — «кровью и потом».

Лично меня мошенничество в игре интересует своей онтологической сущностью, как одна из многочисленных граней игры. Примечательно также отношение к шулерству «человека играющего» (homo ludens, по определению Хёйзинги). Потому что если любой человек проявляет себя наиболее ярко именно в игре — обнажаются как пороки, так и благородные свойства натуры,[241] — то в игре шулерской этот контраст становится резче, а палитра — богаче. Поражает неиссякаемая изобретательность мошенничества, самонадеянно покушающегося на всемогущество Случая, поражает незыблемость деления человечества на «карасей» и «акул», интересно то, что практически на каждый шулерский приём есть «оборотка», т. е. контрприём, а также то, что человек, применяющий шулерский приём и не замечающий применяемого против него контрприёма, никогда не прекратит игры, считая, что он играет с перевесом.

Не случайно сюжетом самых выдающихся произведений мировой живописи и литературы на тему карточной игры является именно шулерская игра. Достаточно привести в пример такие полотна, как «Игра в карты с шулерами» Караваджо, «Шулер» Жоржа де ла Тура, «Игроки в карты» Валантена, и такие литературные произведения, как «Игроки» Гоголя, «Маскарад» и «Тамбовская казначейша» Лермонтова.

Согласитесь, читая плутовской роман, мы не относимся к нему как к учебнику плутовства. Нам симпатичны и Остап Бендер, и граф Калиостро, и Казанова. Нам даже немного жаль гоголевского шулера Ихарева, так жестоко обманутого другими мошенниками.

При этом наше отношение к плутам содержит известную толику иронии и снисхождения. Мы рады встречать их на страницах книг, но не в правительстве и не в Государственной думе. Лично я разделяю опасения Ф. Бэкона за судьбу государства, в котором хитрые сходят за мудрых (и я знаю одно такое государство, судьба которого мне далеко не безразлична). Мне точно известно, что колода карт — это модель мира, а все ситуации, встречающиеся в игре, имеют свои прототипы и аналоги в реальной жизни. Не случайно в нашу бытовую и литературную речь входит всё больше игроцких терминов и понятий: пойти ва-банк, поставить на карту. Многие события политической жизни можно абсолютно точно описать в терминах игры и шулерского жаргона: подтасовать, передёрнуть, приберечь козырного туза, достать туза из рукава, скатить, пустить налево, кинуть сменку, идти в долю без несчастья, двинуть фуфло и т. д. и т. п.

Поэтому мне бы очень хотелось, чтобы кто-нибудь когда-нибудь написал о мошенничестве (в том числе и о карточном) всеобъемлющий трактат и перечислил бы все возможные проделки и шулерские приёмы: они интересуют меня не только и не столько как элементы карточной игры, но и как метафоры нашей жизни. И я попробую помочь этому человеку: опишу то, что знаю сам, придерживаясь, по возможности, рамок темы преферанса.

Легальная и нелегальная информация

Прежде чем говорить об умышленной передаче нелегальной информации — «маяке»,[242] следует разобраться в том, какую информацию вообще следует считать легальной, а какую — нелегальной.

Искусство игрока в преферанс как раз и заключается в том, чтобы извлекать информацию в процессе игры, анализировать её и применять выводы на практике. Каждый игрок получает много вполне легальной информации о раскладе в процессе торговли (или делает выводы из её отсутствия), а также в процессе розыгрыша. Вистующим разрешено и даже предписывается передавать партнёру информацию при сносах — «первым сносом показывай сильную масть, вторым — слабую» и т. д. Не считается нелегальной также случайно полученная информация: противник небрежно держит карты, позволяя их видеть, или, например, карты упали на пол и т. п., хотя пользоваться этой информацией или специально вытягивать шею, чтобы заглянуть в чужие карты, считается неэтичным.

Некоторые случаи передачи информации, хотя и нелегальной, нельзя считать маяком, потому что передача информации могла быть невольной, неумышленной, результатом ошибки. Например, ход не в очередь. За такие ошибки Кодексом преферанса предусмотрены наказания (см., например, правило 3.9.14. Открытая карта), компенсирующие ущерб от передачи нелегальной информации.

Передачей нелегальной информации может оказаться и любое нарушение этикета игры: замечание партнёру, выражение неудовольствия по поводу хода или сноса, напоминание о ходе торговли и т. п. По сути дела, любое проявление эмоций до окончания розыгрыша преследует некоторую цель: скорректировать действия партнёра, повлиять на дальнейший ход игры запрещённым способом.

Этика игрока[243] недвусмысленно запрещает все действия, которые могут оказаться способом передачи нелегальной информации. Например, нельзя приготовить карту для игры во взятку заранее. Такое движение может служить информацией партнёру, что, дескать, я эту карту бью, и повлиять на его снос.

Также нельзя приготовить карту для следующего хода, так как партнёр сделает вывод, что вы знаете, что эта взятка будет вашей, т. е. имеете в масти хода старшую карту. Таких ситуаций может быть очень много. Например, один из вистующих попал разыгрывающему в козырь трефами. Так как этот вистующий, человек преклонного возраста, постоянно жалуется на плохую память, то он тут же кладёт одну карту на стол взакрытую, объясняя это действие как мнемотехнический приём (чтобы не забыть, во что ходить, когда придёт ход). В его действиях, если задуматься, содержится целый поток нелегальной информации. Во-первых, известно, что у него есть трефы. Во-вторых, понятно, что он собирается получить ход, т. е. взять взятку в одной из мастей, и т. д.

Советы постороннего (наблюдателя, кибитцера), равно как и проявление чувств по отношению к игре, также рассматриваются как нелегальная информация.

Однако любое из перечисленных действий, совершённое вольно или невольно — по незнанию этических норм преферанса, или в силу плохого воспитания, или по забывчивости, по рассеянности, под действием эмоций или винных паров, — маяком не является.

Маяком мы будем называть только умышленную передачу нелегальной информации, подчиняющуюся, как правило, определённой системе, разработанной и оговорённой заранее, до начала игры.

Маяк

Передавать игроку нелегальную информацию во время игры может как сторонний помощник, присутствующий при игре под видом наблюдателя (болельщика, кибитцера) или не присутствующий (наблюдающий издалека), так и участник игры.

В коллективной пульке самым распространённым способом передачи нелегальной информации является маяк между партнёрами. Попутно нужно заметить, что факт обмена информацией автоматически означает предварительный сговор и игру на одну руку (или на один карман), так как передача информации противнику не имеет смысла.

Способов передачи маяка существует великое множество.

Представим, что два «налапника»[244] условились:

Тот, кто подаёт сигнал первым, спрашивает. Второй отвечает.

Пришла первому такая карта:

Он сказал раз, а сам сложил карты стопкой и держит вертикально — спрашивает о пиках. Партнёр спасовал и держит карты в руке под углом в 45 градусов — у него две пики. Тогда первый, протягивая руку за прикупом, ставит карты горизонтально — спрашивает о бубнах. Партнёр отвечает: одна (держит карты вертикально). Что можно сказать о предстоящей игре? Нужно заказать 6 и посадить третьего без одной, разыгрывая втёмную бубну трижды сверху и не откозыривая. Если бубновая масть лежала бы пополам, можно «рискнуть» и выиграть 8 (например, в игре со скачками).

О ренонсах в этой системе партнёры информируют друг друга, пощёлкивая картами в нужном положении, соответствующем определённой масти. Держит один карты параллельно плоскости стола и перебирает их по торцам, ожидая заявки или хода. Это сигнал, означающий, что у него нет червей.

Представьте, ход ваш, вы держите такую карту: A K8 1087 KJ97.

Противник заказал 6, а партнёр завистовал и показал ренонс червей. Возможно, есть смысл вистовать вслед и атаковать семёркой червей. Во всяком случае, план розыгрыша понятен. Если учесть, что можно попросить хода в определённую масть, то становится ясно, что такой обмен информацией даёт «некоторое преимущество».

Кроме количественного маяка в этой системе обычно имеется качественный сигнал в один бит информации типа «да-нет», например ладонь открыта — ладонь сжата в кулак. Он применяется для рекомендаций: вступать в торговлю или не вступать, вистовать — не вистовать, перебивать карту или не перебивать, а также для обозначения старшей или младшей карты в масти.

О том, какие возможности предоставляет система, наглядный пример даёт случай. Дело было ещё в студенческие годы. Мы ехали в электричке втроём: с отцом и однокурсником, моим постоянным партнёром. Чтобы скоротать время, стали писать пулю — по копейке за вист. Сыграли примерно полпули, как вдруг товарищ мой запросил количество треф. Я от неожиданности смутился и стал смотреть в окно, делая вид, что не замечаю маяка. А коллега буквально требует: «Интересуюсь, — говорит, — Дуся, как Вы, такая молодая, красивая женщина, два месяца на курорте и всё — без путёвки?» Куда деваться? — Ответил, что две. Партнёр не унимается — теперь его бубна интересует. Что ему надо!! — играем в семейном кругу, по символической ставке! — Не буду отвечать! А он заявку не делает, напевает: «Спрашивайте, мальчики, спрашивайте. Только ничего не приукрашивайте…» Какой, всё же, нахалюга! Видать, задумал что-то необычное. Отвечаю: «Одна». — «А какая одна?» — спрашивает. «Семёрка, чтоб тебе пусто было!» Отец начал нервничать — любому станет ясно, что происходит что-то неладное. «Мизер!» — решился партнёр.

Даже неудачная покупка (две червы) не помешали моему партнёру выполнить контракт. Нужно ли говорить, что этот мизер произвёл на моего отца неизгладимое впечатление? Он бросил карты и отказался продолжать игру.

С тех пор прошло уже более 20 лет, а отец обижается по сей день: «Родного отца готовы были раздеть на маяках…» И поди объясни, что не корыстью мы были движимы, а исключительно желанием отшлифовать способ извлекать максимум пользы из имеющейся информации. И что не всегда есть возможность отказать партнёру, и что угрызения совести имели место быть…

Система вопросов и ответов, как мы убедились на последнем примере, позволяет получить исчерпывающую информацию о раскладе. Однако она довольно громоздка и, как бы это сказать, «стремновата» (не удалось подобрать подходящего не жаргонного слова, чтобы выразить опасность быть уличённым). Гораздо более мягкой и почти такой же действенной является другая система.

Качество карты на руках до начала торговли сообщается при помощи уровня, на котором игрок держит карты. Высоко — хорошая карта: игра на руках или хорошая распасовка. На уровне груди — так себе. Совсем низко — дело плохо: сяду или наберу 4–5 взяток на распасовке. Если партнёр держит карты высоко, пасуешь. Если у обоих плохо, кто-то один пытается играть. Тот же сигнал — при заказе игры и при решении проблемы: вистовать или не вистовать. Высоко карты — не сижу, очень высоко — посажу вистующих, низко — сяду сам, совсем низко — сяду, и не без одной.

При розыгрыше втёмную или на распасовке количество карт сигналится способом, которым карта кладётся во взятку: снизу (параллельно плоскости стола) — синглет; сверху — дублет; сверху с каким-нибудь словом — триплет; снизу со словом — четыре и более карт в масти.

Приведу пример одной распасовки, сыгранной на пляже в Сочи году этак в 1978-м. Мы с партнёром сидели на W и S. Противник соответственно на E.

На два червовых хода из прикупа Восток снёс туза и короля бубён. Мы пока ничего не знаем о раскладе, кроме того, что черва у нас лежит 3:3. Запад ходит десяткой треф, сигналя дублет. Восток подкладывается, Юг берёт королём (сигналя триплет) и отвечает девяткой пик(давая понять, что у него их две). Запад бьёт королём (молча сверху) и повторяет трефой. Восток снова подкладывается, Юг берёт тузом. Что в этот момент можно сказать о карте противника? Червей у него не было изначально. Пик — четыре, треф — три. Остаются три карты в бубнах, из которых он уже снёс две. Юг добирает дамой пик и ходит бубновой девяткой, понимая, что у Запада наверняка есть карта младше девятки и что он обязан пропускать. Если бы у Востока в бубнах была не восьмёрка, а десятка, он взял бы четыре взятки, а так — всего три (следующий ход Юга — валет треф). Восток потом сетовал, что после прикупа у него была единственная «дырка» — третья дама в трефах.

Сигнал положением карт и способ, которым карта кладётся во взятку, исчерпывают, пожалуй, 90 % используемых на практике (в процессе игры) систем маяка. Вы можете добавить сюда прикосновение к различным частям тела (лица), например: провёл рукой по волосам — 4, или черва; лоб (вытер пот платком) — 3, или бубна; нос (зачесался) — 2, или трефа; рот или подбородок — 1, или пика.

Того же эффекта можно достичь, если придумать четыре различных положения для пальцев одной руки и т. д. Но это уже больше относится к маяку со стороны.

Часто нелегальная информация поступает шулеру от тайного пособника, который сам в игре не участвует, а играет роль стороннего наблюдателя. Могу рассказать, как я впервые испытал действие маяка на себе. Я учился тогда на втором курсе факультета журналистики МГУ, считал, что играю в преферанс очень хорошо, и никого не боялся. Ко мне пришёл поиграть однокашник (он учился на нашем факультете курсом старше). До этого мы раз или два встречались, играя коллективную пулю — не помню в каком составе. На этот раз бой шёл в гусарика и я победил. На следующий день мой партнёр пришёл с товарищем, занёс деньги, которых не хватило рассчитаться накануне, и предложил продолжить. Товарищ его сел рядом с ним: «Ничего, если я поприсутствую — посмотрю, поучусь?». На это мой партнёр заметил: «Глядя ко мне в карты, ты ничему хорошему не научишься. Вот человек хорошо играет. У него поучись!». Должен сказать, что последнее замечание мне польстило. «Вы не возражаете, если я буду смотреть Вам в карты?» — «Пожалуйста, смотрите».

В руках у моего кибитцера[245] появился спичечный коробок, которым, как я узнал впоследствии, он и маячил: вертикально — 1, или пики; под углом 45° — 2, или трефы, и т. д. Можно только удивляться собственной доверчивости, потому что я не прогнал «ученика» даже после распасовки, проигранной 8:2 с такими картами:

Я занимал позицию Запада на второй руке. Партнёр начал восьмёркой червей, на которую я снёс туза треф. Следующим ходом была отобрана восьмёрка треф и, после некоторых манипуляций картами и спичечным коробком, последовало разящее включение: семёрка бубён. Я спросил партнёра, не боялся ли он бубнового возврата. «Боялся, — ответил партнёр, — но ведь нужно ещё угадать, сколько у меня бубён…».[246] О том, что он сыграл на единственный и очень маловероятный вариант, я как-то не подумал. Естественно, пуля закончилась разгромом.

Позже я узнал, что спичечный коробок вовсе не обязательный и не единственный атрибут маяка и что той же цели может служить любой прямоугольный предмет, а также карандаш или ручка. Человеку с воображением можно не объяснять, что давать маяк можно множеством различных способов — почёсыванием, подмаргиванием, показом количества карт на пальцах, как на картине Караваджо «Игра в карты с шулерами», взаимным положением пальцев, а также экзотическими способами, осмеянными в литературе и кинематографе: при помощи колец дыма в виде цифр и т. д.

Все перечисленные способы относятся только к визуальному маяку, т. е. к такому, который можно увидеть глазами. А сколько существует других?!

В американской литературе о мошенничестве в карточных играх описывается старик, всю жизнь промышлявший мошеннической игрой в покер на судах, плывущих вверх и вниз по Миссисипи. Старик изображал слепого музыканта. Он никогда не держал в руках карт — играл его сообщник, по виду — неотёсанная деревенщина. Старик «сидел на маяке» и передавал исчерпывающую информацию о картах музыкальными фразами. Если учесть, что в покере возможны всего-то 2598960 пятикарточных комбинаций, то музыкальная палитра, несомненно, богаче. А девять значимых покерных комбинаций (от пары до флеш-рояля) можно передать, наверное, даже играя на дудочке. А старик, говорят, был виртуоз.

Если «лох пускает за спину», то остальное, как говорится, дело техники. Нет никакой разницы, каким способом сигналист передаёт информацию: визуальным или каким-то ещё. Одному игроку, рассказывали, сажали на колени девочку, которая свободной рукой опиралась на спинку соседнего стула и выстукивала пальчиками расклад в спину сидящего на этом стуле противника.

Бывает, что в сложных ситуациях «на маяк» посылают жену, которая в ответственный момент начинает хлопотать по хозяйству и то и дело оказывается то возле холодильника, то возле плиты, но каждый раз — у вас за спиной.

Если игра происходит на пляже или в другом людном месте, «цинкующий»[247] может легко затесаться в толпе зевак или будет просто лежать на соседнем лежаке, прикрыв лицо от солнца газетой (с дыркой).

У всех этих способов, когда человек доверяет — пускает за спину или не подозревает о возможности маяка в принципе, есть два существенных недостатка:

1.Величина греха. Потому что, по Данте, в аду обманувшим доверие предназначено ледяное озеро Коцит, в котором грешники стоят, вмёрзшие по пояс.

2.В крупной серьёзной игре такая доверчивость редко встречается.

Поэтому тот, кто планирует игру на маяке по высоким ставкам, думает прежде всего о том, как бы своего сообщника спрятать, сделать невидимым. За много лет происков в этом направлении (по крайней мере, 400 — со времени написания Караваджо своей «Игры»)[248] они сильно преуспели. А технический прогресс предоставил в их распоряжение достаточно мощных и хитроумных средств, позволяющих смотреть издалека и передавать информацию при помощи электромагнитных волн. Конечно, «Человек-невидимка» Герберта Уэллса остаётся до сих пор неосуществимой мечтой, но кое-какое приближение к идеалу налицо.

Так называли стационарно оборудованное помещение с тайником, где прятался человек, подсматривающий в карты и передающий информацию. Тайник мог помещаться в шкафу (по бедности устроителей стационара), или в соседней комнате, или даже в соседней квартире, специально для этих целей снятой: согласитесь, даже мнительный человек с большей уверенностью садится спиной к глухой стене, чем к проходной комнате.

Для передачи сигнала кто-то тянул провода и запасался маленькими лампочками для карманного фонарика, которые прятали в торце столешницы или под ковром. Более осведомленные в технических возможностях заказывали специальную аппаратуру, позволяющую преобразовать радиосигнал в электрический, и тогда один просто нажимал на кнопку, а другой дёргался в конвульсиях (если кожа нежная и чувствительная) — напряжение в шесть вольт от батарейки способно вызвать серьёзное раздражение при длительном воздействии. Последний способ предпочтительнее, потому что:

а) позволяет двигать мебель без опасений порвать провода;

б) меньше шансов «спалиться», т. е. быть уличённым.

Однако и у него были отрицательные стороны: на радиосигнал реагировала всякая включённая в комнате аппаратура: телевизор и радио.

Помню, как-то в общежитии университета — в высотном здании на Ленинских горах произошёл такой случай. В процессе игры «на стационаре» пришёл ничего не подозревающий сосед по комнате. Он привёл друзей — смотреть телевизор. Первые две минуты они смотрели своё кино нормально, но после первого же запроса о количестве карт в какой-то масти ответ выдал телевизор — тремя громкими звуковыми сигналами, во время которых изображение начисто пропадало. Сначала никто ничего не понял — до этого никогда не играли при включённом телевизоре. Но телевизор упорно дублировал маяк. Началась некоторая паника. Все стали высказывать свои соображения о возможных причинах странного поведения ящика. Самую убедительную версию высказала жертва шулерской игры — о неблагоприятных погодных условиях. Жертву похвалили за сообразительность, а соседа попросили выключить телевизор — во избежание пожара: и действительно, играть при таком дублирующем приборе — чистое «палево».

Потом ещё долго смеялись — никто не ожидал от телевизора такого подвоха: ну ладно бы ещё радио, оно часто ассоциируется с запрещёнными сигналами в игре, особенно когда само на себя наговаривает: «Вы слушаете «Маяк»!» Досталось и жертве — с погодными условиями.

Хотя удивительного в том, что «лох» ничего не заподозрил, на мой взгляд, было мало. Даже человек, умудрённый в таких делах и знающий о принципиальной возможности скрытого сигналиста, как-то раз чуть не упал в обморок от неожиданности, увидев в верхнем ящике стенного шкафа «говорящую» голову.

Кто бывал хотя бы раз в общежитиях университетской высотки на Ленинских горах, знает, какие маленькие кельи отведены для проживания в этом сталинском доме. Здание строилось зэками и было сдано в эксплуатацию в 1953 г.

О строителях-заключённых напоминает даже лексика в названиях внутренних частей огромной постройки: вместо корпусов здесь «зоны», официально: зона А, зона Б; вместо привычных вольному человеку квартир, комнат, на худой конец — апартаментов или номеров здесь — «блоки». В каждом блоке две крохотные комнаты (хорошо, не «камеры»), прихожая, туалет и ванная комната (ванна, разумеется, стоячая). Метровой толщины каменные стены съели всё пространство.

В комнате на двоих помещаются две узких кровати, столик и стенной двустворчатый шкаф. Над шкафом — до потолка — антресоль с отдельными дверцами. На этой полке-антресоли студенты обычно хранят свои чемоданы.

Устроители стационара выпилили дырку между шкафом и антресолью, чтобы человек, вставший на полку в большом отделении шкафа, где висят пальто, мог просунуть голову в антресоль. Дверь шкафа на всякий случай запирали, а дверцу антресоли держали чуть-чуть приоткрытой, оставляя буквально маленькую щелочку. Из темноты можно было наблюдать за происходящим в комнате совершенно безопасно (в плане риска быть обнаруженным), а столик устанавливали таким образом, чтобы у наблюдателя был необходимый обзор и удобный угол зрения. Никому и в голову не приходило, что в шкафу может прятаться человек, если он, конечно, не начинал чихать или кашлять.

И вот однажды, посреди ночи, в разгар крупной ответственной игры в гусарика (если память не изменяет — по рублю за вист) раздаётся стук в дверь: приехал наш товарищ из Киева — тоже студент и преферансист. Изрядно поддатый. Нас в комнате три видимых человека и один невидимый. Я как раз играл картами. Не потому, что я играл лучше своего долиста: просто у меня кожа менее чувствительная к электрическим разрядам. Ввалившийся с шумом киевлянин начал трясти нам руки, тискать нас обоих в объятиях. Нужно сказать, что объятия были особенно некстати, потому что поотваливались клеммы датчиков, приклеенные к телу пластырем, и пришлось уходить в туалет, чтобы снова закрепить их. Противнику в этом смысле повезло больше — он избежал и объятий, и мокрых поцелуев.

Все призывы к пьяному киевлянину вести себя спокойно не возымели действия: узнав о ставке игры и о текущем счёте (положительном и довольно значительном), он стал пытаться помогать разными способами, чтобы заработать себе хоть маленькую долю: то заглядывает противнику в карты (заставляя того прятать карты — и от киевлянина, и от невидимого нашего соглядатая), то заводит отвлекающий разговор, то пытается вызвать противника на скандал. В ответ на мои увещевания он примирительно хлопает меня по плечу, как ему кажется, легонько, но клеммы снова отваливаются… Что с ним делать?! Ведь может вообще поломать всю игру!

Тут я проигрываю распасовку с крупным счётом и «в сердцах» рву одну карту: мне нужна пауза, чтобы сходить за новыми картами. Но ходить никуда не пришлось — получилось лучше: за новыми картами пошёл противник. Видимо, всё-таки не особенно доверял! Мы быстро заперли дверь, я скинул рубашку, а долист начал переклеивать клеммы у меня на предплечье. Киевлянин уставился на нас удивлённо. В этот момент со скрипом открывается дверца антресоли, а лежащая на полке голова выдаёт гневную тираду, обращаясь к киевлянину по имени.

Надо было видеть его лицо! При других обстоятельствах он никогда бы не позволил такого с собой обращения. Тем более — от владельца «говорящей» головы, над которым до этого всегда подтрунивал. А тут у него ноги подкосились. Он присел на край ближайшего стула, обхватив голову руками. — Так вот тут у вас какая игра!

За дверями послышались торопливые шаги противника — как быстро он нашёл новые карты! Видно, спешил отмазаться. Я быстро застегнулся, долист открыл дверь, и игра возобновилась. Киевлянин вёл себя тихо — первые пять минут, — а потом говорит мне: «Можно тебя на минуточку?» Я отвечаю: «Проблема твоя мне понятна, потом разберёмся». — «Ну, пожалуйста, только на одну минуточку!» (А мне не то что ходить — шевелиться противопоказано.) — «Потом, — говорю. — Думаю, никто не откажется». Он вышел в тамбур и стал подавать мне знаки, что хотел бы зайти в долю… Десять процентов мы ему, конечно, выделили на следующий день — как компенсацию за пережитый при встрече с «говорящей» головой ужас, ну и просто по симпатии.

Можно ли проиграть, имея такое преимущество? В принципе, не исключено. Я знавал одного сильного преферансиста, пожалуй, самого сильного в Москве на тот момент (примерно 1975–1980 гг.), который просто «выдерживал систему». Ему смотрят в карты, а он играет себе — как будто тоже против открытых. Где нужно — на распасовке — сыграет с глубоким добором; в проблемной масти сделает своевременно профилактику; если распасовка выигрывается фиксированно, он никогда не станет рисковать, чего-то там не добирать: свои отобрал и отдался. Что пользы знать все его карты, если он их и так может показать со словами: «Моих больше нет»?

Но это был уникальный человек. Помню, как-то в Сочи мы отдыхали целой командой. Не то чтобы вместе приехали на заработки, повстречались случайно: на сезон многие приезжали на юг — поиграть и отдохнуть заодно. Кто-то предложил, в виду ненадёжности жилья, которое мы снимали, положить часть денег в сберкассу на книжку. Так и сделали. Раз в неделю заходишь — снимаешь 100 рублей. Если проигрываешь, чаще заходишь; если выигрываешь — реже. Как-то раз кассир в сберкассе спрашивает: «А такой-то не с вами?» — «С нами, — говорим. — А что случилось?» — «Да вот, — говорит, — понять никак не могу. Вы пришли месяц назад человек пять — все вместе — я вас запомнила. Вы четверо снимаете время от времени понемногу, а он через день заходит и по 100 рублей докладывает…»

Остальные, как правило, «систему» не выдерживали.

Один из немногих способов проиграть при игре «на стационаре» — если тебя «катит» партнёр. Например, стоит в доле с противником и иногда «ошибается». Как известно, ложная информация обходится гораздо дороже, чем её полное отсутствие. Известны также случаи, когда обыгрывали человека, сидящего на маяке. Он себе знай маячит, делает работу честно, сидит, как правило, в нечеловеческих условиях, шевельнуться боится. А тот, кто принимает информацию, находясь в тайном сговоре с противником, всё делает правильно — информацию использует по назначению, всё угадывает, играет безошибочно. Но… пропускает какие-то другие приёмы, более сильнодействующие, например сменки или заклад. Противник играет себе девятерные, и от маяка толку никакого. Объяснение простое: «счастье фраера ярче тысячи солнц».

Подлый мир! Никогда нельзя повернуться спиной или забыть, что любой из шансов — оружие обоюдоострое.

Известен и такой способ передачи информации, как педалирование.

Тут уж, казалось бы, чего проще! Сидят партнёры за столом напротив. Вытянули ноги и педалят друг другу расклад. Система самая простая: раз надавил — пика?; три нажатия в ответ — всё понятно. Есть даже неписаные правила: один резкий толчок означает «Да» при ответе на любой вопрос, серия толчков или горизонтальные поглаживающие движения — «Нет».

Правда, и здесь возможны неожиданности. Рассказывали такую историю: однажды на лавочке в Академии[249] в парке Горького сидят два серьёзных известных игрока. И прозвища у них соответствующие — Вампир и Спортсмен. Играют в деберц — открытые против закрытых. У Спортсмена, играющего на открытых, человек пять долистов стоят вокруг. Наступил решающий момент в партии. Спортсмену нужно угадывать, ходить ли ему из-под туза или сверху. Нужен послед,[250] иначе — байд. Решение зависит от того, одна карта у противника в этой масти или две. Все вокруг понимают, что как воздух нужен маяк. Игра дорогая. Один неверный ход будет стоить два куша. Пауза затянулась. Вдруг Спортсмен почувствовал мягкое прикосновение к стопе: кто-то слегка наступил ему на ногу и не убирает. Профессионал до мозга костей, Спортсмен всем своим видом демонстрирует индифферентность. Смотрит сосредоточенно на карты — не дай бог, взглянуть на ногу и обнаружить тайную помощь. Рассуждает вслух: «Пойду-ка я с туза» — и берётся за карту. В ответ лёгкое поглаживание по ноге: нет! — «Или, может быть, лучше с маленькой?» В ответ короткий резкий импульс: да! Ходит с маленькой. Противник берёт голой десяткой и показывает карту другой масти: «Давай сюда, байд!». От неожиданности Спортсмен долго не может понять — что произошло?! Потом переводит взгляд на ногу, как бы ища ответа на вопрос: «Как такое могло случиться? Почему десятка — голая?» На его ноге — нога Вампира.

Случается и такое, что противники обмениваются сигналами между собой. Это значит, что жертва идёт к кому-то из них в долю. Деньги жертвы игроки поделят между собой позже. Про такую ситуацию в Харькове в своё время говорили стихами:

Действительно, проигран некий куш. Жертва отдала свою половину. Одну половину от этой половины забрал один игрок, а другую — другой. Если у него есть долисты, они и делят «не спеша» то, что осталось.

Коль скоро существуют «маяки», любое партнёрство с их применением заслуживает названия недобросовестного — по отношению к третьему игроку. Но помимо обычного, можно выделить ещё и недобросовестное партнёрство в квадрате. Это «двойная» игра, «левая» игра, скат долиста, причём некоторые способы такого надувательства ближнего не лишены известного изящества (по самой задумке).

Я, например, знаю верный способ, как с помощью недобросовестного партнёрства выиграть деньги наверняка, причём наперёд заданную сумму. Подходишь к одному человеку и предлагаешь: «Давайте играть в преферанс в доле». Потом подходишь ко второму и третьему и говоришь то же самое. Составляется пулька, в которой между вами и каждым из остальных участников состоялся тайный сговор.

А дальше делай что хочешь, лишь бы проиграть побольше: хочешь технично — кидай сменки сам себе, или можешь, как сумасшедший, заявлять мизер на каждой сдаче и брать по пять взяток — дело вкуса. В конечном итоге наживёшь ровно столько, сколько проиграл в этой пуле. Поясняю.

Допустим, ты проиграл 3000 долларов, соответственно остальные трое выиграли, скажем, поровну — по 1000 долларов. Разводишь руками: мол, не повезло, — и покорно выплачиваешь долг. Потом, так как отношения-то со всеми тайные, отводишь в сторонку каждого по отдельности. После взаимных упрёков и покаяний переходите к финансовой части:

— Для начала, верни-ка мне тысчонку, которую получил от меня! Итого мы проиграли две. С тебя 1000 долларов, и мы в расчёте. Не переживай, в следующий раз отыграемся. Больше не буду так азартничать.

Выяснив таким образом отношения с каждым, получаешь свои 3000 долларов назад и 3000 долларов чистой прибыли. Повторяю, что сумму можно установить себе заранее — как ориентир.

В главе «Безопасная игра» рассказывается, как однажды мне пришлось играть в Ташкенте против двух сообщников, навязавших среди прочих условий неограниченную геометрическую прогрессию на распасовке. Можно себе представить, что способны сделать с жертвой два опытных игрока, играя на маяках при таких кабальных условиях. Эта история служила иллюстрацией того, что о безопасности следует подумать до начала игры. Но она не менее поучительна в том смысле, что показывает, чем могут быть чреваты ошибки при игре на маяках.

Напомню, мне не хотелось раскрываться, и я собирался доиграть пулю (желательно, конечно, с возможно меньшими потерями), чтобы потом перевести игру в более благоприятное русло: в гусарика или другие игры. Дело в том, что разница в классе была видна невооружённым глазом, а я всё-таки привык ощущать себя охотником, а не жертвой.

Ребята знали своё дело туго: всем другим играм предпочитали распасовки.

Я бился как лев, стараясь «уползти в ноль», но шансы были невелики. Наконец пришёл момент, когда я понял весь ужас своего положения и внутренне корил себя за недальновидную сговорчивость: пришла серия распасовок. Многие из них были хорошими, но беда заключалась в том, что цена взятки росла от распасовки к распасовке, а ужесточённый выход из распасов сулил подсад на крупной игре, если бы кто-то вдруг вздумал бежать от распасов. Наступила развязка — пришла распасовка по 64! Карта типа J109 QJ9 QJ Q9. Можно было, конечно, сказать раз, но пришлось бы играть десятерную игру. Что было делать? Сама по себе эта распасовка не так уж плоха — четыре или пять взяток. Но за ней придёт другая — по 128!

Я мужественно решил терпеть и прервать страшную серию на более благоприятной карте. Сказал пас. Ребята тоже. В этой сдаче они допустили ошибку. То ли произошёл сбой в системе маяка, то ли один из них просчитался, только взяток у меня на этой распасовке не было! Кто-то что-то отобрал, в какой-то масти 78 были обрезными. Потом мне дали пронести от трёхкарточной масти, а затем сыграли её с глубоким добором. Противники записали 640 наверх, а я — 64 в пулю (играли «ленинградку» до 50). Этих очков мне хватило, чтобы закрыть всем пулю, и игра на этом закончилась.

Было очень смешно смотреть, как ребята, забыв, что маяк — это их маленькая тайна, стали выяснять отношения и едва не дошли до рукоприкладства. В другое русло игру переводить не пришлось, так как закончились деньги. Партнёры ушли (кажется, в разные стороны), и больше я их никогда не видел.

Этот анекдотичный случай в копеечной игре является хорошей иллюстрацией того, как маленькая, ничтожная ошибка может разрушить большое дело. Ведь у них был, бесспорно, большой перевес. Они могли бы выиграть хорошие деньги. Последняя распасовка привела не только к тому, что они проиграли столько, сколько проиграли. Они потеряли возможность продолжать игру с перевесом.

Казалось бы: вот как хорошо! Знаю карты противника и играю себе — как против открытых. Но противнику может не понравиться такая игра, и он её бросит. Как-то на пляже в Сочи произошёл поучительный случай. Играли в деберц открытыми против закрытых, получая положенные 160 очков форы. Но играющий открытыми кроме форы получал ещё и маяк. Хорошая игра! Пришла концовка партии. У играющего открытыми 499 очков (партия до 501), у противника 480. Противник играет по первому козырю, в червах. На столе лежат A97 109 A J97.

Играющему открытыми достаточно набрать два очка и сказать: хватает. Наилучшие шансы даёт бубновый туз. Синглетный! Но маяк говорит, что у противника нет бубён, есть козырной валет и туз пик. Но зато в трефах — голая восьмёрка. Выигрывает единственный ход — валет треф. Что же делать? Партия очень дорогая. Наш «жулик», ничтоже сумняшеся, ходит с валета треф! Немая сцена. Противник платит и, ни слова не говоря, прекращает игру. Вероятно, этот партнёр потерян для «жулика» навсегда.

Для настоящего жулика (без кавычек) все остальные ходы, кроме бубнового туза, за-пре-ще-ны! Профессионал должен, «сознавая свою горькую долю», ходить тузом бубён, зная доподлинно, что эту партию он обязан проиграть. Профессионал не имеет права «палить шанс». Даже если бы у противника не было ни туза пик, ни козырного валета, он всё равно был обречён ходить тузом бубён. Такой ход служил бы неопровержимым доказательством того, что игра ведётся честно.

А своё тайное знание он мог бы употребить только в том случае, если бы у него были два третьих туза или две десятки и ему нужно было угадывать, с какой масти пойти. К слову сказать, профессионал постарался бы и свестись по-другому, имея такой перевес, как маяк. В игре открытыми картами довольно трудно строить розыгрыш, учитывая нелегальную информацию. И при этом заботиться о том, чтобы внешне этот розыгрыш выглядел вполне логично — как бы основывался на теории вероятностей и на информации легальной. А наш дурак «спалил номер».

Правда, существуют очень хитрые и ушлые жулики, которые сумели бы выпутаться и из такой, казалось бы, безнадёжной ситуации. Я знавал одного-двух артистов, которые без труда выиграли бы эту партию — на одних только актёрских способностях. И деньги не пропали бы, и партнёр не бросил бы игру. Возможно, и заподозрил бы неладное, но явных доказательств в руки не получил бы.

Как бы повёл себя артист? Он стал бы потирать руки от удовольствия и вообще вести себя так, как будто он уже выиграл. Он завёл бы посторонний разговор, спросил бы, не играют ли они с удвоением (то есть не может ли он сказать «даве», удваивая ставку).[251] Он стал бы долго удивляться, почему его противник до сих пор не собрал карты и не сдался, а потом предложил бы дать ему 95 % отступного (если бы куш был 100 рублей, он сказал бы: «Что, не хочешь пятёрочку сэкономить?»). В конце концов либо партнёр, либо кто-нибудь из долистов, раздражённый таким потоком лирики, попытался бы осадить «зарвавшегося нахала» и призвал бы его проявлять больше уважения к партнёру и его чувствам и вообще вести себя приличней: «Ты ещё не в Млыне![252] Ходи давай!» И тогда, как бы не понимая, какого ещё хода от него ждут, артист пошёл бы валетом треф со словами: «А что у нас, ребята, в козырях!?» А потом изобразил бы страшное удивление, когда узнал, что козырь — черва, а не трефа. Но взять ход назад ему не позволила бы его профессиональная этика. Не в шашки играем: взялся — ходи; карте — место и т. п. Одним словом, получилось бы примерно, как в бильярде, когда падает «дурак». Партнёру только и осталось бы, что развести руками: «Дескать, что я могу сделать! Идиотский ход, а оказался единственным выигрышным!»

Похожую находчивость продемонстрировал другой «артист» за игрой в коллективную пульку. Он увидел в прикупе (по рубашке, разумеется) семёрку, с которой у него получался чистый мизер. Но семёрка шла к длинной масти, и купив её, шулер обнаружил бы своё знание прикупа. Он заявил мизер, а когда партнёры спасовали, взял прикуп и соединил с остальными своими картами, никому не показывая. В ответ на требование изумлённых партнёров — показать прикуп — он сам изобразил удивление своей рассеянностью и немедленно исправился: показал — две какие-то карты. Факт покупки семёрки остался тайной. Но эта история больше относится к разделу «Краплёные карты».

Выдержать маяк в долгой игре, пожалуй, невозможно. Но создать врагу кое-какие трудности по силам любому. Например, при игре в преферанс сильные игроки не раскладывают карты по мастям. Это мешает смотрящему в карты: он будет чаще ошибаться.

Кстати говоря, некоторые люди (даже и в честной игре) пользуются тем, что противник раскладывает карты по мастям. Они видят, откуда вы извлекли карту, а если по соседству с ней была карта другой масти, то несложно вычислить количество карт в одной из мастей. Этот приём выдаётся за непредосудительный — чуть ли не за мастерство и вершину психологии. По сути дела, такое поведение, конечно же, неэтично и является одним из способов получения нелегальной информации.

Такого «психолога» не следует укорять. Гораздо лучше проучить его — пару раз спутать его планы, положив с краю «мнимый бланк». Такая ошибка, да ещё на крупной распасовке, может дорого ему стоить.

Опытный игрок, если он понял, что сидит «под системой», может извлечь немалые выгоды из своей догадливости. Создавая наблюдающему то и дело разного рода трудности: меняя угол, под которым он держит карты, просматривая их быстро, не раскладывая по мастям, и т. д., игрок ждёт ключевого момента. Например, всё той же крупной распасовки. Дождавшись, он сознательно дезинформирует врага — прячет одну карту. На самом деле, не так уж просто быстро сообразить, 9 карт ты видишь или 10. Карты разложены по мастям, и наблюдающий видит, что в трефах, например, — голая семёрка. Противник ходит в трефу и получает сигнал — одна. Он прекращает добор в этой масти, а восьмёрка у нас припрятана. Даже если мы на втором или третьем ходу перестанем её прятать, исправить положение (откорректировать переданную информацию) сигналисту будет затруднительно — слишком поздно. Такая «деза» на распасовке может принести баснословную разницу. А кроме того, в стане противника возникнет взаимное недовольство и неуверенность.

Разумеется, очень важно мгновенно определить, какую именно ключевую карту нужно спрятать.

В некоторых играх упрятывание ключевой карты при игре под маяком может сочетаться со встречным применением шулерских приёмов. Представьте себе, что двое играют в секу. Один сидит «под системой», но сам умеет хорошо пользоваться лишней картой. Если он не подозревает о том, что к нему в карты смотрят, он быстро «запалится» — сзади будет видно, что у него на руках не три, а четыре карты. Но если это мастер и профессионал, который предпочитает сначала осмотреться и понять, что происходит, то он сумеет жестоко наказать противника и превратить направленное на него оружие в средство самоубийства для врага.

Профессионал возьмёт лишнюю карту — незаметно не только для партнёра, но и для его соглядатая — и будет ждать подходящего случая. Взяв туза, он будет ждать, когда ему придут два туза. Если противник имеет лучшую комбинацию, то он обречён — сразу, в одной сдаче. Информация о двух тузах передана, и враг на своих 29 очках играет «смело и размашисто», причём, что очень важно, играет «до последнего» — в прямом смысле. Он поставит на кон всё, что у него есть, потому что уверен в победе на 100 %. Осталось только «спулить» лишнюю карту, вернуть её в колоду. Но это уже, как говорится, дело техники.

Краплёные карты

Первым делом зададимся вопросом: какое преимущество дают краплёные карты?

Первое и главное — игрок знает прикуп (или снос разыгрывающего). Если даже две карты прикупа лежат аккуратно друг на друге и верхняя полностью закрывает нижнюю (что бывает крайне редко), то известна, по меньшей мере, одна карта. А это уже, согласитесь, не так мало.

Скажем, на мизере, когда нужна «одна своя» и вовсе не обязательно — семёрка. Очень часто (каждый знает по собственному опыту) приходит расклад 5-4-посторонка или 6-3-посторонка, когда на мизер при чужом ходе идти опасно.

Знание прикупа позволяет заказывать только безопасные мизера, если не стопроцентные. Что это даёт на длинной дистанции? Если мы обратимся к статье Л. М. Литвина «Оптимальные решения при игре в преферанс на основе теории вероятностей» и посмотрим методику расчёта математического ожидания, то увидим, что при своём ходе оправдан риск «похода за одной своей» из семи благоприятных карт (при 5–4 у нас на руках не хватает семи карт этих двух мастей). Если учесть, что нам подходят две семёрки и две восьмёрки «не наших» мастей, то число «благоприятных» карт (из которых нас устраивает хотя бы одна) возрастает до 11. Вероятность купить хотя бы одну из 11 возможных составляет

Для простоты будем считать эту вероятность равной 75 %, или 3/4.

Что делать с таким мизером при чужом ходе? Если есть надёжный перехват, гарантирующий, что при неблагоприятном прикупе мы не возьмём больше двух взяток, то на мизер всё ещё есть смысл идти. В трёх случаях из четырёх выиграем мизер, в одном случае возьмём две взятки. Баланс положительный. Если взяток будет три, баланс нулевой. Если больше трёх взяток, то отрицательный.

Вывод: математическое ожидание бесперехватного мизера «5-4-посторонка» отрицательно, так как ожидаемое количество взяток при неблагоприятном прикупе — четыре или пять.

Хороший игрок не будет брать ни один из четырёх пришедших ему бесперехватных мизеров и ничего не проиграет. Плохой и азартный игрок возьмёт все четыре, три выиграет, на одном возьмёт пять взяток и получит минус две взятки в серии. Жулик, играющий краплёными картами, возьмёт только три (когда своя прикупается), а четвёртый с сожалением пропустит. И получит плюс три сыгранных мизера.

Таблица баланса трёх игроков по мизерам: 4 мизера с перехватом, 4 мизера без перехвата, 4 мизера на своём ходу. Сочинка вчетвером

Посмотрите, какая разительная разница в результатах! Даже по сравнению с хорошим игроком. В чём же преуспел наш пострел? Он не взял «чужого прикупа» в одном из четырёх «перехватных» мизеров. Он не играл только один «бесперехватный» мизер — как раз тот, на котором разбился бы; зато играл все три «рискованные» (ему «повезло»). Он не взял тот, на котором взял бы одну взятку на своём ходу. В итоге — разница в 450 вистов по сравнению даже с корифеем!

Помните тот мизер,[255] когда клиент снёс семёрку от короткой масти и оставил семь-десять в двух мастях?

Если помните, Юг пропустил обе прорезки — в пиках и трефах, надеясь снести десятку на бубнах, — и получил в результате шесть взяток, потому что Запад не стал добирать бубновую семёрку. События развивались на этом мизере примерно следующим образом: Восток пошёл восьмёркой треф. Юг пустил, Запад снёс даму червей. Затем Восток прорезал пику восьмёркой. Юг снова пустил. Запад взял тузом, отобрал короля червей, снося даму пик от Востока. Затем перешёл к Востоку по тузу бубён и вышел девяткой треф, снося с руки Запада последнюю черву.

В своё время я получил объяснение этой ситуации от самого Запада: «Да, парень играл неплохо, техника хорошая. Я, конечно, предполагал, что он способен на хитрость… Но предполагать — одно, а играть на 100 % — совершенно другое. Недаром я не устаю повторять, что всем хорошим во мне я обязан книге: играли полосатой колодой по 90 копеек, которую называют «книжкой», потому что читается не только по масти, но и по росту. Я ещё до того, как легли, смотрю на снос — верхняя карта сноса — бубна. А у меня, как сейчас помню, в бубне трельяж. Думаю, плохо наше дело, если он от такой хорошей масти сносит. Потом, когда карты на стол выложили, смотрю, в двух мастях дырки: 710 и 710A. Стой-стой, говорю сам про себя, бубну сносишь, оригинальные технические приёмы применяешь! А он у меня потом спрашивает, почему я бубну не добрал! А зачем её добирать, если вот она — в сносе лежит верхней картой? А под ней туз трефовый краешком выглядывает! Ну, я и ответил, что в книжке про такой приём читал. — Любите, говорю, книгу — источник знаний. Партнёр мой, гляжу, со смеху чуть не давится. А у меня лицо серьёзное — люблю над фраером поиздеваться, кровушки попить. Заодно и на память что-нибудь оставить, кроме денег, чтобы потом было что рассказать или для очередной книжки вспомнить».

Иногда знание прикупа делает возможным сыграть игру, на которую человек не должен идти в торговле ни под каким видом. Примером может служить покупка семёрки, о которой мы говорили в начале этой подглавы.

Однако мизер — не самая частая игра в преферансе. Хотя и более частая, чем девятерная. И я считаю справедливым правило, что мизер перебивается девятерной (после чего торговля прекращается), именно потому, что статистически девятерная приходит реже. В подавляющем же большинстве случаев перед игроком в преферанс стоит более прозаичная проблема: покупать и садиться на шестерной или играть распасовку и проигрывать её. Ведь в среднем у каждого на руках 3,3 взятки. Длина в одной из мастей, которую можно заказать козырем, приносит ещё одну взятку. Итого 4,5. Что хуже: сесть или проиграть распасовку?

Знание прикупа избавляет жулика от самой неприятной проблемы: покупать — не покупать. А верное решение этой проблемы приносит намного больше дивидендов, чем все мизера вместе взятые. В тех случаях, когда играет противник, знание масти сноса позволяет решить множество проблем: вистовать — не вистовать? В какую масть ходить при игре втёмную?.. А как вольготно чувствует себя вистующий в ситуациях, когда нужно «угадать» масть передачи при игре на убитки! Много, слишком много преимуществ дают краплёные карты.

Возьмите, хотя бы, поведение в конкурентной торговле. Тоже весьма типичная ситуация. Двое имеют по две рабочие масти типа 4:4 или 5:4. У каждого на руках шесть-семь взяток при заказе своей масти козырем. Тотальное количество взяток (13–14 или даже больше) превышает общее число карт (10) именно на количество «форт», которые останутся в каждой масти после её разработки. Получит эти «лишние» взятки тот, кто владеет ходом, контроль за которым даёт козырь.

Тактика торговли, как и всей остальной игры в преферанс, определяется вероятностными принципами. Хороший игрок умеет отличить «прикупную» карту от «неприкупной», оценивая вероятности благоприятной прикупки и благоприятного расклада. Жулик, играющий краплёными картами, смотрит на рубашку прикупа. Хороший игрок, торгуясь, выигрывает статистически. Жулик, знающий прикуп, выигрывает всегда. Правда, у его ремесла есть свои минусы — испорченное зрение и ночные «видения». Выражаясь словами Гоголя, «проклятый крап рябит в глазах».

«Прочитать» при сдаче (а тем более запомнить) весь расклад по крапу довольно сложно, для непрофессионала практически невозможно. Научиться этому умудряются весьма немногие, самые способные. Нужно заметить, что при таких способностях бессмысленно играть в преферанс: есть много других игр, в которых подобное умение вознаграждается значительно более щедро.

И всё же, если краплёные карты и не дают возможности знать весь расклад, то несколько карт одного из оппонентов известны всегда (особенно на своей сдаче). А эта информация тоже может оказаться весьма ценной. Например, можно не опасаться убитки с первого хода на крупной игре и не закладываться на «несчастный случай», которого заведомо не произойдёт. Или, наоборот, концентрация карт определённой масти на одной из вражеских рук побудит быть более осторожным при заказе контракта.

При сдаче можно всегда составить представление об «общем мотлахе». Например, равномерное распределение не останется незамеченным. В то же время сильный перекос в какой-то масти тоже бросается в глаза.

Знание всего только нескольких карт по сдаче делает возможным «угадывание» на распасовке. Это особенно важно при игре в гусарика, когда 12 карт не участвуют в игре и просчитать расклад до конца редко бывает возможно. Удобно и то, что партнёры сидят напротив: можно присмотреться к рубашкам карт на руках, если необходимая информация не была получена при сдаче.

Что более ценно для игрока в преферанс — счётные и аналитические способности или ловкость рук и ушлость? Однажды в общежитие университета явилась весьма сильная команда (из двух человек). Хозяева поля дали бой в гусарика. Гости разделились таким образом: картами играл сильнейший преферансист всех времён и народов[257] (тот самый, который выдерживал систему и докладывал в сберкассу по 100 рублей), а рядом с ним сидел его долист — тот, кто организовал всю эту баталию (нашёл лохов) и дал свои карты, краплёные, разумеется.

Заканчивается распасовка. Маэстро должен угадать, в какую из двух мастей (черву или пику) пойти, чтобы включить противника. В задумчивости он накручивает на палец прядь и без того курчавых волос. Долист вперил орлиный взор в рубашки карт на руках у врага и разглядел пику. Он опускает руку под стол и давит один раз в бедро напарника. Тот крутит локон, а весь его вид свидетельствует о титанических логических рассуждениях.

— Молодец! Талантливо маскируется, — подумал долист,[258] но на всякий случай продублировал маяк. Мастер продолжал размышления. — Пика! — палец больно кольнул бедро (маэстро даже вздрогнул).

Ещё несколько мгновений ушло на анализ возможных последствий хода, и недрогнувшая рука бросила на стол черву. Противник снёс пику и показал карты: «Моих больше нет!»

— А почему бы не пойти в пику? — голос долиста звучал ласково и выражал как бы не гнев, не негодование, а всего лишь «благоговейный интерес» к ходу рассуждений Учителя.

— Вероятней была черва.

— А я бы пошёл в пику! — долист изо всех сил ткнул пальцем в бедро знатоку вероятностей. Тот чуть не вскрикнул от неожиданности и боли.

— Но ведь вероятней была черва!

Мы уже говорили о том, что настоящий профи думает в первую очередь о том, чтобы не «спалить номер», чтобы сохранить своё искусство или свой перевес в тайне. Артист, пользующийся маяком, делая нелогичный ход, имитирует ошибку. Иногда в буквальном смысле «роняет» карту на стол. И тогда эта карта становится штрафной — взять её назад он уже не имеет права. «Зоркий орёл», следящий за прикупом, способен, как коршун, выхватить оттуда нужную семёрку и тут же показать другую карту. В крайнем случае, профессионал идёт на то, чтобы проиграть партию. Разоблачение и даже подозрение обошлись бы ему дороже.

Есть такой анекдот: идут ранним утром двое играющих. Всю ночь играли, проиграли всю наличность и ещё в долг «нагрузились». Один насвистывает популярную среди неудачников песенку Аллы Пугачёвой «Нагружать всё больше нас стали почему-то…», а другой ему в задумчивости говорит: «Хорошо ещё, что они наш номер не выкупили!»

Эту маленькую вставочку захотелось сделать специально для того, чтобы акцентировать тон, каким был задан вопрос «почему не в пику?». Ведь противник не видел и не чувствовал болезненных тычков под столом. Внешне всё выглядело вполне благопристойно. А тон был самый что ни на есть уважительный: не надменно и с вызовом «папа, вышли денег!», а почтительно, мол, «папа, вышли денег!».

Все тайные языки придумали либо дети, либо аферисты. И тем и другим хотелось иметь свою тайну, уметь общаться так, чтобы посторонние их не понимали. Счёт тайным языкам ведётся от офеней, но это — изученные языки. Фактически тайные языки, вероятно, намного старше. Достаточно вспомнить греческих жрецов авгуров, умеющих предсказывать будущее по полёту птиц. Говорят, они так запутались в своих терминах, что практически перестали понимать друг друга. Цицерон сообщает, что, обманывая веривших в их предсказания, авгуры при встрече друг с другом едва удерживались от смеха. С тех пор выражение «улыбка авгура» означает тайный для окружающих смысл улыбки.

В Средней Азии лет двадцать назад поездные шулера разговаривали между собой на языке, который сами называли «ку-ки-на-ки». Когда они не хотели быть поняты посторонними, они добавляли слог «ку» или «ки» после каждого значимого слога. Зачастую получалось очень смешно. Заходит в купе человек и говорит: «Кулох куведётся, у него куденег кунету».

Настоящий профессионал не нуждается в тайном языке. Он скажет обычную фразу, но так, чтобы она обладала подтекстом, понятным только партнёру.

Помню одну замечательную историю, как мы с товарищем «попали под систему» в прямом и переносном смысле. Приехали играть на квартиру, оборудованную стационаром. В шкафу был спрятан человек, подсматривающий нам в карты и подающий маяк. Дело ставил выдающийся профессионал игровых постановок, поэтому вся история заслуживает того, чтобы быть рассказанной подробно. Я её знаю доподлинно, со всей подноготной, потому что человек, сидевший в шкафу, впоследствии стал моим близким другом. О подлинных именах участников этой истории (помимо меня) я, по понятным причинам, умалчиваю. Все они живы, и, как говорится, дай им бог здоровья.

Мы с товарищем очень прилично играли в деберц. Оба. И партнёров себе могли найти с большим трудом. Свелись с постановщиком (в дальнейшем буду называть его Постановщиком — с большой буквы, используя это слово как имя собственное) в Академии — в бильярдной Парка им. Горького. Договорились поехать на квартиру поиграть в карты.

О том, чтобы начать играть в деберц с подхода, мы не могли и мечтать. Была надежда, что выиграем немного в штосс, после чего Постановщик может (по замазке) сыграть и в деберц. Постановщик больше напирал на то, что мы такие симпатичные хлопцы и играть в карты совсем не обязательно: «Водки выпьем, посидим!» Заехали за женой Постановщика, Маришкой — и «пожрать приготовит», и ей самой не так тоскливо дома одной. (О том, почему мы не остались там, где Маришка была дома одна, я в тот момент как-то не подумал.) Наконец приехали «на хату». Открыли дверь, включили свет. Маришка на кухню — чистить картошку, мы с товарищем — за карты. Постановщик: «Подождите! Успеем! Вот гитара есть, я слышал, вы мастера!»

Товарищ мой и вправду неплохо пел Галича под гитару. Достали бутылку водки. Мы дружно пить отказались. Постановщик выпил со своим долистом (буду называть его Толстый). Товарищ спел столько песен, сколько хотел. А потом ещё столько же — на бис. Сидевшего всё это время в шкафу сигналиста спасла от пения только подоспевшая картошка (запах которой, надо думать, проникал и в шкаф).

После ужина Постановщик попросил спеть ещё. Мы говорим: «Давай играть, не петь же мы, в самом деле, приехали!» А он философски так замечает: что, мол, игра! Пустое времяпрепровождение. А вот музыка! («Одной любви музыка уступает».) Да и человеческие отношения, музыкой пробуждаемые, — ценность непреходящая.

Наконец уговорили его взять карты в руки. И долго играли в штосс. И даже выиграли — как и мечтали. Или, наоборот, проиграли. Помню, что с кого-то было 500 рублей, на которые решили сыграть в деберц — на расчёт. Постановщик просил дать фору — «уравнять разницу в классе». Мы отказывали: по всему было видно — играть будет. А денег, мы знали точно, можно выиграть столько, сколько выговоришь. И деньги — золотые, т. е. сомневаться в платёжеспособности и порядочности не следовало.

Началась игра. Так дорого мне до этого играть ещё не приходилось — по 250 рублей на свою долю. Сел играть товарищ, а я встал за его спиной — болеть и… заслонил обзор сигналисту, который (надо отдать должное его усидчивости) только теперь обрёл смысл своего пребывания в шкафу.

Система у них была устроена так. Отверстие находилось в потолке шкафа. Наверху стояла стопка книг. На обложку одной из них было наклеено зеркало, отретушированное под цвет обложки. Наблюдающий смотрел вверх и видел наши карты в зеркале. Моя спина ему мешала.

Возвращаясь к теме тайных языков, я должен признаться, что ничего особенного не слышал из уст Постановщика, но Толстый вдруг предложил мне поиграть в штосс — «чтобы не скучно было» — от трёх рублей. Я поднял его на смех — довольно глупо отвлечься от партии по 500 рублей для игры от трёх. Но Толстяк был так настойчив, что мне не удалось ему отказать. Сегодня у меня нет сомнений, что команда поступила от Постановщика. Каким образом — не известно.

Тем временем наш начал сливать. Я бросил никчемную игру и вернулся на место штурмана. Меня вслух начали подозревать в том, что я подсказываю своему долисту. Я оправдывался тем, что играл бы сам, если бы умел играть лучше. Стоять за спиной разрешили, но попросили отодвинуться чуть в сторону — формально для того, чтобы исключить контакт. Фактически, как стало понятно позднее, для того, чтобы не заслонял обзор.

В скором времени я стал свидетелем розыгрыша, который вызвал у меня вполне обоснованные подозрения. Для того чтобы стала понятной вся абсурдность и нелогичность игры Постановщика, нужно привести расклад. Мы вистуем. У нас в козырях голая десятка. Пошли с постороннего туза, противник убил козырем, объявляя два терца: от туза козырного и от девятки козырной. Стали известны шесть карт: AKQ987 в козырях. При таком козыре возможны только два плана розыгрыша козырной масти: либо с туза — в надежде на голую десятку; либо, если есть и валет, и десятка, туз отдаётся на валета,[259] а десятку забирают девяткой; либо семёркой и восьмёркой ходят дважды, очищая руку противника от козырей и экономя своего туза на случай, если валет есть.

Нашего постороннего туза Постановщик убил козырной девяткой, из чего стало понятно, что он выбрал второй план. На общем мрачном фоне крупной игры противника маленькой радостью сияла мысль, что хоть на десятку мы получим взятку наверняка. Вдруг, следующим же ходом, Постановщик козыряет тузом, забирая эту десятку. Должен вам сказать, если вы сами не играете в деберц, что так сыграть можно только по маяку (да и по маяку так играть достаточно глупо, потому что побить можно было любой другой картой кроме девятки и тогда ход в туза был бы правильным и логичным). Но Постановщик, который вообще в деберц играл слабовато, сыграл именно так!

С криком «Хаваем свой же номер!» (если вы помните, у нас в высотке на Ленинских горах была устроена похожая система) я полез на стену — в прямом смысле. То есть я обшарил каждый квадратный сантиметр поверхности стены и шкафа в поисках отверстия, откуда могло вестись наблюдение. Меня не смущало, что за стеной находится улица на уровне девятого этажа или соседняя квартира (в этой жизни всё может быть — это я знал уже наверняка). Я буквально вперился взором в самые мелкие шероховатости, но поверхности стены и шкафа были без изъянов. Позже сигналист рассказал мне, что в какой-то момент мы с ним встретились взглядом и что он отвёл (или прикрыл) глаза, опасаясь, что они могут блестеть из темноты. Но — пронесло.

Как я мог списать этот ход на любую другую причину? Как мог прекратить поиски, не найдя ответа на вопрос? Как мог не принять простых мер предосторожности: например, поменяться с Постановщиком местами? До сих пор не понимаю!

Факт остаётся фактом. Постыдным и прискорбным. Игра продолжалась, как раньше. Товарищ мой пристыдил меня (шёпотом) за излишнюю мнительность, сказав, что «на таком уровне игра уже ведётся честно». Зато я сегодня могу со знанием дела отдать дань и выдержке, и мастерству дирижёра, руководившего своим маленьким оркестром.

Вероятно, в какой-то момент сигналист устал, потому что Постановщик стал говорить не вполне понятные тогда (зато понятные теперь) фразы типа: ну, что же сделаешь, надо терпеть, всё-таки партия по 500 рублей. Обращался он как бы к самому себе. Иногда (видимо, и у них случались ошибки в маяке) он говорил: «Ничего не могу понять! Хожу в пику, а пики нет! Как такое может быть?! Пропал туз. А ведь мог бы пойти с маленькой». Все эти реплики воспринимались как жалобы на судьбу.

Позже сигналист рассказывал мне, каким тяжким для него было это испытание на выносливость. Представьте сами, без еды и питья, без ночного горшка (а что, физиологию ведь никто не отменял), без возможности курить, кашлять, чихать, шевелиться или распрямиться — он сидел уже часов 10. — «Когда я был маленький, — вспоминал сигналист, — у нас были куры. Одна курочка ослепла куриной слепотой, и бабушка посадила её в тёмную коробку. Бедняга всё стучала клювом в крышку, которая навсегда отделила её от солнечного света. Когда она умерла и её достали из коробки, голова у неё была запрокинута назад — видимо, судорога свела шею в том положении, в котором находилась. Глядя вверх в это проклятое зеркало, я представлял, что и меня достанут из шкафа с запрокинутой головой».

Приспособления для подсматривания

Чтобы знать закрытые карты, не обязательно смотреть сверху. Можно подсматривать и снизу — при помощи зеркала. Делается это, как правило, при сдаче. А в качестве зеркала используются как простые предметы, так и всевозможные, иногда очень хитроумные, приспособления.

В первую очередь приходят на ум всевозможные мелкие предметы с зеркальными поверхностями: портсигары, часы, зажигалки. В одном из романов Флеминга о Джеймсе Бонде плохой человек в бриджевом клубе использовал, если мне не изменяет память, именно портсигар. И только специально обученный шулерским приёмам агент 007 сумел вывести негодяя на чистую воду и примерно наказать его, кинув ему сменку с необычным раскладом, позволившим Бонду выиграть большой шлем в трефах (взять все 13 взяток) на реконтре.

У противника в этой сдаче на руках была карта типа: AKQJ AKQJ AK KJ9. Этот расклад взят Флемингом из жизни. Придумал его легендарный американский бриджист Эли Калбертсон — шутки ради. И большой шлем, действительно, можно выиграть против такой карты.

Однако вернёмся к подсматривающим приспособлениям.

У всех перечисленных бытовых предметов — часов, портсигаров, брелоков и зажигалок — есть один общий недостаток: они блестят. Их отражающие свойства очевидны. Трудно представить себе долгую игру, в которой один игрок всё время раздаёт карты, держа руки над зеркальным портсигаром. Его попросят убрать этот предмет. Как спрятать зеркало?

Однажды в поезде Москва — Ташкент мне довелось играть в 1001[260] с двумя бурятами, мужем и женой. Каюсь, грешен, я положил на колени маленькое зеркальце и на своей сдаче знал прикуп из трёх карт, что позволяло мне торговаться втёмную и обыгрывать своих соседей по купе. Это было в 1971 г., мне было 14 лет, и я ехал от бабушки, возвращаясь домой после летних каникул. Оправданием юному шулеру может служить разве тот факт, что играли без денег. Это — к вопросу о побудительных мотивах нечестной игры. Не всегда в основе лежит алчность и жажда наживы. Иногда, как показывает данный случай, это — неуёмная жажда лидерства и воля к победе (жалко, что сопровождаемая неразборчивостью в средствах).

Но профессиональный исполнитель никогда не станет держать зеркало на коленях. В его арсенале много специальных изобретений человечества.

Когда задумывалась эта глава, я собирался избежать детального описания технических подробностей исполнения шулерских приёмов, а уж тем паче — деталей изготовления «шансового инвентаря». Совершенно не хотелось, чтобы получилась очередная книжка карточных фокусов или учебник мошенничества с практическими занятиями, лабораторными работами и домашними заданиями.

Я предполагал, что мои читатели — люди опытные, к тому же обладающие достаточной способностью к абстрактному мышлению. И могут сами представить, что изготовить специальную колоду или специальное приспособление технически возможно и не так уж сложно. Изготовление «коробка» интересует меня не столько практической, сколько психологической стороной дела.

Берётся обыкновенный спичечный коробок и прямоугольный кусочек зеркальца размером с торец коробка. Внутренняя часть коробка вынимается и разрезается пополам. На один из торцов приклеивается зеркальце, а сам торец устанавливается под углом 45° и фиксируется в этом положении. После этого обе половинки вставляются на свои места. В коробок кладётся одна спичка, и он готов к употреблению.

Во время игры шулер достаёт его из кармана, прикуривает последней спичкой (важная деталь, оправдывающая появление предмета на столе) и оставляет коробок лежать рядом, изредка кладя на него горящую сигарету. Потом он выдвигает на треть пустую половинку, обращённую к партнёру, и начинает стряхивать в неё пепел. Вторая половинка обращена к себе, а приклеенное к торцу зеркальце позволяет «читать» карты при сдаче. Установка коробка в нужное положение не вызывает никаких подозрений, потому что он выполняет функциональную задачу — служит подставкой для горящей сигареты. Наличие в коробке пары окурков не допускает мысли о том, что его можно убрать в карман. И даже при наличии на столе пепельницы такой коробок может лежать перед игроком сколь угодно долго на протяжении всей игры.

Нужно сказать, что перстень — вполне естественный предмет на пальце у игрока. Дорогой массивный перстень с хорошим камнем служит, в первую очередь, признаком состоятельности его владельца. Очень часто перстень используется как обеспечение последней ставки, когда наличность бывает проиграна. Он является одновременно приманкой для похотливых партнёров и ответом на вопрос, есть ли у его владельца чем рассчитаться в случае проигрыша.

Многие относятся к своему перстню как к талисману, приносящему удачу в игре, и есть даже целая наука — астроминералогия, изучающая влияние различных драгоценных и полудрагоценных камней на людей, родившихся под разными знаками Зодиака. Наверное, каждый из играющих людей может вспомнить не одну историю из своей жизни, как он «раскрутился» с последней ставки, как перстень помог ему «отмазаться» при крупном проигрыше.

Мне сразу приходит на память столько историй, что я даже не хочу начинать их рассказывать, чтобы не увлечься и не свернуть с магистральной темы. Причём вспоминаются не только те случаи, когда перстень выручил тебя, но и обратные — когда ты сам «подавился» чужим перстнем: всё проиграл после того, как партнёр предложил свой перстень в качестве последней ставки.

Возможно, мистическая связь между перстнем и удачей существует на самом деле, но имеет право на существование и простое логическое объяснение: те перстни, которые «не приносили удачу», были проиграны, и с ними расстались вовсе не потому, что они были «несчастливыми», а потому, что они просто перешли в другие руки. А тот перстень, который удалось сохранить какое-то продолжительное время, наделяется чертами «хранителя удачи».

Так или иначе, перстень на пальце игрока — вещь совершенно обыденная, привычная и никого не удивляющая. Именно поэтому он и привлёк взоры мастеров шулерского цеха как предмет, в котором можно спрятать зеркало. Мне приходилось читать о перстне с «камнем», который представлял собой сложную систему линз — рефлекторов и рефракторов. Такое приспособление стоило порядка 2000 долларов и позволяло видеть карты соседей справа и слева. Скажу честно, я лично такого перстня никогда не видел. Но допускаю, что такое возможно.

Гораздо чаще можно встретить перстень, в который встроено (со стороны ладони) небольшое зеркальце. Иногда это кустарная работа, а зеркальце взято из зубоврачебного кабинета: оно круглое, чуть вогнутое и увеличивающее. Поскольку носить такой перстень неудобно (да и зеркальце любой увидит — стоит лишь открыть ладонь), делают два совершенно одинаковых перстня. Один, обычный, постоянно носят на пальце; а другой, с шансом, — в кармане. Начиная игру, шулер меняет перстень и получает в руки сильное оружие.

Перстень используется и для других целей, например для нанесения пометок на рубашку карт в процессе игры. Ёмкость, заполненная красящей быстросохнущей жидкостью, имеет выход в виде тончайшей трубочки-капилляра. При нажатии капля жидкости (чёрточка, завитушка) ставится на нужное место — и карта становится впоследствии «узнаваемой».

Роль зеркала может исполнять любой светоотражающий предмет — отполированный портсигар, часы, браслет, а также поверхность стола или, в конце концов, само зеркало.

«Умудрённый» опытом игрок усмехнётся: «Кто это хавает? Ясно, что все блестящие и сверкающие предметы — со стола долой. Да и глаза сдающего говорят о многом: направление взгляда держи под контролем, да и всё!» Однако ни в чём нельзя быть уверенным. Как говорится, «зарекалася свинья г… жрать». Да и мудрый Зюзя говорил: «За всем не уследишь!»

Не приходилось ли вам играть на столике, застеленном вместо скатерти белой простынёй? Один мой знакомый играл и довольно долго, причём простыни на столе часто меняли, объясняя это особой эстетикой игры — быстро пачкаются. Рядом стояла целая стопка — только из прачечной. Поиграли часок — смена белья, и не как в том концлагере, где первый барак меняется с третьим, второй — с четвёртым. Простыни новые, крахмальные, белее снега. Играть — одно удовольствие.

Вопрос: зачем на столе простыня? И почему именно белая? Ответ: чтобы лучше было видно нижнюю карту. Или все карты — при сдаче. Кто и откуда смотрит — не важно. Это может быть лежащий спрятанный человек. Или человек этажом ниже. Смотреть можно лёжа на спине, но гораздо удобнее — лёжа на животе, смотреть в зеркало. А вот крахмальная белизна — обязательная составляющая: света мало между поверхностью стола и картой. Как передавать информацию? Да как угодно. В век электроники это не проблема, достаточно и простого электричества.

Методы крапления и подбора карт

Сразу хотелось бы сделать оговорку: меньше всего мне хотелось бы, чтобы наш с вами разговор напоминал занятия в школе шулеров: за теоретическими лекциями следуют семинар, практическая подготовка, экзамен… Но мастерство, увы, недостижимо без элементарного знания методов мошенничества. Поэтому пусть каждый использует полученные знания так, как ему подсказывает его демоний.[261] Некоторые вещи знать необходимо хотя бы для того, чтобы чувствовать себя от них защищённым. Назвав имя, мы получаем власть над тем, что стоит за этим именем.

Откроем «Игроки» Н. В. Гоголя. У шулера Ихарева была колода по имени Аделаида Ивановна. Колода эта стоила герою полгода трудов, и он имел к ней весьма трепетное, почти страстное отношение. Её создатель мог различить по рубашке любую карту с пяти шагов, тогда как никто из других игроков, даже рассматривая её в лупу, ничего не мог найти.

Если даже ничего не знать о том, насколько эта история правдоподобна, можно поверить Николаю Васильевичу на слово. Этот человек заслуживает безусловного доверия. Возможно ли такое сегодня? Конечно, особенно если речь идёт о «полосатых» картах, т. е. о таких, рисунок рубашки которых представляет собой сетку из пересекающихся линий.

В недавнее время такой возможностью особенно отличались карты по 1 руб. 60 коп., выпускавшиеся Ленинградской карточной фабрикой. У них была полосатая рубашка. Если поинтересоваться технологией изготовления игральных карт, то можно узнать, что сначала готовится большой лист, а потом этот лист разрезается на отдельные карты. По обрезу карт некоторые игроки могли «прочитать» всю колоду и безо всякого подбора. Особо дотошные подбирали колоду из нескольких таким образом, чтобы у всех карт одной масти обрез был совершенно одинаковым.

Не исключено, что такая возможность была заложена изготовителем изначально, на уровне технологии. Лет 15–20 назад я слышал историю, что якобы кто-то из крупных игроков специально ездил в Ленинград и дал большую взятку на фабрике игральных карт, чтобы была выпущена целая партия колод с некоторым сдвигом в рисунке рубашки.

Не так давно, при подготовке книги «Игорный дом», я побывал на этой фабрике.[262] Меня принимал её директор Николай Георгиевич Ситников. Он был очень радушен, показал свой музей игральных карт, подарил образцы современных колод — у нас сложились тёплые, почти дружеские отношения. И я рискнул, рассказав легенду о партии колод, задать давно мучивший меня вопрос: «Могло ли такое быть на самом деле?»

Директор на меня чуть ли не обиделся и ответил, что такого не могло быть в принципе никогда. Не желая лишиться его расположения, я пояснил, что не хочу ни в коем случае бросить тень ни на самого Николая Георгиевича, ни на прославленную фабрику, основанную ещё в 1817 г. И что я собираю забавные случаи не для милиции, а исключительно для истории. Но всё же, не мог ли тот эпизод, о котором я рассказывал, то злоупотребление произойти незамеченным или случиться при другом начальстве? Ведь не может же директор ручаться или нести ответственность за то, что было до него!

Ситников решительно отверг все мои «гнусные» предположения и, не снимая рассерженной маски, заявил, что и 15 лет назад такое безобразие было точно так же невозможно, как и теперь. Мне оставалось только извиниться за прикосновение к такой «болезненной» теме и сменить её. Позже я узнал, к своему стыду и досаде, что Николай Георгиевич Ситников возглавляет эту карточную фабрику уже 30 лет…

Иногда задают вопрос, борются ли производители карт с возможностью использовать шулерские приёмы. Производители карт не просто борются. Вся история игральных карт — это история борьбы с мошенничеством.

Вообще, развитие производства игральных карт в Европе в XV и XVI вв. оказало колоссальное влияние на развитие полиграфии. Дело в том, что игральные карты предъявляли полиграфии исключительно высокие требования — в силу своего функционального назначения. Главное требование заключалось в том, чтобы все карты были неотличимы по рубашке, одинаково ровно обрезаны, прочны, чтобы красители были стойкими и т. п. Поскольку эта продукция всегда была относительно дорога и пользовалась большим спросом, полиграфисты выполняли все эти требования. В результате выиграли не только честные игроки, но и книгопечатание.

Самые первые игральные карты, как известно, делались вручную. Их делали художники для развлечения сильных мира сего, и стоили эти карты невероятно дорого. Очень часто в такие карты даже не решались играть, чтобы не испортить, а берегли как произведения искусства. Коллекционеры сохранили для потомков довольно много таких старинных колод, которыми никогда не играли. Эти карты представляют собой картинки, наклеенные для большей плотности на кусочки картона. С обратной стороны края картинки подогнуты и приклеены. Понятно, что после первой же тасовки картинки начали бы отклеиваться, а карты стали бы негодными к употреблению. Кроме того, подвернуть и подклеить уголки так, чтобы все карты были одинаковы по рубашке, невозможно.

Технология производства карт постоянно совершенствовалась. А уж когда в карты стали играть на деньги (а это случилось практически одновременно с их появлением), технология выдвинулась на первое место, отодвинув на второй план эстетику и художественность. Ведь достаточно было небольшого брака, чтобы терялась сама основа игры и её главное требование: карты соперника должны быть неизвестны.

В целом, можно сказать, что при Гоголе «сводную» колоду можно было собрать гораздо проще, чем сейчас, — другой уровень технологии изготовления карт. Но зато сейчас существует масса других возможностей, о которых разговор впереди.

Как бы там ни было, картами по 1 руб. 60 коп. знающие люди не играли. Считалось, что они «читаются». Были и другие, не менее известные «полосатые» карты — преферансная колода (т. е. без шестёрок), — которые стоили 90 коп. После некоторой обработки полосок эти карты тоже легко «прочитывались», более того, колоду такую называли «книжкой», потому что «читалась» она, что называется, «по ростям и по мастям». Это, кстати говоря, была первая увиденная мной краплёная колода.

Основу рисунка рубашки этих карт составляли три довольно широкие полоски, поверхность не глянцевая, а чуть шероховатая. При помощи ластика эти полоски можно было слегка осветлить, например: осветлена верхняя полоска — пика, средняя — трефа, нижняя — бубна, ни одной — черва. Некоторые люди шли дальше и указывали достоинство карты: самая длинная черта — туз, чуть короче — король и т. д. Риск ошибиться, конечно, был, но не больше, чем на одну карту. Можно себе представить, какое это давало большое преимущество.

Наиболее дорогими и трудными для «прочтения» картами считались атласные и сувенирные — с затейливым рисунком на рубашке. Стоила колода таких карт обычно 2 руб. 35 коп. Среди людей «полуиграющих», наслышанных о «страшных проигрышах» на полосатых картах, карты по 2 руб. 35 коп. слыли за «честные». Считалось, что «закоцать» их трудно, практически невозможно. Это заблуждение эксплуатировалось нещадно.

Сложность крапления, конечно, была весьма условной. Особенно если рисунок попадался с множеством завитушек, а как раз именно такие рисунки художники и выбирали для рубашек чаще всего. На самом деле, не было ничего проще, чем убрать какой-нибудь маленький элемент или, наоборот, добавить. Человек неискушённый мог бы, специально рассматривая рубашку, ничего не заметить. При этом люди, занимающиеся краплением карт таким способом, обладали, как правило, хорошим художественным вкусом, и я думаю, что художники (авторы рисунков) были бы им даже признательны, если бы знали, как часто и с какой тщательностью их творчество подвергается дополнительному дизайну и специальной обработке.

Помните любимое в детстве развлечение «Найди на картинках 10 отличий»?

Я думаю, что десятки колод указанного типа (точнее, рубашки карт разных мастей) можно было бы предложить для публикации под этой рубрикой. Там у цветка не хватает лепестка, здесь — пестика или тычинки; у трёхглавого дракона — язык не в каждой пасти; на галере не хватает весла, а в домике зашторено окошко. Все эти художества выполнялись обычной бритвой или пером и тушью. Часто перо заменяла заострённая спичка.

Существует, однако, совсем несложный способ увидеть, отмечены ли карты подобным способом, — посмотреть на карты на свет. В том месте, где поработало лезвие и была произведена вивисекция, поверхность будет как бы более матовая. Избежать этого полностью практически невозможно. Такого сплошного равномерного глянца, какой получается на фабрике, добиться в кустарных условиях очень сложно. Никакое «послеоперационное» лакирование или полировка не могут полностью скрыть следов вмешательства резца.

Существуют экзотические способы крапа, ставшие достоянием истории. К ним относится так называемая теневая колода, изменение формы карты и т. д. Что такое теневая колода? На глянцевой поверхности рубашки ставилось практически незаметное для глаза пятно, которое делало рубашку в определённом месте более матовой. Этого эффекта можно было достичь, лишь намочив карту на время. Возможно, существовали и другие способы: карту натирали воском или иным составом либо просто тёрли, полировали, тонировали. Увидеть матовое пятно, тень на рубашке можно было только под определённым углом зрения. К тому же требовалось специальное освещение.

«Читать» такой крап было довольно трудно, велика была вероятность ошибиться. Зато и претензий от противника получить невозможно: мало ли кто посадил на карту пятно? Изменение формы карты, для того чтобы знать по рубашке масть и достоинство, вообще не выдерживает критики. Скорее всего, это было возможно только в допотопные времена, когда технология выделки карт не позволяла обрезать их совершенно одинаково.

К экзотическим типам я бы отнёс и крапление карт симпатическими чернилами, которые можно увидеть только через специальные симпатические очки или линзы. Эти способы послужили даже сюжетом к художественным фильмам, но лично я никогда ничего похожего не видел. Хотя доводилось читать о специализированной американской фирме, которая делает краплёные карты фабричным способом, покрывая глянцем рубашку уже помеченных карт.

По большому счёту, мне кажется, что преферансистам нет смысла опасаться таких хитроумных и дорогих в исполнении шулерских приёмов: всё-таки преферанс не та игра, в которую можно много выиграть. Если кто и заказывает специальные линзы в глаза, то он имеет в виду другие игры. Но самый надёжный способ избежать шулерской игры — это умение выбирать компанию, круг своего общения. А игра в MARRIAGE INTERNET CLUB[263] просто избавит игроков от проблем подобного рода.

Все эти способы крапления — что на полосатых картах, что на других — на языке профессиональных игроков именовались словом химия. Когда играющие садились играть между собой и один из них доставал карты, другой обычно спрашивал: «Карты чистые?» Ручательством служило выражение «за химию отвечаю!». Иногда делалось пояснение: добавил-убрал нету. Обычно такие слова являлись нерушимой гарантией того, что карты действительно честные. При этом гарантировалось отсутствие предварительной обработки. Если какие-то метки появлялись в процессе игры — царапины или точки, — то никакой ответственности для хозяина карт не предусматривалось. Ложное ручательство считалось серьёзным нарушением закона. Мне лично ни разу не доводилось видеть, чтобы кто-то ответил за карты, а на них что-нибудь нашли. Верность данному слову среди профессиональных игроков всегда ценилась намного выше, чем честность в игре.

Если человек не может дать удовлетворительного (положительного) ответа на вопрос «за карты отвечаешь?», он обычно прибегает к различным увёрткам, типа: «карты не мои», «посмотри сам» и т. п. Один находчивый жулик как-то ответил: «Фабрика отвечает!» — в том смысле, что не он их изготовил.

Существует известная в игроцкой среде кляуза (ловушка). Человека просят ответить за карты, а потом в процессе игры подменяют колоду на точно такую же, но краплёную. Следует «разоблачение» и хорошо разыгранное возмущение, сопровождаемое угрозами «знаешь, что за это бывает?». Обычно весь этот спектакль является прелюдией к отъёму денег или «штрафу». Описанный приём не позволит себе человек чистоплотный, а грамотный игрок, даже попав в такую неприятную ситуацию (если он уверен в своей правоте), легко найдёт выход, если заявит, что он отвечал за карты до игры, т. е. за те карты, которыми играть начинали. Подменить же колоду мог кто угодно, хоть бы даже и сам отвечавший. Это его действие можно трактовать как шулерский приём, но не как нарушение слова (клятвы, ответа, ручательства). Наказанием же за применение шулерского приёма в игроцкой среде может быть присуждение проигрыша — в партии, в конкретной сдаче или другом (но обязательно коротком) отрезке игры. Никакой кабалы, особого штрафа или физического воздействия за применение шансов в игре ни игроцкий, ни воровской закон не предусматривает. Наоборот, многочисленные поговорки: «В картах шанс не запрещён», «В картишки нет братишки» и многие другие — утверждают правомочность попыток обмана.

Мы ещё не рассмотрели всего многообразия способов крапа по рубашке, но уже пора сказать, что рубашка не является единственным местом, где на карте можно поставить условную метку, чтобы узнать её в процессе игры. Существует ещё масса способов крапа по торцам. Некоторые люди, например, могут, посмотрев на колоду сбоку, определить точную последовательность расположения карт, поскольку знают всю колоду именно по торцам. Всё это требует, конечно, упорной тренировки. Это аргумент для тех, кто считает хлеб карточного жулика лёгким. Если не принимать во внимание этических и нравственных соображений, всегда существует риск (и не маленький), что попадёшь на исполнителя более умелого.

Как-то раз мне пришлось играть в карты не совсем по своей воле: я пришёл выручать из беды товарища, который проиграл много денег местному уголовному авторитету. Обыгравший его был чуть ли не жуком, т. е. вором в законе, а мы были молодые пацаны, лет по 25, но — с понятиями и дерзкие. Таких называют «путёвые хлопцы».

В квартиру, где мы свелись играть, то и дело приходили какие-то люди, задавали вопросы типа: «А маслята[264] для ТТ у вас есть?» Кто-то о чём-то докладывал. Короче, похоже на штаб. В какой-то момент начинаем играть с хозяином в карты, и он даёт колоду. В процессе игры вижу, что колода краплёная. Ну, думаю, стой-стой! — я и помоложе, и играю по классу вроде не хуже, и знание крапа мне даёт гораздо больше, потому что я могу пользоваться этим крапом беззастенчиво, в то время как он должен своё знание скрывать. Виду не подаю, играю дальше. Выигрываю и нисколько этого не стесняюсь.

Вдруг мой партнёр (видно, рюхнулся)[265] разразился гневной тирадой. Тут, забегая вперёд, нужно сказать, что карты ему делал один человек, которого он и заподозрил в тайном сговоре с нами, когда понял, что я тоже читаю его карты. Но в тот момент я ничего этого не знал, и для меня совершенно неожиданно (как гром среди ясного неба) прозвучали его слова:

— Вот я вам бошки-то поотшибаю! Вот я заставлю этого негодяя признаться и тогда…

Я ему сообщил — так, между делом:

— Слышь, — говорю, — следи за базаром, лично у меня ты можешь только… отгрызть. Если имеешь что — предъяви!

Немая сцена! Конечно, он понял, что погорячился, и потому промолчал — даже в ответ на мою вопиющую дерзость, граничащую с оскорблением. Знал, что, если предъявишь и не докажешь, — с тебя.

Историю эту я рассказал к тому, что если оба партнёра знают о том, что карты краплёные, то воспользоваться этим они могут по-разному. Серьёзный профессионал, если его усадят играть краплёными картами, не подаст виду, а в душе только обрадуется. Я-то повёл себя, как мальчишка,[266] а мог бы серьёзные деньги попытаться выиграть — уж больно ситуация была благоприятная.

Что бы сделал на моём месте настоящий профессионал? Рассказываю. Он посадил бы поиграть за себя своего товарища, шепнув ему, чтобы тот ни в коем случае не обнаружил крапа, а сам отправился бы искать точно такие же карты. Он сделал бы на картах точно такие же метки, но неправильные: три туза он «закоцал» бы как три пики, а три старших пики пометил бы правильно. Всего шесть подготовленных карт, достаточно потёртых заблаговременно, чтобы были похожи на играные, он положил бы в карман, а остальные карты выбросил бы. Вернувшись, он сел бы играть дальше, а в какой-то момент предложил бы поиграть в секу.

Противник охотно согласился бы, потому что краплёные карты дают в эту игру наибольший перевес. Проигрывая, изображая расстройство, взвинтив ставки и притупив бдительность врага, профессионал исполнил бы «крышу», т. е. накладку — наложив шесть подготовленных карт на колоду в момент съёма.

Что получилось бы? Ничего не подозревающий и уже много выигравший «исполнитель» читает при сдаче три карты профессионала как три пики. А профи уже сделал большую ставку втёмную. Подняв свои три карты, «исполнитель» видит туза, короля и даму пик. Он понимает, что у него заведомо старшая комбинация (три мнимых пики на руках у противника не могут составить более 29 очков). В этот момент все его мысли заняты тем, как «раскрутить лоха» на возможно большую сумму. Он применяет какую-нибудь хитрую тактику (например, предлагает «сварить», заранее зная, что получит отказ), а потом всё-таки делает ставку. «Затравленного» и уже много проигравшего профи тоже можно понять: имея одномастную комбинацию, он пытается выжать из карты как можно больше и делает непомерно большую ставку, изображая крупный блеф. Хочет всё отыграть в одной сдаче! Нашему «исполнителю» это только на руку (попалась, птичка!) — он изображает сомнение, но, как бы раскусив блеф, ставит сам — якобы хочет переблефовать… Одним словом, «исполнитель» ни за что в этой сдаче не вскроется сам, а будет ставить столько, сколько на него захотят «написать». Благо, отношения таковы, что наличных для этой игры вовсе не требуется: партнёры верят друг другу в долг.

Наступает торжественный момент: достигнута сумма, близкая к нереальной.

В процессе игры стороны уже оговорили сроки и условия платежей. Профи вскрывается. У него три туза. Если товарищ профи настолько же профессионален, как и его компаньон, он уже позаботился о том, чтобы изъять из колоды шесть продублированных карт (чтобы избежать скандала). Если нет — последнее совершенно не обязательно. Действительно, какие претензии может предъявить человек, который играет своими картами, да ещё к тому же краплёными!? Он, конечно, может спросить, откуда взялись в колоде шесть лишних карт. Но вопрос, скорее всего, будет переадресован ему самому — твои карты, тебе видней! В этой ситуации можно даже идти на открытый конфликт и признаться во всём. В момент сравнения комбинаций обоих партнёров игра считается оконченной. Если бы противная сторона обнаружила факт, что карты краплёные, её претензии тоже были бы признаны запоздавшими.

Короче говоря, если бы эту ситуацию объявили спорной и прибегли бы к третейскому суду, профи был бы признан правым: «Схавал — давись!» или «Схавал — терпи!».

Если вы, любезный читатель, относитесь к рассказанным мной историям не просто как к занимательному чтению, а пытаетесь «мотать на ус», то первым делом стоит усвоить, что, став хищником, человек вынужден и сам жить по закону джунглей и должен признавать права других хищников, более опытных и свирепых. А путь к самым вершинам усыпан отнюдь не розами…

Почему при обнаружении тайных меток на чужих картах сердце профессионала поёт и чувствует ублажающие струи бальзама? — Сразу по нескольким причинам. Во-первых, сразу ясно, что противник быстро не бросит игру, потому что думает, что имеет преимущество. Во-вторых, профессионал сам сразу получает дополнительный перевес, которого не ждал. Уже после второй сдачи он будет точно знать символику крапа, а пользоваться им, надо думать, он умеет не хуже противника.

Я помню, как покойный Женя Красноярский по прозвищу Усик, который, пожалуй, лучше всех в этой стране умел читать «стошестидесятую»,[267] рассказывал мне свои впечатления от игры с человеком, который играл против него на такой колоде. Играли они в буру и в дурака. «Представляешь, он читает верхнюю карту по рубашке, а я — не только по рубашке, но и по торцам — знаю последовательность карт в колоде. Замазал немного и стал его подозревать, что он карты знает, — предложил подъём снизу: гораздо быстрее всё закончилось».

Крап, кстати говоря, можно не только распознать, но и «вычислить» логически. Особенно при игре в коммерческие игры. Только для этого нужно очень сильно играть — чтобы успевать анализировать не только свою карту, но и карту противника, а также принятые им решения.

Один мой знакомый, Валерий Львович Железняков, абсолютный чемпион России 1997 г. по подкидной игре,[268] когда-то говорил, что ему лень даже рассматривать карты на предмет поиска и обнаружения крапа. Он брался узнать это к третьей сдаче, анализируя игру противника.

Представьте, что вы играете с ним в преферанс. Сыграли какую-то игру. Он знает, какая карта была у вас до прикупа и как вы торговались. Он видит, удачно вы купили или нет. Сколько заказали и сколько должны были бы заказать, если бы играли по вероятности. Как разыгрывали и как должны были разыгрывать в условиях неопределённости. Он сравнивает реальные действия с ожидаемыми. Если вы угадываете чаще, чем должны, то можно подумать об источнике вашей прозорливости.

Если человек покупает на мизере семёрку к длинной масти, любой заподозрит неладное. Профессионал обратит внимание и на гораздо менее очевидную ситуацию: прикупал, имея на руках четыре взятки, когда правильнее было играть распасовку; заказал рискованные 7, но повезло с раскладом… Если риск — манера игрока, на здоровье. Но если он вдруг «заложился» и действительно попал на расклад 4:0, есть о чём подумать. Случилась такая пограничная ситуация несколько раз, и он всё время угадывал. С помощью такого рода анализа можно довести уверенность в том, что человек пользуется нелегальной информацией, до 100 %.

В преферансном клубе МАРЬЯЖ в компьютерной сети Internet тоже при желании можно играть нечестно. «Пропихнуть коцаные стиры», к счастью, невозможно, но играть «на лапу» и использовать «маяк», созвонившись по телефону, теоретически можно. И как с этим бороться — пока непонятно. То есть, как именно — понятно. Просто пока не существует аналитической программы, логика которой была бы сопоставима с могучим многозадачным мышлением Валерия Львовича.

Но разработка такая ведётся. Пишется компьютерная программа, которая сможет параллельно наблюдать за каждым игроком — играл ли он по вероятности или против вероятности. Игрок, который играет не по вероятности и выигрывает, наводит на мысль о том, что он пользуется дополнительной информацией. Можно отследить, с кем он чаще всего играет, в каком составе ему больше всего везёт и т. д., и т. п. Администрация клуба вправе вести такое наблюдение, чтобы оградить своих клиентов от возможных посягательств недобросовестных людей. Нужда в таком анализаторе становится очевидной, если учесть, что совсем без денег в преферанс играть неинтересно (какой-то дисциплинирующий фактор всё-таки должен быть), и поэтому в клубе рано или поздно появится возможность играть на деньги (хоть бы даже на символические).[269]

Для полноты картины следует упомянуть ещё метку наколкой, которая прочитывается на ощупь. Но это практикуется в основном в тех играх, где банкомёт держит колоду в руках: очко, штосс. Технологии этой метки различны. Можно наколоть карты иголкой со стороны рубашки, чтобы на лицевой стороне появился бугорок, но есть более тонкие способы, когда карта расслаивается, между двумя слоями бумаги закладывается песчинка или несколько песчинок, чтобы различать карты точнее.

Этот способ я сам для себя придумал в классе шестом. Мы во дворе играли в очко. Я сделал такие карты, правда, никаких песчинок внутрь не вклеивал, а просто наколол иголочкой, причём в очко не так важно знать точно — король это или валет. Достаточно различать: большая или маленькая. У меня карты были наколоты по нескольким категориям: картинки, тузы и десятки, остальные карты.

Играли мы на деньги, правда, по мелочи. Когда играешь против банкомёта — играешь по счастью. Когда очередь банковать приходит к тебе — знаешь следующую карту. Кроме того, что известны очки игрока, есть возможность передёрнуть — вытащить не нижнюю карту, а следующую — наугад.

С этой моей придумкой связана трагическая для детского восприятия история, которую можно назвать «первое палево». Как-то раз мой отец приехал с работы раньше времени. Мы сидим во дворе играем в очко, я бью по банку. Прикупил карту и медленно-медленно сдвигаю свою, приоткрываю краешек следующей.

У нас это называлось «натягивать карту». Чувствую сзади чьё-то участливое дыхание и думаю: вот, мол, стоит человек, болеет за меня. И я ему в пол-оборота даже подмигиваю: дескать, не боись, прорвёмся, смотри, как надо тянуть очко!

В первый момент я не понял, а потом, продолжая натягивать карту, вдруг осознал, что лицо-то больно знакомое… Тут же руки опустились, глянул ещё раз — точно, батяня! А на кону деньги, всё как положено… Что делать!? Засыпался!.. Все притихли, и мне даже показалось, что отец сразу обо всём догадался, потому что он очень громко, гораздо более громко и грозно, чем того требовал наш проступок, спросил:

— Чьи карты?

Все, естественно, молчат, и я, на всякий случай, тоже. Он снова:

— Я ещё раз спрашиваю, чьи карты?

Тишина… Он в каком-то нервном возбуждении стал пытаться колоду порвать. А поскольку мой отец всё-таки не Александр I, славившийся необыкновенной силой,[270] сделать этого в один приём он не смог. Но колоду всё-таки порвал — по частям. В этот же день мы с отцом должны были куда-то поехать и попался нам по дороге Пушкин, мой школьный товарищ и сподвижник всех моих подобных «шалостей». Отец, всё ещё находясь под впечатлением того, что поймал нас с поличным, спросил у него:

— Ну что, и ты, Саша, тоже, значит, картёжничаешь?

Пушкин, ничего не зная и не подозревая, думает, конечно, как бы ничего лишнего не сказать, а поэтому просто неопределённо пожал плечами: «Я — как все». Но отец не унимался:

— А что, и на деньги играешь, как все?

Шура не знал, что нас разоблачили по полной программе, и пытался смягчить вину:

— Ну почему обязательно на деньги? На щелбаны, на уши…

И тут же получил по ушам за враньё. Товарищ мой начал оправдываться, что, мол, на деньги тоже, но чаще на щелбаны и на уши. Мои же уши почти не пострадали. А страхи по поводу того, что нас разоблачили, оказались напрасными.

Следует различать карты, крапленные заранее, и «закоцанные» в процессе игры. Первые сделаны аккуратнее, зато использование вторых эффективнее и безопаснее. Заранее — это «химия», за неё нужно отвечать, её скорее заметят, она — бесспорная улика. Метки, сделанные «по ходу», внешне могут напоминать царапины, случайные повреждения. Их труднее найти, почти невозможно доказать.

В ход идут разные подручные средства, например ноготь, специально отращённый на мизинце.

Чтобы пометить карты, их можно по-разному присогнуть: карты одной масти — немножко выгнуть, а на других — сделать небольшую вмятину на уголке. При «правильном» освещении, и особенно на блестящих картах, эта метка читается замечательно. Другое дело, что стопроцентной гарантии этот метод не даёт, потому что в процессе игры карты могут разогнуться, их может иначе смять партнёр. Зато никто и никогда не докажет злого умысла. С этой точки зрения такой крап совершенно безопасен.

И тут может быть применена оборотка. Заметив, что противник мнёт карты, можно его дезинформировать, разгибая его замятины и делая такие же на других картах. Дезинформация или неправильно прочитанная информация даёт результат во много раз худший, чем отсутствие какой бы то ни было информации.

В известном анекдоте спрашивается: «Почему блатари перестали носить длинный ноготь на мизинце?» — «Да потому что антенной мобильного телефона можно ковырять в ухе не хуже». На самом деле правильный ответ другой: жульническая игра в карты сходит на нет.

Ногтями царапают карты не только по рубашке, но и с торца.

Тут мы подошли к стоящей особняком группе шулерских приёмов — шансам «под съём». Пометить карты по торцу означает не просто видеть, допустим, что она идёт, а ещё очень удобно под неё снять. Царапина эта выглядит светлее, чем сам торец, и очень хорошо видна. Кроме того, в некоторых играх, где раздаётся не вся колода,[271] можно видеть, к примеру, что этой карты нет или что она придёт при покупке.

Шансы «под съём»

Если укоротить одну из карт в колоде на полмиллиметра, то при съёме колода будет чаще всего делиться в том месте, где лежит меньшая по формату карта. Когда вы возьмёте такую колоду и выровняете хорошенько пальцами по двум противоположным торцам, а потом часть колоды снимете, обрезанная карта, как правило, будет верхней. Если быстро перебирать колоду по торцу, чтобы был слышен характерный шуршащий звук, то подрезанная карта сообщит о себе нарушающим ритм щелчком — поскольку эта карта пальцев не коснётся. Этот шанс называется «широкий лист», хотя на самом деле правильнее было бы назвать его узким листом, потому что он либо короче, либо уже.

В преферансе этот шанс практически не применяется, поскольку снимает колоду обычно не тот, кому идёт первая карта. Но в преферансе жулик может применять широкий лист в качестве контрольной карты при выполнении закладов. Для этих целей чаще используют карту, которая шире, чем все остальные. Ей отведена роль закладки. Когда шулер делает складку (искусственный расклад), он кладёт широкую карту сверху, а на неё полколоды. Снять в нужном месте не составляет труда. Обычно этот съём осуществляет напарник.

Можно упомянуть ещё и такой, тоже редко применяемый в преферансе (разве что в гусарике) приём, как скрипка. Часть карт в колоде затачивается по краям: они принимают форму бочонка и так и называются — «бочонками». Остальные затачиваются посередине и принимают форму подушки. Их называют «вырезками», или «подушками». Если взять такую колоду за середину, то в руке вы будете удерживать одни бочонки, а если вы возьмётесь за край, то пальцы упрутся в концы подушечек, а бочонки будут как бы провисать. Если держать колоду горизонтально двумя руками — одной за середину, а другой за край, — то можно вытащить одним движением либо все вырезки, либо все бочонки. Движение напоминает игру на скрипке.

Если вы играете в гусарика, то можно сделать скрипку на четыре семёрки или на четыре туза. При съёме выдёргиваете четыре карты и кладёте сверху. Эти четыре карты при сдаче идут так: две — болвану и две — вам. Теперь представьте себе игру, когда у несчастного партнёра на своей сдаче никогда нет на руках ни одной семёрки или ни одного туза. Без семёрок не бывает хорошей распасовки, а без единого туза — игры. Человек обречён.

Этот приём практически не употребляется в преферансе. Однако какая хорошая игра преферанс! Какой шанс ни возьми, для преферанса он бесполезен! Клин — это специально изготовленная шулерская колода, в которой все карты стачиваются или срезаются слегка клином, к одному концу уже — в виде трапеции. Повернув во время игры некоторые карты в другую сторону, шулер легко нащупывает их и выдёргивает в нужный момент.

Между картами в колоде существует сила трения. Именно она удерживает колоду в виде ровной стопки и не даёт картам «разъехаться». Когда при съёме вы толкаете пальцем часть колоды, логично предположить, что разделится эта колода на две части в том месте, где сила трения слабее, а коэффициент скольжения — больше.

Опытные картёжники эту особенность заметили и нередко пользуются ею в своих целях. Известно, например, что карта, покрытая типографской краской, скользит хуже, чем глянцевая бумага. Поэтому туз, на котором почти нет краски, скользит чуть лучше, чем картинка. Особенно если карты немного намокли от потных влажных рук. Чувствительные, хорошо тренированные люди легко могут узнать по степени скольжения, картинка это или нет. А жулики используют следующий приём: если, к примеру, взять и навощить рубашки нужных карт, то скользить они будут гораздо лучше остальных карт. Этот приём так и называется — «скользок», или «вощённые тузы», потому что тузы во многих играх являются самыми важными картами. Когда вы просто положите такую колоду на стол и попробуете её шевельнуть, она разделится сама, причём именно в том месте, где ей самой удобнее.

Этот приём весьма стар. По крайней мере, в плутовских романах XIX в. Упоминаются так называемые «отглаженные» карты и «атласные» карты, которые специально полировались и покрывались специальным составом для лучшего скольжения при съёме.

Сменка

Школьники называют «сменкой» сменную обувь, заключённые — принудительную смену одежды (хорошей на плохую), а шулера — подмену колоды карт в процессе игры, причём подмену непременно тайную. Меняя колоду, жулик преследует одну из двух целей: либо ввести в игру поддельные карты (краплёные, заточенные, сделанные под съём — вместо честных, которыми начинали), либо раздать заготовленный заранее чудовищный, необычный расклад. Последнее — чаще.

Расклады, приготовленные для сменки, весьма интересны не только для исследования самого факта мошенничества, но и с точки зрения разнообразия идей и технических приёмов розыгрыша в них заложенных: опережения в козырях, сюркупа и др. Кроме того, многие аспекты безопасной игры, рассмотренные в специальной главе учебника,[272] сводятся как раз к тому, чтобы не допустить роковых последствий при самом неблагоприятном раскладе. В сменках неблагоприятность расклада доведена до крайней степени, до абсурда.

Давайте посмотрим несколько самых известных сменок.

Сменка № 1

Запад на второй руке имеет такую карту: — AKQ10 KQJ AKQ. Юг на первой руке говорит мизер. Что делать бедному Западу!? Перебивать девятерной? Страшновато: можно сесть, причём для подсада не обязательно, чтобы бился бубновый трельяж — достаточно, чтобы козырь лежал 3:1; тогда после первого хода в пику разыграть бубну просто не успеешь и сядешь без двух. А если козырь лежит 4:0… Впрочем, такой расклад маловероятен, а мизер, судя по карте Запада, не ловится. Кроме того, каждый «фраер надеется на Его Величество Прикуп»… Одним словом, торговля на этом не закончилась. После объявления Западом девятерной все спасовали. Запад купил две пики, их же снёс и заказал 9. Восток сказал вист, а Юг молча атаковал королём пик, что означало второй вист.

Предчувствуя недоброе, Запад убил пикового короля десяткой козырной,[273] но Восток надбил козырным валетом и вышел мелкой бубной, которую Юг взял тузом. «Вот я уже и сел, — подумал Запад, — но события развиваются не самым худшим образом: если Юг повторит пикой, то сюркуп мне больше не страшен и, скольких бы козырей ни накопил Восток (хоть бы даже и четвёртого валета), я не отдам больше ни одной взятки». Юг, словно услышав мольбы Запада, снова вышел в пику, Юг ударил козырной дамой, а Восток снёс… черву. Что такое?! — Запад, умеющий считать расклад, похолодел. У Юга изначально было шесть карт в пиках, туз бубновый и три оставшихся козыря… Против двух козырей Запада.

Полный расклад:

В дальнейшем игра шла на опережение. Запад сел без шести! Сюркуп на голого валета[274] дал вистующим очень важный темп. При игре в светлую Запад ударил бы первую пику старшим козырем, отобрал бы трёх козырей и AKQ червей. В итоге он сел бы «всего» без двух. Замечу, кстати, что в одиночку исполнять такую сменку не имеет смысла, так что, если вы вдруг обремизитесь когда-нибудь на такой девятерной точно таким же образом, будьте уверены, что ваши партнёры разделят ваши деньги поровну (если, конечно, они честные люди).

Давайте рассуждать методом «от противного» — предположим, они не сговаривались, а расклад либо выпал случайно, либо жулик кто-то один (например, сдававший). Сдавал в этой сдаче Восток, так как Юг объявлял мизер на первой руке. Во-первых, Восток должен быть уверен, что Юг в торговле заявит мизер, так как без мизера Запад никогда не закажет девятерную. А Юг не обязан заказывать проблематичный мизер (бланковый туз и ренонс червей), когда у него на руках верных 7 без козыря (а с прикупом — все 9). Во-вторых, Юг непременно должен завистовать — после виста Востока, так как вистующие должны играть обязательно втёмную. Допустим, даже если Юг спасует, Восток может его пригласить вистовать втёмную, но где гарантия, что тот пойдёт с пик, а не с туза бубён, например? И наконец, в-третьих, Юг записывает львиную долю вистов за этот подсад: ведь он берёт шесть взяток из семи, взятых вистующими! Какой же смысл заряжать колоду таким образом, чтобы самому нажить меньше, чем ничего не подозревающий «лох»!? Так что факт предварительного сговора между вистующими в этой раздаче считаем установленным.

Следующее замечание: при таком искусственном раскладе и таком чётком висте все действия вистующих должны быть обоснованными — именно потому, что они не хотят быть уличёнными в тайном сговоре. Действительно, обоюдный вист имел достаточные основания (вопреки пословице, что на девятерной вистуют женихи и студенты) — Восток увидел свою взятку (убитку пик на козырного валета) и завистовал, а Югу, которому отчётливо видна идея козырного опережения и перспектива очевидного сюркупа, как говорится, сам Бог велел. Кроме того, Юг имеет синглетного бубнового туза, три козыря и ренонс в червах: сесть на висте Юг может только в том случае, если Запад имеет пять козырей и пять червей, возглавляемых AKQ (а с такой картой он бы перебивал мизер без колебаний).

И наконец, последнее, вероятно, самое важное замечание: как себя вести, если вдруг доведётся обремизиться на такой карте, будучи на месте Запада? Сразу отбросьте мысли о канделябрах и прочих тяжёлых предметах (вспомните грубоватую поговорку: «схавал — давись»). Лучше всего, конечно, распознать расклад заранее и спасовать на заявку мизер — проигрыш составит в сочинке 33 виста. Если не успели спасовать, но догадались позже, закажите девять бубён (то-то они удивятся) и сядьте без одной. Если всё же по инерции или в надежде на чудо заказали девять треф, а Юг пошёл с пик, рискните побить старшим козырем — а ну как упадёт валет (ваш подсад без двух надолго выбьет партнёров из колеи).

В любом случае, послушайте меня, не злитесь и не теряйте присутствия духа.

Ваши дальнейшие действия будут зависеть от вашего темперамента и вашего отношения к жизни. Что касается меня, я бы постарался не обнаружить того, что я понял, с кем имею дело. Скорее всего, я бы заказал 9 треф, сел бы без двух (побил бы старшим козырем первую пику) — они бы думали, что «лох угадал и защитился от сюркупа». Потом я бы, удвоив бдительность, доиграл эту пулю, а от следующей под каким-нибудь благовидным предлогом отказался. Потом, я, скорее всего, обыграл бы каждого по отдельности. Но вам, возможно, больше понравится другой способ реагирования: вы можете попросить: «Господа! Рассчитайте эту пульку и скажите, сколько я вам должен. Что-то у меня нет желания её доигрывать».

А после этого — улыбнуться и забыть. Но если вы по натуре боец, то в этой книге найдёте несколько «обороток» против разных подобных «шансов».

Сменка № 2. Рука «Миссисипи»

Восток получает такую карту: AKQJ AKQ AK J. Запад на первой руке говорит мизер. У Востока, если только он ничего не заподозрил, нет шансов «уклониться» от девятерной: похоже, не существует мизера, который можно проиграть, когда один из вистующих имеет такую карту, которую собрал Восток. Кроме того, чего бояться? Кажется, что девять взяток есть с руки. Восток перебивает мизер девятерной и покупает бубновую даму и червовую десятку. Две червы отправляются в снос, а Восток задумывается над проблемой: сколько заказать.

При чужом ходе в козырном контракте могут подстерегать некоторые опасности. Во-первых, могут убить трефу или бубну (вероятность расклада 5:0 составляет 0,0325). С учётом того, что пять карт в одной из этих мастей должны быть у определённого игрока, а именно у Запада, которому принадлежит первый ход, эту цифру надо поделить на два, а поскольку Восток опасается не за одну, а за две масти, то он умножает эту вероятность на два. «Итак, — рассуждает Восток, — вероятность того, что Запад «скопил» пять карт в бубне или трефе, равна 3,25 %. Не так уж риск и велик. Но, с другой стороны, если Запад имеет пятёрку в одной масти, это обстоятельство значительно увеличивает вероятность того, что Юг мог собрать пятёрку в другой. Тогда может получиться «мельница» — один бьёт трефу, другой бубну. При раскладе козырей 2:2 можно отдать четыре взятки, так и не получив хода. Наконец, в-третьих, при раскладе козырей 4:0 (вероятность 0,0867) может произойти непоправимое: первым ходом попадут в козырь и опередят в козырях».

Все эти опасности маловероятны, но если уж «несчастный случай» произойдёт, то, как говорится, мало не покажется. Поэтому Восток заказывает девять пик. Рассчитывая, что уж лучше он подсадит вистующих, чем сядет сам. Полный расклад в этой сдаче такой:

Запад атакует тузом червей, и Восток берёт ровно четыре взятки. Один опытный и мудрый человек, получив такую карту, спохватился, но слишком поздно (он был достаточно опытен и мудр, для того чтобы узнать «руку Миссисипи»,[275] но недостаточно мудр, чтобы сказать пас на мизер). Как он рассказывал сам, сомнения закрались ещё до взятия прикупа, но он загадал: если в прикупе будет бубновая дама и червушка — сдача подложная. Когда сомнения исчезли, он задумался над тем, как минимизировать потери, и заказал девять треф, к немалому удивлению и смущению своих «партнёров». Кстати, в таких случаях неопытные исполнители могут, от растерянности, запасовать. В нашем случае девятерная была завистована и Восток сел без одной, проиграв 85 вистов (играли в сочинку втроём) вместо уготованных ему 394 на пиковой девятерной. Кстати, пас на мизере стоил бы ему и того меньше — всего 33,33 виста, но он посчитал, что «развеивание сомнений» стоит того, чтобы быть оплаченным 50 вистами.

Сменка № 3

Торговля:

Юг ходит королём червей, отбирая у Запада единственную отдачу. Восток берёт тузом и «включает» Запада семёркой пик. Девять взяток. Грубовато… Но эффективно. Такую «нахальную», очевидную сменку могут «бросить», когда не жалко потерять партнёра, когда и без того ясно, что пулька эта — последняя, а на скандал и отказ платить лох не отважится.

Сменка № 4

KJ10987 — KJ97 —. Сидя на месте Запада на первой руке получаете такую карту и заявляете: пика. Партнёры, недоуменно переглянувшись, пасуют. Покупаете туза и даму пик и заказываете 8. Бубна, как и следовало ожидать, «закосила в ноль». Неплохо придумано, правда? К сожалению, в реальной жизни всё происходило совершенно иначе. Торговля была такой:

Запад вышел семёркой пик и обнаружил двойной ренонс в этой масти:

Семёрка удержала взятку, но, что ещё более неприятно, Юг не снёс бубнового туза — свою верную взятку. Туз действительно взял взятку, но только на четвёртом круге розыгрыша бубны: Запад вынужден был трижды ходить в бубну сверху, потому что четыре взятки на мизере хоть и много, но всё же лучше, чем семь.

Сменка № 5

Запад играет мизер. Ход Юга.

На этом мизере разыгрывающему ничто уже не поможет: любые меры предосторожности, любые «безопасные» сносы уже не в состоянии уберечь его от «паровоза» на пять взяток. Даже если Запад оставит три трефы, вистующие построят розыгрыш таким образом, чтобы им не пришлось ничего угадывать. Сначала они отберут AK, снося с руки Востока две старшие трефы. Затем перейдут по черве к Востоку и, добирая черву два раза, снесут две трефы с руки Юга. После этого Восток выходит в семёрку треф, а с руки Юга сносится последняя пика.

Сменка № 6

На вторую руку приходит такая карта: J10987 9 — A987.

Вопрос заключается в следующем: пойдёт или не пойдёт? Вообще говоря, двухмастный мизер с перехватом имеет положительное матожидание. В колоде есть девять карт, покупка любой из которых делает мизер чистым: четыре червы, три пики и две семёрки. Вероятность купить хотя бы одну из них составляет

Кроме того, можно купить одну из двух восьмёрок, которая, как правило, не ловится. Да и голая девятка будет ловиться не всегда. Если же не повезло ни с прикупом, ни с раскладом, всегда есть возможность перехватить и взять максимум две взятки.

На первой руке говорят раз. Сомнения исчезают — мизер. В прикупе туз и король треф. Расклад такой:

Что бы ни снёс злополучный Запад, он получит свои семь взяток. На первые три хода в пику Восток сносит три червы, а на четвёртый, «запускающий» ход Юга семёркой треф — последнюю черву. Раскладов такого типа можно придумать сколько угодно. Часто вместо девятки треф кладут восьмёрку — в расчёте на то, что никто не оставит вторую восьмёрку: действительно, будет весело, если голая восьмёрка не ловится, и вистующие проверят, не застраховался ли мнительный мизерящий от «паровоза». Но девятка — «надёжнее», она не оставляет ни малейшего шанса.

Сменка № 7

Хитрая «засада» может ждать мизерящего и со своего хода:

Те же самые соображения о положительном матожидании мизера. Вероятность покупки одной «своей» (10 из 22) составляет

После этого ход восьмёркой треф имеет очень большие шансы на успех. Редко кто не идёт на такой мизер. В прикупе король с восьмёркой в «пустую» масть.

Ловятся обе восьмёрки:

В какую бы восьмёрку ни пошёл Запад, её возьмут, отберут ещё четыре взятки и отдадут взятку на вторую восьмёрку, а вместе с ней — паровоз на пять взяток. Если разыгрывающий побоится оставлять две восьмёрки и решит сыграть «наверняка» — на две взятки, то он оставит восьмёрку с фигурой и, по логике, пойдёт сверху.

В этом случае фигура перебивается, а дальше происходит то же самое.

Интересный приём применил против такой сменки великий преферансист Плюто. Он сделал первый ход восьмёркой червей, а на семёрку треф сбросил короля червей и, как свидетельствуют очевидцы, мягко улыбнулся «честной компании». Плюто был знаменит в годы моей юности, и про него ходили легенды. Как видно из этого случая, «сменку» может пропустить и мастер. Но только великий мастер умеет обратить поражение в победу. (Очевидно, Плюто вовремя догадался, что «пропустил» сменку, потому что, если восьмёрка треф не ловится, его противникам было бы не из чего выбирать и они ловили бы короля червей.)

Другая, не менее красивая «оборотка» против этой сменки такова: первый ход — дамой треф. Её перехватывают, добирают четыре взятки и пытаются «включить» семёркой треф, на которую сносится восьмёрка червей (для красоты — король червей).

Самое первое из известных мне упоминаний о раздаче специально заготовленного расклада относится к игре В. Г. Белинского с И. С. Тургеневым.[276] Писатель сдал критику восьмерную (на которой тот остался без четырёх), отомстив таким образом и за Гоголя, и за всю русскую литературу. Правда, обернули дело шуткой, денег с «лоха» не получили — простили, разрешили не писать в гору. Тот, говорят, обиделся и просил впредь больше «сменок не кидать».

Если мы с Е. В. Витковским правильно реконструировали эту ситуацию, описанную А. Я. Панаевой, то партнёры Белинского посмеялись над вечной «плаксивостью» Неистового Виссариона, который играл плохо, но не мог этого признать, а все свои неудачи объяснял хроническим «непером». Вам, наверняка, знаком такой тип людей, любезный читатель.

Эта история — первая, но далеко не единственная.

О том, что в момент напряжённой игры у человека задействованы все органы чувств, включая шестое, знают или догадываются многие. Но, к сожалению, не все игроки целиком полагаются на свои ощущения. Например, скрипку, описанную в этом разделе (см. «Шансы под съём»), зачастую можно распознать по запаху. Дело в том, что заточенные торцы карт для прочности обрабатывают лаком, эпоксидной смолой или, на худой конец, натирают чесноком. Иногда колоду невредно понюхать.

С распознаванием сменки связана такая забавная история. Одному человеку приготовили сменку, предполагающую крупный подсад на мизере. «Заряженную» колоду положили на балконе. В нужный момент исполнитель вышел покурить… Короче говоря, на следующей сдаче жертва получает свой мизер, но заявку не делает, перебирает карты и в задумчивости говорит:

— Пожалуй, на мизер не пойду: те были теплее…

Он почувствовал разницу в температуре карт!

Вспоминается и другой случай. Как-то раз, во время отдыха (или работы) в Сочи, к компании карточных аферистов прибился совершенно бессмысленный человек. Совершенно невзрачного вида, мелких форм, средних лет, в очках.

В принципе, он тоже был мошенник, но ничего при этом не умел. Зато он был очень услужливый, оказывал бесконечные знаки внимания и уважения и постоянно просил дать ему как-нибудь заработать. Подумав, как бы его применить к делу, в конце концов решили, что Виталик (так его звали) будет носить сменки.

Он сразу согласился, ну а поскольку он ничего не знал, играть толком не умел, ему написали на бумажке расклады: в первой сменке должны быть такие-то карты, во второй — такие-то и так далее, — всего пять или шесть. Расклады он должен был заготавливать где-нибудь в укромном уголке, а потом приносить колоду к тому моменту, когда сдаёт его напарник.

Сам процесс подмены он исполнял великолепно: всё-таки это большое счастье, когда не нужно притворяться идиотом, а всё получается совершенно естественно. Картина была примерно следующая: преферансисты играют на лежаке, подходит этот Виталик с полотенцем в руках (полотенцем прикрыта сменка) и начинает приставать, почему они не купаются, расписывает прелести воды и полезность водных процедур. Преферансисты оправдываются, Виталик просит сигарету — у самого дальнего от него игрока, точнее, даже не просит, а просто лезет за ней, становясь коленями на лежак, чуть ли не на запись. При этом полотенце кладёт на карты. Прикуривает и продолжает балагурить. Сдаваясь на многочисленные просьбы дать поиграть спокойно, забирает полотенце и уходит. Колода, оставшаяся на столе-лежаке подменена.

Точно по такому же сценарию Виталик принёс и запустил ещё пять сменок. Партнёры его напарника-шулера, что называется, выли страшным голосом, потому что такого количества игровых несчастий, да ещё в одной пульке, с ними никогда раньше не случалось. Виталик буквально приносил им несчастье. Приносил в полотенце.

В какой-то момент этот Виталик подошёл, уже без всякого полотенца, и просто сказал напарнику на ухо, что расклады кончились. За каждую успешно исполненную сменку он получал по договорённости три рубля и хотел носить ещё и ещё, чтобы заработать побольше.

Его напарник задумался. С одной стороны, он не рассчитывал, что все заготовки будут использованы так стремительно. Да и партнёров уже было жалко.

С другой стороны, если шанс проходит[277] и люди не разбегаются с криками «Караул!», то почему бы не продолжать? Лишние деньги не помешают. Но писать Виталику новые расклады при партнёрах было как-то не с руки. И напарник решился: он сказал Виталику на ухо, чтобы он начинал всё сначала, но в других мастях.

Однако в следующей сменке уже всё было напутано. Сообразительности Виталика не хватило на то, чтобы поменять пику на черву. О том, почему Виталик больше не появлялся на пляже, все узнали от его напарника:

— Неадекватность его поведения оказалась ещё большей, чем я думал. После получения денег мы решили это дело отметить и пошли в какой-то кабак. Идём по аллейке в парке на Ривьере и оживлённо обсуждаем успешно проведённый день. Навстречу идёт женщина, довольно пышных форм. Вдруг Виталик бросился в сторону этой женщины. Уже в первый момент я напрягся, удивившись тому, что он, ни слова не говоря, вдруг куда-то побежал. Однако дальше произошло просто непредсказуемое: Виталик разбежался, подпрыгнул и буквально оседлал даму, вскочив ей на закорки (только спереди), обхватив ногами за талию, а руками ухватившись за грудь. При этом он энергично и сосредоточенно двигал тазом… Женщина, естественно, громко кричала.

Передо мной тут же остро встала проблема, как сделать вид, что он не со мной. Стал понятен смысл выражения «готов сквозь землю провалиться». Женщина продолжала верещать, кругом стала собираться толпа, послышались предложения вызвать милицию. Виталик спрыгнул с неё так же неожиданно, как и запрыгнул, и пошёл ко мне как ни в чём не бывало, призывая меня порадоваться вместе с ним пышности форм этой женщины. Мне ничего не оставалось, как сказать ему:

— Если ты когда-нибудь при встрече со мной дашь понять, что мы с тобой знакомы, я тебе сделаю больно. А теперь дёргай отсюда. Долю ты свою получил, покушаешь сам — не маленький.

Вот такой был этот Виталик, который хорошо носил сменки.

Существует такое понятие — «преферанс», не сама игра, а контракт. Это заказ 10 без козыря, причём таких, которые будут выиграны при любом раскладе, при любом ходе и при любом сносе. Если внимательно проанализировать, на какой карте можно заказать такой контракт, то окажется, что существует только одна комбинация: туз, король, дама в четырёх мастях. Действительно, что бы мы ни снесли и как бы ни разложили остальные карты, можно взять все взятки в игре без козыря. Любая другая комбинация не подходит, так как если даже во всех мастях есть туз и король (без дамы), то при сносе туза и короля в одной из мастей мы теряем над ней контроль. Следовательно, в каждой масти должно быть три старших карты. Так как мастей всего четыре, то 12 искомых карт — необходимый минимум для выполнения условия.

Зато если этот «преферанс» приходит, счастливчик закрывает пулю себе и всем остальным игрокам. Гору списывает до нуля и пишет на всех по 1000 вистов… т. е. получает призы «во всех номинациях».

В Кодексе преферанса ясно сказано, что это понятие неспортивное и не должно применяться. Действительно, в игре, где фактор везения не должен иметь большого значения, одна-единственная игра не может решать исход всей партии.

Вероятность появления такой карты на руках в честной игре так ничтожна, что она практически никогда не приходит. Так что, когда люди перед пулькой договариваются, сколько премиальных вистов запишет тот, кому придёт «преферанс», они напрасно тратят время. С таким же успехом они могут условиться о том, что будут делать в случае столкновения Земли с кометой во время пульки.

Если же вам всё же доведётся увидеть этот расклад в жизни, можете быть уверены на 99,99 %, что человек играет нечестно. Некий юный игрок спорил с автором Кодекса (и этой книги), утверждая, что его дедушке преферанс приходил два или три раза в жизни.

В ответ автор высказал предположение, что либо дедушка очень долго живёт, либо мошенничает, либо просто преувеличивает. Это можно доказать на основе теории вероятностей. Судите сами: вероятность этого расклада так мала, что если играть в преферанс 24 часа в сутки, не прерываясь на сон и отдых, играя каждые пять минут по сдаче, то для того, чтобы такая карта пришла на руки хотя бы одному из играющих, необходимо 716 лет. Поэтому, несмотря на то, что мы в главе «Безопасность игры» уже рассматривали этот контракт, я думаю, что будет нелишним ещё раз его упомянуть именно в разделе о шулерских приёмах. Потому что чаще всего мы здесь имеем дело именно со сменкой.

Мне самому доводилось видеть у себя преферанс, причём много раз, но всегда он был искусственного происхождения. В 1976 г., будучи студентом факультета журналистики МГУ, я проходил практику в славном городе Одессе. Работал в газете «Вечерняя Одесса». Разумеется, практиковался в основном в игре в карты.

Занесло меня как-то раз в некое общежитие. Играл я совершенно бездумно — с кем придётся, нимало не заботясь ни о получении выигрыша, ни о собственной безопасности. В этой общаге моими должниками стали два дюжих хлопца, бывшие моряки. Денег у них не было, в чём они мне честно признались (сразу после окончания игры), добавив, впрочем, что если бы и были, то мне они их всё равно не отдали бы.

Конфликта, тем не менее, не произошло. Видимо, здоровяки прониклись ко мне каким-то тёплым чувством, поэтому предложили, чтобы я играл на пляже в Аркадии, а они будут получать деньги. Надо заметить, кстати, что получение выигрыша с должника в Одессе в то время представляло собой некоторую проблему (об этом, в частности, косвенно свидетельствует одессит Анатолий Барбакару в своих «Записках шулера»).

Я согласился. У меня даже появилось родительское чувство ответственности за то, чтобы мои хлопцы были накормлены и, главное, напоены. А поскольку аппетит у них был всегда хороший, а жажда — просто неуёмная, то я пошёл по стопам вышеупомянутого дедушки и в какой-то компании, совершенно обнаглев, раздал этот преферанс дважды за один день.

Один почтенный играющий, высочайшего, между прочим, класса, как-то говорит мне:

— А хочешь, я тебе расскажу историю, как меня лох кинул?

— Конечно, — говорю, — хочу.

— Тогда слушай. Был у меня постоянный партнёр, врач по профессии, пожилой респектабельный человек. Играли всегда у него дома, преимущественно в деберц. Очень он любил эту игру. Играли по маленькой и всегда только на наличные. Помногу он никогда не проигрывал — так, полтинничек, соточку — видимо, из тех, что удавалось заначить от жены из приношений на работе, из «левых», так сказать, денег. Да и я, признаться, плотоядных мыслей по отношению к нему никогда не вынашивал, никогда не задумывал его «кинуть» основательно. В какой-то степени мне было приятно его общество, он всегда меня радушно принимал, вкусно угощал, игра протекала в обстановке исключительной и взаимной доброжелательности.

Почему я его обыгрывал? Не знаю даже, как можно объяснить наши отношения. Я рассматривал его проигрыши как плату за школу игры, так что ли? Ну и, конечно, проклятые волчьи инстинкты, вырабатываемые нашей профессией. Ведь как рассуждаешь: поди кисло один-два раза в месяц навестить клиента, приятно пообщаться и заработать «без греха» соточку. Имей десяток-другой таких партнёров — чего ещё желать?

Старик мой был забавный. Играть любил и замазку знал крепко. Имеет, к примеру, в потайном кармане полтинник. Проиграет, заплатит. Ну, вроде бы всё, спасибо за игру, до свидания. Ан нет! «Подожди, — говорит, — и начинает по всем карманам шарить. В каком-то из пиджаков в шкафу выискивает пятёрочку. Радуется тут же, как ребёнок. — Вот! Нашёл! Давай сыграем ещё партеечку — на пятёрочку!» Я ему никогда не отказывал, да и невозможно было бы отказать, если бы даже захотел, — обидел бы и потерял бы партнёра.

В тот день всё шло, как обычно. Он проиграл свой обычный полтинник, я уже начал прощаться, но он меня держит — ищет деньги по всем карманам. Нашёл сколько-то там, рублей шесть. Сыграли на шесть рублей, я выиграл. Ты ж понимаешь, мне эти шесть рублей так сильно нужны… Могу и не брать вовсе. Но у нас принцип, традиция — в долг мы не играем, а если есть наличные — не имеешь права отказаться, должен уважить партнёра. «Всё, — говорю, — спасибо за игру». — «Нет, — говорит, — погоди, там ещё в столе какая-то мелочь завалялась». Выдвигает ящик письменного стола и начинает лихорадочно там всё перебирать и извлекать то рубль, то 20 копеек… А куш-то ему хочется назначить как можно больше, поэтому он боится найти не всё и копается страшно долго. «Ладно, — говорит, — потом выну ящик и всё вытряхну на диван. Короче, играем на все деньги, которые есть в этом ящике, согласен?» — «Ну, что с Вами делать, идёт».

Начинаем партию. Я сколько-то там веду, на записи очков по 200. Он тасует карты для очередной сдачи и вдруг! как грохнется со стула на пол! Я бросаюсь к нему. Он хрипит: сердце. Начинаю метаться: валидол, вода, что там ещё… Перенёс его на диван. Он лежит, но чем всё это кончится — пока непонятно. Ты поставь себя на моё место: хороший номер? Мы в квартире вдвоём. Не дай бог, коньки отбросит! Караул! Минут через пять дыхание у него стабилизировалось, пришёл в себя.

— Ну, — говорит, — отпустило. А как худо было.

Встаёт с дивана. Массирует грудь.

— Ты извини, — говорит, — бывает. Ладно, чья сдача?

— Какая сдача! — говорю. — Ложитесь, отдыхайте. Считайте, что я признал эту партию.

— Нет-нет! Ни в коем случае. Партию нужно доиграть. К тому же куш у нас с тобой серьёзный (смеётся и берёт в руки карты).

Я не знаю, как быть. Возражать как-то глупо, настроения играть тоже нет никакого: струхнул я за него, прямо скажем, не на шутку. Но, делать нечего. Сажусь напротив.

— Только, Володечка, ещё одна просьба: открой окно, пожалуйста, душновато как-то у нас, воздуху маловато.

— Конечно, — говорю, — и иду к форточке. — Может не стоит всё-таки играть? Вы переживаете, волнуетесь. Какая-никакая, а нагрузка всё же, на сердце-то.

— Ничего, — говорит. — Вот доиграем последнюю и больше не будем.

Возвращаюсь за стол, поднимаю карты — он уже сдал, пока я ходил к окну.

У меня какая-то невыразительная карта, но есть тузы, десятки. Пасую. Он заказывает игру по первому козырю. После первого хода я понимаю, что схавал сменку: он объявляет 50, родили 50, ну, там белла, манела и все прелести. Мои тузы, естественно, не проходят, одним словом, классическая сдача на максимальный набор — 275 очков или сколько там, теоретически возможных. У него около 500 на мои 270. Он радуется: вот зашла мастишка! Я сижу, думаю: ерунда какая-то, какой смысл в этой сменке (если это была сменка), а по счастью такую карту поднять тоже невероятно. Но зачем?

Доиграли эту партию в одну сдачу, он выиграл и торжественно пошёл к письменному столу. Вытряхнул содержимое на диван и извлёк… пачку пятидесятирублёвок.

— С тебя, Володя, — говорит, — ровно 5001 рубль 20 копеек. Рубль двадцать оставь себе, а остальные, пожалуйста, не задерживай. Как говорится, не хочу Вас огорчить, разрешите получить.

— Так это всё был спектакль? И сердечный приступ тоже?

— Да, мой дорогой, да. Я на досуге подсчитал баланс наших с тобой отношений и решил обнулить его. Ровно столько, по моим подсчётам, ты у меня выиграл за последние пару лет или, правильнее сказать, «из меня выдоил», выражаясь вашим профессиональным языком. Так что теперь мы квиты и игру на этом закончим. А то, что не совсем честно… Извини. Ещё раз воспользуюсь принятым в вашем кругу выражением: схавал — давись.

Что мне было ему ответить? Пришлось платить. Вот так меня кинул лох.

Если сменку удалось распознать по уже сданным картам, то защита от неё в преферансе тривиальна: не делать заказ, на который рассчитывают мошенники, как это сделал преферансист с развитым чувством осязания, либо сделать нелогичный снос, как Плюто, либо заказать не тех козырей, вопреки логике и замыслу жуликов. Но как предохраниться от самого факта сменки?

Знающие люди советуют простой способ. Пометьте пару карт с лицевой стороны (лучше всего две семёрки или семёрку и туза) — поставьте незаметный штрих ручкой, которой ведётся запись, чуть заметную чёрточку. Никакого греха в этом нет: вы не метите карты, чтобы узнать их по рубашке, вы хотите всего лишь идентифицировать определённую семёрку или определённого туза.

В случае, если на руки придут искомые карты без ваших пометок, вы легко догадаетесь, в чём дело.

Подтасовка и вольт

Есть значительно более простые (чем сменка) способы создания преимущества в качестве карты на руках. Собирая карты со стола перед сдачей, можно положить пару тузов и пару королей, перемежая их нужным количеством карт (по четыре карты между парами). Самая большая проблема, которую теперь нужно решить, это фальшивая съёмка, т. е. карты после съёма должны остаться в той же последовательности, как приготовлены.

Чтобы сохранить собранный расклад карт в колоде, нужно исполнить вольт (буквально — переворот), т. е. после съёма незаметно вернуть колоду в первоначальное состояние. Вольт считается технически сложным для исполнения шулерским приёмом. Способам, которыми он может быть исполнен, можно посвятить отдельную книгу. Довольно много внимания вольту уделяют карточные фокусники. Замечу только, что, в отличие от фокусника-манипулятора на эстраде, шулер делает вольт на столе. Исполнение этого приёма требует определённого хладнокровия и психологической выдержки: важно в нужный момент «пульнуть отвод», т. е. отвлечь внимание противника.

Если шулер играет с напарником, гораздо удобнее, проще и безопаснее вместо сложного вольта исполнять фальшивый съём, когда напарник только делает вид, что снимает. Простейший способ исполнения такого съёма называется мостик или коробочка. Игрок, дающий подснять, делит подготовленную колоду пополам, одну часть чуть-чуть выгибает и кладёт наверх. Его напарник, хорошо чувствуя на ощупь разницу между частями колоды, снимает верхнюю — выгнутую часть колоды, иными словами возвращает колоду в нужное, первоначальное положение.

Можно упомянуть ещё и широкий лист в качестве контрольной карты при съёме.

Известна также масса способов фальшивой съёмки, построенных просто на ловкости рук. При встрече могу показать. Описать словами не берусь.

Складкой со стола можно собрать лишь несколько карт. Затруднительно сложить все 10 карт, которые придут после сдачи на одну руку, переложить их пустыми картами, да ещё проделать всё это так, чтобы партнёры не обратили внимания на ваши манипуляции. Поэтому шулер собирает только нужные 10, а должного распределения карт в колоде добивается специальной тасовкой, которая называется чёс.[278]

Нужные 10 карт кладутся в колоде сверху, шулер делит колоду пополам и начинает «вычёсывать» по одной карте — четыре из середины наверх, шесть вниз, две вниз, четыре из середины наверх, шесть вниз… и т. д. Это счётный алгоритм — так можно сдать себе все 10 нужных карт и две нужные положить в прикуп. Таким способом можно затасовать себе любую игру, в том числе и пресловутый преферанс. Безукоризненная техника владения этим приёмом позволяет сдать на вторую руку мизер с плохим прикупом. Чтобы фраеру случайно не повезло с раскладом, подтасовывают мизер типа 5–4 и синглетная дама, а в прикупе — туз и король той же масти.

Один преферансист с юмором вышел из ситуации, когда против него применили этот метод тасовки: он сделал изумлённые глаза, приложил руку рупором к уху и сказал: «Слышу чёс!». Таким образом дав понять, что приём этот ему знаком и применять его не стоит.

Иногда возникают ситуации, когда заклад уже готов (начёсан, собран со стола или подменена колода), но шулеру нужно создать иллюзию тасовки. Есть много приёмов, позволяющих создать такую иллюзию. Они называются фальшивой тасовкой, или фальш-тасовкой.

В зависимости от метода тасования различают тасовку в натруску, врезку, фальш-тасовку на столе, трещотку, веер, ласточкин хвост… Я думаю, описывать их словами — довольно бессмысленное занятие, будет не очень понятно. Поэтому ограничимся только упоминанием о том, что они существуют. А сама идея проста — создаётся иллюзия, что карты тасуются, хотя на самом деле этого не происходит: их порядок в колоде остаётся неизменным. При хорошей технике тасования «одна в одну» можно добиться того же эффекта, не делая ложных движений. Вы можете сами проверить последнее утверждение, разделив колоду в 32 листа пополам, а потом ровно пять раз врезать половинки строго одну в одну — в раскладе ничего не изменится.

Есть приём, почти безобидный, под названием пакет. Это несколько карт (или даже одна, обычно — туз), известных сдающему. В процессе тасования он держит эти карты (карту) сверху или снизу колоды, запоминает их место в колоде после съёма и видит при сдаче, куда они пойдут. Если карты попали противнику, это называется заслать пакет и даёт некоторое преимущество. Чаще такой пакетчик старается положить туза себе или в прикуп.

Мне мало приходилось играть в «лоховские» игры. Первая причина, вероятно, кроется в моей природной лени. Действительно, поиск и ведение «лоховской» игры назывались на языке профессиональных игроков «работой». И это действительно была тяжёлая работа со всеми непременными атрибутами подневольного труда: ранним подъёмом, неприятностями в случае опоздания или прогула (что твой выговор, даже и с занесением в личное дело, по сравнению с этими неприятностями!), подготовкой и поддержанием в рабочем состоянии инструмента, комплексным и встречным планом и т. д. и т. п.

Работа могла быть дневная и ночная, авральная и круглосуточная, в специфические периоды времени (например, во время призыва на действительную военную службу — возле городского военкомата) и, как правило, всегда опасная… Опасность была связана, во-первых, с возможностью противодействия со стороны самих «лохов», во всех случаях не желающих добровольно расставаться с деньгами, а во-вторых, со стороны милиции, стоящей «на страже» лохов и всегда готовой изъять у тебя не только «лоховские» деньги, но и твои собственные. И если со своими собственными психологически очень легко расстаться (считай, что проиграл), то для спасения находящихся в кармане «общаковых» люди были вынуждены прыгать на ходу с поезда и совершать иные рискованные действия.

Вторая причина моей нелюбви к этой «работе» (возможно, её следует считать продолжением первой) заключалась в обыденной мелочности выигрыша, который, будучи разделён на всех участников и долистов, превращался в сущие гроши. Аргументом против этой мелкотравчатости, копеечности игры «по маленькой» всегда служила фраза: «Зато — стопроцентОвая!». Но мне как-то всегда претила жизнь запланированная, размеренная. Хотя многие так жили. Даже выдающиеся игроки. Лучший деберцист Советского Союза, у которого я брал уроки на пляже в Сочи, иногда просил меня подождать, пока он выполнит свой дневной план — 100 рублей. Это был его минимум. Не заработав этих денег, он и не думал об отдыхе.

Мне как-то всегда больше нравились игры, сулящие сразу большой выигрыш, но и связанные (неизбежно) в риском возможного проигрыша. За это приходилось выслушивать от коллег обидное слово «гладиатор» — так называли человека, предпочитающего «игру по бою», т. е. «лобовые» схватки с равным по силе соперником.

А третья причина заключалась в том, что «на работе» я чувствовал себя как-то неуютно. Мне всегда было неловко, как-то неудобно говорить «лоху» то, что требовалось по сценарию. Вероятно, по этой же причине мне сегодня не нравится сниматься на телевидении: нужно говорить, глядя в пустой глазок камеры, и представлять себе собеседника, которому интересно тебя слушать, нужно говорить с выражением, с блеском в глазах и с таким видом, будто тебя только что озарила эта мысль. А если мысль спорная, то нужно изобразить ещё и задумчивость и высказать мысль как предположение, с паузой, будто бы предназначенной для подбора нужного слова… При этом бывает стыдно перед оператором и другими присутствующими на съёмочной площадке людьми, которые слышат эту фразу уже третий раз подряд.

Что касается обычных лохов (не телевизионных), то дело для меня осложнялось ещё и тем, что почти всегда нужно было «плести», т. е. рассказывать заведомую небылицу. А любая ложь, как известно, впоследствии раскрывается — «нет ничего тайного, что не стало бы явным». И вот в предвидении этого разоблачения, в предугадывании чужого разочарования в тебе и негодования — начинаешь заранее краснеть. Эта способность и готовность краснеть, точнее, неспособность не краснеть вызывала больше всего насмешек коллег. Так что к дискомфорту человека, обманывающего доверчивого собеседника, добавлялся дискомфорт ожидания насмешки.

Мне почему-то сегодня хочется верить, что именно эта, третья, причина моей нелюбви к «лоховской» игре была главной.

Кстати, к большому моему сожалению сегодня и к вящей радости тогда, многие так называемые «лоховские» игры давали мне шанс не стыдиться своего обмана и применения шулерских приёмов, находить самому себе оправдание, потому что очень часто взгляд профессионала подмечал, что мнимая «жертва» сама пытается жульничать. Естественно, что вместо «праведного гнева» я спешил выказать полное равнодушие и не замечать даже грубых неловкостей неумелого исполнителя. Очень часто труднее всего было именно «не заметить».

Помню, как в Ташкенте играл в одном доме в компании пожилого человека, отставного офицера. Это был дом моего знакомого АК.[279] Поскольку в дальнейшем повествовании мне придётся обращаться к хозяину дома по имени, условимся называть его «ака», тем более что в Узбекистане это весьма распространённое обращение к старшему по возрасту и буквально означает «старший брат».

Так вот, этот «дедушка военный», играя в преферанс, всегда на своей сдаче долго искал туза, заглядывая под низ колоды. Потом тасовал так, чтобы этот туз оставался внизу. После съёма он клал две половинки колоды не просто с небольшим сдвигом (чтобы контролировать положение туза), а чуть ли не поперёк. При сдаче он не клал прикуп до появления туза и, если туз шёл ему самому, оставлял как есть, а если туз шёл не ему, то он клал его в прикуп.

Что было с ним делать? Возмутиться? Ни в коем случае. Я просто начал «кидать» ему сменки. Он мне дал моральное право на это. А туз в прикупе был неплохим подспорьем не только ему, но и мне. Правда, я не всегда знал масть. Мы терпели этого «пассажира» столько, сколько он приходил. Я думаю, что если бы мы помешали ему слать свой пакет, то он перестал бы ходить гораздо раньше. — Ака, — говорил я хозяину дома, — с этим человеком нужно быть поласковее: он наш кормилец.

Лишняя карта

Лишняя карта на руках даёт огромное преимущество практически во всех играх, особенно в тех, где нужно собрать комбинацию карт: покер, сека, деберц…

И если в такой игре, как преферанс, «лишак» может не иметь такого большого значения, то, например, в покере, где на руках всего пять карт, получаемое преимущество трудно переоценить.

Предчувствую на вашем лице недоумение: о какой лишней карте идёт речь? Ведь при игре в преферанс раздаются все карты! И если у кого-то есть лишняя, то кому-то не хватает!! Человек, получивший вместо 10 карт только девять станет нервничать, возмущаться… Всё правильно! Поэтому применять этот приём можно только в том случае, если заручиться безгласием хотя бы одного из партнёров. Это может быть либо напарник, либо (гораздо лучше) болван при игре в гусарика.

При сдаче шулер сдаёт себе 11 карт, а болвану девять. Потом одну ненужную сбрасывает болвану. Представьте, насколько лучше рука у человека, использующего этот приём. Никогда не бывает «плоских» раскладов типа 4:2:2:2 или 3:3:2:2. Часто случаются ренонсы. Больше крупных игр, больше подсадов у противника.

Но чаще всего, конечно, играются распасовки. На распасовке лишняя карта, если ей умело пользоваться, — это маленькое чудо! Непередаваемые ощущения! Огромное пространство для манёвра! А какой простор для творческого воображения! Представьте себе, что вы имеете возможность не просто улучшить свой расклад, но и избавиться от одной карты в любой момент. Зачастую человек не добирает взятку в одной из мастей и сидит — дрожит: угадает противник, куда включать, или не угадает. А вы смело не добираете сразу в двух мастях и отдаёте ход. Пусть угадывает! В какую бы масть ни пошёл противник, вы сбрасываете во взятку карту другой масти, а карту масти хода — к болвану.

Лишняя карта на распасовке позволяет сэкономить как минимум две взятки. Главное не перепутать и не забыть ничего, чтобы не получилось, как в анекдоте, что вы снесли бубну на черву, а черву на бубну. То есть я мог бы сказать, что для игрока, умеющего виртуозно исполнять лишнюю карту, преферанс, а точнее, гусарик, — это самая подходящая игра.

Несколько необычный случай мошенничества в игре был зафиксирован в Киеве. Игра происходила один на один (в гусарика) между хозяином дома, зубным врачом солидного возраста и состояния, и одним выдающимся аферистом. Назовём его Альбертом, тем более что он иногда сам так представлялся. Познакомиться со своим партнёром доктору «посчастливилось» на юге, где они проводили время за преферансом и нашли друг друга людьми, приятными во всех отношениях. Дантист оставил новому другу свои киевские координаты и просил, как говорится: «Будете в Киеве…». И Альберту случилось-таки быть в Киеве (кажется, приехал специально «под доктора»).

Эскулап изрядно проиграл в гусарика и «отмазывался» в буру — то ли по предложению партнёра, то ли по собственной инициативе. Так что мошенничество, к описанию которого мы подходим, относится, скорее, к шансам, применяемым не в преферансе, а в буре. Тот факт, что началась игра всё-таки в преферанс, даёт основание включить этот случай в наше сугубо преферансное повествование. Далее излагаю рассказ Альберта от первого лица.

«Играем исключительно на наличные. Рассчитываемся после каждой партии. Лепило[280] замазался основательно. Бабульки,[281]видимо, на исходе. Я понимаю, что второй встречи скорее всего не будет, поэтому постоянно говорю, что время позднее и мне пора уходить: он же хочет отмазаться и, во-первых, то и дело просит поднять куш, а во-вторых, не думает даже заикнуться об игре на-потуды.[282]

Я-то знаю, что у него лавы[283] есть и не где-нибудь, а здесь, в хате. Не лавы, так цацки.[284] Мне какая разница? Короче, кончился у него налик, он куда-то ныряет,[285] приносит облигации трёхпроцентного займа. Ну, облигации так облигации, даже ещё лучше, чем цацки. Я, знай, своё пою: нужно заканчивать, ты и так уже много проиграл, не хочется у тебя последнее выигрывать, да и спать охота — скоро утро.

Надоело моему фраеру за каждой порцией облигаций в другую комнату бегать или подозрений в бедности не выдержал — несёт целую стопку облигаций и кладёт на пол, сбоку от столика, за которым мы сидим. Как платить — он нагибается и несколько штук берёт. А за окном уже рассвет, и доктор мой с тревогой на часы поглядывает.[286]

Я спрашиваю: «Что, созрел поспать?» А он говорит: «Да нет, жена скоро должна придти, с ночного дежурства». Я косяка давлю на стопку — очень приличная стопка, не успею выиграть. А оставлять жалко! «Что же делать?» — думаю. Снимаю носок и начинаю ногу тянуть к стопке. Нащупал, щипнул сверху двумя пальцами пару облигаций и на стул под себя. А выигрыш, когда получаю, туда же, под себя сую. Так время от времени цепляю горсть или щепоть (как правильно сказать, когда ногой берёшь?).

Партнёрчик мой, когда за очередным платежом вниз лукнётся,[287] так и всплеснёт руками: как быстро всё проиграл! — и бежит за новой стопкой. Еле-еле к приходу жены успели совместными усилиями. Да я её прихода опасался больше, чем он, — кому нужны скандалы! Так что, может, что и осталось у него из государственных обязательств, я не жалею — жадность фраера сгубила. Попросил я у доктора газетку, завернул в неё свои пожитки-нажитки и попрощался».

Наличие лишней карты на руках даёт возможность учинить кляузу, т. е. несостоятельную придирку, устроить скандал, что называется, на ровном месте. Например, при игре в деберц лишняя карта позволяет оспорить любую сдачу.

В безнадёжной ситуации, когда противник играет победную игру или когда собственный байд неизбежен, жулик, имеющий лишнюю карту, незаметно сбрасывает две карты одной масти себе во взятки и продолжает розыгрыш как ни в чём не бывало. Теперь у него на одну карту меньше, чем у противника. На последней взятке это выясняется: у одного карты кончились, а у другого ещё есть одна карта на руках. Как! Почему? В чём дело?!

Начинают считать карты во взятках — так и есть! В сумме 19 карт вместо положенных 18. Противник обвиняется в игре на лишней карте. Наказание за это — байд, т. е. все очки противника и свои пишет себе жулик.

Кроме того, что это очень некрасивый способ отъёма, у него есть существенный недостаток: его нельзя применить более одного раза. К тому же внимательный партнёр помнит ход розыгрыша и сразу обнаружит «фальшивую взятку». Тем не менее иногда этот номер проходит.

В преферансе этот кляузный номер осложняется ещё и тем, что лишняя карта может появиться только на своей сдаче. Возмущённый партнёр скажет, что сдавал не он. И хотя, по Кодексу, каждый сам обязан следить за количеством карт на руках, неприятный инцидент неизбежен. Нужно заметить, что это не самый умный способ распорядиться весьма эффективным шулерским приёмом. Ведь если «проходит» лишняя, не стоит «палить» номер по пустякам — точно так же, как при игре с маяком не следует ходить в третьего валета.

Бытовое приписывание

Есть такой простенький шулерский приём, называемый приписывание. Думается, что он даже и расшифровки особой не требует. Казалось бы чего проще — записывая, иногда чуть-чуть прибавляешь. Приписывание, однако, требует определённого навыка, известной техники и психологической продуманности.

В старину было много всяких «примочек», таких как двойной мелок, которым игрок записывал при выигрыше один куш, а как бы невзначай прибавлялось два. Здесь главное — не перегнуть палку и не приписывать лишнего в каждой сдаче.

Компьютерная эра все эти проблемы благополучно разрешила. Машина честна и беспристрастна, а главное, не ошибается в арифметике.

Доходность шулерских приёмов

Редко кто задумывается над тем, сколько «стоит» конкретно тот или иной шулерский приём. Пожалуй, даже не сразу понятно, что автор имеет в виду, вводя понятие стоимости. На самом деле, ничего удивительного в стоимости шулерского приёма нет. Например, когда человек говорит: «Знал бы прикуп — жил бы в Сочи», его можно спросить, по какой ставке и в какую пульку он играл бы, после чего несложно вычислить его средний предполагаемый доход, причём достаточно точно. Известно, что знание прикупа в сочинском гусарике приносит знающему в среднем 200 вистов в пульке до 50.

Иногда доходность шулерского приёма можно вычислить с точностью «до копейки». Потому что любой шулерский приём призван изменить вероятность выигрыша. А теория вероятностей — наука точная. Для иллюстрации рассмотрим пример с игральными костями. Один человек бросает две шестигранные игральные кости, а другой делает ставку на то, что выпадет комбинация 6–6.

Подсчёты в играх с костями даже как-то неловко называть математикой. Точнее было бы назвать их арифметикой, потому что они очень просты. Тем не менее жизненный опыт показывает, что многие люди, играющие в игры с костями (например, в нарды), зачастую имеют весьма поверхностное (а иногда и превратное) представление о вероятностях выпадения различных комбинаций. Между тем точное представление именно об этой стороне дела является основой класса игрока в любой игре, в том числе и карточной.

Итак, одна игральная кость (представляющая собой кубик правильной формы, все грани которого равны)[288] может с равной вероятностью выпасть любой из своих шести граней. Что будет, если мы станем держать пари на то, что выпадет именно шестёрка? Чтобы игра была равной, противник должен «отвечать» пятикратным, т. е. за нашу ставку 1 доллар платить в случае выпадения шестёрки 5 долларов, потому что у него ровно в пять раз больше шансов, что шестёрка не выпадет. Если кинуть кубик шесть раз и все шесть раз выпадут разные грани, то мы один раз выиграем (5 долларов) и пять раз проиграем (по 1 доллару), оставшись в результате при своих.

Теперь посмотрим, что будет, если мы бросаем сразу два кубика. На каждую из шести граней первого кубика приходится шесть граней второго. Число возможных сочетаний граней составляет 36 — шесть в квадрате. Все они представлены в табл.1. Представим, что мы держим пари за то, что выпадет определённая комбинация, например 6–6. Какова должна быть выплата за 6–6, чтобы игра была равной? Тот же порядок рассуждений: единственной из 36 возможных комбинаций (6–6) противостоит 35 других, при выпадении которых мы проиграем. Соответственно выплата должна составлять 35:1.

Таблица 1.Возможные сочетания граней

А если мы ставим на выпадение другой комбинации, например 6–5?

Здесь кроется небольшой подвох, губительный для всех, кто о нём не знает. Дело в том, что вероятность выпадения комбинации 6–5 в два раза выше, чем 6–6. Фактически комбинаций 6–5 две, а не одна: первый кубик (представим, что он красного цвета) выпал шестёркой кверху, а второй (пусть он будет синим) — пятёркой; красный — пятёркой, а синий — шестёркой.

В обоих случаях выпадает как бы одна визуально различимая комбинация 6–5. На самом деле их две, точнее, эта комбинация может быть образована двумя различными способами. Это хорошо видно в табл.1: в правом нижнем углу таблицы с комбинацией 6–6 соседствуют две: 5–6 и 6–5. В игре одинаковыми кубиками эти комбинации внешне не различимы, но вероятности их появления отличаются в два раза. Возьмите пару кубиков и побросайте их, чтобы убедиться, что 6–5 выпадает примерно в два раза чаще, чем 6–6.

Какой же должен быть правильный ответ (т. е. выплата за выпадение комбинации 6–5), чтобы игра была равной? Ответ очевиден: 34:2=17:1.

Теперь вернёмся к нашему примеру: игрок ставит на выпадение 6–6, а банкомёт отвечает 35-кратным. С точки зрения математики игра совершенно равная. Повлиять на её исход может только счастье. Но представим, что игрок подменил банкомёту «честные» кости «нечестными». На каждой из шулерских костей две грани помечены как «шестёрка», зато нет ни одной «единицы». (На правильно размеченных игральных костях эти грани противоположны. Поэтому при выпадении цифры 6 на верхней грани вторая «шестёрка» будет не видна.) Теперь наша табличка возможных сочетаний граней будет выглядеть иначе (табл. 2).

Таблица 2.Возможные сочетания граней с использованием шулерских костей

Вопрос о возможности быть уличённым в подмене оставим пока за скобками. Как видим, комбинаций 6–6 вместо одной стало четыре. Что произойдёт, если игра продолжится? За 36 кидков ду-шеш, по теории вероятностей, выпадет четыре раза и 32 раза выпадут другие комбинации. Игрок 32 раза заплатит банкомёту по 1 доллару и четыре раза получит по 35 долларов, т. е. наживёт за 36 кидков 140-32=108 долларов. Легко сосчитать, что доходность этой игры составляет для игрока 108:36=3, т. е. 3 доллара с каждого броска.

Если игроки будут играть в такую игру долго по одной и той же ставке и сделают, скажем, 1000 бросков, то, по теории, понтёр должен выиграть у банкомёта 3000 долларов.

С картами дело обстоит точно так же. Представим, что игра заключается в том, чтобы угадать достоинство верхней карты в колоде. Если это преферансная колода, то вероятность угадать составляет 1/8 (4/32). При справедливой игре отгадывающий должен получать семикратный ответ.

Представьте теперь, что игрок похитил из колоды банкомёта двух тузов. И всё время называет какие-то карты, отличные от тузов. Вероятность появления любой карты (не туза) составляет в этих условиях 4/30. Чтобы игра была равной, банкомёт должен платить при угадывании 26 к 4. А он платит 28 к 4, т. е. фактически переплачивает полкуша при каждом угадывании. В серии из 30 испытаний он переплатит 2 доллара при игре по 1 доллару. Таким образом, доходность этой игры можно оценить как 1/15 ставки в пользу игрока.

Если та же игра происходит краплёными картами, то игрок угадывает всегда. Доходность игры для него равна ставке. В каждом кону он выигрывает столько, сколько ставит.

«Ну, хорошо, — скажете вы. — Доходность шулерских приёмов в простых играх, основанных на вероятностях, оценить достаточно легко. Но как это сделать в преферансе!?»

Простой ответ на этот вопрос дать трудно. Вывод о преимуществе в 200 вистов в пульке до 50 сделан на основе статистических исследований. Если разобраться, что даёт знание прикупа, то можно выделить следующие моменты:

— жулик не играет «паровозных» мизеров;

— жулик торгуется при благоприятном прикупе и уступает игру при неблагоприятном;

— жулик получает дополнительную информацию на распасовке (о двух отсутствующих картах).[289]

Можно отметить и другие аспекты, например знание масти сноса. Но в этом случае мы стали бы говорить уже о доходности такого шулерского приёма, как краплёные карты. А сейчас пока рассматривается вопрос о доходности знания прикупа. Не знаю, насколько интересны эти наши исследования, но в студенческие годы мы ставили достаточно корректный эксперимент: один получал фору в размере 200 вистов, а другому позволялось смотреть прикуп. Играли, напоминаю, сочинку — гусарика до 50. Таких пулек было сыграно не счесть. Лично я не мог отдать предпочтения ни одной из сторон и соглашался играть как за тех, так и за других. Думаю, что наша оценка доходности близка к истинной.

Кстати, стоимость многих различных изменений в условиях игры была в своё время вычислена экспериментально. Какое преимущество дают краплёные карты при в игре деберц? Очевидно, что верхняя граница — 160 очков. Потому что при игре «открытые против закрытых» дают фору 160 очков (в партии до 501). Некоторые считают, что на 150 тоже можно играть открытыми, но точно сказать, какая фора «правильнее», вряд ли кто-то сумеет. Ещё одно эмпирическое наблюдение (вдруг оно вам пригодится) — игра на открытых картах в сочинского гусарика до 50 компенсируется форой в 1000 вистов. Хотите проверить — попробуйте.

Можно задаться вопросом: на кой, извините, исследовать всю эту чепуху!? Целиком с вами согласен — для честной дружеской игры она совершенно бесполезна. Но при боевых, военных отношениях это знание может пригодиться. И совершенно не обязательно самому становиться жуликом.

Представьте, что ваш партнёр начал вам что-то «толкать». Ваши действия? Одна из возможных реакций — возмутиться и прекратить игру. Другая — примерно наказать, — желательно тем же оружием.

Если вы знакомы с теорией: распознали приём и знаете его доходность, все карты, как говорится, у вас в руках. Если вы играете сильнее на целую голову и оцениваете свой перевес, по крайней мере, вистов в 400 в пульке до 50, — то можно и потерпеть жульничество: преимущество всё ещё на вашей стороне. Ну а если вы не слишком разборчивы в средствах и считаете, что поведение партнёра развязывает вам руки,[290] то перед вами — огромный простор.

Только что мы рассматривали случай с отставным военным, славшим пакет, пользовавшимся контролькой и получавшим сменку в оборотку. Если попытаться сравнить количественный перевес от каждого из этих приёмов, то нужно, очевидно, проделать следующие операции:

а) оценить доходность контрольки, учтя все факторы: увеличение номинала игры, если она есть; разницу между игрой и проигранной распасовкой и т. д.;

б) затем нужно разделить полученное значение на три, потому что исполнитель сдаёт не в каждой сдаче, а только в каждой третьей.

Мы получим численное значение его перевеса в вистах в расчёте на одну сдачу. После этого возьмём его проигрыш от сменки и разделим на общее количество сдач в пульке. Если баланс будет положительным, ограничимся одной сменкой. Если нет — кинем вторую, третью…

В общежитие московского института пришёл исполнитель. Он играл в преферанс в компании студентов-математиков целые сутки, выиграл все деньги и ушёл. Ребята, оставшиеся без стипендии, собрали все пульки и в задумчивости рассматривали исписанные листы. Какова вероятность того, что один определённый игрок из четверых сыграет так много крупных игр и останется в выигрыше один, а все остальные проиграют? Не слишком большая, не больше 1/10. Какова вероятность, что тот же игрок повторит результат в двух пульках? Вероятности следует перемножить. Значит, 1/100. За сутки сыграно 12 пулек. Выходит, что вероятность 12-кратного повторения одного и того же результата составляет 1/10¹². Или одну триллионную. В честной игре такого не бывает. Следовательно, человек делал что-то такое, что позволяло ему играть большие игры раз за разом. Подтасовывал! Доказано.

Когда одному шулерскому приёму противопоставляется другой, статистически должен победить тот, чей приём имеет бОльшую доходность. Подтверждение этой простой истины встречалось нам неоднократно: когда мы иронизировали по поводу контрольки против сменки (соотношение примерно то же, что у рогатки против крупнокалиберного пулемёта); когда говорили о полосатых картах, которые один читает только по мастям, а другой — «по мастям и по ростям»; когда вспоминали Джеймса Бонда с его сменкой против зеркального портсигара, и во многих других случаях.

Но тут возникает интересный вопрос: есть ли разница между применением шулерских приёмов и просто хорошей сводкой, например, получением большой форы в игре?

Один карточный аферист, одновременно мастер спорта по шахматам, выиграл приличные деньги в шахматы, сумев грамотно свестись. Придя в гости к шахматисту-любителю, он сказал всего одну нужную фразу: «А, я знаю, это — шахматные часы!». После этого они стали играть с хозяином в блиц, причём гость получал фору: минуту на пять. Начали по мелочи, но всё время увеличивали ставку, а фору постепенно уменьшали. В конце игры уже гость давал хозяину минуту на пять.

Является ли подобное поведение спортивным или ничем не отличается от обычного мошенничества? Для меня это вопрос из области этики и даже, если хотите, нравственный.

В студенческие годы мой товарищ и постоянный долист «ударился в религию». Он провозгласил, что не станет больше обманывать людей, не будет играть «на шансах». Не отвергая возможности рассмотрения для себя этого вопроса в будущем и допуская, что оценка и позиция в принципе верны, — я выразил неподготовленность вот так сразу взять и отказаться от привычного образа жизни, уровня доходов, любимого занятия, в конце концов.

Но я уважал чувства своего товарища и признавал право человека на свободу вероисповедания. Однако поскольку до этого мы стояли друг у друга в постоянной доле, т. е. делили пополам всякий выигрыш и всякий проигрыш (независимо от личного присутствия при игре), то я предложил нашу концессию временно расторгнуть: мне стало бы невыгодно идти в долю к человеку, играющему по счастью, а ему — брать деньги, заработанные шулерской игрой, грешно. Я был движим соображениями справедливости, с одной стороны, а с другой — тайной надеждой: проголодается — вернётся.

Он согласился, и мы стали вести свои дела раздельно. Причём я думал, что он резко изменит образ жизни — перестанет играть, а будет больше читать.

Но буквально через несколько дней мы встретились утром у порога нашего дома (жили в одной комнате на Арбате), причём каждый пришёл с игры. Стали делиться впечатлениями. Оказалось, что он нажил значительно больше, чем я. Сражался в деберц на таких условиях: играл на открытых и по первому козырю, получая 360 очков форы. Зная, что эта комбинация считается равной при 290 очках форы, я сильно удивился: откуда взялось число 360? — Очень просто: с 380 скостили!

С этого момента мы спорим об этической стороне игры. Можно ли считать честной игрой поединок двух неравных по силе шахматистов? Или в боксе ситуацию, когда один противник весит 60 кг, а другой — 200? В том же боксе, между прочим, не запрещены движения, которые так и называются — обманными: противник замахнулся правой, а ударил левой. Хорошо ли это?

Мне кажется, что в профессиональной игре (будь то большой спорт или поединок двух карточных профессионалов) существует своя система ценностей, свой кодекс чести и свод правил. Для того чтобы судить, нужно побывать в шкуре этих людей, понять их мир. Нет ничего проще, чем подойти к ним с обычными мерками, но только много ли проку будет от поверхностных суждений?

Постскриптум к разделу «Мошенничество в преферансе» Куда смотрит закон?

В не столь отдалённые времена существовали четыре статьи Уголовного кодекса, по которым можно было привлечь картёжника к ответственности. Прежде чем их комментировать, стоит привести текст целиком.

Содержание притонов разврата, сводничество с корыстной целью, а равно содержание игорных притонов (выделено мной. — Д. Л.) — наказывается лишением свободы на срок до пяти лет с конфискацией имущества или без таковой.

Организация или содержание притонов для распития спиртных напитков, а равно систематическое предоставление помещений для этих целей — наказывается лишением свободы на срок до двух лет, или исправительными работами на тот же срок, или штрафом до трех минимальных месячных размеров оплаты труда.

Организация или содержание притонов для одурманивания с использованием лекарственных и других средств, не относящихся к наркотическим, или предоставление помещений для этих целей — наказывается лишением свободы на срок до двух лет, или исправительными работами на тот же срок, или штрафом до трех минимальных месячных размеров оплаты труда.

(В ред. указов Президиума ВС РСФСР от 15 июля 1974 г., от 1 октября 1985 г. и от 29 июня 1987 г.; законы РФ от 20 октября 1992 г. № 3692-1; от 18 февраля 1993 г. № 4510-1. — Ведомости ВС РСФСР, 1974, № 29, ст. 782; 1985, № 40, ст. 1398; 1987, № 27, ст. 961; Ведомости СНД РФ и ВС РФ, 1992, № 47, ст. 2664; 1993, № 10, ст. 360.)

Требование передачи чужого имущества или права на имущество либо совершения каких-либо действий имущественного характера под угрозой оглашения позорящих сведений о лице или его близких, в собственности, ведении или под охраной которых находится это имущество, — наказывается лишением свободы на срок до трех лет, или исправительными работами на срок от одного года до двух лет, или штрафом до двадцати пяти минимальных размеров оплаты труда.

Требование передачи чужого имущества или права на имущество либо совершения каких-либо действий имущественного характера под угрозой насилия над лицом или его близкими, в собственности, ведении или под охраной которых находится это имущество, либо под угрозой повреждения или уничтожения имущества этого лица или его близких — наказывается лишением свободы на срок до четырех лет с конфискацией имущества или без таковой либо исправительными работами на срок до двух лет с конфискацией имущества или без таковой.

Действия, предусмотренные частями первой или второй настоящей статьи, совершенные повторно, либо по предварительному сговору группой лиц, либо под угрозой убийства или нанесения тяжких телесных повреждений, а равно соединенные с насилием, не опасным для жизни и здоровья потерпевшего, либо с повреждением или уничтожением имущества, — наказываются лишением свободы на срок до семи лет с конфискацией имущества.

Действия, предусмотренные частями первой или второй настоящей статьи, сопряженные с захватом заложников либо повлекшие причинение крупного ущерба или иных тяжких последствий, — наказываются лишением свободы на срок от пяти до двенадцати лет с конфискацией имущества.

Действия, предусмотренные частями первой или второй настоящей статьи, совершенные организованной группой или особо опасным рецидивистом, а равно соединенные с насилием, опасным для жизни и здоровья потерпевшего, — наказываются лишением свободы на срок от шести до пятнадцати лет с конфискацией имущества.

(В ред. федерального закона № 10-ФЗ от 01.07.94 — Российские вести. 1994. 6 июля.)

Завладение чужим имуществом или приобретение права на имущество путем обмана либо злоупотребления доверием (мошенничество) — наказывается лишением свободы на срок до трех лет, или исправительными работами на срок до двух лет, или штрафом до пятидесяти минимальных размеров оплаты труда.

Мошенничество, совершенное повторно или по предварительному сговору группой лиц, — наказывается лишением свободы на срок до шести лет с конфискацией имущества или без таковой или исправительными работами на срок до двух лет с конфискацией имущества или без таковой.

Мошенничество, совершенное в крупных размерах, или организованной группой, или особо опасным рецидивистом, — наказывается лишением свободы на срок от четырех до десяти лет с конфискацией имущества.

(В ред. федерального закона № 10-ФЗ от 01.07.94 — Российские вести. 1994. 6 июля.)

Организация азартных игр (в карты, рулетку, «напёрсток» и другие) на деньги, вещи и иные ценности лицом, к которому в течение года применялись меры административного взыскания за такое же нарушение, — наказывается лишением свободы на срок до одного года, или исправительными работами на срок до двух лет, или штрафом до десяти минимальных месячных размеров оплаты труда, с конфискацией имущества или без таковой.

Те же действия, совершенные лицом, ранее судимым за преступление, предусмотренное настоящей статьей, — наказываются лишением свободы на срок до трех лет с конфискацией имущества.

(Введена указом Президиума Верховного Совета РСФСР от 11 августа 1988 г.; в ред. закона РФ

№ 3692-1 от 20 октября 1992 г. — Ведомости ВС РСФСР, 1988, № 33, ст. 1081; Ведомости СНД РФ и ВС РФ, 1992, № 47, ст. 2664.)

Если рассматривать постулат «незнание законов не освобождает от ответственности» с точки зрения формальной логики, то можно легко сформулировать антитезис: «знание законов — освобождает от ответственности». Так оно практически и было на самом деле.

Помню, в Киеве произошёл такой случай: один проиграл другому в преферанс 5000 рублей и написал заявление в милицию (платить не хотел). Выигравшего вызывают в отделение повесткой и спрашивают:

— Такого-то знаете?

— Знаю.

— В карты с ним играли?

— Играл.

— 5000 выиграли?

— Выиграл.

— А деньги требовали?

— Э-э! Нет, начальник! Это мы ещё до начала игры с ним оговорили, что деньги не отдавать ни под каким видом…

Милиционеры расхохотались… Знатока законов отпустили с миром. Он понимал, что привлечь его в данном случае могут лишь за вымогательство, обвинение в котором он отверг с самого начала.

Доказать мошенничество было практически невозможно во все времена. Кроме заявления пострадавшего, необходимы были строгие доказательства — нужно было поймать за руку. Однажды на помощь пытались привлечь математику.

Судили поездных гонщиков, которые обыграли «лоха» в секу. У того было 30 очков, а у его противника — 31. Обвинение построили на утверждении, что такой расклад маловероятен. Призвали консультанта-вероятностника. Прокурор изложил доводы. Для пущей наглядности в ходе судебного заседания был произведён следственный эксперимент: судья сдавал карты, народный заседатель (в простонародьи — «кивало») подснимал… Что вы думаете? Выпало на третьей сдаче! Именно 30 на 31! Удивительно! Видно, провидение защитило майданщика от неправедного суда (что за доказательство вины — такой следственный эксперимент!). Однако не исключено, что судья и народный заседатель были подкуплены и на скорую руку обучены…

Известны два-три случая, когда судили за оборудованную сложной подсматривающей аппаратурой[291] квартиру или за содержание катрана,[292] но эти случаи единичны.

В нынешнем УК мне не удалось найти статей, напрямую предусматривающих наказания за азартные игры. Да и было бы удивительно, если бы они там были, — в век казино, тотализаторов, игровых автоматов, лотерей, бинго и повальной игры везде и всюду: на телевидении, радио… Получилось бы, что правительственные органы выдают лицензии на нарушение УК.

Играть сегодня — можно! И это здОрово! Возможно, со временем законодатель найдёт способ отделять овец от козлищ и будет наказывать жуликов, а честных игроков и организаторов игр — поощрять. Ну, да это мечты! Не надо поощрять — пусть не запрещает.