Глава 41

– Что тебе, майор? – не поднимаясь из-за стола, спросил Инквизитор появившегося в двери кабинета Кулемзу.

Майор подошел к столу и протянул пачку фотографий. На них в заброшенной ракетной шахте съеденные кислотой трупы двух людей и собаки, три трупа посреди зала пульта управления, мертвая обнаженная женщина и мертвый Тото Костров.

– Это – сын Фармазона, – показал Кулемза.

– Похож… А девочка?

– Исчезла бесследно. Ищут…

– Откуда фотографии?

– Негласно… От украинских коллег. Они сообщают, что раньше их в шахте побывала какая-то вооруженная группа. Прилетели на вертолете. Наверное, люди Питона. Они и забрали девочку, товарищ генерал.

– Возможно, – неопределенно откликнулся Инквизитор.

– И что совсем непонятно: из головы Кострова-младшего торчала заточка старого лагерного исполнения.

– Что еще сообщают украинские коллеги.., негласно?

– Ничего особенного… Разве что их "наружка" засекла в Борисполе Кастрата. Садился на самолет до Москвы…

– Мучника допросили?

– Так точно, товарищ генерал. В ответах путается, несмотря на две свои судимости… Даже отрицает, что, – Кулемза показал на фотографию, – вот эти два трупа – его личные телохранители. Ну а подкупленные им некоторые журналисты, как водится, стеной на его защиту. Мол, произвол в духе тридцать седьмого года… Дали послушать Мучнику его "беседу" с сыном Фармазона в его же домашней сауне… Думали, задрожит, как студень, а он внаглую все отрицает. Фальсификация, мол, требую независимой экспертизы и свидетелей. А где я ему возьму свидетелей?..

– Значит, говоришь, Кастрат в Москве? – переспросил вдруг Инквизитор.

– Надо думать…

Инквизитор отошел к окну и, не поворачиваясь, тихо сказал:

– Отпусти Мучника, Кулемза.

У того даже рот от удивления открылся.

– Конклюдентность, брат Кулемза, конклюдентность… И ничего другого нам с тобой, майор, пока не остается, – глядя в окно невидящими глазами, задумчиво произнес Инквизитор.

Кулемза знал, что непродуманных слов его шеф никогда вслух не произносит. Конклюдентность – это что-то вроде молчаливого согласия, вспомнил майор, но при чем оно здесь, Кулемза пока не понимал. Ему и в голову не пришло, что Инквизитор гораздо больше, чем он, знает о бойне в заброшенной ракетной шахте под Белокоровичами. Инквизитор, например, знал, что девочки в летавшем на ракетную шахту вертолете при возвращении его на базу не было. А два дня назад на Стрыйском кладбище Львова ночью были тайно захоронены три трупа, доставленные в город тем вертолетом… Один был разорван взрывом гранаты, горло другого перерезано от уха до уха, а третий – который год находящийся во всероссийском розыске террорист-подрывник Иван Гураев – зарезан страшным ударом ножа снизу, через бронежилет. Такой удар когда-то ставили в некоторых подразделениях ВДВ разведчикам-индивидуалам, освоить такой удар смогли лишь считанные единицы. Их фамилии уже лежали в столе Инквизитора.

Фамилия одного была, как и у похищенной девочки, родной внучки его смертного врага Виктора Коробова. Раскрыть его фамилию Инквизитор не считал для себя возможным. "В конце концов, – размышлял он, – этот человек реализовал богом данное право на защиту своего дитя. Он и его друзья вступили в открытый бой с Империей и одержали пусть небольшую пока, но – победу. Империя будет мстить им, а ты, Егор, по нынешним временам даже прикрыть их не можешь", – вздохнул он.

Оперативные данные позволяли Инквизитору сделать вывод, что Империя в последнее время резко активизировала свою деятельность. Через подставные фирмы и корпорации она успешно прибирает к рукам средства массовой информации и наиболее жизнеспособные отрасли больной экономики России. Хищническая приватизация собственности и порожденная ею преступность, просчеты и эгоизм новых "хозяев жизни" объективно работают на Империю. Они создают ей условия захвата власти в стране.

"Что принесут "Коробов и компания" России? – не раз задавал себе вопрос Инквизитор, анализируя оперативные материалы по Империи. – Цинизм по отношению к морали и к самой человеческой жизни, их преступные методы борьбы за власть позволяют увидеть контуры их будущего режима. И не исключено, что режимы Гитлера и Сталина покажутся лишь цветочками перед тем, что готовят они ошельмованному и временно потерявшему веру в свои созидательные силы народу России".

– Конклюдентность, – повторил загадочное слово Инквизитор и задумчиво прочитал вслух, барабаня пальцами по стеклу:

– В потомстве переврплотясь в своем, мы времени пощечину даем…

Инквизитор с юных лет обожал поэзию серебряного века. Особенно Гумилева, Бальмонта и Хлебникова.

* * *

Он всю жизнь вставал в шесть утра, минута в минуту: без будильника и независимо от того, когда накануне ложился спать. Наскоро выпивал чашку горячего кофе и шел в сквер перед домом выгуливать своего любимца бладхаунда.

Так было и в это утро. Рамзай был псом воспитанным и, зная свою устрашающую внешность, никогда ни к собакам, ни к прохожим не приставал. Поэтому Инквизитор еще у дверей подъезда спускал его с поводка, и тот важно шествовал в сквер перед домом.

И на этот раз, отстегивая заевший почему-то карабин на поводке, он с досадой подумал: "Какой балбес ржавой "девяткой" загородил единственный проход в сквер?.. Карабин, как назло, не открывался, и ему пришлось снять поводок через голову пса вместе с ошейником. Пока он, стоя у подъезда, наматывал снятый поводок на руку, Рамзай подбежал к забору за ржавой "девяткой" и поднял заднюю лапу. Тем временем к подъезду подкатил "Москвич" вневедомственной охраны с двумя молодыми милиционерами. Притормозив у "девятки", он перекрыл от Инквизитора справляющую нужду собаку.

– Отец, шестнадцатая квартира в твоем подъезде? – высунулся из окошка "Москвича" румяный младший лейтенант.

Ответить "отец" не успел… Внутри "девятки" сверкнула вспышка, и мощнейший взрыв разнес ее буквально на куски. Взрывная волна отбросила к подъезду, почти к ногам Инквизитора, милицейский "Москвич", положив его при этом набок.

Сквозь дым и пламя от горящих остатков "девятки"

Инквизитор успел заметить спину высокого человека, быстро уходящего за угол дома на противоположной стороне сквера.

Оглушенный милиционер-водитель каким-то образом смог сам выбраться из искореженного "Москвича".

– Помогай, отец! – крикнул он.

Общими усилиями они поставили принявшую на себя основную силу взрыва машину на колеса. Когда открыли у нее дверцу, то оба отшатнулись – младший лейтенант, удерживаемый поясом безопасности, продолжал сидеть в кресле. Взрывом ему снесло череп и разворотило спину.

Сунув под язык таблетку валидола, он подошел к Рамзаю, лежащему у забора на окровавленном снегу.

У его любимца были оторваны задние лапы, а через распоротый от грудной клетки до паха живот ползли на снег жгуты сизых кишок. Но пес был еще жив. Он молча и виновато смотрел на Инквизитора своими умными красными глазами. Из них текли слезы.

Инквизитор наклонился и поцеловал Рамзая в лоб.

Потом он достал из кармана куртки пистолет и, зажмурив свои непроницаемые глаза, выстрелил в мокрое от крови ухо умирающего животного. Потом, закрыв ладонью его стекленеющие глаза, отрешенно сел на снег рядом с ним.

И так с час сидел он не шелохнувшись со своим мертвым любимцем, пока не увидел перед собой лицо невесть откуда взявшегося майора Кулемзы.

Инквизитор оглядел забитый "Скорыми" и милицейскими машинами двор. Кинул взглядом на выбитые почти во всех окнах дома стекла и сухо приказал:

– Кулемза, позаботься, чтобы обо мне ни слова в печати и на телевидении.

– Уже позаботился, товарищ генерал, – ответил Кулемза. – У двух репортеров пришлось изъять кассеты…

– Похоже, этот грохот мне Кастрат устроил, а, майор?

– Почерк вроде не его, Егор Иванович, – с сомнением ответил Кулемза. – Фармазон любит с грохотом… Кастрат – тихарь: нож, удавка, снайперская винтовка… Наши эксперты обнаружили на месте взрыва куски корпуса противотанковой радиоуправляемой мины. Уверяют, что мина югославского производства. В "девятке" в сумке она лежала – тоже югославского производства…

Подошло какое-то милицейское начальство, стало о чем-то спрашивать. Инквизитор отмахнулся:

– Потом отвечу, господа хорошие, но лишь на отдельные интересующие вас вопросы. Пришлите-ка мне лучше на службу координаты семьи погибшего вашего младшего лейтенанта.

* * *

По двору круглого дома на Олимпийском проспекте вихрилась понизовая поземка, выстуживая до костей собачников, выгуливающих спозаранку четвероногих братьев меньших. Гнат Стецюк остановил старенький "жигуль-копейку" у сквера за домом, огляделся и с черным "дипломатом" в руках вошел в один из подъездов.

На лифте он поднялся до последнего этажа и, оглянувшись, открыл отмычкой чердачную дверь. При его появлении на чердаке с шумом вспорхнули голуби и с писком метнулась за трубу вентиляции крыса. Собрав винтовку с лазерным прицелом и навернув на ствол глушитель, Стецюк вылез на крышу. Пристроившись за парапетом, оглядел расстилающийся снизу перекресток.

С полчаса лазерный прицел винтовки Стецюка гулял по лицам людей, проезжающих в иномарках. Время шло, и он уже стал с беспокойством поглядывать на часы. Но тревога была напрасной. Нужная ему "Ауди" через минуту остановилась на красный свет у края правой полосы перекрестка. Стецюк усмехнулся и положил палец в тонкой перчатке на спусковой, крючок…

Сидящий в машине Мучник, жестикулируя руками, что-то рассказывал водителю.

"Травит анекдот за "новых русских", – без злобы подумал Стецюк и, задержав дыхание, плавно спустил курок…

Мучник дернулся и отвалился к стеклу. Через прицел Стецюк увидел, как из его лба хлестанула кровь.

В следующие несколько секунд пальто Мучника пополнилось еще двумя рваными дырами, а "Ауди" вильнула в сторону и врезалась в милицейский стакан…

Загрузка...