Русский садизм

Я Москву сменил на Инту,

Мне в Инте даже черт не брат.

Я в Мукерке пахал в поту,

Продираясь сквозь лай и мат.

Добывал я руду стране,

Корчевал по болотам пни.

Новый срок намотали мне —

Много дней — бесконечны дни..

За колючку я не пойду,

За колючкой — закон-тайга.

Там рыдает мне на беду

Безутешной вдовой пурга.

В Воркуте я кайлом долбил

Неподкупную мерзлоту.

Здесь я душу свою убил,

Проклинаю ту Воркуту…

Был бы я на дуде игрец —

Много песен знает дуда, —

Если б наш дорогой Отец

Не отправил меня сюда.

Вертухай жалел для меня

Небольшой кусочек свинца,

Доходил я, себя виня,

Но вовсю вознося Отца.

Как наивен я был в те дни!

Годы шли сплошной чередой,

Доконали меня они —

Мне в Москве не гулять с дудой.

Дудка-дудочка, ты тростник,

Ты — кустарник, ветка, трава.

Ты — навеки, а я — на миг

В этом мире, где смерть права.

В каждом споре она права,

В каждом взгляде — ее лицо…

И разят могилой слова,

Пробормотанные Отцом…

Псы облаяли нас свысока,

Кто-то в снег обреченно свалился,

И конвой ему вслед матерился,

И брели безучастно зека.

Вот деревья стоят в серебре,

И морозная дымка клокочет.

И никто здесь о зле и добре

Рассуждать почему-то не хочет.

Что есть истина — знает ЦеКа,

И нужны ль помышленья о Боге,

Коль у всех обреченных зека

Обморожены руки и ноги?

Мы гнием на этапе, пока

Наша родина счастье пророчит,

Но об этом в предвестии ночи

Не узнает никто из зека.

Я кайлом пробивал себе путь

И долбил мерзлоту — не за славу,

Не за пайку, но лишь за державу,

Погруженную в гнойную муть…

На морозе застыла щека,

Пальцы скрючены бешеным хладом.

Здесь прошли по этапу зека

Под конвойным прицелом и матом.

Над заснеженными льдами

Раздается злобный вой,

То, измученный трудами,

Погоняет нас конвой.

Как бараны мы покорны,

Трехлинейка нам — гроза,

И звучат во тьме задорно

Вертухаев голоса.

Снег, снег, снег…

Бег, бег, бег?..

Мне в бега — Не уйти.

Тут тайга — На пути.

А уйти, —

Если сметь, —

Не дойти —

Помереть.

За Печорою-рекою

Есть прекрасная страна,

Замороженной щекою

Чую — шлет тепло она.

Мы в предзоннике топочем,

Долго длится вечный шмон.

Сквозь густую темень ночи

Слышу колокола звон.

Звон, звон, звон…

Стон, стон, стон?..

Кто стонал — Весь народ.

Горе знал — Корчил рот.

Я загнулся От мук,

И замкнулся Круг рук.

Со скрещенными руками

Я лежу средь мерзлоты,

Вознесен ли над веками

В вечном хладе пустоты?

Не нужны мне ни богатства,

Ни прощение ЦеКа.

Мир расколот на два царства —

Вертухаев и зека.

Зек, зек, зек — Человек?..