Русско-японская война, 1904-1905: Итоги войны.

Глава девятая.

Из предыдущих глав видно было, что в числе выводов из опыта войны XIX столетия находится и указание на недостаточную тактическую подготовку наших войск, обнаруженную в войны: Крымскую 1853—1856 гг., и Русско-турецкую 1877—1878 гг. В особенности можно было подчеркнуть неуменье со стороны командного состава согласовать действия различных групп войск, для достижения одной и той же цели, неуменье правильно решать вопрос о направлении главного удара в зависимости от знания сил и расположения противника (эти знания были большей частью недостаточны). Отмечена малая роль нашей многочисленной конницы и наша большая подготовка к оборонительным, чем к наступательным действиям. Наконец, отмечено было, что вследствие малого искусства в употреблении войск для победы над турками потребовалось превосходство в силах (чего в прежние войны не было).

После войны 1877—1878 гг. в армии нашей первоначально очень деятельно принялись за изучение наших слабых сторон с целью их исправления. Многое было сделано, ибо несомненно, что армия наша перед войной с Японией в тактическом отношении стояла выше, чем четверть века тому назад. Тем не менее многое еще оставалось недоделанным, а по некоторым пунктам даже обозначился поворот к старому.

За обучение войск по закону ответственны строевые начальники всех степеней. Командующие войсками в округах [267] представляют из себя последнюю инстанцию в этом отношении. Хотя для обучения войск существуют уставы, общие для всех войск, но, в зависимости от взглядов командующих войсками на многие важные вопросы тактической подготовки войск, в нашей армии в последние 15—20 лет начало обнаруживаться существенное разнообразие и в обучении этих последних. Присутствуя на многих маневрах и командуя на больших маневрах 1902 г. под Курском армией, я наметил главнейшие, по моему мнению, недочеты в тактической подготовке наших войск и представил в октябре 1903 г. доклад по этому важному вопросу.

В означенном докладе, между прочим, изложены заключения мои по следующим вопросам:

1. Деятельность штабов армий и отрядов на больших маневрах.

«Эту деятельность в общем нельзя назвать вполне успешной. Главными причинами тому служили не вполне удачный выбор начальников штабов и недостаточная организация штабной службы, как вследствие слишком ограниченного личного состава, так и снабжения войск и штабов недостаточным количеством телеграфных и телефонных средств, недостаточного обеспечения сообщений между войсками устройством летучих почт, приданием автомобилей, команд велосипедистов. Сведения о противнике и сведения о расположении своих частей, кроме того, запаздывали поступлением в штабы армий и отрядов по причине не во всех случаях правильной и успешно организованной деятельности конницы.

Разного писания в штабах было масса. Работали вечер, ночь. Литографировали, печатали, рассылали, но войска получали приказания в общем несвоевременно. На маневрах Варшавского военного округа в 1899 г. я отметил случай, где начальники дивизий получили приказание о движении уже утром, на 2 часа позже времени, назначенного для выступления.

Во многих случаях проявилось неуменье штабов войск организовать во время хода маневра ближнюю разведку о противнике. Поэтому штабы не знали в достаточной [268] мере о расположении сил противника, что отражалось на распоряжениях начальников сторон, особенно по употреблению резервов (Курские маневры, маневры под Псковом и под Влодавой). Равно выказалось неуменье штабов организовать непрерывную связь по фронту и в глубину своих частей, что приводило к запаздыванию разных приказаний и распоряжений».

2. Деятельность на маневрах конницы.

«Необходимо отметить увлечение стратегической ролью конницы в большой ущерб службе конницы при войсках. Эта стратегическая роль тоже понималась в большинстве случаев неправильно. Конные массы двух сторон стремились главным образом к единоборству, оставляя начальников сторон без необходимых о противнике сведений до боя, а во время боя оставляя пехоту без содействия при обороне и атаке. Служба дальних разъездов во многих случаях велась весьма успешно, но вследствие недостаточной организации быстрой доставки собранных сведений о противнике, таковые сообщались войскам уже запоздалыми, когда противник переменил свое расположение. Ближняя разведка не пополняла дальнюю. Ночью связь с противником большей частью утрачивалась под предлогом необходимого отдыха лошадям и людям.

. Десятки людей и лошадей жалели по ночам, и в то же время целые дивизии и кавалерийские корпуса мотались днем в направлениях маловажных и задавались целями, не всегда согласованными с общей задачей маневра.

Необходимо все действия конницы связать теснее с действиями других родов оружия и привить всем начальникам кавалерийских частей сознание, что их роль есть роль вспомогательная, что они должны помочь начальникам войск принять правильное решение на основании сведений, добытых конницей, и что конница должна, главное, помочь этим начальникам привести это решение в исполнение и одолеть противника на поле сражения».

3. Оборона и атака.

«Наши начальники маневрирующих войск не добивались в каждом своем решении атаковать или обороняться [269] возможности действовать сознательно, на основании сведений, собранных о противнике, на основании указаний местности и, главное, сообразно тем задачам, кои на них возложены. Мы еще сильнее в обороне, но сознательное наступление нам не часто удается. Начальники отрядов при наступлении не всегда принимали меры, дабы возможно точно выяснить себе расположение и численность сил противника, оценить позицию и уже сообразно полученным сведениям составить план атаки, определить направление главного удара, нацелить сообразно этому плану войска, принять меры, дабы ввести в заблуждение противника относительно направления главного удара и, собрав в направлении сего удара достаточные силы в первых линиях, двинуть туда и резервы всех родов оружия.

В особенности мы не умели вести наступление и атаку с силой, подготовкой артиллерийским и ружейным огнем. Идеи о безостановочном наступлении без производства ружейного огня, к сожалению, привились очень прочно у многих начальников в нашей армии, и при встрече с таким противником, как, например, германцы, который систематично приучает войска наступать с сильным ружейным огнем, мы очутимся в худшем, чем они, положении, ибо часто наступаем в мирное время, почти не производя ружейной стрельбы, уже с дистанции в 800 — 1000 шагов.

Наша артиллерия весьма часто прекращает стрельбу тоже в самый важный период, а именно, когда пехота уже приблизится к противнику для атаки его. При разборе причин такого несвоевременного прекращения огня обыкновенно отвечают, что вышли все снаряды. При настоящей скорострельности артиллерии, если не обратить внимания на обязательное сохранение значительной части снарядов, именно для решительной подготовки атаки, когда пехота готовится уже атаковать, то и в военное время артиллерия не будет атаковать в те минуты, когда ее содействие особенно необходимо и драгоценно.

При обороне мы значительно успешнее, чем при атаке, умеем подготовить действия артиллерийского и ружейного [270] огня. Обыкновенно перед выбранной позицией измеряются расстояния и обозначаются какими-либо видимыми предметами. Но и при обороне мы не пользуемся своими резервами, даже когда уже обозначилось главное направление атаки, чтобы ввести их в боевую линию, усилить огонь до возможной степени и, уже допустив противника на близкую дистанцию, обрушиться на него стремительной контратакой. Во многих случаях мы держим резервы в сомкнутых порядках и пускаем их в контратаку без выстрела. Многие полки и бригады, назначенные в состав резервов, при обороне оканчивают маневр, не выпустив ни одного патрона».

4. Возрождение в нашей пехоте колонн к атаке.

«В то время, когда в европейских армиях принимаются все меры, дабы ослабить убийственное действие современного артиллерийского и ружейного огня, и в то же время самим как можно сильнее развить этот огонь при наступлении и обороне, когда в этих усилиях германцы дошли до крайности, разворачивая все свои войска, иногда без резервов, в длинные тонкие линии, мы, судя по опыту последних маневров, переходим в другую крайность: устанавливаем производство решительной атаки почти без предварительной подготовки огнем и массой войск частью в сомкнутых колоннах.

Несомненно, что если такому увлечению сомкнутыми строями при производстве атак не будет положен предел, мы тяжко будем расплачиваться огромными потерями. Это увлечение тем опаснее, что мы при наступлении не умеем еще подготовлять атаки артиллерийским и ружейным огнем».

5. Деятельность на маневрах артиллерии.

«В большинстве случаев артиллерия умело выбирала позиции для действий, но ведение огня не всегда было соображено должным образом. При известном числе выданных зарядов необходимо, чтобы артиллеристы привыкли беречь каждый выстрел, что особенно важно при современной скорострельной артиллерии. Между тем не раз приходилось наблюдать, что заряды расходуются [271] более, чем нужно, поспешно, по второстепенным целям и на слишком большие расстояния, а ко времени решительной атаки батареи только «обозначают» огонь, ибо все заряды оказываются уже израсходованными».

6. Деятельность на маневрах саперов.

«Тяжелые и кровавые уроки под Плевной и Горным Дубняком вызвали после войны оживление военно-саперного дела в нашей армии. Мы сделали большие успехи в умении строить войсками окопы, небольшие укрепления. Явились войсковые саперы, началось даже увлечение самоокапыванием. Но скоро наступила реакция. Генерал Драгомиров много способствовал тому, чтобы возвратиться к прежнему взгляду, что на войне чуть не все решит штык. Он назвал самоокапывание неподходящим словом и довел свои требования до абсурда, до запрещения ложиться при остановках при наступлении.

Копаться в земле нелегко и требует много времени. Кроме того, явилось требование зарывать снова все отрытые рвы, уничтожать окопы. Это очень сузило сферу применения в нашей армии окопного дела. Шанцевый инструмент в войсках, которому тотчас после войны отводили место рядом с пулей и сухарем, попал в отдел «мобилизационных предметов». Им перестали заниматься и его осматривать.

На многих маневрах значительных масс войск вовсе не практиковалось укрепление позиций, на других — линии окопов только обозначили.

Отдавая должную дань прекрасной подготовке наших саперных частей, я не могу не выразить опасения: не слишком ли наши саперы специализируются в массе мелочей, упуская главное, что им предстоит на войне, т. е. содействие во всех видах пехоте по укреплению позиций и по атаке укрепленных позиций».

7. Разборы начальниками частей маневров войск. «Понемногу мы прекращаем делать разборы крупных маневров войск. Ошибки проходят незамеченными и в результате повторяются вновь. В действиях наших войск встречаются ошибки, имеющие хронический характер, [272] и с ними ведется борьба. Я помню весьма поучительные разборы маневров войск, которые делал генерал Гурко. Слушал с интересом и пользой разборы действия войск, делаемые генералом Роопом. Знаю, что разборы всегда делались в Киевском военном округе и делаются в Петербургском военном округе, но ныне уже встречаются случаи, где командующие войсками, присутствуя на маневрах, не только не делают сами разбора маневров, но не требуют, чтобы таковые были сделаны начальниками сторон и старшими посредниками. Отдаваемые через продолжительное время приказы с перечислением всех замечаний и печатаемые после общих сборов и больших маневров войск отчеты относительно мало приносят пользы, если не было сделано начальниками всех степеней разбора действий войск на месте.

Необходимо также отметить наше неуменье во многих случаях делать разборы действий войск. То разбор выходит совершенно бесцветен, то разбор делается слишком страстно. В особенности наши даже лучшие генералы не умели избегать обидных для самолюбия начальников резких на их счет суждений. Забывается при этом, что унижение престижа старшего начальника, особенно в присутствии младших, всегда принесет, особенно в военное время, горькие плоды. Забывают при этом большую условность различных тактических положений, забывают, что на мирных маневрах войск не должно быть победителей и побежденных, и самостоятельное решение, совсем не плохое, но по вопросу, по которому старший начальник имеет свое мнение, признавалось ошибочными и резко осуждалось. Такой разбор отнимает у начальников частей желание работать самостоятельно: они стараются узнать «пунктики» своего начальника и угодить ему».

8. Заключение по тактической подготовке наших войск.

«Большой и вполне желательный авторитет, который должны иметь и имеют в нашей армии по вопросу об обучении войск командующие войсками в округах, не должен [273] все же переходить известные границы. Нельзя, например, допускать, чтобы каждый командующий войсками обучал войска округа главнейшим видам деятельности войск на войне на свой образец. Нельзя, например, чтобы производство обороны и атаки производилось в соседних округах совершенно или значительно различными способами. А между тем в нашей армии завелось уже нечто подобное. Мы сами в Петербурге отчасти виноваты в этом, затягивая издание для войск устава полевой службы, наставления для действий в бою отрядов из всех родов оружия. Но несомненно факт, что, например, в Киевском военном округе генерал Драгомиров проводил излюбленные им приемы для обучения производства атаки, польза которых вполне сомнительна. Известное «подпирание», примененное на практике, приведет к тяжким потерям, а обучение подпиранию в мирное время составляло неестественную картину, вызывавшую у зрителей удивление. Требование генерала Драгомирова, чтобы стрелковые цепи прикрывали артиллерию на линии орудий, привело бы нашу артиллерию ранее времени к молчанию. Требование, чтобы цепи при остановках не ложились, тоже невыполнимо: в бою остановленная цепь сама ляжет и сделает это хорошо, ибо лежащий человек легче найдет укрытие от огня противника, чем стоящий. Ныне, по примеру генерала Драгомирова, и генерал Гриппенберг в Виленском военном округе стал проводить свои мнения, отличные от указаний устава. Так, в приказах сего года по округу, в коих помещены замечания командующего войсками на действия войск на маневрах, генерал Гриппенберг рекомендует пехоте в сомкнутом строю отражать атаки конницы не залпами, а одиночным огнем пачками{34}. Равно при наступлении цепей перебежками генерал Гриппенберг слишком безусловно указывает, что перебежки надо начинать непременно с флангов.

К сожалению, многое, что я видел и наблюдал, посещая войска различных округов, участвуя на больших [274] маневрах и командуя армией на Курских маневрах, приводит меня к заключению, что тактическая подготовка наших войск, в особенности начальников войсковых частей, от командиров полков и выше, еще недостаточна и что эта подготовка не однообразна в нашей армии».

Указанные мною выше недочеты по тактической подготовке войск в мирное время, к сожалению, подтвердились и во время Русско-японской войны.

Маньчжурский театр военных действий, особенно для войск, прибывавших из России, представлял большие особенности по местности, климату, населению, сравнительно с театрами вероятных военных действий наших армий в Европе, которые изучились нашими войсками. Равно и японцы как наш новый противник нам мало были известны, и мы в большинстве относились к борьбе с японцами с сознанием своего превосходства, а подчас и пренебрежительно. Устав полевой службы прежнего издания совершено устарел, а новое издание еще находилось в печати. При таких условиях требовалось, чтобы войска, собираемые в Маньчжурии, получили особое наставление в новой для них боевой обстановке. Такие указания и были мною составлены, напечатаны и разосланы всем начальникам частей до ротного и сотенного командира включительно и всем начальникам штабов.

В означенных условиях мною обращено особенное внимание на ознакомление в самых общих чертах с нашим противником. Перечисляя сильные и слабые стороны японских войск, я указывал на чувство патриотизма у японцев и на исторически сложившееся у них равнодушие к смерти. Сделал вывод, что сильные стороны в японской армии преобладают, что в японцах мы будем иметь очень серьезного противника, с которым надо считаться по европейскому масштабу.

Далее я писал: «Очень важно в первых боях, где японцы будут иметь превосходные силы, не дать им сознания одержанной победы. Это еще более приподнимет их дух.

Никакой особой тактики по отношению к японцам, кроме той, которой мы обучаемся, применять не приходится. [275] Надо только, чтобы мы и по отношению к японцам не повторяли тех ошибок в употреблении войск, которые в войну с турками в 1877—1878 гг. были причиной тяжелых неудач наших войск».

Перечисляя причины этих неудач под Плевной, я остановился на главнейших.

После овладения Никополем наши войска двинулись к Плевне, не зная расположения и сил противника. Нашей конницей для раскрытия сил противника воспользовались неумело. Располагая в первом бою под Плевной (7 июля 1877 г.) еще недостаточными силами, мы направили их для атаки укрепленной турецкой позиции разрозненно. В боях 18 июля и 30 августа мы повторили те же ошибки, но в более крупных размерах. Атаки велись в слишком густых строях и не подготовлялись достаточно ни артиллерийским, ни ружейным огнем. Роль многочисленной конницы нашей и румынской была ничтожна. В общем, атака 30 и 31 августа 1877 г. не удалась как вследствие неправильного распределения сил, так и вследствие недостаточной тактической подготовки наших войск.

Делая оценку деятельности наших войск в войну с турками в 1877—1878 гг., я поместил следующие строки:

«Деятельность штабов в Русско-турецкую войну не всегда была успешна. Войска получали часто распоряжения слишком поздно. Много времени терялось даром на ожидания выстроенными войсками приказания к началу движения. Части, приходившие на указанные места ночью, не всегда находили офицеров, которые ожидали бы их прибытия, дабы провести на места. Начальники войск иногда не только не получали от штабов сведений о силах и расположении противника, но и сведения о соседних колоннах или частях русских войск не всегда поддерживались в должном порядке. Отсюда и шла главная причина наших неудач: мы иногда атаковали, не зная сил и расположения противника, не зная точно сил, расположения и намерений соседних русских войск.

Примером тому, что могут выполнить наши войска в наступательном бою, служит штурм Карса. Пример [276] поучительный. Под Плевной слабые в конструктивном отношении полевые укрепления задерживают русскую армию пять месяцев. Под Карсом наши войска не могут остановить ни крепостные верки, ни глубокие рвы. Ночью, с командой охотников впереди, искусно направленные, искусно веденные, полные боевого воодушевления, славные кавказские войска с удивительной отвагой овладевают твердынями, признававшимися неприступными.

В оборонительном бою войска всегда действовали с огромным упорством. Достаточно вспомнить из прошлой войны оборону Шипки, чтобы иметь пример, достойный подражания и для настоящей войны».

После краткого очерка наших недочетов в тактической подготовке войск, обнаруженных в Русско-турецкую войну 1877—1878 гг., я перечислил и те недочеты, которые, несмотря на опыт войны с турками, продолжали замечаться в действиях наших войск на маневрах мирного времени.

С развитием военных действий выяснились и те и другие особенности в действиях наших противников, а также наши слабые стороны. Поэтому я постепенно пополнял изданные мною указания начальникам частей в августе, сентябре, октябре и декабре 1904 г.

Наиболее важные из этих дополнительных указаний приводятся ниже.

Указания, данные в августе.

Несмотря на многочисленность нашей конницы и деятельность охотничьих команд, нам не удалось знать общее расположение сил противника и его численность. Сведения, доставляемые лазутчиками, оказывались преувеличенными или неверными. В результате в тех случаях, где мы вели наступательные действия, мы начинали наступление без достаточного знакомства с силами противника и их расположением. В указаниях значится:

«Мы начинали атаку слишком быстрым движением вперед, не закрепляя за собой занятые участки, не воспользовались артиллерией, слишком рано отказывались от продолжения боя, когда у нас еще находилось большое [277] количество войск как в общем, так и в частных резервах, а при отступлении отходили к местам первоначального расположения, не приняв мер, дабы удержаться на одной из занятых нами позиций, что могло бы составить немаловажный успех и, главное, дало бы возможность повторить удар.

При обороне прежде всего надлежит отметить, что все наши позиции, на коих мы принимали оборонительный бой, были не соответственно силам войск растянуты. Несмотря на это, наступление противника с фронта в большей части случаев, даже когда мы оборонялись на случайных позициях, не имело успеха. Благодаря, однако, превосходству в силах противника и обходам мы вынуждены были оставлять наши позиции».

Расход пушечных патронов в оборонительных боях был в некоторых случаях чрезмерно велик.

Конница мало помогала другим родам оружия.

Относительно характера наступательного боя мною даны следующие указания:

«При наступательном бое, особенно при действиях в горах, наступающие части вынуждены приостанавливаться с целью подготовки атаки огнем, передышки или выжидания частей, производящих обходное движение. Но бывают и другие приостановки, которые вызываются сопротивлением противника; останавливаются без разрешения и, что особенно опасно, без разрешения начинают отступать; обыкновенно начинает отступать небольшая часть какой-нибудь роты, попавшая под особенно сильный ружейный или шрапнельный огонь; за нею следует вся рота, а за отступившей ротой начинают отступать соседние роты, даже находящиеся во вполне выгодных для борьбы с противником условиях. Эти минуты поистине могут быть названы критическими: найдется доблестный офицер, который сумеет вернуть отступившую кучку, удержать начавшую отступать роту — дело будет выиграно. Начальнику части в этих случаях, кроме личного примера, чтобы вернуть отступавшие роты, необходимо выдвинуть хотя бы небольшую часть из резерва, [278] которая, двинувшись вперед, должна остановить отступающих. Вообще же в эти тяжелые минуты главное — пример офицеров и лучших нижних чинов, особенно георгиевских кавалеров. Исполнят свои обязанности офицеры — нижние чины их не оставят. Важно участие ротных командиров, главных ответчиков за вверенные им роты. Поэтому какими бы достоинствами мирного времени ротные командиры ни обладали, но если они, бывши в боях, не обнаружили личного мужества — таковые должны быть самым энергичным образом удалены от командования ротами и заменены другими, невзирая на старшинство.

В наступательном бою, как и в оборонительном, особенно при действиях в горах, наиболее действенным средством бороться против всякой случайности является оставление сильного резерва и весьма бережливое расходование его. В бывших боях мы не исполнили сего; резервы оставлялись малые, а расходование их производилось чрезвычайно быстро; посылают в поддержку целые полки, когда в иных случаях достаточно было послать две роты, батальон.

Наконец, необходимо отметить наше увлечение слишком длинными, не соответствующими силам позициями. Надо помнить, что самые лучшие части, разбросанные на большом протяжении, не могут выполнять с успехом возлагаемые на них задачи.

Ведя наступательный, как и оборонительный бой, начальники войск обязаны сообщать о всем происходящем у них соседям и доносить начальству. Мы к этому, к сожалению, не приучены; до боя мы доносим о всех мелочах, но как только бой начинается, настолько им поглощаемся, что забываем самые элементарные свои обязанности. Установление частных донесений во время боя возлагаю на ответственность начальников штабов всех степеней».

Обращалось особое внимание начальников частей, чтобы войска при всех трудных условиях боя получали горячую пищу. [279]

После боев в августе, готовясь к переходу в наступление, мною даны были следующие главные указания:

«К сожалению, нельзя не признать, что в тех случаях, когда мы переходили в наступление, мы до сих пор терпели неудачи. Основной причиной этих неудач я признаю непринятие нами мер к раскрытию сил и расположения противника; вследствие сего вместо сознательной атаки по определенному плану мы наносили удары недостаточно сознательно и потому терпели неудачи. Не принимая в расчет воли противника, мы решали направление главного удара слишком заблаговременно. Были случаи, что мы, не зная расположения противника, расписывали войска по мелким колоннам до батальона включительно. В других случаях мы действовали без определенного плана. Наконец, были и случаи слишком малого упорства в достижении поставленной при наступлении задачи».

Указывалось на важность одержать с началом наступления первоначально хотя бы небольшие успехи над передовыми частями противника. Предлагалось применять при атаке противника, кроме действий с фронта, охват одного из флангов. Начатое наступление предлагалось вести энергично до достижения успеха. Указывалась необходимость отстаивать твердо каждый завоеванный шаг. Передовым частям рекомендовалось не доводить дело до удара, пока наши силы, направленные в фланг противника, не войдут с ними в тесную связь.

Предлагалось деятельно помогать успеху артиллерийским и ружейным огнем. В числе указаний значится:

«Как в прошлые войны, так и в настоящую, мы испытывали неудачи вследствие недостаточно согласного между собой действия различных начальников колонн и отрядов. Особо наглядный пример тому представляет бой 20 августа, в котором левая колонна начала несвоевременно бой и еще более несвоевременно закончила его беспорядочным отступлением, что отразилось самым неблагоприятным образом на исходе всей операции.

Я напомню также вновь о необходимости беречь патроны, особенно орудийные. Под Ляояном мы в два дня [280] израсходовали свой особый запас, превосходивший 100 000 орудийных патронов, надо помнить, что подвоз их крайне затруднителен и что батарея, израсходовавшая свои патроны, становится тяжелым бременем для армии».

Подробно рассмотрены особенности действий по местности, покрытой гаоляном.

«При наступлении выход людей из строя с целью сопровождения или переноски раненых необходимо строго запрещать.

Для успеха наступления требуется, чтобы роты и сотни имели возможно большее число рядов, для чего надо принять самые энергичные меры, дабы возможно сократить расход нижних чинов на разные наряды и в обозы. Казаки должны быть отобраны от всех лиц, не имеющих права обращать вверенных временно их командованию казаков в постоянных вестовых и конвой. Здоровых лошадей от больных казаков надо употреблять для безлошадных здоровых казаков.

К сожалению, мною неоднократно замечено, что войсковые начальники не относятся с должным вниманием и уважением к неприкосновенному носимому сухарному запасу. Расходование сего запаса без немедленного принятия самых энергичных мер к пополнению его производилось сплошь и рядом. Многие начальники войск спокойно допускали доедать весь носимый запас в уверенности, что кто-то помимо них должен позаботиться о подвозе к месту расположения полка интендантского транспорта с запасами».

В заключение значится следующее:

«Изложенные выше указания касаются только некоторых отделов предстоящей войскам боевой деятельности. Основным же руководством должен служить «Устав полевой службы», но и этот устав не может, конечно, ответить на все те случаи, кои представляются войскам к решению при совершенно новой обстановке, в которой нам ныне приходится действовать. Призываю поэтому начальников всех степеней к проявлению возможно большей инициативы в той сфере [281] деятельности, которая предоставлена каждому занимаемым им положением».

Указания, данные в октябре, заключали в себе замечания на действия войск во время перехода в наступление в конце сентября. В них, между прочим, значится:

«Во время бывших наступательных боев мною замечено, что многие части войск наступали густыми стрелковыми цепями, за которыми слишком близко следовали поддержки и резервы; применялись к местности недостаточно. Весь боевой порядок представлял прекрасную цель для неприятельской артиллерии и пехоты. Если бы такой порядок был принят перед ударом в штыки, то, невзирая на жертвы, этот порядок наиболее обеспечивал бы действительно сильный штыковой удар. Но наши части принимали этот порядок и действовали в нем еще в нескольких верстах от противника. В результате мы несли тяжелые потери совершенно бесполезно. Надлежит при наступлении под сильным огнем противника принять способ, практикуемый японцами. Способ этот применялся и у нас, особенно во время войны на Кавказе, а именно: надо принимать все меры к укрытому от огня противника расположению, хорошо ознакомиться с впереди лежащей местностью и воспользоваться каждой складкой местности, каждым местным предметом, дабы передвинуть туда наступающие части с возможно меньшими потерями. Лучшее для сего средство — перебежки одиночными людьми и группами в несколько человек и постепенное «накапливание» наступающей части; при открытой местности и благоприятном грунте, если наступление приостанавливается с целью выждать результата артиллерийской подготовки, наступающие части должны быстро окопаться.

При отступлении также замечался мною одновременный отход всего боевого порядка, что представляло отличную цель для противника и было сопряжено с большими потерями. Во многих случаях мы, опасаясь больших потерь при отступлении, упорно задерживались на некоторых участках позиции, дабы отойти лишь по наступлении темноты. При большой подвижности со стороны [282] японцев в тех случаях, где соседние участки позиций были уже нами оставлены, изолированное отстаивание какого-либо одного из участков позиции могло обойтись нам весьма дорого. Необходимо применять отступление и днем, пользуясь для этого тем же приемом, который указан выше для наступления, т. е. не двигать назад целые сомкнутые части, а отходить небольшими группами, пользуясь местностью, накапливая и устраивая войска в таких складках или за такими местными предметами, которые недоступны или малодоступны наблюдению и обстрелу со стороны противника.

Мною и другими высшими начальниками замечено, что еще до окончания боя сотни и тысячи здоровых нижних чинов покидают строй, вынося раненых. В боях 29 и 30 сентября, 1 и 2 октября я лично наблюдал, как одного раненого несли целые кучки нижних чинов, до 9 человек.

Предлагаю самым энергичным образом бороться с этим злом, твердо настаивая, чтобы до окончания боя раненых в наступном бою выносили только специально для того назначенные санитары.

Японцы укрепляют лежащие против нас позиции, обращая в опорные пункты сопки, холмы, селения; позиции усиливаются искусственными препятствиями. Напоминаю данные мной указания относительно необходимости самым внимательным образом изучить различные участки этих позиций, определить опорные пункты на них и в каждом районе войск наметить план действия против соответствующих участков неприятельской позиции. В особенности важно заблаговременно сообразить организацию артиллерийской подготовки атаки того или другого из пунктов неприятельской позиции.

Впереди штурмующих частей иметь саперные команды и команды охотников для разрушения искусственных препятствий. При подготовке атаки на укрепленные селения большую пользу принесут поршневые{35} и мортирные батареи. Повторяю о крайней необходимости при движении нашем вперед для атаки неприятельской позиции [283] пользоваться каждым местным предметом, каждой кладкой местности, каждым гребнем, дабы возможно сблизиться с противником ранее производства решительной атаки. Если какая-либо передовая часть не будет в силах овладеть тем или другим неприятельским укреплением, на которое она направлена, то ей надлежит, отнюдь не отходя далеко назад, утвердиться в возможной близости к противнику, дабы повторить атаку вместе с подходящим подкреплением».

Наконец, в указаниях, данных в декабре 1904 г., сделан вновь перечень главнейшим указаниям, основанным на бывшем боевом опыте. В числе их обращалось особое внимание начальствующих лиц:

на необходимость лучшего применения к местности при наступлении, на наступление строем, который менее подвержен потерям;

на бережливое расходование артиллерийских патронов;

на более широкое пользование ружейным огнем, чем то было в предыдущих боях. На стрельбу залпами ночью;

на широкое развитие действий ночью;

на правильную организацию связи между начальствующими лицами разных степеней;

на необходимость самого дружного содействия всех родов оружия и поддержания боевой связи как по фронту, так и в глубину.

Далее в указании значится:

«Самое главное условие для одержания успеха — это крайнее упорство в преследовании раз поставленной задачи, даже по израсходовании всех резервов нельзя отказываться от продолжения боя, ибо противник может находится в таких же, а может быть, и в худших условиях; чего не удалось достигнуть днем, можно достигнуть ночью атакой. К сожалению, в бывших боях некоторые начальники даже крупных частей войск находили невозможным достижение тех или других поставленных им задач, располагая еще довольно значительными, не введенными в бой резервами. [284]

Самая опасная минута боя наступного или оборонительного — когда та или другая часть, иногда даже одна рота, вместо движения вперед останавливается, а затем начинает и отходить, или вместо того, чтобы стоять на месте, начинает подаваться назад. Если в эту минуту не будут приняты меры возвратить или остановить начавшую отступление часть, то соседние роты, даже и не думавшие об отступлении, во многих случаях последуют этому роковому примеру, и через короткое время для того, чтобы вновь вернуться на оставленную позицию, потребуются огромные усилия и жертвы. Между тем своевременно принятые меры или в виде личного примера начальника, или в виде отправки к начавшей отходить части хотя бы самой незначительной поддержки вместе с приказанием соседним частям твердо держаться могут спасти дело».

Как только начались наши неудачи, появились в печати и обвинения в недостаточном обучении наших войск. Эти обвинения имеют свои основания.

Прежде всего, большинство бойцов было призвано из запаса, многое позабыв. Во-вторых, настоящая война представила первый опыт войны с бездымным порохом, скорострельной артиллерией, большим числом пулеметов, большим развитием технических средств. Многое для войск было действительно новым и неожиданным. В особенности первое время поражала воображение действенность артиллерийского огня по невидимым артиллерии целям, поражал новый порядок наступления пехоты, когда противника почти не было видно, когда продвигались вперед одиночными людьми частью ползком, пользуясь каждой складкой местности, чтобы «накапливаться» вне взоров противника. Мы многому учились и дома, но учились в зависимости от личных мнений тех или других командующих войсками в округах и, как то выше указано, весьма разнообразно. Чем авторитетнее был командующий войсками, тем менее он считал себя обязанным держаться при обучении войск существующих уставов, инструкций. В этом отношении не представлял [285] исключение и прибывший к действующей армии генерал Гриппенберг. Несмотря на существующее в уставе указание о пользовании при отбитии ночных атак залпами, несмотря на боевую практику, которая вполне подтвердила необходимость и полезность залповой стрельбы, несмотря, наконец, на руководящие по этому вопросу указания главнокомандующего, он решился за несколько дней до боя переучивать войска вверенной ему армии, приказав даже ночью встречать противника одиночным огнем. В напечатанных и разосланных по войскам «Указаниях о действиях пехоты в бою», им подписанных 22 декабря 1904 г. и вызвавших в армии общее недоумение и что хуже — глумление, приказано стрельбу залпами производить только в случае внезапного появления противника на самом близком расстоянии, когда вслед за залпом должно броситься в штыки.

Осуждая в означенных указаниях способ действий наших войск под Тюренченом, генерал Гриппенберг дает рецепт, как следовало бы действовать, чтобы наши два батальона могли уничтожить японскую дивизию. В «Указаниях» после расчета количества выпущенных пуль значится:

«Если бы наши два батальона были развернуты и в полном составе стреляли одиночным учащенным огнем, то японская дивизия была бы уничтожена и победа осталась бы за нами».

Так легко казалось генералу Гриппенбергу уничтожать японские дивизии. Но когда через несколько дней он, располагая сильной армией в 120 батальонов, двинулся против позиций у Сандепу, эти рецепты оказались непригодными, и первые дни, имея против себя не более двух японских дивизий, генерал Гриппенберг не мог овладеть Сандепу, спутал войска, дал противнику время подвести сильные подкрепления и отступил... в Петербург.

Прибывающие из Европейской России части при проверке их тактической подготовки в большинстве действовали слишком сомкнуто, густыми цепями с поддержками, близко к цепям расположенными; боевой порядок [286] плохо прикрывался местностью и, применяемый и в бою, вызвал огромные непроизводительные потери. Особенно сомкнуто училась и мало применялась к местности 41-я дивизия, прибывшая из Виленского военного округа, которым до войны командовал генерал Гриппенберг.

Наши артиллеристы тоже прибыли с подготовкой располагать батареи открыто и действовать только по видимой цели, за что и поплатились в первых боях.

Приведу ниже наиболее характерные примеры из прошлой войны, где выказалось наше неумение управлять войсками в бою, слабая тактическая подготовка армии и недостаточное упорство некоторых войсковых частей.

2 июня под Вафангоу генерал-лейтенант барон Штакельберг, не выяснив, достаточно ли сил противника и их расположения, переходит в наступление, предрешив еще накануне (1 июня), что он перейдет в наступление именно левым флангом. Для наступления назначаются две колонны: генералов Гернгроса и Гласко силой в 20 батальонов. При этом колонна генерала Гернгроса должна была действовать с фронта, а генерала Гласко — в охвате правого фланга противника. Несмотря на превосходство японцев в числе штыков, если бы удар этими 20 батальонами был произведен быстро и энергично, мы, вероятно, одержали бы успех. Между тем, вместо точного указания о времени выступления колонн левого фланга и точного подчинения всех войск этого фланга одному лицу, начало наступления было предоставлено определить генералу Гернгросу по соглашению с генералом Гласко. В результате колонна генерала Гернгроса долго ожидала колонну Гласко, а этот последний по неизвестной причине крайне медлил. Когда наконец движение началось, причем в колонне генерала Гернгроса вполне успешно, положение нашего правого фланга стало настолько критическим вследствие атаки войск этого фланга превосходными силами японцев, что генерал барон Штакельберг отдал приказание генералу Гернгросу отступать. [287]

Упорство в бою наших войск под Вафангоу было недостаточное. Бригада 35-й дивизии понесла весьма незначительные потери (Моршанский полк — 140 человек). Три полка 9-й Восточно-Сибирской стрелковой дивизии потеряли в общей сложности около 700 человек, Тобольский полк потерял менее 50 человек. Таким образом, три полка — Моршанский, Зарайский и Тобольский — боя почти не вели. Приморский драгунский полк потерял одного человека, что было возможно только при уклонении от встречи с противником. Полки 1-й Восточно-Сибирской стрелковой дивизии потеряли свыше 1500 человек, но главным образом при отступлении.

В начале июля для частного перехода в наступление против армии Куроки с целью обратного овладения Уфангуанским перевалом Восточный отряд под начальством генерал-лейтенанта графа Келлера был доведен до 43 батальонов пехоты.

4 июля генерал-лейтенант граф Келлер начал наступление с Янцелинского перевала.

Генерал Кашталинский из 14 батальонов главной колонны, коими он располагал, направил для атаки горного массива, как оказалось, сильно занятого противником, один батальон, а после неудачи этого батальона — три батальона, но и они были тоже отбиты. Не имели успеха и другие разрозненные попытки. Прибывший почти на линию стрелковых цепей генерал-лейтенант Келлер признает, что силы противника превосходят наши и отдает уже в 10½, часов утра приказ об отступлении, когда не только общие, но еще и частные резервы не были израсходованы. Отряд силой в 43 батальона, потеряв лишь около одной тысячи человек, признается бессильным продолжать бой. В дальнейших донесениях генерал-лейтенант граф Келлер с благородной откровенностью признал, что силы противника не превышали сил колонны генерала Кашталинского: «неприятель превосходит нас только в умении действовать и в искусстве [288] пользоваться артиллерией» — так закончил свое донесение генерал граф Келлер. Упорства в этом бою мы тоже не проявили.

В бою 11 июля под Ташичао командир 4-го Сибирского корпуса располагал 48 батальонами 1-го и 4-го Сибирских корпусов против армии Оку. После горячего боя на левом фланге, где мы ходили в штыки (особенно отличился Барнаульский полк), нам удалось отстоять свои позиции, но вечером, по приказанию начальника отряда, войска отступили к Хайчену. Упорства в бою тоже проявлено не было. В 1-м Сибирском корпусе все потери составили до 100 человек, а в 4-м Сибирском корпусе — до 500 человек. Резервы еще в составе до 14 батальонов не были израсходованы, а мы уже начали отступать в опасении обхода левого фланга.

18 июля японцы переходят тремя армиями в наступление, и мы повсюду отступаем. В 10-м армейском корпусе генерал Случевский не решается принять бой на заблаговременно выбранной и укрепленной позиции у Гуцзядзы (на направлении Самайцзы — Ляоян) и, потерпев неудачу на крайнем правом фланге (бригада 9-й дивизии генерал-майора Мартсона), отводит быстро войска к Аньпину, всего в 30 верстах от Ляояна. Многие полки в деле не участвовали. На один из полков 10-го корпуса японцы производят неожиданное нападение и овладевают лагерем. Упорство не было проявлено.

Наступление японцев 18 июля против войск генерал-лейтенанта графа Келлера, занимавших Янзелинскую позицию, тоже было успешно. Сам генерал граф Келлер был убит. 23-й Восточно-Сибирский стрелковый полк, заслуживший в последующих боях репутацию одного из самых доблестных полков в действующей армии, в этом деле под начальством слабого духом командира полка полковника Волкова (был отдан под суд и признан судом виновным) не проявил должного упорства. Порученная обороне его важная позиция была оставлена без натиска [289] противника. Вступивший в командование начальник 3-й Восточно-Сибирской стрелковой дивизии принял слишком поспешное решение отвести 3-й Сибирский корпус к позиции у Ляньдянсяня, тоже в 30 верстах от Ляояна. Никакого упорства отстоять вверенные корпусу позиции не было проявлено. Мы уступили несколько переходов от Фейшулинского перевала до Ляньдянсяня, не вводя в бой значительного числа отличных полков 3-го Сибирского корпуса.

Во всех перечисленных боях мы не проявили должного упорства и отступали, даже не раскрыв в достаточной степени силы противника.

Во всех этих случаях командиры корпусов действовали и принимали решения об отступлении вполне самостоятельно.

В 1—3-м томах моего отчета с достаточной подробностью описаны сражения под Ляояном, на р. Шахе и под Мукденом. Среди эпизодов геройских действий отдельных частей войск и отдельных лиц общее заключение о действиях наших войск в тактическом отношении может быть сделано благоприятное. В этих боях мы повторяли ошибки Севастопольской войны и войны 1877—1878 гг., но с несомненностью даже при этих ошибках выступает факт все большего и большего упорства наших войск, уже побывавших в бою. В боях последующих мы крепли в неудачах. Это отрадное, возможное только в русской армии явление и позволяло нам в Маньчжурии неослабно верить в победный конец нашей войны с Японией.

Ныне, вспоминая, при какой исключительно неблагоприятной обстановке наши войска не падали духом, а закалялись, мы можем спокойно исследовать свои недочеты и не бояться их. А таких недочетов, как изложено выше, было много по всем отделам.

Из описаний сражения под Ляояном, на р. Шахе и под Сандепу обращают на себя внимание следующие факты неумелого руководства войсками и недостаточной тактической их подготовки. [290]

Из сражения под Ляояном.

Выбранная на левом берегу р. Тайцзыхе в августе позиция в с. Сыквантун не была, несмотря на достаточное время, должным образом укреплена. Не был очищен даже гаолян для образования обстрела. Японцы ночным нападением в ночь на 21 августа сбили занимавший эту позицию Нежинский полк. 21 августа генералу барону Бильдерлингу поручено было обратное овладение Сыквантунской позицией и дано в распоряжение 44 батальона. Действия наши в течение 21 августа были чрезмерно медленны. Артиллерийская подготовка велась неумело. Руководство боем не было организовано. Части перемешались. Тем не менее с наступлением темноты после горячего боя мы овладели Сыквантунской позицией, но не сумели отстоять ее. Ночью японцы вновь атаковали наши войска и сбили их. Вместо движения вперед командир 17-го армейского корпуса отвел вверенные его командованию войска назад на три версты, на высоту с. Эрдагоу.

20 августа генерал-майор Орлов с 13 батальонами занимал прочную и важную позицию у Янтайских копей. В этом направлении двигался и генерал-лейтенант барон Штакельберг с 1-м Сибирским корпусом. Получил от начальника 35-й дивизии генерал-лейтенанта Добржинского просьбу о помощи (эта просьба о помощи была послана, когда генерал-лейтенант Добржинский еще не начинал боя). Генерал-майор Орлов, не войдя в связь с генерал-лейтенантом Штакельбергом, оставил преждевременно высоты и двинулся гаоляном к левому флангу 17-го корпуса. Попав в море гаоляна, части колонны генерал-майора Орлова, встреченные огнем с фронта и фланга, смешались, подверглись панике и в беспорядке отступили. Некоторые части безостановочно двигались до самой ст. Янтай.

Генерал-майор Любавин, прикрывавший во время боев под Ляояном важное направление Бенсиху — Мукден, с [291] бригадой конницы и 4 батальонами пехоты почти без боя и не выяснив сил противника, против него действовавших, отступил во время боев под Ляояном к первому Тунзяфынину, всего в 25 верстах от Мукдена.

Бои колонн 21 августа генералов Бильдерлинга и Орлова тоже не выяснили, сколько и какие силы японцев против них действовали.

Из сражения на р. Шахе (схемы № 1 и 2).

В Восточном отряде, на который был возложен обход правого фланга расположения японцев, мы имели большое превосходство в силах над японцами. Местность была удобна для обороны, но мы в этой местности уже действовали несколько месяцев до сражения под Ляояном и после сражения. Беньсиху нами занималось продолжительное время.

При наступлении в конце сентября 1904 г. Восточный отряд под начальством генерала барона Штакельберга силой в 73 батальона, 158 орудий, 30 пулеметов, 32 эскадрона, сотни и 3 саперных батальона, получил задачу наступать против правого фланга японских армий с охватом этого фланга.

Отряд генерал-лейтенанта Ренненкампфа силой в 13 батальонов, 30 орудий, 20 сотен казаков должен был охранять левый фланг армии и наступать на фронт Мицзы — Сяосыр.

Большая часть этих войск действовала в связи с Восточным отрядом. Всего для наступления против позиций, занятых правым флангом армии Куроки, назначено было 83 батальона. Силы противника определялись в полторы-две дивизии.

Предписанием начальнику Восточного отряда (от 22 сентября № 9877) общей целью для действий отряда ставилось оттеснение японских войск за р. Тайцзыхе. Наиболее благоприятным результатом признавалось, если бы правый фланг армии Куроки был отрезан от своих сообщений по левому берегу р. Тайцзыхе. Общее направление движения войск отряда указывалось на с. Беньсиху. [292]

В первые дни наступления признавалась необходимость действовать осторожно, чтобы одержать частный успех. Рекомендовалось для сего вводить в бой превосходные силы.

Сильная позиция у с. Баньяпуза (Ваньяпуза) была оставлена японцами без боя. Отступление было произведено поспешно, и мы утратили на время связь с противником.

Несмотря на указанное выше предписание от 22 сентября, генерал Штакельберг после занятия Баньяпуза испросил приказания командующего армии. Мною того же 26 сентября отвечено, что в дальнейших действиях он должен руководствоваться полученными уже предписаниями: по оттеснении противника за р. Тайцзыхе Восточному отряду будут предстоять действия против линии Янтайские копи — р. Тайцзыхе в связи с действиями других войск.

Продолжая наступление, генерал барон Штакельберг на 26 сентября только коннице генерала Самсонова дал боевую задачу, не сообразованную притом с силами конницы, а именно: генерал-майору Самсонову приказано было «занять с. Беньсиху (в тылу японцев)».

Генерал Самсонов с отрядом силой в 11 сотен, 1 охотничьей командой и 2 орудиями ночевал в с. Саньшанцзы, отделенном от долины Тайцзыхе горами. Для овладения с. Беньсиху ему приходилось брать несколько перевалов и сделать свыше 20 верст пути, что было совершенно не по силам конному отряду. Попытка, сделанная охотничьей командой, овладеть перевалом Восточный Тумынчин не удалась. К утру 26 сентября японцы успели занять перевал и прилегающие возвышенности 2—3 батальонами при 4 орудиях и укрепиться. Утром казаки генерала Самсонова были подкреплены охотничьими командами 17-го, 18-го и 20-го Восточно-Сибирских стрелковых полков, но мы все же не могли продвинуться вперед.

В течение дня и к вечеру к позициям, занятым конницей генерала Самсонова и охотничьими командами, подошли 34-й и 24-й Восточно-Сибирские стрелковые полки и сменили казаков. [293]

На 26 сентября 3-му Сибирскому корпусу указывалось занять линию Каотайцзы — Иогоу, выдвинув авангард в Уйнюнин. Генерал Иванов в своей реляции указывает, что полученное им предписание привело его к заключению, что 3-му Сибирскому корпусу предстоит действовать на левом берегу р. Тайцзыхе.

Генерал Иванов, получив донесение генерал-майора Самсонова о том, что он ведет бой с противником, занимающим Восточный Тумынчин, послал к нему на подкрепление 24-й Восточно-Сибирский стрелковый полк. Полк этот к 12 часам подошел к д. Хоэлин, занял позицию и не мог продвинуться вперед, ибо с фронта шла позиция противника почти с отвесными скатами к северу. После рекогносцировки для обхода правого фланга противника был выслан 3-й батальон. В том же направлении для связи с отрядом генерала Ренненкампфа генерал-лейтенантом Ивановым было выслано по батальону от 21-го и 22-го Восточно-Сибирских стрелковых полков. Западнее 24-го Восточно-Сибирского полка вышел 34-й полк 1-го Сибирского корпуса, тоже имевший назначение занять Восточный Тумынчинский перевал.

Таким образом, против позиции японцев на Восточном Тумынчине, занятой 2—3 батальонами, мы к вечеру 26 сентября собрали 8 батальонов, несколько охотничьих команд и 11 сотен казаков с артиллерией. Действия этих войск выразились большим успехом: ночью на 27 сентября охотничья команда и 9-я рота 24-го полка из 3-го батальона капитана Стародубцева, обойдя с юго-востока гору Лаутхалаза, заняли ее. Три остальные роты 3-го батальона подошли к японцам с фронта на 600 — 800 шагов. Не поддержанные другими частями, расстреляв все патроны, охотники и 9-я рота отступили. Гора Лаутхалаза, составлявшая тактический ключ позиции, снова перешла в руки японцев. Они успели подвести подкрепления, и наши дальнейшие попытки овладеть этой позицией не имели успеха.

Таким образом, собрав 8 батальонов, мы в ночь на 27 сентября действовали только одной ротой и охотничьей [294] командой. Остальные части сближались с противником, укреплялись и, имея перед собой крутые высоты, бездействовали.

Причина такого исхода боя за гору Лаутхалаза, имевшего огромное влияние на неуспех всей операции, по-видимому, заключается прежде всего в отсутствии общего руководства собранными против Восточного Тумынчина войсками. Тут 26 сентября собрались части, принадлежащие к 1-му и 3-му Сибирским корпусам, четырем полкам и подчиненные трем начальникам: командирам 24-го и 34-го полков полковникам Лечицкому и Мусхелову и подполковнику Горницкому, который командовал двумя батальонами 21-го и 22-го полков. К сожалению, все эти части не были подчинены генерал-майору Самсонову с целью выполнения возложенной на него задачи по занятию Беньсиху. Результат известен: мы перевалом не овладели.

Того же, 26-го числа восточнее Тумынчинского перевала шел бой колонны генерала Ренненкампфа весьма выгодно для нас вышедшей не только на правый фланг, но и в тыл японцам.

Генерал Ренненкампф, получив указания генерала барона Штакельберга действовать в направлении на Беньсиху, отдал на 26 сентября следующие приказания.

Генерал-майору Петрову с 4½ батальонами, 4 орудиями и сотней наступать от Уйнюнина на Беньсиху через Ходигоу.

Генерал-майору Любавину с 5 сотнями и 4 конно-горными орудиями наступать левым берегом Тайцзыхе тоже на Беньсиху.

В общем резерве у Уйнюнина было оставлено 2 батальона, 16 орудий, 1 сотня.

Генерал-майор Любавин, действуя на левом берегу Тайцзыхе, оттеснил две роты японцев, подошел к Беньсиху на 1000 шагов и сделал попытку овладеть судовым мостом через реку, но не имел успеха. Весь тыл японцев, занимавших позиции на перевалах к северу и к северо-востоку, был отлично виден с позиции генерал-майора [295] Любавина. 4 наших орудия, став в расстоянии меньше версты, обстреливали Беньсиху и тыл японских войск, действовавших против колонны генерала Ренненкампфа и конницы генерала Самсонова. К сожалению, снаряды уже к полудню были израсходованы, и мы прекратили огонь, а затем и отступили назад.

Пехота генерала Ренненкампфа, поддержанная огнем 14 орудий, из коих 6 горных были присланы из 3-го Сибирского корпуса, несмотря на трудности местности и огонь противника, хотя и медленно, но подвигалась вперед. Особенно энергично действовали роты Стретенского пехотного полка. По полковым реляциям значится, что бой велся по инициативе ротных командиров. К 19 часам мы обладали двумя гребнями высот, отделявших нас от Беньсиху. Оставался еще один кряж. В патронах оказался недостаток.

Несмотря на то что к Уйнюнину уже подошли части авангарда 3-го Сибирского корпуса, войска этого корпуса, кроме упомянутых выше 6 горных орудий, поддержки пехотой войскам отряда генерала Ренненкампфа не оказали. Вместо присылки свежих частей для развития 27 сентября достигнутого уже успеха, в 24 часа передовые части отряда генерала Ренненкампфа получили приказание отступать и к 2 часам отошли к позиции у Уйнюнина, с которой утром начали наступление.

Таким образом, имея возможность уже 26 сентября действовать против правого фланга расположения японцев (весьма слабо ими занятого) силами до 20 батальонов и 16 сотен с многочисленной артиллерией, мы произвели несколько разрозненных усилий сбить противника с занимаемых им позиций. Отдельные части, действуя молодецки, достигали значительных успехов. Гора Лаутхалаза, тактический ключ позиции, была в наших руках, к Беньсиху наши части подошли на 1000 шагов, били в тыл японцев, а в результате этого важного для успеха всей операции дня мы отступили с горы Лаутхалаза, отступили в отряде генерала Ренненкампфа с занятых нами гребней, отступили от Беньсиху. Вместо пользы действия [296] 26 сентября нанесли большой вред, ибо мы раскрыли наши намерения японцам, потерянным нами днем они воспользовались, чтобы подкрепить свои слабые силы, и на другой день, хотя мы и ввели в бой довольно значительные силы, встретили более сильный отпор.

Такой результат тем более был неожиданным, что 26 сентября, в описанных выше действиях, распоряжались начальники, которые с полным основанием считаются выдающимися, а именно: генералы Ренненкампф, Самсонов, Иванов, командир бригады генерал-майор Люба-вин, командиры полков, полковники Лечицкий и Мусхелов.

В штабе Восточного отряда, однако, не оценили значения действий 26 сентября, иначе трудно объяснить, каким образом, ввязавшись уже в бой в непосредственной близости от Беньсиху, генерал Штакельберг назначает на 27 сентября отдых главной массы войск, ему подчиненных, и предписывает употреблять 27 число на рекогносцировку подступов к позициям противника и на разыскание обходных путей в тыл противника.

Генерал Самсонов получил приказание передвигаться к западу и служить связью между 1-ми 3-м Сибирскими корпусами. Генералу Ренненкампфу послано указание действовать к Беньсиху левым берегом р. Тайцзыхе. Так как войска генерала Ренненкампфа все вели бои 26 сентября на правом берегу, то г. Ренненкампф, ранее исполнения этого указания, просил генерала Иванова сменить войска его колонны частями 3 Сибирского корпуса.

В пику мнению начальника Восточного отряда командовавший 3-м Сибирским корпусом генерал-лейтенант Иванов, ближе знакомый с обстановкой, признавал необходимым вести уже 27-го бой для овладения позицией противника, прикрывавшей Беньсиху с севера. В 20 часов 45 минут 26 сентября генерал-лейтенант Иванов доносит генералу Штакельбергу, что «завтра (27) считаю совершенно необходимым занять высоты к югу и юго-западу от Каотайцзы, для чего поддержу ранее высланные части». [297]

Получив приказание генерал-лейтенанта Штакельберга о дневке главных сил на 27 сентября, генерал-лейтенант Иванов изменил свое намерение поддержать передовые части, но не отменил действие передовых частей, и в результате выдвинутые вперед полки 1-го и 3-го Сибирских корпусов вели 27 сентября наступной бой разрозненно, без поддержки, без общего руководства и, несмотря на ряд геройских подвигов, не успели продвинуться вперед. Между тем обстановка была очень благоприятна для атакующих. Густой туман позволял подойти к противнику на самое близкое расстояние без потерь.

Выше было указано, что охотники и 9-я рота 24-го полка уже заняли вершину горы Лаутхалаза, но, не поддержанные, расстреляв свои патроны, на рассвете 27 сентября отступили к подошве сопки. Три роты 24-го полка, посланные к ним 27-го на подкрепление, прибыли слишком поздно.

Нашим войскам пришлось повторить атаку горы Лаутхалаза. Мы приблизились к японским окопам, но, не поддержанные ротами 21-го полка, потерявшими с нами связь, отступили.

Отдельно, не вместе с батальоном 24-го полка, действовал 2-й батальон 22-го полка под начальством подполковника Горницкого. Две роты атаковали с фронта. Сблизившись с противником, эти роты залегли и начали окапываться. Две роты пошли в дальний обход. Результат их действий неизвестен.

В промежутке между двумя группами рот 2-го батальона 22-го полка наступал 1-й батальон 21-го полка под начальством подполковника Некрасова. Наступали, несмотря на все трудности местности, сознательно и энергично. Движение передовых рот поддерживалось залповым и пачечным огнем рот стрелков, препятствовавших японцам становиться на самый гребень для стрельбы, по условиям местности возможной только стоя.

Решено было занять этот гребень немедля. 2-й и 3-й ротам оставалось добежать до японских позиций лишь несколько десятков шагов. Две остальные роты составляли [298] как бы ружейные батареи. О дальнейшем ходе боя в реляции 21-го Восточно-Сибирского стрелкового полка значится: «Но к сожалению, как раз в это время наша артиллерия открыла огонь по гребням атакуемой скалы: недолеты поражали своих, что вынудило не только прекратить развитие окончательной атаки, но даже отодвинуть передовые части ниже, чтобы не терпеть от своих же артиллерийских недолетов. Артиллерийская стрельба кончилась только с наступлением темноты, когда было получено от начальника дивизии приказание: «...убрать с этой сопки батальон назад, чтобы не препятствовать утром 28-го использованию артиллерийского огня».

Таким образом, в этот день тактический ключ позиции японцев гора Лаутхалаза была атакована разрозненно тремя батальонами трех разных полков. Мы не только не поддержали эти передовые части, но наша артиллерия помешала движению колонны подполковника Некрасова.

Не сделай начальник Восточного отряда распоряжения, дабы войска Восточного отряда ограничили свои действия на 27 сентября только рекогносцировкой расположения противника, в описанной атаке на гору Лаутхалаза должны были принять участие расположенные вблизи действий указанные выше три батальона: 34-й Восточно-Сибирский стрелковый полк и два батальона 24-го Восточно-Сибирского стрелкового полка. Итого в атаке в первую очередь приняло бы участие 8 батальонов. Эта атака была бы поддержана с востока атакой во фланг японского расположения отрядом генерала Ренненкампфа и частями 3-го Сибирского корпуса, прибывшими еще 26 сентября к с. Уйнюнину. Действия этих двух групп войск, в свою очередь, весьма облегчились бы направлением конницы генерал-майора Самсонова для действий левым берегом р. Тайцзыхе. Второй важный день 27 сентября в результате был потерян, а, по показанию пленных, к японцам подошли сильные подкрепления.

Весьма интересны указания начальника Восточного отряда, данные им командиру 3-го Сибирского корпуса [299] для решительных действий 28 сентября (предписание 27 сентября, № 137 и 140). В этих указаниях значится:

«Если противник сохранит до начала нашего наступления свои передовые позиции на перевалах к юго-западу от д. Ходигоу, то колонна наша, назначенная для овладения этими перевалами, должна быть, в свою очередь, расчленена на три отряда: средний (главный) отряд наступает уступом назад и нажимает на противника с фронта крайне медленно (ведет бой артиллерийским огнем), тогда как боковые отряды исключительно пехотные и более слабого состава, но ведомые энергичными начальниками, должны наступать по отношению к главному отряду значительно выдвинутыми вперед группами с таким направлением движения, чтобы обязательно угрожать своим движением не только флангам противника, но и тылу его. Когда же после такого двойного обхода противник принужден будет очистить первый перевал, чтобы отступить на второй, тогда только отряд, действующий с фронта, должен быстро двинуться вперед, занять оставленную неприятелем позицию, преследовать огнем отступающего противника, если он не успел уйти из сферы огня нашего, и немедленно приступить к укреплению занятой таким образом позиции. Дальнейшее наступление против занятых перевалов должно вестись в таком же порядке».

Предполагалось, что главные силы, назначенные для действий с фронта, будут вести лишь демонстративный бой (артиллерийским огнем), а два боковых отряда будут обходить противника без связи с главным отрядом с целью угрозы флангам и тылу противника. Предполагалось, что такой «двойной обход» вынудит японцев очищать один перевал за другим. Все это, конечно, оказалось неприменимым. Японцы твердо держались на занятых ими позициях и требовались, чтобы сбить их, не демонстративные действия и не разрозненные атаки слабых сил, а дружные действия наших многочисленных войск Восточного отряда, доведенные до штыкового боя.

Приказание по Восточному отряду на 28 сентября было отдано следующее: [300]

«Завтра, 28 сентября, предписываю атаковать противника на его передовых позициях с целью сбить его с последних и во что бы то ни стало занять перевалы.

а) 1-му Сибирскому корпусу сбить противника с перевалов Ченгоулин, Туминлин (Восточный и Западный) и укрепиться на последних;

б) 3-му Сибирскому корпусу сбить противника с трех перевалов на дороге Ходигоу — Беньсиху, которые затем укрепить;

в) коннице генерала Самсонова и отряду генерала Ренненкампфа движением левым берегом Тайцзыхе содействовать атаке перевалов и угрожать тылу позиции у Беньсиху. Иметь сильный заслон на дороге в Боэлин для связи с 1-м Сибирским корпусом;

г) 2-му Сибирскому корпусу перейти в Сяшицяоцзы». Отряды генералов Самсонова и Ренненкампфа были подчинены командиру 3-го Сибирского корпуса.

Относительно поставленной этим приказанием задачи отряду генерала Ренненкампфа, командир 3-го Сибирского корпуса не был согласен с мнением начальника Восточного отряда и просил об оставлении войск генерала Ренненкампфа для действий на правом берегу р. Тайцзыхе. Просьба эта была уважена. Между тем сам генерал Ренненкампф ожидал более результатных действий при направлении его колонны левым берегом реки, ибо он мог при этом действовать во фланг и в тыл расположения японцев. Дорога левым берегом к тому же оказалась доступной и для движения полевой артиллерии.

Удержав генерала Ренненкампфа на правом берегу, командир 3-го Сибирского корпуса, по-видимому, основывал свой план атаки на сильном поражении японцев, занимавших позицию фронтом на север, артиллериею, в то время, когда пехота и артиллерия будут теснить их с востока. Полагалось, что сильное действие артиллерии с фронта может помочь нам последовательно выбивать японцев из занятых ими позиций.

Относительно атаки горы Лаутхалаза, тактического ключа позиции японцев, начальник 6-й Восточно-Сибирской [301] стрелковой дивизии, ввиду опыта атаки подполковника Некрасова, попавшего под огонь нашей артиллерии, высказал, что для овладения этим пунктом надо: 1) или, оттянув пехоту назад с занятых ею позиций, заставить противника, действуя подавляющим артиллерийским огнем, очистить гору, двинуть пехоту в атаку, 2) или окружить гору сомкнутым кольцом пехоты и штурмовать ее без содействия артиллерии. Командир 3-го Сибирского корпуса, полный веры в могущество артиллерии, остановил свой выбор на первом способе. Но в действительности артиллерия не пошатнула силу сопротивления японцев. Мы потеряли много времени на артиллерийскую подготовку, выпустили массу снарядов, а при движении нашей пехоты вперед японцы встретили наши войска бешеным огнем ружей и пулеметов.

Командир 3-го Сибирского корпуса для атаки неприятельской позиции отдал на 28 сентября следующие приказания:

Правой колонне в составе 9,5 батальонов, 4 орудий, 1 роты саперов под начальством генерал-майора Данилова овладеть горой Лаутхалаза, тактическим ключом позиции.

Левой колонне в составе 10,5 батальонов, 26 орудий и 1 роты саперов под начальством генерал-лейтенанта Ренненкампфа предписывалось овладеть перевалами: Ходигоу — Беньсиху (т. е. вести атаку в том же направлении, как она велась 26 сентября).

24-му Восточно-Сибирскому стрелковому полку оставаться на занимаемых им позициях для обеспечения правого фланга и связи с 1-м Сибирским корпусом.

12 орудиям 3-й Восточно-Сибирской стрелковой бригады с позиции у Каотайцзы подготавливать атаку.

Общему резерву в составе 9,5 батальонов, 2 сотен и 2 рот саперов оставаться у Кайотайцзы.

Отряду генерал-майора Самсонова в составе 12 сотен, 1 батареи, 2 орудий действовать на левом берегу Тайцзыхе, поддерживая конницу генерал-майора Любавина, обеспечивать мосты, производить дальнюю разведку к югу и вверх по Тайцзыхе. [302]

В подготовке артиллерийской атаки участвовали 24 пеших и 14 горных орудий. Огонь был открыт в 9 часов. Целью ставилось заставить противника очистить гребни высот. Огонь продолжался до часу дня.

Результаты огня, согласно с реляцией Красноярского полка, не приносили никакого или приносили очень мало вреда японцам. Вся командующая высота была покрыта как бы туманом от разрывавшихся наших шрапнелей. Но эта высота, как потом оказалось, была занята лишь сторожевыми постами.

Правая колонна генерал-майора Данилова в свою очередь была разбита на три колонны: правая — два батальона, средняя — два батальона и левая — около четырех батальонов.

Правая колонна дошла до подошвы позиции в нескольких сотнях шагов от противника и залегла. Огонь был чрезвычайно силен. Надо было для атаки ждать темноты, но с наступлением темноты эту колонну отвели назад. Ночью была сделана попытка атаковать противника только двумя ротами, но вследствие недостаточности посланных для атаки сил она успеха не имела.

Генерал-майор Данилов, храбро руководивший боем в передовой линии, был ранен в 1000 шагов от позиции противника, но остался в строю.

Левая колонна под начальством отличного штаб-офицера полковника Станиславова, командира Енисейского полка, в 11 часов двинулась вперед; «пути наступления не были исследованы, предварительной рекогносцировки сделано не было» (реляция 7-го Красноярского полка). Войска, несмотря на большие потери, продвигались вперед. На пути наступления в 400—500 шагах от позиции они неожиданно наткнулись на большой с крутыми берегами овраг, частью скатились в него, но атака далее не пошла. Присланный из корпусного резерва батальон 10-го Восточно-Сибирского стрелкового полка повторил атаку, но успеха не имел. Продержавшись до темноты, части левой колонны отошли назад. Начальник колонны полковник Станиславов остался на поле сражения. [303]

Средняя колонна из 1-го и 2-го батальонов 21-го Восточно-Сибирского стрелкового полка под начальством подполковника Некрасова начала движение в 12 часов по пространству, пройденному ею накануне, и снова достигла подножия труднодоступной позиции противника (почти отвесная скала в 15 саженей). Прождав некоторое время начала атаки соседних участков позиции, подполковник Некрасов сделал попытку овладеть горой Лаутхалаза собственными силами. Роты 1-го батальона 21-го полка и пешие охотники вскарабкались еще выше на узкую террасу, находившуюся всего в нескольких шагах от японской позиции. Оба батальона как бы висели в течение дня на скалах под японскими позициями, но бодро ждали темноты, чтобы произвести общую атаку. К штурмующим прибыл спешенный конно-горный саперный взвод с пироксилиновыми шашками. Решено было в голове двух штурмующих колонн послать саперов с подрывными средствами. Все было готово, шашки связаны, капсюли вложены, штурмовые колонны назначены и направлены к своим местам, но в это время получилось неожиданное и неизвестно чем вызванное, роковое для успеха дела приказание командующего 6-й Восточно-Сибирской дивизией: «Отходить и занять в эту же ночь такую позицию, с которой возможно отступление даже днем». Приказание было исполнено. И этот решительный день не дал нам успеха.

Войска генерал-лейтенанта Ренненкампфа были разделены на две колонны.

Сводная бригада генерал-майора Кречинского (2 батальона 22-го полка и 2 3/4 батальона 23-го полка) под начальством генерал-лейтенанта Экка. Батальоны мужественно продвигались вперед по труднодоступной местности, неся большие потери, подошли близко к противнику, но с наступлением темноты, вместо того чтобы сделать последние усилия для движения вперед, отступили на свои первоначальные позиции.

Конница генерал-майора Самсонова, соединившись с конницей генерал-майора Любавина, действовала на левом [304] берегу Тайцзыхе, занимая чрезвычайно выгодную позицию. Не подкрепленная пехотой, наша конница долго держалась вблизи Беньсиху. Но японцы, усилившись, сами перешли в наступление и потеснили нашу конницу назад.

Для подкрепления колонны генерала Ренненкампфа командир 3-го Сибирского корпуса выслал бригаду (5 батальонов) 3-й Восточно-Сибирской стрелковой бригады генерал-майора Морданова. Ренненкампф решил повторить атаку в 20 часов. По сообщению командира 1-го Сибирского корпуса, и он назначил тоже 20 часов для общей атаки неприятельской позиции частями 1-го Сибирского корпуса. К сожалению, время атаки первоначально было изменено на 2 часа ночи с 28 на 29 сентября, а затем на 4 часа. Между тем командир 3-го Сибирского корпуса, получив донесение генерал-майора Самсонова, что конницу нашу теснит противник, противно указаниям начальника Восточного отряда и располагая еще значительными резервами, решил отменить ночную атаку. Приказание об этом было послано в 2 часа 30 минут, но когда оно было получено, колонны, назначенные для ночной атаки, уже двинулись вперед, и генерал-майор Ренненкампф не признал возможным остановить их.

В ночь на 29 сентября действовали только в отряде генерала Ренненкампфа.

Наступление вели: бригада генерал-майора Кречинского из частей 6-й Восточно-Сибирской стрелковой дивизии и присланная на подкрепление бригада 3-й Восточно-Сибирской стрелковой дивизии генерал-майора Морданова. Несмотря на большие потери в двух батальонах 22-го полка, эти батальоны, сведенные в четыре роты, вместе с 23-м полком, предводимым храбрым подполковником Туровым, энергично атаковали японцев и взяли после рукопашного боя японские окопы. Не поддержанная атакой соседних частей, колонна генерал-майора Кречинского с рассветом начала обстреливаться японцами с фронта и обоих флангов. Части понеси тяжелые потери. В пяти ротах 23-го полка осталось, например, [305] только два офицера. Подполковник Туров, бросившись из числа первых на японцев, был тяжело ранен.

В 6 часов 35 минут 29 сентября, вместо поддержки атакой соседних частей колонн генерала Данилова и Ренненкампфа, колонна генерала Кречинского получила приказание от генерала Экка «отойти на позиции, занятые вечером».

Бригаде генерал-майора Морданова для атаки японцев был дан сложный маршрут. Она должна была первоначально перейти на левый берег Тайцзыхе, двигаться этим берегом, потом снова перейти на правый берег и атаковать «три сопки, на которых упорно держатся японцы».

Для атаки пять батальонов генерала Морданова были разделены на боевую часть — три батальона 9-го Сибирского стрелкового полка и резерв — 2 батальона 10-го полка.

Боевая часть 9-го полка, в свою очередь, была разбита на три колонны — по батальону в каждой. Один батальон должен был следовать на позиции Читинского полка, второй — на позиции Черноярского полка, третий — на позицию 23-го Восточно-Сибирского стрелкового полка.

Частям 9-го полка и надлежало произвести атаку совместно с переименованными войсками отряда генерал-лейтенанта Ренненкампфа. Ночью проводники сбились с дороги, и все батальоны 9-го полка сосредоточились у позиции черноярцев.

В 4 часа 30 минут на позицию прибыл от командира 3-го Сибирского корпуса офицер Генерального штаба с приказанием об отмене атаки и о возвращении к рассвету 1-й бригады 3-й дивизии к д. Коатайцзы. Но колонна уже двинулась вперед. Это приказание хотя и не было исполнено, но полученное в минуту, когда требовался особый подъем духа, не могло не ослабить энергию начальствующих лиц. Упорства в атаке нельзя ожидать, когда известно, что старший начальник уже отменил атаку. Отступление является лишь как бы исполнением приказаний.

Ночь была темная. Несмотря на действия в этой местности с 26 сентября, мы ее не знали. Тем не менее стрелки [306] и черноярцы после рукопашного боя овладели Лесистой сопкой, захватив много японских ружей в козлах, патронов в ящиках и мешках и лент от пулеметов.

Генералам Петрову и Морданову положение дел не было известно. Так от генерала Петрова пришло приказание послать один батальон 10-го Восточно-Сибирского стрелкового полка преследовать японцев. Полагали, что мы овладели всеми тремя сопками. С утра началось обычное явление, уже не раз мною упомянутое. Мы не развивали достигнутый успех, а японцы, оправившись, охватывали наше расположение на отбитой у них сопке с фронта и флангов. Занятые японские окопы были эскарпированы настолько глубоко, что стрелять из них в тыл по японцам было невозможно. Пришлось наших стрелков расположить открыто. Тем не менее стрелки 9-го полка, потеряв 11 офицеров и около 400 нижних чинов, держались твердо. Они были подкреплены батальоном 10-го полка.

Но вот в 11 часов на левом берегу Тайцзыхе появился неприятель в числе нескольких батальонов с артиллерией и пулеметами, теснивший отряды генералов Любавина и Самсонова и вскоре открывший огонь в тыл 9-го Восточно-Сибирского стрелкового полка. После полученного донесения об обстреливании, генерал-лейтенант Ренненкампф приказал отходить на прежние позиции.

То, что мы не сделали в течение 26, 27 и 28 сентября, сделали японцы. Посланные нами несколько батальонов пехоты в эти дни левым берегом могли атаковать в тыл японские войска (генерал Любавин 26-го был в 1000 шагах от Беньсиху). Посланные японцами, вероятно, тоже не более двух-трех батальонов оказались достаточными, чтобы решить участь операции, которую вел командир 3-го Сибирского корпуса, располагая почти 40 батальонами отличной пехоты.

К вечеру 29 сентября генерал-лейтенант Ренненкампф, по невыясненным еще причинам, прислал донесение, что он, не будучи в состоянии удержать занимаемых им позиций и ввиду обхода противником его левого фланга, [307] отошел на высоты восточнее д. Уйнюнин. Кроме генерал-лейтенанта Ренненкампфа, среди командуемых им войск было несколько генералов. Не имеется никаких указаний, что было сделано этими лицами, чтобы вырвать победу у японцев. Отступление отряда генерала Ренненкампфа не встретило отпора со стороны командира 3-го Сибирского корпуса. Еще располагая в резерве 11-м и 12-м стрелковыми полками и несколькими не бывшими в бою батальонами других полков, генерал-лейтенант Иванов, вместо возвращения генерал Ренненкампфа на оставляемые им позиции и поддержки его, донес начальнику Восточного отряда, что ввиду отступления отряда генерал Ренненкампфа, он находит необходимым ночью на 30 сентября отступить на позицию севернее Каотайцзы, где и сосредоточить весь корпус в ожидании атаки японцев.

Таким образом, несмотря на несомненное большое превосходство в силах, несмотря на геройские усилия и частные успехи многих частей войск, мы 26, 27, 28 и 29 сентября не достигли в 3-м Сибирском корпусе с приданными ему частями успеха. Мы в некоторых случаях окружали японцев, заходили им в тыл, а они все держались, рассчитывали на выручку своих и успевали удержаться потому, что мы, вместо поддержки одержавших успех передовых частей, отводили их назад, а 29 сентября достаточно было небольшим силам японцев показаться на фланге нашего расположения, чтобы группа войск в 40 батальонов начала отступление.

Таким образом, неудачи действий 3-го Сибирского корпуса и отряда генерала Ренненкампфа обозначились ранее, чем явилась необходимость в зависимости от перехода в наступление всех японских армий перейти к обороне в войсках Восточного отряда.

В частности, в действиях 3-го Сибирского корпуса с приданными к нему частями обращает на себя внимание большое перемешивание частей и раздергивание полков по батальонам. В решительном бою 28 сентября начальник 6-й Восточно-Сибирской стрелковой дивизии из 12 батальонов его дивизии располагал только четырьмя. [308]

Остальные приданные ему 5,5 батальона были в составе 4-го Сибирского корпуса. В то же время 5 батальонов 6-й Восточно-Сибирской стрелковой дивизии были отданы в колонну генерала Ренненкампфа, и ими командовал начальник 71-й дивизии генерал Экк. Отличный 24-й Восточно-Сибирский стрелковый полк с выдающимся командиром полковником Лечицким в решительный день 28 сентября бездействовал, хотя именно из этого полка охотники и 9-я рота уже были на горе Лаутхалаза и хорошо знали доступы к ней. Артиллерийские части, подготавливавшие успех атаки генерал-майора Данилова, не были ему подчинены. Саперных частей у нас было мало вообще, в особенности сравнительно с японцами. Между тем две саперные роты оставлены при резерве. Начальник 3-й Восточно-Сибирской стрелковой дивизии генерал-лейтенант Кашталинский за всю наступательную операцию к активной деятельности призываем не был.

Во время описанных выше действий войск 3-го Сибирского корпуса с приданными к нему частями войска 1-го Сибирского корпуса атаковали позиции противника с целью овладеть перевалами Ченгоулин, Тумынлин Западный и Тумынлин Восточный. Как и при действиях войск 3-го Сибирского корпуса, отдельные части войск достигали важных результатов: победа казалась близка, но вместо поддержки имевших успех передовых частей, их отводили назад. Атаки днем не производили, откладывали ее на ночь, затем отказывались и от ночных атак. Наиболее характерны из действий войск 1-го Сибирского корпуса следующие примеры.

26 и 27 сентября войска 1-го Сибирского корпуса боев не вели. На 28 сентября войскам 1-го Сибирского корпуса поставлена задача: «атаковать перевалы Ченгоулин, Западный и Восточный Тумынлин с целью сбить противника и во что бы то ни стало занять эти перевалы». [309]

Корпусу в 24 батальона слабого состава указывалось атаковать противника на линии около 8 верст протяжением и определенно ставились задачи по атаке трех перевалов. Уже постановка такой задачи, требовавшая разброски сил, носила в себе зародыш неудачи. Но выполнение этой задачи в особенности затруднялось тем, что 26 и 27 сентября были потеряны, а противник успел подкрепить свои силы, первоначально весьма незначительные, на перевалах. Командующий 1-м Сибирским корпусом признал необходимым одновременно атаковать противника на трех вышеуказанных перевалах, причем левая колонна генерал-лейтенанта Кондратовича силой в 9 батальонов направлялась на перевал Тумынлин Западный, а правая из трех батальонов 4-го Восточно-Сибирского стрелкового полка — на перевал Ченгоулинский. В общем резерве оставалось два полка. Достаточной рекогносцировки предположенных для атаки позиций не было произведено ни 26, ни 27 сентября. Двинувшись вперед, войска левой колонны дошли до половины сильной местностью позиции противника, выбили японцев из передовой сопки, остановились, стали окапываться и отложили атаку до ночи.

Генерал-лейтенант Кондратович для выполнения порученной ему задачи атаковать с 9 батальонами Тумынлинский перевал отдал приказание: «34-му полку, батальону 35-го полка и двум батальонам 36-го полка под общим начальством подполковника Мусхелова атаковать противника ночью перед рассветом». Таким образом, генерал Кондратович возложенную на него задачу признал возможным возложить, в свою очередь, на командующего 34-м полком подполковника Мусхелова, оставшись сам при двух батальонах. Атака этими шестью батальонами была произведена разрозненно — мы сразу атаковали несколько участков неприятельской позиции без общего руководства. Опять отдельные части достигали успеха, но, не поддержанные вовремя, или отзывались назад, или уходили назад сами. В особенности молодецки действовали семь рот 34-го полка под начальством капитана [310] Москвина. Молодцы-стрелки, воодушевленные примером начальника капитана Москвина, стремительно атаковали в штыки японцев, защищавших первую сопку. За этой сопкой рукопашным боем было взято еще две сопки, причем последняя очень высокая, с двухъярусными окопами. Осталось взять еще одну сопку, наиболее высокую, командующую над всей линией. С рассветом занятая нами передовая сопка начала сильно обстреливаться. Узнав о тяжелом положении капитана Москвина, подполковник Мусхелов вместо того, чтобы поддержать его, приказал остаткам колонны 34-го полка отойти на прежние позиции. Имея еще более половины не введенных в бой сил, генерал-лейтенант Кондратович не использовал успех капитана Москвина.

Два батальона 36-го полка тоже атаковали каждый по отдельной сопке. Оба эти батальона овладели сопками, но, не поддержанные, попав под сильный огонь японцев, не удержались и отступили{36}. Таким образом, в ночной атаке участвовало 7 рот 34-го полка и два батальона 36-го полка, итого 3 3/4 батальона из 9, которыми располагал генерал Кондратович, и дело все же мы признали проигранным. Сосредоточь мы усилия всех 9 батальонов в одном направлении, вероятно, мы овладели бы позицией противника. Особенно важно было развить успех, достигнутый капитаном Москвиным. Почему 4,5 батальона бездействовали — сведений не имеется.

Действия 28 сентября средней колонны 1-го Сибирского корпуса под начальством генерал-майора Лисовского из 6 батальонов заключились в следующем. Колонне этой ставилась задача овладеть перевалом Западный Тумынлин. Японцы занимали поперечный к дороге через перевал кряж, состоящий из ряда сопок, и продольный кряж, перпендикулярный к первому, состоящий также из ряда сопок. Три батальона из колонны генерал-майора [311] Лисовского повели с 6 часов энергичное наступление и к вечеру 28 сентября завладели всем поперечным хребтом.

Вечером 28 сентября был получен в колоннах генералов Кондратовича и Лисовского приказ по 1-му Сибирскому корпусу продолжать 29 сентября атаку перевалов и овладеть ими. Колонна генерала Лисовского была усилена из корпусного резерва тремя батальонами и доведена до 9 батальонов.

Ночью на 29 сентября в колонне генерал-майора Лисовского продолжался успешный бой. 33-й Восточно-Сибирский стрелковый полк под начальством полковника Владимирова атаковал японцев на продольном кряже, выбил штыками японцев из занимаемых ими окопов и укреплений и к рассвету занял вершину сопки, но не поддержанный своими и обстреливаемый артиллерией противника, отступил несколько назад, имея расстояние между собой и японцами от 100 до 500 шагов. В этой атаке был убит полковник Владимиров. Особенно отличались командиры 11-й и 12-й рот Хильченко и Шимановский. Они первыми во главе своих рот вскочили на вал неприятельского люнета и выбили оттуда японцев. Оба были ранены и остались в строю.

На Ченгоулинском перевале шесть рот и охотничья команда 3-го Восточно-Сибирского стрелкового полка под командой капитана Хаскина атаковали с наступлением темноты японцев и заняли две сопки, но дальше продвинуться не могли и отступили назад.

В общем, к утру 29 сентября, вместо поддержки и развития вводом в бой резервов достигнутого большого успеха частей войск 3, 33-го и 34-го Восточно-Сибирских стрелковых полков, мы отступили на прежние позиции. Еще один день был потерян к выгоде японцев. Подвиги отдельных частей войск и отдельных лиц не были использованы.

Утром 29 сентября по приказанию командующего армией начальник штаба армии прислал следующее указание командиру 1-го Сибирского корпуса, переданное в 11 часов 45 минут и начальнику Восточного отряда: [312]

«Противник сильно наступает на наш фронт. Мы ведем упорный бой, в который постепенно втягиваются резервы. Скорейшее овладение перевалами и ваш выход к левому флангу 4-го Сибирского корпуса имеет огромное значение».

Командующий 1 -м Сибирским корпусом генерал-лейтенант Гернгрос не признал, однако, возможным атаковать противника днем и назначил общую атаку перевалов в 2 часа на 30 сентября.

Артиллерия в течение дня подготавливала атаку, но по свойствам местности с очень отдаленных позиций.

В 21 час командующий 1-м Сибирским корпусом получил следующее приказание начальника Восточного отряда: «Предписываю для образования более сильного корпусного резерва сегодня же ночью оттянуть незаметно с передовой линии все, что может быть снято без ущерба ныне занятых нами передовых позиций (сопок), и усиленный таким образом корпусной резерв поставить в д. Шанпинтайцзы».

Командующий 1-м Сибирским корпусом признал возможным оттянуть из колонн только один батальон, но тем не менее отменил ночную атаку.

В 23 часа 40 минут 29 сентября по 1-му Сибирскому корпусу был отдан следующий приказ: «На завтра и последующие дни, по получении нового приказания войскам 1-го Сибирского корпуса ставится задачей удержание занятых ими позиций». Таким образом, значительная часть войск 1-го Сибирского корпуса еще и не участвовала в бою, а мы уже отказались от наступательной задачи.

2-й Сибирский корпус в составе 17 батальонов, составлявший резерв начальника Восточного отряда, во все время наступательных действий Восточного отряда бездействовал. Даже 28 сентября, когда была назначена решительная атака перевалов, войсками этого корпуса не воспользовались, чтобы образовать на каком-либо одном [313] направлении большую группу войск. Ведя атаку на протяжении по фронту свыше 20 верст, мы всюду были относительно слабы и во многих случаях действовали группами войск в один батальон и менее — без связи с соседними войсками. Но сохранение неизрасходованными 17 батальонов все же могло принести нам пользу, когда обозначился общий переход японцев в наступление. Эти батальоны как раз находились на наиболее угрожаемом японцами направлении: Янтайские копи — г. Маоэршан — с. Войтошан. Действуя по этому направлению, японцы при успехе разъединяли наши две группы войск: Западного и Восточного отрядов.

В особенности расположение у с. Войтошана и на передовых позициях войск 2-го Сибирского корпуса явилось выгодным 30 сентября, когда японцы теснили левый фланг 4-го Сибирского корпуса и отряда генерал-майора Мищенко. В этот день японцы, атаковавшие левый фланг 4-го Сибирского корпуса и отряды генерала Мищенко, поставили свой тыл под удары 2-го Сибирского корпуса. Простым движением вперед японцы были бы взяты в тиски, и им могло быть нанесено тяжелое частное поражение, а 4-й Сибирский корпус удержался бы на позициях у Хамытана.

Начальник Восточного отряда, по-видимому, оценил эту обстановку, приказав начальнику 5-й Восточно-Сибирской стрелковой дивизии перейти в наступление на д. Хамытан. Для наступления было назначено всего 6 батальонов и 24 орудия. Но и эти силы могли многое сделать, хотя наступление велось весьма медленно. Тем не менее к 18 часам был занят, после незначительного боя, горный массив, командующий над долиной Хамытан, но в связь с войсками 4-го Сибирского корпуса эти атакующие части не хотели войти, ибо получили приказание отступить назад и приготовиться прикрывать отступление 1-го Сибирского корпуса.

Из изложенного видно, насколько неудача действий Восточного отряда зависела только от местности, действительно труднодоступной для действий. Наши войска, энергично командуемые, преодолевали и не такие трудности. Имея, [314] особенно первые дни, в Восточном отряде огромное превосходство в силах над противником, не воспользовались этим превосходством. Мы не использовали успешные подвиги многих передовых частей. Начальником Восточного отряда отдавались приказы об овладении перевалами во что бы то ни стало, указывалось, что отступления не будет, а подчиненные начальники отступали и прекращали бой, когда в бою участвовала только часть вверенных их командованию сил. Мы задавались сразу многими целями, разбросались и всюду были слабы. Мы не оценили важного значения действий на левом берегу реки Тайцзыхе. Мы в разных колоннах действовали без связи между собой. Случаев взаимной выручки соседних колонн не было. Но главное, чего недоставало для успеха действий Восточного отряда — это решимости довести бой до успешного конца употреблением для сего всех находившихся в распоряжении начальствующих лиц сил и средств. Ночные бои малыми частями мы вели успешно, но не поддержанные вовремя, эти части отступали. Днем мы, опасаясь больших потерь, боя часто не вели, откладывая атаку на ночь, а ночью по разным причинам отказывались от атаки. Трудно предвидеть результат, если бы действия Восточного отряда были успешны. Но очевидно, что выход во фланг войскам Куроки (действовавшим 28—29 сентября против частей 4-го Сибирского и 1-го армейского корпусов) двух корпусов Восточного отряда должен бы иметь решающее и выгодное для нас значение для всей наступательной операции Маньчжурской армии.

На 28 сентября начальник Западного отряда получил следующее приказание: «В случае общего перехода японцев в наступление, авангарды, сдерживая противника и раскрывая его силы, под напором превосходящих сил должны отходить на укрепленную позицию главных сил, где и принять решительный бой»{37}. [315]

Это приказание являлось тогда подтверждением ранее сделанных распоряжений, дабы решительный бой войск Западного отряда произошел на линии заранее выбранной и укрепленной. В зависимости от этого решения было определено и местонахождение 6-го Сибирского корпуса с целью обеспечения правого фланга Западного отряда от охвата противника.

Командующий 17-м корпусом на 28 сентября сделал распоряжения, неизвестно на каком приказании основанные, принять бой не на главной позиции, а на линии авангардов.

Войскам 17-го корпуса приказано было в случае наступления противника принять бой на позиции авангардов, на линии: Шилихе — Улиге — Ендоуниулу — Сяодунтай.

3-я пехотная дивизия (15 батальонов) была назначена в 1-ю линию протяжением 6 верст, 35-я дивизия назначена в резерв и расположилась на главной позиции у с. Ченлиутхангоу и Лиусандиаза побригадно.

Для охраны правого фланга назначен отряд полковника Стаховича из 5 эскадронов и 1 батальона.

Начальник 3-й пехотной дивизии генерал-майор Янжул разделил позицию на три участка: правый — генерал-майор Защука от Сяодунтая до Ендоуниулу включительно. Для обороны его назначены: 9-й Ингерманландский полк, один батальон 10-го Новоингерманландского полка и три батареи 3-й артиллерийской бригады; центральный участок — от с. Ендоуниулу до Шилихе по обе стороны железной дороги — полковник де Витта, два батальона 12-го Великолуцкого полка, две батареи 3-й артиллерийской бригады, и левый участок составляло с. Шилихе, оборона коего возложена на полковника Грулева с тремя батальонами 11-го Псковского полка и одной батареей.

В резерв под начальством генерал-майора Якубинского стали 2,5 батальона Новоингерманландского полка, два батальона Великолуцкого полка, и два эскадрона драгун расположились у с. Улиге (Бейулигай), где находился и начальник 3-й дивизии со штабом. [316]

Генерал-майор Защук расположил все 5 батальонов первого участка в боевую линию без резерва и распространил позицию к западу, заняв с. Эршидиаза (Эршицзяцзы).

Уже утром 28 сентября дивизионный резерв был уменьшен направлением к с. Ендоуниулу батальона 10-го полка и направлением на левый фланг к полковнику Грулеву батальона 12-го Великолуцкого полка. В резерве осталось 2,5 батальона.

Японцы в течение 28 сентября вели довольно оживленный бой против позиции 3-й дивизии. В особенности они энергично действовали против войск, занимавших с. Ендоуниулу. Наши войска не выдержали артиллерийского огня и отступили. Несколько попыток, сделанных нами, чтобы вновь овладеть этим селением, не имели успеха. На прочих участках мы удержали свои позиции.

В течение дня начальник 3-й пехотной дивизии израсходовал почти весь свой дивизионный резерв; у него осталось лишь две роты.

В то же время и корпусный резерв был израсходован, за исключением Нежинского полка. Из 35-й дивизии два батальона Зарайского полка были посланы на правый фланг к полковнику Стаховичу. Один полк (Болховский) послан на левый фланг, дабы поддержать правый фланг 10-го армейского корпуса и возвратить оставленные этим флангом позиции с целью иметь общую линию фронта с 17-м корпусом. Для атаки назначались 124-й Воронежский, 11-й Псковский и 138-й Болховский полки. Генерал барон Бильдерлинг, извещенный о наступлении по Мандаринской дороге около двух бригад японцев, отменил это наступление, но полк в корпусный резерв не возвратился. Один батальон 137-го Нежинского полка был направлен для поддержки генерал-майора Защука. С рассветом он должен был возвратиться к корпусному резерву, но тоже не мог этого исполнить.

Наконец, шесть батальонов корпусного резерва (139-й Моршанский полк и два батальона 140-го Зарайского [317] полка) были назначены для ночной атаки с. Евдоуниулу для обратного им овладения.

Колонной командовал генерал-майор Гласко. Боевой частью трех батальонов Моршанского полка и одного батальона Зарайского полка командовал полковник Мартынов (командир Зарайского полка). В 22 часа началось движение. В это время японцы произвели наступление по всему фронту. Завязалась горячая стрельба. «Полковник Мартынов, встревоженный начавшейся стрельбой, предполагал отложить атаку до рассвета и собирался послать об этом соответственное донесение». Но в это время к полковнику Мартынову явился унтер-офицер Зарайского полка и доложил, что селение уже нами взято. Действительно, молодецкий 4-й батальон Моршанского полка и 4-я рота зарайцев без выстрела ворвались в селение, застали там японцев врасплох и перекололи их. Наши потери были ничтожны. Несмотря на части 3-й дивизии, которые должны были оборонять с. Ендоуниулу, все шесть батальонов корпусного резерва были оставлены в боевой линии авангардов.

Таким образом, рассвет 29 сентября застал 17-й корпус в положении малой боевой готовности для упорного боя. На линии авангардов, где не предполагалось вести решительного боя, вытянувшись в линию в 6 верст, стояли вперемешку части 3-й и 35-й дивизий. В дивизионном резерве находилось две роты, в корпусном резерве — три батальона. А между тем серьезного боя ни мы, ни японцы в течение 28 сентября не вели. Успех ночного дела у с. Ендоуниулу, значение которого было сильно преувеличено, обошелся 17-му корпусу дорого: мы израсходовали свой корпусной резерв. Положение 17-го корпуса ухудшалось тем, что за ночь 10-й армейский корпус, не соотносясь с действиями 17-го корпуса, отошел на главную позицию у Хунбоасанской сопки, обнажил левый фланг 17-го корпуса у Шилихе. В то же время отступление конницы генерала Грекова и отряда полковника Стаховича обнажило [318] правый фланг 17-го корпуса у с. Эршидиаза и Сяодунтай.

Наконец, передвинутый вперед 6-й Сибирский корпус, ставший уступом за правым флангом главной позиции 17-го корпуса, оставался на месте и не мог оказать помощи правому флангу 17-го корпуса у Сяодунтая.

28 сентября вполне ясно обнаружился переход всех японских армий в наступление. Японцы, сдерживая незначительными силами превосходные силы Восточного отряда, могли получить перевес в силах против войск Западного отряда. Напомним, что части 10-го и 17-го и особенно 5-го Сибирского корпусов находились в большом некомплекте.

По составленному ранее предположению, в случае перехода японцев в наступление войска Западного отряда должны были встретить их на главных, заранее выбранных и укрепленных в предыдущие дни позициях. Держаться на авангардных позициях предполагалось лишь необходимое время для раскрытия сил противника.

Рано утром 29 сентября начальник Западного отряда получил приказание командующего армией, в котором указывалось на возможность обхода войсками армии Оку правого фланга Западного отряда и предполагалось немедленно отойти на главную позицию, на линию деревень Лиутхангоу — Хунбоасан. По мнению командовавшего 17-м корпусом, исполнение этого распоряжения было затруднительно, ибо наступление противника уже началось. Это мнение разделял и начальник Западного отряда, разрешивший «оставаться на позициях авангардов до темноты, когда отход мог произойти при благоприятных условиях».

На усиление 17-го корпуса была назначена бригада из 6-го Сибирского корпуса. Бригада должна была «временно войти в состав 17-го корпуса и обеспечить его отход на главные позиции».

Утром 29 сентября начальники 3, 35-й и 55-й пехотных дивизий получили приказание от генерала Волкова [319] держаться на занятых позициях до наступления темноты, затем отойти на главную позицию и расположиться: 35-й дивизии на участке Панькхяопу — Ченлиутхангоу включительно. Бригаде 55-й дивизии вправо от 35-й дивизии до с. Хунлишгу, отряду полковника Стаховича в с. Хунлинпу; 3-й пехотной дивизии собраться в общем резерве у с. Шулинцза.

Правый фланг расположения 17-го армейского корпуса на авангардных позициях составлял участок под начальством генерал-майора Защука, опорным пунктом которого служило с. Сяодунтай (между р. Шахе и железной дорогой, в 8 верстах к юго-западу от железнодорожной станции Шахе). На этом участке были расположены 9-й и 10-й пехотные полки (9-й Ингерманландский и 10-й Новоингерманландский) 3-й дивизии. Полки эти выдержали 28 сентября довольно упорный бой с передовыми частями японцев и отстояли свои позиции. К утру 29 сентября войска участка генерал-майора Защука были усилены пятью ротами 12-го Великолуцкого полка и батальоном 137-го Нежинского полка.

Правый фланг участка генерал-майора Защука прикрывал небольшой отряд полковника Стаховича, оренбургские казаки и уральцы генерал-майор Грекова. Влево, к востоку от участка генерал-майора Защука, с. Ендоуниулу было сильно занято шестью батальонами Моршанского и Зарайского полков под начальством командира Зарайского полка полковника Мартынова.

Японцы за ночь успели вырыть на расстоянии 400 — 600 шагов от расположения нашего отряда окопы и стянули туда значительные силы. Несколько позади окопов были расположены пулеметы, усиленно действовавшие по нашим окопам и с. Сяодунтай. Атаки японцев начались с утра, но все усилия их овладеть нашей авангардной позицией атакой с фронта разбивались о стойкость наших войск: двух батальонов 9-го полка, одного 10-го и одного 137-го. Но артиллерия японцев скоро [320] взяла верх над нашей, что очень ухудшило положение пехоты.

Между 8 и 9 часами генерал-майором Защуком получено донесение об обходе его правого фланга густыми колоннами японцев. Он несколько удлинил свой правый фланг. Новые атаки японцев с фронта и вдоль оврагов, образуемых на р. Шахе, вынудили наши части, занимавшие с. Ершидиаза (лежит к западу от с. Сяодунтай), отойти назад. Тем не менее 9-й полк, руководимый своим доблестным командиром полка полковником Криштопенко, продолжал упорно держаться в с. Сяодунтай, но около 10 часов Криштопенко был убит. Несколько ранее был ранен в ногу, но остался в строю генерал-майор Защук. В 11 часов в штаб 3-й пехотной дивизии была получена записка генерал-майора Защука: «Командир 9-го полка убит. Я ранен, остался в строю. Прошу послать заместителей». Почему таковым заместителем не явился сам начальник 3-й пехотной дивизии генерал-лейтенант Янжул, большая часть дивизии которого действовала на правом фланге, и у него уже не оставалось в непосредственном подчинении каких-либо частей вверенной ему дивизии, неизвестно, но заместителем генерал-майора Защука совершенно неожиданно для войск был назначен командир дивизиона 52-го драгунского полка полковник Ванновский. Генерал-лейтенант Янжуль со штабом и командир бригады генерал-майор Якубинский остались зрителями.

Между 10 и 13 часами генерал-майором Защуком получено донесение об отходе конницы генерал-майора Грекова и отряда полковника Стаховича. В действительности полковник Стахович еще не отходил. Несмотря на явную опасность не только флангу расположения наших войск у с. Сяодунтай, но и их тылу, генерал-майор Защук, надеясь на содействие 6-го Сибирского корпуса, решил оставаться на занятой им позиции.

Только когда противник в больших силах сблизился с нашими войсками и стал поражать их не только во фланг, но и в тыл, генерал-майор Защук отдал приказание отходить и удерживаться в с. Лянзыгай, лежащем несколько [321] севернее Сяодунтая. Но было уже поздно. Японцы быстро заняли с. Сяодунтай, взобрались на крыши домов и поражали столпившиеся при отступлении наши части огнем с близких дистанций. Отступление приняло беспорядочный характер, и мы потеряли две батареи 2-й артиллерийской бригады, расположенные близ с. Лянзыгай.

Полковник Ванновский сделал несколько энергичных усилий восстановить порядок, но не имел успеха. Расстроенные боем части 3-й дивизии, сведенные в три сводных батальона, почти дошли до орудий, но не могли обратно овладеть ими. В это время соседние части, занимавшие с. Ендоуниулу, Улиге и Шилихе, почти не атакованные японцами, ввиду отхода правого фланга, тоже начали отходить, не пытаясь облегчить положение правого фланга.

Отступление войск левого и среднего участков, несмотря на то что противник на них не наседал, не было произведено благополучно. Мы совершенно забыли про одну из батарей, подчиненную полковнику де Витту, но расположенную близ с. Шилихе, занятого частями полковника Грулева. Японцы овладели 6 орудиями после геройской обороны штаб-капитаном Тарновским.

После ночного боя у с. Ендоуниулу для обороны его были оставлены под начальством полковника Мартынова 6 батальонов Моршанского и Зарайского полков. Японцы пытались днем 29-го овладеть этим селением, но были легко отбиты. Начальник 3-й пехотной дивизии дал указание полковнику Мартынову в случае невозможности удержаться в с. Ендоуниулу отступить и убрать батарею. После полудня батарея начала поражаться ружейным огнем и отступила. Между 13 часами 30 минутами и 15 часами Моршанский полк очистил с. Ендоуниулу, за ним стали отходить и два батальона Зарайского полка. Эти 6 отличных батальонов сохранили полный порядок и были готовы к самому упорному бою. Потери этих батальонов были весьма незначительные. Во время этого отступления к полковнику Мартынову обратился полковник Ванновский с просьбой поддержать готовящуюся контратаку, но получил ответ, что он, Мартынов, «считает [322] в опасности свой правый фланг и отходит назад». Никакая опасность этому флангу не угрожала, и присоединись к собранным полковником Ванновским частям 6 молодецких батальонов Моршанского и Зарайского полков, мы, вероятно, возвратили бы оставленные орудия.

Несколько позже Моршанский полк, вопреки вышепомещенному мнению полковника Мартынова, был послан на поддержку правого фланга 17-го корпуса, но было уже поздно.

Еще более необъяснимы действия полковника Мартынова в тот же день в другом случае.

По настояниям генерала барона Бильдерлинга командир 6-го Сибирского корпуса выслал в распоряжение начальника Западного отряда бригаду 55-й дивизии в составе 219-го Юхновского и 220-го Епифанского пехотных полков с 4 батареями. Уже в 9 часов голова бригады подошла к главной позиции 17-го армейского корпуса у с. Ченлиутхангоу.

Командующий 17-м армейским корпусом по получении известия, что войска правого фланга отступают, просил назначить в его распоряжение один из прибывших полков с целью восстановить бой на правом фланге. Просьба эта была уважена, и был назначен 219-й Юхновский полк. Начальник 3-й пехотной дивизии получил приказание командующего корпусом «назначить офицера провести полк к тому месту, где таковой необходим».

В 12 часов командующий 55-й дивизией генерал-майор Лайминг получил приказание «выслать один полк без артиллерии в направлении на Сяодунтай на правый фланг расположения 9-го и 10-го полков, где и поступить в распоряжение генерал-майора Янжула».

Около часу дня полк начал отступление, но по неизвестным причинам не к правому флангу расположения 17-го корпуса, а к его центру. Попытка полковника Ванновского направить полк на поддержку частей правого фланга не имела успеха. По реляции 55-й дивизии, «все движения полка производились смело, навстречу отступающих Моршанского и Зарайского полков». [323]

При этом наступлении юхновцы пропустили части Моршанского и Зарайского полков и продолжали движение в направлении на с. Ендоуниулу. Почему прибытие Юхновского полка не послужило для полковника Мартынова сигналом к приостановке отступления и производству общей контратаки — неизвестно, но совершился малообъяснимый и печальный факт: в то время, как четыре батальона Юхновского полка продвигались вперед, шесть отличных, не расстроенных боем батальонов в том же направлении продвигались назад. Юхновцы шли в густых строях, чуть не в колоннах. Встреченный огнем с фронта и с флангов, полк этот в самое короткое время понес потери в 22 офицера и 810 нижних чинов и в беспорядке отступил, увлекая своим отходом и войска полковника Ванновского.

2 октября полковнику Мартынову было поручено начальствование над войсками левого фланга участка 17-го корпуса с приказанием упорно оборонять с. Ламатунь. Не теснимый противником, полковник Мартынов очистил с. Ламатунь, за что получил замечание от командующего 17-м корпусом. В японской армии командир полка из армии Ноги не поддержал под Порт-Артуром соседний полк и был за это расстрелян. У нас полковник Мартынов за бои на р. Шахе получил чин генерал-майора{38}.

После неудачной во всех отношениях контратаки положение дел ухудшилось настолько, что войска 17-го корпуса не удержались на своей главной позиции, а отступили за р. Шахе, предрешив этим и отход к этой реке войск 10-го армейского корпуса.

В войсковых реляциях имеется указание, что уже при начале отступления войск правого фланга начальник 3-й пехотной дивизии генерал-лейтенант Янжул отдал приказание: «отходить на д. Шулинцза (на р. Шахе)». [324]

Между тем командующий 17-м корпусом рассчитывал задержаться на главной позиции и получил разрешение расположить 220-й Епифанский полк с 4 батареями 6-го Сибирского корпуса на главной позиции, и несколько впереди был расположен корпусной резерв в составе трех батальонов Нежинского полка.

Всего с подходом бригады 55-й дивизии начальник Западного отряда располагал 11 батальонами, еще не бывшими в бою (считая и три батальона Нежинского полка). К ним могли быть присоединены 6 батальонов полковника Мартынова совершенно бодрых. На правом фланге у полковника Стаховича 3 батальона тоже понесли весьма малые потери и были вполне готовы к упорному бою. Таким образом, в распоряжении начальника Западного отряда и командующего 17-м корпусом к 15—16 часам еще находилось 20 батальонов, с которыми можно было продолжать упорный бой. Уступом позади в нескольких верстах стояло 16 батальонов 6-го Сибирского корпуса, еще не бывших в бою. Но вместо энергичного употребления этих сил мы вновь допустили разброску их. Мы подали помощь правому флангу только 4 батальонами Юхновского полка, а могли подать 11 (бригадой 55-й дивизии и 3 батальонами Нежинского полка). Но и этот полк попал не туда, куда назначался. 6 батальонов полковника Мартынова контратаку не поддержали. Остальные 7 батальонов, вместо поддержки передовых частей, мы израсходовали на занятие главной позиции, но эта задача им оказалась не по силам. При отступлении других частей 17-го корпуса без упорного боя отступили и эти 7 батальонов к р. Шахе.

Одной из причин неудачного распоряжения войсками 17-го корпуса и прибывающими к ним подкреплениями служила весьма малая осведомленность начальствующих лиц разных степеней о том, что происходило не только у противника, но и в наших боевых линиях.

Так, утром 29 сентября, для отряда генерал-майора Защука было неожиданностью, что японцы за ночь в 400 — 600 шагах от наших позиций вырыли окопы и заняли их большими силами. Тяжелое положение отряда генерал-майора [325] Защука, теснимого с фронта и обходимого во фланг и в тыл, было неожиданностью для штаба 17-го корпуса. В реляции 17-го корпуса о бое 29 сентября значится, что известие об отступлении 9-го и 10-го полков и оставлении ими артиллерии «явилось полной неожиданностью после спокойных донесений о положении дел на правом фланге и об отбитых атаках».

Начальник штаба Западного отряда генерал-майор Тизенгаузен совершенно был не знаком с тем, что делалось в 17-м корпусе. Вечером 29 сентября он послал командиру 10 корпуса сообщение о том, что части 17-го корпуса не отступили с главной позиции.

Начальник Западного отряда был тоже недостаточно осведомлен о ходе дел на правом фланге. Так им послано было донесение командующему армией, что контратака на правом фланге под начальством полковника Ванновского имела успех и мы отбили оставленные нами орудия обратно. Командир 6-го Сибирского корпуса тоже не оценил значения боя на правом фланге и, имея указание оказать содействие Западному отряду в случае перехода японцев в решительное наступление, не сделал это в достаточной мере, а продолжал укреплять оборонительную позицию, занятую им всего в 4 верстах за правым флангом главной позиции, выбранной для войск Западного отряда.

Для лучшей оценки приведенного описания действий 17-го армейского корпуса прибавим несколько слов и о действиях соседних с корпусом частей войск.

10-й армейский корпус, составлявший левый фланг расположения Западного отряда, с вечера 29-го начал отход на главную позицию (где Хунбоасанская сопка), а затем, не дождавшись указаний начальника Западного отряда и не предупредив соседний 1-й армейский корпус, отступил к позиции вперед р. Шахе. 28 и 29 сентября против 10-го корпуса действовали только незначительные силы японцев.

На правом фланге 17-го корпуса действовали, кроме отряда полковника Стаховича, сильный конный отряд генерал-майора Грекова и отряд из всех родов оружия [326] генерал-лейтенанта Дембовского (10 батальонов, весьма слабого состава, 10 сотен).

Никакого содействия 17-му корпусу эти два отряда не оказали. Генерал-майор Греков неизвестно что делал и не доставлял достаточных о противнике сведений, а в отряде генерал-лейтенанта Дембовского, имея против себя незначительные силы японцев, мы бездействовали и укрепляли позиции.

Действия 17-го корпуса 29 сентября рассмотрены в настоящей главе, потому что они весьма характерно рисуют наши недочеты по тактической подготовке войск. В числе причин, повлиявших на неудачу, можно перечислить следующие:

1. Решение занять всю позицию в 6 верст частями одной 3-й дивизии с тем, чтобы иметь 35-ю дивизию полностью в резерве, можно было назвать правильным только в том случае, если бы 35-я дивизия была употреблена по возможности полностью в том и другом направлении, особенно в направлении правого фланга. Но так как 35-я дивизия была раздернута по полкам по всему фронту позиции, начиная от отряда полковника Стаховича до участка полковника Грулева, то такое решение привело только к полному перемешиванию всех частей корпуса, причем начальники дивизий со своими штабами оставались не у дел.

2. Расходование резервов — как дивизионного, так и корпусного — было слишком быстрое в то время, когда в том не было настоятельной надобности, а когда таковая наступила, корпусный резерв в три батальона Нежинского полка остался неизрасходованным и даже мало помог отступлению войск.

3. Употребление резерва, прибывшего из 6-го Сибирского корпуса, было неправильное. Один полк не попал туда, куда был направлен, а другой, оставленный для обеспечения отступления, тоже не помог в должной мере удержаться на главной позиции.

4. Распределение на участке генерал-майора Защука всех 5 батальонов в одну линию без резервов тоже неправильно. [327]

5. Действия полковника Мартынова, преждевременно отступившего, отказавшего в помощи полковнику Ванновскому и не приостановившего вверенных его командованию 6 отличных батальонов, когда с ними поравнялся Юхновский полк, совершенно необъяснимы.

6. В составе 17-го корпуса было 28 и 29 сентября не менее 6 генералов, между тем бой 29 сентября, за исключением генерал-майора Защука, ведут полковники Стахович, Криштопенко, Мартынов, де Витт, Грулев. Деятельность начальников дивизий генералов Янжула и Добржинского малозаметна и малорезультативна. Что делали в этот день наличные командиры бригад Гласко, Якубовский, Степанов, совершенно неизвестно.

7. Атака, веденная Юхновским полком, характерна, ибо многие полки, попадавшие первый раз в бой, действовали так же: шли вперед храбро, но без сознательного отношения к цели для действий, шли в слишком густых строях, представляя массой около 4000 людей отличную цель. Попав под огонь, быстро несли большие потери, быстро расстраивались и быстро в беспорядке исчезали с поля сражения, внеся расстройство в другие части войск. Почему генерал Янжул, на которого было возложено поручение направить должным образом атаку этого полка, не исполнил сего поручения, неизвестно.

8. Как и в других делах, в описанных действиях 17-го корпуса много случаев геройских действий отдельных частей и отдельных лиц. Генерал-майор Защук проявлял редкое упорство в бою, но не поддержанный соседями с тыла и с фланга, в результате этого упорства довел бой до такого напряжения, что отступление совершилось с потерей двух батарей. 9-й Ингерманландский полк со своим доблестным командиром, полковником Криштопенко, молодецки отбивал многочисленные атаки.

9. Передача командования войсками на важнейшем правом фланге неизвестному войскам штаб-офицеру, командовавшему драгунским дивизионом, полковнику Ванновскому может быть объяснена полным недоверием к прямым начальникам этих войск генералам Якубовскому [328] и Янжулу. Так как в войска правого фланга входили части 35-й дивизии, то такое командование могло быть возложено и на оставшихся без войск генералов Добржинского и Гласко, особенно после направления на помощь правому флангу Моршанского полка.

1 0. Связи в действиях различных групп войск по фронту не было. Эта связь наблюдалась только при отступлении: стоило какой-либо части начать отступление, как и соседняя часть признавала возможным для себя, вместо помощи соседу, с целью возврата покинутой позиции тоже отступать, даже если противник и не теснил ее. Исключение составлял небольшой отряд полковника Стаховича, деятельно работавшего, но он был слишком малочислен, чтобы поправить дело. Не было связи и в действиях 17-го корпуса с 10-м и с группой войск генерал-лейтенанта Дембовского, а также и с войсками 6-го Сибирского корпуса.

11. Роль нашей многочисленной конницы, хорошей по своему составу, но неудачно предводимой в этом деле, как и в других делах, была невидная и не славная. Намерений противника и группировки его сил конница не открывала, конницу противника не рубила, а перед пехотой и артиллерией противника слишком спешно отводилась назад. В то время, когда наши пехотные полки, например, 9-й Ингерманландский, продолжали вести бой даже после потери свыше половины своего состава, в коннице мы отступали после потери нескольких человек в полку, а иногда и вовсе без потерь. Убыль в коннице всей армии за весь период боевых действий с 25 сентября по 5 октября составляет в среднем на каждые 6 эскадронов и сотен по 1 офицеру и 12 нижних чинов. При этом главная убыль падает на конницу, которой командовали генералы Мищенко и Самсонов.

12. Роль саперных частей в бою 29 сентября был ничтожна. Про саперов, когда начинался бой, забывали, как и в других отрядах. Достаточно сказать, что во всех саперных батальонах, приданных к армии, потери составили за весь период с 25 сентября по 5 октября 1 офицер и 29 нижних чинов. [329]

13. Наконец, одной из главных причин неудачных действий 29 сентября 17-го армейского корпуса надо признать пассивное отношение старших начальствующих лиц к тому, как велся бой. Передав командование войсками в руки полковников, командиры бригад, дивизий и корпусов, за исключением храброго генерал-майора Защука, не сделали ни одного энергичного усилия, чтобы помочь начальнику Западного отряда сдержать врага и восстановить бой, воодушевить войска, увлечь их своим примером вперед. Это были в большей мере зрители боя, чем участники его.

Действия в январе 2-й армии под Сандепу не могли быть включены в отчет мой, ибо дела штаба 2-й армии были преждевременно увезены в Петербург{39}, а составление описания действий 2-й армии возложено на полковника Генерального штаба Филатьева и капитана Энкеля. По сообщению начальника Генерального штаба, работа эта до конца сентября настоящего года не была еще закончена. Между тем в разных газетных сообщениях и печатных брошюрах действия под Сандепу генерала Гриппенберга, подполковника Новицкого и других изложены в совершенно неверном виде, и впечатление получилось такое, что войска под руководством генерала Гриппенберга действовали отлично, что нами всюду достигались большие успехи и что совершенно неожиданно успехи эти [330] были прерваны приказанием главнокомандующего отступать.

По получении необходимых материалов будет нетрудно доказать, что обвинения, возведенные на главнокомандующего генералом Гриппенбергом в его статье «Истина о Сандепу» (Разведчик, 21 февраля 1906 г.), не согласны с истиной. Но рассматривая в настоящей главе моего труда недочеты по тактической подготовке войск в минувшую войну, нельзя обойти молчанием заявление генерала Гриппенберга в вышеозначенной статье «Истина о Сандепу» о том, что бои вверенными его командованию войсками под Хегоутаем и Сандепу были ведены, «насколько это было возможно, по всем правилам тактики, просто, чисто и с соблюдением порядка и спокойствия».

Уже и теперь я располагаю достаточными материалами (копиями с реляций войск и другими документами), чтобы доказать, что в действительности действия под Сандепу представляют во всех отношениях пример в высокой степени неумелого употребления войск в бою.

Предыдущие бои научили нас, что атака даже неукрепленных или слабо укрепленных позиций только с фронта, при современной силе ружейного и орудийного огня, имеет мало шансов на успех. При переходе нашем в наступление против весьма сильно укрепленных неприятельских позиций к югу от Шахе с большим числом опорных пунктов, защищенных искусственными препятствиями и минами, мы могли рассчитывать одержать успех только при одновременной атаке неприятельского расположения с фронта и фланга. Поэтому наши наступательные операции в январе 1905 г. решено было начать атакой левого фланга расположения противника на участке между р. Шахе и Хуньхе с двумя сильными опорными пунктами Лидиантунь и Сандепу.

Задача была возложена на 2-ю Маньчжурскую армию, доведенную до 120 батальонов пехоты и расположенную вполне сосредоточенно с резервом у Мукдена. [331]

Противник занимал эту линию, по нашим сведениям, лишь слабыми силами. Несмотря на отданное мною приказание возможно долее сохранить сосредоточенное расположение для 2-й армии на правом берегу Хуньхе, дабы скрыть от противника предполагаемые действия, генерал Гриппенберг 31 декабря 1904г. передвинул 14-ю пехотную дивизию на правый берег р. Хуньхе к Сыгонтаю, а 3 января, не испросив разрешения главнокомандующего, выдвинул в боевые линии и 10-й армейский корпус, примкнув его к правому флангу 3-й армии. Передвижения эти открыли противнику наши намерения; японцы начали усиливать свой левый фланг, а 2-я армия из сосредоточенного резервного расположения уже получила фронт свыше 200 верст.

Операцию 2-й армии решено было начать с овладения укрепленной позицией японцев у Сандепу. Первым днем наступления назначено было 12 января.

Общее распределение сил армии определено командующим армией следующее: 1-й Сибирский корпус, начав наступление и овладев с. Хегоутай, должен был прикрыть действующие против с. Сандепу войска с юго-востока; 8-й армейский корпус, оставаясь на своих позициях к северо-востоку от Сандепу, предназначался для овладения Лидиантунем, а во время операции под Сандепу имел роль демонстративную; сводно-стрелковый корпус назначался в армейский корпус.

Диспозицией по 2-й Маньчжурской армии от 11 января овладение с. Сандепу было возложено на 8-й армейский корпус. Из состава сего корпуса только одна дивизия, именно 14-я, назначалась для боя, а 15-я дивизия, заняв позицию с севера, должна была помогать атаке лишь сильным артиллерийским и ружейным огнем. Атака Сандепу ставилась в зависимости от овладения 1-м Сибирским корпусом с. Хегоутай. 8-й корпус начинал атаку только по овладении сим селением. Одна бригада 1-го Сибирского корпуса должна была принять участие в атаке с. Сандепу.

Весь день 12 января 1-й Сибирский корпус, хотя и медленно, но успешно выполнял возложенную на него [332] задачу. К вечеру 12 января (около 21 часа 30 минут) с. Хегоутай было взято.

Таким образом, уже вечером 12 января могли начаться решительные действия войск 8-го армейского корпуса под Сандепу.

В действительности весь день 12 и ночь на 13 января войсками этого корпуса достигнуты весьма недостаточные результаты.

Произведенной разведкой было выяснено, что деревни, лежащие на левом берегу Хуньхе между рекой и с. Сандепу, заняты лишь отдельными пешими и конными частями противника.

Около 14 часов 4-й дивизии было приказано перейти на левый берег р. Хуньхе. Дивизия исполнила это и, продвигаясь вперед с очень незначительными потерями, к сумеркам заняла деревни Цзюцанхэцзы, Маландян, Чефантаньхенан, Ванцзявопу, Яцзыпао. Эти селения оставлялись японцами почти без боя. В седьмом часу вечера полки Подольский и Житомирский начали ошибочно продвигаться вперед в направлении вместо с. Сандепу на с. Датай (т. е. вместо движения на восток двинулись на юго-восток). Достигнув ручья, протекающего западнее с. Сандепу, полки остановились. Разведка охотников 55-го и 54-го полков выяснила, что с. Сандепу охраняется сильными секретами. По соглашению командиров полков Подольского и Житомирского, признавших опасным оставаться вблизи противника, полки начали в 2 часа отступление и к 4 часам возвратились в д. Ванцзявопу. По реляциям Житомирского полка, полк перед движением вперед собрал стрелковые цепи и перестроился в строй поротно на сближенных дистанциях и интервалах. Вследствие этого безрезультатного движения Житомирский полк не спал еще одну, уже третью ночь. Сведение о том, что Хегоутай был взят войсками 1-го Сибирского корпуса, в полки 14-й дивизии сообщено не было.

Артиллерийская подготовка атаки на Сандепу 12 января была назначена также и с позиции 15-й пехотной дивизии к северу от Сандепу. Стрельба началась с рассвета. [333] Японцы очистили важное для нас с. Бейтайцзы. Три роты японцев и одна батарея, занимавшие эту деревню, отошли к Сандепу. Вечером эта деревня была нами занята. Ранее полдня артиллерия 15-й дивизии (29-я артиллерийская бригада), ввиду запоздания атаки 14-й дивизии, прекратила огонь.

В 16 часов 45 минут было послано приказание командующего 2-й армией вновь открыть огонь. Японцы отвечали. Все потери за 12 января ограничивались в 15-й дивизии с ее артиллерией одним раненым нижним чином и четырьмя убитыми лошадьми.

Осадные батареи 12 января действовали по Сандепу, но наблюдения были затруднены. За весь день 12 января в 8-м армейском корпусе были потери убитыми и ранеными: 1 офицер и 57 нижних чинов; бой, в сущности, не велся; потери были случайные.

Действия 13 января 14-й пехотной дивизии. На 13 января полкам 14-й дивизии ставилась задача, определенная диспозицией по 2-й армии на 12 января, т. е. штурм Сандепу.

С рассвета 13 января артиллерия 14-й дивизии (41-й артиллерийской бригады), расположенная подивизионно (один дивизион у д. Чефаньфуанцза, второй — вблизи д. Ванцзявопу), открыла огонь по с. Сандепу. Дистанция — от 3,5 до 5 верст.

О действиях 13 января артиллерии, приданной 15-й дивизии (29-я артиллерийская бригада, 8 поршневых орудий, 16 мортир и 4 осадных орудия), имеются следующие сведения.

В реляции начальника 15-й пехотной дивизии генерал-лейтенанта Иванова значится, что в 2 часа 45 минут на 13 января им получено было приказание командира корпуса не открывать огня под Сандепу до его приказания. Несколько позже была получена диспозиция 8-го армейского корпуса № 3, по которой на 15-ю дивизию возлагалась задача с рассветом 13 января открыть артиллерийский огонь по Сандепу. Какие были отданы приказания начальником дивизии, из реляции его не видно, [334] но в реляции действий 29 артиллерийской бригады значится, что несколько батарей бригады в течение 13 января огня по Сандепу не открывали даже тогда, когда батареи эти начали обстреливаться японцами (около 17 часов). Потери в 29-й артиллерийской бригаде за 13 января были два нижних чина раненых.

3-й дивизион 29-й артиллерийской бригады, расположенный к западу от д. Чфауганпу, обстреливал Сандепу (реляция командира 8-го армейского корпуса. В ней указано, что дивизион выпустил 582 снаряда). По реляции 29-й артиллерийской бригады точная пристрелка по различным пунктам Сандепу была произведена только 14 января. Осадная батарея, приданная 15-й дивизии, выпустила 59 бомб, по-видимому, по с. Баотайцзы. Относительно действий осадных орудий 13 января имеются указания, что в этот день мы ошибочно вместо Сандепу обстреливали с. Баотайцзы.

Командир 8-го армейского корпуса, в предположении, что бригада стрелков 1-го Сибирского корпуса должна была подойти с юга от с. Датая, приказал не открывать огня из осадных батарей, дабы не подвергать свои же войска поражению.

С подходом одной бригады 1-й Восточно-Сибирской стрелковой дивизии полковника Леша выставленная им скорострельная батарея для обстреливания Сандепу была убрана в резерв. Равно не приняли по распоряжению командира 8-го корпуса участие в обстреливании Сандепу и специально прибывшие для этой цели две мортирные и две поршневые батареи (реляция 14-й пехотной дивизии).

В общем, артиллерийская подготовка атаки Сандепу 13 января была совершенно недостаточная, день был туманный, мороз утром доходил до 20° по Реомюру. Наблюдение затруднялось. Днем мороз стал меньше и день прояснился.

Действия 14-й пехотной дивизии 13 января в общем, насколько можно их выяснить из имеющихся войсковых реляций, заключались в следующем. [335]

Согласно отданному приказанию по 14-й дивизии, различным полкам ее ставились следующие задачи: 55-му Подольскому полку атаковать северную половину с. Сандепу.

56-му Житомирскому полку атаковать южную половину совместно с бригадой 1-го Сибирского корпуса, которая должна была атаковать южную окраину с. Сандепу.

54-му Минскому полку назначено наступать за правым боевым участком, т. е. за Житомирским полком. Когда в распоряжение начальника 14-й дивизии был передан из корпусного резерва 53-й Волынский полк, то ему назначено было наступать за левым боевым участком, т. е. за Подольским полком.

Дивизия должна была начать наступление еще в темноте, в 6 часов, но едва полки тронулись вперед, как получено было распоряжение штаба корпуса, в котором значилось, что командир корпуса приказал атаку вести на рассвете после предварительной артиллерийской подготовки. Начатое движение приостановилось. Около 10 часов было приказано начать наступление, но в атаку не переходить до подхода бригады 1-го Сибирского корпуса.

Около 11 часов показалась голова колонны стрелков 1-го Сибирского корпуса. Двинутая от Хегоутая в ошибочном направлении на с. Пяоцяо, бригада была обстреляна японцами и повернула вместо направления на Сандепу на север к с. Маландань (Маландян). Командир 8-го корпуса, находившийся у д. Яцзына, приказал полковнику Лешу переменить фронт, отряду занять с. Маландань и выставить артиллерию. По донесению командующему 2-й армией о появлении противника с юга, 8-му корпусу была придана бригада стрелков сводно-стрелкового корпуса, но и с прибытием ее бригада 1-го Сибирского корпуса осталась прикованной к оборонительным позициям и, вопреки диспозиции по 2-й армии, участия в штурме Сандепу не принимала.

Около 14 часов в штабе 8-го корпуса появилось донесение, что неприятель в нескольких колоннах наступает с юга от с. Датай. Этого не подтвердившегося донесения было достаточно, чтобы вызванный из боевых линий [336] в тыл к командиру корпуса начальник 14-й пехотной дивизии получил приказание приостановить наступление (реляции 14-й пехотной дивизии и 8-го армейского корпуса).

Наконец, в 17 часов командир корпуса, получив приказание командующего 2-й армией овладеть Сандепу днем 13 или ночью 14 января, отдал новое приказание атаковать Сандепу не ранее 24 часов на 14 января.

После отдачи распоряжений об атаке Сандепу не ранее 24 часов, около 18 часов к генерал-лейтенанту Мылову прибыл начальник штаба 14-й пехотной дивизии полковник Трегубов доложить, что с. Сандепу уже взято. Об этом успехе тотчас было донесено командующему 2-й Маньчжурской армией. Генерал-адъютант Гриппенберг в свою очередь об одержанной им победе донес главнокомандующему и в Петербург, сделав вместе с этим распоряжения: 1) об отправлении всех осадных средств в район 10-го армейского корпуса и 2) о назначении 14 января войскам 2-й армии дневки. Между тем распоряжение, дабы атака Сандепу не была произведена ранее 24 часов, не могло дойти до полков 14-й дивизии, ибо несколько ранее отдачи этого распоряжения все полки дивизии уже производили атаку на Сандепу. Атака эта была произведена следующим образом.

В первой линии, как указано выше, должны были следовать Подольский и Житомирский полки.

Подольский полк, который должен был атаковать северо-западную часть с. Сандепу, двинулся вперед в 7 часов 30 минут. Вследствие тумана, снега, морозной мглы и ложных указаний китайцев-проводников полк принял неправильное направление движения и в 8 часов 30 минут попал под шрапнельный и ружейный огонь, открытый против фронта и левого фланга наступавших частей полка. Левофланговые роты отступили. Храбрый командир полка полковник Васильев (убит в сражении под Мукденом) восстановил по компасу направление движения. При этом два батальона второй линии очутились в первой линии. Расстояние до японцев определилось от [337] 800 до 1000 шагов. В такой близости от противника полк оставался на месте 7,5 часа, ожидая выхода на одну высоту с собой Житомирского полка, и атаковал с. Сандепу одновременно с этим полком. Движение в атаку было начато в 15 часов 30 минут (реляция 53-го Волынского полка). Волынский полк, составляя резерв дивизии, должен был следовать за Подольским полком. Выстроившись в окрестностях с. Ванцзявопу, полк подтянул к себе кухни, чтобы накормить людей. Около 10 часов над головой колонны начали рваться шрапнели. Одна попала в кухню. «Полк впервые попавший под сильный шрапнельный огонь, дрогнул и бросился к укрытиям» (реляция 53-го Волынского полка). Дабы установить порядок и успокоить людей, командир полка вывел его несколько вперед. Вскоре обозначилось, что к расположению полка отходили назад густые цепи Подольского полка. Волынский полк двинулся вперед, принял на себя подольцев, чем и приостановил отступление полка. При этом несколько рот Волынского полка влились в боевую линию Подольского полка, рассыпавшись в цепь. Резервы расположились в овраге. «В это время было получено приказание командира бригады передвинуть Волынский полк на правый фланг к Минскому полку, сейчас же и отмененное» (реляция. Кроме этого случая, нигде о деятельности командира 1-й бригады 14-й пехотной дивизии не упоминается).

Ко времени движения вперед Волынский полк принял расположение на левом фланге Подольского полка, причем в первой линии был расположен 3-й батальон. Командиру этого батальона было отдано приказание при движении вперед Подольского полка остаться на месте, дабы составить резерв атакующих частей. Но когда в 15 часов 30 минут подольцы двинулись вперед, все усилия удержать 3-й батальон Волынского полка на месте оказались тщетными: батальон этот, поднявшись, одновременно с подольцами двинулся также вперед. За ним были двинуты и другие батальоны без разрешения на то начальника дивизии. [338]

Житомирский полк ночевал в д. Яцзыпао. Двинувшись вперед, полк в 8 часов 30 минут занял без боя одну деревню{40}. Минский полк следовал за Житомирским. Направление движения этих полков тоже вследствие тумана, неизвестной местности было принято неправильное: вместо движения на восток к Сандепу полки двинулись на юго-восток по направлению к с. Датай{41}. Полки прошли овраг ручья, протекающего западнее Сандепу и развернулись в боевой порядок, подставив при этом левый фланг под выстрелы из Сандепу.

По-видимому, в то же время Житомирский полк начал обстреливаться из с. Датай, что понудило полк отступить и укрыться в овраге, загнув правый фланг по направлению к с. Датай. В овраг спустились и батальоны Минского полка{42}. В 11 часов поступило приказание начальника дивизии «спустить весь полк в овраг и, продвинувши его скрытно по оврагу до с. Лицзявопу, взять оттуда правильное направление на с. Сандепу и атаковать совместно с 55-м пехотным Подольским полком западную и юго-западную окраины деревни». Это было исполнено, и в 12 часов 30 минут полк начал наступление на Сандепу, имея в первой линии два батальона и во второй остальные два{43}.

Минский полк, как указано выше, следовал за Житомирским и вместе с ним переменил фронт. Эта перемена фронта производилась под сильным артиллерийским огнем, [339] не прекращавшимся целый час. Один батальон Минского полка прикрывал перестроение бригады. Приехавший к полку начальник дивизии генерал-лейтенант Русанов указал правильное направление, ободрил войска и приказал начать наступление вторично (реляция Минского полка). При перестроении, по-видимому, Минский полк выстроился правее (западнее) или уступом позади Житомирского полка. При дальнейшем продвижении вперед дивизии полки резерва Волынский и Минский вошли в боевую линию, удлинив ее: Волынский — слева, а Минский с правого флангов.

Около 14 часов 30 минут боевой порядок 14-й дивизии приблизился к пунктам атаки. До противника оставалось 400—1000 шагов. По реляции начальника 14-й дивизии, огонь противника был очень силен, а резерва в дивизии уже не было. Тогда он обратился за помощью к командующему сводно-стрелковым корпусом, который и выслал на помощь 14-й дивизии 18-й стрелковый полк. Полк этот был направлен на помощь Минскому полку.

Полкам дивизии не было известно, что они встретят у противника. Не было известно и то, где находится Сандепу. То, что ими принималось за Сандепу, были селения, лежащие вблизи этой деревни — Баотайцзы и Сяосуцза. На эти селения и была направлена атака. За ними на расстоянии 600—800 шагов лежало сильно укрепленное обширное с. Сандепу с редутом, наружным рвом, стенкой, с одним и двумя рядами бойниц, а перед рвом находились искусственные препятствия в два и три ряда, главным образом проволочные сети. Ручей, протекающий западнее Сандепу, образовал длинное озеро, по льду которого надо было перебежать, дабы добраться до Сандепу.

По реляциям полков видно, что только при Подольском полке (реляция Подольского полка) находились для содействия штурму рабочая команда из охотников, руководимая саперами. Эта команда при наступлении совершенно расстроилась. Много штурмовых лестниц было употреблено для переноски раненых. Выданные перед самым выступлением в одну из рот полка 50 ручных гранаток оказались [340] в большинстве неисправными и были большей частью закопаны при наступлении.

По общему свидетельству всех участников, «атака совершенно не была подготовлена артиллерийским огнем». В укреплениях японцев не было замечено никаких разрушений, и огонь противника не ослабевал ни на минуту (реляция Подольского полка).

14-я дивизия двинулась вперед без приказания старшего начальства. По-видимому, движение началось Житомирским полком и было принято всеми остальными полками дивизии. В то время как дивизия двигалась вперед, начальник дивизии, вызванный к командиру корпуса, получил приказание приостановить наступление ввиду опасения обхода японцами правого фланга корпуса. Это приказание не достигло до полков дивизии. Когда начальник дивизии, возвращаясь к дивизии, поравнялся с батареями 41-й артиллерийской бригады, он увидел общее движение дивизии вперед. Это было позже 15 часов{44}. Точно установить начало движения в атаку весьма трудно. По реляции Подольского полка, атака началась в 16 часов 30 минут. Поэтому сделанные генерал-лейтенантом Мыловым распоряжения, чтобы атака Сандепу была начата не ранее 24 часов, могли достигнуть полков дивизии, когда атака, собственно, уже окончилась.

По имеющимся войсковым реляциям, атака Сандепу произведена следующим образом.

Все полки дивизии вытянулись в одну линию. Поддержки шли близко за густыми стрелковыми цепями. Издали казалось, что двигается одна тонкая линия. Движение совершилось быстро и в большом порядке. По свидетельству разных лиц, движение напоминало маневр мирного времени. Даже в реляциях полков есть указания, что полки двигались, как на учении. Но это все казалось наблюдателям [341] издалека. Вблизи совсем не все шло гладко уже потому, что полки не знали, что их ожидает впереди, не имели средств преодолеть трудности, которые их ожидали и, главное, действовали без руководства. Одновременно с Житомирским полком двинулся вперед и Подольский полк.

Атака артиллерийским огнем совершенно не была подготовлена, так как шрапнельный огонь трех скорострельных батарей, стоявших на левом фланге полка, не в состоянии был ни отогнать стрелков, ни заставить замолчать неприятельскую батарею, которая продолжала все время безнаказанно расстреливать лежащий впереди полк шрапнелями и шимозами.

Направление для атаки Подольским полком было дано командиром полка на северо-западную оконечность деревни, в действительности же оказалось, что указанный для атаки пункт представлял собой совершенно отдельную от с. Сандепу деревню (деревня, на которую шла атака наших войск, называлась Баотайцзы), лежащую против западной ее половины. Очертания деревни на двухверстной карте не давали о ней истинного представления, а никакие более подробные рекогносцировки в полку не имелись. Полк двинулся в указанном направлении стройно, правильными рядами, как на учении, но когда попал в пространство между видимыми опушками, выбранными для атаки Подольским и Житомирским полками, то из лежащей сзади этих пунктов деревни был осыпан таким градом пуль из пулеметов и шрапнелей, что разделился; большая часть бросилась в атаку совместно с Житомирским полком на правую видимую часть деревни, которая горела ярким огнем, зажженная отошедшими японцами, и только две роты (1-я и 7-я) и охотничья команда под личным руководством командира полка овладела западной частью деревни (д. Баотайцзы).

В 18 часов положение дела было следующее: ворвавшиеся в горящую южную часть деревни роты Подольского и Житомирского полков вынуждены были отойти назад, так как в горящих фанзах в гаоляне начали рваться патроны, артиллерийские снаряды, фугасы и в большом [342] количестве повсюду разбросанные японцами и облитые керосином много жестянок, которые были найдены впоследствии.

Волынский полк наступал на левом фланге, севернее подольцев. Атака велась на с. Баотайцзы. Большая часть рот наступала с запада, а часть рот охватила селение с севера. Наступали безостановочно. В с. Баотайцзы японцы боя не приняли и отступили в Сандепу.

Когда роты Волынского полка быстро прошли Баотайцзы и вышли на восточную его опушку, то перед ними открылось обширное гладкое пространство пруда или озера, за которым и находилось Сандепу.

В реляции Подольского полка значится: «По донесениям от передовых частей выяснилось, что южная часть деревни, занятая Подольским и Житомирским полками, отделена от остальной части деревни большой площадью, за которой имеются: засека, проволочные сети, глубокий ров с высокой за ним насыпью и стенка с бойницами в несколько ярусов. За ними в глубине виднелась стена редута».

Те же препятствия находились и перед Волынским полком. Командир Волынского полка, выяснив невозможность, по его мнению, брать уставшим полком без артиллерийской подготовки такую сильно укрепленную позицию, послал к артиллерии просьбу подъехать ближе и поддержать атаку, но батареи остались на отдаленных позициях.

С наступлением сумерек большая часть Волынского полка была переведена на северную часть селения Баотайцзы. В то же время и подольцы, атаковавшие вместе с волынцами, передвинулись к югу на присоединение к главной массе полка, действовавшего против Сандепу в юго-восточном направлении. Против западного фронта Сандепу войск не оставалось. Волынцы, таким образом, были отделены от остальных трех полков, столпившихся в юго-восточном направлении и южной части селения, и фанз, окружавших Сандепу.

При таких обстоятельствах командир полка оставил полк и поехал к начальнику дивизии просить подкреплений. [343]

Начальник дивизии, за отсутствием свежих частей в его распоряжении, отказал. Тогда командир полка поехал искать командира 8-го корпуса (реляция Волынского полка) и к полку возвратился только около 2 часов.

Житомирский и вышедший тоже в первую линию Минский полки атаковали Сандепу в направлении юго-восточном и южном. Достигнув селения, расположенного вблизи Сандепу и к западу от него, и отдельных фанз (дворов), по-видимому, составлявших неукрепленный квартал Сандепу, отделенный от прочей укрепленной части обширной эспланадой, полки приостановили атаку. Японцы, находившиеся вне Сандепу в незначительном количестве, быстро отступили, подожгли кучи гаоляна, бросили в огонь патроны и пр. Части смешались, но тем не менее продвигались от фанзы к фанзе вперед, пока не вышли к эспланаде.

Положение, в котором находились Подольский, Житомирский и Минский полки, и причины, вызвавшие отступления этих частей, описаны в реляции Житомирского полка.

В 16 часов получилось такое положение: 3 батальона Житомирского, 3 батальона Подольского и 2 роты Минского полков вошли в южный квартал с. Сандепу, прочие части, по неимению места, столпились у южной окраины деревни. Прорвавшиеся вперед части полка укрепились наскоро в крайних фанзах, но дальше подвинуться не могли, так как следующий квартал деревни, отделявшийся пустырем шириной 400—600 шагов, был огражден высокой глинобитной стеной с двойным рядом бойниц, высоким земляным валом с глубоким рвом, впереди которого обнаружена полоса заграждений в виде засек и проволочных сетей; в середине этого фаса деревни японцами были поставлены орудия, которые начали громить крайние занятые нами фанзы, а попытки отдельных рот перейти пустырь встречались убийственным огнем ружей и пулеметов, выставленных в середине и на оконечностях ограды. Попытка нескольких рот Минского полка охватить и атаковать с. Сандепу с востока тоже не увенчалась успехом, [344] так как роты эти были встречены убийственным ружейным и пулеметным огнем из окопов к востоку от селения и, понеся большие потери, должны были отойти и вновь укрыться за деревней.

«В 17 часов 30 минут замечено наступление на южную окраину с. Сандепу неприятельской части, приблизительно около 2 батальонов. Из столпившихся за деревней войск удалось выдвинуть вперед несколько рот, а прибывший в это время 18-й стрелковый полк был направлен в охват наступавшему неприятелю, почему последний отступил назад и кружным путем присоединился к гарнизону с. Сандепу. Около 19 часов 30 минут передовые части донесли, что с востока подошла к Сандепу колонна неприятеля около полка пехоты и слышен был стук колес как бы артиллерии; в то же время замечены по всем направлениям световые сигналы».

Ввиду такого положения командиром Житомирского полка как старшим были собраны начальники частей на совет, что делать далее, на который прибыли только командир 55-го Подольского и временно командовавший Минским полком подполковник Джорджадзе; прочие начальники частей разысканы не были. Результатом этого совета была посылка в 20 часов 40 минут начальнику 14-й пехотной дивизии записки следующего содержания за подписью командиров Житомирского и Подольского полков: «Взята юго-западная, неукрепленная совсем, отдельная часть д. Сандепу, которая горит. По окраине ее расположены 2 батальона Житомирского и 2 батальона Подольского полков. До настоящей д. Сандепу не менее 600 шагов обстреливаемого пространства артиллерией и пулеметами. Огонь нашей артиллерии атаки совершенно не подготовил. Дер. Сандепу совершенно цела и занята сильным отрядом японцев. Артиллерия и пулеметы продолжают обстреливать западную часть деревни. Части Подольского, Минского и Житомирского полков пошли в обход с юго-востока и оторвались. Волынский полк занял в 600—800 шагах юго-западную окраину и продвинуться дальше от сильного огня не может. Стрелковый [345] полк бездействует на правом крайнем фланге всего расположения. Много убитых и раненых офицеров и нижних чинов, число которых определить точно невозможно. Вынос раненых из боя крайне затруднен. Общего управления боем нет, так как нет ни одного генерала на поле сражения. Люди трое суток не спали и двое суток не имеют горячей пищи. Необходима или немедленная помощь, или распоряжение об отступлении в тыл, чтобы вторично пойти в атаку завтра после надлежащей артиллерийской подготовки. Точного направления пункта атаки нет, испрашиваем дальнейших указаний. Деревня к югу от Сандепу первым корпусом, очевидно, не взята, так как оттуда продолжается стрельба и кругом замечена сигнализация огнями».

В 22 часа к войскам 14-й дивизии прибыл корпусный инженер, командир 12-го саперного батальона полковник князь Баратов. Но и он не внес успокоения в слишком нервно настроенных командиров полков 14-й дивизии и тоже присоединился к их мнению, что надо отступать. Не удерживаемый командиром Подольского полка полковником Васильевым, к которому он был направлен начальником 14-й дивизии, полковник князь Баратов отправился в тыл сам и увел с собой 2 роты саперов{45}.

В своей реляции полковник князь Баратов описывает, что на узком и сравнительно небольшом пространстве занятой деревни скопилась масса войск до 28—30 рот, из которых 3—4 роты находились в самой деревне и вели перестрелку, несмотря на наступившие сумерки, с противником, занимавшим Сандепу, а остальные роты, буквально облепив деревню, лежали, прижавшись к опушке ее, причем большинство людей, донельзя истомленных, спали мертвецким сном, несмотря на сильный мороз.

Положение Волынского полка было значительно лучше. Полк прочно занял с. Баотайцзы, привел части деревни в оборонительное положение, выставив секреты, часовых и назначив патрули. [346]

По получении первых известий о том, что полки 14-й дивизии при атаке Сандепу встретили неожиданно препятствия, генерал-лейтенант Русанов просил о поддержке дивизии свежей частью, командир корпуса отказал в этом. Тем не менее начальник дивизии, несмотря на приведенную выше записку командиров полков, решил продолжать бой. «Но когда диспозиция для атаки Сандепу была уже закончена, прибыл корпусный инженер, полковник князь Баратов, доложивший начальнику дивизии о совершенной невозможности атаковать редут с. Сандепу, ни одно из препятствий которого не было повреждено бомбардировкой осадных орудий, громивших с. Баотайцзы, принятое, очевидно, за с. Сандепу. Полковник князь Баратов заключил свой доклад, что можно положить всю дивизию, но без уничтожения искусственных препятствий Сандепу взять нельзя. За неотысканием места пребывания командира корпуса, начальник дивизии принял решение отойти от Сандепу (реляция о действиях 14-й пехотной дивизии).

Это решение было сообщено командирам полков 14-й дивизии. Отход совершился в порядке. Японцы не преследовали.

К утру 14 января полки 14-й дивизии расположились по квартирам в с. Чжантань. Район, который занимала 12 января 14-я дивизия, был занят частями сводно-стрелкового корпуса.

Для продолжения действий против Сандепу на 14 января были сделаны следующие распоряжения 2-й армии: деятельность командира 8-го армейского корпуса была ограничена оставлением в его подчинении одной бригады 15-й дивизии. Вся 14-я дивизия и одна бригада 15-й дивизии были подчинены командиру сводно-стрелкового корпуса генерал-лейтенанту Кутневичу.

Первоначально было предположено штурмовать Сандепу 14 января, затем 15 января, но отправление осадной артиллерии в 10-й армейский корпус делало невозможным подготовить эту атаку должным образом. От атаки Сандепу 14-го и 15-го числа пришлось отказаться, и самый [347] вопрос о времени готовности нашей произвести штурм Сандепу с надеждой на успех остался невыясненным. К Сандепу подошли еще значительные подкрепления японцев. Только 18 января наблюдениями с воздушного шара были получены данные к определению расположения укреплений у Сандепу и начали выясняться расстояния до них.

Из изложенного выше видно, что штурм 13 января Сандепу произошел помимо воли начальника 14-й дивизии и командира 8-го корпуса, по инициативе командиров полков, и был случайным.

Такой же случайный бой произошел 14 января с целью овладения с. Сунопу, окончившийся отступлением 1-го Сибирского корпуса на линию Таунхо — Хегоутай — Ханцнхецзы.

Не касаясь ныне оценки всей операции под Сандепу, в настоящей главе остановлюсь лишь на оценке действий 8-го армейского корпуса 12—13 января под Сандепу для выяснения причин неудачи этих действий.

По общему управлению боем командующего армией. Преждевременным выдвижением 10-го армейского корпуса и 14-й дивизии было раскрыто противнику направление удара; это дало ему возможность усилить войска своего левого фланга.

Общее распределение войск при начале операции было слишком растянутое. Назначением бригады 5-го Сибирского корпуса действовать против с. Мамакая это расположение еще более растянулось.

Назначение 18 батальонов 1-го Сибирского корпуса из 120, которыми располагал генерал Гриппенберг, для прикрытия действий против Сандепу с юго-востока недостаточно.

Не отделяя 1-й Восточно-Сибирской стрелковой дивизии и притянув к 1-му Сибирскому корпусу бригаду 5-го Сибирского корпуса, можно было располагать 32 батальонами, даже не трогая стратегического резерва 2-й армии.

Назначение диспозицией на 13 января для 15-й дивизии только демонстративной роли было весьма невыгодно для успеха дела. [348]

Зависимость начала атаки Сандепу от взятия Хегоутая была невыгодна для дела: мы потеряли день, которым противник воспользовался с выгодой для себя.

Расходование стратегического резерва шло 13 января слишком быстро. Атака еще не начиналась, а уже 2/3 этого резерва были израсходованы.

Сведения о Сандепу, доставленные войскам, были недостаточные.

Должной подготовки общеармейскими артиллерийскими средствами (осадные орудия, поршневые орудия, полевые мортиры) штурма Сандепу не было.

Связи в действиях 1-го Сибирского и 8-го армейского корпусов и связи действий конницы с действиями сих корпусов установлено не было. Войска не знали не только того, что происходило у противника, но и того, что происходило у соседей. Так, известие о взятии 1-м Сибирским корпусом Хегоутая не было передано в 14-ю пехотную дивизию, а между тем начало действий этой дивизии становилось в зависимости от времени взятия этого селения.

Связь командующего 2-й армией с командирами корпусов не была установлена достаточная. Часто донесения, ранее чем достигнуть командующего армией, завозились в тыл, в д. Матурань. Вследствие недостатка этой связи командующий армией не мог хорошо оценивать обстановку боя и ход его. Преждевременное донесение о взятии Сандепу главнокомандующему и в Петербург служит тому доказательством.

Малым знакомством с тем, что происходило во 2-й армии 12—15 января, можно объяснить и обращение генерала Гриппенберга к главнокомандующему три раза за подкреплениями, когда значительные группы войск, ему подчиненных, например 15-я дивизия, еще в бой не вступали. В результате малого знакомства с обстановкой явилась и разрозненность боевых действий 2-й армии: 12 января действует один 1-й Сибирский корпус; 13 января действует лишь 14-я дивизия; 14 января опять действуют только войска 1-го Сибирского корпуса. Командующий [349] армией назначил для штурма Сандепу 12 января наиболее утомленные войска.

Штурм с. Сандепу последовательно назначается 12, 13, 14 и 15 января; и ни разу с. Сандепу не штурмуется.

По действиям командира 8-го армейского корпуса. В штабе корпуса не воспользовались 12-го января, чтобы ознакомиться с предстоящими против Сандепу действиями. Уже 12 числа можно было занять ближайшие к Сандепу селения, выяснить подступ к Сандепу и способ артиллерийской подготовки.

В штабе корпуса не знали достаточно того, что делалось не только у противника, но и у своих соседей. Переменяли без нужды время атаки на Сандепу. Назначали атаку в 24 часа, а таковая состоялась между 16 и 17 часами.

Организация артиллерийской подготовки атаки была недостаточная.

Просьбы о подкреплениях были преждевременными.

Употребление присланных резервов было пассивное.

Доверие к донесению о взятии Сандепу было излишне большое.

Можно отметить также, что вызов в тыл в течение одного дня два раза из боевой линии начальника 14-й дивизии был невыгоден для дела.

По действиям начальника 14-й пехотной дивизии. Недостаточно держал полки дивизии в своих руках: два полка без ведома начальника дивизии вошли в боевую линию.

Оказал излишнее доверие донесениям командиров полков и полковника князя Баратова о невозможности держаться на занятых позициях и отдал поэтому приказание об отступлении преждевременно.

Не воспользовался днем 12 января, чтобы ознакомить лучше войска дивизии с предстоящими им задачами. Допустил бесполезные действия 2-й бригады.

Деятельность командиров бригад. Об этой деятельности нет никаких сведений, кроме вышеприведенных. На передовых позициях против Сандепу командиров бригад не было. [350]

Деятельность полковых командиров. Бой 13 января вели полковые командиры; они решили вопрос о начале атаки; они вводили командуемые полки, находившиеся в дивизионном резерве, в боевые линии без разрешения начальника дивизии. Они же решали вопрос и об отступлении.

Действия отдельных родов оружия. Пехота. Многие до сих пор продолжают восхищаться тем порядком, в котором 14-я дивизия произвела наступлением атаку. Но быстрое расходование сил дивизии и быстрое расходование полковых и дивизионных резервов при атаке укрепленной позиции, конечно, составляет весьма слабую сторону в действиях 14-й дивизии. Сохранись дивизионный и полковые резервы, вероятно, не пришлось бы после спешного наступления приказывать и спешное отступление. Картина наступления всей дивизией, вытянутой в одну линию против сильно укрепленной позиции, без знания местности, сил и расположения противника могла вызвать восхищение только у очень неопытных в боевом деле зрителей.

Основной работы, которая должна была предшествовать такому предприятию, как штурм укреплений, по типу временного характера, выяснения сил, позиции, определение направления главного удара{46}, подготовка штурма артиллерией, подготовка штурмовых средств, произведено не было.

Докатившись одной тонкой и длинной волной до передовых к Сандепу позиций и овладев только этими позициями, дивизия утратила силу на дальнейшие еще несравненно труднейшие усилия по овладению Сандепу. Наступила реакция, и эта слишком быстрая реакция имела объяснение в крайнем утомлении трех полков дивизии, совершивших перед боем форсированные ночные марши. Артиллерия помогла мало. Саперы не помогли вовсе, и пехота 14-й дивизии, вся вытянутая в бой, уже [351] считала непосильной для себя задачей продолжать борьбу с противником, укрытым сильными укреплениями, с массой искусственных препятствий. А между тем потери дивизии, как мы видели выше, были не особенно велики, а в Волынском полку очень незначительны.

Прояви мы большее упорство в достижении поставленной цели, полки дивизии могли бы удержаться на занятой ими позиции, укрепить ее при помощи саперов, пододвинуть за ночь вперед полевые мортиры и поршневые орудия, дать верные расстояния и указать цели для действий осадных орудий и пр., тогда и результат получился бы другой.

И несмотря на очевидность неудачных действий 13 января войск 14-й дивизии и несоответствие боевого порядка, принятого дивизией при атаке сильных укреплений, все еще, даже в печати, восхваляется этот порядок, приведший к неудаче. Так, очевидец боя 14-й дивизии генерал-лейтенант Баженов в своей статье «По поводу суждений о новой технике» (Военный сборник, 1906, № 4) пишет:

«Несколько позже 3 часов дивизия дружно двинулась вперед в том же строю, в котором я ее застал у подошвы холма, но потом с холма казалось, что поддержки как бы слились с цепью, и наступала как бы одна сплошная цепь; но наступала безостановочно и, конечно, не на четвереньках и без коленопреклонения; одним словом, то была дивизия Драгомировская, и наступала она так, как учил ее покойный Михаил Иванович».

Очевидно, на этот раз указанное генерал-лейтенантом Баженовым обучение не соответствовало ни противнику, с которым мы имели дело, ни укреплениям, которые нам предстояло брать.

Артиллерия. Артиллерия помогала мало, не стремилась в этом бою выручить пехоту и мало облегчила ее задачу. Потерь в 41-й артиллерийской бригаде, действовавшей с 14-й дивизией, за 13 января не было. Пользы от осадных орудий, полевых мортир и поршневых орудий мы не извлекли. Укрепления Сандепу остались нетронутыми [352] и в конструктивном отношении представляли, по свидетельству очевидцев, ту же силу, как и до начала подготовки.

Саперы. Роль саперов была ничтожна. 2 роты прибыли с полковником князем Баратовым слишком поздно и были уведены этим корпусным инженером и в то же время командиром саперного батальона слишком рано.

Конница. Роль двух приданных к корпусу сотен казаков неизвестна. О ней нигде не упоминается.

Наконец, в числе недочетов в действиях 14-й дивизии 13 января отметим слишком частые отсутствия начальствующих лиц из вверенных их командованию резервов с целью розыска старших начальствующих лиц.

Начальник дивизии дважды настойчиво вызывается командиром корпуса в тыл в то время, когда его присутствие при дивизии особенно было необходимо.

Начальник штаба дивизии лично едет в тыл с неосновательным докладом о том, что Сандепу взято.

Корпусный инженер, ничего не сделав в боевой линии, едет в тыл с докладом первоначально к начальнику дивизии, а затем к командиру корпуса.

Командир Волынского полка оставляет свой полк и теряет несколько часов для поездки к начальнику дивизии и командиру корпуса.

Из изложенного о действиях наших войск под Сандепу видно, насколько генерал Гриппенберг имел основание печатно заявить, что бои под Сандепу были ведены, «насколько это было возможно, по всем правилам тактики, просто, чисто и с соблюдением порядка и спокойствия».

Своей обязанностью считаю прибавить, что в последующих февральских боях под Мукденом уже обстрелянные под Сандепу войска 14-й дивизии с начальником дивизии генерал-лейтенантом Русановым во главе действовали вполне доблестно. Равно и командир 8-го армейского корпуса генерал-лейтенант Мылов в самые тяжелые для армии дни 25 и 26 февраля, командуя сильным арьергардом, своим мужеством и распорядительностью во многом облегчил положение армии. [353]

Вышеприведенными примерами из прошлой войны я ограничусь. В первых трех томах моего отчета найдется еще много примеров, где наши ошибки по ведению боя, перечисленные выше, повторяются с большим постоянством.

Но уже из всего вышеизложенного позволительно по важному вопросу руководства войсками в бою и по их тактической подготовке в минувшую войну сделать следующие выводы.

Со стороны командного состава выказано неумение согласовать действия различных групп войск для достижения одной и той же цели и неумение правильно решать вопрос о направлении главного удара в зависимости от знания сил и расположения противника.

Знание сил и расположения противника были недостаточные.

Как и в прежние войны, главная тяжесть боя ложилась на пехоту, и в большинстве случаев пехота действовала самоотверженно, продолжая бой даже после потери свыше половины состава. Во многих случаях, особенно при наступлении, нами принимались строи, вызывавшие огромные потери. Ходили, особенно в первых боях, слишком компактными массами. Связи по фронту не держали. Соседям часто не помогали.

Наша многочисленная конница недостаточно помогала другим родам оружия.

Содействие артиллерии во многих случаях было недостаточное.

Роль в бою саперов была слишком незначительна.

Технических сил и средств было недостаточно, да и теми, которые находились в нашем распоряжении, мы не пользовались в должной мере.

Деятельность штабов по установлению связи в действиях войск, по сообщению войскам необходимых им сведений и по своевременному доставлению всех распоряжений была недостаточная.

Упорства в преследовании раз поставленных целей не было проявлено ни старшими, ни младшими начальниками, начиная от полковых командиров. [354]

В общем, тактическая подготовка наших войск в войне с японцами оказалась недостаточной и разнообразной.

Вышеперечисленные недочеты по управлению войсками и их тактической подготовке составляют в главном полное повторение наших недочетов, явленных в Крымскую войну и в войну 1877—1878 гг.

Из помещенного в приложении № 11 «Заключения о действиях наших войск под Плевной», написанного мною 27 лет тому назад (действия отряда генерала Скобелева, том 2, с. 647—678), видно, что большая часть наших ошибок под Плевной повторилась под Сандепу и в других боях с японцами.

Такой вывод указывает, что в самой системе подготовки наших войск и их начальников в тактическом отношении в мирное время существуют такие недочеты, которые мешали нам значительно подвинуться вперед в боевом отношении в течение полустолетия времени.

Эти недочеты во многом, конечно, зависят от деятельности начальников войск, но серьезное улучшение в обучении войск и в их снабжении всем необходимым для боя, в свою очередь, находится в тесной зависимости от роста духовных и материальных сил всего народа.

Та школа, которой пользуется народ и та жизнь, в нравственном и материальном отношениях, которую он ведет, отражаются в армии, как в зеркале, и не только в отношении нижних чинов, но и в отношении офицерского состава. [355]