Через два дня вечером они вышли погулять по вечерней Москве. Перед этим Ира была молчалива, и Максим понял, что предстоит объяснение. Это несколько упрощало проблему.
— Я хочу тебе кое-что сказать, — первой нарушила молчание Ира и запнулась, как бы подбирая слова. — Видишь, мне трудно говорить. Если бы ты только знал, что творится в моей душе. Я давно собираюсь сказать тебе об этом, но все как-то не получалось.
Степаненко внимательно слушал.
— Во время наших предыдущих встреч ты старался как можно быстрее распрощаться, вечно торопился… — продолжила Ира. — Как большого счастья я жду каждой встречи с тобой. Если бы ты спросил меня, чем я живу сейчас, я бы ответила: живу мыслями о тебе, живу встречами с тобой.
Ира взяла Максима под руку, прислонилась головой к его плечу.
— Милый мой, славный Макс, я откровенно скажу… — она замолчала на мгновение, подбирая нужное слово, которое в таких случаях не удается сразу найти.
— Я люблю тебя, мой славный, мой милый, мой любимый… Давно люблю.
Степаненко насторожился. Да, он догадывался о ее чувствах, но чтобы все было так серьезно…
Он осторожно взял ее руку, припал губами к маленькой теплой руке.
— Не говори ничего.
— Нет, я сейчас брошусь тебе на шею…
— Что ты делаешь, Ира? Люди увидят…
— Боже мой! Пусть смотрят все, пусть смотрит весь мир. Разве я могу стыдиться своей любви? Разве она оскорбляет тебя? Разве тогда, в беседке, у нас не было того, что называется любовью?
Женщина обхватила его шею руками, принялась целовать. «Спектакль! — подумал Степаненко. — Не удивлюсь, если в это время нас кто-нибудь фотографирует, черт побери!»
— Не надо, Ира, не надо… — растерянно повторял он, не зная, как вести себя, чтобы не обидеть человека, к которому относился так тепло, по-дружески.
— Почему ты молчишь? Почему не ответишь мне?
— Что же мне ответить тебе, Ира?
Она отстранила от него горячее лицо, проговорила взволнованно:
— Я не требую… Прости меня… Я не прошу немедленного ответа. Только дай надежду. И я буду счастлива. Ну что же ты молчишь?
— Я думаю, Ира…
— Я не буду нарушать твоих мыслей.
В проходном московском дворике они присели на скамеечку. Ира была возбуждена, взволнована.
— Прежде чем ответить, я прошу тебя успокоиться… — сказал Степаненко. — Ты услышишь, возможно, неприятные тебе слова. Искренне признаюсь, что ответить взаимностью на твою любовь я не то что не могу… Если хочешь, не имею права.
Ира низко опустила голову.
— Не сердись, Ира. Я по-прежнему уважаю тебя… Да, когда-то я сильно любил тебя. Но прошло столько времени. Не знаю, как сложится предстоящая жизнь. Я должен отомстить за Алексея… Понимаешь? Но и тогда… Послушай, возможно ли повернуть время вспять? Вернется ли то, юношеское?
Степаненко вздохнул. Ира привлекала его как и прежде, но такая страстная демонстрация чувств с ее стороны была подозрительна.
Ира тоже вздохнула.
— Знаешь, Макс, я не перенесу этого. Твои слова такой страшный удар для меня, который выбивает из-под моих ног все, и даже жизнь: я не смогу жить без тебя.
Он встал и подал ей руку.
— Нет, Ира, не говори так. Ты взволнована…
Ира, не принимая его руки, поднялась.
— Тогда, тогда прощай навсегда. Нам надо расстаться, чтобы никогда-никогда не видеть друг друга, не слышать. Прощай… Короче, я не хочу винить тебя, не имею на это никакого права. Не каждому удача в жизни.
Макс потянул ее за руку:
— Сядь. Успокойся.
Она послушалась.
— Моя славная Ира, — проговорил Степаненко, тщательно подыскивая слова. — Ты очень нравишься мне. Быть может, я даже склонен полюбить тебя… Понимаешь, склонен. Но у тебя не найдется ни одного слова, чтобы осудить меня только за то, что сейчас не время… заниматься этим. Я не осуждаю тебя, но во всяком случае хочу — чтобы ни случилось, что бы ты была верна памяти Алексея. А пока, я надеюсь, я хочу верить, что ты будешь моим верным и надежным другом, моим товарищем, на которого я могу рассчитывать в тяжелую минуту…
Ира сжалась в комочек, прошептала:
— На все, на все я согласна.
Он обнял ее.
— Ну вот и хорошо, славная моя, милая девочка.
— Если я нужна тебе, как хороший друг, я всегда в твоем распоряжении.