Русь-XXI. Повесть о ненастоящем человеке.

Покой мне даже не снится

На следующий день другой преподаватель рассказал мне кое-какие подробности насчет дредноутов и их применения, и этих подробностей оказалось много, причем понравились мне далеко не все.

Оказывается, понятие «дредноут» объединяет целую кучу разных военно-учетных специальностей, и дредноут дредноуту рознь, равно как и звенья дредноутов собираются вокруг очень разных магов. Собственно, именно в магах и дело.

Самая классическая, но довольно малочисленная категория — собственно боевое сопровождение боевого мага-джаггернаута. В этой группе основная ударная мощь заключается в самом маге, который швыряется огненными шарами, жахает молниями, сносит все ураганными смерчами и поливает огнем. Задача его дредноутов — прикрыть мага в критические моменты, поддержать в бою против вражеского мага и защитить от «ассасина». Ассасинами называют особых воинов, которые специализируются на скрытных атаках против вражеского мага. Ассасины тоже маги, но в первую очередь искусные воины, атакующие в ближнем бою зачарованными клинками и магнитными минами. Впрочем, ассасины очень редки, особенно среди людей.

С учетом всего этого понятно, что доспех дредноута обладает высокой защищенностью, но низкой подвижностью. Его роль — не наносить огневое поражение врагу, а защитить своего мага.

Второй тип джаггернаутов — ударные. Ударник — это относительно слабый маг с ограниченным запасом магической энергии, так называемой «маны». Он тоже способен атаковать магией, но только без доспеха. Надевая доспех, этот маг теряет способность творить мощные заклинания, поскольку его магическая сила тратится на работу бронекостюма. Ударные джаггернауты обладают высокой защитой и способны нести крупнокалиберные пулеметы, автоматические гранатометы и прочее вооружение. Ввиду ограниченной способности колдовать «ударник» если и имеет дредноутов, то буквально двух-трех в легких дредноутских доспехах, потому что магу не хватает маны, чтобы заряжать доспехи большого отряда. Чаще всего ударники обходятся вообще без дредноутов, объединяясь в звенья из одних ударников.

Третий тип джаггернаута — это «зарядник», то есть маг, не обладающий высокой мощью, но способный колдовать долго и питать своей магией несколько дредноутских доспехов. Собственно, такие звенья называются штурмовыми, и их боевая мощь заключается именно в дредноутах. По сути, они воюют, пока маг прячется за их спинами и по очереди подзаряжает.

Вот такой расклад мне не понравился больше всего. Тут дредноут — уже не прикрытие мага, скорее маг — придаток к дредноуту. А сам дредноут превращается в пушечное мясо.

— Наверное, это круто — прятаться за чужими спинами и ничего толком не делать, — пробурчал я. — Не хотел бы я с таким служить.

Офицер пожал плечами.

— Факт в том, что слабых магов, которые не пригодны больше ни для чего, кроме как к зарядке магтековых устройств, больше, чем сильных, способных сражаться на поле боя магией или тяжелым оружием. Каждый такой маг может привести в бой несколько бойцов в продвинутых боевых костюмах. Если бы его не было — этим бойцам пришлось бы идти в бой без доспеха. Логично, да?

Четвертым типом звена оказалась категория «особых», в которых маги не являются боевыми. Например, военные целители зачастую имеют отряд телохранителей, есть они и у различных государственных деятелей. По сути, любой богатый человек, обладающий магическим даром, может позволить себе нанять телохранителей-дредноутов в частном порядке, и это — один из самых желанных карьерных поворотов для большинства дредноутов из числа простолюдинов: тут тебе и высокая зарплата, и легкая служба. Подвох же заключается в том, что действительно богатые люди, платящие громадные зарплаты, нанимают только опытных дредноутов, проверенных и с послужным списком.

— А что, не бывает, скажем, охранных фирм, которые обучают своих людей пользоваться дредноутским доспехом? — спросил я.

— Не бывает. Есть один моментик — стоимость оного, — пояснил преподаватель. — Надеть дорогущую броню на непроверенного человека не может позволить себе никто. К тому же высокая зарплата для проверенного в деле человека — довольно незначительная сумма в сравнении со стоимостью покупки и обслуживания дредноутского доспеха.

Еще я узнал кое-какие новости о распределении дредноутских подразделений. Принцип заключается в том, что джаггернауты и дредноуты, которые в академии показали выдающиеся успехи, уже по факту выпуска считаются ценными боевыми единицами и подразделениями. А вот звенья, составленные из отстающих курсантов, гораздо менее ценны. Ценности им может придать боевой опыт, и потому суть в том, что чем хуже подразделение — тем в более опасное место они попадут после выпуска. Многие погибнут, но выжившие будут иметь ценный боевой опыт.

— Ничего так мотивация учиться как можно лучше… Хм… А как вообще происходит формирование отдельного звена? — спросил я.

— Есть несколько путей. Звено может быть сформировано как руководством, так и самостоятельно. Существует такая практика, когда курсант-дредноут за время службы бегает в звене с разными джаггернаутами. На местном жаргоне зовется «притирка». Часто бывает так, что определенная группа хорошо слаживается — и тогда руководство оставляет ее «как есть». Но не всегда, на процесс накладываются многие аспекты, в том числе нехватка или избыток тех или иных категорий «дредов» и «джаггов». Задачей академии является выпуск максимального количества боеспособных звеньев, в угоду этому порой приходится идти на не самые желанные меры. Но вообще запомните одну вещь.

— Какую?

— Лучшие к лучшим, худшие к худшим. Независимо от того, как и кем было собрано звено, зачастую получается так, что работает принцип «два сапога пара». Чем лучше вы станете как боец — тем лучше будут ваши товарищи по звену. Лучшие джаггеры обладают приоритетом в праве выбора своих дредов, и они, что естественно, выбирают себе лучших.

— Резонно…

***

За два дня я узнал много нового о дредноутах как таковых и даже в одном походил немного. Эдакий шагающий танк, который «несет себя сам». Броня, прибор ночного видения, радиосвязь и все такое прочее — не совсем полный набор, да и костюм устаревший, ну какой не очень жалко, если курсант угробит.

Вечерами я читал учебники, кое-как подтянул устав и прочую фигню, а также базовые вещи. Спасает меня то, что первый семестр — «силовой», он направлен на очень жесткую физподготовку с целью на ранней стадии выявить слабых, которые не сдюжат, и сильных, которых можно готовить по усиленной программе. То есть, тут у меня все в порядке. Собственно теории же дают мало, и потому я легко догоню свой курс.

Наконец, вечером третьего дня меня официально зачислили в группу номер один-семь, а утром четвертого я был официально «представлен» отряду.

Плац, построение, «смирно», «вольно»… Меня мучает дежавю. Будто все это со мной происходит не в первый раз.

В группе двадцать четыре человека — это четыре полных отделения по шесть. В недалеком будущем в группе появятся еще четыре джаггера — это если все пойдет как запланировано.

Что мне сразу показалось странным — так это девушки, причем аж три.

После построения мы поперлись сразу на марш-бросок, а потом на тренажерную площадку. Я, помня о том, что лучшие к лучшим, скромничать не стал, первым пробежал кросс и первым выполнил норматив на тренажерах.

А потом нас снова погнали на марш-бросок, причем долгий.

Я примерно уловил расклад: группа пока средняя, но в ней половина — это люди за двадцать, которые перевелись в академию из других учебок. Вторая половина — курсанты без военного прошлого, они сразу прошли вступительный отбор, и это парни лет по восемнадцать-девятнадцать. Я же выгляжу как те, которые старше, но что у меня нет военной выправки, инструкторы заметили сразу.

А потом был душ — все кабинки в душевой раздельные — и обед.

И вот за обедом я уже смог перезнакомиться с остальными и кое-что себе уяснить заодно.

Вопреки моим ожиданиям, что джаггеры это дворяне, а дредноутами становятся простолюдины, оказалось, что курсантов благородного происхождения почти половина.

Ситуацию мне объяснил мой сосед за столом, Виктор.

— Ну смотри. Вот ты родился в хорошей семье с традициями и богатым прошлым, получил определенное воспитание — но тут незадача, у тебя магический дар такой, что только свечку зажигать. Как ни старались ты и твои родители — все впустую, рудиментарный дар, который нельзя развить. Или вовсе господь пожадничал. А ты хотел бы родине послужить, да место достойное в жизни занять, и в остальном ты очень так ничего себе человек, задних не пасешь и не из робкого десятка. И куда тебе податься? Если светлая голова — можно в офицерку, но то лотерея. Можно ведь карьеру и не сделать. Да и кто такой нынче пехотный офицер или танкист? Но если качества позволяют тебе сюда пройти — то это, пожалуй, лучший твой шанс. Сюда немногие проходят, ты тут — значит, ты уже в какой-то мере избранный. А дальше все в твоих руках.

— Хм… Ты так это расписал, словно это прям твоя биография…

— Это и есть моя биография, — вздохнул Виктор. — Папа — четвертый уровень, мама — пятый. А у меня единичка с минусом, я могу запитать максимум фонарик, но никак не джаггернаутский доспех. И что делать в таком случае человеку, который с детства мечтал быть героем? Протирать штаны в танке или в штабе? Я предпочел сюда.

Заодно я как бы невзначай попытался полюбезничать с девушками — из них две некрасивые, причем обе спортсменки, что характерно. Оказалось — обе из бойцовских видов спорта, и обе так примерно по двадцать четыре года или все двадцать пять.

— А, так мы с вами одного поля ягоды, — хохотнул я, — я как бы тоже того… На арене дрался. Только подпольной. А чего вы спорт на военку променяли?

Девушкам явно польстило, что к ним деликатно подкатывает или пытается подкатывать новенький, самый сильный парень из отряда, да еще и собой он ничего так, потому обе довольно ответили довольно откровенно. Причем ответ у них был один и тот же на двоих: потому что в двадцать пять в спорте ловить уже особо нечего, если до этого не удалось ничего впечатляющего наловить, а особенно это касается женского спорта.

— Тут понимаешь какое дело, — сказала одна, назвавшаяся Илоной. — Женские боевые искусства — штука не настолько же популярная, как мужские. И тут мало хорошо драться — надо еще и смазливое личико иметь.

— Типа, рекламные контракты и все такое достаются более красивой, а не той, которая победила?

— Вот-вот… А ты откуда знаешь?

— Моя бывшая тоже нашего поля ягодка.

И тут отозвалась третья, намного более симпатичная, но которая мне почему-то сразу не понравилась.

— А ты-то сам как тут оказался? Я слыхала, в подпольных боях бойцы могут делать хорошие деньги — как победители, так и проигравшие, если хорошо дрались.

И взгляд у нее… оценивающий. Но не такой, каким девушки на парней смотрят, а какой-то другой. Словно патрицианка к рабу на рынке присматривается.

Хотя что это я… Может, мне просто показалось. Отвечу дружелюбно, мне не нужны недруги с первого же дня.

— Ну да, это правда. Пока я дрался на арене — горя не знал. Но с некоторых пор я там больше выступать не могу.

— А чего ж так?

— Просто я там всех победил и со мной больше никто не хотел драться. А жить-то на что-то надо.

Она отхлебнула из кружки и обронила, причем довольно пренебрежительно:

— Да ладно? Вот так прям всех? Ну так ты должен был в процессе долгой серии победных боев дохрена денег срубить, в каждом следующем бою больше, чем в предыдущем. И то, не бывает такого, что с самым крутым никто не хочет драться. Всегда находятся претенденты, желающие сразиться с сильнейшим и всегда публика с радостью поглядит, как их кумир подметает арену очередным дурачком. А вот когда людей действительно выпирают с арены вон — это когда они начинают своих противников калечить.

Черт бы ее взял. Она хорошо шарит в этой теме, оказывается, так что моя версия «всех победил» взяла да обломалась, и за столом повисло подозрительное такое молчание.

— Это не про меня, — миролюбиво отозвался я. — Я никого в больницу не отправлял, давал упавшим подняться и даже пощадил кретина, который грозился меня самого в реанимацию отправить.

— Тогда почему тебя, такого хорошего, выперли?

Вздыхаю.

— Что ж, рано или поздно все становится явным… Слыхала недавно про появление вендиго? Так вот, это я его убил. Голыми руками. И владельцы арены сказали мне, что у них больше нет для меня достойных соперников. И тут ко мне приходит граф Маслов… И вот я здесь по его личному приглашению. Даже отборочные тесты не сдавал.

На несколько секунд повисла тишина, и тут от соседнего стола, где сидело подразделение курсантов старшего курса, донесся голос.

— Вот как? Ну, тогда мне уже любопытно, сколько Маслов за тебя выручит.

Я повернул голову и встретился взглядом с парнем лет двадцати пяти, в котором мне как-то сразу бросилась в глаза какая-то… бывалость, что ли. Что-то в его облике выдавало в нем человека, который видел жизнь не только из университетского окна.

— Что ты имеешь в виду? В смысле — «выручит за меня»?

Тот отхлебнул чая, поставил кружку на стол и сказал:

— Видимо, ты не знаешь, как тут формируются звенья? Самые способные и стоящие дредноуты распределяются между джаггернаутами на аукционе. В буквальном смысле. Джаггернауты, а вернее их влиятельные родители платят за то, чтобы самых крутых дредноутов получили в свое звено именно их отпрыски. Гляжу по вашим лицам — этого никто из вас не знал, да?

Я просто не поверил ушам.

— Да ты шутишь, наверное? Мне не далее как позавчера инструктор рассказывал про принцип «лучшие к лучшим»! Или это вранье?

Собеседник усмехнулся:

— Да нет, почему же… Все упирается в правильные дефиниции. И конкретно Маслов определяет лучшего кадета-джаггера по его родовитости и по тому, сколько денег его батя может отвалить за то, чтобы у сынишки были самые лучшие дреды.

— Это какой-то цирк, — негромко протянул один из парней из моей группы. — И про это все знают — и ничего? Комендант преспокойно торгует назначениями и никто ничего не сделает? Никто до сих пор не накатал жалобу на эту практику?

— Про это все знают — и все в доле. Ну, из преподавателей. Кому ты жаловаться собрался? Командующему сухопутными силами? Командующему специальных сил? Министру обороны? Так они все регулярные участники этого аукциона, если что, не своим отпрыскам — так племяшам и так далее. Но вообще не парьтесь особо. Для средних выпускников это ничего не меняет, на аукцион попадают — заочно, разумеется — только лучшие из лучших. И вот для них это скорее плюс, чем минус: у них точно будет богатый и влиятельный джаггер. Что публика эта не всегда с выдающимися общечеловеческими качествами — другой вопрос.

Услышанное возмутило меня до глубины души — но еще больше возмутило то, как Маслов заливал мне про нужду государства в достойных людях, а сам просто собирался «продать» меня на аукционе. Он пришел за мной аж в тюрягу только потому, что почуял большие деньги.

Что ж, вот теперь все стало на свои места. И это просто песец, причем полный: я на крючке и спрыгнуть не могу.

***

Далее начались довольно напряженные деньки: утром физподготовка, завтрак, физподготовка, короткая передышка, физподготовка, обед, после обеда теоретические или практические занятия, физподготовка, ужин — и только после ужина немного свободного времени. Нагрузка постепенно возрастает: ну да, последний легкий день был вчера.

Впрочем, я выдерживаю легко, и другие курсанты тоже. Даже девушки продемонстрировали впечатляющую выносливость, ну а собственно на грубую физическую силу испытаний нет, потому как дредноутский доспех «носит себя сам». Именно поэтому дредноутом может быть и женщина.

С группой я более-менее поладил: единственным неприятным человеком оказалась Светлана из Дома Рюриковичей, та самая красивая. Буквально один в один совпадает с описанием, которое дал Юдзи: родовитая, высокомерная и безумно огорченная, что вынуждена якшаться с чернью вроде нас, так что ее в общем-то почти модельное лицо постоянно портит гримаса недовольства и пренебрежения. Конкретно на меня она зла еще и потому, что сама же на меня попыталась наехать, а оказалось, что я не какое-то чмо, а убийца вендиго. И теперь у нее появился интерес к моей персоне, да только у меня к ней пропал, поскольку свою неприятную натуру она выдала сама же. Я с ней держу дистанцию, а ее это злит еще больше: она явно не из тех, кто привык к отказам, тем более от людей, находящихся намного ниже по социальной лестнице.

На третий день в нашу казарму-общежитие пожаловала группа из нескольких парней в мундирах чуть более вычурных, чем наши. Я как раз сидел в общем холле и беседовал с парой других курсантов, так что сразу их увидел.

— Приветствую, господа-товарищи, — сказал один из них, — до нас дошел невероятный слух, что в вашей группе есть абнормал. Это правда?

— Какой такой абнормал? — спросил наш «капрал», спокойный парень по имени Сергей.

— Человек с абнормальной сопротивляемостью магии.

— У нас? Первый раз слышу. Их же раз-два и обчелся.

— Да, редкие птицы. Но слух очень упорный, вот нам и стало любопытно.

Я решил, что лучше будет просто промолчать, и тоже с недоумением развел руками.

Но слух уже пошел и от этого никуда не деться. О том, что я абнормал, все равно узнают все, когда дело дойдет до «аукциона».

***

Наконец, дело дошло до начала занятий с доспехами. Мы осваивали подгонку, передвижение в них и базовое обслуживание в полевых условиях, изучали устройство внутренних узлов. Нас при этом обслуживали, ну то есть заряжали наши дредноутские костюмы, пять магов, четверо старых и один помоложе, все с протезами, у кого руки, у кого ноги нет. Протезы, к слову, крутецкие, не такие, как у давешнего корпората, но очень продвинутые и явно техномагические. Инструктор в ответ на вопрос объяснил, что это такая форма почетной пенсии: маг, потерявший способность нести службу, переводится туда, где может приносить пользу, например, в учебку.

Из этих пяти магов один старичок заряжал восьмерых из нас, а остальные — по четыре. У доспеха на наспинном агрегате есть специальная ручка, маг за нее берется — и вжух, только что индикатор был на нуле, и вот батарея полная. Магия — сила, электрический аккумулятор так быстро не зарядишь, а техномагический накопитель — бац и готово.

Через неделю занятий мы уже научились кое-как преодолевать полосу препятствий. Я неожиданно для самого себя — привык уже быть в числе первых — оказался среди последних. Чертов костюм сковывает движения, и к этому привыкнуть сложно. А когда нам дали потаскать классические тяжелые доспехи дредноута-телохранителя — о, это вообще мрак.

Нам инструктор сразу так и сказал:

— Забудьте то, как вы ходили раньше, считайте, что учитесь заново.

Главная проблема — в очень большом весе, добрых два центнера весит только пустой доспех без вооружения. Есть в нем свои плюсы: он не боится гранат и противопехотных мин, потому что бронированы даже подошвы ног, а магическое поле способно ослабить ударную волну взрыва и некоторые типа магических атак. Но в угоду защищенности принесена подвижность, и ко всему прочему в ряде ситуаций дредноут должен отключать питание, чтобы экономить батарею. И хотя доспех не лежит на плечах, а «стоит сам» и в нем даже можно ходить, если сила позволяет, но даже ногу переставить получается медленно. Попытка ходить «как обычно» приводит к падению, потому что пока ногу от земли оторвешь — заваливаешься на бок до того, как снова поставишь ее. Приходится ходить «вперевалочку»: при шаге переносить вес на опорную ногу. Походка эта так и называется — «походка дредноута». Подобно тому, как каторжник со стажем, избавившийся от ядра на ноге, все равно узнается по специфичной манере подволакивать ногу, ветераны, служившие тяжелыми дредноутами, до конца жизни легко узнаются по своей походке вперевалочку.

— М-да, а я-то думал, что быть тяжелым дредноутом — самая лучшая специальность, — поделился я мыслями с Виктором.

— Ну так-то оно и есть, в какой-то мере. Именно дреды-телохранители чаще всего доживают до пенсии, у них вдвое меньшая смертность. К тому же это старый доспех, более новые совершеннее, у них лучше подвижность и мощнее батарея. Если ты станешь дредом известного джаггера — у тебя точно будет новый доспех. Мой дядя по линии матери дредноут, причем тяжелый, и у него дредноутской походки нет.

Постепенно я приловчился и однажды первым прошел полосу препятствий: чем сильнее носитель, тем подвижнее. Правда, при этом костюм натер мне все, что можно, и то что нельзя натер тоже.

Да уж, так себе развлечение. Служба не дружба, и последний легкий день был вчера.

***

Потом были стрельбы — в доспехах и без — а через две недели нас выстроили на плацу и инструктор сказал:

— Итак, вы прошли самый первый этап — это даже не первый шаг, а всего лишь очередная проверка на достойность. И я счастлив, что вы прошли эту проверку все. Отличное начало. Ну а теперь вы переходите к профильным тренировкам с большей приближенностью к реалиям службы, и отныне к вашему подразделению прикомандированы курсанты-джаггернауты. Знакомьтесь.

И четверо человек, стоявших сбоку, строятся напротив нас.

Вернее, человека там только три.

А у четвертой курсантки — серая кожа, остроконечные уши, скуластое лицо с узким подбородком и глубоко посаженные глаза цвета янтаря. Свартальвка.

— А что, в нашей армии служат еще и свартальвы? — спросил я у инструктора.

— В нашей армии есть место и роль для любого достойного. Это наш новый курсант и будущий джаггернаут.

Ее глаза бегут по нашему строю и останавливаются на мне.

И я понял, что план спрятаться в академии князя Аскольда провалился.

Братство Армагеддона нашло меня.

Ну что ж, есть тут и кое-что хорошее для меня.

Признаться, я уже до тошноты устал быть бегущей дичью.