Рядовой. Назад в СССР. Книга 1

Глава 4 Первые вопросы

Покинув кабинет товарища Амирова, я мельком взглянул на допотопные часы, что висели у выхода над центральным коридором. Случившемуся в кабинете особого значения я не придал. Да, неприятно, но не более. Сколько раз я был на ковре у начальства, выслушивая какую-нибудь ересь. К тому же, сейчас отчитывали не меня.

Зеленые цифры на электронном циферблате говорили о том, что обед был в самом разгаре. Чувствовался голод, ведь, скорее всего, я торчу тут с самого утра. Большая часть тех, кто уже прошел медицинскую комиссию, но еще не получил распределения, слонялась в левой части зала. Там же я увидел и знакомого Женьку Смирнова.

— О, Макс! — обрадовался тот, заметив мое появление. Явно после посещения верзилы-стоматолога, он приободрился. — Ты куда пропал? Договаривались же держаться вместе!

— Да душно тут, я на свежий воздух отходил. Голова что-то разболелась.

— А-а… — Женька посмотрел, как команду из десяти человек, которых как раз выводил из общего зала незнакомый офицер в погонах майора. Вообще, на сборном пункте было много людей в военной форме, встречались и прапорщики.

Убывающая команда была сформирована и готовилась к отходу в самое ближайшее время, а потому и в столовую им проход был открыт вперед основной массы.

— Ну что, тебя уже определили куда-нибудь? — поинтересовался Жека.

— Не знаю, пока ничего не ясно, — уклончиво ответил я. — А тебя?

— А меня в автомобильные войска определили, прикинь? Говорят, куда-то под Иркутск отправят. Сначала учебка, а потом куда получится. Всегда мечтал на военных вездеходах погонять, чтоб прямо по уши в грязь закопаться. Я слышал, что в войсках появились новые грузовики КаМАЗ 4310. Это же круто!

Ага, это может и весело. Только при всей этой романтике остается один важный момент — кому-то придется этот самый вездеход отмывать от грязи. А сделать это без «Керхера» очень нелегко. Весь восторг улетучивается уже через пару таких помывок.

— Как думаешь, в Афганистан могут отправить? — задумчиво спросил Смирнов. — Я слышал, там постоянно водители нужны. Много чего возить приходится, конца войны даже на горизонте не видно.

— Не отправят! — отмахнулся я, ошибочно подумав, что тот просто боится. — Если сам не захочешь. Тебя обязательно спросят, можешь отказаться и ничего тебе за это не будет. Это не стыдно.

— Да, не… — отмахнулся Женька и посмотрел на меня с недоумением. — Я наоборот туда хочу! За пулемет сесть. С Калашникова по духам пострелять. На танке поездить, на вертушке полетать. Вот где круто. А не плац топтать в ботинках, да сапоги чистить.

Вздохнув, я посмотрел на него с пренебрежением. Парень совершенно не понимал, что на войне все совсем не так, как кажется. Нет там ничего хорошего, никакой романтики. Лишь попав в район боевых действий, все сразу меняется, особенно когда первую пулю получишь. И дай бог, чтобы она не оказалась смертельной.

— Зря ты так! — мрачно отозвался я, уже понимая, что бы я ему не сказал, все равно не поймет. — Ничего там хорошего нет.

— А ты-то откуда знаешь? — хмыкнул тот.

Еще бы мне не знать, за годы службы и участии во многих операций, у меня было больше десятка боевых ранений, и к счастью, ни одного смертельного.

Я неопределенно пожал плечами, потом ответил. — Читал!

Тот не стал заострять на этом внимание.

— Интересно, нас кормить-то будут? — пробормотал Жека, под аккомпанемент завывания желудка кого-то из рядом стоящих. — Кушать хочется, однако!

— Ну да, точно!

— А давайте сами попробуем пройти в столовую?

Скопом выйдя на улицу, мы остановились в нескольких десятках метров от столовой. Как я и думал, проход внутрь шел по определенному порядку, который устанавливал дежурный по столовой, в звании прапорщика.

— О! Вот, прапора видите? — произнес белобрысый парнишка, указывая на выход. — Он типа решает, кто идет следующим. Вроде дежурного.

Не вроде, а так и есть.

Но дойти до входа мы не успели, потому что дальше начался настоящий цирк… Сначала откуда-то справа раздался шум, приближающиеся невнятные голоса.

Обернувшись, я увидел группу людей, из которых самым заметным был Юрка Коньяков. Тот словно толстая собачонка семенил за патрульными в военной форме и что-то им доказывал. Все ясно, это комендатура!

Старший патруля, молодой офицер в звании лейтенанта, решительно двигался в нашу сторону. Вид у него был хмурый, деловой. Еще я заметил, что Коньяков для убедительности размазал по лицу кровь. Когда он с дружками уходил с курилки, крови на нем не было. Да и не бил я его, так, чуть-чуть скрутил. Неужели этот говнюк решил меня подставить?

— Вот! Вот, это он! В серой футболке с зеленой надписью! Громов! — громко залебезил Юра, тыкая толстым пальцем и глядя на меня своими свинячьими глазками. — Он на меня напал!

Я мысленно усмехнулся — вот же мелочный человек, а? С позором получив люлей, побежал жаловаться, да не лишь бы кому, а взял правильный курс на комендатуру. Само собой он все переиграл, сделав жертвой себя — типичное поведение агрессивного труса. Его дружки подтвердят что угодно, хоть и являются заинтересованными лицами.

— Громов… Кто здесь Громов? — начал лейтенант.

Я спокойно вышел вперед, ожидая неприятного разговора.

— В чем дело?

— На вас поступила жалоба! — выпалил лейтенант. Оба его помощника в звании ефрейторов, стояли наготове, ожидая команды старшего. — Зачем вы избили товарища Коньякова?

Честно говоря, мне стало смешно.

Все остальные затаив дыхание просто наблюдали за происходящим.

— Избил⁈ — усмехнувшись, произнес я, указывая на Юру. — Да вы взгляните на него. Он же в полтора раза больше и явно сильнее. Я кроме шахмат, другого спорта и не знаю даже. Как я мог побить такого амбала, да еще и на призывном пункте?

— Слон и Моська! — брякнул кто-то из патрульных.

Лейтенант неуверенно обернулся к Коньякову, чтобы убедиться в моих словах. Разница, конечно же, была очевидной. Да и самодовольное выражение лица отморозка говорило о том, что он пошел на это целенаправленно — скрыть злорадство на жирном лице у него не получилось.

— Кто может подтвердить твои слова? — это было адресовано мне.

— Никто. Там был только я, сам Коньяков и его дружки! — ответил я. Офицер явно перегибал палку — может, хотел в милиции работать, а его только в комендатуру и взяли?

— В таком случае, пройдемте! — вдруг произнес он.

— Да вы что, товарищ лейтенант? — твердо произнес я, абсолютно уверенный в своих словах. — Очевидно же, этот здоровяк просто перегрелся на солнце. Вон, жара какая сегодня, плюс тридцать девять. Ему и показалось. Что я, больной на троих бросаться? Тем более, на тех, что старше меня. Да вы посмотрите, здоровый кабан, а мышцы какие… А я что?

Конечно же, я издевался — только тупой как пробка Коньяков этого не понимал. А вот лейтенант просек мой настрой.

— Так, а ну, кулаки покажи… — потребовал он, строго глядя в мою сторону.

Я с чистым сердцем показал ему кулаки, на которых не было абсолютно никаких следов сбитых в драке костяшек. Ну, еще бы, я же Коньякова не бил… Только немного приложил об асфальт и скрутил в болевом приеме. Но лейтенант почему-то смотреть на мои кулаки не стал, видимо все понял с первого взгляда. Он зачем-то схватился за висящий на боку планшет и произнес:

— Так, вот что… Пройдемте, поговорим в другом месте!

— Куда?

Ему мешала толпа зрителей, ведь по сути ситуация была глупой. Вот и намеревался все решить без посторонних. Это меня сразу насторожило.

— Пройдемте!

— Да что он сделал-то? — вступился за меня Смирнов. Оба патрульных ефрейтора заметно напряглись. — Дал сдачи этому дураку? Так он всегда сам себе приключения на одно место ищет, а когда сдачи получит, бежит жаловаться.

Но начальник патруля был настойчив. Снова озвучил требование.

— Хорошо, как скажите! — выдохнув, отозвался я, а затем добавил. — Кстати, по согласно устава, вы обязаны представиться!

— Что?

— Ваше звание и фамилия.

Наверное, меня бы действительно увели, а Коньяков от души порадовался, но вдруг появился уже знакомый мне капитан Игнатьев. Он как раз вышел из здания штаба с дипломатом в руке. Наверняка какие-то документы на будущее молодое пополнение.

— Товарищ лейтенант, разрешите вас? — громко произнес он, обращаясь к младшему офицеру.

— Что?

— Сюда подойдите! — командный голос у Игнатьева был поставлен хорошо.

Лейтенант хотя и был младше званием, однако находился в суточном гарнизонном наряде и исполнял обязанности начальника патруля, поэтому мог не выполнять иные команды старших по званию. Но все-таки сделал это.

Игнатьев привычным жестом достал из нагрудного кармана ксиву, в раскрытом виде предъявил ее начальнику патруля. Тот заглянул внутрь, почти сразу как-то неестественно выпрямился, замер, изменился в лице. Игнатьев тихим голосом бросил ему пару фраз, после чего лейтенант несколько раз кивнул, выполнил воинское приветствие и повернулся к своим подопечным.

— За мной.

— А как же этот? — один из патрульных растерянно кивнул на меня.

— Глухой, что ли Ефремов? За мной, шагом марш! — разозлился молодой лейтенант.

— Эй, как же… Вы что, его не заберете? — возмутился изумленный Коньяков, растерянно глядя то на меня, то на лейтенанта. Но тот лишь отмахнулся от него.

И тогда Юрка посмотрел на меня злобным взглядом.

— Ты еще пожалеешь! Максимка!

— Ага, жду не дождусь! — усмехнулся я, прекрасно понимая, что ничего он мне не сделает. Кишка тонка, опять пустое сотрясание воздуха — попытка справится с очередным обломом. Дважды опозорился за последние пару часов.

Капитан Игнатьев не стал дожидаться окончания концерта, он просто убрал ксиву и отправился по своим делам. Когда я вновь обратил внимание на офицера, того уже не было в поле зрения.

Когда стало спокойнее, парни начали с азартом обсуждать произошедшее между собой. Само собой, они мало что поняли — выглядело так, будто капитан осадил молодого лейтенанта, продемонстрировав превосходство по старшинству. Но на самом деле дело обстояло иначе, ему просто указали его место и сказали не вмешиваться. Все-таки ГРУ это не плюшки со стола тырить…

Игнатьев и впрямь был оттуда, аббревиатура из трех букв. Чувствую, я с ним еще встречусь, но уже при других обстоятельствах.

Про голод все забыли, обсуждая произошедшее. Юрку тут знал только Смирнов и сейчас он объяснял остальным, что это за скотина. Пародия на человека, каких много.

— Э! Кто такие? — вдруг послышался грозный голос с характерным акцентом.

Оказалось, что пока происходила вся эта ерунда с патрулем, вниз по ступенькам спустился дежурный по столовой — прапорщик, сугубо армянской наружности. Не высокий, но очень коренастый. Форма засалена, помята. Сапоги хоть и чистые, но судя по всему, гуталина на них не было уже давно. На руке красная повязка с белой надписью «Дежурный по столовой». Сунув крепкие, поросшие черными волосами руки в растянутые карманы, он смотрел на нас с недоумением.

— Нам бы это… В столовую! — торопливо брякнул Женька, обернувшись к остальным за поддержкой.

— Зачем?

— Обед, вроде… Что за глупый вопрос?

— Кто тут глупый? — надулся как индюк прапор, осмотрев нас с какой-то раздраженностью. Видно было, что как человек он ну очень противный. — Сначала строй организовать надо. А то пришли, как стадо обезьян! Внешний вид в порядок привести. Форма одежды, где? Доклад? Старший команды где?

— Нет его.

— Тогда свободны!

— Ну и что там теперь, голодными ходить?

— Все нераспределенные питаются в последнюю очередь! А приходить нужно строем!

Что такое строй, здесь никто не знал. Примерное представление, конечно, имели, а вот как оно обстоит по уставу, вряд ли кто-то сумел бы объяснить.

— Ну? — нетерпеливо спросил прапор, когда пауза затянулась. — Откуда вы такие бестолковые взялись? Тьфу, смотреть противно!

Потеряв к нам интерес, он демонстративно вернулся обратно в столовую.

— Надо же, какая важная птица… — фыркнул кто-то из наших. — Пнуть бы, чтобы полетела!

К счастью, через несколько минут ко входу подошла небольшая команда из десяти человек, которую вел старший лейтенант. Они еще не успели переодеться в военную форму, поэтому на их фоне мы не сильно отличались.

— Товарищ старший лейтенант, разрешите встать в строй? — громко спросил я у офицера. — Нас в столовую без старшего не пускают. Можно мы с вами зайдем?

— Становитесь! — сухо кивнул тот, затем добавил уже своим бойцам. — Слева по одному, на вход шагом марш! И руки мыть не забывайте, а то потом будете в дамскую комнату бегать! В вагоне всего два туалета, особо не разбежишься!

В общем, так мы и оказались в столовой. Правда, дежурного по понятным причинам мы сторонились — какой-то он на голову сдвинутый. В «Химках» наших войск в Сирии я знал многих прапорщиков, большинство из них именно такие. Хитрые, деловые и суетные, а от собственной важности, некоторые просто не знали куда деваться. Но с боевыми подразделениями они вели себя тихо, уровень чувствовали.

В столовой пахло именно так, как должно пахнуть в советской столовой — супом, разваренными макаронами, котлетами и компотом. Особенно сильно пахло в поваренном цехе, но я бы туда заходить не рискнул бы.

Стены в общем зале выложены квадратной керамической плиткой, на фасаде огромная картина маслом — охотники на привале. Большие окна, чуть прикрыты тонкими желтоватыми занавесками. Пол бетонный, с вкраплениями кусочков разноцветного мрамора. Слева длинный ряд раздаточных столов, затем шли холодильники. С обратной стороны повара в белых одеждах. Точнее, желтоватых. В них я узнал солдат из суточного наряда по столовой — вот уж служба, ну его на фиг. Картофельные войска, из подвигов только начищенная ванна картошки, сто-пятьсот стаканов разлитого компота.

Учитывая время года, в зале было очень душно и жарко. Ведь в соседнем помещении стояли огромные котлы, в которых как раз и готовили пищу. Работать там настоящий ад. И хотя в обеденном зале под самым потолком крутились огромные трехлопастные вентиляторы, прохлады они почти не добавляли, лишь гоняли туда-сюда горячий воздух.

Повсюду стояли квадратные столы на железных ножках, но застелены они были не скатертями, а толстыми полиэтиленовыми клеенками. Их стирать не нужно, достаточно просто протереть влажной тряпкой. За ними сидело по четыре человека, слышался гул голосов и звон ложек-вилок о металлическую и алюминиевую посуду.

— Закончить прием пищи! — приказал дежурный по столовой и сразу несколько человек с недовольными лицами заскрипели стульями.

На меня внезапно накатило чувство ностальгии. Когда-то я уже был здесь, видел эти столы, чувствовал этот запах… Ел эту еду, хотя и без всякого удовольствия!

— Макс, чего ты встал? — Женька, что стоял сзади, легонько подтолкнул меня в спину. — Опять задумался?

Мы быстро выстроились у раздачи затылок в затылок.

В современной армии уже давно действует линия раздачи и система шведский стол, но это касается в основном штабов и учебных заведений. Где-то еще осталось по-старому. Конечно, модное обозначение «шведский стол» в армии на самом деле сильно отличается от представления обычных людей. Назвать его так можно с большой натяжкой, но принцип примерно тот же. В «полях» же все иначе, что в котлах привезли, то и ешь. Не нравится, не ешь.

Военнослужащий с подносом проходил вдоль раздачи и брал то, что ему приглянулось. Понятно, что там действует соотношение качество-количество. Ну, невозможно сварить двести пятьдесят литров вкусного супа. Невозможно. Для этого нужно быть профи, но профи в солдатской столовой не работают. А тем более суточный наряд из срочников, многие из которых и макароны сварить толком не могут.

Раньше ведь было по-другому — гражданских поваров не было. Все своими силами. Назначенный наряд по столовой заранее готовил пищу по утвержденному меню, расставлял чистую посуду, приборы. Раскладывали хлеб и разливали чай. У каждого стола был дежурный, который всем раскладывал пищу. Вроде, как в пионерском лагере.

Здесь еда уже была разложена по тарелкам — несколько солдат, с белыми фартуками только и успевали наполнять тарелки. Достаточно современное нововведение, правда, не в таком виде, как сейчас принято. Но суть примерно та же — из-за большого потока призывников, такой метод раздачи еды был куда быстрее и практичнее.

Выбор, конечно же, был очень ограниченный — на первое рассольник и ленинградские щи. А на второе гречка с котлетой или макароны по-флотски. Я быстро наполнил поднос, направился к только что освободившемуся столу, но не лишь бы как, а по определенному маршруту, чтобы не столкнуться с теми, кто уже поел и нес грязную посуду к мойке. Там тоже были солдаты, имитируя работу посудомоечных машин.

Мы с Женькой сели за стол у окна, там хоть воздух свежее — все-таки они были открыты. Мы взяли по тарелке ленинградских щей и макароны по-флотски. Ну и компот с хлебом.

За годы службы я привык кушать на коленке, делать это приходилось в любых условиях, о вкусах не задумывались. Главное для бойца не вкус пищи, а энергия от ее употребления. Белки жиры и углеводы. Сытый боец может обороняться и наступать, а голодный уже слабее и находится в заведомо проигрышной позиции.

Бывало, мы неделями сидели на сухих пайках «Армия России». Честно говоря, их я не любил. Да, придумали семь вариаций, но по сути, все одно и то же, только консервы меняются. Еще, неудобные они, расчет только на калорийность и возможность поесть уже готовое, без кухни. А метод разогрева консервов у нас к сожалению устаревший. В Америке еще в девяностых годах начали обходиться без огня и дыма. Это же демаскирующий признак.

О вкусовых качествах сухих пайков никто особо не думал. Там не было ничего, что можно съесть с удовольствием. Но с голодухи любая еда сгодится, к тому же, со временем ко всему привыкаешь. Человек вообще такое существо, что привыкает ко всему. А любая полноценная кухня, всегда в радость для солдатского желудка. Солдат он же прост, как табуретка — ему хочется только есть, да спать.

Я усиленно заработал ложкой, потребляя щи. Делал это быстро — дело многолетней привычки. Быстро поел — занял позицию, дал время поесть своим товарищам. Медленно поел, тебя застали врасплох и все подразделение упустило драгоценное время. Как-то так.

Зато остальные парни за нашим столом были сугубо домашними мальчиками, привыкшими к маминым пирожкам и пельмешкам. Ели медленно, перебирали и постоянно ворчали. Особенно Женька.

— Макс! Как ты это ешь? — спустя несколько минут, хмыкнул тот, покосившись на меня с удивлением. Он уже несколько раз перемешал содержимое, но аппетитнее оно не стало. — Не досолено, не вкусно. Все разварено, перетерто. Не щи, а бурда какая-то!

В целом, еда была самой обычной по армейским меркам. Наверное, самая подходящая в этом случае фраза — безвкусная пища.

— Привыкай, два года ты будешь есть примерно то же самое! — заявил я, отставляя пустую тарелку. — Иногда лучше, иногда хуже. Как дома, уже не будет. Точнее, будет, но нескоро. Кстати, на ужин, обычно, еще хуже. Вот когда попробуешь «бигус», точно будешь в восторге.

Бигус, это такая лютая вещь, что когда его готовят, по всей округе распространяется жуткая вонь, хочется убежать куда подальше. По сути, это всего лишь тушеная капуста с рыбой. По отдельности еще ничего, но вместе… Что за злобный человек придумал сие блюдо, история умалчивает. Одно я знаю точно — «бигус» гарантированно вызывал изжогу у любого, кто его ел более пары недель. Можно себе представить, как это готовилось на тысячу человек…

— Да блин… — Женька недовольно звякнул гнутой вилкой по тарелке. Разваренные макароны по-флотски его тоже не впечатлили. Взял кусок хлеба, пожевал. — Замечательно, хлеб из опилок!

Я только усмехнулся — ничего, перевоспитается. Голод, не тетка.

Остальные двое парней, имена которых я не запомнил, последовали моему примеру. Но без аппетита, а просто потому, что было нужно. Ужин не скоро, да и далеко не факт, что он будет вкуснее обеда.

Дежурный по столовой, что бродил вдоль раздачи, то делал кому-то замечания, то ругался, но большую часть времени просто гонял мух. Видно было, что ему нравится шпынять молодняк.

После приема пищи мы взмокшие от духоты, поскорее вышли на улицу. Вся одежда промокла чуть ли не насквозь.

Курить на сборном пункте можно было только в отведенных для этого местах, но многие все равно кучковались и втайне пытались дымить. Кому-то влетало, кому-то нет.

Вообще, призывной пункт место интересное — где-то чистота и порядок, а где-то черт знает что твориться. Патрулей всегда не хватало, чтобы поддерживать дисциплину среди огромного потока будущих солдат. Большинство таких пунктов в моменты сборов, испытывало явный перегруз.

Отдельного внимания заслуживал общественный туалет, который по запаху мог найти даже слепой глухонемой в одном флаконе. Флюиды летели туда, куда подул ветер, на радость местным жителям.

Покончив со всеми процедурами, мы собрались в подобие строя и отправились обратно в общий зал. Тут и там бродили группы вроде нас, некоторых контролировали, некоторых нет. Бардак, одним словом.

Уже несколько часов шел разбор полетов. Число нераспределенных постепенно уменьшалось, правда, время тянулось как-то совсем медленно. Людей становилось то меньше, то больше — кто-то уходил, кто-то приходил. Очевидно, что некоторым предстоит торчать тут неделю, а может и больше. А кого-то забирали сразу.

К половине пятого, когда задница уже устала сидеть на неудобных деревянных лавках в общем зале, по громкой связи наконец-то объявили:

— Команда «47У», помещение сто девятнадцать! Повторяю, команда «47У», сбор в помещении номер сто девятнадцать, на первом этаже!