Рыбацкие страсти и Встречи

Судаки

Каму я впервые увидел в 1960 году с пристани Чистополя. Мне шел девятнадцатый год, и летом я поехал в Казань поступать в университет. Памятны до сих пор огромные открытые пространства воды, каких я до этого не видал. На пристани я пытался складывать, точнее, сливать вместе речки, подобные нашему Кичую, и все задавался вопросом: «Сколько же их понадобилось?». Теряясь в догадках, я неотрывно глядел на эту голубую под солнцем могучую стихию, качающую многотонные корабли, как скорлупки лесных орехов. Думал и о рыбах: их видах, образе жизни и, конечно, о размерах.

К сожалению, судаки в Кичуе не водились, и о них я практически ничего не знал, даже не видел ни разу. Первого маленького судачка я поймал, живя в Нижнекамске, на Старой Каме. Смешно признаться, но вначале я принял его за крупного ерша и сделал опрометчивый вывод о том, что в большой воде даже ерши и те растут и вытягиваются. Однако не ушел от моего внимания зубастый рот рыбы – верный признак, выдающий хищника.

Изредка стали мне попадаться судачки и покрупнее. Я начал понимать, что это донная рыба и ловить ее лучше всего на утренней или вечерней зорьке. Однако редко приносил я домой в качестве улова более одного судака. И это уже считал некоторым достижением, так как вкусовые качества этой жареной в растительном масле рыбы и почти полное отсутствие мелких косточек в ее мясе (в отличие от костлявого леща) постепенно делали эту рыбу в моем понимании деликатесной и любимой.

Продолжая ездить за рыбкой на велосипеде на Старую Каму, я как-то прислушался к разговору рыбаков о том, что хорошо ловится судак и другая рыба на повороте Камы у Сентяка. Вначале мне показались эти суждения странными, так как на Старой Каме стоит тишина: не ходят пароходы, метеоры и баржи, и к тому же почти не бывает волнения. Я даже недоумевал: почему это здесь рыбе хуже, чем там, где вода практически кипит от движения быстроходных и прочих судов? Однако я упускал из вида очень важные для многих рыб обстоятельства – течение и глубину воды. А они во многих случаях являются решающими при выборе рыбой среды обитания.

Выбрав подходящий воскресный денек, я решил скататься на своем двухколесном коне на заманчивый поворот реки. Приехав, я был поражен огромному количеству рыбаков с закидушками. Такого скопления их я больше никогда и нигде не видел. От самого начала поворота реки, где тогда еще росли три больших тополя (прямо как на Плющихе!) до зарослей ивняка, начинающихся после того, как минует на противоположной стороне Сентяк, пристроиться с закидушками не представлялось возможным. Удрученный, я возвратился домой, не замочив снастей.

Обогащенный таким бесценным опытом, на следующий раз я встал затемно по будильнику и на зорьке приехал к «плющихинским» тополям. Однако рыбаки там уже были. Некоторые там ночевали. Среди ночевавших я узнал Роберта – товарища по работе. Он находился на берегу с племянником и резиновой лодкой. За вечер, ночь и начавшееся утро Роберт почти ничего не поймал. Утомленный и уставший, он охотно потеснился, позволив мне забросить пару закидушек.

Клевало действительно плохо, но я сумел на зорьке подцепить двух маленьких судачков. Когда же солнце поднялось повыше, клев вообще прекратился. Мы с Робертом обсуждали житейские и институтские дела и готовы были смотать удочки. К этому подавали пример и два наших соседа, собирающихся домой. А на место этих соседей пожелал сесть порыбачить красноключинский мужик в годах, но крепкого телосложения. На рыбалку он пришел с внучонком и поджидал, когда собирающиеся домой освободят, видимо, его излюбленное место.

Наконец он размотал две закидушки, сделал насадки и мастерски (палкой!) забросил груз с леской и крючками далеко в Каму. Как и все рыбаки, он повесил на лески колокольчики и стал ждать, снаряжая для внучонка поплавочную удочку. На наше общее удивление, на его закидушке зазвенел колокольчик, и вскоре мужик вытащил на берег килограммового леща. Он снарядил и забросил снасть снова и, как по волшебству, теперь у него заклевало на другой закидушке. На этот раз он приволок к берегу судака весом примерно в 2 килограмма. И далее этот рыбак-удалец продолжал свою красивую и результативную ловлю на глазах многих обескураженных соседей, по большей части таких же неудачников, как и мы с Робертом.

Глядя на эту заманчивую картину, я сказал Роберту: «Слушай, дружок. Вот мы с тобой высшее образование имеем, даже аспирантуру закончили, а что мы можем этому рыбаку противопоставить?» – «Ничего, – довольно спокойно ответил мой друг и продолжил: – У мужика большая практика, его величество опыт, у него все отлажено, подобрано, подогнано и выверено. Он много раз испытал свое творение в деле. Если ты изучишь его снасть и сносишься на рыбалку столько же раз, сколько он бегал в своей жизни, у тебя будет получаться то же самое». А между тем наш мужик методично продолжал вытаскивать из Камы судаков и лещей и складывать их, как поленья для деревенской печки, в большой рюкзак. Мы глядели на него со стороны как на захватывающую сцену с одним действующим, но классным артистом.

Наконец, набравшись любопытства, как говорится, под самую завязку, я подошел к умельцу-рыбаку в тот момент, когда он снимал с крючка очередную пойманную рыбу. Я внимательно осмотрел леску, поводки, крючки и насадку, понаблюдал, как ловко он забрасывает: груз с леской улетал у него в реку на расстояние до 50-60 и более метров. Я же бросал только рукой и поэтому вдвое ближе. Для себя я сделал хорошие выводы и стал осваивать рыбацкое мастерство на практике.

Первым делом удлинил на закидушках лески и стал учиться бросать груз палкой. Однажды при сильном боковом ветре леску петлей набросило мне на левое ухо, и я едва не лишился наружной его части. В другой раз леска на скорости чиркнула по моей шее, оставив красный след. В третий раз – зацепилась за мой сапог, стоящий на берегу, и он улетел тоже в воду. Тем не менее и бросать палкой груз в реку я научился, как, впрочем, и многому другому. Рыбалка для меня стала складываться лучше, чем раньше, и новое рыбацкое место я полюбил. Это были 70-е годы, и рыбы в Каме было еще очень много. Мне тоже стали попадаться на малька судаки в 1-2 кг весом. И с мальком тогда не было проблемы. На озере, в особенности у тросов, которыми удерживался понтонный мост, малек почему-то прямо-таки кишел. Черпнешь марлевым сачком один раз – и дневная рыбалка обеспечена. Но после большой воды 1979 года он из озера ушел вместе с водой в Каму. С мальком стали проблемы. И судак с этого момента стал ловиться хуже: бывшие большими, его косяки в реке заметно проредились. Тем не менее мне попадались на донку судаки в 3 кг и более. Наконец, выловил самого большого в моей рыболовной практике судака весом в 5 кг. Характерно, что мясо крупных судаков, в отличие от мяса щуки, такое же нежное и вкусное, как и судаков-сеголеток.

Мой опыт ловли судаков подтверждает простую истину, которую нам время от времени напоминает Алла Пугачева: «Если долго мучиться, что-нибудь получится». В ловле судаков я, наверное, не достиг того совершенства, которым владел красноключинский мужик. Но всегда было приятно, когда знакомые рыбаки на равных обсуждали со мной различные тонкости этой рыбалки, реально видя опыт и его результаты. Эти рыбаки до сих пор в моей памяти: и моряк, выходивший на рыбалку в полосатой тельняшке, и наш студент первых выпусков (они рыбачили, как правило, вместе), и очень страстный любитель рыбалки, приезжавший на «Москвиче» красного цвета. Увидев меня на берегу с закидушками, он постоянно задавал один и тот же вопрос: «Ну как?». И когда слышал в ответ: «Пока ничего», – с юмором произносил: «Коли у тебя не клюет, то мне можно закидушки и не разматывать». Как почти всякий рыбак, он, конечно, лукавил. И вскоре я узнал от него, что в омуте у трех тогдашних тополей он поймал на малька осетра весом в 18 кг. Это подтвердили мне и независимые рыбаки, к мнению которых я прислушиваюсь до сих пор.

Часто карауля судаков, сам я осетров не вылавливал, но стерляди все же попадались. Маленьких, конечно, отпускал, но с красавицей в 1,5 кг не было никаких сил расстаться. Признаюсь, что одна такая красавица была наполнена зрелой икрой. Меня это страшно удивило: стоял на дворе август. Неужели стерлядь вынашивает икру не один год? Или был какой-то природный сбой в связи с препятствиями для рыб у бетонных стен водохранилищ?..

Пойманный судак, приближаясь к берегу, не рвется, не мечется, как язь, а тянет леску куда-то в сторону. В отличие от других рыб судак совершенно не терпит неволи и быстро засыпает. Он погибает иногда даже на крючке, еще будучи на дне водоема, когда рыбак долго не проверяет свою снасть.

На насадку, предлагаемую рыбаком судаку, клюет изредка жерех, голавль, язь и даже сом, о чем собираюсь поведать в других материалах. Завершая же разговор о судаках, замечу, что эта красивая, сильная, статная рыбка для меня является едва ли не самой любимой. Мне доводилось, будучи на отдыхе в «Берсуте», поджидать ночью пароход из Чистополя. Стояла тихая теплая летняя ночь. Светили фонари по бокам дебаркадера. В воде мелькали мальки, а за ними охотились судаки. О, что там происходило! Не по одиночке, а большими стаями судаки набрасывались на стаи мальков. Вода бурлила и почти кипела: шла неравная борьба. Мальки спасались только бегством, уплывая в темную часть воды. Красивое зрелище. Я наблюдал его, не отрывая глаз от воды, стоял как завороженный, позабыв о «Берсуте» и о пароходе из Чистополя. Ай да судак – природное чудо водной стихии!