Рыцари

Как посвящали в рыцари

...Ночь юноша-оруженосец провел в храме. Здесь, под темными сводами, в полной тишине, он стоял на коленях у одного из алтарей, где мерцали свечи перед изображением Георгия Победоносца, покровителя рыцарства. Огоньки свечей тускло поблескивали на металле тяжелых доспехов, лежащих тут же перед алтарем.

Но вот сквозь разноцветные стекла витражных витрин в храм проникли первые солнечные лучи. Юноша терпеливо ждал. Наконец загремели тяжелые засовы железных дверей. Теперь оруженосцу предстояло омовение в приготовленной ванне — в знак начала новой жизни. Потом он снова вернулся в храм.

Храм уже был заполнен разряженной, веселой толпой родственников и гостей, съехавшихся из всех окрестных замков. Епископ начал молитву. Оруженосец смиренно исповедовался, причастился и опустился перед епископом на колени. Тот благословил его меч и вручил оружие будущему рыцарю.

И тогда наступил самый волнующий, самый торжественный момент. Рыцари, молодые дамы и девушки облачили юношу в доспехи. Он преклонил колени перед своим сеньором, и тот трижды прикоснулся к его плечу мечом со словами: «Во имя Божие, во имя Святого Михаила и Святого Георгия, я делаю тебя рыцарем, будь храбр и честен».

Впереди торжественный пир в честь нового рыцаря, но прежде ему еще предстояло показать всем гостям свои воинское искусство. У выхода из храма ждал боевой конь; не касаясь стремян, юноша вскочил в седло и промчался во весь опор перед зрителями с копьем наперевес. Меткий удар, и чучело, облаченное в рыцарские доспехи, отлетело шагов на двадцать в сторону. Гости разразились криками восторга...

Тысячи, десятки тысяч раз повторялись в средневековой Европе такие сцены. Вчерашний оруженосец после обряда посвящения становился полноправным членом особой касты — рыцарского сословия.

Рыцарство — порождение средневековья. Рыцари были высшим классом среди воинов. Дословно на всех европейских языках слово рыцарь означает «всадник», и не случайно — рыцари всегда сражались верхом. И появилось рыцарское сословие в системе феодальных отношений потому, что не могло не появиться.

Рыцари стали единственной реальной силой, которая нужна была всем. Королям, чтобы использовать ее против соседей-королей, против непокорных вассалов, крестьян и церкви. Феодалам помельче — графам и герцогам — против короля, соседей и крестьян. Крестьянам — против рыцарей, дававших вассальную клятву соседним владыкам. Такое разобщение — все против всех — и стало главной причиной возникновения рыцарства. Относится оно к IX-X векам.

Как складывались феодальные отношения

В IX-X веках ни одна из стран Западной Европы не представляла собой единого сильного целого. Франция, Германия, Италия были разбиты на тысячи, а то и на десятки тысяч мелких и крупных поместных владений, хозяева которых — герцоги, графы, бароны — были почти абсолютными владыками в пределах своих вотчин.

Они творили суд и расправу над крепостными крестьянами и над свободным населением своих земель, облагали его податями и налогами, собирали войско, объявляли по своему желанию войну и заключали мир. Королевская власть была униженной и слабой, нередко король был беднее многих своих подданных.

Владетельные сеньоры и вовсе пренебрегали королями и нередко престолы служили игрушкой в их руках, они с легкостью свергали королей, сажая на их место своих ставленников, которым также не желали повиноваться.

Единственным, что связывало феодалов между собой — и крупных, и мелких — оставались земельные отношения. У каждого был свой феод — вотчина. Однако, чтобы сохранить его в неприкосновенности, уберечь от посягательств соседей, нужно было иметь собственное надежное войско. Для этого богатый поместный владелец раздавал часть своих земель вместе с крепостными крестьянами и свободными людьми в пользование другим, более мелким, под условием верной военной службы.

По первому зову своего властелина — сеньора — они обязывались являться к нему на коне, в хорошем вооружении, в сопровождении оруженосцев и обусловленного числа воинов из своих новых подданных.

В свою очередь и они могли предоставлять некоторую часть полученных владений в пользование еще более бедным владыкам, и так далее. На каждой из ступеней этой феодально-иерархической лестницы каждый становился вассалом своему сеньору, стоящему на следующем, более высоком уровне. Каждый приносил свою клятву беззаветной верности.

Такую же клятву давал и сеньор своим вассалам. Обязательства верности были взаимными, при нарушении их каждая сторона имела право прервать отношения и мстить вооруженной рукой.

Земля, отданная в пользование на таких условиях, называлась феодом или леном. Вассалы, получившие лен, были обязаны помогать сеньору не только военной службой, но и «советом и помощью». В обусловленные сроки все вассалы являлись ко двору своего сеньора и вместе с ним вершили суд. Обычно у сеньора накапливалось немало судебных разбирательств: одни из его вассалов в чем-то провинились, другие поссорились между собой. Признавали же они только суд равных, а равными между собой считались все ленники, независимо от богатства и количества подвластных земель.

Однако на этом и заканчивалась зависимость ленника от сеньора, во всем остальном он был совершенно свободен. На полученной земле ленник выстраивал себе крепкий замок и отсюда властвовал над окрестными деревнями и дорогами.

Население же, беззащитное от набегов соседей-феодалов или разбойников, признавало ленника своим владыкой и искало в нем опору. В случае опасности все находили защиту в замке. Взамен феодал при необходимости набирал из окрестных жителей вооруженный отряд и спешил на зов своего сеньора. Вот из таких владельцев земли разных рангов и составлялось рыцарство. Рыцарями считали себя и самый бедный из ленников, и граф, и герцог, и сам король.

Зловещие, мрачные, жестокие времена. Непрерывные набеги, грабежи, разбои. Один французский архиепископ IX века жаловался, что «повсюду совершается насилие, всякий заботится лишь об удовлетворении своего честолюбия, сильные угнетают бедных, и люди стали похожи на рыб, которые глотают одна другую», Только складывающаяся система зависимых феодальных отношений обеспечивала человеку хоть какую-то надежду на безопасность и защиту. Даже сама христианская Церковь была еще слабой и беззащитной во времена зарождения рыцарства, хотя и пыталась по мере сил смягчить нравы, внести в мирскую жизнь хоть немного порядка.

Как Церковь относилась к войнам

Рыцарские идеалы, особую рыцарскую нравственность сформировала в основном именно церковь, христианское учение. Правда, на это потребовалось немало времени.

Попытки обуздать дикие нравы жестоких времен христианская Церковь начала с защиты самых обездоленных, самых слабых, естественно считавшихся находившимися под ее покровительством.

Церковные Соборы запрещали нападать на беззащитных крестьян-тружеников, забирать скот, грабить купцов. Приходилось Церкви заботиться и о своих собственных служителях. Увы, они гибли в распрях, как и все остальные люди, а церковные богатства, собранные в монастырях и храмах, привлекали многие алчные взоры.

«Отныне никто не должен врываться в церковь, оскорблять монахов, хватать крестьян, грабить купцов, забирать скот», — гласило одно из церковных постановлений, называемое «Божьим миром», Тот, кто его нарушал, подлежал отлучению от Церкви.

Позже, окрепнув, Церковь стремилась если не прекратить феодальные усобицы, то хотя бы их ограничить. Для этого она призывала герцогов, графов, баронов воздерживаться от бесконечных распрей хотя бы во время поста и больших праздников, а также в определенные дни недели — субботу и воскресенье, — чтобы проводить их благочестиво.

Сроки, когда складывалось оружие, назывались «Божьим перемирием». Но невозможно было совсем обойтись без войн, и на неизбежное зло у христианской Церкви постепенно вырабатывался определенный взгляд. Именно он и стал основой для рыцарской нравственности и рыцарских традиций. Так что здесь нелишне обстоятельнее познакомиться с некоторыми из теологических воззрений.

Христианские заповеди, как известно, полностью отвергали войну, убийство людей. Когда христианская Церковь только-только начинала формироваться, многие из ее «отцов» разделяли заповеди полностью. «Неужели можно жить мечом, — говорил один из них, Тертуллиан, философ и писатель, — когда Господь возвестил, что от меча погибнет каждый, кто возьмется за меч?»

Ему вторил блаженный Августин, родоначальник христианской философии истории: «Кто может думать о войне и переносить ее без глубокой скорби, тот воистину потерял всякое человеческое чувство».

Однако христианская вера стала государственной религией, и Церкви приходилось примирять свои взгляды с требованиями государственной власти. Она стала признавать войну; тот же блаженный Августин сформулировал примирение христианских заповедей с неизбежностью войн такими словами: «В чем грех войны? Неужели в том, что умирают люди, которые все равно когда-нибудь умрут? Осуждать смерть, это трусость, а не набожность. Нет, страсть вредить, жестокость мщения, неукротимость и непримиримость духа, дикость в борьбе, похоть господства — вот что по справедливости считается грехом в войнах».

В X-XI веках Церковь терпит войны, однако законными считает только войны справедливые. Но как определить, какую войну считать правой, а какую нет? Формулировку за пять-шесть веков до этого оставил опять-таки блаженный Августин: «Справедливыми обыкновенно называются те войны, которые мстят за несправедливости, если, например, какое-либо племя или община пренебрегает обязанностью возместить за нечестие, совершенное его членами, или возвратить то, что отнято несправедливо».

Однако блаженный Августин идет еще дальше в трактовке справедливости: «Без сомнения, справедлива и всякая война, предписываемая Богом, у которого нет неправды. В такой же войне ведущее ее войско или даже весь народ должны считаться не столько зачинщиками войны, сколько ее слугами».

С такой философией учение Церкви шло на уступки светской власти. Признавая неизбежность войн, она направляла свои заботы лишь на то, чтобы смягчить способы ее ведения, обуздать жестокость воюющих сторон. Воинам она стремилась внушить более человечное отношение к ближнему как на войне, так и в мирное время.

Но был у Церкви и более прагматичный интерес к воинам: она хотела использовать их в своей борьбе против магометан и язычников, против всех других вероисповеданий и отступников от христианского учения. Словом, неудивительно, что Церковь и рыцарское сословие — единственная реальная военная сила — оказались тесно связанными между собой.

Как воспитывали будущих рыцарей

Рано начиналось воспитание будущего рыцаря. Барон, граф, герцог обычно не радовался, когда в семье появлялась девочка: за ней, будущей невестой, надо было давать приданое в виде части земель. Мальчик же был наследником, будущим рыцарем. Сеньор, у которого родился сын, собирал всех своих вассалов и торжественно объявлял примерно следующее: «Радуйтесь и будьте отныне покойны. Родился ваш будущий сеньор, тот, кому вы будете обязаны вашими ленами, тот, кому вы будете верно служить».

До семи лет мальчик обычно оставался на попечении женщин, потом начиналось суровое военное воспитание. По целым дням он пропадал в лесах, окружавших отцовский замок, учился сражаться на мечах, копьях, биться на палках, стрелять, ездить на коне, плавать, переносить походные тяготы.

Учили его и охотничьим навыкам — обращаться с соколом, носить его на руке, напускать на птицу, охотиться с собаками. Охота была любимым развлечением рыцарства в свободное время.

Однако о развитии ума, обучении каким-либо наукам заботились мало. Редко кто из рыцарей, чего греха таить, умел читать и писать. Грамота считалась, скорее, «женским делом» — девочка училась ей у домашнего священника и потом с удовольствием читала молитвенник или героические баллады.

Мальчику оставалось лишь слушать песни бродячих жонглеров, забредших в отцовский замок, восхищаться подвигами их героев и давать себе обещания подражать им в течение всей жизни.

С ранних лет будущий рыцарь укреплялся в беззаветной вере своих отцов в учение Христа, в христианских заповедях. Но и христианство воспринималось упрощенно, лишь в соответствии с рыцарским духом, поскольку оно как бы оправдывало воинские устремления.

Заповеди любви и всепрощения обычно мало затрагивали сердца, зато воодушевляли на месть за страдания и смерть Христа и желание огнем и мечом распространить на Земле царство Божие. Иисус Христос становился для будущего рыцаря как бы бы верховным сеньором, изменить которому было величайшим позором, и которого надо было защищать до последней капли крови.

К 12-13 годам начальное воспитание завершалось, мальчик вступал в новое качество. Отец отвозил его в замок сеньора или какого-либо знатного рыцаря, своего друга, где он становился оруженосцем. Забот у него было немало.

В мирное время оруженосец ухаживал за лошадьми и собаками сеньора, встречал его гостей, помогал им сойти с коня, накрывал столы, прислуживал за обедом, подавал вино, разрезал мясо.

Во время походов он неотступно следовал за своим рыцарем, возил его доспехи, копья и мечи. В сражении он был в двух шагах от господина, подавал ему оружие на смену, если была в этом необходимость.

В эти же годы оруженосец усваивал «кодекс» рыцарства, те идеалы, которым должен был следовать каждый воин после посвящения в рыцари. О том, какими они были, сегодня можно судить и по историческим источникам, и по «рыцарской литературе» литературным памятникам времен средневековья — балладам, песням.

Какими были рыцарские идеалы

Рыцарь прежде всего должен быть христианином. Нельзя было стать рыцарем, не получив святого крещения.

Величайшим несчастьем человека по этим представлениям был грех; надо было или избежать его, или очиститься от него. Но вместе с тем считалось, что нет непростительных грехов, нет злодеяний, которых не могло бы искупить искреннее раскаяние и богоугодные поступки.

Рыцарь должен быть не только христианином, но и бойцом за христианскую Церковь. Ему предписывалось охранять и защищать ее. В одной из французских баллад об этом говорится прямо: «Мы — клирики, — молвит служитель Церкви, архиепископ, — и наш долг служить Богу, которому мы молимся за наших друзей. А вы, рыцари, не забывайте, что Бог создал вас для защиты Церкви».

Защищая Церковь, рыцарь был обязан оказывать помощь и всем тем, кто находился под ее покровительством — вдовам, сиротам, слабым. И надо сказать, находятся, особенно в литературных памятниках, замечательные примеры тому, как рыцари следовали этому закону. Вот лишь один из них...

Чувствуя приближение смерти, Карл Великий завещал своему сыну не отнимать у сирот их ленов, а у вдов их последних денег. Однако его сын, король Людовик, быстро забыл заветы отца и предложил графу Гильому во владение лен одного из своих вассалов, погибшего маркиза Беранже.

Но Гильом, зная, что у маркиза остался сын, пришел в бешенство от гнева. В присутствии всех вассалов, он отчитал своего короля: "Благородные рыцари, слушайте меня! Смотрите, как Людовик, наш законный сеньор, вознаграждает своих лучших слуг. Во время битвы с сарацинами, турками и славянами король был сбит с коня. Маркиз Беранже помчался к нему, опустив поводья, с блестящим мечом в руке. Им он прорубил просеку вокруг короля, словно кабан между собак. Потом соскочил с коня, чтобы помочь своему сеньору. Он держал ему стремя. А король сел в седло и умчался, как трусливый пес. Маркиз же Беранже остался, и мы видели, как его убили и разрубили на куски. Мы же, увы, не могли придти к нему на помощь.

Он оставил после себя наследника, которому имя — малютка Беранже. Чтобы предать этого ребенка, надо быть, клянусь Богом, хуже труса и изменника. Если кто осмелится взять землю малютки Беранже, тот вот этот самый меч снесет ему голову".

На подобных балладах и формировалась нравственность будущего рыцаря. Кстати, можно по этой балладе судить и о том, как мало считались на заре рыцарства феодалы со своими королями.

Рыцари должны были служить защитниками права и добра против зла. В борьбе с врагами рыцаря воодушевляла любовь к родине, к которой он был крепко привязан. Свою страну рыцарь считал лучшей страной на свете.

Вот как трогательно прощается тот же литературный герой, граф Гильом, со своей страной Францией, надолго ее покидая: «Он обернулся в сторону милой Франции, и ветер оттуда пахнул ему в лицо; он открыл свою грудь, чтобы дать воздуху больше доступа. Встав против ветра, он опустился на колени: „О, нежное дыхание, веющее из Франции. В ней все те, кого я люблю. Я вручаю тебя в десницу Господа, потому что я сам не надеюсь тебя видеть более“. Из его прекрасных глаз полились слезы. Они льются ручьями по его лицу и обильно смачивают одежду».

Рыцари, защитники Церкви и слабых, должны были служить примерами мужества и проявлять это мужество особенно в борьбе с неверными. Физическим же идеалом рыцаря был сильный и смелый воин, который «одним ударом меча разрубает воина на коне и в доспехах от макушки до низу вместе с лошадью», который «без труда за раз разгибает четыре подковы», «поднимает до головы рыцаря в доспехах, который стоит на его руке», и наконец... съедает за обедом четверть барана или целого гуся.

Рыцарь дорожит своим именем: «Лучше умереть, чем быть названным трусом». Для рыцаря честь дороже жизни.

«По-рыцарски» надлежало обходиться и с побежденным противником, равным по рангу. Рыцарь должен был обращаться со своим пленником, как с самым почетным гостем, даже если тот был ему смертельным врагом. Пленники, как правило, предлагали за свое освобождение выкуп, а так же дорогие доспехи и боевого коня. Рыцарь не мог напасть на другого рыцаря без объявления войны.

Рыцари должны были быть беззаветно преданы своему сеньору, сохранять нерушимой клятву вассальной верности. Рыцарь должен был быть верен своему слову. Давая какое-нибудь обещание, он клялся Богом, «который никогда не лжет». И наконец рыцари должны были быть, согласно своему кодексу, щедры...

Как произошел обряд посвящения в рыцари

Приходило время, и оруженосец, мастерски научившийся владеть мечом и копьем, с малых лет привыкший к тяжести доспехов (для обучения специально изготавливалось детское вооружение), переносить походные лишения, впитавший в себя «кодекс рыцарства», готовился к посвящению в рыцари.

В ранние рыцарские времена этот обряд происходил обычно в пятнадцатилетнем возрасте. К XIII веку, времени расцвета рыцарства, оруженосец посвящался в рыцари позже — в 21 год. Случалось так, что иные небогатые бароны и вовсе оставались непосвященными, потому что обряд влек за собой слишком большие расходы. В ранние же времена, напротив, в рыцари мог быть посвящен за особые заслуги каждый — даже крепостной крестьянин или простолюдин. Но с течением времени рыцари становились все более замкнутой, элитной кастой.

В рыцари вчерашнего оруженосца мог посвятить не только его сеньор, но и любой другой рыцарь, причем не обязательно в храме, с полным соблюдением церковного обряда. Нередко в рыцари посвящали прямо на поле боя. Такой эпизод есть, например, в знаменитом романе Роберта Льюиса Стивенсона «Черная стрела». Героя его, Ричарда Шелтона, посвящает в рыцари после битвы герцог Глостер, будущий король Англии Ричард III.

Сам же обряд посвящения ведет свое происхождение от далеких, еще до рыцарских времен.

Схожий обычай был у древних германцев, предков немцев и французов. В торжественном собрании глава племени, или отец, или близкий родственник, опоясывал юношу, достигшего совершеннолетия, мечом и вручал ему копье. С тех пор юный воин получал право носить оружие и считался полноправным членом общины.

Христианская Церковь видоизменила древний обряд, дополнив его благословением оружия, чтобы внушить посвящаемому в рыцари мысль, что он должен быть христианским воином и защитником Церкви. Благословляя рыцарский меч, епископ или священнослужитель иного ранга, произносил: «Благослови, Господь, меч сей, дабы раб твой был отныне защитником церквей, вдов, сирот и всех, служащих Тебе, против злобы еретиков и неверных. Пользуйся этим мечом для защиты себя и Святой Церкви Господа и для поражения врагов креста Христова и веры христианской. Иди и помни, что святые завоевали царства не мечом, а верой».

Древний языческий обряд был дополнен еще одним атрибутом — омовением в ванне в знак начала новой жизни. Нередко эта ванна была первой и последней в жизни рыцаря.

До наших дней дошло немало описаний того, как во всех подробностях, с мельчайшими деталями, проходил обряд посвящение в рыцари. Для историков, понятно, такие свидетельства имеют огромную ценность. Вот, скажем, скрупулезное свидетельство одного из современников, присутствовавшего при обряде, совершаемом над Готфридом Плантагенетом, которого вместе с двадцатью пятью другими ношами посвящал в рыцари сам английский король...

Ночь, как положено, они провели в храме, подле своего вооружения, в молитвах и размышлениях. Рано утром всем приготовили ванны. Вымывшись, Готфрид надел льняную рубашку, полукафтан, шитый золотом, пурпурного цвета мантию, обул ноги в шелк и башмаки, украшенные золотыми львами. Все другие юноши также облачились в льняные рубашки и пурпуровые мантии. Затем Готфрид вышел со свитою, «словно белоснежный цветок лилии, осыпанный лепестками роз».

Тот же современник подробно описал и воинское снаряжение новоиспеченного рыцаря. «Готфриду приготовили великолепного испанского скакуна, затем его облачили в кольчугу из двойных колец, которую не пробить ни одному копью, на ноги ему надели поножи, тоже сколоченные из двойных колец, и золотые шпоры; на шею повесили щит с изображением золотых львов, а голову прикрыли шлемом, выложенным драгоценными камнями; затем принесли копье с ясеневым древком и стальным острием замечательной закалки и меч работы знаменитого мастера Галана».

Как рыцари вели себя за столом

После посвящения в рыцари происходил торжественный пир в честь этого события. Да и вообще в рыцарских замках нередко случались пиры по разным поводам. Как они проходили нам тоже сегодня нетрудно представить.

В большом зале замка на складных козлах вдоль и поперек устанавливались огромные столы. Гости размещались за ними лишь с одной стороны, чтобы с другой слуги могли подавать блюда.

Угощенья были разнообразны и обильны. За зажаренными целиком оленями появлялись окорока дикого кабана, медвежатина, жареные павлины и лебеди, громадные пироги с начинкой из дичи. Любое мясо обильно поливалось соусом из перца и гвоздики. Ну и, разумеется, вина текли рекой.

На пиру обычно присутствовали и бродячие жонглеры, исполнители баллад. Было у них и другое название — гистрионы. Под аккомпанемент лютни, арфы или виолы, когда их призывали в зал, они начинали пение. Особой любовью у рыцарского сословия всегда пользовалась «Песнь о Роланде», верном рыцаре Карла Великого, погибшем в Ронсевальском ущелье в битве с испанскими маврами. Роланд командовал аръегардом армии Карла, на который и напали неверные. Был у него рог, с помощью которого он мог призвать на подмогу главные силы франков, но рыцарь предпочел доблестную смерть...

Умение соблюдать определенные правила поведения за столом тоже входило в перечень рыцарских добродетелей. В средние века существовали целые поучения на этот счет. Там указывалось, что не следовало набивать рот обеими руками, есть торопливо и перехватывать пищу у соседа.

Не следовало вытирать нос рукой или скатертью, лезть пальцами в горчицу, соль или общее блюдо, бросать назад в это блюдо обглоданные кости, ковырять ножом в зубах, распускать за столом пояс.

Прежде, чем пить, следовало вытереть губы, нельзя было говорить, если рот полон, дуть на вино или предлагать выпить соседу, если тот еще занят едой. А главное, пить дозволялось только в промежутках между сменами блюд.

Как складывалась жизнь рыцаря

Заканчивался пир в честь нового рыцаря, и для него начиналась обычная повседневная рыцарская жизнь. Какой же она была?

Это зависело прежде всего от достатка, от количества земель и крепостных. Но для любого из рыцарей главным, основным делом была война. В свободное от службы сеньору время рыцарь, если средства позволяли держать охотничьих собак, чаще всего предавался любимой забаве средневековья — охоте.

Охота напоминала войну, особенно на дикого кабана. Затравив зверя собаками, охотник, вооруженный рогатиной, вступал с ним в единоборство, один на один. Его пьянило острое ощущение опасности — как на поле битвы. Малейшая оплошность, и зверь мог выйти из поединка победителем. Любимым развлечением был и другой род охоты — соколиной, на дичь.

Однако охота совсем не считалась праздной забавой. Она пополняла съестные припасы замка, даже если кладовые и без того были забиты, и охотничья добыча считалась самым благородным кушаньем и предпочиталась любой домашней живности.

Много внимания рыцарь уделял укреплению замка, поддержанию его в полной боевой готовности на случай осады. Воспитанию воинских навыков сыновей, будущих рыцарей. Учил их ездить на коне, стрелять из лука, владеть мечом и копьем, использовать в единоборстве щит. Постоянно рыцарь упражнялся в воинском искусстве и сам, поддерживая себя в боевой форме.

Огромным праздником для рыцарства были турниры, где каждый мог показать свое мастерство в единоборстве с противником, а также, в случае победы, получить выкуп в виде боевого коня и доспехов побежденного. Но о турнирах в одной из глав нашей книги — особый рассказ. Любили рыцари и ездить друг к другу в гости — на веселые пиры, продолжавшиеся порой по несколько дней.

Правда, даже самое короткое путешествие по глухим лесным дорогам было опасным предприятием, то и дело приходилось ждать нападения кого-то из соседей-врагов или лесных разбойников. Из замка рыцарь выезжал не иначе, как в полном вооружении, в сопровождении оруженосцев и сильного отряда.

Но случалось, владел рыцарь одной-единственной деревенькой в несколько скудных дворов, а замком-убежищем служила полуразвалившаяся башня, окруженная гнилым частоколом. Об одном таком бедном рыцаре из Фландрии старинная летопись рассказывает, что он сам становился за крестьянский плуг, чтобы вспахать свое поле, причем выворачивал во время пахоты единственный камзол наизнанку, чтобы подольше его сохранить.

Обеднению рыцарства способствовал и установившийся порядок наследования, при котором вся земля и замок переходили к старшему сыну. У младших же братьев порой не оставалось ничего, кроме боевого коня и доспехов. И безземельные бедные рыцари стали страшным бичом средневековья: за неимением другого выхода они не гнушались объединяться в разбойничьи шайки и грабить деревни, убивать, жечь, забирать у крестьян последнее.

Да и рыцари побогаче, всякое бывало, не брезговали разбойничьим ремеслом. Соблазнов было немало. К XI веку стали возникать города, развивались ремесла. На городских рынках барон мог видеть шлемы тонкой работы и крепкие щиты, доспехи, искусно сработанные городскими ремесленниками, с которыми не могли тягаться его собственные мастера-оружейники.

К этому же времени оживляется торговля, из далеких стран в Европу стали поступать невиданные товары: тонкие вина, красивые ткани, драгоценные украшения, мечи и кинжалы несравненной прочности и закалки. Как правило, доставлялись они по рекам. И феодал, в чьих владениях проплывала тяжело груженая барка богатого купца, часто не мог удержаться от искушения и решался на грабеж.

Случалось, отряды рыцарей-разбойников объединялись в настоящие армии и предпринимали крупные завоевательные набеги. Именно так в 1066 году нормандский герцог Вильгельм завоевал Англию, собрав под свои знамена на все готовые рыцарские отряды.

О рыцарях-разбойниках, презревших все рыцарские идеалы, с болью и гневом писал в XI веке римский папа Лев IX: «Я видел этот буйный народ, невероятно яростный и нечестием превосходящий язычников, разрушающий церкви, преследующий христиан, которых они иногда заставляли умирать в страшных мучениях. Они не щадили ни детей, ни стариков, ни женщин».

Расцвет рыцарства

Были, однако, у рыцарства и совсем другие времена: невиданный расцвет идеалов, неукоснительное следование рыцарскому кодексу чести, культ беззаветной любви и поклонения Прекрасной Даме. И конечно были для того свои причины.

Первые среди них — это крестовые походы на Восток для освобождения Гроба Господня из-под власти неверных, начавшиеся в конце XI века, это укрепление королевских династий на тронах западноевропейских стран и, как следствие, ограничение своеволия и независимости баронов, это развитие светской культуры.

Крестовые походы, растянувшиеся на века (читателей ждет о них отдельный рассказ), объединили рыцарское сословие. Феодал, прежде лишь изредка встречавшийся с соседями и гордившийся своей независимостью, стал чувствовать себя членом единого крепкого братства, пусть и говорящего на разных языках и разбросанного по разным уголкам Европы, но долгое время сражавшегося с общим врагом.

Походы, жизнь на Востоке, изменили сама мировоззрение рыцаря. Это были кровавые войны, но вместе с тем — увлекательное образовательное путешествие.

Перед безграмотным рыцарем-солдатом, прежде знакомым лишь с окрестностями своего замка, да замков соседей и сеньора, неприхотливым в быту, предстал незнакомый мир, похожий на волшебную сказку. Уже один только город Константинополь, где обычно собирались рыцарские отряды перед тем, как переправиться в Малую Азию, производил на рыцарей ошеломляющей впечатление.

На городских площадях и улицах были установлены бронзовые статуи конных императоров, в лавках менял лежали целые груды золота, дорогие ковры устилали полы богатых домов, местные жители носили наряды из шелка, пурпура и бархата, на рынках в изобилии были тонкие вина, диковинные фрукты, сахар, корица, имбирь..

А на Востоке, арене жестоких сражений крестоносцев с неверными сарацинами, жизнь была еще роскошнее. Причем рыцаря ошеломляла не только ее внешняя сторона. Несравненно выше, чем на его родине, на Востоке были развиты науки, искусства, литература. Невежественный европеец получал здесь новые сведения о мире, пополнял знания, обогащал ум, учился — иначе нельзя было — восточным языкам, перенимал привычки жителей Востока.

При близком знакомстве с сарацинами — ведь кроме войн случались и долгие перемирия — слабела и фанатичная ненависть к «неверным», с какой христиане отправлялись в крестовые походы. Прежде сарацины представлялись рыцарю жестокими и коварными, а на деле оказались человечнее самих христиан, с заботой относились к своим неимущим и больным единоверцам. Рыцарь, чтивший свой кодекс чести, не мог не восхищаться и великодушием, отвагой сарацинских воинов.

И когда бесславно закончились крестовые походы, вся Европа была уже совсем не той, чем до их начала, переняв лучшее в восточной культуре и науках, вдохнув утонченность литературы, привыкнув к восточной роскоши в быту, и перенеся все это на родную почву.

А вдобавок ко всему многие из своевольных и строптивых сеньоров погибли на востоке, многие знатные роды вымерли, и благодаря этому окрепла королевская власть. К XIII веку в Европе затихают междоусобные распри, прекращаются и внешние войны, наступает время относительного покоя.

Под влиянием долгой мирной жизни, у феодалов развиваются совершенно новые потребности, теперь они совсем не чужды культуре, знаниям. К дворам герцогов, графов потянулись певцы, музыканты, художники — у богатых сеньоров вошло в моду покровительствовать искусствам. Изменились и сами замки, их покои полны позаимствованной на востоке роскоши — новая мебель, восточные ковры на полах, гобелены на стенах. Замки всегда полны рыцарей-гостей; случалось, те из них, что были победнее, месяцами жили при богатых дворах, принимая участие в турнирах, пирах, светских беседах, а потом переезжали в гости к другому богатому и гостеприимному сеньору.

Совсем иным стал идеал рыцаря — теперь это не только воин, мастерски владеющий оружием и способный одолеть на поединке противника, но вместе с тем галантный кавалер, умеющий сложить стих, знакомый с игрой на музыкальном инструменте, следящий за быстро меняющейся модой.

Культ Прекрасной Дамы

С расцветом рыцарства связан и расцвет культа Прекрасной Дамы, одно из самых знаменитых и возвышенных проявлений рыцарства. Дело в том, что и женщина стала совсем другой; разительно изменилась сама ее роль в обществе.

В раннюю эпоху рыцарства, до крестовых походов, даже в самых знатных родах она занимала починенное, достаточно униженное положение. Барону-феодалу было, как правило, все равно, на ком жениться, лишь бы за невестой дали много земель. Сеньоры нередко выдавали своих дочерей замуж насильно — за тех, кто был им особенно полезен.

Короли тоже охотно раздавали свободные лены вместе с их богатыми наследницами тем баронам, что им верно служили. Церковь мало вмешивалась в семейные отношения, потому что на женщину смотрела, как на орудие дьявола, соблазнительницу рода человеческого, смирялась с браком, как с неизбежным злом, и ставила безбрачие много выше брака.

Жены баронов коротали свое время в особых женских покоях за рукоделием да чтение и появлялись перед посторонними мужчинами лишь в редких торжественных случаях.

Законы того времени гласили, что женщина не могла ни выступать в суде, защищая свои интересы, ни заключать никаких сделок без ведома и согласия своего супруга. Муж же считался ее полновластным повелителем, и в законах были даже определены случаи, когда барон имел полное право бить жену за какие-нибудь провинности.

Однако два века спустя положение женщины переменилось в корне. Из прежних, скромных и незаметных хозяек и рукодельниц женщины стали царицами общества, госпожами, руководительницами и законодательницами новой придворной жизни.

От женщины, Прекрасной Дамы, теперь требовались вкус к изящному, обходительность в обращении, умение занять гостей, интерес к поэзии, чуткость, отзывчивость. Женщина оказалась восприимчивее к новой культуре, чем мужчина, и сама стала причиной ее дальнейшего развития, увлекая за собой все светское общество.

Как рыцари служили прекрасным дамам

Зародился культ Прекрасной Дамы в южной Франции, в графстве Прованс, и оттуда быстро распространился по всей Западной Европе.

В одном из старинных источников можно найти такие слова: «Рыцари имеют многообразные достоинства: одни — хорошие воины, другие отличаются гостеприимством и щедростью; одни служат дамам, другие блистают костюмом и вооружением; одни смелы в рыцарских предприятиях, другие приятны при дворе».

Что касается провансальских рыцарей, то они особенно блистали щедростью, гостеприимством, костюмами, да самозабвенно служили дамам и при дворе чувствовали себя лучше, чем на поле битвы.

Прованс был богат, просвещен, здесь процветали торговля и ремесла, развивалась литература. И положение дамы в Провансе тоже было несравненно более высоким, чем в каких-либо других графствах, герцогствах и королевствах. Она могла сама распоряжаться своим имуществом, была абсолютно равна во всех правах с мужчиной.

Культ Прекрасной Дамы зарождался с особого поклонения Деве Марии. В ее честь возносились горячие молитвы, слагались стихи. Она именовалась «кроткой Дамой небес», «небесной королевой», ее изображения на иконах стали облекаться в драгоценные одежды, увенчиваться короной.

Такое поклонение Богородице возвеличивало в свою очередь и земную женщину. Земная любовь к ней получала все более возвышенный, более духовный характер и окрашивалась особыми поэтическими тонами. Окружая почитанием какую-либо «даму сердца», рыцарь, в сущности, служил не ей, а какому-то отвлеченному идеалу красоты и непорочности, который он создавал в своей душе.

По установившимся взглядам того времени, рыцарь и не должен был стремиться к разделенной любви, дама сердца должна быть для него недосягаемой, недоступной. Такая любовь, как считалось, становилась источником всяческой добродетели и входила в состав рыцарских заповедей. «Редкие достигают высшей добродетели, храбрости и доброй славы, — гласило одно из поучений, — если они не были влюблены».

Идеальный рыцарь теперь — честен, умен, скромен, щедр, набожен, смел, вежлив и непременно влюблен.

Служение Прекрасной Даме сделалось всеобщим обычаем, никто из рыцарского сословия не мог от него уклониться. Каждый после посвящения в рыцари должен был избрать себе даму, знатную или незнатную, замужнюю или нет, и добиться у нее дозволения служить ей.

Само же служение заключалось в постоянном ношении цветов ее герба, сражениях в ее честь на войне или на турнире, прославлении ее имени и готовности исполнить малейшую ее прихоть.

При этом выборе, однако, рыцарь далеко не всегда руководствовался истинной любовью и привязанностью. Часто он лишь следовал принятому обычаю или тешил свое самолюбие, стараясь добиться расположения какой-либо знатной дамы или знаменитой красавицы.

От верного служения Прекрасной Даме рыцаря не избавляли даже семейные узы; при этом, любопытно, собственная супруга почти никогда не выбиралась повелительницей и предметом обожания.

Но добиться расположения выбранной дамы было, как правило, нелегко. Нужно было совершить ряд подвигов во славу избранницы, одержать громкие победы на турнирах, и только тогда, когда подвигов по ее мнению набиралось достаточно, приходило время особого обряда: дама принимала воздыхателя в свои рыцари.

Обряд почти в точности повторял вассальную присягу сеньору. И основным условием тоже была верность избраннице. Но дама не брала на себя никаких обязательств; обещались только благоволение и милость. Эта духовная связь рыцаря со своей Прекрасной Дамой должна была оставаться тайной для всех, однако ее, как правило, совсем не скрывали. Нередко рыцарь служил знатной даме с прямого согласия ее мужа.

Правила поклонения и служения становились все более утонченными. Провансальские поэты обозначили здесь даже целый ряд ступеней. На первой стоит робкий рыцарь, который уже носит в сердце тайную любовь, однако не смеет еще открыться своей избраннице. Когда он решается на признание, то поднимается на вторую ступень и называется «молящим». Если же дама наконец допускает его к служению себе, рыцарь становится «услышанным», ну и так далее...

Однако красавицы, избалованные всеобщим почитанием, привыкли играть чувствами и нередко оказывались очень капризными. От служащих им рыцарей они требовали самых невероятных порой подвигов в свою честь. Приказ немедленно отправиться на Восток — на подмогу продолжающим сражаться с неверными крестоносцам, — был еще не самым трудным заданием. Недаром провансальский поэт XII века высмеивал капризы Прекрасных Дам такими строками: «То я должен достать красавице из огня саламандру, то выстроить на море дом из слоновой кости, то перенести сюда из Галилеи гору, на которой сидел Адам... Одна надежда осталась у меня: если гора растает, как снег, тогда ответит она мне любовью...»

А много позже, уже в XIX веке, образ капризной красавицы рыцарских времен нарисовал Василий Андреевич Жуковский в знаменитой балладе «Перчатка». Наверное, не сыскать человека, который бы не знал ее. Помните? На арену со львами и тиграми красавица бросила перчатку и приказала своему рыцарю Делоржу принести ее обратно. Не говоря ни слова, рыцарь спустился на арену, поднял перчатку и кинул ее даме в лицо со словами: «Не требую награды».

Упадок рыцарства

Эпоха поклонения Прекрасной Даме, непрерывных празднеств, турниров, стихов, святого соблюдения всех заповедей чести — это время расцвета рыцарства. Увы, если был расцвет, должен быть и упадок. Он в самом деле пришел к рыцарскому сословию уже в конце XIII века.

Праздность, роскошная, веселая жизнь, посвященная лишь удовольствиям и развлечениям, изнежила, размагнитила суровых, неприхотливых некогда воинов. Вдобавок, такая жизнь требовала немалых расходов, и потому приходилось закладывать и перезакладывать замки и земли.

К купцам, в обмен на насущно необходимую звонкую монету. постепенно переходили и сокровища, добытые на Востоке — золотые и серебряные украшения, драгоценные камни. На дорогие ковры, ткани тоже можно было всегда найти покупателя. Купеческое сословие быстро богатело, этому способствовало и невиданное развитие торговли, начавшееся вместе с крестовыми походами. С течением времени роскошь обихода купцов стала затмевать блеск все больше бедневшего рыцарства. Теперь рыцари относились к купцам уже не с прежней высокомерной снисходительностью — купеческое сословие вызывало откровенную ненависть.

И рыцарям, отложившим лютни и арфы, забывшим о Прекрасных Дамах, пришлось вновь, как это было на заре рыцарства, взяться за старое ремесло грабежа. Многие родовые замки стали настоящими разбойничьими гнездами, откуда безнаказанно совершались набеги на купеческие обозы и караваны.

Рыцари не гнушались нападать и на путников, захватывать их в плен, требуя за свободу огромный выкуп. Даже замки соседей-рыцарей были лакомой приманкой, уходили в небытие и кодекс чести, и дружеские узы.

Вдобавок ко всему и блестящие дворы крупных сеньоров — герцогов и графов — стали приходить в запустение, а там ведь всегда и самый бедный из рыцарей мог получить приют, да вдобавок богатые подарки.

В Германии, в Тюрингии, счастливые для рыцарства времена завершились со смертью ландграфа Германа, и при дворе его наследника Людовика, отличавшегося благочестием и набожностью, началась унылая, тусклая жизнь, где не было места для праздников и стихов.

Для рыцарей юго-восточной Германии праздничная, утонченная жизнь завершилась со смертью герцога Австрийского, погибшего в битве с венграми.

Прекратилась и династия немецких королей и императоров Гогенштауфенов, представители которой были главными вдохновителями блестящей рыцарской жизни. Монархи этой династии Генрих VI и Фридрих II были знамениты тем, что сами писали стихи и служили Прекрасным Дамам, а после них в Германии наступили жестокие времена междуцарствования, когда на троне одна фамилия сменялась другой — императорскую власть пытались вырвать друг у друга владетельные немецкие князья.

Казалось, снова наступил хаос разобщенного X века. «Многие из тех, которые были богатыми, сделались бедными, — писал современник. — Села опустели, поля стояли опустошенными, и вся страна покрылась стыдом. Где жил прежде в довольстве и счастье крестьянин, теперь не кричит петух, не кудахчет курица; нет там ни овцы, ни скота, ни коня, пасущихся на лугу; никому не мешает спать звон колокола, потому что заброшены все церкви».

«Прекрасные Дамы» в эти мрачные времена вновь, как прежде, запирались в потаенных комнатах замков и заменяли рыцарские романы молитвенником, а роскошные платья полу монашеским убором.

Всеобщее разорение коснулось и богатого, просвещенного Прованса. Его опустошили северофранцузские рыцари, призванные римским папой, посчитавшим, что среди свободолюбивых и вольномыслящих провансальцев распространяется вероучение, расходящееся с постулатами христианской Церкви, и подлежащее искоренению. Двадцать лет в Провансе продолжалась война, полностью опустошившая цветущий край. Города лежали в развалинах, на месте многих замков лишь чернели обгоревшие стены.

Как проходил обряд разжалования

Вырождалось, скудело блестящее совсем недавно рыцарство. Тот, кому остатки чести и достоинства не дозволяли разбойничать, продавали свой меч и копье любому, кто желал их купить, и становился наемным воином. И все чаще обедневшее сословие, становившееся все более жалким, служило мишенью для насмешек со стороны крепнущего купечества и горожан.

Вышучивались кастовость рыцарей, их гордость, даже торжественные обряды. В одной из сатирических поэм того времени воина посвящают в рыцари следующим образом: возводят на кучу навоза, оружие приносят в дырявых корзинах, на голову надевают шлем, который три года пролежал в закладе у ростовщика. Боевая лошадь, которую подводят рыцарю, оказывается жалкой клячей, «спина которой похожа на рыбий скелет».

Правда, такие жалкие, готовые закладывать доспехи и едва ли не побираться рыцари и в самом деле встречались в ту пору. По представлениям тех, что еще сохраняли возвышенные идеалы чести, достоинства, они унижали, позорили рыцарское звание. И вот в XIV веке появился особый обряд разжалования.

Рыцаря, подлежащего разжалованию, одетого в одну длинную рубаху, возводили на подмостки, окруженные толпой веселящихся зрителей. На глазах у лишаемого звания на куски разбивалось его оружие, с сапог срывали шпоры, щит привязывали к хвосту жалкой клячи. Герольд трижды вопрошал, обращаясь к другому герольду: «Кто это?» Второй отвечал: «Это рыцарь». И тогда первый герольд трижды повторял: «Нет, это не он! Это не рыцарь, это негодяй, изменивший своему слову!»

Затем священник читал псалом: «Да будет дни его кратки, и достоинство его да возьмет другой. Да будут дети его сиротами, и жена его вдовою. Да не будет сострадающего ему; да не будет милующих сирот его. Да облечется он проклятьем, как ризою, и да войдет оно, как вода, во внутренности его, и, как елей, в кости его». Потом разжалованного рыцаря на носилках, словно мертвеца, несли в церковь и служили над ним панихиду...

Что значит воевать по-рыцарски

И все же были еще у рыцарства новые взлеты, как, впрочем, и новые падения.

В 1328 году на французском престоле династия Валуа сменила Капетингов. При новом короле, Филиппе VI, двор преобразился. Король покровительствовал рыцарству, сам чтил его заповеди, и в Париже не прекращались празднества, турниры. Залы Лувра, королевского дворца, вновь заполнились красавицами в роскошных платьях, опять зазвучали нежные мелодии. Новую возможность показать себя во всем своем блеске дала рыцарству и начавшаяся вскоре война с Англией, когда Эдуард III, английский король, заявил свои права на французский престол.

Эта война оказалась небывало долгой, она получила название Столетней, хотя на самом деле длилась даже дольше века — с 1337 по 1453 год, — и поначалу представляла собой ряд блестящих поединков, в которых французские и английские рыцари состязались не только в искусстве владения оружием, но и в великодушии, в верности служения своим дамам.

От первых лет той войны осталось немало любопытных свидетельств, показывающих взаимоотношения рыцарей, сражавшихся под разными знаменами, но вместе с тем ясно ощущавших свою принадлежность к одному и тому же европейскому рыцарскому братству, видевших в противнике воинов, абсолютно равных себе. В конце концов не так уж много времени прошло с тех пор, как англичане и французы вместе, бок о бок друг с другом, сражались в Святой Земле с неверными...

Однажды два рыцарских отряда французов и англичан, встретившись в чистом поле, начали готовиться к сражению. Но прежде некий французский рыцарь в одиночку подскакал к англичанам и предложил кому-нибудь из них сразиться с ним во славу своей дамы. Вызов немедленно был принят, и оба отряда ждали, чем закончится поединок.

Точно такой же случай произошел при осаде англичанами замка Тори. Шел штурм, когда один из французских рыцарей крикнул со стены: «Есть ли здесь какой-либо рыцарь, готовый сразиться в честь своей дамы? Посмотрим, есть ли среди вас, англичан, влюбленные?»

Штурм тотчас прекратился, и английский рыцарь выехал для поединка и стал ждать противника.

А во время долгой осады англичанами города Ренн, столицы Бретани, французский рыцарь Оливье-де-Мони переплыл в полном вооружении крепостной ров с единственной целью — отнять у одного из английских рыцарей... шесть куропаток. Куропаток зарезал охотничий ястреб Оливье-де-Мони, но упали они на английскую сторону, а француз хотел преподнести их дамам осажденного города.

И он действительно заставил английского рыцаря сдаться ему в плен, но был во время поединка тяжело ранен. Тогда рыцарь тут же, на месте боя, вернул пленнику свободу, но взамен попросил помощи английских лекарей. В лагере осаждающих Оливье-де-Мони радушно принял герцог Ланкастерский, а когда рыцарь излечился от ран, наградил его на прощанье дорогими подарками.

Да и сами короли подавали придворным пример следования рыцарским заповедям на поле боя. Эдуард III, скрыв свое звание, вызвал на поединок французского рыцаря Эсташа-де-Рибимона, знаменитого отвагой и удалью.

После поединка на копьях начался бой на мечах. Дважды француз опускался на колени, изнемогая под тяжелыми королевскими ударами, и дважды вновь поднимался, чтобы продолжить бой. Наконец он признал себя побежденным.

О том же, кто был его противником, он узнал лишь тогда, когда Эдуард III распорядился подарить ему дорогое платье и пригласил в замок Кале, захваченный англичанами, на ужин. За столом французскому рыцарю прислуживал сам принц Уэлльский, наследник английского престола. Этим английский король показывал, как высоко он ценит доблесть противника...

Когда закончились рыцарские времена?

И все же не за горами был окончательный закат рыцарства. Рыцари вынуждены были сойти со сцены истории прежде всего, как военная сила.

Долгие годы, надежно закрытый доспехами, вооруженный тяжелым и длинным копьем, рыцарь имел полное преимущество и над легко вооруженной конницей, и над пехотой.

Но в той же Столетней войне, в знаменитой битве при Креси в Северной Франции в 1346 году французских рыцарей хладнокровно расстреляли английские лучники; стрелы, посланные мощной тетивой, которая натягивалась сильной и искусной рукой, навылет пробивали доспехи.

Позже на полях сражений появилось и огнестрельное оружие. К концу XIV века рыцарь был вынужден закрыться доспехами с ног до головы; броня защищала и боевого коня. Но теперь рыцарь не мог производить на поле битвы быстрые маневры, а выпав из седла, не способен был подняться на ноги без посторонней помощи и легко становился добычей воина-пехотинца.

Полностью потеряв в конце концов свое военное значение, рыцарство потеряло и всякую почву под ногами. Конечно, далеко не сразу оно окончательно и полностью исчезло с лица земли. Еще и в XVI веке давались рыцарские турниры, на которых самим королям случалось облачаться в доспехи. Но само рыцарское сословие в этому времени уже переродилось — рыцари стали дворянами.

Совершенно изменилось само устройство общества: дворянин не был столь же независим, как рыцарь, обязанный своему сеньору лишь клятвой вассальной верности, которую можно было разорвать при необходимости. Монарх на престоле был полным и безраздельным властелином всех своих подданных.

Однако, по счастью, не исчезли вместе с рыцарями лучшие из их идеалов — понятия о чести, достоинстве, верности слову. Дворяне переняли их, стараясь им следовать. Разве не похожи, например, на рыцарей, чтящих свой кодекс чести, мушкетеры из романов Дюма?