Король-рыцарь

Какими в нашем представлении были настоящие рыцари

О многом шла уже речь в книге о рыцарстве и рыцарских временах — о традициях и вооружении, о гербах, геральдике, турнирах, о неприступных замках, знаменитых сражениях и рыцарских орденах...

Прошли по страницам и десятки имен, вспоминаясь по самым разным поводам — от участия того или иного рыцаря в крестовых походах до ношения чем-нибудь примечательного родового герба. Но, конечно, вряд ли оказалась бы эта книга полной без подробного рассказа о ком-либо из примечательных людей рыцарских веков. Ведь именно люди, их судьбы, устремления и поступки, победы и поражения, лучше всего характеризуют ту или иную эпоху.

А во времена рыцарства немало было ярких личностей. Людей отважных в сражениях и свято чтящих кодекс воина, твердых в поступках и в верности клятве, — короче, как раз таких, к каким в полной мере можно отнести широко известную фразу — рыцарь без страха и упрека...

Жаль, но о том, что слова эти поначалу относились лишь к одному определенному человеку, теперь мало кто знает. Так прозвали французского рыцаря XV Пьера-дю-Тюрайля Баярда.

Он участвовал во множестве войн при королях Людовике XII и Франциске I, на счету у него несметное число подвигов. Скажем, такой: в одиночку удерживал мост через реку, сражаясь с двумя сотнями всадников. Прославился отвагой и мужеством настолько, что после битвы при Мариньяно Франциск I, которому как раз исполнился 21 год, пожелал, чтобы в рыцари на глазах всего французского войска его посвятил именно Баярд.

В другой раз, когда он попал в плен к врагу, то был немедленно отпущен на свободу безо всякого выкупа. И сама смерть его была рыцарски-образцовой — когда он получил смертельное ранение, к нему подошел один из врагов, бывший ранее сподвижником французского короля, и выразил сожаление, но Баярд отвечал: «Не обо мне вы должны сожалеть, но о себе самом, поднявшем оружие против короля и отечества».

Были такими же рыцарями «без страха и упрека» — отважными, с горячей кровью, верными слову, — и герцог Бургундии Карл Смелый, и король Кастилии Альфонс VIII...

И английский король Ричард I Плантагенет, прозванный Львиным Сердцем.

Вот его-то имя известно, конечно, побольше, чем имя Баярда. Есть оно и в учебниках истории, да и в романе «Айвенго», о котором нередко мы вспоминаем, действует король Ричард. И все же при всем при том подробный рассказ в этой части книги пойдет именно о нем. Прежде всего потому, что был этот отважный, вспыльчивый, великодушный король-рыцарь не только участником многих примечательных событий, но в значительной мере сам определял их. Он шел по тем же дорогам, что и тысячи его современников, но сам же и направлял этот путь.

А вдобавок, судьба его сложилась необычайно увлекательно и драматично. Были в ней, словно в шекспировских пьесах, война с собственным отцом и предательство родного брата, осада крепостей и собственное заточение в замке, свобода, обретенная ценою огромного выкупа...

И были в жизни короля-рыцаря восторженная преданность друзей, злая хула врагов; да и потом, века спустя, по-разному оценивали его жизнь и деяния историки и писатели.

Во многом упрекали историки Ричарда Львиное Сердце через много столетий, с высот своего времени: другие европейские монархи, как, например, король французский Филипп II Август, укрепляли свои государства и пеклись об их благе, а Ричард I английский метался по всему свету, почти не бывая в своем королевстве и разоряя народ военными поборами. Верно ли это? Да, так все и было...

Другие же утверждали, что был король Ричард истинным и лучшим представителем своего времени — века расцвета рыцарства, и что все его походы и подвиги прекрасно вписываются в рыцарский идеал, потому что прежде всего искал он бессмертной славы. Что ж, это тоже верно.

А все-таки лучше будет, если каждый составит для себя свое собственное мнение, перелистав страницы удивительной жизни, которая, как говорил Вальтер Скотт, пронеслась сквозь свое время, как блистающий и мигом сгоревший метеор.

Почему король Англии плохо говорил по-английски

Конец XII века в Западной Европе был почти в точности похож на конец века предыдущего тем, что, как и сотню лет назад, ходили по городам и деревням проповедники, призывая христиан подниматься на освобождение Святого Гроба. И точно так же готовились к крестовому походу на Восток рыцари, сеньоры, короли. Причиной были недобрые вести: повелитель Египта Салах ад-Дин, которого европейцы называли Саладином, присоединив к своим владениям Сирию, захватил вслед за этим и священный для христиан город Иерусалим.

Почти девять десятков лет владели им потомки первых крестоносцев, но в октябре 1187 года Саладин вынудил сдаться двадцатитысячное христианское войско и взял в плен иерусалимского короля. С ним, правда, он обошелся милостиво, но не пощадил рыцарей ордена тамплиеров, сочтя их недостойными, вероломными противниками. Все христианские святыни вновь были в руках неверных, и Европа пришла в движение, готовясь к третьему по счету крестовому походу.

В 1189 году множество знатных и незнатных воинов находились на пути в Палестину или уже добрались до стен крепости Акра, где собиралось огромное войско крестоносцев.

С севера шли больше полусотни кораблей с ополчением шведов, норвежцев и датчан. Германский император Фридрих I, прозванный Барбароссой за огненно-рыжую бороду, вел свою армию сушей — по горам и жарким равнинам Малой Азии.

Собирались в крестовый поход и два совершенно не похожих один на другого человека — король Франции Филипп II Август и король Англии Ричард I. Жизненные пути двух этих монархов не раз уже пересекались, были они то закадычными друзьями, то смертельными врагами, И немало было у них причин как для вражды, так и для дружбы.

Королю Ричарду было в 1189 году тридцать два года. В жилах его текла кровь северян-викингов, потомком которых был его отец король Англии Генрих II, и горячая кровь южных французов, от которых происходила его мать, Элеонора Аквитанская. Этот брачный союз объединил обширные земли как в Англии, так и во Франции, но сама семейная жизнь складывалась неудачно — королева не только сама постоянно конфликтовала с мужем, но втягивала в свои интриги против него четырех сыновей — Генриха, прозванного в отличие от отца Молодым, Ричарда, Жоффруа и Иоанна, так что Генрих II в конце концов счел за благо держать жену в заточении в одном из северных английских замков.

Ричард, второй сын, родился в английском городе Оксфорде, однако вырос и воспитывался на юге Франции, в Аквитании. Он считал своими родными языками французский и провансальский, владел также итальянским и латынью. Юный принц получил прекрасное образование, знал и ценил музыку, был неплохим поэтом. А вместе с тем, необыкновенно крепкий физически, он мастерски владел оружием, был заядлым охотником.

Генрих II загодя предвидел распри между собой и своими четырьмя сыновьями. Рассказывают, что на пустой стене своего Винчестерского дворца он повелел однажды изобразить орла и четырех орлят, из которых два бьют отца крыльями, третий — когтями и клювом, а четвертый, повиснув на его шее, пытается выклевать ему глаза. «Четыре орленка — четыре моих сына, — говорил король, — они до смерти не перестанут преследовать меня. Младший, кого я больше всех любил, горше всего меня оскорбит».

В 1169 году, когда Ричарду было всего двенадцать лет, его отец произвел раздел между четырьмя «орлятами». Старший, Генрих Молодой, получил Нормандию и Анжу, третий сын, Жоффруа — Бретань, младший сын, Иоанн, по малолетству не получил наделов и поэтому был прозван Безземельным, причем сохранил это прозвище, даже став много лет спустя английским королем.

Ричард получил Аквитанию, Пуату и Овернь. И едва только появился у него свой двор, как потянулось к нему множество поэтов-трубадуров. «Он привлекал их повсюду, — сообщает один из хронистов, — пели они о нем на улицах и площадях, и говорилось везде, что нет больше такого принца на свете».

Однако пора стихов и музыки закончилась довольно быстро. Уже в 1173 году Генрих Молодой и Ричард выступили против отца.

Отчего Ричард враждовал со своим отцом

Раздел владений, который произвел между сыновьями Генрих II, был во многом номинальным, принцев не допускали к делам их «государств» — таких разных, хоть и объединенных одной короной, — без строго явного надзора, а также наблюдения десятков тайных соглядатаев. Население всех этих французских территорий тяготилось зависимостью от английского короля. Выступить против Генриха II принцев поощряли и их вассалы, и мать, Элеонора Аквитанская.

Оружие подняли за Генриха Молодого и Ричарда бретонцы и нормандцы, анжуйцы и пуатевинцы, баски. Король Шотландии, извечный враг короля английского, тоже счел момент благоприятным, чтобы выступить против Генриха II. Французский король Людовик VII в течение двух лет был верным союзником взбунтовавшихся принцев. Острота противостояния усугублялась и тем, что Элеонора Аквитанская, прежде чем выйти за Генриха II, была супругой французского короля...

Однако после военных неудач Генрих Молодой первым запросил у отца мира. Потом был вынужден покориться и Ричард. Генрих II проявил милость к непокорным сыновьям — оставил за ними все прежние титулы, а кроме того даровал каждому по два замка и дополнительные доходы с их владений.

Но 1174 год дал начало новой трещине в отношениях Генриха II с Ричардом. Принц был обручен с дочерью французского короля, однако брак отложили на некоторое время из-за молодости жениха и невесты. Тем не менее Генрих II сразу же увез невесту из Парижа к своему двору. Потом, по прошествии некоторого времени, во Францию стали проникать настойчивые слухи о том, что живут король английский и французская принцесса совсем не так, как надлежало бы королю-свекру и принцессе-невестке...

В конце концов эти слухи дошли и до жениха. Во всяком случае, когда на французский престол вступил в 1180 году сын Людовика VII Филипп II, Ричард уже решительно и упорно отказывался от женитьбы.

Было в этот момент королю Филиппу всего 15 лет. Однако уже тогда проявлялись в нем свойства, в полной мере раскрывшиеся несколько лет спустя — незаурядный изворотливый ум, стремление любой ценой укрепить французское государство, склонность к тайной интриге. Целью Филиппа с самого начала его правления стало полное возвращение всех территорий, которыми владел во Франции английский король. Ради этого он ссорил Генриха II с Ричардом, то вступая с английским монархом в тайные переговоры, то ведя с ним войну.

В 1183 году Генрих Молодой, а три года спустя и Жоффруа, братья Ричарда, были унесены злокачественной лихорадкой. Ричард остался единственным претендентом на Нормандию и Анжу, а вслед за тем — и на корону Англии. Однако с этого момента Генрих II намеревался оставить после своей смерти престол не Ричарду, а самому младшему из братьев — принцу Иоанну Безземельному.

Ричард же как раз в этот момент особенно сблизился с Филиппом II. Когда он был его гостем в Париже, «они ели за одним столом и спали в одной постели», как сообщает хроника.

В начале 1188 года Филипп II намеревался вторгнуться в Нормандию, чтобы выбить оттуда Генриха II. Но вся Европа была уже полна неясных пока слухов о неудачах на Востоке, о том, что христианские бароны теряют свои владения под ударами «неверных», объединившихся под властью неведомого до тех пор европейцам Саладина. Так что сам папа римский вмешался в спор на континенте, чтобы примирить английского и французского монархов и призвать их вместо войны друг с другом отправиться в новый крестовый поход.

21 января 1188 года короли съехались для встречи, причем состоялась она не в парадном зале какого-нибудь из замков, а, как это нередко случалось в средневековье, в густом лесу неподалеку от города Жизор, под высоким приметным дубом. Здесь они обменялись поцелуем мира и условились, что в самом деле двинутся с войсками на Восток. А Ричард дал клятву, что сам он выступит против «неверных», еще даже не дожидаясь этой романтической встречи двух королей.

Однако почти сразу же после этой встречи против Ричарда восстали его вассалы в Аквитании, которых поддерживал граф Тулузский. Ричард не сомневался, что тайным организатором этого был его отец, заранее завидовавший той славе, которой сын должен был покрыть себя на Востоке.

О принесенной клятве пришлось на время забыть: Ричард бросился усмирять непокорных вассалов. В этой войне он действовал уже совершенно независимо и от отца, и от Филиппа II, чем вызвал недовольство обоих. Покорившимся баронам он не мстил — лишь брал с них клятву отправиться на Восток биться с «неверными».

Как Ричард стал королем Англии

И вновь война, все разгоравшаяся, была остановлена папой римским. В ноябре 1188 года Генрих II, Филипп II и Ричард съехались для подписания мира. Всех присутствующих поразило то, что французский король и Ричард прибыли вместе, как давние друзья, хотя уже и Филипп II двинул свои войска в охваченные войной области, опасаясь чрезмерного усиления Ричарда. Но вскоре выяснилось, что изворотливый и лукавый французский король приготовил старому Генриху ловушку.

В переговорах он настойчиво предлагал Генриху II передать в полное владение Ричарда Пуату, Турень и Анжу и подтвердить его права на английскую корону. Генрих II отказал: «Если здравый смысл меня не покинул, не сегодня он получит этот дар».

Наконец произошла сцена, не уступающая по накалу страстей и драматизму тем, что создавал века спустя Шекспир.

Ричард, потеряв терпение, воскликнул: «Я вижу ту правду, верить которой не смел!» И, отвернувшись от отца, он опустился на колени перед Филиппом II, объявляя себя его вассалом «за Нормандию, Пуатье, Анжу, Мэн, Берри и Тулузу», и моля о помощи и защите своих прав. Взбешенный Генрих тут же покинул зал; Ричард и король французский ушли вместе.

Участие в крестовом походе снова было отложено. Правда, даже дав клятву, Филипп II, в отличие от рыцарственного Ричарда, не очень-то и стремился на Восток, радуясь каждой новой отсрочке, — дела французского королевства интересовали его гораздо больше, чем призрачное счастье в Палестине. Но и Ричарду теперь пришлось вместе с Филиппом II начать войну со старым Генрихом и месяцами преследовать английского короля по городам и замкам его французских владений.

Союзники то настигали Генриха, то отставали от него. В одном из городов, который Генрих только что оставил, Филипп и Ричард «съели обед старого короля». Один за другим города подчинялись Ричарду и Филиппу; и наконец Генрих запросил мира, обещая всяческие уступки при условии неприкосновенности его «жизни, чести и короны». Но от него требовали безусловной сдачи на милость победителей. Наконец, Генрих II пошел и на это.

Окончание войны тоже получилось точь-в-точь, как финал какой-нибудь шекспировской трагедии.

В назначенный для встречи день и час Анри не появился на условленном месте, так как почувствовал приступ смертельного недуга. «Ричард, — как сообщает хроника, — не жалел его, не верил ему, говорил, что болезнь его притворная». Когда свидание все-таки состоялось, Генрих в самом деле настолько был болен, слаб и подавлен, что принял все продиктованные ему условия, в том числе и признание Ричарда его наследником в Англии, Нормандии и Анжу. Договаривающиеся стороны клялись не мстить тем из своих вассалов, «которые изменили и поддержали противника». Когда Генрих II дал такую клятву и потребовал от победителей список своих приближенных, изменивших ему, на первом месте он нашел имя своего любимца, младшего сына Иоанна...

Это окончательно сломило короля Генриха. Последней его волей было, чтобы его перевезли в Шинон, замок на берегу одного из притоков Луары, и здесь 6 июля 1189 года он умер, покинутый всеми, кроме самых преданных друзей. Комната, где лежал король, проведший на престоле тридцать пять лет, была немедленно разграблена его же слугами, исчезли все королевские одежды. Когда же гроб с телом переносили в женскую обитель в Фонтевро мимо толпы нищих, ждущих по обычаю милостыни, им не досталось ничего, потому что королевская казна была абсолютно пуста.

Остались свидетельства, как вел себя Ричард, узнав о кончине отца.

«В его повадке не было признаков ни скорби, ни веселья. Никто бы не мог сказать, радость была в нем или печаль, смущение или гнев. Он стоял задумчивый, ничего не говоря...»

Выходя он сказал: «Я вернусь завтра утром. Король, мой отец, будет погребен богато и с честью, как приличествует лицу столь высокого положения...»

Генриха II с королевскими почестями погребли в Фонтенвро. А когда ровно десять лет спустя пришел смертный час и самого Ричарда, велел он похоронить себя у отцовской могилы, в его ногах...

Ну, а пока он сам стал королем Англии и властелином обширных земель на континенте. На все годы, отведенные ему для царствования, предстояло Ричарду явное и негласное соперничество из-за этих земель с Филиппом II. Но прежде всего, держа клятву, надо было отправляться вместе с ним в крестовый поход.

Как король Ричард начал крестовый поход

Перебравшись через Ла-Манш, 3 сентября 1189 года Ричард I, короновался в Лондоне. Здесь надолго осталась память о шумных пирах в честь этого события, и о милостях, которыми новый король осыпал своих приближенных, а в первую очередь — старых слуг своего отца. Своего брата Иоанна он одарил деньгами, землями и правами, которые давали тому почти королевскую власть на время отсутствия Ричарда.

Первой и единственной заботой нового короля стала подготовка в выступлению против «неверных». На оснащение войска он полностью пустил королевскую казну, что оставалась в Лондоне, а также начал продавать замки, города, должности. Нашел он и такой способ, чтобы получать побольше денег: заточил в темницу всех союзников своего отца, воевавших с ним вместе с Генрихом, а потом освободил за хороший выкуп. Даже ко многому привычных современников неприятно поразила королевская шутка: «Я продал бы Лондон, если б нашелся покупатель».

В полной мере Ричард использовал и предписания буллы папы римского, повелевавшей тем, кто лично не участвует в крестовом походе, оказывать королю материальную помощь. Однако часто Ричард толковал ее по-своему — даже тех, кто хотел бы отправиться с ним, он не брал на Восток, а взимал с них именно денежные поборы. Относилось это, понятно, к самым богатым баронам; те, с кого нечего было взять, присоединялись к его войску.

Но несмотря на то, что Ричард I стал английским королем, преимущественно в его армию входили все-таки рыцари из подвластных Англии французских земель. Так что по происхождению, языку, культуре его крестоносное войско было сродни тому, что предстояло возглавить Филиппу II. Однако несомненно то, что корабли, на которых рыцарях и воинам предстояло переправить в Палестину немалые припасы, вели помимо бретонских и нормандских также английские моряки.

На суда грузилось то, что Ричард счел необходимым в дальнем походе, они были доверху заполнены «золотом и серебром, утварью и оружием, одеждой и тканями, мукой зерном и сухарями, вином, сиропом, копченым мясом, перцем, тмином, пряностями и воском». Кораблям предстояло, обогнув Испанию, идти в Марсель.

Само же рыцарское войско направлялось туда по Франции сушей. В один из прекрасных июньских дней 1190 года «с крестом впереди, с тысячами вооруженных людей выступили светлейший король Англии и французский король, — сообщает современник. — Движутся они на Восток и ведут за собою весь Запад. Различное по языку, культу, обычаю войско полно пламенной ревности. О, если бы суждено было ему вернуться с победой!..»

Когда войско двигалось вдоль Роны, к нему присоединялись все новые воины и простые паломники. Общее число этих людей достигало уже сотни тысяч, и Филипп с Ричардом решили разделиться, чтобы грузить воинов и паломников на корабли в разных гаванях. Французский король двинулся через Альпы в Геную, а Ричард в Марсель.

Там английского короля поджидали недобрые вести: прошел слух, что весь его флот погиб. Для транспортировки людей ему даже пришлось закупать новую флотилию. Наконец, впервые в жизни Ричард начал плавание по водам Средиземного моря.

Многое повидал за это время король, совсем не чуждый любознательности. «Король миновал остров, который называется Изола Майор, — записывал один из его спутников. — Он вечно дымится. Говорят, остров этот загорелся от другого, имя которого Вулкан. Он зажжен огнем, летевшим, как гласит молва, от этого последнего, и спалившим море и множество рыб... А потом проехал король мимо острова Батерун и гавани Байи, где имеются Вергилиевы бани...»

В Мессине, на острове Сицилия, Ричарда ждал, как они и условились, Филипп II. Стоял неподалеку от города и его английский флот, немного потрепанный бурями у испанских берегов, но в целом благополучно одолевший все невзгоды. Теперь английский король вновь располагал собственным флотом. По тем временам он был просто огромным — до 100 грузовых судов и 14 легких кораблей, послушных на ходу, с прекрасными шкиперами и отлично обученными командами. Ничего подобного не было в распоряжении Филиппа II, и поскольку он был хоть и мудр, несмотря на молодость, но завистлив, осталась в его душе досада на союзника.

Там же, в Сицилии, появился повод и для более серьезных разногласий.

Отчего у двух королей начались раздоры

Крестоносцы предполагали переждать на острове период осенних бурь. На холме, поросшем виноградом, неподалеку от стен Мессины Ричард разбил укрепленный лагерь. Довольно скоро у крестоносцев начались трения с местным населением. Англо-норманнско-анжуйско-аквитанское население лагеря держало себя, как, впрочем, и сам Ричард, вызывающе. Множество мелких недоразумений, злых насмешек и других выходок с той и другой стороны, сменились в конце концов вооруженными столкновениями.

Случайные схватки привели к тому, что жители Мессины заперли городские ворота и приготовились оборонять город, а крестоносцы приготовились к нападению. Поначалу Ричард сделал все, чтобы унять своих людей. Вместе с французским королем, священниками, самыми знатными и видными баронами соединенного войска, а также знатными жителями Мессины, он совещался, как уладить конфликт, однако в самый разгар совещаний пришли вести, что мессинцы уже и сами напали на лагерь Ричарда.

Теперь и Филипп II, до этого умевший ладить с местными жителями и удерживавший Ричарда от гневных вспышек по любому поводу, одобрил его дальнейшие действия. А король-рыцарь, возможно, был даже рад случаю провести своеобразные учения по штурму города. Он подвел вплотную к городским стенам, выходившим на море, свои корабли, а с суши пошел на приступ. Взять город было делом лишь нескольких часов, причем победа принесла крестоносцам помимо морального удовлетворения и богатую добычу.

После этого и обострились отношения двух предводителей крестоносцев.

Войско Филиппа не принимало участия в штурме, но по предварительной договоренности добыча должна была делиться пополам. Однако после того, как Мессина была взята, это условие показалось Ричарду несправедливым, и не сразу конфликт был улажен.

Был и другой повод: у Ричарда довольно долго продолжался любовный роман с наваррской принцессой Беренгарией, и как раз на Сицилии он решил сочетаться с ней браком. С согласия наваррского короля на остров прибыла мать принцессы, сама невеста и сопровождающие их дамы. Но Филипп напомнил о том, что Ричард давным-давно обручен с его сестрой Аделаидой. Взбешенный английский король пригрозил публичным расследованием отношений французской принцессы с покойным Генрихом II. Видно, и в самом деле угроза оказалась весомой, потому что Филипп II счел за благо уступить. Правда, Ричарду пришлось отказаться от притязаний на графства Вексен и Жизор, которые давали за Аделаидой в качестве приданого, да вдобавок еще вручить королю французскому изрядную денежную сумму.

Но пора было отправляться дальше. Филипп вышел в море со своим войском первым, наняв для этого корабли мореплавателей-генуэзцев. Спустя неделю после него двинулся на Восток и Ричард.

20 апреля 1191 года Филипп высадился у Акры. Здесь он узнал о том, что третий из государей, отправившихся в крестовый поход, Фридрих Барбаросса, погиб в бурной горной речке в Малой Азии, и большая часть его войска после этого повернула обратно. В отсутствие Ричарда, Филипп естественным образом занял положение главы всего крестоносного войска, а войско это включало и постоянно живущих на востоке христианских рыцарей, отступивших на побережье под ударами Саладина.

Как король Ричард завоевал остров Кипр

Ричарду тем временем на пути к Акре предстояло еще одно приключение. В начале мая 1191 года он высадился на остров Кипр.

В ту пору островом правил Исаак Комнин, родственник византийской правящей династии, провозгласивший себя независимым владыкой. Однако Комнин заключил союз с Саладином, и кипрские корабли нападали на те суда, что везли с Запада на Восток припасы, снаряжение. Немало европейцев, плывших на этих кораблях, византиец продал в рабство, — словом, были веские причины для того, чтобы раз и навсегда положить этому конец.

Для нападения на Кипр нашелся и еще один серьезный повод: Исаак Комнин захватил флагманский корабль из флотилии Ричарда, на котором находилась его жена Беренгария. Когда английский король потребовал вернуть пленников, то получил насмешливый отказ. После этого, как записал хронист, Ричард I сказал своим воинам: «Вооружайтесь!»

Король-рыцарь, следуя своей натуре, быстро увлекся войной на Кипре. Остров был отличным плацдармом для генеральной репетиции предстоящей войны в Палестине. Действия крестоносцев на Кипре во многом, правда, облегчались тем, что местные жители ненавидели Исаака Комнина, как жестокого вымогателя. Крепости и замки зачастую сдавались без боя, гарнизоны добровольно переходили «под защиту английского короля», для Ричарда I и его рыцарей устраивались в них роскошные приемы.

Однако и добыча была немалой. Так, скажем, преследуя Исаака Комнина, спасающегося бегством, крестоносцы однажды «взяли прекрасную посуду, золотую и серебряную, которую император оставил в своей палатке, его панцирь и кровать, пурпуровые и шелковые ткани, коней и мулов, нагруженных точно на рынок, шлемы, панцири, мечи, брошенные греками, быков, коров, свиней, коз, овец и баранов, ягнят, кобылиц и славных жеребят, петухов и кур, каплунов, ослов, нагруженных изрядно вышитыми подушками, скакунов, которые были лучше наших усталых коней».

В другой раз, в замке, отбитом у «греческих капитанов», башни были «полными сокровищ и запасов: горшков, котлов, серебряных мисок, золотых чаш и блюд, застежек, седел, драгоценных камней, полезных на случай болезни, алых шелковых тканей... Все это завоевал английский король, чтобы употребить на службу Богу и на освобождение его земли...»

Победа короля Ричарда на Кипре была полной и безусловной. Когда пали одна за другой все крепости острова, и даже дочь императора попала в плен крестоносцам, Комнин, «покинутый всеми своими людьми», явился к Ричарду, чтобы сдаться на его милость, и молил только об одном: чтобы из уважения к его сану не заключали его ни в железные цепи, ни в веревочные узы. Ричард дал слово и повелел заковать бывшего владыку острова... в серебряные оковы.

После Ричарда I христиане владели Кипром еще целых четыре века. Здесь царствовала династия Лузиньянов — потомков последнего короля иерусалимского, который уже так никогда и не вернул себе священный город.

Покидая Кипр и направляясь к Акре, король Ричард напоследок позаботился еще о том, чтобы с острова постоянно поступали к христианскому войску припасы. Для этого он оставил здесь людей, «которые понимали военное дело, чтобы они посылали продукты: жито, пшеницу, баранов, быков, всем, чем так богат остров».

Теперь Ричард спешил: прошел слух, что Филипп II собирается штурмовать Акру, не дожигаясь подмоги. Наконец на горизонте стали расти Ливанские горы, а потом стали различимы и замки, византийские и построенные христианами, и цветущие прибрежные города.

Пришел час, и Ричард увидел с моря Акру — город, к которому он так стремился, захваченный несколько десятков лет назад христианами и потерянный ими, — город, который теперь предстояло вторично взять и изгнать из него «неверных» теперь уже на веки вечные.

Как крестоносцы осаждали Акру

Осада Акры длилась уже два года. За это время лагерь христиан сам вырос в целый город.

«Все увидел, все заметил король, — сообщает хронист. — Когда же он приблизился к берегу, можно было разглядеть французского короля с его баронами и бесчисленное множество людей, сошедшихся навстречу. Он спустился с корабля. Услышали бы вы тут, как звучали трубы в честь Ричарда, несравненного, как радовался народ его прибытию».

С прибытием Ричарда все изменилось в лагере. Во-первых, многие из тех, кто воевал и жил в Палестине уже долгие годы, как и многие из войска короля Филиппа, пожелали тут же служить английскому королю, потому что выяснилось, что он платит гораздо лучше, чем все иные предводители. Во-вторых, его люди принялись сооружать огромную осадную башню, которую в разобранном виде доставили на кораблях. Она наводила ужас на осажденных одним своим видом, поднимаясь высоко над стенами и позволяя легко поражать защитников Акры стрелами.

Когда крестоносцы закончили засыпку рвов и придвинули башню почти вплотную к стенам, гарнизон тут же предложил христианам мир, обещая сдачу города со всем оружием и запасами. Условие осажденных было только одно — гарантия их жизни и свободы.

В стане крестоносного войска мнения предводителей на этот счет разошлись. Ричард однако же настоял на своем — не принимать никаких условий. Безусловно, сказалась здесь его горячая рыцарская кровь и безграничная вера в свои силы. И все же был у него другой резон, когда он стоял на том, что город надлежит взять штурмом, а осажденные должны сдаться на милость победителей, не ставя никаких условий.

Дело в том, что Акра была важна крестоносцам не только сама по себе — она должна была стать ключом к Иерусалиму. В Акре находились лучшие военачальники Салах ад-Дина, множество знатных эмиров, родственники которых были разбросаны по всей Сирии. Держа жизнь всех этих людей в своих руках, можно было много чего потребовать за нее. Так что в ответ на мирные предложения предводители рыцарского войска потребовали возвращения христианам всех территорий, входивших в Иерусалимское королевство, самого Святого города и всех христианских пленников, попавших в руки «неверных».

В ответ осажденные совершили отчаянную вылазку и разрушили часть мощной осадной башни. Отбив атаку, христиане стали готовиться к штурму.

Однако военные действия пришлось приостановить. Причиной стала внезапно вспыхнувшая в лагере эпидемия. от которой стали один за другим умирать воины, и которая не пощадила обоих королей. В хрониках очевидцев эта болезнь описывается под названиями «арнолидии» или «леонардии», однако симптомы ее явно напоминают цингу — больных жестоко лихорадило, «у них были в дурном состоянии губы и рот», выпадали ногти, зубы и волосы, шелушилась кожа.

Первый штурм города все-таки состоялся, но Ричард, заболевший одним из первых, не мог принять в нем участия. Видимо, в глубине души король-рыцарь был рад неудаче, постигшей крестоносцев. После этого в лагере христиан наступил период подавленности и бездействия, и за это время мусульмане починили поврежденные стены, а вдобавок все смелее стали предпринимать вылазки, причем, случалось, даже захватывали пленных.

Цинга, однако, была болезнью преходящей, а вот все усиливающаяся личная неприязнь английского и французского королей, передающаяся и их воинам, была, пожалуй, уже неизлечимой. Она только все больше обострялась.

«Короли, как и их войско, — говорит очевидец, — раскололись надвое. Когда французский король задумывал нападение на город, это не нравилось английскому королю. а что угодно было последнему, неугодно первому. Раскол был так велик, что почти доходил до открытых схваток».

Наконец, поняв, что положение безвыходно, Ричард и Филипп избрали коллегию третейских судей из знатнейших и мудрейших сподвижников — по три с каждой стороны, обязуясь подчиняться ее решениям. Но и третейским судьям не удалось уладить разногласий. Максимум соглашений выразился в таком компромиссе: когда один король «штурмовал, другой обязывался защищать лагерь».

Обстановка была столь накаленной, что когда Филипп II вслед за Ричардом заболел, по лагерю тут же пополз зловещий слух, что он отравлен недругами. Однако французский король вскоре поправился, быстрее, чем Ричард, и тогда снова началась подготовка в штурму.

Как Ричард I стал Ричардом Львиное Сердце

Вокруг Акры смыкался возводимый христианами земляной вал, где одна за другой устанавливались страшные метательные машины, которые сооружали короли, бароны, рыцарские ордена. Одна из них была построена за счет рядовых крестоносцев и получила название «Божьей пращи». Машина Филиппа II называлась «Злой соседкой». «И машина герцога бургундского делала свое дело, — можно прочитать в хронике, — и машины тамплиеров сшибли головы не одному турку, как и башня госпитальеров, которая раздавала хорошие щелчки, очень нравившиеся всем».

По велению Ричарда тоже сооружались осадные машины. Они метали огромные камни, которые укладывали сразу по дюжине мусульман. «Один из таких камней показали Саладину, — записал хронист. — То были могучие морские валуны. Их привез из Мессины английский король. Но сам он все еще был в постели и невеселый».

Почувствовав себя немного лучше, Ричард распорядился приносить себя к передним линиям. Он печально смотрел на то. как король французский, уже оправившийся от болезни, сам стреляет ил лука в защитников крепости, выказывая изрядную меткость.

Именно тогда, восторгаясь неукротимостью английского короля, поэты стали именовать его Ричардом Львиное Сердце.

А сочинять восторженные стихи и песни в лагере крестоносцев было кому. XII век — век расцвета, как мы уже знаем, всех лучших проявлений рыцарства, в том числе и возвышенной поэзии. Немало трубадуров странствовало по Южной Франции, переходя из замка в замок, были среди них и рыцари, нередко знатные, и многие из таких рыцарей-поэтов отправились в крестовый поход вместе с Ричардом I.

Стихи, слагавшиеся под стенами осажденной Акры, вдохновлялись, кстати, не одной лишь священной войной с «неверными». Ведь в лагере крестоносцев, помимо воинов и священников, были и Прекрасные Дамы — и сама королева Беренгария, и ее многочисленные фрейлины. Осада происходила таким образом в полном соответствии с традициями рыцарских романов — воины имели возможность совершать свои подвиги на глазах возлюбленных и даже погибнуть в их честь.

В первые дни июля 1191 года Акра была на волосок от падения. 3 июля осажденные обращались с Салах ад-Дину с мольбой о немедленной помощи, потому что защищать город уже не было возможности. Воинам французского короля уже даже почти удалось подняться на стену. Рыцарь Обри Клеман, держа в руках знамя, добрался до последних ступеней осадной лестницы, но тут она обрушилась под тяжестью штурмующих. а самого Клемана сарацины крючьями втащили в город.

Тем временем Ричард вел тайные переговоры с Саладином. Объяснял он это тем, что пытался все же найти основания для соглашения, полностью устроившего бы христиан, однако, скорее всего, намеревался просто потянуть время до своего выздоровления. И представить себе Ричард не мог, что город возьмут без его участия...

К 6 июля Ричард настолько хорошо себя чувствовал, что готовился сам вести войско на приступ. Однако как раз к тому времени за спиной английского короля Филипп II тоже начал переговоры с осажденными. Узнав об этом, Ричард пришел в бешенство и начал штурм, уже ни на кого не оглядываясь.

11 июля 1191 года Акра была взята. Осада кончилась, христиане торжественно вошли в город. На башнях поднялись флаги крестоносцев, церкви, обращенные мусульманами в мечети, были освящены.

Однако сразу же в христианском войске стало расти недовольство. Два короля разделили город и добычу между собой, не принимая во внимание тех, кто осаждал Акру задолго до их приезда.

Ричард вызвал особое недовольство — так, например, он сразу же столкнулся с Леопольдом, герцогом Австрийским, которого недолюбливал, как сторонника Филиппа и как родственника византийского императора. Под насмешки окружающих Ричард сбросил знамя герцога с дома, в котором тот расположился, и вообще изгнал его вместе с приближенными из квартала, который герцог облюбовал для себя.

Наконец было достигнуто соглашение с Саладином. Акра со всем, что в ней было, переходила к христианам. Вдобавок Саладин обязывался заплатить огромный выкуп и освободить христианских пленников. Защитники Акры сохраняли свободу и личное имущество, но оставались заложниками до выполнения Саладином обязательств, на что отводилось сорок дней.

Как Львиное Сердце стал пленником

Однако не прошло и двух недель после вступления в Акру, как стало известно о том, что Филипп II собирается вернуться на родину под предлогом нездоровья.

За французским королем стали собираться и его бароны. Предчувствуя недоброе, Ричард, остающийся в Святых местах, потребовал от Филиппа II клятвенного обещания, что тот не нападет на его земли, пока он находится в походе.

«Французский король собрался в путь, — сообщает хронист, — и я могу сказать, что при отъезде он получил больше проклятий, чем благословений. А Ричард, который не забывал Бога, собрал войско, нагрузил метательные снаряды, готовясь в поход. Лето кончалось. Он велел исправить стены Акры и сам следил за работой. Он хотел вернуть Господне наследие и вернул бы, не будь козней его завистников».

Саладин тем временем не очень торопился с выполнением своих обещаний. К тому же в заключенном договоре совсем ничего не говорилось о судьбе Иерусалима, а король-рыцарь главной своей целью ставил именно освобождение Святого города. Ярость короля распалялась с каждым днем. Наконец, потеряв терпение окончательно, Ричард совершил поступок, не вызвавший одобрения даже у самых восторженных его друзей: приказал отрубить головы двум тысячам заложников. Это дало возможность Саладину не соблюдать больше условий договора, и война возобновилась.

Но, видно, многие годы борьбы с собственным отцом, тяготы военной жизни, долгая болезнь уже подорвали силы короля-рыцаря; во всяком случае, это был уже не тот воин-победитель, что еще несколько лет назад. Даже на самый беглый взгляд исследователя-историка видна во всех его дальнейших действиях какая-то лихорадочная поспешность, неуверенность в приближенных, да, пожалуй, и в себе самом.

Ричард взял утраченные было христианами, как и Акра, города Аскалон и Яффу, и двинулся в начале 1192 года на Иерусалим, но, не дойдя до него, повернул обратно.

Как раз в это время пришли недобрые вести из Англии. Младший брат Ричарда принц Иоанн, поддерживаемый баронами, готовит ниспровержение власти Ричарда. Вдобавок Филипп II, нарушив свою клятву, вторгся во французские владения английского короля.

Приходилось вновь идти на переговоры с Саладином. Наконец было заключено перемирие сроком на три года, три месяца и три дня. Согласно условиям, Саладин теперь ничего не должен был христианам — ни денег, ни пленников. Христиане лишь получали право на срок перемирия безоружными посещать Иерусалим для поклонения своим святыням.

Ричард еще оставался в Палестине, когда многие из крестоносцев действительно осуществили паломничество ко Гробу Господня.

Безоружными, как оговаривалось в соглашении, они вошли в Иерусалим и обошли святыни, «полные жалости», — как сообщает один из участников этого похода. Видели паломники и христианских пленников, «скованных в рабстве». «Мы целовали пещеру, где взят был воинами Христос, и плакали мы горькими слезами, потому что там расположились стойла и кони слуг диавольских, которые оскверняли святые места и грозили паломникам. И ушли мы из Иерусалима и вернулись в Акру...»

9 октября Ричард Львиное Сердце отплыл домой, где надо было наказать младшего брата и отразить натиск французского короля. Но впереди его ожидало еще одно, совсем уж неожиданное приключение. Однако оно вполне вписывалось в его жизнь, полную драматизма, бурь и потрясений, и словно бы позаимствованное со страниц одного из рыцарских романов.

Корабль английского короля попал в бурю в Адриатическом море и был выброшен на земли его врага Леопольда Австрийского, с которым у Ричарда произошло памятное столкновение во взятой Акре. Герцог был злопамятен и мстителен. Ричард Львиное Сердце переоделся и попытался изменить внешность, чтобы в сопровождении только одного слуги пробраться через земли Леопольда во владения своего родственника и союзника герцога Баварского и Саксонского Генриха Льва. Но 21 декабря 1192 года в маленькой деревушке близ Вены люди герцога Австрийского опознали слугу короля, а потом нашли и дом, где в это время находился Ричард.

Короля взяли спящим, он даже не успел оказать никакого сопротивления. Леопольд Австрийский, не долго размышляя, заточил Львиное Сердце в один из укрепленных замков на Дунае.

Как Ричард получил освобождение

По Европе поползли слухи о смерти английского короля. Особенно радовался им младший брат Ричарда. Но заточение на Дунае оказалось для короля недолгим; вскоре он сменил тюрьму. Император Священной Римской империи Генрих VI, давний враг Генриха Льва и, вследствие этого, противник Ричарда, потребовал пленника к себе, утверждая, что «неуместно герцогу держать в плену короля».

Так король Ричард оказался в другом замке. Впрочем, заключение его было, разумеется, королевским: он пользовался относительной свободой, мог даже охотиться в окрестных лесах. И все те долгие месяцы, что Ричард провел в почетном заточении, весь христианский мир мир во главе с самим папой римским требовал его освобождения, а друзья-трубадуры слагали песни в его честь и бесчестили императора за нарушение рыцарских обычаев.

Кстати, пользуясь тем, что так неожиданно выдалось свободное время, Ричард Львиное Сердце и сам в это время слагал стихи, однако до нас из сочиненного им не дошло почти ничего...

Наконец был собран огромный выкуп, и короля передали его матери Элеоноре Аквитанской. Впереди была борьба с Иоанном и французским королем, с вероломным братом и вероломным другом, но и о продолжении войны с «неверными» на Востоке он уже думал.

Во всяком случае, как сообщает хроника, «в сам день выхода на свободу он отправил гонца в Сирию к Анри Шампанскому и другим христианским князьям, возвещая им о свершившемся и обещая, что как только Бог даст ему отомстить за обиды и утвердить мир, он явится на помощь Святой земле».

Однако и другие люди писали в это же время письма: узнав об освобождении Ричарда, Филипп II сообщил в Англию Иоанну: «Берегитесь! Дьявол выпущен на свободу!»

13 марта 1194 года, во второй раз за все время своего царствования, английский король появился в Англии. Он созвал Высокий совет, отрешил от должностей многих начальников крепостей, назначенных Иоанном, и потребовал к ответу его самого.

Но — в который уже раз! — король-рыцарь проявил великодушие: Иоанн отделался лишь легким испугом. Ричард его простил и лишь урезал в правах.

А в мае 1194 года английский король отбыл на континент, чтобы начать войну с Филиппом II.

В Англию ему уже никогда не суждено было вернуться.

Как Львиное Сердце помиловол своего убийцу

Война с Филиппом на французской земле была долгой. Ричард наносил вероломному противнику одно поражение за другим. Наконец, в январе 1199 года был заключен мир. Филипп шел на огромные уступки. Кольцо владений английского короля, смыкаясь с землями его союзников, сужалось вокруг Парижа. Конечно, скрепя сердце подписывая такие условия, Филипп II надеялся на лучшие времена...

И они наступили для него гораздо раньше, чем он думал. Совсем уже близкой была смерть Ричарда Львиное Сердце — нелепая, случайная, но опять-таки вполне в духе того рыцарского романа, который назывался его жизнью.

Едва только заключив мир с Филиппом, король двинулся на своего вассала, виконта Лиможского Адемара. Ходили слухи о том, что Адемар похитил половину сокровищ покойного Генриха II и хранил их в замке Шалю. При осаде замка стрела, пущенная арбалетчиком со стены, ранила короля в руку. По всей вероятности, была стрела отравленной, ибо к этому времени европейские воины уже многое переняли из восточных обычаев ведения войны...

"Пришел король Англии с многочисленным войском, — безыскусно свидетельствует хроника, — и осадил замок Шалю, в котором, как он думал, было скрыто сокровище... Когда он вместе с Меркадье (один из военачальников Ричарда) обходил стены, отыскивая, откуда удобнее произвести нападение, простой арбалетчик по имени Бертран де Гудрун пустил из замка стрелу и, пронзив королю руку, ранил его неизлечимой раной. Король, не медля ни минуты, вскочил на коня и, поскакав в свое жилище, велел Меркадье и всему войску атаковать замок, пока им не овладеют...

А когда замок был взят, велел король повесить всех защитников, кроме того, кто его ранил. Ему, очевидно, он готовил позорнейшую смерть, если бы выздоровел. Ричард вверил себя рукам врача, служившего у Меркадье, но при первой попытке извлечь железо тот вытащил только деревянную стрелу, а острие осталось в руке; оно вышло только при случайном ударе по руке короля. Однако король плохо верил в свое выздоровление, а потому счел нужным объявить свое завещание...

Он велел привести к себе Бертрана, который его ранил, и сказал ему: «Какое зло сделал я тебе, что ты меня убил?» Тот ответил: «Ты умертвил своей рукой моего отца и двух братьев, а теперь хотел убить меня. Мсти, как хочешь. Я охотно перенесу все мучения, раз умираешь ты». Тогда король велел отпустить его, говоря: «Смерть мою тебе прощаю...»

Так и была дописана последняя строчка в жизни великодушного, жестокого, яростного, неустрашимого короля-рыцаря, прозванного Львиным Сердцем. Англию он завещал брату Иоанну, столько раз предававшего его. Похоронить себя повелел у ног отца, с которым воевал столько времени.

...Но ведь был он не только государем и воином, был он еще и поэтом. Почти ничего не осталось из написанного им, да и, скорее всего, немного стихов он сложил, поглощенный войнами и походами. И все же один дошел до нас — неуклюжий, наивный, потому что поэтическое дарование Львиного Сердца явно уступало воинскому. Но все же и в этом стихе, написанном в заточении, чувствуется его натура.

Самое время припомнить хотя бы некоторые из этих строк:

Поскольку речи пленного напор

не свойствен, как и речи тех, кто хвор,

пусть песнь утешно вступит в разговор.

Друзьям, не шлющим выкупа позор!

Мне из-за тех, кто на дары не скор, быть две зимы в плену.

Пусть знает каждый в Англии сеньор,

В Анжу, в Гаскони, словом, весь мой двор,

что я их безотказный кредитор,

что мной тюремный отперт бы запор

и нищим был, скажу им не в укор, —

а я еще в плену...

Загрузка...