Рыцарь Кровавой Розы

Глава 17

Весть о возвращении Тристана разнеслась по Камелоту подобно пожару. Королевский дворец буквально встал на уши. С раннего утра и до поздней ночи порог его покоев обивали представители знатных семей и их приближенные, принося многочисленные подарки в надежде узнать хоть какие-то подробности нашумевшей истории, о которой судачил весь город. Слуги пересказывали ему обрывки разговоров, услышанных в коридорах дворца и на улицах и, судя по ним, и без того захватывающий сюжет его приключений в Каледонии стремительно обрастал все более немыслимыми подробностями. Сыну короля Марка приписывали и знание тайных путей через Иной мир, позволивших ему незаметно пробраться в логово врага и столь же легко ускользнуть оттуда, и владение колдовской силой, делающей его неуязвимым для оружия смертных, и даже единоличную победу над целой армией пиктов. Но Тристан твердо решил ни с кем не обсуждать произошедшее до церемонии Посвящения в рыцари. Юный принц прекрасно осознавал масштаб своего триумфа и собирался сполна насладиться каждой его каплей.

В назначенный день высокие гости вместе со своими свитами и слугами собрались в тронном зале. Как и говорил Персиваль, церемония Представления действительно меркла по сравнению с Посвящением. Размах торжества воистину поражал во всем — начиная от убранства дворца и заканчивая нарядами придворных и аристократов. Последних и впрямь собралось великое множество — от обилия ярких тканей и блеска драгоценностей начинало рябить в глазах. Создавалось впечатление, что все без исключения представители благородных Домов, включая боковые ветви, решили посетить церемонию. И Тристан знал, что во многом — благодаря ему. Осознание этого факта разливалось внутри приятной, мягкой теплотой, подобно хорошему вину, оставляя пикантное, сладкое послевкусие.

Первые лица Логрии собрались почти в полном составе. Присутствовал и Багдемагус, король островной страны Горэ, и седобородый Пеллинор, правитель Думнонии. Его собственный отец также сдержал слово — расположившись в каменном кресле под стягом с Кровавой Розой, король Марк из дома Лионессе строго, но с явным одобрением взирал на своего отпрыска. Это наполнило душу Тристана радостным теплом. Он до последнего момента боялся, что родитель, несмотря ни на что, проигнорирует церемонию, но после приватной аудиенции, где юноша изложил все детали своего путешествия, сомнений не осталось. Был здесь и отец Изольды. Сидя на небольшом троне в церемониальной накидке из вороновых перьев и костяной короне, водруженной на гладко выбритый череп, невысокий и жилистый, король Коннахта Ангвис О‘Нейлл мало походил на своего громадного младшего брата. Его поджарое суховатое лицо без возраста выглядело спокойным и невозмутимым, лишь черные, как мрак, глаза, обрамленные ритуальными кругами краски, внимательно наблюдали за происходящим.

Из королей не хватало только Лота Оркнейского, но это было не удивительно. Его младший сын, принц Гарет, отправившийся в родные леса выслеживать своего тотемного зверя, так и не вернулся с задания. Королева даже назначила дополнительный срок в три дня, на случай, если оркнеец все-таки объявится, но его и след простыл. Вместо отца, как и в прошлый раз, дом Оркней представлял могучий воин в шкуре вепря. Как оказалось, это был сэр Гавейн, старший сын короля.

— Лес забрал его, — коротко и сухо прокомментировал он исчезновение Гарета так, словно говорил о пропаже коровы или кухонной утвари. Похоже, вероятная смерть младшего брата была для него чем-то вполне обыденным. Впрочем, традиции оркнейцев для остальных жителей Логрии всегда выглядели… своеобразно.

Присутствовала на церемонии и сама Изольда. Неподвижной черной статуей она замерла подле отцовского трона, равнодушно поглядывая на гостей. При этом Тристана девушка не замечала в упор, старательно делая вид, что смотрит сквозь него. Юноша лишь улыбнулся про себя и сосредоточился на церемонии. Ничего, у него тоже есть небольшой козырь в рукаве. Сегодняшний день по праву принадлежал ему, и никто и ничто не способно было его испортить.

Единственный, кроме наследника Корнуолла, участник церемонии, Элиан дю Лак, вновь был вызван первым. На сей раз Тристан не обижался. Напротив, он был даже благодарен судьбе за такой порядок, ведь его собственное выступление должно стать главным событием вечера. С молчаливой усмешкой юноша слушал и смотрел, как Элиан, стелясь перед королевой, в красках расписывал все детали своего “подвига”. Это выглядело до того наигранно и убого, что молодой принц даже немного удивился, как он мог завидовать этому напыщенному ничтожеству? Сэр Борс, его отец, напротив, от гордости за сына раздулся еще больше, чем на церемонии Представления, хотя это и казалось невозможным. Ланселот, как обычно, смотрел на все с абсолютно бесстрастным лицом, но в глазах Озерного короля читалось удовлетворение. Как бы он сам не относился к двоюродному племяннику, почести в адрес члена фамилии — это почести для всего Дома.

Когда Элиан покончил со своей историей, королева жестом отпустила молодого воина и выразительно посмотрела на корнуолльского принца. Наступал решающий момент.

Тристан из дома Лионессе! — мягко, но властно произнесла Гвиневра.

Юноша позволил себе обернуться и посмотреть на отца. Марк, чьи длинные волосы по традиции были убраны в сложную ритуальную прическу в виде оленьих рогов, посмотрел сыну в глаза и едва заметно кивнул. Такой, казалось бы, пустяковый жест, но для Тристана он значил очень и очень многое. Улыбнувшись и коротко кивнув в ответ, юноша сделал несколько чеканных шагов вперед.

Как и в прошлый раз, он остановился в положенном месте недалеко от трона. Для своего Посвящения молодой наследник выбрал тот же изысканный полудоспех, что и на прошлой церемонии, но на сей раз он велел мастерам украсить его янтарем и рубинами. На роскошном алом плаще принца теперь красовалась вышитая металлической нитью Кровавая роза в окружении других эмблем дома Лионессе. Не то, чтобы он по-прежнему считал внешние атрибуты определяющими, но, как-никак, статус необходимо поддерживать. С легким удовлетворением юноша отметил, что Элиан, старательно пытаясь этого не показывать, косится на него. Кажется, он даже немного покраснел. Тристан лишь коротко ухмыльнулся и гордо выпрямился перед королевой, положив руку на эфес меча.

Гвиневра вновь поражала своим великолепием. На сей раз королева надела роскошное пурпурное платье с высоким стоячим воротом, верхушки которого венчали небольшие фигурки месяца и звезды. Изящная корона из белого золота великолепно оттеняла ее волосы, переливающиеся всеми цветами ночного неба. Выдержав положенную по этикету паузу, она заговорила:

— Господин Тристан, о ваших приключениях в Камелоте ходят самые немыслимые слухи. Просветите же нас, как все было на самом деле. Мы просто умираем от любопытства.

По залу прокатилась волна тихого шепота и все без исключения собравшиеся жадными взглядами пожирали молодого принца. Если бы не жесткий придворный церемониал, он, наверное, просто расплакался бы от распирающей его гордости.

— Я с радостью поведаю обо всем, что будет угодно Вашему Величеству, — учтиво произнес Тристан, сам немало поражаясь своей выдержке. Искушение вывалить все как есть прямо сейчас было невероятно велико.

— Пожалуй, начнем с главного, — мягко предложила Гвиневра. — Удалось ли вам исполнить волю Совета и отыскать котел Дирнуха?

— Удалось, моя королева, — Тристан сделал короткий знак и двое человек из его свиты быстро вышли вперед, поставив по центру зала предмет, накрытый отрезом шелка.

Юноша медленно приблизился и картинным движением сдернул покров, открывая всеобщему взору небольшой котел, густо покрытый загадочной рунической гравировкой. Кто-то издал вздох удивления, некоторые принялись судорожно шептаться. Король Ангвис пристально глядел на артефакт, но не произнес ни звука. Не без удовлетворения краем глаза молодой наследник заметил, что Изольда не смогла больше его игнорировать и теперь, сложив руки на груди, буравила юношу глазами. Это было приятнее любых королевских почестей.

— Это он? — спокойно спросила Гвиневра, обращаясь к правителю Коннахта.

— Несомненно, — сухо ответил Ангвис, не отрывая взгляда от котла.

Губы его дочери сжались в узкую полоску, воздух вокруг девушки едва не пульсировал от плохо сдерживаемой злобы.

— Что ж, в таком случае, ваше испытание, несомненно, можно считать пройденным, — подытожила королева, повернувшись к юноше. — Так что же там произошло? — добавила она с легкой игривой ноткой в голосе.

— Ничего особенного, Ваше Величество, — лениво, почти небрежно бросил Тристан, чувствуя себя под пристальными взглядами всей аристократии Логрии, как рыба в воде. И, выдержав театральную паузу, дабы подогреть интерес зрителей, продолжил. — Навыки следопыта у меня в крови. Я быстро напал на след, который привел меня в небольшое селение пиктов. Они, конечно, не горели желанием отдавать котел, но я был весьма решительно настроен. Убил всех мужчин, забрал артефакт и вот, — он слегка поклонился, разведя руки в стороны, — я здесь, перед Вами.

Шепот по всему залу стал ощутимо громче. Грудь Изольды, соблазнительно приподнятая корсетом платья, резко вздымалась вверх. Кулаки она сжала так сильно, что костяшки пальцев побелели. Еще больше обычного. Юноше показалось, что ее многочисленные, похожие на змей косы начали шевелиться. Гвиневра слегка наклонила голову в бок, явно заинтригованная рассказом Тристана. Когда окружающий шепот немного поутих, она наконец озвучила вопрос, звенящим безмолвием повисший в воздухе:

— И это все? — поинтересовалась королева, изящно приподняв бровь.

Тристан лишь улыбнулся и коротко глянул под ноги. Наступала кульминация всего спектакля. Сделав глубокий вдох, он ответил:

— Не совсем, моя королева, — с этими словами он подошел к котлу и, сунув в него руку, извлек небольшой холщовый мешок. Вывернув его наизнанку, молодой принц размахнулся и швырнул содержимое к подножию трона. Предмет отвратительно чавкнул, ударившись о каменный пол, и остановился у самого основания ступеней.

Сказать, что эффект удался, значило не сказать ничего. Набитый до отказа зал разом громогласно ахнул. Дамы хватались за головы, некоторые мужчины инстинктивно положили руки на эфесы мечей. Большинство просто замерло на месте, широко раскрыв рты. А затем повисла мертвая, непроницаемая тишина. В полнейшем изумлении гости таращились на зловещий трофей, лежавший перед троном. Немного удивленным выглядел даже Ланселот.

— Изменник Моргольт О‘Нейлл, — все также слегка развязно произнес Тристан, словно убивать чемпионов ему доводилось каждый день. — Это он похитил котел и собирался с его помощью провести мерзкий ритуал, основанный на черной магии. К счастью, я подоспел вовремя, и не дал ему завершить начатое. Кто знает, — продолжил он, глядя на Изольду, — какие беды могли бы обрушиться на Логрию, не вмешайся я.

Наконец, терпение коннахтской принцессы лопнуло. Презрительно фыркнув, она подобрала полы своего платья и стремительным шагом направилась к выходу из зала. Несколько телохранителей последовали за своей госпожой. Король Ангвис даже не взглянул в сторону дочери. Котел его, впрочем, тоже не интересовал. Взгляд черных глаз теперь был прикован к Тристану, и по кипящей в них холодной ненависти юноша понял, что только что нажил себе смертельного врага.

— Вы что-нибудь знали об этом? — поинтересовалась королева, глядя на главу дома Ворона. Ее тон был по-прежнему учтивым, но и глухой услышал бы скользнувшие в нем металлические нотки.

— Нет, — как и в прошлый раз, лаконично ответил Ангвис, не сводя взгляда с наследника Корнуолла. — Мой брат действовал без моего ведома.

Гвиневра кивнула, хотя по лицу читалось, что она не поверила королю ни на йоту. Украдкой молодой принц глянул на Персиваля, стоявшего подле отца, скрестив руки на груди. Рыцарь, высоко подняв брови, несколько раз одобрительно кивнул Тристану, выражая свое восхищение.

— Как бы то ни было, — огласила королева, — Совет займется расследованием этого происшествия, а пока — она звонко щелкнула пальцами, — котел останется в Камелоте, под надежной охраной. Мы позаботимся, чтобы он больше не попал в плохие руки.

Двое слуг по ее сигналу выскочили из-за трона и поспешно унесли артефакт из зала. Гвиневра же снова обратилась к юноше:

— Вы полны сюрпризов, господин Тристан из дома Лионессе, — уже куда более благосклонно произнесла она, откинувшись на спинку громадного трона. — Есть ли вам еще, что поведать Совету и уважаемым гостям?

— Ничего стоящего, Ваше Величество, — с улыбкой отозвался юноша.

— Что ж, в таком случае, полагаю, мы переходим к главной части церемонии, — она обменялась взглядами с Ланселотом и добавила, обращаясь уже к обоим претендентам. — На колени.

Юноши повиновались, присев на одно колено и почтительно склонив головы. Тристан не мог скрыть своего ликования. Глядя в пол тронного зала, выложенного мозаикой в виде карты Логрии, молодой принц улыбался во весь рот, замерев в ожидании заветного мига. Неужели это правда? Неужели это происходит с ним? Всю свою жизнь он шел к этой цели, все его поступки, все его мысли были направлены на ее достижение, и вот — этот час настал! О, как трепетало сердце, как дрожали ладони от сладостного предвкушения! С удивлением юный наследник осознал, что даже не знает, кто окажет ему великую честь. Кто превратит его, Тристана из дома Лионессе, из простого юнца в рыцаря и взрослого мужчину? Кто даст ему право стоять в одном ряду с величайшими героями Альбиона?

Послышались шаги и шуршание пышных церемониальных одежд. К ним приближались двое, и юный принц, не смея поднять голову в нарушение протокола, пытался угадать, кто же вызвался посвятить их. Согласно традиции, это должен сделать представитель другого Дома, иначе бы обычай терял всякий смысл. Один из подходящих ступал медленно и немного с трудом, шаркая ступнями по полу. Человек сильно в возрасте. Вероятно, это король Пеллинор. Он приблизился и замер напротив Элиана. Второй шел уверенно, степенно, чеканя каждый шаг. Когда он остановился подле Тристана, юноша ощутил легкий дискомфорт, на секунду ему захотелось съежиться и упасть на пол перед этим человеком. К счастью, наваждение сгинуло также внезапно, как и появилось.

В зале воцарилась гробовая тишина. Послышался шелест меча, покидающего ножны. Гулким, слегка суховатым басом человек рядом с дю Лаком произнес:

— Клянешься ли ты именем Солнца быть храбрым и отважным, без страха глядеть в лицо опасности и никогда не показывать спину врагу?

— Клянусь. — не раздумывая ответил Элиан.

— Клянешься ли ты именем Луны, — продолжил старик, — верой и правдой служить своему Дому, повиноваться своему королю и исполнять его волю?

— Клянусь.

— Клянешься ли ты именем Земли защищать королевство от всех врагов, внешних и внутренних, и, если потребуется, отдать свою жизнь ради спасения страны?

— Клянусь. — его спокойный, терпеливый тон ставил Тристана в недоумение.

— По воле духов, хранящих нас, и сообразно твоим заслугам я, в присутствии этих достопочтенных господ и дам, нарекаю тебя рыцарем! — подытожил посвящающий. — Да будут все силы этого и Иного мира мне свидетелями. Встаньте, сэр Элиан из дома дю Лак!

Медленно и плавно, с завидной для такого момента выдержкой новоиспеченный рыцарь поднялся на ноги, и тогда зал утонул в грохоте аплодисментов. Гости истово били в ладони, свистели и улюлюкали, приветствуя нового члена высшего сословия. Тристан лишь хмыкнул про себя. Любопытно, а как встретят его, когда все свершится?

Но вот зал, наконец, снова затих. Наступала решающая минута. На секунду молодому принцу показалось, что время замедлило свой ход, почти остановившись. Словно сам воздух застыл вокруг него, возвеличивая этот и без того торжественный миг. Он почувствовал, как плеча коснулась прохладная тяжесть металла. А затем посреди этой звенящей тишины раздался приятный и красивый, словно вытканный золотом шелк, но твердый и холодный, будто отточенная сталь клинка, голос, которого юноша никогда не слышал прежде:

— Клянешься ли ты именем Солнца быть храбрым и отважным, без страха глядеть в лицо опасности и никогда не показывать спину врагу? — начал он произносить клятву, слова которой Тристан с раннего детства знал наизусть.

— Клянусь! — выпалил наследник, слишком быстро и слишком нетерпеливо. Меч плавно переместился с правого плеча на левое.

— Клянешься ли ты именем Луны верой и правдой служить своему Дому, повиноваться своему королю и исполнять его волю? — незнакомец говорил очень размеренно и величественно, выделяя каждое слово.

— Клянусь! — сердце принца колотилось как бешеное, ладони вспотели, а сам он слегка взмок.

— Клянешься ли ты именем Земли защищать королевство от всех врагов, внешних и внутренних, и, если потребуется, отдать свою жизнь ради спасения страны?

— Клянусь, клянусь! — нетерпение в голосе Тристана достигло предела.

— По воле духов, хранящих нас, и сообразно твоим заслугам я, в присутствии этих достопочтенных господ и дам, нарекаю тебя рыцарем. Да будут все силы этого и Иного мира мне свидетелями, — завершил он, убирая меч. — Встаньте, сэр Тристан из дома Лионессе.

Последние слова его благодетель произнес после небольшой паузы, но такие мелочи не волновали юношу, как, впрочем, не волновало уже и ничто иное. Чувства переполняли его настолько, что он готов был едва ли не обнять посвящавшего. Резким, слишком несдержанным движением он вскочил на ноги… и едва не упал на месте от удивления и испуга.

Перед ним стоял не кто иной как глава Озерного дома Ланселот дю Лак. Рыцарь довольно равнодушно смотрел на Тристана своими ледяными глазами, и по его лицу, как обычно, невозможно было прочесть ровным счетом ничего. От неожиданности юноша буквально лишился дара речи и мог лишь стоять и молча таращиться на повелителя Арморики, глупо хлопая глазами. Могли пройти мгновения, а могли и часы, но наконец неловкое молчание нарушил приятный голос королевы:

— Благодарю вас, господа.

Ланселот не проронил более ни слова, и, немного задержавшись взглядом на молодом принце, развернулся и направился к своему трону. Его примеру последовал и король Пеллинор.

— Что касается вас, молодые люди, — продолжила Гвиневра, — примите мои сердечные поздравления!

Оба юноши учтиво поклонились, и тут королева неожиданно добавила:

— А вы, господин Тристан, или, — она немного лукаво улыбнулась, — я полагаю, теперь больше подойдет “сэр Тристан”. Ваше поистине героическое деяние заслуживает отдельного поощрения. От имени Совета, я дарую вам право просить любой награды за ваш подвиг. Говорите, и это будет исполнено.

Зал снова притих, но молодой принц не выглядел удивленным. Напротив, он рассчитывал на такой поворот событий.

— Я в самом деле могу просить что угодно? — с поддельной наивностью спросил юноша.

— Если то будет в наших силах, — мягко пояснила Гвиневра.

— Что ж, благодарю, Ваше Величество, — учтиво произнес Тристан. Оставался последний, завершающий акт пьесы. — У меня и вправду есть одно желание.

— Так не тяните, просветите нас.

— Как вам всем известно, — начал юный наследник, повернувшись к собравшимся, — посвященному рыцарю надлежит взять себе оруженосца. Это должен быть юноша из благородной семьи, сам не являющийся рыцарем.

Убедившись, что внимание присутствующих полностью сосредоточено на нем, Тристан продолжил:

— А посему, Ваше Величество, в качестве обещанной мне награды я прошу, чтобы мои оруженосцем стал… Галахад дю Лак!

Из свиты консульского принца вышел вперед неприметный юнец, до того времени скрывавший лицо под глубоким капюшоном. Едва он сдернул убор с головы, по залу прокатился такой возглас удивления, что предъявление головы Моргольта теперь сошло бы за рядовое, будничное явление. А затем повисла мертвая, загробная тишина. Придворные и гости, казалось, не отваживались даже дышать. Лишь легкое потрескивание факелов, установленных по стенам вдоль всего зала, нарушало могильное безмолвие. С чувством огромного торжества Тристан смотрел, как Ланселот, приподнявшись на подлокотниках трона, вскочил на ноги, выпрямившись во весь рост. Озерный рыцарь впился в сына глазами, плотно сжав губы, а его скулы едва не ходили ходуном от ярости. Кто бы мог подумать, что мускулы на этом лице вообще способны приходить в движение.

Галахад не выдержал отцовского взгляда и склонил голову к земле. Тристан поспешил прийти другу на помощь:

— Так будет ли исполнена моя просьба? — мягко, как ни в чем ни бывало, спросил он, обращаясь к королеве.

Гвиневра выглядела потрясенной. На несколько мгновений она позволила себе потерять лицо и в растерянности взглянула на Ланселота, ища поддержки. Когда их глаза встретились, показалось, что сейчас воздух вокруг завибрирует и кристаллизуется, разлетясь тысячами крошечных стеклянных осколков. Но затем король Арморики едва заметно кивнул и царственно сел обратно на свое место. Его лицо снова превратилось в бездушную маску, холодную и отстраненную. В воздухе разлилось сладостное ощущение облегчения, как после грозы в летний день.

Королева после короткого замешательства вернула самообладание и прежним мягким, но деловитым тоном, произнесла:

— Быть по сему. Да будут все сиятельные господа и дамы, собравшиеся здесь, свидетелями того, что Верховная королева и Совет не нарушают данного слова! Отныне этот юноша, Галахад из дома дю Лак, ваш оруженосец! — и, после небольшой паузы, добавила, — Постарайтесь привить ему все правила и обычаи, присущие истинному рыцарю.

— Непременно, Ваше Величество! — услужливо отозвался Тристан, с удовольствием глядя, как Галахад улыбается во весь рот.

Юноша обернулся и посмотрел на отца. Король Марк сидел в каменном кресле, слегка облокотившись на руку и поглаживая пальцами подбородок. В кои-то веки на его лице играла слабая, слегка ехидная, но теплая улыбка. Когда Тристан излагал ему свой план дома, в Корнуолле, венценосный родитель не скрывал скепсиса по отношению к этой затее, и все же дал свое дозволение. Но выражение лица Ланселота, когда гостям представили изгнанного принца, с лихвой окупило все его сомнения.