Рыцарь в потускневших доспехах

Глава 14

Жизнь у приморского ресторана продолжалась, но не так, как прежде. Даллас и дети, казалось, вернулись назад, в то ужасное время, последовавшее за смертью Кэрри и Ника. Только теперешний период был темнее и безысходное. Новое горе наслоилось на старое.

Стефи плакала по ночам, и Даллас приходилось постоянно за ней следить, поскольку она ходила во сне. Ночные кошмары Даллас участились. Она вскакивала в темноте, страстно желая найти покой в объятиях Кристофера, а потом вспоминала его ложь. Близнецы снова связались со своей ужасной компанией, и с ними все труднее становилось справиться. Оскар почувствовал напряженную атмосферу и стал чаще запивать, поэтому Даллас работала больше, а отдача стала меньше. Роберт говорил, что страховка на детей уже кончается.

Кристофер оставил свою яхту у причала. Подразумевалось, что Оскар присмотрит за ней. Но, напиваясь, он забывал проверить уровень воды в трюме, так что Даллас приходилось заниматься и яхтой. Каждый раз, когда она входила в каюту Кристофера, чтобы откачать насосом воду, она думала о счастливых и печальных часах, проведенных с ним здесь. Любопытно, что с течением времени все труднее становилось вспоминать плохое, труднее — ненавидеть его и легче — любить.

Сначала ей было слишком стыдно грезить об их страстной ночи. Но постепенно гнев рассеивался, уступая место более нежным и истинным чувствам. Она видела мысленным взором великолепие его стройного обнаженного тела. Вспоминала горячую силу его рта, прожигающего ее кожу. Но больше всего вспоминала его нежность и доброту. Если он так плох, то почему выручал ее с детьми и рестораном? Почему помог понять саму себя?

Она лежала в кровати без сна и мучила себя мыслями о нем, воскрешая в памяти его мозолистые руки, доводящие ее до экстаза. Представляла его жаркие губы, целующие ее тело. Она доводила себя до безумия, вспоминая его.

Он так и не звонил и не писал.

И с каждым днем она все больше мучительно хотела, чтобы он оказался рядом, хотела слышать его голос и чувствовать его внутри себя.

Забыл ли он ее?

Дни тянулись удушливо знойные. Опаляющие.

Ренни обнаружила в журнале фотографию красивой партнерши Кристофера. Даллас отняла у нее журнал и разорвала его на мелкие кусочки. Но не могла забыть чарующие зеленые глаза девушки и ее соблазнительные пухлые губы.

Однажды вечером за ужином, когда в разговоре возникла пауза, Патрик сказал:

— Интересно, он тоже скучает без нас? Никому не пришлось спрашивать, кого он имеет в виду.

— Конечно, — мудро проговорила Стефи, прокалывая вилкой горошину и поднося ее к кончику носа с целью изучения оной скошенными глазами.

— Он не писал и не звонил, — сказал Патрик в унисон молчаливому беспокойству Даллас. — Уже месяц.

— Я знаю, что это долго, — огрызнулась Даллас. — Разумеется, он забыл нас.

Двойняшки ринулись защищать его:

— Может, он просто обиделся.

— Его фамилия Стоун [5], не так ли? — проговорила Даллас. — С такой фамилией не обижаются.

Взгляд, которым обменялись все четверо детей, привел ее в ярость:

— Ты испортишь себе глаза, если не прекратишь рассматривать горошину, Стефи. Или положи ее в тарелку, или съешь!

— Я не люблю горох, — вызывающе опустила вилку Стефи.

— Неприлично критиковать еду, которую тебе дают, юная леди.

— Неприлично говорить гадости о моем папе. За что ты его ненавидишь? Даллас была задета за живое:

— Я.., не ненавижу его.

Никто больше не делал вид, что ест. Все неодобрительно смотрели на Даллас, так что ей стало неловко.

— Послушайте, уж не считаете ли вы, что я плохая, а?

— Нет, тетя Даллас, — замотали они головами.

— Тогда почему бы нам снова не вернуться к своим тарелкам?

Ни одна вилка не поднялась.

На следующий день начались телефонные звонки Кристофера. Обычно он подзывал детей и никогда — Даллас. Дети готовы были говорить с ним часами, а она, как это ни нелепо, была выключена из их общения. И каждый вечер, когда он звонил, ее тоска по нему усиливалась.

Она любила своих детей, но ощущала необходимость в ком-то взрослом, чтобы разделить с ним свои мысли и маленькие повседневные проблемы. Она уже привыкла опираться на Кристофера, рассчитывать на его помощь, совет и ласку. Кого она обманывает? Она хочет его. Она любит его. И не может забыть его.

И никогда она не нуждалась в нем больше, чем в то утро, когда пришло письмо из агентства, занимающегося усыновлением и удочерением. Даллас прочла на конверте обратный адрес: то самое агентство, попечительству которого она вверила своего ребенка. Но она не вскрыла конверт до тех пор, пока вечером не позвонил Кристофер.

Только когда она услышала телефонный звонок и Патрик выкрикнул его имя, Даллас распечатала конверт. Внутри лежало письмо от приемных родителей ее дочки. Они благодарили Даллас за свою прекрасную дочь. В письме говорилось, что они любят ее девочку больше всего на свете.

Синие чернила расплылись от слез, которые Даллас проливала от радости за успехи дочери. Как и ее мать, дочь была первой ученицей в классе.

Даллас прижала письмо к сердцу. Ее маленькая девочка писала стихи и собиралась специализироваться по английской литературе. Она была интеллектуалка. Так же, как и ее мать.

Из конверта выпали фотокарточка и стихи, которых Даллас раньше не заметила. Она подняла их и стала рассматривать фотографию. Ее маленькая девочка оказалась красивой молодой женщиной. Стихотворение было любовным письмом к родной матери.

Даллас взглянула на телефон на прикроватной тумбочке, и рука ее задрожала. Кристофер разговаривал с детьми. Ей безумно захотелось поделиться с ним чудесной новостью. Но стоило ей прикоснуться к трубке, как ее пальцы застывали.

Ведь он ее не любит. Он только хотел забрать у нее своего ребенка.

Минут через пять в спальню вошел Патрик; он застал свою тетю в слезах. Увидев мальчика, она отдернула руку от телефона, чтобы он не заметил.

Но он заметил.

— Ты хочешь с ним поговорить, да? Она покачала головой.

— Сними трубку, — мягко сказал мальчик.

— Я.., я не могу.

Патрик медленно, как взрослый, пересек комнату. Очень аккуратно поднял трубку.

— Тетя Даллас плачет в постели потому, что скучает по тебе. Она хочет, чтобы ты вернулся! Даллас выхватила у него трубку:

— Не правда! Я плачу потому, что получила письмо из агентства по усыновлению и узнала о своем ребенке! Дети, повесьте трубку!

Внизу щелкнуло.

— Хорошие новости или плохие? — спокойно спросил Кристофер.

Она почувствовала его напряжение и искренний интерес. Она просто говорила с ним по телефону, но ощущала их связь — телесную и душевную.

Даллас задержала дыхание. Вот сейчас. Она должна повесить трубку.

Почему она вцепилась в нее, как в спасательную веревку?

— Хорошие… — прошептала она наконец. Через тысячи миль океана она почувствовала по теплой интонации его голоса, как он рад за нее.

— Милая, это чудесно.

Она почувствовала себя на верху блаженства.

Еще мгновение она подержала трубку в руке.

— Даллас, я…

Больше всего на свете она хотела услышать, что он скажет, но повесила трубку. И тотчас пожалела об этом.

Следующий день был кошмаром. Накануне Даллас получила известие о своем ребенке и говорила со своим любимым мужчиной. За один час она заочно пообщалась с двумя людьми, которых любила и потеряла. Она чувствовала радость Кристофера за нее и его пылкую заботу. А потом капризно и глупо все разрушила.

Если он и обманул ее, она поступила в той же мере жестоко. Она начала думать, что не разглядела Кристофера, что судила, едва зная его.

Если бы только он позвонил снова, она бы сказала: ей очень жаль, что все так получилось.

Но он не звонил.

Дети были очень разочарованы, она — просто убита и знала, что сама виновата.

Она снова потеряла его.

Весь день она мучила себя мыслями о том, что он за утешением обратился к своей партнерше. Когда кончился день, ее страстное желание быть с ним возросло.

Стояла прекрасная теплая летняя ночь. В небе висела почти полная луна. Уложив детей спать, Даллас почувствовала себя слишком несчастной, чтобы заснуть. И вышла одна прогуляться по пляжу. Когда она подошла к дамбе, ее глазам предстало странное видение.

Рыцарь из сказки Стефи скакал прямо на Даллас на белом коне, ведя за собой другого коня. Лунный свет золотил светлые волосы рыцаря, и от ветра они падали ему на лоб. Он слегка встряхивал головой.

Даллас узнала этот жест.

Кристофер!

Но он же в Испании! Она потеряла его навсегда.

Рыцарь-призрак приблизился. Казалось, ее сердце перестало биться. Это был Кристофер в маскарадном костюме — потускневшей кольчуге. Она приросла к месту. Затем — помчалась к нему. Ее прозрачная юбка летела, ее золотые волосы распустились и разметались по плечам. Не дыша, она остановилась прямо перед ним.

Они пожирали друг друга глазами.

— Прости, — произнесла она чуть слышно. Лошади тихонько заржали.

— И ты меня прости.

— Я люблю тебя, — сказала она. — Я люблю тебя.

— Знаю.

— Знаешь? Как ты мог…

Он наклонился и попытался поднять ее на лошадь, но доспехи затрудняли его движения.

— Вставь ногу в стремя, — скомандовал он. Она подчинилась, и он поднял ее в седло.

— Твои доспехи почернели.

— Это лучшая кольчуга, которую смогли найти в костюмерной, я ведь не предупредил их заранее. Я вообразил, что ты подумаешь: она подходит мне лучше, чем сверкающая, ничем не запятнанная.

— И она такая холодная.

— Хватит жаловаться. Попробовала бы ты ее надеть.

— Почему ты вернулся? Кристофер быстро выдохнул:

— Не знаешь?

Она почувствовала его золотые волосы у себя на лбу, он притянул ее к своим доспехам и поцеловал. Его губы были горячи и неистовы, и она ощутила его страсть и голод, которые привели его обратно к ней.

Рука на ее шее прижимала ее к его лицу, а другая рука прижимала ее к груди, покрытой доспехами. Даллас приникла к нему; она, как и он, дрожала. Его губы двигались по ее лицу к шее.

— Милая, я не мог оставаться вдали от тебя. Бог свидетель, я пытался, пытался забыть тебя, вытравить все из памяти.

— Я тоже.

— Но чем сильнее я пытался, тем сильнее меня мучили воспоминания.

— Ты кинозвезда.

— Пока ты не вошла в мою жизнь, эта судьба была равносильна проклятью.

— Ты действительно хочешь меня? И не только из-за Стефи?

— О, Даллас… — Он вздохнул. — Ни одну женщину я не хотел больше, чем тебя. — Он взял ее лицо в свои руки. — А ты не собираешься заставить меня сказать это?

— Что?

Он улыбнулся:

— Ты знаешь.

— Что?

— Что я люблю тебя, глупенькая. Люблю тебя. Только тебя.

— Ты сказал однажды, что мало знаешь о любви.

— Не знал — пока не встретил хорошего учителя. Ты обучила меня всему, что мне необходимо было знать.

— Где ты взял лошадей?

— Кэл прислал их самолетом с моего ранчо. Вторая лошадь — для Стефи.

— Она сейчас спит. Хочешь на нее посмотреть?

— Позже. Гораздо позже, — прошептал он. — Сейчас единственное, чего я хочу, — это ты.

Она посмотрела в его глаза и увидела в них любовь и боль, которую причинила ему. Она почувствовала себя виноватой. Остаток своей жизни она будет заглаживать свою вину. И начнет прямо с сегодняшней ночи.

Она изогнулась, чтобы теснее прижаться к нему, и легкая юбка, поднявшись, открыла ее бедра.

Кристофер закрыл глаза и глубоко вздохнул.

Потом она начала целовать его.

Они были на его яхте. Их сердца учащенно бились, когда они стаскивали с себя одежду. Кристофер подошел к Даллас. Он был так великолепен, что у нее захватило дух и она коснулась его первой. Ее нетерпеливые руки дерзко двигались по нему, разжигая его страсть, пока он не смог выдержать больше и крепко прижал ее к себе. Ее сердце заколотилось еще сильнее, когда их губы слились.

Он вернулся ради нее.

Не только ради Стефи.

Главным образом ради нее.

Его большие руки накрывали ее груди.

Он вернулся ради нее — и оттого все, что он делал с ней в постели, было еще более замечательным. Он целовал все ее тело, пока в горле у нее не стало горячо, а кожа не сделалась ледяной.

Его золотоволосая голова опустилась, и язык ласкал чувствительную плоть, посылая яростный трепет желания, жаром разливающийся по ней. Она слегка застонала.

Огонь и лед: она это уже испытывала. Но только с ним.

— Я не могу без тебя, — отчаянно прошептала она.

— Наконец-то ты призналась, — тихо ответил он.

Наконец.

Он уложил ее на койку. Ее золотистые волосы разметались под его загорелыми руками. Его губы обожгли ее. Он целовал ее веки, щеки, уши, страстно шепча слова любви.

Казалось, каждую клеточку ее тела пронизал жар, исходящий от него, и лед растаял в огне его страсти. На мгновение он затих. Их глаза встретились, и она увидела всю его любовь, а не только яростное вожделение. Он нежно гладил ее щеку кончиком пальца. Знакомое приветливое тепло, казалось, втекало в глубину ее тела. Мнилось: она ждала этого мгновения всю жизнь.

— Я люблю тебя, — прошептал он. — У меня никогда не будет другой женщины, кроме тебя.

— Я тоже люблю тебя.

Затем он вошел в нее. И то, что случилось дальше, было слишком чудесно, чтобы описать это словами.