Рыцарь в потускневших доспехах

Глава 5

Раздосадованный, Кристофер сидел на ступеньках крыльца, уронив голову на руки, когда вернулась Даллас.

— Извините, — нервно прошептала она.

Он обернулся.

Она стояла босиком в дверном проеме. Копна светящихся волос разлилась по ее плечам подобно золотой реке. Она смотрела на него сурово — как самка, не подпускающая к себе. В ее голубых глазах стоял страх, а лицо было бледно. Время остановилось в огромных глазах, устремленных на него.

— Простите, — ее голос смягчился. Теперь он услышал настоящее извинение. И был польщен: вопреки ее страху он значил для нее достаточно много, чтобы вернуться к нему. — Вы спасли Стефи, — проговорила она. — Я вела себя непростительно грубо.

— Потому что я был непростительно напорист.

Ресницы Даллас затрепетали.

— Вас тоже преследуют привидения? Она сглотнула и кивнула. Его рот сжался.

— Может, вы думали, что я завлекала вас, придя на вашу яхту? — прошептала она.

— Я много чего думал.., но такое мне в голову не приходило.

— Может быть…

Он видел, как вздымалась ее грудь под футболкой. Неужели она не знала, что ее вкус и запах, все еще заполнявший его ноздри, разжигали в нем огонь желания?

— Давайте прекратим этот разговор.

— Вы выглядите печальным. Кристофер сжал зубы:

— Со мной все в порядке.

Они опять сбились с пути друг к другу, и наступило неловкое молчание.

Мало-помалу напряжение между ними стало спадать. Даллас села ступенькой ниже его. Теплая, отливающая серебром тьма и магия ее близости как будто стерли из памяти, кто он такой и зачем приехал сюда. За пределами этого крошечного крылечка и мерцающей ночи, впитавшей запах соленого воздуха и моря, казалось, ничего не существовало. Ничего, кроме этой женщины. Ничего, кроме горячего возбуждения, которым она окружила его. В ней мучительно сочетались чувственность и невинность. Он хотел знать, что она за человек и почему отказалась от своих интересов, растя четверых, даже не родных, детей. Даллас заговорила первой:

— Стефи сказала, что днем вы протаранили причал.

— Я лишь недавно научился управлять парусником.

— Большинство начинает с маленьких лодок. И тренируется в знакомых местах.

— Я.., не большинство. Если у меня опасные наклонности, я им следую.

— То есть?

Он смотрел на ее роскошные золотистые волосы, на тонкую спину, узкую талию и потрясающий изгиб ягодиц. И вспоминал сильное волнение, охватившее его, когда он обнимал ее. Его тело напряглось.

— Например, приехал сюда.

— Что вы имеете в виду? Что вы отправились в путешествие, не обучившись управлению парусником?

Он загадочно улыбнулся:

— Это. А также то, что сижу здесь с вами.

— Я — не опасная женщина. Вы — один из немногих…

— О, но вы опасны для меня.

— А почему же я все время убегаю?

— Я сказал вам: если у меня опасные наклонности, в отличие от вас я им следую.

Настроение у него стало великолепным.

— Наверное, у вас очень интересная жизнь.

— Есть люди, которые так думают.

— А что вы сами думаете о своей жизни?

Прежде никто не спрашивал его об этом.

— Я чертовски одинок. — Он был принцем Голливуда, но ему было горько вспоминать обо всех этих больших, прекрасно отделанных, но одиноких дворцах, в которых он жил. О гувернерах и слугах, игравших роли мамы и папы, в то время как настоящие родители им никогда не занимались. — Я совершил в жизни много ошибок.

— Потому что следовали опасным наклонностям?

— Частично.

Он начал говорить о себе. Почему он считал, что с ней тяжело говорить? Это оказалось совсем легко. Кристофер поведал Даллас о пустоте своего детства. Он никогда раньше ни перед кем не раскрывал своей души. А сейчас делился с ней своими бедами. Хоть он и сказал, что родился в богатой семье владельцев ранчо, говорил он о том, что было в его реальной жизни, — и это было эмоционально правдиво. Он рассказывал о своих поглощенных собой родителях, об их пренебрежении им. Он был их игрушкой, но не их ребенком. Его воспитали слуги, а потом родители отправили его в военную школу. Он объяснял ей, почему делал глупости, если бывал взбешен или обижен.

Она слушала его серьезно и сочувственно. Но он знал наверняка: все ее сочувствие вмиг рассеется, едва лишь откроется, кто он в действительности.

Когда она стала менее осторожной, он спросил о ее жизни. Она рассказала ему об университете, об умерших сестре и зяте. О том, как занялась морским рестораном и стала поднимать детей, отказавшись от интеллектуальной жизни; о том, как она тайно тоскует о ней.

— Уверен: можно было найти другое решение, — мягко сказал он, с изумлением сознавая, что они говорят как друзья — не как враги.

— Нет. Мой брат хотел отправить детей в интернат.

Его глаза сузились: должно быть, забрать у нее Стефи будет очень трудно.

Даллас продолжала:

— Я не могла этого допустить. Может быть, мы с вами не так уж различны во взглядах. Я тоже совершаю безумства, когда сознаю свою правоту. Чувства редко меня обманывают. Мне приходится так поступать. — Она помедлила. — Моя сестра однажды помогла мне. — Глаза Даллас наполнились настоящей болью. — То, что я делаю со своей собственной жизнью, не кажется мне таким уж важным. Но все это не легко…

— Это огромная работа для каждого.

— Стоит мне подумать, что все в порядке, как случается что-нибудь ужасное. Как со Стефи сегодня ночью. — Даллас отвернулась от него, расстроенная.

— Но я же здесь, — мягко проговорил он. На чьей он стороне?

— Обычно Стефи не ходит во сне. Но каждый раз, когда приезжает Гордон, дети шалеют. Однажды Патрик уплыл в шлюпке и переночевал на противоположном берегу. В другой раз Дженни и Ренни сбежали на мотоциклах в компании самых отпетых детей в своей школе. А вот теперь Стефи.

Кристофер сидел ступенькой выше Даллас, что позволяло ему пожирать глазами ее длинные ноги и красивые бедра. У него чесались руки коснуться ее. Нахмурившись, он стиснул руками перила.

— Похоже, вам нужен новый друг.

— Гордон говорит, что женщине с четырьмя детьми нельзя быть разборчивой.

Сердце Кристофера снова застучало. Он постарался успокоиться.

— Женщине с четырьмя детьми это особенно нужно.

Руки Даллас в карманах шорт задвигались. Она собралась уходить:

— Очень рада была поболтать с вами, мистер…?

— Сто… — он оборвал себя на полуслове. — Чане, — попытался он небрежно улыбнуться.

— Мистер Чане, — ее голос был бархатно ласков, выговаривая “его” имя.

— Чане Маккол, — закончил Кристофер. Она неторопливо поднялась:

— Спокойной ночи. Чане Маккол! Он тоже поднялся:

— Нет. Еще нет.

Она помедлила в замешательстве.

Ему было трудно растягивать слова с беспечным видом, когда он задал ей вопрос, который вертелся у него в мозгу во время всего их разговора:

— А почему Стефи говорит, что ее родной папа.., приехал, чтобы забрать ее?

Даллас заморгала и тоже попыталась выглядеть равнодушной. Она уперла руки в боки:

— Мне жаль, что вы слышали ее слова. Стефи — очень эмоциональный ребенок. Мы не знаем, от кого она это унаследовала.

Кристофер знал.

Даллас колебалась:

— Ну ладно, скажу. Хуже не будет. — Она прикусила губу:

— Стефи недавно обнаружила, что ее удочерили. Это очень травмировало каждого из нас.

— Вам следовало давно рассказать ей.

— Моя сестра никогда не говорила об этом. Думаю, она боялась, что Стефи будет считать себя не такой, как все, так как другие дети были родные. После смерти Кэрри я подумала, что лучше отложить разговор со Стефи, пока она не успокоится. Боюсь, она узнала о своем удочерении наихудшим образом.

— Каким же?

— Я ругалась с…

Он внимательно смотрел на Даллас.

— ..ее биологическим отцом. Вы не можете себе представить, как это было ужасно. Рот Кристофера был твердо сомкнут.

— Постарайтесь объяснить.

— Я не знала, что Стефи нас слышит. Она слышала достаточно, так что мне пришлось открыть ей правду. — Даллас помедлила. — Не буду обременять вас своими проблемами.

— Они несколько напоминают мои собственные.

— Вы очень добры.

Ни один мускул на его мужественном лице не дрогнул.

— Доброта тут ни при чем.

— Стефи всегда была эмоционально неустойчива. Ее потрясло, что она отличается от братьев и сестер. Хуже всего, что теперь она знает: настоящий отец жив и хочет ее забрать.

— А что тут плохого? — Его голос прозвучал неожиданно хрипло.

— Он страшный человек.

— Вы хорошо его знаете? — Его рот сардонически скривился.

— Я читала о нем. И допустила ошибку, рассказав о нем Стефи. Она перепугалась не на шутку.

Голос Кристофера был напряженным:

— Вы намеренно стремились к тому, чтобы она его боялась?

— Нет, конечно, нет. Но мы так много перенесли за последний год — больше, чем могли выдержать. А тут еще и это. Ей всего шесть — неудивительно, что она не в силах справиться с таким известием. Я тоже не могу. Извините — мне не следовало вам всего этого говорить. Но иногда.., так хочется выговориться…

— Понимаю…

— Я хочу ее уберечь. Но это не ваша проблема, а моя. У вас, вероятно, даже нет детей? Ведь так?

Он рассвирепел от ее вопроса.

— Верно, — пробормотал он, засовывая руки в карманы джинсов.

— Вы оказались великолепным слушателем. Кристоферу хотелось разбить кулаком оконное стекло. У него руки чесались сделать какую-нибудь глупость. Но, на его счастье, наверху, из детской спальни, послышался какой-то шум, и задрожал козырек крыльца. Они оба взглянули вверх, а потом друг на друга. Она улыбнулась:

— Мне следует пойти наверх и убедиться в том, что Стефи — в кровати, а не где-нибудь еще.

— Я пойду с вами.

— В этом нет необходимости.

— Но мне действительно интересно. Она искренне удивилась. Потолок снова тряхнуло, будто там обратился в бегство слон. Он улыбнулся:

— У меня был чертовски длинный день. Я переплыл залив, протаранил причал, поранил ногу, спас Стефи и встретил вас. Я хочу спать. И хочу быть уверенным в том, что маленький монстр загнан в свою лунку.

Они вместе поднялись наверх. Даллас открыла дверь спальни в то самое мгновение, когда Патрик взвизгнул и запустил в голову Ренни двумя подушками. Дженни и Стефи скакали как безумные. Подушка Патрика упала, и несметное число перьев подхватил ветер, дувший из распахнутого окна.

— Дети, прошу вас! — беспомощно начала Даллас.

Дети продолжали сражение среди снежинок-перьев.

— Дети! — Одно слово Кристофера прогремело как гром среди ясного неба.

"Борцы” замерли с поднятыми подушками. Сквозь падающие перья четверо ребят обеспокоенно изучали незнакомца.

— Время спать, дорогие, — урезонивала их Даллас.

При звуках знакомого голоса дети снова начали беситься.

— Время спать означает тишину, — твердо подчеркнул Кристофер.

— Не всегда, — возразил Патрик.

— Сегодня — означает, — проговорил Кристофер тоном, исключающим дальнейшую дискуссию.

Пять минут спустя трое старших детей лежали на полу на голубом постельном белье. Стефи свернулась клубочком на широкой двуспальной кровати Даллас, с книгой с позолоченным обрезом.

— Разве у них нет собственных постелей? — спросил Кристофер, садясь на краешек кровати.

— Есть, и свои комнаты тоже, — ответила Даллас. — Но они все спят со мной. Я знаю, вы считаете, что я порчу их.

— Нет. — Он вспомнил одиночество больших комнат, где спал в детстве. Его окружало очень мало любви.

Даллас подняла с пола несколько книг.

— Все это началось с моего приезда сюда. Первые ночи мы проводили в своих комнатах. Затем Стефи перебралась на мою кровать. А потом и все остальные.

Кристофер улыбнулся Даллас:

— Стефи спит с вами каждую ночь?

— Она боится.., после смерти Кэрри и Ника.

— Она счастливая маленькая девочка, — сказал он, не подумав. В его глазах и голосе была теплота. Впервые он усомнился, что ему удастся забрать Стефи отсюда.

— Стефи встала, видимо, потому, что.., я спустилась помыть посуду.

— Тетя Даллас, еще раз прочти мне историю о белых лошадях, — попросила Стефи, протягивая тете книгу.

Даллас погладила девочку по голове и начала историю о белом рыцаре, его белых лошадях и белом замке. В сказке рыцарь спасал принцессу от дракона. На картинках были изображены битва рыцаря с драконом и победное шествие рыцаря под руку с принцессой к его замку, стоящему на высоком холме. Стефи так захватила сказка, что она забыла о Кристофере, развалившемся в ногах ее кровати.

Золотой свет лампы мерцал в белокурых локонах Даллас. Близнецы сидели на своих раскладушках и, тоже слушая сказку, заплетали друг другу косы. Ошейник лохматой серой собаки позвякивал, когда она выискивала блох. В углу бездельничали два кота.

С сияющими глазами Патрик подполз к Кристоферу и позволил ему потеребить свои мягкие пшеничные волосы. От семейного уюта у Кристофера потеплело на душе. Впервые после смерти Салли ему стало лучше.

Когда Даллас дочитала сказку, Стефи уже заснула. Патрик протянул Даллас комикс о Тигре, но она покачала головой.

— Почему мы всегда читаем историю, которую просит Стефи? — Мальчишка уставился на Кристофера:

— Тигр — мой любимый герой.

Кристофер виновато сглотнул.

— Завтра вечером, — пообещала Даллас. — Выключай свет.

Патрик собрался возразить, но Кристофер одернул его взглядом.

Даллас повела Кристофера в холл. Когда она закрыла дверь, они очутились в кромешной тьме. Кристофер облегченно вздохнул. На обложке комикса Патрика он был изображен в маске. И все же встревожился, когда Патрик вытащил свое чтиво.

— Стефи любит эту историю о лошадях, — заметила Даллас. — И я тоже.

— Не думал, что вы — романтик, — прошептал он.

— В реальной жизни мне не везло с мужчинами.

В темноте она призналась, что разочарована в мужчинах, так же, как он — в женщинах. И снова он подивился — почему?

— Какого именно мужчину вы хотите?

— Я, как и Стефи, хочу рыцаря с белыми лошадьми. Только в отличие от нее я уже слишком взрослая и понимаю: жизнь — не сказка. И в ней нет рыцарей.

— Вероятно, потому, что в ней нет принцесс, за которых стоило бы бороться, — цинично заявил он.

— Возьмите меня за руку, — скомандовала она холодно, словно его комментарий был не тем, что она желала услышать.

Его огромная рука обхватила ее изящные пальчики. Они замечательно подходили друг другу. Как всегда, ее прикосновение наэлектризовало Кристофера. Он вообразил их тела вместе, слитыми друг с другом. Он долго держал руку Даллас, теряясь от сладости ее теплого тела во всепоглощающей темноте холла. С этой мыслью он поднес ее пальцы к своим губам и поцеловал их. А потом привлек ее к себе.

— Не обольщайтесь, — осадила его Даллас, потянув к лестнице. — Я веду вас потому, что не хочу, чтобы вы сломали себе шею, наткнувшись на что-нибудь в темноте.

— Спасибо, что привели меня в чувство, — сухо пробормотал он.

Вопреки ее строгости странное расслабляющее тепло разлилось по его телу, когда она вела его через тьму, обходя все препятствия. Казалось: он с ней — в своем доме, со своими детьми. Когда они добрались до освещенной кухни, он не дал ей уйти.

Кристофер увидел испуг в голубых глазах Даллас, когда она взглянула на их сплетенные пальцы. Неважно, что она сказала о своем белом рыцаре. Ее огонь, желание, ласка были для него. Она нервно покусывала губы.

— Расслабьтесь, — прошептал он. Она вырвала руку — поспешно, слишком поспешно.

— Да уж, с вами расслабишься!

— Вы прекрасно управляетесь с детьми, — похвалил он ее, вновь пытаясь обрести самоконтроль.

— Как и вы.

— Вас это удивляет? — спросил он.

— Вы вовсе не выглядите отцом.

— Почему вы все время повторяете одно и то же?

Ее глаза обвели его обожженные солнцем мускулы. От безупречности его тела без рубашки у нее захватило дух.

— У вас такая внешность — и ни жены, ни детей. Но есть яхта, свобода. Я встречала подобных мужчин, которые.., которые не хотят ничего, кроме…

— ..красивой жизни. — Его протяжное произношение было очень техасским и очень циничным. — А я хочу. — Он замолчал. — Я, пожалуй, пойду.

Но не успел он уйти, как дверь распахнулась. Ворвался Гордон и разъяренно вытаращился на Кристофера:

— Что вы тут делаете?

— Чане помог мне уложить Стефи, — нашлась Даллас.

— Ты позволила ему подняться в свою спальню?!

— — Она позволила мне даже больше. Лицо Гордона стало пунцовым.

— Даллас даже позволила мне послушать, как она читает детям на ночь.

Гордон воззрился на Даллас:

— Ты дошла до такого отчаяния, что годится любой мужчина?

— Женщина с четырьмя детьми не может быть разборчивой, — тактично напомнил ему Кристофер. — А я люблю детей.

Но Гордон уже не слышал его, потому что вылетел за дверь.

— Гордон… — Даллас отворила дверь. Большая загорелая рука Кристофера легла на руку Даллас:

— Не бегайте за ним, Даллас. Это худшее, что вы можете сделать — если, конечно, хотите его уважения.

— Я хочу извиниться.

— Вы ничего плохого не сделали. Извиниться должен он.

Кристофер загородил дверь. Он подошел так близко к Даллас, что ей пришлось откинуть голову, дабы взглянуть в его глаза. Какие-то сантиметры разделяли их, пока он очень пристально смотрел на нее сверху. Они простояли так довольно долго.

Осторожно-осторожно, чтобы не коснуться его, она закрыла дверь.

— Вы нарочно взбесили Гордона, — мягко обвинила она Кристофера через дверь.

— Иногда я и сам не могу справиться с собой.

— Почему?

— Думаю, потому, что мне не нравится его отношение к вам — как к чему-то само собой разумеющемуся. — Кристофер толкнул дверь, снова открывая ее.

— Я думала.., может быть, вы ревнуете, — предположила она.

Кристофер мягко улыбнулся:

— Хотите, чтобы я остался?

— Нет! Не болтайте нелепостей!

— Не буду, конечно же, не буду, — согласился он. Однако от его быстрой, дразнящей улыбки она покраснела.

— Спасибо за все, что вы сделали.., и за ваши советы.., по поводу Гордона, — проговорила она слабым голосом. — Я допустила множество ошибок в отношениях с мужчинами.

— Так же, как и я — с женщинами, — признался он.

— Если вы умны, вы отойдете от меня.

— Так далеко, чтобы было трудно посторониться? — Он неуверенно улыбнулся. Она улыбнулась в ответ:

— Если вы такой плохой парень, почему предупреждаете об этом? Белозубая улыбка:

— Потому что я не только плохой, но и сумасшедший.

— Не верю.

— В самом деле? — Он громко рассмеялся. Возможно, он все-таки добился кое-каких успехов. — Значит, я стал больше походить на белого рыцаря?

Ее взгляд коснулся его широких, загорелых плеч, крепкой стены его груди, его узких джинсов.

— Я бы не стала заходить так далеко. — Но она снова покраснела — как будто ей нравилось то, что она видела.

— Вы говорили об ошибках, допущенных вами в отношениях с мужчинами, — напомнил он. Кровь отхлынула от ее лица.

— Я разведена.

Он “переварил” ее признание и пожал плечами:

— Разве это — проблема?

— Для меня и моей семьи — да.

— Расслабьтесь. В моем случае развод — самое умное из всего, что я сделал, — мрачно проговорил он. — В конце концов каждый переживает нечто подобное.

Она судорожно сглотнула:

— Возможно, это просто — для тех мест, откуда вы приехали. — Память всколыхнула боль в глазах Даллас — ее привидения, как ему подумалось.

— В тех местах, откуда я приехал, это самый маленький грех. Не самый дешевый, но самый маленький, — сказал он негромко.

— Мой самым маленьким не назовешь. Надолго вы сюда?

— Зависит от разных обстоятельств, — пробурчал он.

— От каких?

Его голос был напряжен от переполнявших его эмоций:

— От вас.

Минуту она кусала губы, выцарапывая ногтем узор на дверном косяке. А потом ушла — как он вспоминал — с печальным лицом, дергающимися губами и блестящими от слез глазами.

Он был озадачен — еще сильнее, чем раньше. Казалось, чем больше он ей нравился, тем больше она его боялась.