Рыцарь XX века

Признание

рошел год с тех пор, как журнал «Аль-Рисаля» опубликовал первое стихотворение аль-Хамиси. Удача воодушевила его. Он отважился послать еще несколько стихотворений. Трудно представить себе радость юного поэта, когда друзья приносили ему журналы с новыми публикациями, поздравляли, восхищались. Он жил в нужде и не всегда мог купить новый номер журнала, но гонорара не получал. Он боялся показаться. Что скажет редактор этого журнала для избранных, когда увидит бедно одетого юношу? Нельзя рисковать. Ведь могут отказаться печатать неизвестного молодого поэта. И все же он рискнул. Нужда заставила.

— Я аль-Хамиси, хотел бы получить гонорар за опубликованные стихи, — сказал он, обращаясь к секретарю журнала.

— Ты аль-Хамиси? — воскликнул изумленный секретарь. — Сколько тебе лет? У тебя есть удостоверение личности?

Абд ар-Рахман показал свое удостоверение. Секретарь внимательно рассматривал фотографию и, улыбаясь, сличал с сидящим перед ним юношей.

— Удивительно! Удивительно! — воскликнул он, позвонил по телефону и сообщил, что пришел поэт аль-Хамиси.

Абд ар-Рахман хотел спросить, куда ему обратиться за гонораром, но не успел. Сам хозяин журнала, Ахмед Хасан аль-Зайят подошел к нему и с удивлением спросил:

— Аль-Хамиси? Поразительно! Кто бы мог подумать, что неведомый нам поэт совсем юный! А ведь обещает сказать новое слово в арабской поэзии. Сынок, пойдем ко мне, поговорим.

Аль-Хамиси на всю жизнь запомнил уютный кабинет аль-Зайята и добрые слова, сказанные так сердечно, словно давние друзья встретились после долгой разлуки.

— Ты молод, а лира твоя звучит призывом к действию.

Отлично сказано! В этих строках программа целой жизни. Да благословит тебя Аллах! Я вижу в тебе прекрасное сочетание поэта-романтика и борца. Пиши, мы будем печатать твои стихи.

«Неужели признание? — подумал аль-Хамиси. — Но в этом журнале печатаются лучшие поэты Египта, Сирии и Ливана. Обещали печатать, это чудесно! Надо оправдать доверие».

Был конец 1939 года. Жить стало легче. Появились деньги, и мелкие расходы стали ему доступны. Он покупал журнал «Аль-Рисаля» и с увлечением читал произведения ведущих писателей Египта. Здесь печатались повести Та-ха Хусейна, Ахмеда Амина, Ибрагима аль-Мазини, Аббаса аль-Аккада. Много рассказов, новелл и стихотворений прочел Абд ар-Рахман в этом журнале. Когда появлялись его стихи, ему казалось неправдоподобным видеть свое имя рядом с именами знаменитостей.

«Хорошо бы узнать мнение большого поэта, хорошо бы получить отклик рецензента, — мечтал аль-Хамиси. — Однако чудес не бывает. Рецензии пишут об известных писателях, а молодые остаются в тени. Жизнь странно устроена. Именно тогда, когда начинающий поэт нуждается в добром слове, в совете критика, его не замечают. А когда он уже прославлен и признан, тогда ему расточают похвалы. Хорошо, что я верю в свои возможности, верю своим учителям. С тех пор как я узнал аль-Мутанабби, я не перестаю восхищаться способом самовыражения, формой его стиха. Может быть, я заблуждаюсь, но мне кажется, что этот прославленный поэт десятого века достиг совершенства. Как давно он творил, но и теперь, спустя сотни лет, его касыды звучат свежо и молодо. Интересно, как к нему относятся маститые поэты?»

Аль-Хамиси избрал своими учителями поэтов-борцов, поэтов-рыцарей. Это Байрон, аль-Мутанабби и Урва ибн аль-Вард. Каждый из них отразил в своей поэзии идею борьбы с угнетателями, борьбы за справедливость, за лучшее будущее человечества. У каждого из них поэтическое слово сочеталось с личным участием в борьбе со злом.

«Однако самый великий учитель — это жизнь, — думал аль-Хамиси. — Чтобы получить признание читателей, надо суметь сказать свое слово о жизни. Надо обратиться к народу с таким словом, чтобы будоражить ум и душу. Душа поэта мечется в поисках истины. Душа жаждет выразить свои чувства и чаяния, согреть своим огнем людей Египта. Как хочется сделать свой дар народу великого Египта».

Неужто неравенство, порабощение рабочего люда и неограниченное обогащение богатых — закон жизни? Как жестока судьба талантливого египетского народа. Тысячи лет при фараонах процветало неравенство. Оно оставалось при всех завоевателях и утвердилось во время оккупации Египта Великобританией. В 1882 году, когда английские войска вступили в Каир, Великобритания превратила Египет в поставщика хлопка и сельскохозяйственного сырья. Долгие годы Англия грабила Египет, а народ жил в чудовищной нищете. Пытаясь защитить свои права на существование, египетские рабочие и феллахи устраивали демонстрации и забастовки. Аль-Хамиси прочел пламенные призывы Мустафы Камиля и Мухаммеда Фарида, зовущие к борьбе. Основанная Мустафой Камилем партия «Аль-Ватани» стала во главе национально-освободительного движения.

В 1907 году английские власти издали закон о печати. Была запрещена критика буржуазной британской политики в Египте, был издан закон «о подозрительных лицах». Начались репрессии против патриотов. Партия «Аль-Ватани» ушла в подполье, многие члены этой партии покинули страну.

В 1914 году был объявлен британский протекторат. Был низложен Хедив Аббас II. Его преемником стал Хусейн Камиль. Он принял титул султана и правил до 1917 года. А Египет был во власти англичан. Для участия в первой мировой войне Англия мобилизовала миллион египетских солдат для черной работы. Молодых и сильных угоняли из деревень, отчего пострадало сельское хозяйство Египта. Вместо того чтобы обрабатывать свою землю, взятую в аренду у феодалов, молодые феллахи копали окопы, были грузчиками. С 1914 по 1918 год англичане угнали 100 тысяч египтян в Сирию, 8 тысяч — в Месопотамию, 10 тысяч — во Францию. Народ Египта не захотел мириться с гнетом оккупантов. Вспыхнула буржуазная революция. Все города страны были захвачены египтянами. Всеобщая забастовка в Каире парализовала городской и железнодорожный транспорт, прекратилась телеграфная и телефонная связь. Центральные улицы были преграждены баррикадами и траншеями. Полиция и солдаты не могли продвигаться по городу. Вместе с рабочими и студентами на улицы Каира вышли женщины. Они сбросили чадру и наравне с мужчинами строили баррикады, помогали раненным в уличных столкновениях.

Размах национально-освободительного движения вынудил Великобританию отменить протекторат. Египет стал независимым государством, но это была формальная независимость. Британские войска оставались в Египте, а капитал английских колонизаторов сохранял свое господство в экономике страны.

В 1923 году была провозглашена первая египетская конституция. Египет стал конституционной монархией с двупалатным парламентом. Много раз менялся парламент, менялись его лидеры, нескончаемы были переговоры с английским правительством. Шли годы. Партия «Аль-ВАФД» то выходила победительницей в выборах, то уходила в отставку. Менялись правящие лидеры партии, отменяли конституцию. В стране росло возмущение.

Оппозиционные буржуазные партии создали национальный фронт, потребовали восстановления конституции, настаивали на новых переговорах с Великобританией. В этой борьбе партия «Аль-ВАФД» была ведущей. Парламентские выборы 1936 года принесли ей новую победу. Наконец-то был заключен англо-египетский договор, расширивший права Египта во внутренних и внешних делах. Однако пришедший к власти король Египта Фарук уволил в отставку кабинет «Аль-ВАФД». У власти оказались представители реакционных правых партий.

«Вот почему так сложна обстановка в стране, — думал аль-Хамиси. — Правители Великобритании никогда не сомневались в том, что им должны подчиниться страны, куда смогли приплыть корабли могучего королевского флота. Когда же наступит день равенства?!»

Зная жизнь миллионов обездоленных, аль-Хамиси думал о том, сколько мужества, сколько сил и бесстрашия нужно египтянам, чтобы завоевать подлинную свободу. Свои мысли об этом поэт выразил в стихотворении «Рыцарь». Оно было удивительно созвучно настроению времени.

Поэзия молодого аль-Хамиси призывала к мечте о свободе и чести, звала к борьбе. Жизнь в столице, где кипели страсти, многому учила. Здесь старое, косное и отжившее, пытаясь защитить себя, боролось с новыми веяниями. Молодые энтузиасты стали истинными борцами за светлое будущее страны. Для новой египетской литературы созрели молодые таланты. К ним присоединились маститые, прославленные писатели: Таха Хусейн, Ахмед Амин, Заки Мубарак. Поэты и прозаики других арабских стран печатали свои произведения, полные новых идей, новых надежд.

— Ты нравишься мне, Абд ар-Рахман, — сказал как-то Ахмед-Мухаймар, встретив аль-Хамиси в журнале «Асакафа». — Как хорошо, что опубликован твой «Рыцарь». Это блестящий призыв молодежи к борьбе за подлинную свободу.

— Прошло время Дон Кихотов, — улыбнулся аль-Хамиси. — Я всей душой предан Дон Кихоту. Это одно из моих самых любимых произведений. Но «рыцаря печального образа» должен заменить «рыцарь стойкий». Как много нужно мужества, чтобы примкнуть к этому воинству! Но я верю, что много придет «всадников гордых». Народ, создавший бессмертные творения культуры, народ, ставший примером высокой цивилизации в пору варварства, не может оставаться пленником невежд и стяжателей. Я написал десятки статей в разные газеты и журналы. Я громил злодеев, способствующих насаждению зла и косности.

— Я радуюсь, когда читаю твои выступления в газетах и журналах. Настало время кричать во все горло. Если твое гневное слово может открыть хоть несколько деревенских начальных школ, считай, что достиг цели. Сколько потеряно народных талантов! Как много деревенских мальчишек так и не узнали о своих возможностях. Безграмотность — великое наше несчастье. Я говорю с тобой и думаю: могло случиться непоправимое, если бы твой отец не отвез тебя в аз-Зарку. В его деревне не было школы и твои сверстники не научились читать. Твой великий дар могла поглотить тьма. Как многого лишились бы твои соотечественники! А королю Фаруку следовало бы отказаться от одного дворца, купленного в Александрии за баснословные деньги, и появились бы десятки начальных школ. Целый народ во власти тирана! Наша обязанность — помочь людям осознать всю несправедливость такого существования и бороться против социального зла.

— Но у власти сейчас находятся самые реакционные правые партии, — говорил с возмущением Абд ар-Рахман. — Король осуществляет свою политику полного подчинения английскому империализму. Его мало заботит судьба народа. Невозможно подсчитать количество потерянных жизней, оттого что медицина недоступна народу. Мои родители умерли от тяжелых болезней, не имея возможности получить врачебную помощь, лекарства, которые дороги и недоступны. Я нагляделся на обездоленных детей в деревнях и городах, тысячи крошечных детей умирают от голода и болезней. Непонятно, как терпят это беззаконие правящие министры и их кабинеты. Как они могут разъезжать в своих автомобилях по дорогам, вдоль которых можно видеть тысячи бедных хижин феллахов. Я уверен, придет время и наступят великие перемены.

Так говорил Абд ар-Рахман.

— Признайся, друг, ты состоишь в коммунистической или социалистической организации? Я вижу, ты избрал для себя трудную дорогу. Дорога к справедливости усеяна пулями, ограждена тюрьмами и неправедными судилищами.

— Я все знаю, — ответил аль-Хамиси. — Я не коммунист, я не социалист, я честный египтянин. Я среди тех, за кем будущее нашей страны. Надо тебе сказать, что идеи марксизма и ленинизма очень привлекательны. Мысль о том, что возможно равенство и братство, — удивительна и прекрасна. Представь себе, что труды всего народа, его талант, его изобретательность, его умение приспособиться к трудностям и невзгодам — все идет на пользу самого народа. Феллах, возделывая поля феодала, который нанял его на два-три сезона, очень старается, хоть и получает ничтожную долю добытого добра. А если бы этот феллах имел небольшой кусок земли, которая должна его кормить, представь себе, как бы он трудился. Что бы изобрел для пользы дела. А ведь может быть и такое устройство общества, что решительно все богатства страны идут на пользу своего народа. Я много читал о России, много интересного рассказывали мне друзья. Я узнал о вещах, для нас неведомых. К примеру: всеобщее обязательное обучение, полная ликвидация неграмотности. В сущности, нет неграмотных людей в стране. Но примечательно и то, что каждый, кто проявил талант в какой-либо области науки или искусства, имеет полную возможность не только поступить в университет, в соответствующий институт, он имеет право по окончании высшего образования двигаться к новым высотам. В Советской стране есть известные ученые, которые вышли из самых низов. Они были детьми рабочих, крестьян, кочевых пастухов. Теперь они доктора наук. Не знаю, назовешь ли ты мне имена пастухов из кочевых племен на Синае или из Сирийской пустыни, которые бесплатно получили высшее образование и нашли свой путь к высотам науки. Боюсь, что не назовешь. Вот эти завоевания социалистического устройства говорят о том, что и нам следует призадуматься над политическим устройством Египта. Помнишь строки из «Рыцаря»:

— Ты стремишься к высокой цели, друг мой, Абд ар-Рахман, — сказал Ахмед-Мухаймар. — Твоя поэзия зовет к борьбе, она поможет привлечь в ряды борцов самых лучших, самых гуманных и честных людей. Дай тебе Аллах здоровья и сил! Ведь я верующий, хоть и осуждаю духовенство за его равнодушие к простому бедному человеку. — Подумав, Ахмед сказал: — Твоя мечта о «рыцаре стойком» — превосходна. Но еще лучше то, что сам ты и есть «рыцарь стойкий». Это вселяет надежду, что твой поэтический крик принесет пользу и поведет к великой цели и люди Египта подымутся на борьбу за свободу, за демократию.

Был 1940 год.

В тот день Абд ар-Рахман был в добром настроении. Он снял комнату на улице Мухаммеда-Али. Теперь он имел прибежище, где можно было писать хоть круглые сутки. Впрочем, трудно было назвать комнатой этот курятник. В маленьком домике на окраине Каира женщина сдавала помещение, в котором долгое время выводила кур. Комнатушка, сооруженная на крыше дома из обломков дерева, жести и подобранных на свалке ящиков, вся просвечивалась. В ней было жарко и душно. Но это был его уголок для работы. Лучшее было ему недоступно. У него не было никакой мебели, не было подушки, не было стола. Он принес плоский камень с улицы, завернул его в газету, положил под голову и улегся на циновке. Здесь же лежали книги, газеты, журналы, учебники. Все, что нужно было для работы, было под рукой. Писал он сидя на корточках, а когда уставал от неудобного положения, делал три шага в своей клетушке.

Из маленького оконца были видны крыши соседних домов. Здесь жили бедные ремесленники. Вокруг на крышах громоздились такие же сооружения для ночлега. Их сдавали за гроши.

Вокруг бедность и нищета. На крыше соседнего дома сидели три маленькие девочки. Голые и грязные, они забавлялись игрой в камешки. Их курчавые спутанные волосы не знали мыла и гребня. Когда они поссорились и заплакали, пришла их мать и поставила перед ними мисочку вареных бобов. Они мигом успокоились и стали жадно поглощать еду. Тучи мух кружили над ними. Нестерпимый зной и духота, плач маленьких детей, крики и ссоры женщин. «Похоже на ад», — подумал аль-Хамиси. Он вспомнил мальчугана чуть старше девочек, который вчера вцепился в его пиджак, когда он вошел в кофейню выпить сок. «Дай мне немного сока, я очень хочу пить», — попросил полуголый малыш, такой же всклокоченный и неумытый, но с удивительно красивым личиком и умными темными глазами. Он выпил сок и, поблагодарив, пошел босой по раскаленному асфальту. Есть ли у него дом?

Аль-Хамиси опустился на циновку и стал писать:

Прошлой ночью он хорошо потрудился. Сегодня можно отнести в литературный журнал «Аль-Рисаля» несколько новых стихотворений. Как всегда, не было уверенности, что напечатают. Впрочем, после нескольких публикаций к нему стали относиться с доверием, даже с интересом. Друзья уверяли, что недавно написанные стихи — талантливы. Пусть бы их напечатали. Ему это так нужно!

Бедно одетый юноша, к удивлению секретаря, был радушно принят редактором.

— Вот и аль-Хамиси! — воскликнул редактор, обращаясь к почтенному господину с лицом мудреца и седой головой. — Ты кстати пришел, — обратился к аль-Хамиси редактор. — Наш уважаемый Халиль Мутран только что похвалил твои стихи, пожелал тебя увидеть.

— Совсем молодой! — воскликнул Халиль Мутран. — Ты подаешь надежды! Давай знакомиться! Садись!

— Я счастлив познакомиться с вами, — сказал аль-Хамиси, пожимая протянутую руку и усаживаясь рядом с поэтом, который еще час назад казался ему столь же недосягаемым, как бог.

— Расскажи о себе, — предложил Халиль Мутран. — Что ты читаешь? Что любишь? Бываешь ли ты в театре?

— Я многое люблю. А читаю так много, что перечислять можно целый день… Я люблю ваши стихи, — признался аль-Хамиси. — Мне нравятся ваши переводы французских пьес. Как хорош Мольер на арабском языке. Недавно я был в театре и видел, с каким восторгом публика принимала пьесу «Мещанин во дворянстве». — Аль-Хамиси посмотрел на улыбающегося собеседника, подумал, что рискнет спросить о том, что ему так важно знать. — Вам в самом деле понравились мои стихи?

— Понравились! — Халил Мутран взял журнал, который лежал на столе. — У тебя свой голос. Ты никому не подражаешь. У тебя свои, яркие поэтические образы и такое разнообразие ритмов, которое сделало бы честь большому мастеру. Мне нравится музыка твоих стихов. Она египетская. Душа египтянина поймет ее. Я поздравляю тебя, мой друг, аль-Хамиси. Совершенствуй свою лиру. Она принадлежит не только тебе, она принадлежит всему народу Египта.

— Благодарю вас за добрые слова! — промолвил взволнованный Абд ар-Рахман.

А мудрый старый человек посмотрел на аль-Хамиси умными глазами и подумал: «Он так молод, глаза полны огня, а на душе печаль. Должно быть, нелегкая судьба выпала на его долю».

— Мне понравился твой «Крик», — сказал Хаиль Мутран. — Ты растревожил мою душу.

В этих строках трагедия, крик души. В них и печаль, и одиночество…

— В этих строках мое настроение. Стихи пришли ко мне в минуты одиночества и печали. В них мои чувства и переживания. Я их не задумал, писал внезапно. Они пришли и завладели моими мыслями. Душа моя жаждала общения с людьми. Я был одинок. Увы, я слишком рано оказался одиноким, лишенным общения с близкими людьми. Это наложило печать на мое мышление и отразилось в творчестве. В эту пору моей собеседницей и целительницей была природа. Моя душа удивительным образом связана с природой. Я жил на берегу Нила, в деревне аз-Зарка. Мне часто казалось, что река у моих ног о чем-то со мной говорит. И старая смоковница, и развесистая ива, и розовый куст — все говорило мне слова утешения. Это общение с природой помогало мне побороть одиночество и печаль. А вокруг меня было много горестного. Я видел нищую, безрадостную жизнь феллахов и очень их жалел. Я вспоминал освещенные ночью улицы большого города, электричество в доме моей мамы в Порт-Саиде и горевал о том, что в деревне темно. Не у каждого феллаха горит в ночи свеча или керосиновая лампа. Он так беден, что не имеет даже самых дешевых сандалий, ходит босиком. А дети совсем голые. Я покинул город в семь лет, но запомнил те удобства городской жизни, которых и в помине не было в деревне. Я рано призадумался над социальным неравенством. Душа моя бунтовала против нищеты и бесправия трудового люда. Еще в школе я стал участником политических событий. Социальное, личное, человеческое, мое понимание жизни — все это смешалось и натягивало струны той гитары, которая принадлежала только мне. Мои произведения выражают мою сущность, мой взгляд на жизнь.

— Как хорошо ты рассказал мне о сущности своего творчества. Ты очень верно понимаешь задачу поэта, мой друг аль-Хамиси. Твоя любовь к природе помогла тебе найти превосходные метафоры, яркие краски и создать свои, нигде не заимствованные художественные образы. Твоя печаль чиста и трогательна. Она волнует душу читателя, а это самое главное. Ты еще молод, но я могу с уверенностью сказать, что твоя поэзия завладеет душами египтян и принесет им радость.

— Я к этому стремлюсь, дорогой устаз. Я убежден: поэзия — это образец служения человечеству через самую соблазнительную, прекрасную форму. Надо быть искренним, когда выдаешь тайны своей души.