ГЛАВА 2. 73 года спустя...

Начало конца

Троллейбус. Я еду в полупустом троллейбусе на открытие выставки «Наследницы сарматов», для которой фотографировалась еще летом. Малочисленные пассажиры обсуждают начавшийся в Киеве очередной майдан. Сейчас только и разговоров, что о майдане...

— Говорят, этих майданутых побили ночью, палатки снесли, — говорит старушка, на переднем сидении.

— Да мало побили, они опять бузят. Надо было больше бить, — вторит ей другая, сидящая позади.

— Они скачут, а мы работаем! В Европу хотят, прости Господи, — подключается третья.

Майдан недавно начался, и минувшей ночью произошло первое кровавое противостояние. Прихожу домой, сразу включаю телевизор, хотя вообще его не смотрю. «Ну, что там, в Киеве?», — мой первый вопрос маме с порога. Я уже подписана на паблики антимайдана, произошли первые виртуальные стычки с оппонентами.

Сначала у меня было чувство, что все обойдется, будет, как и 10 лет назад, во время первой оранжевой революции. Помайданят и разойдутся. Но, следя за ситуацией, я все больше осознаю, что в этот раз все будет по-другому. Америка всерьез взялась за Украину.

Постепенно Юго-Восток Украины поднимается против майдана — в пику украинофилам появляются антимайданы по всей стране, большая часть людей едет в Киев, в палаточный городок в Мариинском парке.

Уже 7 декабря, в день святой Екатерины, на площади Ленина в Донецке прошел очередной митинг. В принципе, небольшие сходы граждан, негативно относящихся к майдану, начались фактически с первых дней событий в Киеве, я присутствовала на каждом из них, но почему-то этот митинг мне особенно запомнился. То ли потому, что это были мои именины, то ли из-за нарастающего интереса к движению антимайдана... Среди прочих, на митинг пришли тогда мало кому известные Андрей Пургин и Сергей Барышников. Тогда я сделала первый пост на политическую тему в инстаграм. #fuckEU #антимайдан #ТС #русь. 9 лайков. Один негативный комментарий и один положительный. Счет 1:1... Маховик раскручивается...

В январе центр Киева превращается в преисподнюю. Я с ужасом смотрю кадры стримов. Вот Грушевского... На этой улице мне всегда нравилась клумба в виде часов. Когда я приезжала в Киев на съемки для глянца, я всегда гуляла по этой улице... Теперь некогда мною любимый Киев превратился в Мордор, населенный безобразными орками.

Происходящее все больше меня беспокоит. Мой день начинается и заканчивается просмотром новостей. Вот избиение безоружного «Беркута», вот адский огонь из шин в центре некогда любимого мной города.

Новость о перевороте в Киеве 22 февраля я восприняла скептически — тогда я еще наивно думала, что Янукович быстро разгонит весь этот шабаш. Однако трусливый президент просто позорно сбежал из страны на личном вертолете, бросив несчастную Украину на растерзание фашистам.

Видя происходящее в Киеве, весь юго-восток Украины будто бы проснулся от продолжительного сна. Гражданская сознательность вывела людей на улицы.

23 февраля в Донецке был назначен большой митинг протеста. Помню, как пришла тогда вместе с родителями на площадь около областной госадминистрации, именуемой в народе ОГА.

Я убеждена, что мои родители воспитали меня правильно, и за это я им очень благодарна. Они — самые близкие и самые важные люди в моей жизни, мои главные критики, одни из немногих, чье мнение для меня действительно важно.

Родители привили мне патриотизм, любовь к истории и жажду справедливости. Мы вместе выходили на митинги, так было и в феврале 2014-го.

Вся площадь была заполнена людьми — мужчины, женщины, было много молодежи, парней, которые пришли с битами и цепями — все мы были готовы отразить возможную атаку «правосеков». Нас тогда часто пугали так называемыми поездами дружбы, но кишка у новоявленных украинских нацистов оказались все же тонка.

Пройдя ближе к библиотеке имени Крупской, я заметила бойцов «Беркута», стоявших во внутреннем дворике. Ребята только что вернулись из зачумленного Киева. Все собравшиеся на площади люди в едином порыве стали скандировать «Беркут» — герой!» и «Молодцы», у меня по коже пробежали мурашки. Я вглядывалась в лица этих уставших, затравленных, но непокоренных ребят, и видела, как у некоторых в глазах блестели слезы... Еще вчера, в Киеве, они стояли фактически безоружные против обезумевшей толпы, готовой их растерзать за печенюшки Нуланд, а сегодня, в Донбассе, их встречают как героев.

На следующий день, 24 февраля, увидев информацию о стихийном митинге у ОГА, я отменила все дела и позвала с собой за компанию папу и Мишу Попова. Мы пришли к зданию одними из первых, народу собралось не так много. Всех волновало, что же будет дальше, что ждет Донбасс после того, как власть в Киеве перешла к хунте.

К нам спустилась какая-то «говорящая голова» (Шишацкий выходить к народу отказался) и повел в офис «Партии регионов». Кстати, среди неравнодушных дончан были и будущий Глава Республики Александр Захарченко, и министр иностранных дел Александр Кофман. Захарченко тогда запомнился мне своим видом — серьезный, молчаливый, в черном кожаном плаще и с сигаретой в руке.

Митинг в центре Донецка 1 марта, во время которого Павел Губарев был выбран народным губернатором, был уже многотысячным. По центральной улице Донецка — улице Артема — шли десятки тысяч людей, в едином порыве скандировавших «Россия!». Именно тогда на зданиях города стали массово появляться триколоры.

Проукраинское, оранжевое меньшинство в Донецке рисковало нарваться на неприятности, устраивая свои мероприятия у памятника Тарасу Шевченко, поэтому постепенно их шествия и акции сошли на «нет».

Протестные движения в Донецке с каждым днем набирали обороты. Здание областной администрации несколько раз брали штурмом, меняя украинский флаг на российский. В городе все четче стало прослеживаться двоевластие. Однако полноценно штурм правительственного здания удался лишь 6 апреля 2014 года. Согнанные для его охраны полицейские, в том числе и привезенные из других областей, расступились перед народом практически без столкновений — обошлось малой кровью. Активистами были захвачены также отделения милиции и СБУ.

В ночь на 7 апреля здания нужно было удержать. Предыдущие попытки захвата ОГА проваливались из-за недостаточного количества людей, находившихся внутри. Активистов быстро арестовывали сотрудники СБУ и не перешедшие на сторону ДНР полицейские.

— Люди, мы должны удержать администрацию. Оставайтесь ночевать, приводите друзей, берите теплые вещи и еду. Кто замерз — заходите внутрь, для вас есть горячий чай, — скандировал в громкоговоритель будущий второй Глава Республики, а тогда еще активист Русской весны Денис Пушилин.

К вечеру, несмотря на холодную погоду, к зданию продолжали подтягиваться сотни людей. Кто-то нес еду, кто-то привозил железные бочки и дрова для обогрева, вокруг здания спешно строились баррикады. Ночью 7 апреля была провозглашена Донецкая Народная Республика, сформировалось Временное правительство и была назначена дата референдума о самоопределении — не позднее 11 мая 2014 года.

В ту ночь я с мамой осталась в ОГА, утром на посту нас сменил папа. Из-за работы нам приходилось дежурить посменно. С собой в сумке я носила пневматический пистолет и коктейль Молотова, мы каждую минуту ожидали если не штурма, то провокаций. Ребята приходили с битами и палками, у некоторых с собой было огнестрельное оружие.

— Говорят, к нам пустили «поезд дружбы» с активистами «Правого сектора», нужно их достойно встретить. Часть ребят дежурят на вокзале, — шептались в толпе.

10 апреля председатель Временного правительства ДНР Денис Пушилин и первый министр обороны Игорь Хакимзянов объявили о формировании народной армии. В Донецк стали приезжать первые добровольцы из других областей Украины и россияне, среди которых была группа Игоря Стрелкова. А уже 13 апреля кровавый пастор, на тот момент и.о. президента Украины, Александр Турчинов объявил о начале антитеррористической операции в Донбассе.

На людей, не желавших мириться с новой киевской властью, пришедшей к власти в результате вооруженного переворота и проплаченной США, бросили танки. Так в мирный и трудолюбивый регион пришла война.


Сожженная надежда

Пример воссоединения Крыма с Россией стал для Донбасса надеждой, мечтой, целью. Знамена свободы поднимались все выше, мы искренне верили, вот еще немного, и Россия заберет нас домой, восстановится историческая справедливость.

Донбасс вышел на передовицы мировых СМИ. О Донецкой и Луганской Народных Республиках узнали в самых отдаленных уголках земного шара.

В Славянске и Краматорске уже шли кровавые бои, были первые жертвы, но Донбасс активно готовился к референдуму. Мы верили и надеялись. Я решила написать и расклеить листовки о референдуме по городу. Ребята в бывшей ОГА нашли мне какие-то рекламные плакаты, и я красным маркером писала на каждом из них призыв прийти на референдум.

Днем 2 мая мне позвонили с «Нового канала», еще в ноябре я отправляла свою анкету и фото на кастинг шоу «Топ-модель по-украински», а 3 мая в Донецке должен был проходить очный кастинг, на который меня пригласили. Записав адрес, где будет проходить мероприятие, я как всегда села читать новости и смотреть стримы. Тогда в Одессе только начиналась потасовка. Но большая стопка листовок заставила меня отвлечься от наблюдений и пойти по дворам. В этот раз расклеивание агитматериалов заняло много времени, нужно было охватить весь Ворошиловский район Донецка, каждый подъезд. Когда я вернулась домой, мама со слезами на глазах рассказала мне, что за это время произошло в Доме профсоюзов. Я бросилась к компьютеру, и не могла поверить своим глазам — хроника пестрела кадрами обугленных тел.

Русских людей просто сожгли заживо! Убили за другое мнение, за правду. А тех, кто спасался, прыгая из окон, добивали битами на земле. Я впала в ступор, сидя у монитора. Это казалось каким-то кошмаром. В этот момент Украина для меня умерла окончательно. Это было последней каплей, точкой невозврата. Естественно, на кастинг шоу я уже не пошла. Эта страна стала мне просто чужой, она окончательно превратилась в монстра, в чудовище, враждебное, страшное и агрессивное.

После одесских событий подготовка к референдуму закипела еще активнее, все отчетливо понимали, чем может закончиться Русская весна, если мы оступимся или остановимся на полпути. Именно после трагедии в Доме профсоюзов в Донбасс массово начали ехать добровольцы, как из городов Украины, так и из других стран. Донбасс стал точкой сборки Русского мира. Впервые в новейшей истории стало возможно появление нового государства — по-настоящему народного, с понятиями совести и справедливости, без олигархов. Это был уникальный исторический прецедент...

И вот настал волнительный, исторический момент — 11 мая. Было немного страшно, опасались провокаций и срыва референдума. Я была членом ЦИК в школе, в которой проучилась первые три года, неравнодушные ребята вызвались охранять избирательный участок. Из оружия — пневматический пистолет и палки. Нам выдали списки людей и бюллетени с одним-единственным вопросом на русском и украинском языках: «Поддерживаете ли вы акт о государственной самостоятельности Донецкой Народной Республики?». С первых минут открытия избирательного участка наблюдался аншлаг. Люди шли семьями, с детьми и домашними питомцами, с воздушными шарами и цветами, шли — как на праздник. Некоторые люди принесли членам ЦИК еду и воду. Я едва успевала отмечать людей и выдавать бюллетени, но душевной подъем был такой силы, что я не чувствовала усталости.

Ажиотаж наблюдался на всех избирательных участках — люди стояли в огромных очередях, чтобы проголосовать за независимость Донбасса. Журналисты со всего мира съехались в Донецкую и Луганскую области. При этом не было ни одного западного наблюдателя. Двойные стандарты США и Европы всегда работали по принципу «где выгодно» — референдум в Косово они встречали бурными и продолжительными аплодисментами — «народ выразил свое право на самоопределение», а вот голос народа Донбасса, срывавшийся на крик, «западные партнеры» слышать не хотели и не хотят до сих пор. Несмотря на угрозы, попытки срыва референдума, провокации на участках, бои (в Славянске и Красноармейске вовсю шли боевые действия) референдум состоялся. Явка была рекордной, результат — однозначен. Донецкая Народная Республика выбрала свой путь и свое будущее без нацистской Украины.

Мы закрыли участок в 21.00, и нам предстояло самое сложное — передать урну для голосования с бюллетенями для подсчета. Люди патрулировали улицу вокруг школы и дворы, мы до последнего опасались провокаций, и лишь передав урну, я смогла выдохнуть спокойно. Мы все еще пребывали в радостном предвкушении — «теперь мы как Крым — теперь Россия нас заберет и защитит». А по факту — «Мы уважаем волеизъявление жителей Донецкой и Луганской областей»... Как же наивны мы были тогда...

Общаясь с жителями ДНР сейчас, несколько лет спустя, я часто задаю им и себе вопрос: «Зная, что будет непонятная война, горе и смерти, вы пришли бы на референдум снова?» и ответ всегда один — «Да». Несмотря ни на что Донбасс готов вновь и вновь отстаивать свою свободу, свое право на воссоединение с Россией. Розовые очки давно разбиты вдребезги, но надежда по-прежнему жива и согревает наши души в моменты отчаяния. 25 мая 2014 года, когда так называемая Украина выбирала на царство кровавого Порошенко, на площади Ленина прошел масштабный митинг. В тот день были сформированы колонны ополченцев «Востока», которые выдвинулись в донецкий аэропорт. Тысячи людей аплодировали героям, женщины обнимали бойцов и дарили им цветы. У меня до сих пор мурашки по коже, когда я вспоминаю этот момент. Тогда еще никто не мог представить, что на следующий день большая часть этих ребят погибнет под авиаударами украинских штурмовиков, и Донецк впервые захлестнет страшный смрад войны.


Власть случая

В конце мая я поняла, что мне мало быть активисткой, моя кипучая энергия и желание вершить историю привели меня записываться в женское ополчение. Я пришла в здание бывшей ОГА, и здесь начался квест. В одной из комнатушек, где должны были записывать добровольцев, никого не оказалось и меня отправили в другую комнатушку, в которой также никого не было. Хождение по этажам и ожидание меня порядком разозлили, и я уже собралась уходить домой, несолоно хлебавши, как мне встретился знакомый по референдуму.

— Привет, Кать! Слушай, такое дело. Тут ребята стримера ищут, короче, нужен человек, кто будет снимать по Донецку. У них там в Славянске есть человек, в Краматорске, а в Донецке с 1 июня снимать некому — Топор уходить хочет, — сразу выпалил знакомый.

Имея о стриме весьма обывательское представление, я все же заинтересовалась предложением о работе. Во-первых, мне хотелось быть полезной нашему новому государству, а, во-вторых, подобная работа казалась мне, поклоннице Лары Крофт, ярким и интересным приключением. Я была тогда очень наивна, а разыгрывающаяся военная драма все еще казалась нереальной. Как и многие из нас, я видела войну лишь в своем воображении, читая книги и слушая рассказы бабушки, и в кино. Тогда я еще слишком романтизировала войну...

И вот, выходя из зоны комфорта и предвкушая что-то новое, я отправилась на встречу с Сашей Топоровым.

Именно этот человек вел стрим из окрестностей аэропорта 26 мая, его кадры тогда смотрели в прямом эфире тысячи человек. Это казалось каким-то кино, трудно было поверить, что весь тот видеоряд был снят этим пареньком в прямом эфире, под обстрелами украинской авиации, в нашем Донецке.

— Это стримы для агентства крымских ребят — «Юго-Восточный фронт». Тебе нужно каждый день часов на пять-семь вести прямые эфиры, демонстрируя все интересное, что происходит в городе и общаясь со зрителями. Техника — вот, — вкратце рассказал о специфике работы Топор, вручая планшет и карманный роутер.

Видно было, что Топору хотелось как можно быстрее переложить свою работу и забыть об этом навсегда, уехав подальше. Как позже я узнала, с ним провели серьезную беседу о том, что такие стримы, как сделанный им 26 мая под аэропортом, не просто опасны, но и вредны. Ведь они несут прямую угрозу ополчению, демонстрируя врагу местонахождение бойцов и всю внутреннюю кухню в прямом эфире.

Кстати, это был последний подобный стрим, хотя редакция и пыталась отправить меня снимать бои под Донецком в прямом эфире. Уже тогда я усвоила самое важное правило, которому следую и поныне: выбирая между сенсацией и безопасностью, я, несмотря на любовь к риску, выбираю второе. Ни одна «картинка», ни один репортаж не стоит жизни и здоровья. Ни твоего, ни тем более, других людей. К сожалению, этому правилу следовали и следуют далеко не все мои коллеги. В погоне за сенсацией, горячей новостью они иногда подставляли военных... А иногда гибли сами. Список погибших военкоров, как и бойцов, погибших по их вине, велик. Инстинкт самосохранения должен присутствовать всегда и везде. Так же как и личная ответственность. В 2014 я четко осознала, что война — это наша реальность, а не «сочная» картинка и тысячи просмотров на YouTube, не компьютерная игра, где можно в любой момент сделать save game — load game. К сожалению, до сих пор некоторые люди, живущие в иной, невоенной, реальности, видя картинку по ТВ или в сети Интернет, воспринимают ее как триллер, как фильм ужасов, как возможность пощекотать себе нервы... Чем больше крови и разрушений — тем лучше для них. Чем больше «жести» — тем больше просмотров. Увы, такова моя личная статистика...

А в тот далекий, жаркий майский день я получила аккредитацию на работу, и так начался мой журналистский путь. Ребята в редакции были молодыми и энергичными, энтузиасты из только присоединившегося к России Крыма теперь освещали события из Донбасса, и я рада была присоединиться к этой команде. Это была настоящая народная журналистика, которая смело конкурировала с маститыми российскими телеканалами.

Я вела стримы с митингов и шествий, концертов, окраин города, заседаний Верховного Совета, из больниц и парков. Затем были репортажи, которые облетели весь мир, «Юго-Восточный фронт» был переименован в News Front, и работа закипела еще активнее. За эти годы мы выросли в серьезное информационное агентство, и сейчас нас смотрят и цитируют, нам доверяют, враги критикуют.

News Front — это коллектив идейных, молодых людей, настоящее поколение патриотов, ресурс, который из группы горящих идеей энтузиастов превратился в полноценный международный ресурс с иностранными редакциями в разных странах мира. Это пример народной журналистики без купюр и рамок, без определенных форматов и с собственным, узнаваемым почерком. Я очень рада быть частью команды News Front и благодарна нашему руководителю Константину Кнырику за то, что он увидел и открыл во мне журналистский талант. Все случайности неслучайны, и я понимаю, что нашла дело своей жизни.


Опустевший город

В начале июля 2014-го на улицах Донецка все чаще стали появляться ополченцы. Игорь Стрелков вывел своих бойцов из Славянска.

Когда я встречала ополченцев, то всегда говорила им «спасибо», а ребята смущались и краснели в ответ. Удивительно, но фактически до начала июля Донецк, несмотря на очаг противостояния в аэропорту и близлежащих населенных пунктах, жил какой-то беспечной жизнью. Активно проводились митинги и другие мероприятия и вроде бы уже начала налаживаться политическая сфера, но в то же время на многих местах все еще продолжали сидеть откровенные укропы, а сам город пребывал в какой-то спячке, опасном в военных условиях состоянии. Бойцы «Оплота», «Востока», «Русской православной армии» отвоевывали близлежащие населенные пункты, им было не до политики, а Донецк продолжал жить какой-то довольно размеренной жизнью. Парадоксально, но в фактически в центре Донецка располагалась украинская воинская часть, во время штурма которой в конце июня 2014 года погиб оператор Первого канала Анатолий Клян.

Нельзя сидеть ровно на пятой точке и ничего не делать, когда враг у тебя под боком и готов напасть в любой момент. Благо, вся эта тревожная летаргия вскоре рухнула.

С приходом «Стрелка» в городе был наведен порядок, начали активно подготавливать бомбоубежища, с улиц исчезли алкоголики, наркоманы и прочие подозрительные элементы — неблагополучный контингент или убегал, или перевоспитывался трудом, копая траншеи на передовой.

Позднее я встречу некоторых ополченцев, которые будут искренне благодарить Стрелкова за такую трудовую повинность, ведь таким образом они избавились от своих вредных привычек и вернулись к нормальной жизни.

Многие критикуют то время за анархию, по моему же мнению, в то время как раз таки наоборот, порядок был. Пьянство на передовой, как и мародерство, карались по законам военного времени, как и должно быть в подобной ситуации, а все проукраинские элементы исчезли как по мановению волшебной палочки.

12 июля начались масштабные обстрелы со стороны Украины.

Донецк резко опустел... Кто-то спасается, кто-то убегает, кто-то уезжает в поисках лучшей жизни. Для очень многих, увы, Родина — это то место, где заднице тепло и комфортно. Те же, кто остался, не покинул свой стонущий от боли и захлебывающийся кровью город, для меня были и навсегда останутся героями.

Кажется, будто бы вместе с ужасами войны отпала вся шелуха и осталось только настоящее, истинное, исконное. Как ни странно, у войны есть одно несомненно важное качество — она обнажает человеческую сущность. Все хорошие качества усиливаются, равнозначно тому, что гниль лезет из человека тоже сильнее.

Людей осталось мало, но все стали добрее, вежливее и роднее. На улицах кормили голодных, брошенных животных, в магазинах молодежь покупала еду старикам, оставшимся без гроша в кармане по вине кровавого Порошенко. Все стали как одна большая семья.

Ополченцы сразу стали завидными женихами, среди девчонок стало «модным» встречаться с военными. Наверное, наши женщины соскучились по сильным и мужественным мужчинам, которые пришли на смену залакированным мальчикам в коротких штанишках. Признаюсь честно, я и сама засматривалась на ребят в «горках». Все-таки, в мужчинах в военной форме есть что-то очень притягательное. Увидела бы того же парня еще полгода назад на «гражданке», и не обратила бы на него ни малейшего внимания, но сейчас, в военных условиях, все эти ребята стали настоящими символами нового времени, самыми желанными представителями мужской половины населения.


Неприготовленный ужин

Когда меня спрашивают о моих воспоминаниях о войне, у меня в голове всегда всплывает одна картина из августа 2014-го. Я не знаю, почему, ведь после этого я видела намного более страшные вещи... Может, потому что это были первые подобные события, и я была совсем «зеленой» тогда... Но одно я знаю точно, это я не смогу забыть никогда. Был обычный душный летний вечер августа, когда начался очередной обстрел Донецка со стороны ВСУ. Мой дом в очередной раз сотрясся, и я поняла, что это был «плюс» где-то недалеко. Открыв сводку, я нашла подтверждение своим предположениям — под обстрелом была Гладковка, небольшой тихий микрорайон в центре города. Я схватила фотоаппарат, и мы с Сашей бегом бросились на место событий.

Кстати, с Сашей мы прошли длинный путь, и я очень благодарна ему, что он всегда был рядом. Он пришел в мир военной журналистики из мира спорта. Он просто не отпускал меня одну в эти опасные вояжи и поначалу просто сопровождал меня во всех стримах по городу. В какой-то момент он втянулся в эту историю всецело, и, променяв перспективы большого тенниса за пределами Донбасса на войну, и он стал прекрасным оператором, сотрудничающим с федеральными каналами России — настоящим профи. Если отдаешь какому-то делу свою душу, если учишься и прикладываешь усилия — обязательно получишь результат. Но все это будет позже, пока что мы были молодыми и зелеными военкорами с «мыльницами» в руках, спешившими туда, откуда люди обычно стараются как можно скорее убежать.

Таксист хоть и боялся, но все же повез нас под обстрелом. К тому времени на Гладковке царил ад — люди метались и кричали, всюду дым, в многоэтажках повылетали стекла и обвалились балконы и козырьки подъездов. Но самое страшное было на конечной остановке 38 маршрута — под белой простыней на асфальте лежало тело женщины, я видела только ноги в шлепанцах, а рядом с ней стоял пакет из магазина «АТБ», в нем были продукты. Видимо, после работы женщина зашла в магазин купить продукты на ужин. Ужин, который никогда больше не будет приготовлен... Дрожащей рукой я сняла репортаж об этом. Снова послышался грохот, люди побежали в подвалы. Затишье оказалось недолгим — ВСУ просто перезаряжали свои смертоносные орудия. Из состояния ступора меня вывел Саша и ребята из «Патриотических сил Донбасса» — военкоры Витя и «Фотограф».

— Садитесь в тачку, быстрее! Пора валить отсюда, — сказал Витя, открывая дверь машины. Мы спешно покидали это страшное место, а у меня перед глазами все еще стояла эта страшная картина — убитая женщина с пакетом продуктов на остановке.

Репортажей, подобных снятому мной тем июльским вечером на Гладковке, становилось все больше. Люди шли домой с работы, стояли на остановках общественного транспорта, выходили на прогулку с детьми — и это было последним, что они делали в своей жизни. В некоторых маленьких городках трупы попросту не успевали хоронить из-за обстрелов и их закапывали прямо во дворах.

Я помню матерей, рыдавших над закрытыми гробами своих детей, я помню скупые слезы и неистовую ярость в глазах солдат, потерявших своих боевых товарищей, никогда не забыть ужас в глазах людей, своими руками откапывавших тела зверски замученных украинскими «освободителями» мирных жителей, как, например, было в поселках Верхний Коммунар и Нижняя Крынка. Это ничем не стереть из памяти. Это никогда не простить.

Увы, я периодически встречаю в сети Интернет комментарии о том, что «Донбасс не нужен России», «Нам самим мало, еще и Донбасс кормить», «Из-за вашей войны мы плохо живем», «Как уже осточертел ваш Донбасс» и все в таком духе. Но кто их пишет? Те, кто никогда никого не терял, тот, кто не видел глаза рыдающих матерей и жен, тот, кто никогда никому не протягивал руку помощи. Филистер с сытым брюхом, ипотекой и невыплаченными алиментами, диванный инфоборец, хатаскрайник...

Тот, для кого понятия «Родина» не существует в принципе. Им хорошо там, где задница в тепле. Такие не пойдут воевать за Русский мир, такие будут трусливо сидеть по норам и ждать нового хозяина, а если что не так — сразу валить.

Но это не есть русский народ. Русский народ помнит о том, что все русские земли нужно собирать и возвращать под крыло матушки-России. И час этот обязательно придет.



Загрузка...