Вслед за Хафьярдом Брендон вошел в комнату, предназначенную быть кухней в строящемся доме. В углу стена была запачкана кровью, кровяные пятна виднелись на полу, и между ними ясно различался след большого мужского сапога.
— Сюда утром не заходил кто-нибудь из рабочих? — спросил Брендон, и инспектор Хафьярд ответил, что никто не заходил.
— Ночью здесь были только Форд и полицейский, которых я посылал из Пренстоуна, когда миссис Пендин заявила мне о своих опасениях. Форд осмотрел комнату при помощи карманного фонаря и видел кровь. Сейчас же он вернулся обратно ко мне с докладом, а своего товарища оставил дежурить здесь всю ночь. Я сам приехал сюда раньше, чем рабочие явились на работу, и запретил им чего-либо касаться в доме.
— Они не заметили никаких перемен в доме, все оставалось так, как они оставили, когда уходили с работы?
— А вот этого я не спрашивал!
Брендон вызвал к себе штукатура и плотника; плотник заявил, что, явившись на работу, он застал все так, как оставили накануне, но штукатур сказал, что, по его мнению, доски в помещении, где хранились материалы, были кем-то разобраны и потом вновь сложены на место.
— Пойдите, проверьте и посмотрите, не пропало ли чего со склада, приказал Брендон.
Рабочие ушли, и сыщик приступил к более тщательному осмотру кухни.
Нигде не обнаружилось признаков борьбы. В кухне мог быть зарезан простой кабан, а не человек; но Брендон, а с ним и инспектор Хафьярд были убеждены, что кровь, оставившая следы в кухне, принадлежала человеку. Двери также были запачканы кровью на высоте человеческого плеча. Нет, здесь несомненно произошло убийство.
Брендон вышел из кухни и внимательно осмотрел землю у дверей: земля была покрыта многочисленными следами рабочих, и сыщику ничего не удалось найти достойного внимания. На протяжении двадцати ярдов он изучал каждый дюйм почвы и, наконец, обнаружил следы мотоциклета. В это время к нему подошел полицейский и доложил:
— Штукатур говорит, что из склада пропал мешок, сэр. Большой мешок от цемента; цемент высыпан на пол, а мешок исчез.
Сыщик осмотрел склад, попробовал пальцем цемент, но не мог прийти ни к какому выводу. В усадьбе больше нечего было делать.
По тропинке, по которой он прежде ходил на рыбную ловлю, он отправился домой и нечаянно обратил внимание на ясно отпечатавшийся во влажной почве след маленькой — детской или женской ноги.
Прощаясь с инспектором Хафьярдом, он высказал убеждение, что в усадьбе действительно произошло убийство.
— Капитан, убив мистера Пендина, по-видимому, разрезал его тело на куски и уложил в мешок; вот почему в кухне так много крови. По словам миссис Пендин, отношения между ними были очень натянуты во время войны. Правда, она уверяет, что теперь они помирились, но вполне вероятно, что между ними могла неожиданно вспыхнуть ссора. Однако, очень трудно связать убийство, совершенное в запальчивости, с тем хладнокровием и обдуманностью, с какой убийца уничтожал следы преступления. Вернее всего, пожалуй, предположить, что капитан Редмэйнес маньяк; вы знаете, что встречаются помешанные люди, совершающие, однако, преступления с осторожностью и расчетливостью, которым мог бы позавидовать здоровый человек.
В полицейском участке Брендона ждал новый свидетель Джордж Френч, конюх гостиницы «Двух мостов» в Вест-Дарте.
— Я знаю капитана Редмэйнеса, потому что он раз или два бывал в нашей гостинице. Прошлой ночью, в половине одиннадцатого, я вышел из гаража и переходил через дорогу, как со стороны моста появился мотоциклет и проехал мимо. Было темно, но дверь в гостиницу была открыта, и свет из дверей падал на дорогу; в полосе света я ясно узнал капитана по рыжим усам и красному жилету.
Он, кажется, не заметил меня и промчался дальше, думаю, летел он со скоростью не меньше пятидесяти миль в час… До нас дошли слухи об убийстве в Пренстоуне, и хозяин прислал меня рассказать вам, что я видел.
— В какую сторону он поехал? — спросил Брендон, хорошо знавший окрестности Дартмура. — Дороги расходятся двумя мостами. Поехал он направо, в сторону Дартмита, или налево в Мартон?
Джордж не мог сказать.
— Ей-богу, не знаю. Уж очень было темно…
— С ним никого не было?
— Никого, сэр. Если бы кто-нибудь был, я обязательно заметил бы; но сзади, на багажнике, был привязан большой мешок — это я хорошо видел!
За время отсутствия инспектора Хафьярда его несколько раз вызывали к телефону, и теперь одно за другим пришли донесения из разных мест. Из Пост-Бриджа сообщали, что некто Самуил Уайт видел мчавшийся с потушенными огнями мотоциклет; мотоциклет направился к северу, и было это между половиной одиннадцатого и одиннадцатью часами ночи.
— Нужно, значит, ждать теперь вестей из Нортона, — сказал Хафьярд, хотя он мог свернуть у Хэмельдруна к югу и поехать на Эшбертон. Значит, будем ждать из Эшбертона или из Мортона! Больше никуда он не мог поехать.
Следующее донесение гласило, что владелец гаража в Эшбертоне был разбужен после полуночи человеком, требовавшим бензина для мотоциклетки. Внешность человека вполне отвечала внешности Редмэйнеса, и в донесении указывалось, что владелец гаража видел большой мешок, привязанный к багажнику мотоциклетки. Мотоциклист не спешил: он выкурил папиросу, выругался, что не достал пива, зажег фонарь и отправился по Тотнесской дороге в долину.
Третье донесение было от полицейского поста в Бриксхеме и содержало дословно следующее:
«В десять минут третьего прошлой ночью П. С. Виджери, дежуривший в Бриксхеме, видел проехавшего через городской парк на мотоциклете человека, везшего сзади себя притороченный к багажнику большой мешок. Человек выехал на улицу и скрылся. Примерно через час Виджери увидел его снова, но уже без мешка. Он спустился с Бриксхемского холма и помчался по той дороге, откуда прибыл. Произведенное сегодня расследование показало, что он проезжал мимо берегового поста около четверти третьего, и, по-видимому, вслед за тем перетащил на руках свою машину через шлагбаум, потому что мальчик с маяка Берри-Хед видел, как какой-то человек взбирался на гору, толкая перед собой мотоциклетку. Мальчик шел к доктору, потому что его отец, один из сторожей на маяке, внезапно заболел в эту ночь. Мальчик заявляет, что мотоциклист был человеком большого роста, но подробнее рассмотреть его не мог, так как дорога в том месте очень крута, и мотоциклист толкал свою машину, тяжело дышал, согнувшись от усилий, и мальчик, когда возвращался от доктора, больше его не видел. Производим розыски вокруг Хеда и на прилегающих скалах».
Инспектор Хафьярд подождал, пока Брендон прочел донесение, и с довольным видом мигнул:
— Ясно, как кофе, — а?
— Надо ждать ареста, — ответил сыщик, — его должны схватить.
Раздался телефонный звонок, и Хафьярд подошел к аппарату. В телефонную трубку сказали:
— Говорит пост в Пентоне. Мы только что были в квартире капитана Редмэйнеса, № 7, Морская Набережная. Его ждали прошлой ночью; он вчера телеграфировал, что придет домой. Хозяева оставили ему ужин, как всегда, и пошли спать. Они не слышали его возвращения, но наутро увидели, что ужин съеден, а мотоциклетка стоит на обычном месте в сарайчике во дворе. В девять часов они постучали в комнату капитана Редмэйнеса: никакого ответа. Они вошли в комнату. Постель была не тронута и платье висело на прежнем месте. Он не переодевался. В котором часу он приезжал и куда уехал, никто не знает. Никто его не видел.
— Подождите, — крикнул в трубку Хафьярд. — Марк Брендон здесь и ведет это дело. Он хочет с вами говорить.
Инспектор передал полученные сведения Брендону, и Брендон взял трубку.
— Говорит Брендон. Кто у телефона?
— Инспектор Рис, Пентон.
— Будьте добры, позвоните мне в пять часов, если арестуете Редмэйнеса. Если к этому времени его арестовать не удастся, я сам приеду к вам.
— Слушаю, сэр. Буду надеяться, что порадую вас арестом.
— На скалах Берри-Хед ничего не нашли?
— Сейчас там несколько человек продолжают розыски, но до сих пор не нашли ничего.
— Очень хорошо. Я приеду к вам, если до пяти не получу сведений об аресте.
Брендон повесил трубку.
— Видите, мы все поставили на ноги, — сказал Хафьярд.
— Да. Надо думать, удрать ему теперь некуда. — Эх, жалко мне покойника, если бы вы знали! — вздохнул инспектор.
Брендон задумался и посмотрел на часы. Его голову, неожиданно для него самого, заняли личные мысли, довольно неуместные в такую минуту. Некоторые вещи предстали его уму с невольной ясностью, но подробности и последствия расплывались. Самое главное и несомненное было то, что Дженни Пендин потеряла мужа. А если она, в самом деле, стала вдовой…
Марк нетерпеливо тряхнул головой и обернулся к Хафьярду.
— Если Роберта Редмэйнеса не поймают сегодня, нужно будет сделать две вещи: вы соберете кровь на кухне, и нужно будет произвести анализ, чтобы установить, что кровь действительно человеческая. А потом доставьте сюда папиросу и шнурок от ботинок, которые мы с вами видели в соседней комнате. Я, правда, не придаю им большого значения, но все же удобнее иметь их под рукой. Тем временем я пойду, повидаю миссис Пендин и от нее вернусь сюда. Если ничего нового не случится, я возьму полицейский автомобиль и в половине шестого поеду в Пентон.
— Ладно. Испортили вам отпуск, а?
Брендон пожал плечами и направился к выходу. Было около трех часов дня. На пороге он обернулся и спросил Хафьярда:
— Что вы думаете о миссис Пендин, инспектор?
— А! Две вещи я о ней думаю, — ответил инспектор. — Первое, никогда не видел такой красавицы, и порой прямо не могу поверить, что такое небесное создание сделано из плоти и крови, как мы с вами. Второе, никогда не видел, чтобы жена так любила своего мужа. Боюсь, что вся эта история буквально убьет ее.
Брендону стало неприятно; он вдруг сам рассердился на себя за то, что ему эти слова причинили неприятность. Нахмурившись, он спросил:
— А о муже что вы можете сказать?
— Так, ничего малый… смирный, ни с кем не любил ссориться.
— Сколько ему лет?
— Черт его знает… это такая порода, что ему можно дать и двадцать пять и тридцать пять. Плохие глаза и светлая бородка. Когда работает, надевает двойные очки, но вдаль, говорят, видит хорошо.
Закусив немного, Брендон отправился снова навестить несчастную вдову. Она уже знала о результатах утренних поисков от услужливых соседей, и сыщик не мог сообщить ей ничего нового. Какая-то перемена произошла в ней: она была очень бледна и молчалива. Марк понял, что она знает правду и знает, что муж ее, по всей вероятности, погиб. Она, впрочем, жадно спешила узнать от Брендона, что произошло.
— Вам, вероятно, уже приходилось встречаться с подобными случаями? — спросила она.
— Ни один случай в точности не бывает похож один на другой. У каждого бывают свои особенности. Думаю, что капитан Редмэйнес, после всего пережитого на войне, страдает внезапными припадками помешательства. Такие случаи после войны бывают нередко. Боюсь, что ваш муж стал жертвой такого припадка, а ваш дядя совершил преступление и, не приходя в здравый ум, увез с собой тело жертвы и сбросил в море. Должен, к глубокому сожалению, признаться, миссис Пендин, что я почти не сомневаюсь в страшной гибели вашего мужа. Вы должны быть готовы к тяжелому испытанию.
— Но я не могу допустить… Я не могу допустить мысли… Ведь они помирились, я же вам говорила!..
— Что-нибудь между ними произошло, что внезапно вывело капитана Редмэйнеса из себя и помутило его рассудок. Когда к нему вернется разум, я уверен, он сам придет в ужас от своего преступления. У вас нет карточки вашего мужа?
Она вышла из комнаты и через минуту вернулась с фотографией в руках. Фотография изображала сумрачного человека с широким лбом и пристальным взглядом. Лицо было украшено бородкой, усами, небольшими бакенбардами, а волосы острижены.
— Портрет похож?
— Да, но не совсем хорошо передает выражение. Муж гораздо живее, здесь у него слишком застывший вид.
— Сколько ему было лет?
— Не было тридцати, мистер Брендон, хотя он выглядит старше. Брендон внимательно изучил фотографию.
— Вы можете ее взять с собой, если нужно. У меня есть другая, такая же.
— Нет, я хорошо запомнил лицо, — ответил Брендон. — Я почти уверен, что тело бедного мистера Пендина брошено убийцей в море и, вероятно, будет сегодня найдено. Думаю также, что сегодня же нам удастся арестовать капитана Редмэйнеса. Можете вы рассказать мне что-нибудь о его невесте?
— Я могу дать вам ее имя и адрес. Но я никогда не видела ее.
— А ваш муж?
— Не думаю. Я уверена, что он тоже никогда ее не видел. Ее зовут флора Рид, она живет с родителями в Сингер Отеле в Пентоне. Ее брат, с которым мой дядя был дружен во Франции, кажется, тоже живет с ними.
— Благодарю вас. Если ничего нового не случится, я сегодня вечером съезжу в Пентон.
— Зачем?
— Продолжать расследование и повидать людей, которые знали вашего дядю. Я не понимаю, почему до сих пор его не могут поймать; тем более, что человек с поврежденным рассудком не может так долго избегать ведущегося по всем правилам преследования. У меня, к тому же, создалось такое впечатление, что он и не собирался бежать. Побывав на рассвете в Берри-Хед, он затем преспокойно вернулся домой, съел ужин, поставив мотоциклетку в сарай, и ушел, не потрудившись переменить своего чрезвычайно приметного красного жилета.
— Вы хотите видеть Флору Рид?
— Если понадобится; если Роберт Редмэйнес будет к тому времени арестован, я никого не буду тревожить понапрасну.
— Для вас, значит, дело совершенно ясно?
— Как будто. Лучше всего, конечно, мы узнаем о деле, когда убийца будет арестован, придет в себя и сам расскажет нам, как он совершил преступление. Что же касается меня, я хотел бы просить вас сказать мае, не могу ли я чем-нибудь лично помочь в вашем тяжелом горе?
Дженни Пендин не могла скрыть удивления от такого неожиданного вопроса. Она взглянула на Брендона, ее бледные щеки слегка порозовели.
— Вы очень добры. Я никогда этого не забуду. Но когда все окончательно выяснится, я, вероятно, уеду отсюда. Если мой муж действительно погиб, я сама не сумею окончить постройку нашей усадьбы. Конечно, я уеду.
— Надеюсь, у вас есть друзья, которые поддержат вас?
Она покачала головой.
— Увы, я совершенно одна на всем свете. Мой муж был для меня все… все! А я была всем для него. Вы знаете мою историю… Я рассказала вам ее сегодня утром. Остаются только два брата моего отца… дядя Бендиго в Англии и дядя Альберт в Италии. Я им обоим написала сегодня.
Марк поднялся.
— Завтра мы с вами увидимся. А если я не поеду в Пентон, то я зайду к вам еще сегодня вечером.
— Благодарю вас… вы очень добры.
— Обещайте мне беречь себя и не слишком предаваться отчаянию. В таких тяжелых испытаниях легко бывает потрясти свое здоровье так, что потом оно уже всю жизнь не может восстановиться. Вам не следовало бы повидать врача?
— Нет, мистер Брендон… не нужно. Если мой муж погиб, моя собственная жизнь меня больше не занимает. Моя жизнь кончена.
— Ради Бога, не говорите так, — воскликнул Марк Брендон. — Не забывайте о будущем. Если вы сами не можете быть счастливы, вы еще можете доставить счастье другим. Старайтесь думать о том, как ваш муж хотел бы, чтобы вы поступили, и думайте не о смерти, а о новой жизни.
— Вы очень добрый человек, — спокойно сказала миссис Пендин. — Мне очень дорого ваше участие. Мы еще увидимся.
Она крепко пожала ему руку. Он ушел от нее, смутно и приятно взволнованный. Ее угроза не страшила его. В ней было столько жизни и самообладания, что никогда ее рука не поднимется на себя. Она молода, и время быстро сделает свое дело, залечив нанесенные раны. Сила ее любви к мужу все же немного смущала Марка. Конечно, она останется жить, но было мало вероятно, чтобы она скоро забыла мужа и согласилась бы стать женой другого.
Вернувшись в полицейский участок, Марк Брендон с удивлением узнал, что Роберт Редмэйнес до сих пор не арестован. От убийцы больше не поступало никаких сведений, но пришло донесение относительно поисков у Берри-Хеда. Мешок от цемента был найден на краю обрыва у заячьей норы; на нем обнаружили следы крови, остатки цемента и небольшой клочок волос.
Час спустя Марк уложил свой чемодан и на полицейском автомобиле отправился в Пентон; прибыв туда, он узнал, однако, не больше, чем знал в Пренстоуне. Инспектор Рис вполне разделял удивление Брендона, что убийца до сих пор не схвачен. Он доложил, что рыбаки и береговая стража тщательно обыскивали морское дно вдоль берега и под скалой, на верху которой был найден мешок, никаких следов тела не удалось обнаружить. Оставалось надеяться, что через неделю-две тело всплывет на поверхность воды в нескольких милях от берега, и, может быть, будет замечено рыбачьими лодками.
Пообедав в Сингер-Отеле, Брендон заказал комнату и отправился навести некоторые справки о будущей жене исчезнувшего убийцы и ее семье. В № 7 на Морской Набережной его встретила хозяйка; он воспользовался случаем, чтобы немного с ней поговорить. Капитан Редмэйнес был добродушным и любезным, но крайне вспыльчивым человеком, сказала старуха. Он часто возвращался домой, когда все уже спали. В котором часу он явился домой в прошлую ночь, она не знала, но подтвердила, что Редмэйнес съел оставленный ему ужин и ушел, не переодевшись.
Брендон осмотрел мотоциклетку, стоявшую в сарае. На железном багажнике темнели следы крови; кусок веревки тоже был окровавлен; он был обрезан ножом, — по-видимому, мотоциклист торопился отвязать мешок и не хотел терять времени, распутывая узел. Картина, таким образом, была бы вполне ясна, если бы не непонятные причины, позволявшие убийце до сего времени оставаться неуловимым.
Переночевав, сыщик отправился наутро к скалам Бери-Хед и без труда нашел то место, где убийца спрятал мешок. Скала отвесно спускалась в море и возвышалась над ним почти на триста футов. Мешок был засунут в заячью нору, и, если бы полицейские не догадались взять с собой фокстерьера, его не удалось бы найти; скала вся была изрыта заячьими норами… Внизу море было спокойно, и поверхность воды пестрела рыбачьими лодками, продолжавшими поиски тела.
Днем Брендон повидал мисс Рид и ее родителей; брат ее, друг капитана Редмэйнеса, уехал несколько дней тому назад в Лондон. Все трое имели удрученный и озадаченный вид. Они решительно ничего не понимали. Мистер и миссис Рид были почтенными стариками, жившими с дохода от мануфактурного магазина в Лондоне. Дочь была высокого роста и широкого телосложения, неприятно манерничала и произвела на сыщика плохое впечатление. Впрочем, он тут же узнал, что Редмэйнеса она знала всего полгода и обручилась с ним месяц тому назад.
Мечтой девушки было попасть на столичную сцену; она уже выступала на подмостках в провинции, и первые успехи опьянили ее, однако она заявила Брендону, что обещала жениху отказаться от артистической карьеры, как только выйдет замуж.
— Капитан Редмэйнес ничего не говорил вам о своей племяннице и ее муже? — спросил Брендон, и Флора Рид ответила:
— Говорил; и всегда повторял, что Майкель трус и дезертир. Он уверял меня, что совершенно порвал всякие отношения с племянницей и никогда не простит ей несчастного замужества. Но это было до того, как Боб побывал в Пренстоуне. За последнюю неделю он совершенно переменил мнение. Он встретил их случайно, и нашел, что мистер Пендин никуда не дезертировал и даже получил награду за свою работу во время войны. После этого он вполне с ним помирился и даже приглашал их сюда, в Пентон, на гребные гонки.
— С тех пор вы ничего не слышали о капитане?
— Ничего. Его последнее письмо, которое я могу вам показать, пришло третьего дня. Он писал, что должен был вчера приехать и приглашал меня встретиться с ним на пляже. Я пошла купаться и ждала его, но он не пришел.
— Расскажите мне немного о нем, мисс Рид, — попросил Марк. — Я вам буду благодарен за всякую мелочь, которая поможет нам пролить свет на это дело. Обстоятельства настолько осложняются, что, боюсь, не ошибся ли я в моих первоначальных предположениях. Капитан Редмэйнес, насколько я слышал, был контужен в голову и отравлен газами. Вы не замечали в нем никаких странностей, которые могли бы быть отнесены к последствиям от контузии?
— О, да! Мы все замечали. Мама первая заметила, что Боб часто повторяется. Кроме того, он был очень добр, но на войне огрубел и во многих отношениях стал циником. Он был очень нетерпелив и быстро раздражался, когда не соглашались с его мнением; но потом очень быстро раскаивался и всегда просил извинить его.
— Он часто ссорился?
— Довольно часто, но, повторяю, был отходчив и никогда не таил злобы против кого-нибудь.
— Вы очень любили его? Простите за такой вопрос.
— Я восхищалась им и имела на него хорошее влияние. В глубине души он был хороший человек — мужественный и честный. Да, я любила его и гордилась им. Я надеялась, что со временем он успокоится, и характер его станет более уравновешенным. Доктор уверял меня, что это пройдет.
— Допускаете ли вы, что он мог ударить или убить человека?
Флора Рид нерешительно задумалась.
— Пожалуй, если его вывести из себя, он в припадке гнева мог ударить человека. Он слишком часто видел смерть и был совершенно равнодушен к опасности. Да, я допускаю, что он мог убить врага — страшного, заклятого врага… но я совершенно не могу допустить, чтобы у него поднялась рука на человека, о котором он в последнее время так хорошо отзывался… Если он действительно совершил это ужасное дело, — прибавила она, подумав, — я думаю, вы его никогда не найдете.
— Почему? Впрочем, наши мысли, по-видимому, совпали. Вы хотите сказать, что он, вероятно, покончил с собой?
— Когда Боб придет в себя и поймет, что он убил невинного человека, он может сделать только две вещи: или сейчас же явиться в полицию и рассказать, что случилось, или наложить на себя руки и собственной смертью искупить свое страшное преступление.
— Пожалуй, — согласился сыщик, — с ним несомненно произошел припадок ярости, и, возможно, окончательно потряс его умственные способности. Не понимаю только, каким образом такой смирный человек, как мистер Пендин, мог привести его в ярость? Инспектор Хафьярд хорошо знал мистера Пендина и свидетельствует, что это человек, который не обидит даже скотины.
Марк рассказал о своей собственной встрече с капитаном Редмэйнесом на берегу озера у каменоломен. Розыск взволновал Флору Рид, она разрыдалась, поднесла платок к глазам, вскочила и убежала.
Родители могли говорить свободнее в ее отсутствии.
Мистер Рид, молчавший до сих пор, как рыба, оживился и заговорил обильно и охотно.
— Я должен вам признаться, что ни я, ни жена никогда не одобряли этой помолвки. Редмэйнес полон благих намерений и имеет золотое сердце, согласен. Согласен также, что он искренно был влюблен в Флору, и что она разделяла его чувства. Но я никогда не мог представить его себе в роли женатого человека. Это настоящий бродяга, военная жизнь лишила его чувства ответственности и обязательности по отношению к другим людям. Он совершенно не знал счета деньгам и хоть получил в наследство от отца сорок тысяч фунтов, однако я уверен, не долго пользовался бы этими деньгами.
Брендон поблагодарил за сообщение и высказал уверенность, что капитан, судя по всему, покончил самоубийством.
— С каждым часом я все больше склоняюсь к этому убеждению. И, пожалуй, даже лучше, если действительно так случилось; иначе ему пришлось бы кончать свои дни в сумасшедшем доме для преступников, а это было бы ужасно для человека, сражавшегося за родину и награжденного за боевые подвиги.
Два дня сыщик оставался в Пентоне, прилагая всю свою энергию, изобретательность и опыт, чтобы отыскать пропавшего убийцу. Но ни убийцы, ни тела жертвы обнаружить не удалось. Фотографии Редмэйнеса были расклеены по всем местам, но ничего не дали кроме двух арестов по недоразумению. В Норе-Девоне арестовали бродягу с рыжими усами, а в Девонпорте задержали солдата, походившего лицом на фотографию капитана и явившегося в полк через сутки после исчезновения Редмэйнеса. Оба арестованные, впрочем, быстро доказали, что они в этом деле ни при чем.
Брендон решил вернуться в Пренстоун и написал о своем намерении миссис Пендин. Вышло, однако, так, что письмо это скрестилось в дороге с другим, из которого Марк узнал, что Дженни Пендин оставила Пренстоун и переехала жить к дяде Бендиго Редмэйнесу на берег моря в Кроу-Нест. Вдова писала:
«Дядя пригласил меня к себе, и я очень ему благодарна за это. Пишу вам для того, чтобы сказать, что вчера дядя получил письмо от своего брата Роберта. Я советовала ему сейчас же переслать это письмо вам, но он отказался. Насколько я вижу, дядя Бендиго на стороне капитана Редмэйнеса. Конечно, я уверена, он не намерен совершать ничего незаконного, но он убежден, что мы ничего не знаем о настоящих обстоятельствах этой ужасной драмы. Катер из Кроу-Нест будет ждать в Кинсвир-Ферри поезда, приходящего завтра в два часа, и я надеюсь, что увижу вас через несколько часов».
Письмо кончалось выражением благодарности и сожалениями, что отпуск Марка испорчен происшедшей трагедией.
Тотчас же мысли Марка направились к красивой вдове, и на время сыщик забыл важность полученного письма. Ожидание близкой встречи наполняло его сладким и необыкновенным волнением. Он немедленно отправил телеграмму с извещением, что приедет поездом в два часа. Только после этого мысль вернулась к письму Роберта Редмэйнеса. Брендон задумался.
— Брат всегда брат, — размышлял он, — и уединенный дом на морском берегу может служить очень хорошим убежищем для преступника.