Рыжик на обочине

5

Пятница встретила его заморозками — необычно для октября. По правде говоря, выйдя на крыльцо, Майка поначалу решил, что побелевшая трава — очередной обман зрения, утреннее помрачение, и несколько раз сморгнул, пока не осознал, что это реальность. Воздух был такой холодный, что изо рта вылетали клубы пара. Не помешало бы вернуться за курткой, но он решил, что согреется на пробежке.

В этот час улицы были пустынны. К тому времени, как он вернется домой, уже начнут гудеть машины, школьники заполонят тротуары, на автобусных остановках столпятся пассажиры в белых поварских куртках и в голубой и зеленой форме медиков. Но прямо сейчас Йорк-роуд была пуста, он мог бы пересечь ее, ни разу не глянув ни вправо, ни влево, и до самой Чарлз-стрит не встретил ни одной живой души.

А что, если бы ночью на город обрушилась катастрофа? Например, нейтронная бомба, о которой все толкуют, уничтожила человечество и уцелели бы только здания. Сколько времени ушло бы, прежде чем он понял это? Поначалу просто радовался бы, что не пришлось останавливаться на перекрестках, делать шаг в сторону, чтобы разминуться с толпой мам, кативших перед собой коляски. Он бы вернулся домой после пробежки, проверил телефон и с облегчением убедился, что новых сообщений нет, — значит, у него остается больше времени на то, чтобы принять душ, позавтракать, пропылесосить комнату, как полагается по пятницам. Но и после этого все еще никаких сообщений! И жильцы не стучат в дверь! Ну ладно. Он найдет себе занятие. Можно повозиться с дополнениями в новое издание учебника. К ланчу он сделает сэндвич, потом (поскольку телефон все еще загадочно молчит) решит приготовить на ужин что-то посложнее, что будет тушиться несколько часов. Потом снова будет возиться с дополнениями, но вскоре ему станет скучно. Может поваляться немного на диване с телефоном, разложить пасьянс-паук. Даже несколько пасьянсов — занявшись ими, он вроде как подсаживался. Невелика беда — похоже, свободного времени у него более чем достаточно.

Потом начнет темнеть, он поднимется с дивана и выглянет в окно, но азалии загораживают весь вид, и Майка выйдет на парадное крыльцо, посмотрит на улицу. Ни одной машины. Окна в домах напротив не освещены. Нет толпы у форельного пруда, нет старушек, волочащих за собой тележки с покупками, не борются парнишки в худи, норовя столкнуть друг друга с тротуара.

— Эй, есть кто-нибудь? — спросит он в пустоту.

Нет ответа.

Перед Роланд-авеню он замедлил шаг и вытер лицо рукавом, а когда поднял голову, увидел двух женщин в тренировочных костюмах, они шли бок о бок перед ним.

— Крис Дженнингс, вот кто мне это сказал, — произнесла одна в тот момент, когда Майка их нагнал. — Я спросила: «Крис, бога ради, как ты это вычислил?» А Крис сказал: «О, в конце концов, я уже двадцать лет как женат, сама понимаешь».

— Это так интересно, — подхватила вторая женщина. — Люди бывают такими… непредсказуемыми, правда?

Майка пробежал мимо этих женщин, украдкой бросив взгляд на них. Чувствовал он себя словно голодный, который с тоской косится на чужое пиршество.

И тут внезапно появилось множество людей. Мужчины с «дипломатами», дети с огромными рюкзаками, картонными поделками, свернутыми в трубку постерами. Машины, школьные и рейсовые автобусы, мусорный грузовик, на запятках которого стояли два мусорщика. Напротив начальной школы регулировщик ступил на мостовую, собираясь перевести через дорогу малыша, но из остановившегося чуть дальше автомобиля вышла женщина и окликнула мальчика:

— Куртка!

Мальчик обернулся:

— А?

— Ты забыл куртку! — прокричала женщина.

— А?

— Куртку! — повторила проходившая мимо другая женщина, и тогда мальчик сказал: «А!» — и рысцой побежал обратно к машине.

Майка перешел дорогу следом за регулировщиком и свернул направо, к дому.

Женщины заправляют миром, это уж точно («заправлять миром» и «управлять миром» не одно и то же) Майка уклонился от столкновения с двумя подростками, уткнувшимися в смартфон в руках одного из них. Женщинам ведомы все неписаные правила: не обращая внимания на накрахмаленные и наглаженные полотенца в гостевом туалете, они вытрут руки о подол или об изношенную махровую тряпку, предназначенную исключительно для членов семьи; когда перед ними ставят вазу с фруктами, уложенными в идеальную пирамиду, они восхищаются изяществом угощения и отказываются разрушать такую красоту. Нет, правда, в детстве Майка удивлялся, почему бы маме не предлагать подругам вазу с муляжами, все равно они не заметят разницу. И где его сестры — его беззаботные, прекрасно себя чувствующие среди домашнего разгрома сестры — научились этому движению — украдкой проводить пальцем по краю бокала, стирая след от помады? Где научились девчонки из его шестого класса подхватывать волосы обеими руками и связывать в небрежный узел, который без единой заколки держался у них на голове, лишь несколько соблазнительных прядок выбивались и спускались на шею с затылка? Глядя на этих девочек, он говорил себе: «Хочу такую». Еще не подросток, еще не понимающий толком про секс, он уже мечтал о своей собственной девочке.

И вот пожалуйста. Нет у него никого.

На последнем отрезке маршрута, приближаясь к Йорк-роуд, он перешел на шаг. На миг принял гидрант за рыжика и привычно пожал плечами — до чего же однообразна эта иллюзия, до чего однообразны все его мысли, они застряли в глубокой колее, его мысли, да и его жизнь, честно говоря, тоже.

Он миновал рыбозавод. В одном окне виднелось написанное от руки объявление «ПЯТНИЧНАЯ РАСПРОДАЖА», они выставляли его каждое утро, и со временем бумага обтрепалась так, что края завернулись в трубочку. Майка добежал до дорожки к своему дому и заметил на крыльце женщину — она сидела на качелях, которыми никто никогда не пользовался.

Сначала он подумал, это Кэсс. Женщина ничуть не была похожа на Кэсс, намного субтильнее, темноволосая, короткая стрижка, обрамляющая лицо. Ноги ее, целомудренно сдвинутые, упирались в пол — Кэсс наверняка бы слегка раскачивалась взад-вперед. Вот как бывает, когда постоянно о ком-то думаешь, — любой человек с первого взгляда кажется тем, о ком думаешь.

— Добрутро, — пробормотал он, поднимаясь по ступенькам.

— Мика?

Теперь он узнал ее — по ее сдержанности. Не по голосу, чуть хрипловатому — его он забыл, — не по манере ее горного штата произносить в первом слоге его имени «и» вместо «ай», а по этому идеальному спокойствию — даже в тот миг, когда она подняла на него глаза. Она просто невероятно умела сдерживать себя.

— Лорна, — сказал он и опустил упиравшиеся в бока руки.

Она встала.

— Я приехала из-за Бринка, — сказала она.

— Ясно.

— Где ты его видел?

Тон ее был настойчив, а еще настойчивее — жест: она стиснула руки перед собой.

— Вообще-то прямо здесь, — сказал он.

— Здесь? — Она огляделась по сторонам. — Что ему понадобилось здесь?

Вместо ответа он предложил:

— Может, зайдешь?

Она тут же повернулась, взяла с качелей сумочку. Он отпер парадную дверь — нет смысла вести гостью в обход прачечной, дело, видимо срочное — и отступил, пропуская Лорну вперед. На ней был брючный костюм — голубой, очень стильный, но пиджак как-то легкомысленно развевался ниже талии. Майке это показалось неудачным. И короткая стрижка тоже придавала ей вид… несолидный. А лицо все такое же бледное и сосредоточенное, в этом он убедился, когда обошел Лорну, чтобы идти впереди нее, указывая путь вниз по лестнице. И все те же оленьи глаза. Очков в роговой оправе — тех, что на фотографии, — на ней не было.

Он провел ее по цокольному этажу, отпер входную дверь и впустил Лорну внутрь.

— Извини, я еще не…

«Еще не успел прибраться», хотел он сказать (на журнальном столике осталось несколько пустых банок из-под пива, стопка ненужной почты и его мобильник). Но какое Лорне дело до того, как он живет? Она все смотрела ему прямо в лицо. На лбу у нее прорезались две тонкие морщины, он с огорчением заметил это.

— Так зачем он приходил сюда? — спросила она.

— Ну, понимаешь…

Да уж, нелегко будет объясняться.

— Я так понял, он наткнулся на нашу с тобой фотографию — с тех времен, — начал Майка.

Лорна выглядела озадаченной.

— Он хотел разобраться, кто его отец, и вот он…

Она не отводила взгляда от его лица.

— Видимо, он подумал, что я и есть его отец.

— Что?

— Ну, он просто проверяет разные варианты, должно быть.

Она протянула руку назад, нащупывая край шезлонга, рухнула в него.

— Само собой, я ему мозги вправил, — подбодрил ее Майка.

— Тут даже… числа не сходятся! — сказала она.

— Еще бы. Я ему так и сказал.

— Как он мог вбить себе в голову такую мысль?

— Что ж, может, если бы ты рассказала ему, кто его настоящий отец…

— Про университет он что-нибудь говорил?

— Про универ? Нет. Только что учится в колледже Монтагю.

— Монтроз, — поправила Лорна.

Майка присел на диван, отодвинув смятый плед.

— Как ты меня нашла? — спросил он.

— Я же получила твое электронное письмо. Я всегда проверяю рабочую почту, как только встаю. И я знала, что ты занимаешься компьютерами. Мне рассказывала Марисса Бэйрд. Она бывает на всех встречах выпускников и собирает сведения обо всех.

— В ее духе, — сухо заметил он.

Лорна глянула на него с упреком. Совсем как в старые времена.

— Я погуглила ремонт компьютеров в Балтиморе и обнаружила «Технаря-отшельника», — продолжала она. Технарь-отшельник — так звали тебя мои соседки по общежитию.

— А, да, — сказал он.

— В мире не так уж много Технарей-отшельников, — сказала она.

— Наверное, я довольно предсказуем.

С этим она спорить не стала.

— Сначала я хотела тебе позвонить, — сказала она. — Даже наполовину набрала твой номер. Но потом сообразила, что еще слишком рано, и решила подождать, а потом подумала, если уж все равно приходится ждать, почему бы не приехать самой?

— Могла и позвонить, — сказал он, — я обычно встаю с рассветом.

— Тогда было еще темно, — уточнила она. — В последнее время я мало сплю. — Она чуть помедлила. — К тому же… Ну, я всегда убеждалась, что лицом к лицу получаешь более искренний ответ.

— Ты думала, по телефону я отвечу неискренне?

Она пожала плечами.

— Значит, он тебя разыскал, — сказала она. — Пришел сюда и спросил, не ты ли его отец…

— Я ответил «нет», разумеется.

— И тогда он ушел.

— Да. Но потом вернулся. Я так понял, ему толком некуда было деваться. В итоге он поужинал тут. Переночевал у меня в гостевой комнате, наутро позавтракал… С виду, его ничего особо не беспокоило.

— Он говорил, что родные понятия не имеют, где он?

— Нет, на самом деле нет. Но потом я это вычислил, когда обратил внимание на эсэмэски. И сказал ему, что он должен связаться с тобой. Честно. Вообще-то из-за этого он и ушел, ну, когда ушел окончательно. Я сказал, что он должен сообщить тебе, где он, если хочет тут остаться.

Он думал, за это его можно бы и поблагодарить, но она сказала:

— И он даже не намекнул, хоть как-то, куда собрался идти?

Упорная женщина. Так и роет землю носом, так и буравит Майку взглядом.

— Ни словом, — сказал он.

— Мы пока не обращались в полицию. Я даже не уверена, что они согласятся его искать.

— Нет. Господи, нет, — сказал Майка. — Ему ведь уже восемнадцать.

— Да, но…

— И насколько я понимаю, его не уволокли вопящего и сопротивляющегося.

— Нет, но…

— А как это было — как он ушел? — спросил Майка.

— Ну, сначала он уехал из университета и явился домой, и это была первая загадка. Осенний семестр! Он только начал учиться в сентябре! Нам он говорил, что у него все хорошо. Не то чтобы мы много общались — так, эсэмэски время от времени. «Сколько капсул класть в стиральную машину?» и «Ты положила мне спрей для носа?» — в таком духе. Но это же мальчик, юноша. Я особо и не рассчитывала на задушевные разговоры.

— Ну да, — кивнул Майка.

— А потом — на прошлой неделе — я вернулась с работы домой и услышала, что в его комнате играет музыка. Поднялась на второй этаж, постучала в дверь, приоткрыла — и вот он, лежит на кровати и смотрит в потолок. Я сказала: «Бринк! Дорогой, что ты здесь делаешь?» Он сказал: «Нужны объяснения, почему я нахожусь в своей комнате?» Я спросила: «Но как ты здесь оказался? И что с Монтрозом? Что с твоими занятиями?» Он ответил: «Меня подвез парень из общежития. Я решил отдохнуть от занятий». И повернулся на бок, лицом к стене.

Майка сочувственно цокнул языком.

— Я решила, надо дать ему время, — продолжала она. — Думала, может быть, он собирается с духом, чтобы в чем-то мне признаться. Что он вылетел из университета или еще что. Но ведь сейчас только октябрь! Когда он успел вылететь? И я спустилась вниз, а когда домой вернулся Роджер, послала наверх его. У Бринка и Роджера отношения… несколько натянутые. Как у многих отцов с подросшими сыновьями, но я подумала, может, Бринку нужно поговорить с мужчиной, может, его беспокоит что-то — ну, по мужской части. Но Роджер добился от него не больше, чем я. Мы были в полной растерянности. Это все случилось в прошлый четверг, и в пятницу, субботу, воскресенье Бринк оставался дома. Он спускался в столовую поесть, но ни с кем не разговаривал, даже с братом и сестрой. Сначала они были рады его видеть, но он даже не глядел в их сторону.

— Может, какой-то удар по самолюбию, — предположил Майка. — Типа, в школе он считал себя таким особенным, а теперь попал в университет, а там все особенные.

— Да, я думала об этом, — сказала Лорна. — Я надеялась, что в этом все дело. В понедельник я ушла с работы пораньше и попросила его съездить со мной за продуктами. Я рассчитывала на «эффект автомобиля». Знаешь, как ребята, которые не желают разговаривать с родителями, вдруг принимаются изливать душу, стоит двинуться в путь. Словно все, что сказано в машине, не идет в счет. К тому же я думала, он одуревает без движения, сидя в четырех стенах, и будет рад выйти из дома. И еще у них с Роджером вышло небольшое… небольшое разногласие, так что на помощь мужа мне рассчитывать не приходилось. Роджер иногда слишком давит. Никак не может понять, что некоторым детям нужно… Что не все дети способны сразу добиться успеха. Так или иначе, Бринк, видимо, решил, что можно и поехать со мной, что от этого он ничего не теряет. И как только мы выехали, я заговорила о своем первом семестре. Сказала, что чувствовала себя деревенщиной. «Но у тебя-то, — сказала я ему, — у тебя столько преимуществ. Очень скоро все это поймут. У тебя все здорово получается в спорте, и ты талантливый музыкант!» Он говорил тебе, что играет на гитаре? У него идеальный слух. Не знаю, от кого он это унаследовал. Точно не от меня. Он может воспроизвести номер, просто запомнив, какие ноты прозвучали при наборе.

— Неужели? — заинтересовался Майка. — Погоди, а что, телефонный номер звучит при наборе одинаково на всех телефонах?

Лорна сурово глянула на него.

— Извини, — сказал он. — Так что ты говорила?

— Мы остановились на светофоре, — продолжала она. — И я сказала: «Я уверена, Бринк, с какими бы проблемами ты ни столкнулся в Монтрозе, ты с этим справишься, снова запрыгнешь в седло. Ведь ты прирожденный победитель, говорю тебе!» И что он сделал? Не произнес ни слова. Просто открыл дверь, вышел из машины, закрыл за собой дверь и пошел прочь.

— Хм, — отозвался Майка.

— Я была удивлена — пожалуй, что и обижена, — но особо не испугалась. Мы ехали через пригород, средь бела дня — он прекрасно мог добраться домой самостоятельно, немного поостыв. Так что я купила продукты, поехала обратно домой, разложила по местам покупки… И все это время ждала, что с минуты на минуту, вот сейчас он войдет. Но он не вернулся. И больше я его не видела.

— Боже, — пробормотал Майка. Он старался выразить сочувствие, хотя, по правде говоря, звучало все это не так уж страшно. — Послушай, — сказал он, — хочешь кофе? Я еще не завтракал.

— Ох, извини, — сказала Лорна. — Да, кофе был бы очень кстати. И завтрак себе приготовь, не обращай на меня внимания.

— Ты уже позавтракала?

— Нет, но есть не хочется.

— Что-то нужно в себя впихнуть. Идем на кухню.

Он поднялся, она следом. Она сказала:

— Знаешь, как бывает, когда на сердце тяжесть лежит. Как будто ком в горле и даже думать не хочется о еде.

— Да, — сказал он. — Знаю.

Он взял перколятор и пошел к раковине, чтобы налить воды. Лорна присела на стул.

— Значит, об этом он ничего не говорил? — спросила она. — Что ушел из университета, ушел из дома?

— Не-а. Я только увидел, что ты все время пишешь. Спрашиваешь, где он.

— Роджер утверждает, что я должна оставить его в покое, — сказала она. — Утверждает, что у Бринка скоро кончатся деньги и он вернется домой.

— Много у него денег?

— У него дебетовая карточка, которую мы сделали для него к университету, — сказала она. — В тот день, когда он ушел, я проверила его счет: он снял триста долларов, максимальную сумму, какую можно снять за один раз. Но он снял деньги в банкомате поблизости от того места, где вышел из машины, это ничего мне не подсказало насчет его планов.

— Ну, трехсот долларов ему надолго не хватит, — сказал Майка.

— Роджер говорит то же самое. Но Роджер не переживает так, как я. Нет, он любит Бринка. Но он же мужчина, понимаешь?

Майка разбивал яйца над миской. Стоя спиной к Лорне, он спросил:

— Ты никогда не думала рассказать Бринку, кто его настоящий отец? В смысле, биологический.

Сначала ему показалось, что Лорна не ответит. Слишком затянулась пауза. Потом она сказала:

— Я не знаю, кто его настоящий отец.

Майка взбил яйца вилкой.

— После того как мы с тобой расстались, — сказала она, — я… была довольно активна. Пожалуй, даже несколько переусердствовала.

Наверное, он что-то не так понял, подумал Майка. Не может быть, чтобы она сказала то, что ему послышалось. Ведь так? Он достал сковородку и поставил ее на плиту, давая Лорне время что-то добавить или уточнить, но когда она снова заговорила, то спросила:

— Как ты думаешь, он ответит, если позвонишь ты?

— Я?

— Вроде бы вы с ним поладили? Судя по твоему рассказу, ты ему понравился.

— Верно, мы с ним нормально общались, — подтвердил Майка.

— Так попробуй ему позвонить — может быть, он ответит?

Майка подошел к журнальному столику, где лежал телефон.

— Какой номер? — спросил он.

Вместо ответа она протянула ему собственный телефон, и Майка сощурился, читая цифры с экрана. Набрал номер и поднес трубку к уху.

Два гудка. Потом Бринк сказал:

— Алло?

Его голос прозвучал так отчетливо, что Лорна резко вскинула голову.

— Это Майка, — сказал Майка.

— О, привет.

— Так вот, у меня тут твоя мама… — сказал Майка.

Щелчок — и наступила тишина.

Лорна выглядела потрясенной.

— Он повесил трубку? — спросила она.

— Похоже на то, — сказал Майка. Он с минуту смотрел на телефон, потом положил его на кухонный шкафчик.

— Зачем ты ему сразу сказал? — упрекнула она.

— Что?

— Зачем ты сказал, что я тут?

— А что я должен был сказать?

— Ну просто… мог бы подойти к этому постепенно. Мог бы сначала спросить, где он и как у него дела.

— Ну извини, — сказал Майка. — Я не знал, что должен говорить по сценарию.

— Ох, Майка, прости! Я очень виновата! — сказала она. (Не было ли у них похожего разговора когда-то в прошлом? Почему-то слова казались такими знакомыми.) Глаза Лорны, заметил Майка, блестели от слез. Она сказала: — Просто я только обнадежилась, и опять… за что, за что он так на меня злится?

Майка вернулся к плите. Он включил конфорку и положил кусок масла на сковородку.

— Может, он еще перезвонит, — сказал он.

— Думаешь?

— Может, это у него автоматическая реакция такая — отключаться, а вскоре он спохватится.

— Я все перебираю причины, из-за чего он мог бросить университет, — сказала Лорна. — Например, я знаю, он очень хотел присоединиться к одному братству. И если выяснилось, что он не пришелся им по душе… Но как это могло случиться в самом начале учебного года? И все же. Или если он участвовал в издевательствах над новичками, его могли на время отстранить от занятий. В газетах все время пишут о том, как жестоко проходят инициации.

— Разве издеваются во время инициации не те ребята, которые уже в братстве? — уточнил Майка.

— Ох, наверное, ты прав. Ну тогда выпивка. Не стоит себя обманывать насчет выпивки у нынешней молодежи. Или даже наркотики. В Монтрозе за наркотики сразу же исключают.

— Возможно, — согласился Майка. — Это бы объяснило, почему он не хотел говорить, из-за чего уехал.

Он вылил яйца на сковородку и перемешал их вилкой.

— Или изнасилование на свидании! Об этом тоже все время пишут в газетах.

Майка обернулся и уставился на нее.

— Да господи боже! — сказал он.

— Что? — спросила она. — Думаешь, я не знаю, какие ошибки порой совершают юнцы?

— Так-то оно так, но ошибки тоже бывают разные, — напомнил он.

Она пожала плечами:

— Уж поверь, я чего только не видела.

— А ты сильно изменилась с тех пор, как мы были знакомы, — сказал он.

— Да, — сказала она. — И я над этим поработала. Я была тогда очень узколобой, знаю. Я видела, что и тебе это действовало на нервы.

— Ты видела, — повторил Майка. Не думал он, что его раздражение было так очевидно.

— Только представь, насколько по-другому все могло бы у нас сложиться, если бы я просто взяла и переспала с тобой. Может, именно поэтому у нас ничего не вышло.

— Это даже оскорбительно, — сказал он. — Ты правда считаешь, что мне только этого и требовалось? — И добавил: — Так ты поэтому стала… э-э… активной после нашего разрыва?

— Думаю, да, — не вникая, ответила она. — Но в любом случае про Бринка я думала вот что: вдруг он попал в ситуацию, когда его обвинили в изнасиловании на свидании, — без повода, понимаешь?

Майка достал из шкафчика две тарелки и поставил их на стол.

— Мне ничего не клади, — сказала она.

— Не захочешь — не съешь, — ответил он.

Он вилкой разделил омлет и положил половину ей, половину себе. Наполнил две кружки кофе и тоже поставил на стол.

— Иногда мне кажется — может, детей нам подбирают как-то специально, — задумчиво произнесла Лорна. — Кажется, что Господь соединяет нас и их, чтобы мы могли чему-то научиться.

— Чему же научил тебя Бринк? — спросил Майка.

— Понимаешь, он настолько отличается от меня, ну совершенно другой человек — у нас с ним как будто и нет ничего общего.

— Это уж точно.

Она глянула на него подозрительно, но Майка был занят: доставал приборы, клал на стол салфетки. Выставил сливки и сахар.

— Значит, веру ты сохранила, — сказал он, усаживаясь за стол напротив Лорны.

— Да, конечно, — сказала она. Помедлила и уточнила: — То есть сначала я отошла от веры, а потом, после рождения Бринка, вернулась.

— А твой муж?

— Что мой муж?

— Он религиозен?

— Не особенно.

— А Бринк?

— О, Бринк вовсе неверующий. Но это пока. Я точно знаю, со временем он обратится.

— Может быть, как раз это маленькое приключение поспособствует! — с энтузиазмом подхватил Майка. Ему хотелось таким образом представить исчезновение Бринка в более обнадеживающем свете, но Лорна лишь рассеянно глянула на него. — А откуда это имя — Бринк? — сменил Майка тему.

— Я назвала его в честь консультанта в той церкви, которую я посещала в университете, — сказала Лорна. — Мэрибет Бринк. Ты был знаком с Мэрибет?

— Не припоминаю.

— Она очень помогла мне, когда я обнаружила, что беременна. Если бы не она, не знаю, что бы я сделала. Мэрибет обо всем позаботилась, нашла мне жилье, договорилась насчет занятий. Только благодаря ей я сумела получить диплом. Я собиралась назвать ребенка Мэрибет, если бы родилась девочка, но родился мальчик, и я назвала его Бринк. Больше у меня близких людей в ту пору не было, я была одна-одинехонька.

Майку словно что-то укололо в сердце. Это «одинехонька» — предательский след провинциального происхождения, торчавший в ее гладкой речи, словно шип. Он глянул через стол на столичного адвоката в изящном брючном костюме и чуть было не спросил: «Лорна? Это ты там, внутри?» И он совсем не был готов к той печали, которая охватила его. Майку вовсе не тянуло к этой женщине, он даже удивлялся, что когда-то часами томился похотью, думая о ней. Его огорчила какая-то перемена в себе самом: он утратил способность видеть в ней ее привлекательность, ее особый блеск, так сказать.

Она отпила глоток кофе.

— А ты, — сказала она, отставив кружку. — Я знаю, что ты поссорился с Дьюсом и ушел из компании.

— Да, компания оказалась неудачной затеей, — подтвердил он.

— И тогда ты стал «Технарем-отшельником»?

— Спустя какое-то время, — сказал он.

Она ждала, что он еще скажет, но он ничего не говорил. Добросовестно ел омлет, пока она пила кофе и присматривалась к нему. Наконец он почти вынужденно добавил:

— Сначала я поработал там-сям в айтишных компаниях, но все эти ребята такие тупые. А потом один из клиентов, мистер Джерард, привык ко мне, стал доверять, и когда надумал переехать во Флориду, предложил мне работу — присматривать за этим домом. Да, приходится работать руками, и зарплата один смех, зато бесплатная квартира и никто мной не помыкает. Потом кое-кто из старых клиентов разыскал меня — и так я стал «Технарем-отшельником».

— Ясно, — сказала Лорна.

— Наверное, ты скажешь, что я плыву по течению.

— Нет-нет, — сказала она. — Не то чтобы по течению. Просто… Ты, похоже, все тот же.

— Тот же — это какой? — уточнил он.

— Сам знаешь. Никому и ничему не даешь второго шанса.

— То есть как? — спросил он. — Я только что рассказал тебе о том, как я только и делал, что давал второй шанс. Ошибался, двигался дальше, начинал все сначала.

— Верно, — сказала Лорна. — И ты никогда не был женат?

— Не-а.

— Почему?

Возможно, она воображала, что это имело какое-то отношение к ней — что ее измена оставила шрамы на всю жизнь или что-то в этом роде. Самонадеянное заблуждение, подумал он и сказал:

— Несколько раз я был близок к этому. Но, видимо, я не из тех, кто женится.

— А сейчас у тебя кто-нибудь есть?

— Не-а.

Он встретил ее взгляд, не отводя глаза: стыдиться ему нечего. В итоге первой опустила глаза она и (отметил Майка с удовольствием) взяла вилку и воткнула ее в омлет.

— А твои родные? — спросила она. — Как они? Ада? Сьюз? Близняшки? Родители живы?

— Нет, папа умер в тот год, когда я закончил колледж, а пару лет спустя и мама. Девочки в порядке. У Ады и Нормы уже внуки.

— С ними всеми было так весело, — сказала Лорна и снова ткнула вилкой в омлет. — Этот дом был похож на… на цирк. Когда все собрались у родителей в тот раз, на День труда. Норма училась шить, и ее малышки ходили в платьях, которые она пошила сама, помнишь? Из коричневого хлопка с изображением шпателей: она пустила на платья ткань, оставшуюся от кухонных занавесок. А Сьюз была на девятом месяце беременности, бегала писать по десять раз в час и каждый раз, когда выходила из комнаты, объявляла: «Природа зовет», и, клянусь, это смешило ее саму, и все принимались хохотать — главным образом потому, что она смеялась, а не ее словам.

— Потрясающе, — сказал Майка. Его сестры так действовали на людей, что правда, то правда.

— А твои родители только что впервые купили беспроводной телефон, и каждый раз, когда он звонил, все, сбиваясь с ног, бросались на поиски.

— Точно. Какой-то раз он оказался в ящике для белья. Мы так и не вычислили, как это получилось.

— А твой отец куда-то девал свой слуховой аппарат…

— Да, моя семейка вечно все теряла, они такие.

— И когда муж Нормы — Грегори? Гэри?

— Грант, — сказал Майка.

— Грант заговорил о том, что у него к кому-то «сильные претензии», а твой отец возмутился: «Синие гортензии? Где такие водятся, на хрен?»

Поток случайных воспоминаний — словно вся семья собралась в этой комнате, шумная, суетливая. Майка невольно улыбнулся (улыбаться легче, когда думаешь о них как бы на небольшом расстоянии). Он сказал:

— А может, папа только притворялся, будто не может найти слуховой аппарат. Он его терпеть не мог. Говорил, ничего с ним не слышит, только хруст челюстей, когда жует.

Его мобильный зазвонил.

Лорна замерла и уставилась на него.

— Извини, — сказал он, встал и подошел к шкафчику. Номер показался ему незнакомым. На всякий случай — вдруг это Бринк — он ответил:

— Алло?

Мужской голос:

— Это «Технарь-отшельник»?

— Да.

— Меня зовут Би Эр Монро, и у меня что-то очень странное творится с принтером.

— Я вам перезвоню, — сказал Майка. Он отключился и положил телефон на место. Лорна все так же смотрела на него.

— Он не перезвонит, ведь нет? — сказала она.

— Наверняка мы этого знать не можем.

— Не перезвонит, — повторила она.

Она поднялась и потянулась за сумочкой.

— Я оставлю тебе карточку, — сказала она.

— Уходишь?

— Мне пора на работу. По крайней мере, теперь я знаю, что он жив и ему ничего не грозит. Ты же сообщишь мне, если он появится, правда?

— Само собой, — сказал Майка и положил ее карточку возле телефона.

— И на этот раз попробуешь его как-то удержать? Просто свяжись со мной потихоньку, чтобы он этого не знал, хорошо? Я могу сразу же сюда примчаться, какой-нибудь час — и я уже тут.

— Так можно и в морг угодить, — заметил Майка. — Давай условимся: ты потратишь на дорогу полтора часа, а я придержу его, пока ты не доедешь.

— Спасибо тебе, Майка, — сказала Лорна.

Она прошла через гостиную, Майка открыл дверь и проводил Лорну по цокольному этажу к выходу.

— Где твоя машина? — спросил он, когда они ступили на парадное крыльцо.

— Вон там, — сказала она, махнув в сторону магазина секонд-хенд. Коснулась рукой его руки и привстала на цыпочки, чтобы поцеловать в щеку. Так близко, что он учуял лимонный аромат ее шампуня — а может быть, мыла или еще чего-то. — Рада была повидаться, — сказала она. — Даже в таких обстоятельствах. Я ценю все, что ты для нас сделал.

— Ой, да ладно, — сказал он.

Он постоял, засунув руки в задние карманы, глядя, как она шагает в сторону улицы. Сзади она выглядела, как выглядит всякая сделавшая успешную карьеру женщина, и все же ее походке немного недоставало упругости, решительности. Как будто она была не вполне уверена, куда ей идти. Вскоре она свернула направо и исчезла из виду.

Принтер мистера Би Эр Монро, как обнаружил Майка, восстановлению не подлежал. На команду «печать» он реагировал, но выплевывал белые страницы.

— Теперь я вспоминаю, — сказал мистер Монро, — в последние несколько недель он подавал предупреждающие сигналы. Распечатки становились все бледнее. Я сменил картриджи, но ничего не изменилось.

Это был мужчина средних лет, в тренировочном костюме, тощая седая косичка спускалась ему на спину, небритая третий день щетина — типичный фрилансер, надомник. Кабинет — просто катастрофа, повсюду пустые кофейные чашки, накренившиеся стопки брошюр. Обертки от новых картриджей валялись на столе.

— Давно он у вас? — спросил Майка.

— Дочка еще жила дома, когда я его купил. Это я помню, потому что старый принтер я отдал ей. А теперь она уже окончила университет и работает в Нью-Йорке.

Майка сказал:

— Гарантия давно истекла. И я сразу могу сказать: у меня нет оборудования для такого ремонта, это под силу только производителю. Но даже доставка туда и обратно обойдется вам дороже, чем оно того стоит. Выгоднее купить новый.

— Черт, — сказал мистер Монро.

— Принтеры нынче дешевы. Будете приятно удивлены.

— И я все-таки должен заплатить вам за вызов? — спросил мистер Монро.

— Да, конечно.

— Но вы же ничего не сделали.

— Минимальную оплату мне следует с вас получить. Я и по телефону предупреждал.

Мистер Монро вздохнул и побрел за чековой книжкой, хлопая подошвами резиновых тапочек по босым пяткам.

По дороге домой Майка заехал в банк с чеком мистера Монро. Потом купил кое-какие продукты в супермаркете — арахисовое масло, говяжий фарш и все, что требуется для салата, — и поехал дальше по Йорк-роуд. Оказавшись на своей улице, он сразу же пригляделся, не сидит ли кто на парадном крыльце дома. Но там, разумеется, никого не было.

Майка свернул направо, в проулок, припарковался, забрал из багажника покупки и спустился по лестнице к черному входу в свою квартиру.

Он прибрал в кухне после завтрака перед уходом по вызову, но там все еще пахло омлетом и кофе. Стул Лорны был аккуратно поставлен напротив его стула, пустой стол сиял чистотой. Звук здесь отдается, словно в пещере, показалось ему вдруг. Никто не скажет: «О, ты дома» или «С возвращением».

Он распаковал продукты, положил арахисовое масло в шкафчик, фарш — в холодильник. Ингредиенты салата оставил на разделочном столике, поскольку пора было готовить ланч. Но вместо того, чтобы приняться за дело, перешел в гостиную зону. Здесь он еще не наводил порядок. Он растерянно уставился на смятый плед и нагромождение всякого на журнальном столике — пивные банки, ненужная почта. Может быть, подумал он, в глубине души он больше похож на своих родных, чем хотел бы признать. Может, стоит ему всего один раз пропустить день, предназначенный для уборки пылесосом, и хаос поглотит его.

Майка внезапно увидел себя самого накануне вечером — сгорбившегося на диване, пьющего слишком много пива и бесконечно раскладывающего пасьянс-паук.

Он вышел из гостиной, побрел в спальню. Кровать была аккуратно застелена, он всегда ее застилал, как только надевал костюм для бега. Но сам костюм для бега был свален на стул, левый ящик комода полуоткрыт, кеды валялись на ковре. Он подошел к комоду и закрыл ящик. Потом открыл соседний ящик и изучил его содержимое: сложенную белую ночную рубашку, щетку-расческу, две пары хлопчатобумажных трусов и свитер цвета зеленых оливок. Снаряжение Кэсс на те ночи, когда она оставалась здесь.

Свитер идеально подходил к ее глазам, но когда Майка однажды сказал ей об этом, Кэсс ответила: наоборот, это глаза у нее под цвет свитера. «Какой цвет я надеваю, такого оттенка становятся мои глаза, — сообщила она и, шутливо ткнув его локтем под ребро, добавила: — Посмотрел бы ты на меня, когда я надеваю красное». Вспомнив это, Майка улыбнулся. Ему нравилось, что она не воспринимала свою красоту слишком всерьез.

Он и правда несколько раз подумывал о женитьбе. Он не всегда считал брак чересчур запутанным и хлопотным делом. Но каждая подруга оставляла ему что-то вроде негативного опыта.

Зара, к примеру: только оглядываясь назад, он понимал, насколько она была неподходящей. Вся из острых углов, в буквальном и в переносном смысле, — жизнерадостный и пронзительный комарик, локти торчат во все стороны, движения порывистые. Даже удивительно, что она заинтересовалась таким тяжелым на подъем человеком, как Майка. Они продержались вместе почти два года, жили в трущобной квартире неподалеку от его прежнего кампуса. А потом однажды он взял трубку стационарного телефона и нажал кнопку повтора, чтобы позвонить Дьюсу и продолжить начатый накануне спор. Но ответил ему не Дьюс, а Чарли Атуик, партнер Зары по танцам, Майка сразу узнал его рокочущий бас. «Он отбыл? — спросил Чарли. — Можно мне приехать? У меня уже стояк».

Майка повесил трубку и уставился на свое ошеломленное лицо в зеркале.

Его самого удивило, что это открытие так больно его ударило, ведь он некоторое время уже подмечал в себе раздражительность в присутствии Зары. По правде говоря, утомительная была женщина. Ему бы поблагодарить Чарли Атуика за готовый предлог для разрыва. Но чтобы тебя бросили так внезапно, так подло две женщины подряд! Этого он никак не мог себе объяснить. Много месяцев потом он хмурился, грустил и отказывался от предложений друзей познакомить его с кем-нибудь. У него, отвечал он, терпения не хватает на все эти встречи-знакомства. Энергии не хватает. Даже когда он познакомился наконец с Адель, какая-то часть его держалась настороже. Какая-то часть его задавала вопрос: «А действительно ли я готов к… Ну, к таким хлопотам?» Так что когда в итоге Адель попросила его сесть, села рядом сама и скорбным тоном сообщила, что она расстается с ним, уезжает и посвятит всю оставшуюся жизнь спасению волков, он почувствовал что-то похожее на облегчение. Снова свободен! Свободен от всей этой суеты и тревог.

А Кэсс? Ну, к тому времени, как он встретил Кэсс, ему исполнилось сорок, да и она была не намного моложе. Он считал, что им уже ничего не нужно доказывать, двое взрослых, вполне сформировавшихся людей, удобно обустроивших свои жизни — каждый по отдельности. Когда он думал о них двоих вместе, ему всегда представлялось, как они едут куда-то — он за рулем «киа», сосредоточен на дорожном движении, а она выглядывает в боковое окно и негромко мурлычет какую-то песенку.

Что, если бы он ей сказал: «Пожалуйста, не бросай меня вот так сразу. Пожалуйста, подумай еще»?

Ну уж нет.

Наверное, теперь она навсегда исчезнет из его мира. С глаз долой — из сердца вон, и никогда они больше не увидятся, как это было с Лорной и с остальными.

Хотя Лорну-то ему однажды увидеть довелось, припомнил он, вскоре после разрыва. Он заметил ее издали, она висела на руке у какого-то парня и смеялась — преувеличенно громко. Позже приятель Дьюса сказал ему, что она, похоже, «в последнее время разгулялась» — так он выразился, и Майка переспросил озадаченно: «Разгулялась?»

— Типа, я вижу ее то с одним парнем, то с другим, понимаешь? И могу показать под присягой: как-то раз она была пьяна.

— Лорна не пьет, — твердо возразил Майка. А насчет парней даже и спорить не стал. Ну сходила она куда-то с одним однокурсником, потом с другим — и что? По крайней мере, с Ларри Эсмондом она не хороводилась, и слава богу. Это у нее, видимо, был случайный каприз.

Он вернулся в кухню, достал из шкафчика дуршлаг. «Чи-иснок! — произнес он с наилучшим своим французским акцентом. — Адин чи-иснок для адин сала-ат».

Но по-настоящему увлечься этой игрой не удалось.